Страница:
– Есть в истории России периоды более загадочные. А самый загадочный – Смутное время, – говорил Серега, поднимаясь с Сашей в лифте. – Только мало что известно.
Отрывки всякие, эпизоды, мифы… А все почему? Потому что документов не осталось.
Вдруг он остановился. Саша шел позади и чуть не налетел на Серегу.
– Смотри-ка, – тихо сказал сосед.
В холле было пусто. Только за столом сидели чехи и "Рая в пуховом платке". Они сосредоточенно играли. Что-то заставило Сашу стоять и несколько секунд глядеть на них.
Люди просто сидели за столом и играли в карты, но Сашу эта нехитрая картинка вечернего курортного быта поразила. Поразила разница в выражениях лиц. Разница между тем, как эти лица выглядели полтора часа тому назад, и тем, как они выглядели сейчас.
На лицах чехов не было и тени высокомерия, ни тени сомнения в способности советской туристки играть в преферанс. Они теперь поглядывали на Раю уважительно. По-партнерски, на равных. На Сашу с Серегой чехи внимания не обратили, они были поглощены игрой. Старший что-то сказал Рае, та коротко ответила. Другой чех внимательно посмотрел на женщину и сделал запись на листе бумаги.
И "Рая в пуховом платке" за эти полтора часа изменилась необыкновенно. Она сидела вполоборота к Саше, и он от души подивился, наблюдая ее лицо и позу.
Худенькая женщина в немодной одежде, нелепых сапогах и дурацких очках в темной массивной оправе, делавших ее похожей на сову, сидела, непринужденно откинувшись на спинку стула, и смотрела на партнеров лениво и чуть насмешливо. Как сытая кошка на мышку.
На следующий вечер чехи Раю ждали. Едва она вошла в холл, все трое встали, коротко поклонились, сказали "добри вечер", и один из них придвинул стул, когда женщина садилась. Она кивком поблагодарила, и Саша опять подивился – "Рая в пуховом платке" вела себя совершенно свободно. Это, казалось, была совсем не та женщина, что в первый день стеснялась справиться у администраторов насчет телефона. Саша уже знал, что накануне Рая обыграла чехов.
Группа же, между тем, странным образом воодушевилась, видя, как соотечественница на равных играет с иностранцами. Если бы принято было "болеть" во время преферанса, то "болели" бы за Раю громко и единодушно.
– Раюша вчера обставила чехословаков! – восхищенно рассказала за завтраком Лена с Трехгорки. – Они поразились. Комплименты ей делали…
Иваныч с бородачем, играя в шахматы, ободрительно посматривали на "Раю в пуховом платке".
– Показывает Раиса, что советские не лыком шиты, – довольно приговаривал старшой. – Наш человек все умеет. Надо – на лыжах едет – это, понятное дело, относилось к Саше, – надо – в преферанс всех обыграет. Товарищеский, так сказать, матч…
На лыжи эта женщина не встала ни разу. С утра уходила гулять по лесу. Торопясь к подъемнику, Саша видел между сосен фигуру в темной синтетической шубе и светлом пуховом платке. Однажды, возвращаясь после катания в отель, он столкнулся с Раей возле ларька с сувенирами. Женщина стояла на дорожке и, не отрываясь, глядела на верхушки сосен. На блеклом, остроносом лице было выражение абсолютного покоя и умиротворения.
– Вы, я смотрю, не катаетесь, – сказал Саша. – С телефоном разобрались?
– С телефоном? Ах, да. Разобралась. Я дочку на свою маму оставила. У меня дочке пять лет. Она проболела всю осень, в детсад не ходила, – сказала женщина и с любопытством посмотрела на Сашу. – У вас лыжи хорошие. Я в этом ничего не понимаю, но нашим какие-то старенькие выдают, а вы привезли хорошие, красивые. А я не катаюсь, ни к чему мне это. Да тут и так хорошо. Тишина какая… Воздух необыкновенный.
– Вы москвичка? – спросил Саша и снял с плеча лыжи.
Они пошли рядом по дорожке.
– Нет, я из Владимира, – ответила Рая, нагнулась, слепила снежок и, неловко размахнувшись, бросила в сосну. – Три года толком в отпуске не была. Бухучет преподаю в техникуме, и в школе рабочей молодежи у меня десять часов в неделю. А летом – участок, у нас шесть соток за городом. Свои овощи, витамины, для дочки это очень важно. Профсоюз выделил путевку, муж уговорил поехать. Он сам-то сейчас в командировке, в Тюмени. За дочку волнуюсь, она пневмонию перенесла.
Звоню домой через день. Мне тут и без лыж хорошо. Отдыхаю, как никогда. Погода чудесная, место очень красивое.
– Вы хорошо в преферанс играете, – вежливо сказал Саша. – Чехи вас зауважали.
– Они тоже неплохо играют, – ровно сказала женщина. – Только немного суетятся. А преферанс – игра спокойная.
Когда Рая играла с чехами в четвертый раз, Саша заметил, что в холле непривычно людно. Хорошо одетые, холеные люди сидели на диванах и в креслах. Деликатно, стараясь не отвлекать играющих, тихо разговаривали на немецком и чешском. Люди пришли посмотреть, как русская обыгрывает чехов.
Саша даже заметил одного явного чеха, который болел за Раю.
– Фандим рускэму мужству, – в какой-то момент сказал тот чех своей девушке.
"Ну прямо матч Карпов – Корчной", – с удивлением подумал Саша.
Атмосфера в отеле изменилась за эти три вечера. Ей-богу, изменилась. А может быть, Саше только так показалось. Но когда "Рая в пуховом платке" проходила по фойе, администраторши поднимали головы и провожали ее взглядом. Возле подъемника Саша услышал краем уха: "Last night in the hotel… She looks like a hundred percent widow but she's a high class gambler…" Старший чех (Саша уже знал, что его зовут Зденек Янда, он профессор математики из Брно, а его приятеля зовут Ладислав Швалковски, он художник-модельер из Братиславы, в Боровец ездят пятый год, у себя дома считаются хорошими преферансистами, – чехи рассказали это Рае, она – Лене с Трехгорки, а Лена уже доложила все Саше с Серегой) предложил играть по леву. Рая равнодушно согласилась.
– Невади вам, же си запалим, слечно Рая? – спросил младший чех.
– Можно ему закурить? – перевел старший.
– Конечно, – кивнула Рая. – Играем?
Через три часа Рая встала от стола, в холле зааплодировали. "Рая в пуховом платке" смущенно улыбнулась, взяла со стола деньги и негромко сказала:
– Пан Швалковски, вы получили паровоз на мизере из-за того, что не успели пронести трефу. А вы, пан Янда, – вы что же, хотели посадить меня на распасах с восьмерной на руках? Это смешно, уж извините. Я бы не дала вам пронести бубей.
Это же чистая математика, пан Янда.
Старший чех сокрушенно покачал головой.
Слух о странной русской прошел по отелю. Ну, казалось бы, – какое дело туристам из ФРГ и Соединенного Королевства до каких-то преферансистов? Но нет! Это был своеобразный триумф. О том, как туристка из Советского Союза в пух и прах обыграла трех опытных чехов, узнали все. Узнали немцы, датчане, администраторы, официанты, лыжники и электрики с сантехниками. Узнали горнолыжные инструкторы, англичане, сотрудники "Балкантура" и гиды. Раин выигрыш определенно стал событием сезона в Боровце. Главным событием сезона восемьдесят четвертого года стал разгром, который тихая, невыразительная женщина в массивных очках устроила двум подтянутым, седым, моложавым чехам.
Когда после четвертой игры Рая уходила из холла в половине первого ночи, серьезные чехи, сказав почти хором "на схледаноу, слечно Рая", почтительно провожали ее стоя. А люди, набившиеся в холл, восхищенно шептались ей в спину.
Утром началось что-то совсем удивительное. За завтраком официант, широко улыбаясь, сказал нашим:
– Радваме се, че ви виждаме! Добро утро, товарищи… Да ви е сладко. Сегодня у нас на обед будут национални блюда – плато от кашкавал асорти и свинска пържола… Това е вкусно.
А второй официант сам подливал нашим чай и какао, когда видел, что у человека опустела кружка.
Саша зашел в лыжехранилище, чтобы подзакрутить крепеж на Серегиных лыжах. Серега жаловался накануне, что лыжа отстегивается. Саша достал из кармана складной нож с отверткой и вошел. Наши привычно разбирали свое барахло у длинной стойки.
Вдруг Саша сунул нож в карман, шагнул к длинному мужику, который ведал здесь инвентарем, и неожиданно сказал:
– Слушайте, товарищ. А дайте-ка нашей группе оборудование поприличнее…
Длинный недоуменно посмотрел на Сашу и пробормотал:
– Момент, моля… Почакайте.
Потом вопросительно посмотрел на коллегу за стойкой. Тот потер густую, черную щетину на подбородке и крикнул длинному:
– Дай за друга ски, Петр! Те советски от хотел "Рила"!
И сделал такой жест, будто сдавал карты.
Длинный оживился и с готовностью сказал Саше:
– Не се тревожете. Няма проблема, братушка!
Он торопливо ушел к небритому, и через минуту нашим стали подавать через стойку "Эланы" и "Саломоны". И ботинки – "Нордика" и "Россиньоль". Наши оживленно зашумели, стали примерять.
"Вот чудеса-то", – подумал Саша.
Он совершенно точно знал, что если бы попросил заменить инвентарь тремя днями раньше, ничего из этого не вышло бы. Длинный сделал бы пустые глаза и ответил бы "няма за лъжи".
Во время посадки в гондолы Саша слышал в многоголосом гомоне, сквозь "битте" и "плиз", – "Пожалуйста… Пожалуйста… Не торопитесь, садитесь удобно…" Чудеса продолжались. Наверху их встретил товарищ Кралев. Инструктор улыбался и торопливо шел к ним по снегу.
– Сегодня мы устроим небольшое соревнование, да, – энергично сказал он. – Я уже поставил трассу, да.
Кралев махнул рукой в сторону склона, где на особенно пологом участке торчали разноцветные вешки.
– Вы все уже достаточно подготовлены, да. Сейчас у нас будет настоящий слалом, – говорил болгарин с неподдельным задором. – Я объясняю за правила, и вы соревнуетесь, да. Это, конечно, не настоящий спорт, мы с вами как бы играем.
Победитель получит приз. Мы с коллегой будем судить.
И он показал на другого инструктора. Тот тоже улыбался.
– Ты понял?! – с восторгом спрашивал вечером Серега. – Нет, ты понял?! Она посадила всех на жопу! Она посадила всех на жопу, и наших зауважали! А как халдеи теперь себя ведут, а? Как в отеле "Хилтон"! Как в ресторане "Максим". И между прочим, они вполне искренне себя ведут. Они хорошие ребята. И никаких чаевых, оказывается, не нужно. И Кралев приятный мужик – какой чемпионат нашим устроил! Какие спортивные страсти кипели! Иваныч первое место занял, счастлив был, как ребенок. Ходит теперь гоголем, всем приз свой показывает. Напялил этот колпак и не снимает. И на ночь, наверное, не снимет. Лыжи нашим выдали нормальные. Ты обрати внимание – они все хорошие люди. И халдеи, и Кралев, и эта дылда в лыжехранилище. А чехи – ну просто красавцы! Старший чех Раисе сегодня розы принес. Где взял, интересно? Видишь – люди, которые нас окружают, вовсе не так плохи, как нам кажется, когда мы раздражены или голодны. Их надо только чуть-чуть встряхнуть иной раз. Надо удивить, привести в чувство. Посадить на жопу.
И по прошествии многих лет, уже побывав в самых разных странах и повидав самых разных людей, Саша всегда помнил, как неприметная "училка" в убогих войлочных сапогах, в немодных очках и деревенском пуховом платке одним своим умением играть в преферанс изменила атмосферу горного отеля.
Саша стал взрослым и тертым, он катался на лыжах в Цель-ам-Зее и Шамбери, в Червинье и Давосе, он имел дело с такими типами, что только дух захватывало, у него были преданные друзья и непридуманные, серьезные враги, он повидал людей и мир. Но эту историю он не забывал никогда. Помнил, какой незначительный рычаг, какой слабый толчок понадобился для того, чтобы провернулось балаганное колесо, показывающее разнообразные картинки жизни. Он помнил, как серенькая провинциальная бухгалтерша всего лишь хорошо поиграла в карты, – и люди переменились.
В автобусе, по дороге в аэропорт, Саша подсел к Рае. Кресло рядом с ней пустовало, поскольку Лена с Трехгорки пошла назад, к Иванычу. Тот накануне купил целую кипу журналов "Burda moden" – для жены, она у него была мастерица шить.
Сейчас Лена сидела рядом с Иванычем и, забыв обо всем, листала журналы.
– Не помешаю?
– Пожалуйста. Садитесь.
– Рая, а вас будут встречать в Москве?
– Ну что вы. У меня в Москве родственников нет, – сказала Рая и тонким указательным пальцем поправила очки.
– А когда вы в Калугу поедете?
– Во Владимир.
– Во Владимир, да, извините. Когда у вас поезд?
– Утром поеду, электричкой в десять двадцать. А… Да вы не беспокойтесь, Саша, – сказала женщина, сообразив, к чему эти расспросы, и благодарно улыбнувшись. – Я у Лены переночую, в Бескудниково. Ее муж будет встречать, на машине. У нее муж инкассатор, он ее на служебной машине встретит. Мы давно договорились, что я у нее переночую.
– Хорошо, – кивнул Саша. – Я просто подумал, что, может, вам в Москве остановиться негде. Хорошо.
Они помолчали. За окнами автобуса плыл серый весенний пейзаж. Из скрытых динамиков трудноразличимо за шумом мотора звучала "АББА" – "Thank you for a music, the songs I'm singing…" – Рая, я вот спросить вас хотел, – помявшись, сказал Саша. – Почему вы так хорошо в преферанс играете? Нет, ей-богу… Согласитесь, не совсем обычно, чтобы женщина так хорошо играла в преферанс. А?
Рая легко вздохнула, коротко усмехнулась, сняла очки, потерла пальцами переносицу и посмотрела на Сашу.
"Черт меня раздери, да ей лет тридцать, не больше! – подумал он. – Просто она одевается идиотски. А лицо у нее тонкое и интересное. Глаза большие, серые – ей не эта уродская оправа нужна, ей нужна стрекозиная серебристая оправа с "хамелеоновыми" стеклами. Ей нужны строгий, стальной брючный костюм и духи "Сальвадор Дали"… Ее бы, училку, отдать на неделю Наташкиной сестричке. Верка бы из нее сделала Соню Рикель. Рублей за триста одела бы так, что любая кинозвезда отдыхает. В женщине главное что? Главное – изюмина, точно? А в этой серенькой мышке изюмина есть. Еще какая есть в ней изюмина. Кто сказал, что умная женщина – это плохо?" Только умные женщины бывают "самыми-самыми" – это Саша уже знал. Знал уже в свои сопливые двадцать три года.
Рая поправила на плечах пуховый платок, словно закутываясь в него, и опять усмехнулась.
– Это потрясающе, – сказала она. – Вы знаете, Саша, у вас сейчас такое выражение лица… Я вообще замечала это за мужчинами. Когда мужчины видят женщину, которая умеет хорошо водить машину или, как в моем случае, хорошо играет в карты, или может починить пылесос, у них делается замечательно удивленное лицо. Такое настороженно беспомощное. Так большие собаки выглядят, когда справляют нужду.
Саша крякнул и заерзал в кресле.
– Ладно, я вам открою глаза, – добродушно сказала Рая. – С чехами все было очень просто. Они неплохо играют, но это было избиение младенцев. Из них один Зденек играл по-настоящему сильно, это понятно – математик. Я, наверное, не стала бы с ними садиться, да и не было у меня поначалу особого желания играть, я в Боровце великолепно отдыхала, блаженствовала, бездельничала… Лет пять уже так не отдыхала. А чехи… Самодовольством своим они меня разозлили, вот я их и высекла. Я мастер спорта, Саша. По шахматам. Я шахматистка, председатель шахматного клуба у нас во Владимире. Играю в шахматы с семи лет. А преферанс для шахматистов, Саша, – это такое специфическое хобби. Мы все играем в преферанс.
И, как сами понимаете, играем очень хорошо. Я вот слышала, что многие хорошие скрипачи прекрасно играют на гитаре. Паганини, к примеру, написал множество гитарных пьес. А мы играем в преферанс. Когда собираемся вместе, то почти всегда играем. Саша, у чехов не было никаких шансов.
– М-да-а, – потрясенно промычал Саша.
Все оказалось просто. Логично, объяснимо и даже скучновато. Ну да. Все понятно – мастер спорта по шахматам, практически профессиональная преферансистка, у чехов не было никаких шансов. Все было понятно и логично, однако у Саши возникло ощущение, будто при нем из жилетного кармана вынули живого кролика.
– Какая у нас хорошая подобралась группа. А, Саша? – вдруг сказала Рая. – Вы знаете, я ведь чувствовала, как все сопереживают. Так приятно было…
Таможенник равнодушно посмотрел на Сашину сумку и кивнул – проходите, мол, порядок.
Серега уже стоял невдалеке и ждал Сашу.
– Серега, меня друзья встречают, мы тебя подвезем, – сказал Саша.
Он уже углядел за барьером Сеньку и Вову Гариваса. Раз Сенька приехал встречать Сашу – значит, он раскочегарил отцовскую "Победу".
– Спасибо, Сань, – сказал Серега. – Меня подруга встречает. Вон стоит.
Саша с легкой досадой подумал, что Наташка тоже могла бы его встретить. И тут же увидел Наташку. Увидел темноволосую головку рядом с Сенькиным плечом и почувствовал, что сейчас бросит сумку, лыжи и, сметая все на своем пути, побежит к Наташке.
– Серега, давай… – торопливо сказал он, схватил Серегину руку, пожал, забросил на плечо чехол с лыжами (в чехле лежали две пары лыж – "Атомики" и "Россиньоли" без крепежа, которые Саше подарил Благоев), взял сумку и суетливо пошел к выходу.
Наташка смотрела на него из-за стеклянной стены, что-то неслышно говорила и махала рукой.
– Пока, Серега! Завтра увидимся в институте! – крикнул Саша, обернувшись. – Я все помню, завтра принесу "Корни дуба". А ты не забудь про те пушки!.. (Серега позавчера рассказал Саше про классную книжку Алистера Маклина – "Пушки острова Наварон". У него она была, обещал дать почитать.) С группой Саша простился пять минут назад. Иваныч сказал – мол, даст Саше такую характеристику, что Сашу назначат послом в США. Еще позвал Сашу на охоту.
Сказал, что они с начальником охраны завода Валерой Карловым – отличным мужиком, бывшим флотским, штангистом и тоже, кстати, любителем преферанса – каждый год ездят на Муромщину, на лося, и Сашу возьмут с собой непременно.
Наташка подбежала к Саше, обняла, прилипла, поцеловала в ухо. Сенька с Гаривасом деликатно ждали поодаль. Саша бережно отстранил Наташку, шагнул к друзьям, обнял Сеньку, пожал руку Гаривасу.
– Сень, ты на машине? – спросил Саша.
– Это не машина, – ухмыляясь ответил Сенька. – Это история отечественного автомобилестроения! Мы с папой вчера на спор замазали – заведу или не заведу.
Завел, елки зеленые! Вдохнул жизнь в агрегат, так сказать! Заставил воспрять бездушный механизм, елки зеленые!
– Завтра пятница, старик, – сказал Гаривас и взял у Саши чехол с лыжами. – Собираемся у Сени. Никон приедет, Бравик, Мишка с Полетаевым подтянутся. Все расскажешь. Как покатался расскажешь, как заграницу посмотрел. "Зенит" загнал?
– Загнал в лучшем виде, – Саша кивнул и обнял Наташку за плечи. – Все сделал, как ты велел, Вова.
Они пошли к выходу. Сенька забрал у Саши сумку и пропустил вперед Наташку.
– Все хорошо было? – негромко спросил Сенька.
Саша мечтательно улыбнулся. Он вышел из здания аэропорта под серое, низкое московское мартовское небо, с удовольствием вдохнул холодный влажный воздух, пахнущий автобусным выхлопом, грязноватым, просевшим снегом и Родиной, мать ее так… За Сашиной спиной шли люди, тащили сумки и чемоданы, катили багажные тележки. И люди из Сашиной группы были где-то там, среди толчеи "Шереметьево-2".
Самые разные тут были люди. Советские и несоветские. Разные. На лицо ужасные, добрые внутри.
– Все было отлично, – ответил Саша. – Группа была – пиздец… Хорошие люди.
Завтра на Метростроевской собираемся? Я с Наташкой приду, ты не против? Такой салат приготовлю – умрешь… "Шопски салат" называется, мне официант рецепт дал… Ну, где ты поставил свою историю отечественного автомобилестроения?
Новые Черемушки, апрель 200…
"ВСЕ ЖДАЛИ ГАРИВАСА"
Отрывки всякие, эпизоды, мифы… А все почему? Потому что документов не осталось.
Вдруг он остановился. Саша шел позади и чуть не налетел на Серегу.
– Смотри-ка, – тихо сказал сосед.
В холле было пусто. Только за столом сидели чехи и "Рая в пуховом платке". Они сосредоточенно играли. Что-то заставило Сашу стоять и несколько секунд глядеть на них.
Люди просто сидели за столом и играли в карты, но Сашу эта нехитрая картинка вечернего курортного быта поразила. Поразила разница в выражениях лиц. Разница между тем, как эти лица выглядели полтора часа тому назад, и тем, как они выглядели сейчас.
На лицах чехов не было и тени высокомерия, ни тени сомнения в способности советской туристки играть в преферанс. Они теперь поглядывали на Раю уважительно. По-партнерски, на равных. На Сашу с Серегой чехи внимания не обратили, они были поглощены игрой. Старший что-то сказал Рае, та коротко ответила. Другой чех внимательно посмотрел на женщину и сделал запись на листе бумаги.
И "Рая в пуховом платке" за эти полтора часа изменилась необыкновенно. Она сидела вполоборота к Саше, и он от души подивился, наблюдая ее лицо и позу.
Худенькая женщина в немодной одежде, нелепых сапогах и дурацких очках в темной массивной оправе, делавших ее похожей на сову, сидела, непринужденно откинувшись на спинку стула, и смотрела на партнеров лениво и чуть насмешливо. Как сытая кошка на мышку.
На следующий вечер чехи Раю ждали. Едва она вошла в холл, все трое встали, коротко поклонились, сказали "добри вечер", и один из них придвинул стул, когда женщина садилась. Она кивком поблагодарила, и Саша опять подивился – "Рая в пуховом платке" вела себя совершенно свободно. Это, казалось, была совсем не та женщина, что в первый день стеснялась справиться у администраторов насчет телефона. Саша уже знал, что накануне Рая обыграла чехов.
Группа же, между тем, странным образом воодушевилась, видя, как соотечественница на равных играет с иностранцами. Если бы принято было "болеть" во время преферанса, то "болели" бы за Раю громко и единодушно.
– Раюша вчера обставила чехословаков! – восхищенно рассказала за завтраком Лена с Трехгорки. – Они поразились. Комплименты ей делали…
Иваныч с бородачем, играя в шахматы, ободрительно посматривали на "Раю в пуховом платке".
– Показывает Раиса, что советские не лыком шиты, – довольно приговаривал старшой. – Наш человек все умеет. Надо – на лыжах едет – это, понятное дело, относилось к Саше, – надо – в преферанс всех обыграет. Товарищеский, так сказать, матч…
На лыжи эта женщина не встала ни разу. С утра уходила гулять по лесу. Торопясь к подъемнику, Саша видел между сосен фигуру в темной синтетической шубе и светлом пуховом платке. Однажды, возвращаясь после катания в отель, он столкнулся с Раей возле ларька с сувенирами. Женщина стояла на дорожке и, не отрываясь, глядела на верхушки сосен. На блеклом, остроносом лице было выражение абсолютного покоя и умиротворения.
– Вы, я смотрю, не катаетесь, – сказал Саша. – С телефоном разобрались?
– С телефоном? Ах, да. Разобралась. Я дочку на свою маму оставила. У меня дочке пять лет. Она проболела всю осень, в детсад не ходила, – сказала женщина и с любопытством посмотрела на Сашу. – У вас лыжи хорошие. Я в этом ничего не понимаю, но нашим какие-то старенькие выдают, а вы привезли хорошие, красивые. А я не катаюсь, ни к чему мне это. Да тут и так хорошо. Тишина какая… Воздух необыкновенный.
– Вы москвичка? – спросил Саша и снял с плеча лыжи.
Они пошли рядом по дорожке.
– Нет, я из Владимира, – ответила Рая, нагнулась, слепила снежок и, неловко размахнувшись, бросила в сосну. – Три года толком в отпуске не была. Бухучет преподаю в техникуме, и в школе рабочей молодежи у меня десять часов в неделю. А летом – участок, у нас шесть соток за городом. Свои овощи, витамины, для дочки это очень важно. Профсоюз выделил путевку, муж уговорил поехать. Он сам-то сейчас в командировке, в Тюмени. За дочку волнуюсь, она пневмонию перенесла.
Звоню домой через день. Мне тут и без лыж хорошо. Отдыхаю, как никогда. Погода чудесная, место очень красивое.
– Вы хорошо в преферанс играете, – вежливо сказал Саша. – Чехи вас зауважали.
– Они тоже неплохо играют, – ровно сказала женщина. – Только немного суетятся. А преферанс – игра спокойная.
Когда Рая играла с чехами в четвертый раз, Саша заметил, что в холле непривычно людно. Хорошо одетые, холеные люди сидели на диванах и в креслах. Деликатно, стараясь не отвлекать играющих, тихо разговаривали на немецком и чешском. Люди пришли посмотреть, как русская обыгрывает чехов.
Саша даже заметил одного явного чеха, который болел за Раю.
– Фандим рускэму мужству, – в какой-то момент сказал тот чех своей девушке.
"Ну прямо матч Карпов – Корчной", – с удивлением подумал Саша.
Атмосфера в отеле изменилась за эти три вечера. Ей-богу, изменилась. А может быть, Саше только так показалось. Но когда "Рая в пуховом платке" проходила по фойе, администраторши поднимали головы и провожали ее взглядом. Возле подъемника Саша услышал краем уха: "Last night in the hotel… She looks like a hundred percent widow but she's a high class gambler…" Старший чех (Саша уже знал, что его зовут Зденек Янда, он профессор математики из Брно, а его приятеля зовут Ладислав Швалковски, он художник-модельер из Братиславы, в Боровец ездят пятый год, у себя дома считаются хорошими преферансистами, – чехи рассказали это Рае, она – Лене с Трехгорки, а Лена уже доложила все Саше с Серегой) предложил играть по леву. Рая равнодушно согласилась.
– Невади вам, же си запалим, слечно Рая? – спросил младший чех.
– Можно ему закурить? – перевел старший.
– Конечно, – кивнула Рая. – Играем?
Через три часа Рая встала от стола, в холле зааплодировали. "Рая в пуховом платке" смущенно улыбнулась, взяла со стола деньги и негромко сказала:
– Пан Швалковски, вы получили паровоз на мизере из-за того, что не успели пронести трефу. А вы, пан Янда, – вы что же, хотели посадить меня на распасах с восьмерной на руках? Это смешно, уж извините. Я бы не дала вам пронести бубей.
Это же чистая математика, пан Янда.
Старший чех сокрушенно покачал головой.
Слух о странной русской прошел по отелю. Ну, казалось бы, – какое дело туристам из ФРГ и Соединенного Королевства до каких-то преферансистов? Но нет! Это был своеобразный триумф. О том, как туристка из Советского Союза в пух и прах обыграла трех опытных чехов, узнали все. Узнали немцы, датчане, администраторы, официанты, лыжники и электрики с сантехниками. Узнали горнолыжные инструкторы, англичане, сотрудники "Балкантура" и гиды. Раин выигрыш определенно стал событием сезона в Боровце. Главным событием сезона восемьдесят четвертого года стал разгром, который тихая, невыразительная женщина в массивных очках устроила двум подтянутым, седым, моложавым чехам.
Когда после четвертой игры Рая уходила из холла в половине первого ночи, серьезные чехи, сказав почти хором "на схледаноу, слечно Рая", почтительно провожали ее стоя. А люди, набившиеся в холл, восхищенно шептались ей в спину.
Утром началось что-то совсем удивительное. За завтраком официант, широко улыбаясь, сказал нашим:
– Радваме се, че ви виждаме! Добро утро, товарищи… Да ви е сладко. Сегодня у нас на обед будут национални блюда – плато от кашкавал асорти и свинска пържола… Това е вкусно.
А второй официант сам подливал нашим чай и какао, когда видел, что у человека опустела кружка.
Саша зашел в лыжехранилище, чтобы подзакрутить крепеж на Серегиных лыжах. Серега жаловался накануне, что лыжа отстегивается. Саша достал из кармана складной нож с отверткой и вошел. Наши привычно разбирали свое барахло у длинной стойки.
Вдруг Саша сунул нож в карман, шагнул к длинному мужику, который ведал здесь инвентарем, и неожиданно сказал:
– Слушайте, товарищ. А дайте-ка нашей группе оборудование поприличнее…
Длинный недоуменно посмотрел на Сашу и пробормотал:
– Момент, моля… Почакайте.
Потом вопросительно посмотрел на коллегу за стойкой. Тот потер густую, черную щетину на подбородке и крикнул длинному:
– Дай за друга ски, Петр! Те советски от хотел "Рила"!
И сделал такой жест, будто сдавал карты.
Длинный оживился и с готовностью сказал Саше:
– Не се тревожете. Няма проблема, братушка!
Он торопливо ушел к небритому, и через минуту нашим стали подавать через стойку "Эланы" и "Саломоны". И ботинки – "Нордика" и "Россиньоль". Наши оживленно зашумели, стали примерять.
"Вот чудеса-то", – подумал Саша.
Он совершенно точно знал, что если бы попросил заменить инвентарь тремя днями раньше, ничего из этого не вышло бы. Длинный сделал бы пустые глаза и ответил бы "няма за лъжи".
Во время посадки в гондолы Саша слышал в многоголосом гомоне, сквозь "битте" и "плиз", – "Пожалуйста… Пожалуйста… Не торопитесь, садитесь удобно…" Чудеса продолжались. Наверху их встретил товарищ Кралев. Инструктор улыбался и торопливо шел к ним по снегу.
– Сегодня мы устроим небольшое соревнование, да, – энергично сказал он. – Я уже поставил трассу, да.
Кралев махнул рукой в сторону склона, где на особенно пологом участке торчали разноцветные вешки.
– Вы все уже достаточно подготовлены, да. Сейчас у нас будет настоящий слалом, – говорил болгарин с неподдельным задором. – Я объясняю за правила, и вы соревнуетесь, да. Это, конечно, не настоящий спорт, мы с вами как бы играем.
Победитель получит приз. Мы с коллегой будем судить.
И он показал на другого инструктора. Тот тоже улыбался.
– Ты понял?! – с восторгом спрашивал вечером Серега. – Нет, ты понял?! Она посадила всех на жопу! Она посадила всех на жопу, и наших зауважали! А как халдеи теперь себя ведут, а? Как в отеле "Хилтон"! Как в ресторане "Максим". И между прочим, они вполне искренне себя ведут. Они хорошие ребята. И никаких чаевых, оказывается, не нужно. И Кралев приятный мужик – какой чемпионат нашим устроил! Какие спортивные страсти кипели! Иваныч первое место занял, счастлив был, как ребенок. Ходит теперь гоголем, всем приз свой показывает. Напялил этот колпак и не снимает. И на ночь, наверное, не снимет. Лыжи нашим выдали нормальные. Ты обрати внимание – они все хорошие люди. И халдеи, и Кралев, и эта дылда в лыжехранилище. А чехи – ну просто красавцы! Старший чех Раисе сегодня розы принес. Где взял, интересно? Видишь – люди, которые нас окружают, вовсе не так плохи, как нам кажется, когда мы раздражены или голодны. Их надо только чуть-чуть встряхнуть иной раз. Надо удивить, привести в чувство. Посадить на жопу.
И по прошествии многих лет, уже побывав в самых разных странах и повидав самых разных людей, Саша всегда помнил, как неприметная "училка" в убогих войлочных сапогах, в немодных очках и деревенском пуховом платке одним своим умением играть в преферанс изменила атмосферу горного отеля.
Саша стал взрослым и тертым, он катался на лыжах в Цель-ам-Зее и Шамбери, в Червинье и Давосе, он имел дело с такими типами, что только дух захватывало, у него были преданные друзья и непридуманные, серьезные враги, он повидал людей и мир. Но эту историю он не забывал никогда. Помнил, какой незначительный рычаг, какой слабый толчок понадобился для того, чтобы провернулось балаганное колесо, показывающее разнообразные картинки жизни. Он помнил, как серенькая провинциальная бухгалтерша всего лишь хорошо поиграла в карты, – и люди переменились.
В автобусе, по дороге в аэропорт, Саша подсел к Рае. Кресло рядом с ней пустовало, поскольку Лена с Трехгорки пошла назад, к Иванычу. Тот накануне купил целую кипу журналов "Burda moden" – для жены, она у него была мастерица шить.
Сейчас Лена сидела рядом с Иванычем и, забыв обо всем, листала журналы.
– Не помешаю?
– Пожалуйста. Садитесь.
– Рая, а вас будут встречать в Москве?
– Ну что вы. У меня в Москве родственников нет, – сказала Рая и тонким указательным пальцем поправила очки.
– А когда вы в Калугу поедете?
– Во Владимир.
– Во Владимир, да, извините. Когда у вас поезд?
– Утром поеду, электричкой в десять двадцать. А… Да вы не беспокойтесь, Саша, – сказала женщина, сообразив, к чему эти расспросы, и благодарно улыбнувшись. – Я у Лены переночую, в Бескудниково. Ее муж будет встречать, на машине. У нее муж инкассатор, он ее на служебной машине встретит. Мы давно договорились, что я у нее переночую.
– Хорошо, – кивнул Саша. – Я просто подумал, что, может, вам в Москве остановиться негде. Хорошо.
Они помолчали. За окнами автобуса плыл серый весенний пейзаж. Из скрытых динамиков трудноразличимо за шумом мотора звучала "АББА" – "Thank you for a music, the songs I'm singing…" – Рая, я вот спросить вас хотел, – помявшись, сказал Саша. – Почему вы так хорошо в преферанс играете? Нет, ей-богу… Согласитесь, не совсем обычно, чтобы женщина так хорошо играла в преферанс. А?
Рая легко вздохнула, коротко усмехнулась, сняла очки, потерла пальцами переносицу и посмотрела на Сашу.
"Черт меня раздери, да ей лет тридцать, не больше! – подумал он. – Просто она одевается идиотски. А лицо у нее тонкое и интересное. Глаза большие, серые – ей не эта уродская оправа нужна, ей нужна стрекозиная серебристая оправа с "хамелеоновыми" стеклами. Ей нужны строгий, стальной брючный костюм и духи "Сальвадор Дали"… Ее бы, училку, отдать на неделю Наташкиной сестричке. Верка бы из нее сделала Соню Рикель. Рублей за триста одела бы так, что любая кинозвезда отдыхает. В женщине главное что? Главное – изюмина, точно? А в этой серенькой мышке изюмина есть. Еще какая есть в ней изюмина. Кто сказал, что умная женщина – это плохо?" Только умные женщины бывают "самыми-самыми" – это Саша уже знал. Знал уже в свои сопливые двадцать три года.
Рая поправила на плечах пуховый платок, словно закутываясь в него, и опять усмехнулась.
– Это потрясающе, – сказала она. – Вы знаете, Саша, у вас сейчас такое выражение лица… Я вообще замечала это за мужчинами. Когда мужчины видят женщину, которая умеет хорошо водить машину или, как в моем случае, хорошо играет в карты, или может починить пылесос, у них делается замечательно удивленное лицо. Такое настороженно беспомощное. Так большие собаки выглядят, когда справляют нужду.
Саша крякнул и заерзал в кресле.
– Ладно, я вам открою глаза, – добродушно сказала Рая. – С чехами все было очень просто. Они неплохо играют, но это было избиение младенцев. Из них один Зденек играл по-настоящему сильно, это понятно – математик. Я, наверное, не стала бы с ними садиться, да и не было у меня поначалу особого желания играть, я в Боровце великолепно отдыхала, блаженствовала, бездельничала… Лет пять уже так не отдыхала. А чехи… Самодовольством своим они меня разозлили, вот я их и высекла. Я мастер спорта, Саша. По шахматам. Я шахматистка, председатель шахматного клуба у нас во Владимире. Играю в шахматы с семи лет. А преферанс для шахматистов, Саша, – это такое специфическое хобби. Мы все играем в преферанс.
И, как сами понимаете, играем очень хорошо. Я вот слышала, что многие хорошие скрипачи прекрасно играют на гитаре. Паганини, к примеру, написал множество гитарных пьес. А мы играем в преферанс. Когда собираемся вместе, то почти всегда играем. Саша, у чехов не было никаких шансов.
– М-да-а, – потрясенно промычал Саша.
Все оказалось просто. Логично, объяснимо и даже скучновато. Ну да. Все понятно – мастер спорта по шахматам, практически профессиональная преферансистка, у чехов не было никаких шансов. Все было понятно и логично, однако у Саши возникло ощущение, будто при нем из жилетного кармана вынули живого кролика.
– Какая у нас хорошая подобралась группа. А, Саша? – вдруг сказала Рая. – Вы знаете, я ведь чувствовала, как все сопереживают. Так приятно было…
Таможенник равнодушно посмотрел на Сашину сумку и кивнул – проходите, мол, порядок.
Серега уже стоял невдалеке и ждал Сашу.
– Серега, меня друзья встречают, мы тебя подвезем, – сказал Саша.
Он уже углядел за барьером Сеньку и Вову Гариваса. Раз Сенька приехал встречать Сашу – значит, он раскочегарил отцовскую "Победу".
– Спасибо, Сань, – сказал Серега. – Меня подруга встречает. Вон стоит.
Саша с легкой досадой подумал, что Наташка тоже могла бы его встретить. И тут же увидел Наташку. Увидел темноволосую головку рядом с Сенькиным плечом и почувствовал, что сейчас бросит сумку, лыжи и, сметая все на своем пути, побежит к Наташке.
– Серега, давай… – торопливо сказал он, схватил Серегину руку, пожал, забросил на плечо чехол с лыжами (в чехле лежали две пары лыж – "Атомики" и "Россиньоли" без крепежа, которые Саше подарил Благоев), взял сумку и суетливо пошел к выходу.
Наташка смотрела на него из-за стеклянной стены, что-то неслышно говорила и махала рукой.
– Пока, Серега! Завтра увидимся в институте! – крикнул Саша, обернувшись. – Я все помню, завтра принесу "Корни дуба". А ты не забудь про те пушки!.. (Серега позавчера рассказал Саше про классную книжку Алистера Маклина – "Пушки острова Наварон". У него она была, обещал дать почитать.) С группой Саша простился пять минут назад. Иваныч сказал – мол, даст Саше такую характеристику, что Сашу назначат послом в США. Еще позвал Сашу на охоту.
Сказал, что они с начальником охраны завода Валерой Карловым – отличным мужиком, бывшим флотским, штангистом и тоже, кстати, любителем преферанса – каждый год ездят на Муромщину, на лося, и Сашу возьмут с собой непременно.
Наташка подбежала к Саше, обняла, прилипла, поцеловала в ухо. Сенька с Гаривасом деликатно ждали поодаль. Саша бережно отстранил Наташку, шагнул к друзьям, обнял Сеньку, пожал руку Гаривасу.
– Сень, ты на машине? – спросил Саша.
– Это не машина, – ухмыляясь ответил Сенька. – Это история отечественного автомобилестроения! Мы с папой вчера на спор замазали – заведу или не заведу.
Завел, елки зеленые! Вдохнул жизнь в агрегат, так сказать! Заставил воспрять бездушный механизм, елки зеленые!
– Завтра пятница, старик, – сказал Гаривас и взял у Саши чехол с лыжами. – Собираемся у Сени. Никон приедет, Бравик, Мишка с Полетаевым подтянутся. Все расскажешь. Как покатался расскажешь, как заграницу посмотрел. "Зенит" загнал?
– Загнал в лучшем виде, – Саша кивнул и обнял Наташку за плечи. – Все сделал, как ты велел, Вова.
Они пошли к выходу. Сенька забрал у Саши сумку и пропустил вперед Наташку.
– Все хорошо было? – негромко спросил Сенька.
Саша мечтательно улыбнулся. Он вышел из здания аэропорта под серое, низкое московское мартовское небо, с удовольствием вдохнул холодный влажный воздух, пахнущий автобусным выхлопом, грязноватым, просевшим снегом и Родиной, мать ее так… За Сашиной спиной шли люди, тащили сумки и чемоданы, катили багажные тележки. И люди из Сашиной группы были где-то там, среди толчеи "Шереметьево-2".
Самые разные тут были люди. Советские и несоветские. Разные. На лицо ужасные, добрые внутри.
– Все было отлично, – ответил Саша. – Группа была – пиздец… Хорошие люди.
Завтра на Метростроевской собираемся? Я с Наташкой приду, ты не против? Такой салат приготовлю – умрешь… "Шопски салат" называется, мне официант рецепт дал… Ну, где ты поставил свою историю отечественного автомобилестроения?
Новые Черемушки, апрель 200…
"ВСЕ ЖДАЛИ ГАРИВАСА"
"Поминутно жалуются, что у нас нет людей практических, что политических людей, например, много, генералов тоже много; разных управляющих, сколько бы ни понадобилось, сейчас можно найти каких угодно – а практических людей нет…" Ф.М.Достоевский "Идиот" Галка, стоя в проеме балконной двери, махнула рукой, подзывая Вацека, – он встал с дивана и пробрался между гостями.
– Устал, Вацек? – спросила Галка. – Что-то у тебя глазоньки не смотрят.
– Не выспался, – ответил Вацек.
– У тебя все авралы?
– Авралы, – сказал Вацек. – Всегда авралы. Специфика работы. Знаешь, как у нас: пока не сверстано, я курю. А когда сверстано – подайте макет.
– Уложить тебя? – спросила Галка.
– Вот еще! Что я – ползунок?.. Где ты меня тут уложишь? Давай выпьем.
Галка протянула ему стакан с красным вином.
– А ты? – спросил Вацек, приняв у нее стакан.
– Вот, – она показала свой.
Они стояли на балконе, над крышами Новых Черемушек воздух синел и сгущался.
Галка созвала гостей к пяти, непривычно рано, потому что на этот раз она устраивала не обычную вечеринку, а настоящий прием – с долгим осмотром ее новой квартиры, с ахами и охами, со сменой блюд и танцами.
Из квартиры шел многоголосый гомон, Конрой в этом гомоне был слышнее остальных.
– Скоро он начнет петь, – сказал Вацек и сделал глоток.
– Прекрасно.
– А петь он любит вместе со мной.
– Ничего, – благодушно сказала Галка. – Не убудет тебя.
– Ну, ты довольна? – спросил Вацек.
– Боже мой, – с чувством сказала Галка. – Ты представить себе не можешь, что это за счастье! Мой дом! Господи, мой дом!
– Поди в долгах, как в шелках?
– Плевать, – беспечно сказала Галка. – Мой дом. А ты чего пригорюнился, Вацек?
– Нет, все в порядке. Знаешь, меня такое зло берет, когда я вижу, какие простые вещи делают нас счастливыми. А еще от того, когда они делают нас счастливыми.
Всего лишь своя собственная квартира. Всего лишь стены, пол, потолок, немного мебели… И добрый, умный, красивый человек счастлив, как ребенок. Свой дом – чудесно. Но так радоваться хочется от другого.
– От того, как пассат поет в снастях? – засмеялась Галка.
Вацек пожал плечами.
– Да. – Галка взяла у Вацека сигарету. – Я тоже когда-то поеживалась, глядя на тех, кто упоенно достраивал дачи. Тоже думала, что уж это-то фуфло в моей жизни много места занимать не будет. А потом выяснилось, что писать кандидатскую в коммуналке очень неудобно. И сохранить человеческое достоинство, проводя в общественном транспорте по три часа в день, – тоже непросто. Затруднительно.
– Реалии, в бога душу мать! – вздохнул Вацек.
– Мне сорок два, и никаких пассатов. И плевать. Мой дом.
– За твой дом, – сказал Вацек.
Они отсалютовали друг другу стаканами и выпили сладкого массандровского портвейна.
Вацек подумал, что кабы не бунтарная Галкина натура, то не пришлось бы ей жить в коммуналке. Галка, родив своих близнецов, в дым рассорилась с родителями, ушла из генеральской квартиры на Куусинена к отцу близнецов, после все-таки вышла за него замуж. Закончилось все это комнатой на Соколе – там близнецы и росли.
– У пацанов – по комнате, – сказала Галка.
Вацек восхищенно поднял брови – "ну надо же!" – однако спохватился:
– Постой. Тут же всего две комнаты. А ты?
– Ты неисправим, Вацек, – Галка покачала головой. – У меня собственная кухня.
Четырнадцать квадратных метров. Сто пятьдесят квадратных футов.
– А кто это с Ванькой?
– Не знаю… Барышня… Лида. Нет, Лиза. Тебе-то что за дело?
– А Тёмка почему один?
– Марта уехала в Прагу, к своим. Я слышала, ты будешь теперь работать у Тёмы?
– Да, – сказал Вацек. – Тёма теперь будет завсектором. А я – его замом.
– Странная у вас контора, – сказала Галка.
– Да брось, – Вацек скривился. – Ничего странного.
Он обернулся и посмотрел через оконное стекло на Тёму Белова. Тёма обнимал за плечи Сашу Берга и что-то говорил Конрою. Конрой уже взял гитару и крутил колки.
– А где Гаривас? – спросил Вацек.
– Не знаю, – ответила Галка.
– Но ты его звала?
– Я два раза звала его автоответчик.
– Может, его в Москве нет?
– Может, его нет в Москве. Может, его несколько дней нет дома. Кошка по имени Гаривас, которая гуляет сама по себе. Может быть, он очень занят. Может быть, болен. Может быть, он – последнее говно.
– Так, – сказал Вацек, – чего мы стоим? Я стулья принесу.
Гариваса он видел в редакции позавчера. Гаривас без придирок завизировал обложку и ни словом не обмолвился о приглашении к Галке.
Вацек осторожно поставил стакан на пол и шагнул в комнату.
– Вацлав! – требовательно рявкнул из-за стола Конрой. – Милый Вацлав! Где вы?
– Где надо, – буркнул Вацек и стал протискиваться вдоль стола за спинами гостей.
– Вы не с нами, Вацлав, – грустно сказал Конрой. – А кто не с нами – тот против нас.
Вацек увидел, что его друг Конрой благополучно вплыл в свою песенно-афористичную фазу. Предстояла еще агрессивно-полемическая фаза, и до нее оставалось буквально три-четыре рюмки.
– Миха, дай стул, – попросил Вацек.
Майкл встал и пересел на диван.
– Слышь, – сказал он, – а Гаривас где? Он будет?
– Не знаю, – сказал Вацек. – Будет, наверное.
Он взял стул, поднял над головой и стал пробираться к балкону – Поет твой дружок? – спросила Галка.
– Начинает, – сказал Вацек.
За столом запели Конрой с Тёмой: "Один интеллигент влюбился в тетю Зину. Сломал он ей диван и швейную машину. И кое-что еще, чего ломать не надо, и кое-что еще, о чем сказать нельзя…" – О чем тебя Майкл спросил? – Галка склонила голову к плечу и прищурилась.
– Устал, Вацек? – спросила Галка. – Что-то у тебя глазоньки не смотрят.
– Не выспался, – ответил Вацек.
– У тебя все авралы?
– Авралы, – сказал Вацек. – Всегда авралы. Специфика работы. Знаешь, как у нас: пока не сверстано, я курю. А когда сверстано – подайте макет.
– Уложить тебя? – спросила Галка.
– Вот еще! Что я – ползунок?.. Где ты меня тут уложишь? Давай выпьем.
Галка протянула ему стакан с красным вином.
– А ты? – спросил Вацек, приняв у нее стакан.
– Вот, – она показала свой.
Они стояли на балконе, над крышами Новых Черемушек воздух синел и сгущался.
Галка созвала гостей к пяти, непривычно рано, потому что на этот раз она устраивала не обычную вечеринку, а настоящий прием – с долгим осмотром ее новой квартиры, с ахами и охами, со сменой блюд и танцами.
Из квартиры шел многоголосый гомон, Конрой в этом гомоне был слышнее остальных.
– Скоро он начнет петь, – сказал Вацек и сделал глоток.
– Прекрасно.
– А петь он любит вместе со мной.
– Ничего, – благодушно сказала Галка. – Не убудет тебя.
– Ну, ты довольна? – спросил Вацек.
– Боже мой, – с чувством сказала Галка. – Ты представить себе не можешь, что это за счастье! Мой дом! Господи, мой дом!
– Поди в долгах, как в шелках?
– Плевать, – беспечно сказала Галка. – Мой дом. А ты чего пригорюнился, Вацек?
– Нет, все в порядке. Знаешь, меня такое зло берет, когда я вижу, какие простые вещи делают нас счастливыми. А еще от того, когда они делают нас счастливыми.
Всего лишь своя собственная квартира. Всего лишь стены, пол, потолок, немного мебели… И добрый, умный, красивый человек счастлив, как ребенок. Свой дом – чудесно. Но так радоваться хочется от другого.
– От того, как пассат поет в снастях? – засмеялась Галка.
Вацек пожал плечами.
– Да. – Галка взяла у Вацека сигарету. – Я тоже когда-то поеживалась, глядя на тех, кто упоенно достраивал дачи. Тоже думала, что уж это-то фуфло в моей жизни много места занимать не будет. А потом выяснилось, что писать кандидатскую в коммуналке очень неудобно. И сохранить человеческое достоинство, проводя в общественном транспорте по три часа в день, – тоже непросто. Затруднительно.
– Реалии, в бога душу мать! – вздохнул Вацек.
– Мне сорок два, и никаких пассатов. И плевать. Мой дом.
– За твой дом, – сказал Вацек.
Они отсалютовали друг другу стаканами и выпили сладкого массандровского портвейна.
Вацек подумал, что кабы не бунтарная Галкина натура, то не пришлось бы ей жить в коммуналке. Галка, родив своих близнецов, в дым рассорилась с родителями, ушла из генеральской квартиры на Куусинена к отцу близнецов, после все-таки вышла за него замуж. Закончилось все это комнатой на Соколе – там близнецы и росли.
– У пацанов – по комнате, – сказала Галка.
Вацек восхищенно поднял брови – "ну надо же!" – однако спохватился:
– Постой. Тут же всего две комнаты. А ты?
– Ты неисправим, Вацек, – Галка покачала головой. – У меня собственная кухня.
Четырнадцать квадратных метров. Сто пятьдесят квадратных футов.
– А кто это с Ванькой?
– Не знаю… Барышня… Лида. Нет, Лиза. Тебе-то что за дело?
– А Тёмка почему один?
– Марта уехала в Прагу, к своим. Я слышала, ты будешь теперь работать у Тёмы?
– Да, – сказал Вацек. – Тёма теперь будет завсектором. А я – его замом.
– Странная у вас контора, – сказала Галка.
– Да брось, – Вацек скривился. – Ничего странного.
Он обернулся и посмотрел через оконное стекло на Тёму Белова. Тёма обнимал за плечи Сашу Берга и что-то говорил Конрою. Конрой уже взял гитару и крутил колки.
– А где Гаривас? – спросил Вацек.
– Не знаю, – ответила Галка.
– Но ты его звала?
– Я два раза звала его автоответчик.
– Может, его в Москве нет?
– Может, его нет в Москве. Может, его несколько дней нет дома. Кошка по имени Гаривас, которая гуляет сама по себе. Может быть, он очень занят. Может быть, болен. Может быть, он – последнее говно.
– Так, – сказал Вацек, – чего мы стоим? Я стулья принесу.
Гариваса он видел в редакции позавчера. Гаривас без придирок завизировал обложку и ни словом не обмолвился о приглашении к Галке.
Вацек осторожно поставил стакан на пол и шагнул в комнату.
– Вацлав! – требовательно рявкнул из-за стола Конрой. – Милый Вацлав! Где вы?
– Где надо, – буркнул Вацек и стал протискиваться вдоль стола за спинами гостей.
– Вы не с нами, Вацлав, – грустно сказал Конрой. – А кто не с нами – тот против нас.
Вацек увидел, что его друг Конрой благополучно вплыл в свою песенно-афористичную фазу. Предстояла еще агрессивно-полемическая фаза, и до нее оставалось буквально три-четыре рюмки.
– Миха, дай стул, – попросил Вацек.
Майкл встал и пересел на диван.
– Слышь, – сказал он, – а Гаривас где? Он будет?
– Не знаю, – сказал Вацек. – Будет, наверное.
Он взял стул, поднял над головой и стал пробираться к балкону – Поет твой дружок? – спросила Галка.
– Начинает, – сказал Вацек.
За столом запели Конрой с Тёмой: "Один интеллигент влюбился в тетю Зину. Сломал он ей диван и швейную машину. И кое-что еще, чего ломать не надо, и кое-что еще, о чем сказать нельзя…" – О чем тебя Майкл спросил? – Галка склонила голову к плечу и прищурилась.