Страница:
"слабость", допускаемая как компромисс, "лучше, чем блуд"... И тот же
Апостол, который в одном месте назвал брак тайной во Христе, -- в другом
месте сказал совсем другие слова: лучше вступать в брак, чем разжигаться, то
есть превратил брак просто в какой-то паллиатив блуда. Вполне понятно, что
при таком условии брак как таинство и не вошел в жизнь. В самом деле,
посмотри с какой легкостью отказываются от него верующие люди. Почему это?
Потому что они чувствуют его ненужность. Разве может верующий человек не
крестить своего ребенка? Нет! Но жить вне брака -- это для него вполне
возможно. Потому, что таинства брака в жизни нет. И как только юридическая и
бытовая сторона брака потеряла свой смысл -- стало очевидно, что в нем нет
никакого религиозного содержания. Оно просто не нужно. Не нужно потому, что
и по учению Церкви ничего на самом деле в супружеской жизни не менялось, не
перерождалось, не освящалось в браке, а как было, так и оставалось скверной.
И я стою в полном недоумении, что же такое, в конце концов, таинство брака?
Духовник. Ты не прав во всем, что касается церковного учения. И прав во
всем, что касается нашей действительности. В учении Церкви о браке нет
никакой двойственности, а в действительной жизни страшное искажение этого
учения, создающее подобие какой-то двойственности и в церковном учении.
Святость брака признается Церковью безусловно и безоговорочно. Отношение к
браку как к скверне осуждено Церковью и названо ересью. Но есть два пути --
путь девства и путь брачной жизни. Церковь признает первый более совершенным
потому, что он открывает возможность большей близости к Богу. Но такое
признание двух путей и предпочтение девства супружеству -- совсем не есть
"двойственность". И меньшее совершенство в отношении большего совсем не есть
"скверна". Ведь то же самое видим мы и в вопросе о жизни вообще. Там тоже
есть два пути -- монашеский и мирской. И хотя возможно спасение и в
монашестве, и в миру, но первый путь выше. Поэтому ты совершенно неправильно
понимаешь слова Ап. Павла: "лучше вступать в брак, нежели разжигаться".
Здесь вовсе не "паллиатив" против явного блуда. Апостол говорит следующее:
есть два пути -- девство и брак. Лучше избрать путь девства. Но не все могут
идти этим путем. Тогда, встав на путь внешнего девства, можно погибнуть во
внутреннем пороке, разжигания похоти При таком положении лучше избрать менее
совершенный путь, но тоже святой -- путь брака.
Наконец, двойственность усматриваешь ты и в молитвах Церкви в сороковой
день. Эти молитвы касаются того первородного греха, который запечатлен в
нашем рождении. Это вовсе не есть молитва от скверны брачных отношений,
которые благословлены Богом, а молитва от осквернения действующего в нас
первородного греха, который мы все же несем и который запечатлен в нашем
рождении и в нашей плоти.
Но ты вполне прав, что учение Церкви извращено в жизни. Это извращение
касается непонимания внутренних условий для действенности таинства брака,
которые требуются от верующих и вступающих в брак. Каждое таинство может
быть совершено властию Церкви, но действенность преподанной в таинстве
благодати зависит от внутреннего состояния души человека. Крещение дает
человеку благодать нового рождения. Но при неверии это рождение не создает
новой жизни, потому что оно будет мертвым. И брак дает благодать,
перерождающую воду естественно-природного влечения -- в вино таинственного
соединения двух в единую плоть. Но если не будет в браке любви, если жена
будет "чужой женщиной", а не любимой той любовью, которая подобна, по словам
Апостола, любви Христа и Церкви, -- благодать окажется бездейственной, а
брак, хотя и законный в церковном смысле, и потому не блудный, но мертвый, и
семья -- мирским делом, а не домашнею Церковью. Ведь если крещеный, то есть
получивший благодать рождения свыше, может быть хуже, чем некрещеный, то и
живущие в браке могут быть хуже, чем вне брака, но это вовсе не значит, что
не надо креститься и не надо венчаться. А значит совсем другое: надо
креститься и венчаться, имея те внутренние условия -- веру в крещение, любовь
в браке, чтобы не бесплодной была в нас получаемая благодать и в крещении, и
в браке.
Да, ты прав, когда говоришь о легкости, с которой готовы отказаться
верующие от этого таинства, и верно указываешь причину -- она заключается в
том, что большинством верующих брак не усвоился как таинство, и они мало
чувствовали в нем благодатные основания для семьи, и потому, когда брак
потерял свой юридический и бытовой смысл, он для них стал казаться ненужным.
Но виноваты в этом люди, а не учение Церкви. Итак, твои смущения в вопросе о
браке есть результат отчасти неправильного понимания учения Церкви, отчасти
смешения этого учения с действительностью. Церковь ясно безо всякой
двойственности считает брак святым таинством и брачный путь благословляет не
как компромисс, а как путь, угодный Богу, хотя и признает девство более
совершенным. Искаженное понимание брака коренится в полном забвении тех
внутренних условий, которые необходимы для того, чтобы была действенной
благодать брака.
Неизвестный. Я вообще удовлетворен твоими объяснениями, они разрешают
кажущееся противоречие в церковном учении и дают внутреннее понимание
уклонений от этого учения в действительной жизни. Теперь я хотел бы
несколько слов сказать о таинствах Миропомазания и Елеосвящения, которые
кажутся мне просто ненужными.
Духовник. Я уверен, что и здесь учение Церкви вполне удовлетворит тебя.
Неизвестный. Возможно.
Духовник. Почему же эти таинства кажутся тебе ненужными?
Неизвестный. Вот почему. Таинство Миропомазания мне представляется
ненужным потому, что оно повторяет то, что дано уже в крещении. Ведь человек
переродился. Ему дана благодать для новой чистой духовной жизни. К чему же
еще специальное таинство, какие-то специальные сверхъестественные силы! Для
чего? Раз уж дана человеку перерождающая его благодать, остальное, то есть
действенность в его жизни этой благодати, зависит от него самого. По-моему,
вообще благодать одна --один Бог, одна в Нем сила. И все эти отдельные
частные ее виды в разных таинствах кажутся мне измышлениями человеческого
ума, привыкшего к "деланиям".
Таинство Елеосвящения представляется мне особенно странным. Ведь
Церковь молится о больных, очевидно веруя, что Бог слышит и исполняет эти
молитвы. Зачем же таинство? Почему без особого священнодействия и
помазывания маслом нельзя просить Бога об исцелении? Зачем тут нужна
какая-то особая благодать?
Духовник. Прежде всего заметь себе, что и по церковному учению
благодать одна в смысле того Источника, который ее дает: "Дары различны, но
Дух один и тот же..." (1 Кор. 12, 4). "Каждому же из нас дана благодать по
мере дара Христова" (Еф. 4, 7).
Так же различны дары благодати и в таинствах, хотя Дух один и тот же.
Теперь рассмотрим таинство Миропомазания. Да, рождение свыше, внутренне
новое бытие через таинственное присоединение к Церкви, то есть к Телу
Христову -- совершилось в Крещении. Дана благодать для того, чтобы встать на
путь спасения. Это один дар. Но ведь этим внутренним рождением человек не
изъят из вещественного мира. Он, родившись свыше, продолжает жить в среде
естественного природного бытия, и стихии мира стремятся загасить эту вновь
затеплившуюся духовную жизнь. Наш ум, наши чувства, наша воля все время
подвержены опасности сделаться достоянием не этого вновь рожденного
человека, а того ветхого человека, который, пока на земле, заключен в нашей
плоти. Нужна "печать дара Духа Святого", которая дала бы силы этому вновь
рожденному Благодатию Божией человеку по-новому мыслить, по-новому
чувствовать, по-новому действовать, по-новому видеть, слышать, ощущать весь
мир. Вот эта печать Духа Святого как бы восполняет таинство Крещения, в
котором вновь рожден человек, и преподается Церковью в таинстве
Миропомазания, обычно не отдельном от Крещения. Отказаться от этого таинства
-- значит отказаться от той полноты даров Духа Святого, которые по милости
своей дает Господь.
Неизвестный. Разве этой полноты нет в Крещении?
Духовник. Нет, подобно тому, как рождение и начало физической жизни еще
не есть полное развитие организма.
Неизвестный. Другими словами, от Крещения -- духовное рождение, от
Миропомазания -- духовный рост?
Духовник. Совершенно верно.
Неизвестный. Теперь я понимаю это. Но Елеосвящение? То, что сказал ты о
миропомазании, не отвечает на вопрос о Елеосвящении.
Духовник. Конечно. Вопрос об этом таинстве связан с вопросом об
отношении Церкви к нашим физическим немощам. Медицина различает разные
физические причины человеческих заболеваний. А Церковь различает разные
духовные причины. Болезни бывают, как наказание, как вразумление, как
испытание терпения и веры, -- но все они имеют в своем основании каши грехи,
начиная с греха первородного, и в этом смысле болезнь -- начало физической
смерти. В связи с разными духовными причинами болезни могут быть и самые
различные обращения к Богу со стороны болящих. Церковь, молясь за
Богослужением об исцелении в немощах лежащих, полагает, что акт веры и
любви, который свидетельствуется Церковью в этой молитве, -- восполняет то,
что хочет Господь от души болящего человека. И Господь дает ему
выздоровление. Но иногда такая молитва отдельных людей и всей Церкви бывает
недостаточна. Болезнь продолжается. Господь как бы призывает человека к
чему-то большему. Посещает его этой болезнью. Хочет от него или покаяния,
или исправления, или веры, или терпения. Человек сознает это, но чувствует
себя духовно слабым, ему нужна особая благодатная помощь. И тогда он
испрашивает у Церкви таинство святого елея. Это таинство в одно и то же
время и покаяние, и молитва об исцелении, и обет по выздоровлении посвятить
свою жизнь Богу, и испрашивание благодати Божией, которая дала бы силы
исполнить все это. Прочти молитвы, которые произносит священник во время
совершения этого таинства: "Исцели раба твоего от обдержаща его телесныя и
духовныя немощи и оживотвори его благодатию Христа Твоего"... "Яко да
возстав рукою Твоею крепкою поработает Тебе со всяким благодарением"...
"Рабу Твоему в немощи духовной и телесной сущему исцеление даруй, подая ему
оставление грехов и прощение согрешений вольных же и невольных..."
Неужели ты не видишь здесь разницы с простою молитвою о болящих? Здесь
не только молитва, здесь покаяние, обещание и просьба о благодатной помощи,
если исцеление будет дано. Как же можно говорить, что таинство это не нужно!
Так можно говорить, только никогда не болев или никогда не переживая
болезнь, как переживают ее люди веры.
Неизвестный. Но однако не всегда исцеляются после этого таинства.
Духовник. Не всегда. Но что это показывает? Конечно, не, ненужность
таинства. Это показывает, что Господь положил взять душу данного человека и
пресечь его земную жизнь. Почему Господь так положил, мы не знаем. Такова
Его святая воля. Но знаем и веруем, что Всеведущий и Милосердный Господь
всегда пресекает земную жизнь человека в момент, наилучший для его спасения,
а потому просьба болящего о продлении жизни бывает иногда просьбой младенца,
который не знает сам, что для него лучше, и потому просьба такая не
исполняется Богом.
Неизвестный. Может быть... Может быть, это и так...
Духовник. Какие же еще у тебя сомнения?
Неизвестный. Прежде чем говорить о самом главном -- еще несколько слов о
таинстве Покаяния. О таинстве Рукоположения я говорить не буду. Я признаю,
что раз есть иерархия, то должно быть и особое священнодействие, при котором
передаются иерархические права, а значит и силы для их осуществления. Но вот
таинство Исповеди. Оно-то зачем? Разве человек не может раскаяться и
получить прощение прямо от Бога? Зачем тут: "прощаю и разрешаю"? Неужели без
этого Бог не может простить грешника? И потом, какая благодать передается
человеку в таинстве Исповеди? Ему прощают грехи, которые почему-то не мог
простить непосредственно сам Бог? Вот и все. Почему же таинство?
Духовник. Ты ставишь вопрос так: может ли человек покаяться перед Богом
сам? Может. Может ли Бог простить грешника? Может. Но может ли это раскаяние
и это прощение заменить таинство? Не может. Почему? Во-первых, потому, что
Церковь прощает грехи не только в меру принесенного покаяния, а в
значительной степени в долг. Исаак Сирии говорит, что человек, сподобившийся
видеть свои грехи, блаженнее сподобившегося видеть Ангела. Так трудно
вполне, по-настоящему увидеть свой грех. Церковь властию, которая дана ее
иерархии, как бы восполняя немощность покаяния, снимает тяжесть греха
полностью. Прощает Господь Иисус Христос "благодатию и щедротами своего
человеколюбия", а священник свидетельствует об этом и поданной ему властью
от лица Церкви Христовой не только прощает, но и разрешает, то есть
освобождает от этого греха человеческую душу. Во-вторых. Не достаточно,
чтобы грех был прощен и душа освобождена от него. Человек должен еще
воссоединиться с Церковью. То разъединение, которое произошло в момент
греха, должно быть уничтожено, и полное единство с Церковью, необходимое для
таинства причащения, восстановлено действием особой благодати прощения. Вот
это право разрешить или связать грех и даровано иерархии. То очищение от
греха, которое необходимо для восстановления единства с Церковью, может дать
только сама Церковь.
Неизвестный. Опять ты принуждаешь меня признаться, что мои сомнения
явились результатом не вполне точного знания церковного учения.
Духовник. Я очень рад, что ты сознаешь это. Но ты пока ничего не сказал
о таинстве Евхаристии. А признаться, я ждал, что ты с этого начнешь. Здесь
сомнения всего более естественны.
Неизвестный. И ты не ошибся. Самые серьезные сомнения мои действительно
касаются этого таинства. И в этом смысле, может быть, я и должен был --бы
начать с них. Но я сделал наоборот. Я отложил их на конец. Мне казалось, что
если все другие сомнения мои получат свое разрешение, тогда как бы ослабнут
они и в отношении этого таинства. Отчасти так оно и случилось. Но все же
многое осталось. Ты будешь говорить со мной об этом теперь же или отложим до
следующего раза?
Духовник. Нет, говори сейчас.
Неизвестный. Таинство Евхаристии -- это нечто совершенно иное, чем все
остальные таинства. Там речь шла о передаче сверхъестественной силы в форме
совершенно естественных внешних священнодействий. Не то в таинстве
Причащения. Здесь я должен верить не только в невидимое и сверхъестественное
соединение со Христом через невидимую благодатную силу, но должен верить в
это, что кажущаяся естественная внешняя форма -- как хлеб и вино, -- на самом
деле нечто совсем другое, уже не хлеб и вино, а каким-то чудом
пресуществившееся истинное Тело и истинная Кровь Христа. Я должен поверить в
нечто ужасное и совершенно невероятное и при этом съесть кусок этого Тела и
глотнуть Крови для "действительного соединения со Христом"! Здесь во мне
протестует решительно все. Во-первых, ум. Каким образом хлеб и вино,
нисколько не меняясь по своему внешнему виду, -- могут оказаться на самом
деле уже не хлебом и вином, а Телом и Кровью? Во-вторых, протестует чувство.
Чем-то чудовищным представляется мне это проглатывание Тела и Крови, если
действительно такое пресуществление совершается. Наконец, протестует здравый
смысл, который опять-таки спрашивает: да зачем все это нужно? Неужели
"единение со Христом" требует такой вещественной и странной внешней формы,
этого проглатывания кусочка Христа? Неужели эта дикая и почти безобразная
нелепость, явно попавшая в христианство по невежеству и под влиянием
языческих культов, тоже "святая истина", в защиту которой можно сказать
что-либо разумное?
Духовник. Да. Святая Истина. Больше того. Без таинства Евхаристии -- нет
христианства, нет Церкви, нет спасения. Ты говоришь -- чудо. Да, чудо. Но
чудо, которое постоянно совершается в Церкви и даровано ей навсегда. И если
бы мы имели все остальное, что дает нам Церковь, но не имели бы таинства
Причащения --мы были подобно богачу, которому дано войти в роскошный дворец и
пользоваться всеми сокровищами в нем, но у которого отнята жизнь. Ты
спрашиваешь, что можно сказать разумное в оправдание нашей веры? Не
невежественные люди и не языческие жрецы, а Сам Господь сказал Своим
ученикам: "...истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына
Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни". "Ибо плоть
моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий мою плоть и
пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем" (Ин. 6, 53, 55-56). И на
тайной вечери, "когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и,
раздавая ученикам, сказал: "...приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв
чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь
Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов" (Мф. 26,
26-28).
Неизвестный. Я знаю эти слова, но их невозможно понимать буквально.
Иначе получается абсурд.
Духовник. В таинстве Евхаристии все непостижимо для разума. Все кажется
ему абсурдом. Страшный соблазн для ума и испытание для веры. Но тем более
нельзя все извращать, приноравливаясь к пониманию "здравого смысла". Вот ты
говоришь, что частица причастия -- это "кусочек Христа". Ты говоришь так
потому, что к непостижимому для разума таинству Евхаристии применяешь
исчисление раздробленных частиц вещественного хлеба по законам "здравого
смысла". На самом же деле в каждом Агнце в различных храмах совершенной
литургии и в каждой частице этих раздробленных Агнцев, по учению Церкви,
содержится весь Христос, а не какая-либо его часть. Мы уже знаем с тобой,
как ум привержен к делению и как он упирается принять истину единства. Но
эта истина, сущность которой лежит в особом значении числа в невещественном
мире, все же остается непреложной истиной и тогда, когда мы говорим о
единстве Церкви, состоящей из многих членов, и о единстве Христа в таинстве
Евхаристии.
Неизвестный. Но ты не отвечаешь на главное.
Духовник. Знаю. Главное твое смущение лежит в другом. К этому я и
перехожу. Как могут хлеб и вино, не меняя своего внешнего вида, стать Телом
и Кровию Христа? Да, непостижимо. Да, чудо. Но не заграждай путь для твоей
веры кощунственными представлениями в угоду все тому же "здравому смыслу".
Говоря о Божественном Теле и о Божественной Крови Христа, не держи перед
собой образ тела и крови, который ты знаешь в физическом мире. Что знаем мы
о сущности вещества, кроме своих о нем представлений? Что познаем мы о
внешнем мире, кроме собственных от него восприятии? А не зная сущности
вещества, как мы можем с дерзостью отвергать учение Церкви о пресуществлении
этой непостижимой сущности вещества хлеба и вещества вина в Божественное и
непостижимое для нас Тело и Кровь Христову? Почему тебя смущает, что это
таинственное изменение не влечет для тебя изменения и внешних твоих
восприятии, и ты по-прежнему продолжаешь видеть хлеб и вино, -- когда ты не
знаешь сущности того и другого и не знаешь, что именно произошло в этом
отношении в момент пресуществления? Ведь внешний вид одного и того же
вещества с одной и той же сущностью может быть разным даже в физическом мире
-- так вода по существу остается водой и когда она течет, и когда она имеет
вид льда, и когда превращается в пар. Значит, внешняя форма не безусловно
связана с сущностью вещества. Почему же твой разум не может допустить
обратное: сохранение внешне одинаковой формы при изменении сущности, как это
происходит в таинстве Евхаристии? Но, по-видимому, самое решающее для тебя
"ненужность" таинства. Оно для тебя -- не только "дикая и безобразная
нелепость", но, главное -- нелепость излишняя, никакою ценою не
оправдываемая, и потому ты спрашиваешь: "Неужели единство со Христом требует
такой вещественной и страшной внешней формы?"
Для нас же, верующих людей, как раз наоборот. Все теоретические
сомнения исчезают не столько от доводов разума, сколько от полноты
чувствования. И мы не столько признаем, сколько чувствуем то значение,
которое имеет это таинство для нашей внутренней жизни. Слова Христа: "Ядущий
Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем", -- для каждого
верующего человека подтверждаются его личным опытом. Почему же это так? Что
такое таинство Евхаристии по своему внутреннему значению? Тело и Кровь
Христа Спасителя, которые мы вкушаем в таинстве, есть Тело за нас ломимое и
Кровь за нас изливаемая, то есть Голгофская искупительная жертва. В
Божественной Евхаристии дана нам Голгофа в таинстве. В основе Голгофы, как
видели мы с тобой при рассмотрении догмата Искупления, лежит Божественная
любовь. И величайшая милость Божия к нам заключается в том, что в сем
страшном таинстве дана нам возможность не в чаяниях наших, а в непостижимой
реальности, в условиях нашего вещественного бытия, -- сделаться причастниками
этой Голгофской жертвы и Божественной любви. Для нас, верующих, в таинстве
Евхаристии мы соединяемся существенно со Христом, то есть соединяемся всем
существом нашим, а не только умом или душою. Евхаристия --это основа того
реального единства, которое чаем во всеобщем воскресении, ибо в
пресуществлении даров и в нашем причащении -- залог нашего спасения и
воскресения не только духовного, но и телесного. Таинство Евхаристии --
истинный источник жизни, потому что в момент причащения по несказанной любви
Божией к нам, недостойным, Христос пребывает в нас, а мы в нем. Это огонь,
попаляющий все наши согрешения и дающий нам благодатную возможность жить во
Христе. Вот что такое таинство Евхаристии, и вот о чем говоришь ты как о
"ненужной, дикой и безобразной нелепости".
Неизвестный. То, что сейчас говоришь ты, я так бы не назвал.
Духовник. Да. Я уверен в этом. Но что же ты можешь сказать еще?
Неизвестный. О таинствах я сказал все.
Духовник. Тогда выслушай меня. Не раз я говорил тебе, что истинность
церковного учения подтверждается не столько логическими доказательствами,
сколько внутренним опытом. И если ты постараешься вознестись духом до
созерцания той Истины, которая теперь открыта перед тобой в учении о
таинствах, я уверен, что ты почувствуешь тот благоговейный трепет, который
укрепит твою веру более, чем все логические доказательства, взятые вместе.
Логика действенна только тогда, когда есть общие положения, признаваемые
обеими сторонами. Тогда одна из сторон может условно сказать: если ты
признаешь эти положения, то логически обязан признать и проистекающие из них
выводы. Поэтому с людьми неверующими, но признающими свободу воли, различие
добра и зла и какой бы то ни было "смысл жизни" как основные посылки, можно
вести логический спор и доказывать им, что эти основные посылки логически
приводят к истинам веры. Но для людей неверующих и не признающих этих
основных посылок, невозможны вообще никакие доказательства, ни логические,
ни опытные. Они прячутся от Истины в убежища абсолютного скептицизма и стоят
на почве ужасающего безразличия. Вся жизнь человека и все явления вселенной
сводятся ими к физико-химическим "процессам", они смело принимают все
абсурдные выводы, которые следуют из этого положения и не желают считаться с
данными внутреннего опыта. И мертвая душа их находит удовлетворение в
мертвом мировоззрении, лишающим всякого смысла человеческую и мировую жизнь.
Если человек скажет: "На свете ничего не существует", -- как ему можно
сказать, что он говорит нелепость? Ты покажешь ему солнце, предложишь ему
осязать окружающее предметы. А он скажет тебе: "Солнца никакого нет и
никаких окружающих предметов не существует". Какой логикой и каким опытом
можно опровергнуть эти нелепые слова? Для людей абсолютного неверия и для
людей абсолютной веры доказательства одинаково не нужны. Для первых они
бесполезны, а для вторых -- излишне Но ведь несчастных абсолютных безбожников
-- единицы, а абсолютная вера -- благодатный удел святости. Громадное
большинство неверующих людей в большей или меньшей степени сомневаются в
своем неверии, и многие верующие нуждаются в укреплении своей веры. Поэтому
все что можно сказать от логики и от опыта имеет свое значение и для
искренних безбожников, и для самых искренних исповедников веры.
Мы уже видели с тобой, что все религиозные истины, кроме логики, имеют
за собой и внутренний опыт верующих душ. Учение о таинства особенно богато
этим. Ведь таинства -- это та благодатная жизнь, которая нас уже здесь
соединяет с Жизнью Божественной. Таинства -- это светлое небо на грешной
земле, это наступившее обетование. Это то, что нашу веру облекает в плоть и
кровь, что, как огонь, согревает холод душ наших, что размягчает окамененное
нечувствие наших сердец. Это тот невечерний свет, который озаряет
застилающий нас мрак... И посмотри, какая в них мудрость какая в них правда,
какая радость! Воистину нисшел к нам Дух Утешитель, о котором сказал Господь
своим ученикам. Таинства Церкви объемлют все существо наше, дают новое
рождение, дают силы жить новою жизнью. Исцеляют немощи. Омывают грехи.
Благословляют семейную жизнь. Существенно соединяют со Христом через
Апостол, который в одном месте назвал брак тайной во Христе, -- в другом
месте сказал совсем другие слова: лучше вступать в брак, чем разжигаться, то
есть превратил брак просто в какой-то паллиатив блуда. Вполне понятно, что
при таком условии брак как таинство и не вошел в жизнь. В самом деле,
посмотри с какой легкостью отказываются от него верующие люди. Почему это?
Потому что они чувствуют его ненужность. Разве может верующий человек не
крестить своего ребенка? Нет! Но жить вне брака -- это для него вполне
возможно. Потому, что таинства брака в жизни нет. И как только юридическая и
бытовая сторона брака потеряла свой смысл -- стало очевидно, что в нем нет
никакого религиозного содержания. Оно просто не нужно. Не нужно потому, что
и по учению Церкви ничего на самом деле в супружеской жизни не менялось, не
перерождалось, не освящалось в браке, а как было, так и оставалось скверной.
И я стою в полном недоумении, что же такое, в конце концов, таинство брака?
Духовник. Ты не прав во всем, что касается церковного учения. И прав во
всем, что касается нашей действительности. В учении Церкви о браке нет
никакой двойственности, а в действительной жизни страшное искажение этого
учения, создающее подобие какой-то двойственности и в церковном учении.
Святость брака признается Церковью безусловно и безоговорочно. Отношение к
браку как к скверне осуждено Церковью и названо ересью. Но есть два пути --
путь девства и путь брачной жизни. Церковь признает первый более совершенным
потому, что он открывает возможность большей близости к Богу. Но такое
признание двух путей и предпочтение девства супружеству -- совсем не есть
"двойственность". И меньшее совершенство в отношении большего совсем не есть
"скверна". Ведь то же самое видим мы и в вопросе о жизни вообще. Там тоже
есть два пути -- монашеский и мирской. И хотя возможно спасение и в
монашестве, и в миру, но первый путь выше. Поэтому ты совершенно неправильно
понимаешь слова Ап. Павла: "лучше вступать в брак, нежели разжигаться".
Здесь вовсе не "паллиатив" против явного блуда. Апостол говорит следующее:
есть два пути -- девство и брак. Лучше избрать путь девства. Но не все могут
идти этим путем. Тогда, встав на путь внешнего девства, можно погибнуть во
внутреннем пороке, разжигания похоти При таком положении лучше избрать менее
совершенный путь, но тоже святой -- путь брака.
Наконец, двойственность усматриваешь ты и в молитвах Церкви в сороковой
день. Эти молитвы касаются того первородного греха, который запечатлен в
нашем рождении. Это вовсе не есть молитва от скверны брачных отношений,
которые благословлены Богом, а молитва от осквернения действующего в нас
первородного греха, который мы все же несем и который запечатлен в нашем
рождении и в нашей плоти.
Но ты вполне прав, что учение Церкви извращено в жизни. Это извращение
касается непонимания внутренних условий для действенности таинства брака,
которые требуются от верующих и вступающих в брак. Каждое таинство может
быть совершено властию Церкви, но действенность преподанной в таинстве
благодати зависит от внутреннего состояния души человека. Крещение дает
человеку благодать нового рождения. Но при неверии это рождение не создает
новой жизни, потому что оно будет мертвым. И брак дает благодать,
перерождающую воду естественно-природного влечения -- в вино таинственного
соединения двух в единую плоть. Но если не будет в браке любви, если жена
будет "чужой женщиной", а не любимой той любовью, которая подобна, по словам
Апостола, любви Христа и Церкви, -- благодать окажется бездейственной, а
брак, хотя и законный в церковном смысле, и потому не блудный, но мертвый, и
семья -- мирским делом, а не домашнею Церковью. Ведь если крещеный, то есть
получивший благодать рождения свыше, может быть хуже, чем некрещеный, то и
живущие в браке могут быть хуже, чем вне брака, но это вовсе не значит, что
не надо креститься и не надо венчаться. А значит совсем другое: надо
креститься и венчаться, имея те внутренние условия -- веру в крещение, любовь
в браке, чтобы не бесплодной была в нас получаемая благодать и в крещении, и
в браке.
Да, ты прав, когда говоришь о легкости, с которой готовы отказаться
верующие от этого таинства, и верно указываешь причину -- она заключается в
том, что большинством верующих брак не усвоился как таинство, и они мало
чувствовали в нем благодатные основания для семьи, и потому, когда брак
потерял свой юридический и бытовой смысл, он для них стал казаться ненужным.
Но виноваты в этом люди, а не учение Церкви. Итак, твои смущения в вопросе о
браке есть результат отчасти неправильного понимания учения Церкви, отчасти
смешения этого учения с действительностью. Церковь ясно безо всякой
двойственности считает брак святым таинством и брачный путь благословляет не
как компромисс, а как путь, угодный Богу, хотя и признает девство более
совершенным. Искаженное понимание брака коренится в полном забвении тех
внутренних условий, которые необходимы для того, чтобы была действенной
благодать брака.
Неизвестный. Я вообще удовлетворен твоими объяснениями, они разрешают
кажущееся противоречие в церковном учении и дают внутреннее понимание
уклонений от этого учения в действительной жизни. Теперь я хотел бы
несколько слов сказать о таинствах Миропомазания и Елеосвящения, которые
кажутся мне просто ненужными.
Духовник. Я уверен, что и здесь учение Церкви вполне удовлетворит тебя.
Неизвестный. Возможно.
Духовник. Почему же эти таинства кажутся тебе ненужными?
Неизвестный. Вот почему. Таинство Миропомазания мне представляется
ненужным потому, что оно повторяет то, что дано уже в крещении. Ведь человек
переродился. Ему дана благодать для новой чистой духовной жизни. К чему же
еще специальное таинство, какие-то специальные сверхъестественные силы! Для
чего? Раз уж дана человеку перерождающая его благодать, остальное, то есть
действенность в его жизни этой благодати, зависит от него самого. По-моему,
вообще благодать одна --один Бог, одна в Нем сила. И все эти отдельные
частные ее виды в разных таинствах кажутся мне измышлениями человеческого
ума, привыкшего к "деланиям".
Таинство Елеосвящения представляется мне особенно странным. Ведь
Церковь молится о больных, очевидно веруя, что Бог слышит и исполняет эти
молитвы. Зачем же таинство? Почему без особого священнодействия и
помазывания маслом нельзя просить Бога об исцелении? Зачем тут нужна
какая-то особая благодать?
Духовник. Прежде всего заметь себе, что и по церковному учению
благодать одна в смысле того Источника, который ее дает: "Дары различны, но
Дух один и тот же..." (1 Кор. 12, 4). "Каждому же из нас дана благодать по
мере дара Христова" (Еф. 4, 7).
Так же различны дары благодати и в таинствах, хотя Дух один и тот же.
Теперь рассмотрим таинство Миропомазания. Да, рождение свыше, внутренне
новое бытие через таинственное присоединение к Церкви, то есть к Телу
Христову -- совершилось в Крещении. Дана благодать для того, чтобы встать на
путь спасения. Это один дар. Но ведь этим внутренним рождением человек не
изъят из вещественного мира. Он, родившись свыше, продолжает жить в среде
естественного природного бытия, и стихии мира стремятся загасить эту вновь
затеплившуюся духовную жизнь. Наш ум, наши чувства, наша воля все время
подвержены опасности сделаться достоянием не этого вновь рожденного
человека, а того ветхого человека, который, пока на земле, заключен в нашей
плоти. Нужна "печать дара Духа Святого", которая дала бы силы этому вновь
рожденному Благодатию Божией человеку по-новому мыслить, по-новому
чувствовать, по-новому действовать, по-новому видеть, слышать, ощущать весь
мир. Вот эта печать Духа Святого как бы восполняет таинство Крещения, в
котором вновь рожден человек, и преподается Церковью в таинстве
Миропомазания, обычно не отдельном от Крещения. Отказаться от этого таинства
-- значит отказаться от той полноты даров Духа Святого, которые по милости
своей дает Господь.
Неизвестный. Разве этой полноты нет в Крещении?
Духовник. Нет, подобно тому, как рождение и начало физической жизни еще
не есть полное развитие организма.
Неизвестный. Другими словами, от Крещения -- духовное рождение, от
Миропомазания -- духовный рост?
Духовник. Совершенно верно.
Неизвестный. Теперь я понимаю это. Но Елеосвящение? То, что сказал ты о
миропомазании, не отвечает на вопрос о Елеосвящении.
Духовник. Конечно. Вопрос об этом таинстве связан с вопросом об
отношении Церкви к нашим физическим немощам. Медицина различает разные
физические причины человеческих заболеваний. А Церковь различает разные
духовные причины. Болезни бывают, как наказание, как вразумление, как
испытание терпения и веры, -- но все они имеют в своем основании каши грехи,
начиная с греха первородного, и в этом смысле болезнь -- начало физической
смерти. В связи с разными духовными причинами болезни могут быть и самые
различные обращения к Богу со стороны болящих. Церковь, молясь за
Богослужением об исцелении в немощах лежащих, полагает, что акт веры и
любви, который свидетельствуется Церковью в этой молитве, -- восполняет то,
что хочет Господь от души болящего человека. И Господь дает ему
выздоровление. Но иногда такая молитва отдельных людей и всей Церкви бывает
недостаточна. Болезнь продолжается. Господь как бы призывает человека к
чему-то большему. Посещает его этой болезнью. Хочет от него или покаяния,
или исправления, или веры, или терпения. Человек сознает это, но чувствует
себя духовно слабым, ему нужна особая благодатная помощь. И тогда он
испрашивает у Церкви таинство святого елея. Это таинство в одно и то же
время и покаяние, и молитва об исцелении, и обет по выздоровлении посвятить
свою жизнь Богу, и испрашивание благодати Божией, которая дала бы силы
исполнить все это. Прочти молитвы, которые произносит священник во время
совершения этого таинства: "Исцели раба твоего от обдержаща его телесныя и
духовныя немощи и оживотвори его благодатию Христа Твоего"... "Яко да
возстав рукою Твоею крепкою поработает Тебе со всяким благодарением"...
"Рабу Твоему в немощи духовной и телесной сущему исцеление даруй, подая ему
оставление грехов и прощение согрешений вольных же и невольных..."
Неужели ты не видишь здесь разницы с простою молитвою о болящих? Здесь
не только молитва, здесь покаяние, обещание и просьба о благодатной помощи,
если исцеление будет дано. Как же можно говорить, что таинство это не нужно!
Так можно говорить, только никогда не болев или никогда не переживая
болезнь, как переживают ее люди веры.
Неизвестный. Но однако не всегда исцеляются после этого таинства.
Духовник. Не всегда. Но что это показывает? Конечно, не, ненужность
таинства. Это показывает, что Господь положил взять душу данного человека и
пресечь его земную жизнь. Почему Господь так положил, мы не знаем. Такова
Его святая воля. Но знаем и веруем, что Всеведущий и Милосердный Господь
всегда пресекает земную жизнь человека в момент, наилучший для его спасения,
а потому просьба болящего о продлении жизни бывает иногда просьбой младенца,
который не знает сам, что для него лучше, и потому просьба такая не
исполняется Богом.
Неизвестный. Может быть... Может быть, это и так...
Духовник. Какие же еще у тебя сомнения?
Неизвестный. Прежде чем говорить о самом главном -- еще несколько слов о
таинстве Покаяния. О таинстве Рукоположения я говорить не буду. Я признаю,
что раз есть иерархия, то должно быть и особое священнодействие, при котором
передаются иерархические права, а значит и силы для их осуществления. Но вот
таинство Исповеди. Оно-то зачем? Разве человек не может раскаяться и
получить прощение прямо от Бога? Зачем тут: "прощаю и разрешаю"? Неужели без
этого Бог не может простить грешника? И потом, какая благодать передается
человеку в таинстве Исповеди? Ему прощают грехи, которые почему-то не мог
простить непосредственно сам Бог? Вот и все. Почему же таинство?
Духовник. Ты ставишь вопрос так: может ли человек покаяться перед Богом
сам? Может. Может ли Бог простить грешника? Может. Но может ли это раскаяние
и это прощение заменить таинство? Не может. Почему? Во-первых, потому, что
Церковь прощает грехи не только в меру принесенного покаяния, а в
значительной степени в долг. Исаак Сирии говорит, что человек, сподобившийся
видеть свои грехи, блаженнее сподобившегося видеть Ангела. Так трудно
вполне, по-настоящему увидеть свой грех. Церковь властию, которая дана ее
иерархии, как бы восполняя немощность покаяния, снимает тяжесть греха
полностью. Прощает Господь Иисус Христос "благодатию и щедротами своего
человеколюбия", а священник свидетельствует об этом и поданной ему властью
от лица Церкви Христовой не только прощает, но и разрешает, то есть
освобождает от этого греха человеческую душу. Во-вторых. Не достаточно,
чтобы грех был прощен и душа освобождена от него. Человек должен еще
воссоединиться с Церковью. То разъединение, которое произошло в момент
греха, должно быть уничтожено, и полное единство с Церковью, необходимое для
таинства причащения, восстановлено действием особой благодати прощения. Вот
это право разрешить или связать грех и даровано иерархии. То очищение от
греха, которое необходимо для восстановления единства с Церковью, может дать
только сама Церковь.
Неизвестный. Опять ты принуждаешь меня признаться, что мои сомнения
явились результатом не вполне точного знания церковного учения.
Духовник. Я очень рад, что ты сознаешь это. Но ты пока ничего не сказал
о таинстве Евхаристии. А признаться, я ждал, что ты с этого начнешь. Здесь
сомнения всего более естественны.
Неизвестный. И ты не ошибся. Самые серьезные сомнения мои действительно
касаются этого таинства. И в этом смысле, может быть, я и должен был --бы
начать с них. Но я сделал наоборот. Я отложил их на конец. Мне казалось, что
если все другие сомнения мои получат свое разрешение, тогда как бы ослабнут
они и в отношении этого таинства. Отчасти так оно и случилось. Но все же
многое осталось. Ты будешь говорить со мной об этом теперь же или отложим до
следующего раза?
Духовник. Нет, говори сейчас.
Неизвестный. Таинство Евхаристии -- это нечто совершенно иное, чем все
остальные таинства. Там речь шла о передаче сверхъестественной силы в форме
совершенно естественных внешних священнодействий. Не то в таинстве
Причащения. Здесь я должен верить не только в невидимое и сверхъестественное
соединение со Христом через невидимую благодатную силу, но должен верить в
это, что кажущаяся естественная внешняя форма -- как хлеб и вино, -- на самом
деле нечто совсем другое, уже не хлеб и вино, а каким-то чудом
пресуществившееся истинное Тело и истинная Кровь Христа. Я должен поверить в
нечто ужасное и совершенно невероятное и при этом съесть кусок этого Тела и
глотнуть Крови для "действительного соединения со Христом"! Здесь во мне
протестует решительно все. Во-первых, ум. Каким образом хлеб и вино,
нисколько не меняясь по своему внешнему виду, -- могут оказаться на самом
деле уже не хлебом и вином, а Телом и Кровью? Во-вторых, протестует чувство.
Чем-то чудовищным представляется мне это проглатывание Тела и Крови, если
действительно такое пресуществление совершается. Наконец, протестует здравый
смысл, который опять-таки спрашивает: да зачем все это нужно? Неужели
"единение со Христом" требует такой вещественной и странной внешней формы,
этого проглатывания кусочка Христа? Неужели эта дикая и почти безобразная
нелепость, явно попавшая в христианство по невежеству и под влиянием
языческих культов, тоже "святая истина", в защиту которой можно сказать
что-либо разумное?
Духовник. Да. Святая Истина. Больше того. Без таинства Евхаристии -- нет
христианства, нет Церкви, нет спасения. Ты говоришь -- чудо. Да, чудо. Но
чудо, которое постоянно совершается в Церкви и даровано ей навсегда. И если
бы мы имели все остальное, что дает нам Церковь, но не имели бы таинства
Причащения --мы были подобно богачу, которому дано войти в роскошный дворец и
пользоваться всеми сокровищами в нем, но у которого отнята жизнь. Ты
спрашиваешь, что можно сказать разумное в оправдание нашей веры? Не
невежественные люди и не языческие жрецы, а Сам Господь сказал Своим
ученикам: "...истинно, истинно говорю вам: если не будете есть Плоти Сына
Человеческого и пить Крови Его, то не будете иметь в себе жизни". "Ибо плоть
моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие. Ядущий мою плоть и
пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем" (Ин. 6, 53, 55-56). И на
тайной вечери, "когда они ели, Иисус взял хлеб и, благословив, преломил и,
раздавая ученикам, сказал: "...приимите, ядите: сие есть Тело Мое. И, взяв
чашу и благодарив, подал им и сказал: пейте из нее все, ибо сие есть Кровь
Моя Нового Завета, за многих изливаемая во оставление грехов" (Мф. 26,
26-28).
Неизвестный. Я знаю эти слова, но их невозможно понимать буквально.
Иначе получается абсурд.
Духовник. В таинстве Евхаристии все непостижимо для разума. Все кажется
ему абсурдом. Страшный соблазн для ума и испытание для веры. Но тем более
нельзя все извращать, приноравливаясь к пониманию "здравого смысла". Вот ты
говоришь, что частица причастия -- это "кусочек Христа". Ты говоришь так
потому, что к непостижимому для разума таинству Евхаристии применяешь
исчисление раздробленных частиц вещественного хлеба по законам "здравого
смысла". На самом же деле в каждом Агнце в различных храмах совершенной
литургии и в каждой частице этих раздробленных Агнцев, по учению Церкви,
содержится весь Христос, а не какая-либо его часть. Мы уже знаем с тобой,
как ум привержен к делению и как он упирается принять истину единства. Но
эта истина, сущность которой лежит в особом значении числа в невещественном
мире, все же остается непреложной истиной и тогда, когда мы говорим о
единстве Церкви, состоящей из многих членов, и о единстве Христа в таинстве
Евхаристии.
Неизвестный. Но ты не отвечаешь на главное.
Духовник. Знаю. Главное твое смущение лежит в другом. К этому я и
перехожу. Как могут хлеб и вино, не меняя своего внешнего вида, стать Телом
и Кровию Христа? Да, непостижимо. Да, чудо. Но не заграждай путь для твоей
веры кощунственными представлениями в угоду все тому же "здравому смыслу".
Говоря о Божественном Теле и о Божественной Крови Христа, не держи перед
собой образ тела и крови, который ты знаешь в физическом мире. Что знаем мы
о сущности вещества, кроме своих о нем представлений? Что познаем мы о
внешнем мире, кроме собственных от него восприятии? А не зная сущности
вещества, как мы можем с дерзостью отвергать учение Церкви о пресуществлении
этой непостижимой сущности вещества хлеба и вещества вина в Божественное и
непостижимое для нас Тело и Кровь Христову? Почему тебя смущает, что это
таинственное изменение не влечет для тебя изменения и внешних твоих
восприятии, и ты по-прежнему продолжаешь видеть хлеб и вино, -- когда ты не
знаешь сущности того и другого и не знаешь, что именно произошло в этом
отношении в момент пресуществления? Ведь внешний вид одного и того же
вещества с одной и той же сущностью может быть разным даже в физическом мире
-- так вода по существу остается водой и когда она течет, и когда она имеет
вид льда, и когда превращается в пар. Значит, внешняя форма не безусловно
связана с сущностью вещества. Почему же твой разум не может допустить
обратное: сохранение внешне одинаковой формы при изменении сущности, как это
происходит в таинстве Евхаристии? Но, по-видимому, самое решающее для тебя
"ненужность" таинства. Оно для тебя -- не только "дикая и безобразная
нелепость", но, главное -- нелепость излишняя, никакою ценою не
оправдываемая, и потому ты спрашиваешь: "Неужели единство со Христом требует
такой вещественной и страшной внешней формы?"
Для нас же, верующих людей, как раз наоборот. Все теоретические
сомнения исчезают не столько от доводов разума, сколько от полноты
чувствования. И мы не столько признаем, сколько чувствуем то значение,
которое имеет это таинство для нашей внутренней жизни. Слова Христа: "Ядущий
Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне и Я в нем", -- для каждого
верующего человека подтверждаются его личным опытом. Почему же это так? Что
такое таинство Евхаристии по своему внутреннему значению? Тело и Кровь
Христа Спасителя, которые мы вкушаем в таинстве, есть Тело за нас ломимое и
Кровь за нас изливаемая, то есть Голгофская искупительная жертва. В
Божественной Евхаристии дана нам Голгофа в таинстве. В основе Голгофы, как
видели мы с тобой при рассмотрении догмата Искупления, лежит Божественная
любовь. И величайшая милость Божия к нам заключается в том, что в сем
страшном таинстве дана нам возможность не в чаяниях наших, а в непостижимой
реальности, в условиях нашего вещественного бытия, -- сделаться причастниками
этой Голгофской жертвы и Божественной любви. Для нас, верующих, в таинстве
Евхаристии мы соединяемся существенно со Христом, то есть соединяемся всем
существом нашим, а не только умом или душою. Евхаристия --это основа того
реального единства, которое чаем во всеобщем воскресении, ибо в
пресуществлении даров и в нашем причащении -- залог нашего спасения и
воскресения не только духовного, но и телесного. Таинство Евхаристии --
истинный источник жизни, потому что в момент причащения по несказанной любви
Божией к нам, недостойным, Христос пребывает в нас, а мы в нем. Это огонь,
попаляющий все наши согрешения и дающий нам благодатную возможность жить во
Христе. Вот что такое таинство Евхаристии, и вот о чем говоришь ты как о
"ненужной, дикой и безобразной нелепости".
Неизвестный. То, что сейчас говоришь ты, я так бы не назвал.
Духовник. Да. Я уверен в этом. Но что же ты можешь сказать еще?
Неизвестный. О таинствах я сказал все.
Духовник. Тогда выслушай меня. Не раз я говорил тебе, что истинность
церковного учения подтверждается не столько логическими доказательствами,
сколько внутренним опытом. И если ты постараешься вознестись духом до
созерцания той Истины, которая теперь открыта перед тобой в учении о
таинствах, я уверен, что ты почувствуешь тот благоговейный трепет, который
укрепит твою веру более, чем все логические доказательства, взятые вместе.
Логика действенна только тогда, когда есть общие положения, признаваемые
обеими сторонами. Тогда одна из сторон может условно сказать: если ты
признаешь эти положения, то логически обязан признать и проистекающие из них
выводы. Поэтому с людьми неверующими, но признающими свободу воли, различие
добра и зла и какой бы то ни было "смысл жизни" как основные посылки, можно
вести логический спор и доказывать им, что эти основные посылки логически
приводят к истинам веры. Но для людей неверующих и не признающих этих
основных посылок, невозможны вообще никакие доказательства, ни логические,
ни опытные. Они прячутся от Истины в убежища абсолютного скептицизма и стоят
на почве ужасающего безразличия. Вся жизнь человека и все явления вселенной
сводятся ими к физико-химическим "процессам", они смело принимают все
абсурдные выводы, которые следуют из этого положения и не желают считаться с
данными внутреннего опыта. И мертвая душа их находит удовлетворение в
мертвом мировоззрении, лишающим всякого смысла человеческую и мировую жизнь.
Если человек скажет: "На свете ничего не существует", -- как ему можно
сказать, что он говорит нелепость? Ты покажешь ему солнце, предложишь ему
осязать окружающее предметы. А он скажет тебе: "Солнца никакого нет и
никаких окружающих предметов не существует". Какой логикой и каким опытом
можно опровергнуть эти нелепые слова? Для людей абсолютного неверия и для
людей абсолютной веры доказательства одинаково не нужны. Для первых они
бесполезны, а для вторых -- излишне Но ведь несчастных абсолютных безбожников
-- единицы, а абсолютная вера -- благодатный удел святости. Громадное
большинство неверующих людей в большей или меньшей степени сомневаются в
своем неверии, и многие верующие нуждаются в укреплении своей веры. Поэтому
все что можно сказать от логики и от опыта имеет свое значение и для
искренних безбожников, и для самых искренних исповедников веры.
Мы уже видели с тобой, что все религиозные истины, кроме логики, имеют
за собой и внутренний опыт верующих душ. Учение о таинства особенно богато
этим. Ведь таинства -- это та благодатная жизнь, которая нас уже здесь
соединяет с Жизнью Божественной. Таинства -- это светлое небо на грешной
земле, это наступившее обетование. Это то, что нашу веру облекает в плоть и
кровь, что, как огонь, согревает холод душ наших, что размягчает окамененное
нечувствие наших сердец. Это тот невечерний свет, который озаряет
застилающий нас мрак... И посмотри, какая в них мудрость какая в них правда,
какая радость! Воистину нисшел к нам Дух Утешитель, о котором сказал Господь
своим ученикам. Таинства Церкви объемлют все существо наше, дают новое
рождение, дают силы жить новою жизнью. Исцеляют немощи. Омывают грехи.
Благословляют семейную жизнь. Существенно соединяют со Христом через