– Когда же? – твердил ретивый делопроизводитель, каждый раз являясь с очередной порцей добычи в зубах.
   – Не сейчас! – кратко огрызался я. – Возможно, когда приедет маршал Понятовский.
   Новость о том, что в Санкт-Петербург направляется один из виднейших полководцев базилевса, пришла по дипломатическим каналам вскоре после нашего прибытия в российскую столицу. Исходя из пунктов Дополнительного соглашения Венского договора о мире, племянник Августа Станислава Понятовского, злополучного последнего короля Речи Посполитой, Юзеф, или же, на французский манер, Жозеф, направлялся в Россию, дабы сформировать корпус из польских, литовских, белорусских и украинских добровольцев.
   Во всех этих землях было немало храбрецов, не слишком жаловавших российского императора, однако готовых примкнуть к армии Наполеона в войне против турок. По стечению обстоятельств российский командующий был не только будущим вождем, но и родственником наследника польской короны – тот был женат на сестре Бонапарта Полине. И хотя это был ее третий брак, подобное родство не могло быть оставлено без внимания столичным бомондом, охочим до перемывания костей жертвам амурных стрел.
   Как шептались в гостиных, увидев на одном из балов Полину, на тот момент княгиню Боргезе, Жозеф настолько пленился красотой горделивой корсиканки, что позабыл думать обо всем, включая стенающее под гнетом России, Пруссии и Австрии королевство. Такой нескрываемый интерес весьма огорчил командира эскадрона конных гренадер старой гвардии базилевса Камилло Филиппо Людовико де Боргезе, князя Россано и Сульмона, который в то время был мужем любвеобильной красавицы.
   Между взволнованными аристократами состоялась краткая, но содержательная беседа на повышенных тонах, после чего, как водится у людей чести, зазвенели клинки, а спустя три минуты госпожа де Боргезе уже была вдовой. Ни одна крепость не сдавалась ее брату с той скоростью, с какой Полина открыла свои объятия страстному поляку.
   Результаты схватки не вызвали бурной радости у базилевса, расположенного к потомку старинной итальянской фамилии. Но пребывание среди его свиты престолонаследника Речи Посполитой было ему выгодно, и он закрыл глаза на проделки князя Понятовского, поспешив, однако, удалить его от парижского двора.
   Теперь эта скандальная пара ожидалась в России, и в кулуарах салона графов Скавронских-Литта оживленно судачили о предстоящей встрече. У нас же будущий командир добровольческого корпуса значился под кодовым именем Апис, и, судя по всему, в планах Бонапарта он играл роль не меньшую, чем в планах Александра I Дюма. Приезда грозного бретера [25] ожидали со дня на день и наконец дождались.
   В тот вечер в салоне Екатерины Павловны было особенно людно. Отчасти такое столпотворение объяснялось присутствием великого князя Александра Павловича, отчасти же – вестью о желании князя Понятовского нанести визит в дом на Большой Миллионной. Находившийся здесь же Бонапарт казался сильно раздосадованным. Взоры, которые он метал на престолонаследника, сопровождавшего игрой на рояле пение Марии Антоновны Нарышкиной, не оставляли сомнений в чувствах командующего по отношению к продолжателю династии Романовых. Наш разговор с хозяином дома, Юлием Помпеевичем Литта, протекал неспешно между перепетиями карточных баталий.
   – Вы, милейший граф, должно быть, не достоверно представляете обстоятельства, в коих ныне пребывает Россия, – выбирая из колоды произвольную карту и укладывая поверх нее пятак, ронял лейтенант магистра рыцарского ордена Святого Иоанна. – Конечно же, мне как флотоводцу известны выгоды, проистекающие из обладания Россией землями Голштинии. Это наследные владения, коими император Павел должен был править по единому факту рождения своего и которые покойная государыня-императрица по ей одной лишь ведомым причинам отторгла от российской короны. А ведь след помнить, что Голштиния – это не только часть Балтийского побережья, но и знатный город Киль, из коего проистекает контроль над окрестными проливами, связующими Балтику с Северным морем и океаном. Сама по себе идея возвращения отверженных вотчин, а уж тем более при условии собственного доброго желания оных земель, весьма заманчива, но, увы, нынешние наши обстоятельства не способствуют этому.
   – Отчего же? – начиная метать карты, поинтересовался я.
   – Государь болен, и хотя по-прежнему хорохорится на парадах, недуг быстро подтачивает его силы. Намедни я говорил с доктором Роджерсоном, лейб-медиком императора, он утверждает, что у государя воспаление мозга, и когда б не маковые отвары, Павел давно уже отправился бы к праотцам. Может, конечно, оно и так, но, как мне представляется, от тех отваров происходят многие чудачества, которыми славится император. Но, увы, в скором времени, быть может, России будет нужен иной государь, а ордену – новый великий магистр.
   Как вы, несомненно, понимаете, – граф Литта смерил меня долгим испытующим взглядом, показывая, что доверие, которое он мне оказывает, имеет весьма глубокий смысл, – такой поворот дел огорчителен как для россиян, так и для мальтийских рыцарей, и смею вас уверить, не только для них одних.
   Павел, со всеми его немалыми странностями, – великий государь, сплотивший разболтанную прежними царствованиями державу. Он проникнут идеями борьбы с распространением якобитства, он объявил крестовый поход против Османской Порты, он возродил угасшую было силу и славу рыцарства. Но его сын, как вы сами можете видеть, не таков. Беда не в том, что великий князь более интересуется содержимым дамских корсетов, чем делами государственными, сие не мешало ни Генриху Наваррскому, ни Сфорца, но он боготворит свою царственную бабушку и, не имея ее достоинств, так же проникнут пагубным вольтерьянством. Приходится всерьез опасаться за судьбу коалиции. Ежели Вена желает удержать будущего императора среди друзей, об этом необходимо позаботиться загодя и весьма настоятельно.
   – Прибыли! Прибыли! – сквозь приоткрытые двери послышалось шушуканье из ближней залы.
   – А вот и почетные гости этого вечера. – Граф Литта отложил выигрыш и смахнул на пол очередную колоду. – Желаете полюбопытствовать, или же продолжим?
   – Любопытство к полководцам недавнего противника – качество, приличествующее военному дипломату, – с улыбкой заметил я, откланиваясь.
   Радостное оживление, царившее в зале, свидетельствовало о том, что недавний враг – желанный гость у ступеней российского трона. В тот миг, когда Юлий Помпеевич Литта, обязанный положением хозяина дома лично приветствовать высокого гостя, устремился навстречу Понятовскому, усыпанный орденскими звездами принц уже мило беседовал с цесаревичем Александром к явному удовольствию обоих. Громогласное заявление мальтийского рыцаря о неслыханной радости, посетившей его скромный дом в связи с приездом столь дорогого и желанного визитера, заглушило нежное пение скрипок и флейт, не зря же голос этого огромного мужчины в придворных кругах именовался «трубой архангела Гавриила при втором пришествии».
   – Не правда ли, они чем-то похожи? – услышал я за спиной обрывок речи некой юной девы, судя по усыпанному бриллиантами шифру [26] на плече – фрейлины императрицы.
   – Вовсе нет, – ответствовала ей подруга, силясь получше разглядеть обоих принцев из-за моего плеча. – Но до чего ж хороши!
   Я чуть скосил глаза на светских кокеток. Как по мне, ни великого князя Александра, ни Жозефа Понятовского нельзя было причислить к красавцам. А уж вместе они и подавно составляли довольно своеобразное для взора искушенного наблюдателя сочетание. Утонченно-элегантный светловолосый Александр, гордившийся своей осиной талией не менее, чем его божественная возлюбленная, казался мне полной и законченной противоположностью не менее стройному, но куда более мужественному Жозефу, весь облик которого был воплощением самозабвенной лихости и польского удальства.
   – Да нет же, похожи!
   Юная фея собралась было детально обосновать схожесть черт обоих принцев, но тут Жозеф, закончив положенный, согласно этикету, ответ на речь хозяина, обернулся к спутнице, вернее, спутницам.
   – Позвольте вам представить и рекомендовать. Моя супруга ее высочество Полина Боргезе-Понятовская, урожденная Буонапарте. Ее сестра Каролина, графиня Дезе де Вуагу.
   От неожиданности я замер на месте и, приложив руку к груди, как будто у меня закололо сердце при виде иноземных гостий, активизировал связь.
   – О, Капитан! – не замедлил отозваться Лис, созерцая залу моими глазами. – Ты вспомнил о забытом друге, прозябающем среди терний будничной оперативной работы, пока ты вальсируешь на паркетах? Как это мило с твоей стороны! Ты принесешь мне тортик и пару апельсинок?
   – Скорее пару лимонов! – перебил я речь друга, истосковавшегося в рутинной сортировке информации, доставляемой Протвицем.
   – Шо, тебе кажется, у меня чересчур довольная рожа? Ха-ха три раза! Не смеши мои тапочки! — возмутился Сергей. – Вот послушай сам, с кем общался наш фигурант за последние дни. Аракчеев Алексей Андреевич, инспектор всей российской артиллерии и командир гвардии артиллерийского батальона; Багговут Карл Федорович, генерал-майор, шеф четвертого егерского полка; Багратион Петр Иванович, с этим мы уже встречались; Барклай де Томи Михаил Богданович… И далее по списку семьдесят четыре фамилии. Когда только Протвиц успел всех их накопать? Предлагаю обозначенную публику гуртом занести в число заговорщиков, включая императора ПавлаI, с которым старина Бони тоже встречался. Послушай, Вальдар, ты как хочешь, но таксоида необходимо как-то перенаправить. В какое-нибудь полезное русло, лучше всего, конечно, в русло Невы. Его донесения содержат едва ли не весь списочный состав генерального штаба плюс несколько дивизий армии, гвардию, а также императорский двор целиком и полностью!!! Кого ты намерен ловить по этим спискам, я лично не представляю!
   – Пока не могу тебе сказать, — честно сознался я. – По частотности встреч ты пробовал отбирать?
   – Пробовал, — хмыкнул Лис. – Полнейшая ерунда выходит. А у тебя шо там стряслось?
   – Пока не стряслось, однако новости безрадостные. Во-первых, граф Литта дает понять мне, что император в скором времени может отбыть в иной мир. Сын же его, похоже, не склонен продолжать боевые действия в составе коалиции, так что Австрии следует принять меры, дабы не оказаться вдруг без союзников лицом к лицу с Турцией, а может, и с Французской империей.
   – Ну, это не ко мне, это к послу. Еще что-то есть?
   – Есть, – заверил я напарника. – Каролина приехала.
   – Какая еще Каролина? — переспросил Сергей.
   – Наша. Каролина Буонапарте, в замужестве Дезе.
   – Капитан, сознайся, что ты там пьянствуешь и у тебя уже чертики по стенам бегают, — живо отозвался мой секретарь.
   – Увы, нет.
   – «Нет» – не бегают или «нет» – не пьянствуешь?
   – Да какого черта?! — возмутился я.
   – Понятно, – со вздохом констатировал засевший среди бумажных торосов оперативник. – Вопрос снимается как несвоевременный. Блин, только этого нам сейчас не хватало для полного, шоб не сказать, толстого, жирного счастья. Я фигею без баяна. Чего ей опять нужно?
   – Вы что же, так и не пригласите меня на танец? – услышал я до оскомы знакомый южнофранцузский говор и только сейчас заметил, что музыка играет мазурку, а передо мной, улыбаясь с многообещающей щедростью, стоит грациозная супруга маршала Дезе.
   – О, Капитан! — следуя моему взору, прокомментировал Лис. – Сдается мне, что выпирающие из декольте крупные приятности грозят нам еще более крупными неприятностями. Береги голову, похоже, у этой мадам дома стены увешаны очень милыми сувенирами с развесистыми оленьими рогами и прощальной улыбкой на губах.
   Я сдержанно поклонился, заученно подавая требовательно ждущей даме руку.
   – Неужели, граф, вы на меня по-прежнему дуетесь?
   – О нет, я и думать забыл о тех днях! – Уже произнеся эти слова, я понял, что сморозил полнейшую глупость.
   – Вот как? – Пальцы корсиканки едва не впились в мою ладонь.
   – Капитан, ты шо, с переполоху забыл азбуку тривиального охмурёжа? Да она ж тебя счас со шпорами схарчит и даже подковки с сапог не выплюнет. Давай валяй на полную, типа, все кануло в минулое, изгладилось, истерлось, и только ваш нежный облик будит меня по ночам до полного изнеможения. — Сергей явно намеревался продолжить детальное описание терзаний моей измученной души, но тут в дверь библиотеки без стука вломился Протвиц.
   – Йоган, ты шо, еще тут? – наблюдая появление сыщика, удивился мой напарник. – А как же твой подопечный, он же уйдет из-под опеки! За это время Бони с его темпами обработает бригаду-другую гвардии да плюс дипломатический корпус без нашего, можно сказать, всевидящего ока. Прекращай шляться где ни попадя! Не блымай очами, ступай на работу!
   – Я только хотел сказать, господин Лис, – досадуя от необходимости вести беседы с неучтивым графским секретарем, едва двигая губами, вымолвил Протвиц, – что на лестнице минуту назад я столкнулся с неким человеком…
   – Уже хорошо, – не дал ему закончить Сергей. – Некоторые тут с призраками встречаются.
   – Этот человек знаком мне по Вене.
   – Ну и шо с того? – Мой друг в недоумении развел руками. – Мы с тобой ведь тоже не в туманном Сингапуре познакомились.
   – Сей господин встречался с неким Джоном Морстоном, британским негоциантом, а данный торговец известен венской полиции как тайный соглядатай британской секретной службы.
   – Ты не Конрада, часом, имеешь в виду? – насторожился Лис.
   – О нет, что вы! Я говорю о некоем докторе Роджерсоне.
   – Тю! Вот ты открыл Америку через форточку! – отмахнулся мой напарник. – Понятное дело, встречался. Роджерсон с кем только не встречался, он медицинское светило, лейб-медик императора. А кроме того, эмигрант, кажется, шотландский. Шо уж он, по-твоему, с земляком на родном языке почирикать не может?
   – Но этот земляк – тайный агент короля Георга!
   – Слушай, Ганс, у тебя от полицейской службы уже мозги набекрень, как та шапка у казака! Пора на отдых, надо беречь себя, лечиться гальванической батареей, магнетизмом опять же, – с деланным сочувствием покачал головой мой не слишком жалующий полицию секретарь. – Вот скажи мне, этот самый Морстон шо, ходит по улице с табличкой «Я – английский шпион»?
   – Нет, конечно! Однако я видел его личное дело в архиве полицай-президента.
   – И шо, в этот момент доктор Роджерсон стоял у тебя за плечом и подсматривал? Роднуля, ты сам прикинь, этот Айболит, в смысле – эскулап, один из самых популярных и грамотных лекарей столицы. То, шо он согласился наблюдать, как заживает рана Мюнхгаузена, – это просто удача. А вообще-то он ставит клистиры всем светским львам и вычесывает блох из шерсти львиц. У него, между прочим, сам император среди клиентов!
   – Стоп! — Я перебил Лиса.
   – В каком смысле – стоп? – оторопело переспросил Сергей.
   – Перестань клевать Протвица, здесь весьма неприятная история получается.
   – То есть?
   – Совсем недавно граф Литта приватно сообщил мне, что государь смертельно болен, что у него воспаление мозга и Роджерсон для смягчения боли поит его маковым отваром.
   – Ни фига себе! – восхитился Лис. – Это ж получается, шо пока мы тут, как тот рыбак у синего моря, плетем сети, Пашу банально посадили на дозу?
   – Выходит, так, – нехотя согласился я.
   – Вот-вот, а там, глядишь, и до передозировки недалеко. Главное, все шито-крыто! Хто ж будет оспаривать диагноз пейб-медика? Знаешь шо, Йоган, я тут пораскинул мозгами из стороны в сторону и вот как тебе скажу. Может, Роджерсон и не при делах, а может, и в теме по самую макушку, и если твои подозрения верны, то нам это ученое светило будет стоить не одного теплового удара, так шо, как это у вас говорится, наблюдать за ним неотлучно. Бонапарта пока оставь в покое, ты на него и так накопал столько, шо лопатой не разгребешь. Капитан, я те говорю, мы занимаемся полной хренотенью. Не знаю, как сыскари на пути такого потока информации решето ставят, а у меня уже в башке полный чайник, того и гляди пар из носа пойдет.
   – Граф, вы совсем не слушаете! – не скрывая раздражения, возмущенно бросила Каролина, выводя меня из долгой задумчивости.
   – Прошу извинить, сударыня, – я виновато улыбнулся красавице, – я невольно размышлял о превратностях судьбы, так необычайно столкнувшей нас.
   – Мой брат говорит, что судьба – любовница победителя.
   – Быть может, быть может. Ему виднее, – рассеянно ответил я.
   – Однако вы немногословны, – надула губки прелестница. – Разве уж я так досадила вам, что мои бесхитростные заблуждения лишили ваше сиятельство былой учтивости? Или же то, что вы могли позволить по отношению к скромной жене негоцианта по дороге в Вену, непозволительно по отношению к супруге маршала Франции?
   – А разве я себе что-то позволил? – изумился я. Музыка стихла, давая танцующим перевести дух, и Каролина распахнула веер.
   – Как здесь душно, граф, вы не находите? – сменила тему мадам Дезе.
   – Отнюдь. – Я протянул Каролине руку, чтобы отвести ее к месту. Она легко оперлась на нее и… ах, с чувством рухнула мне в объятия, деланно лишаясь этих самых чувств.
   – Воды! Воды! Воздуха! Принесите нюхательную соль! Немедленно следует послать за доктором Роджерсоном! – услышал я вокруг, продолжая удерживать картинно повисшую красотку.
   Ее грудь в глубоком вырезе декольте была чуть прикрыта прозрачным муслином, и взоры присутствующих мужчин сошлись на этом вырезе, точно стрелы наступления на вражеской столице.
   – Надо расшнуровать корсет, – предложил кто-то.
   – Вот нюхательная соль, – железной рукой бесцеремонно раздвинув круг сочувствующих, приблизилась к пребывающей в обмороке гостье Екатерина Павловна Скавронская. – И одеколон. Граф, натрите виски и лоб вашей партнерше! – Я поймал испепеляющий взгляд хозяйки дома и почувствовал, как на спине начинает дымиться рубаха. – Отчего же вы медлите, окажите даме помощь, которую она с таким нетерпением ждет!
   Молнии, посылаемые подчеркнуто безмятежной Принцесс Ноктюрн, могли бы испепелить средних размеров город. Однако это было лишь начало. Продолжение бури ожидало меня глубокой ночью, когда гости разъехались и мы с Екатериной Павловной наконец остались одни.
   – Для чего же вы остались, любезный граф? – остужая мой пыл ледяным взглядом, поинтересовалась хозяйка дома.
   – Но, Катрин…
   – Примите мои извинения! Признаться, у меня ужасно болит голова, и я бы сейчас не хотела никого видеть! – хлопком складывая веер, сообщила Екатерина Павловна.
   – Вы что же, ревнуете? – предположил я.
   – Сударь, ревновать можно лишь то, что достойно ревности. Вы же попросту дурачили меня все это время! – В голосе северной красавицы слышался полярный холод. – Не так давно в Вене я имела неосторожность поверить вашим рассказам о коварстве данной особы. Нынче же я своими глазами видела, как вы беззаботно порхали с этой пошлой выскочкой, нимало не заботясь о правилах хорошего тона и приличия!
   – В чем же вы, сударыня, видите непристойность? – попробовал было возмутиться я.
   – Вы что же, полагаете вполне пристойным танцевать с бывшей любовницей в моем доме? – Моя возлюбленная кипела от возмущения. – А эта сцена с обмороком?! Разве вам не известен сей прием светских кокеток, желающих дать кавалеру вполне ощутить свое тело в их объятиях?
   – Катрин, я заверяю, эта женщина никогда не была моей любовницей, – пытаясь снизить накал страстей, взывал я к разуму. – А нынешняя ее выходка скорее всего призвана рассорить нас с вами.
   – Что же тогда вы поддались на ее уловку, сударь?
   – А что, по-вашему, я должен был сделать? Уронить на пол вашу гостью?
   – Хотя бы и так. – Екатерина Павловна топнула раздраженно ногой. – Как бы то ни было, я прошу вас, граф, нынче оставить меня. Я желала бы побыть одна.
   – Но я уже отпустил экипаж! – возразил я.
   – Весьма досадно, граф! – безразлично отрезала госпожа Скавронская. – Однако же вам придется либо уехать, либо Уйти. Всего вам доброго!
   Холодный ветер дул от Невы, свистя раскрученной нагайкой по заснеженному проспекту. Унылый будочник высунул нос глянуть на запоздалого прохожего, но, сочтя хмурого мужчину в медвежьей шубе достаточно состоятельным, а следовательно, благонадежным, не стал выходить на мороз, чтобы проверить документы.
   Я шел, пытаясь отвлечься от гнетущих событий нынешнего вечера, раскладывая в уме пасьянс из наших странных дам, королей и тузов. Наполеон готовил заговор, это ни на минуту не вызывало сомнения. Он понимал, не мог не понимать, что скорый приход к власти цесаревича Александра грозит ему и всем «наполеоновским» планам абсолютным и безоговорочным фиаско.
   Конечно, поход к Стамбулу, вожделенному Константинополю православия или же Царьграду русских сказок, мог покрыть гениального полководца новой славой, и войско в его руках стало бы огромной силой. И не подумал бы честолюбивый корсиканец кричать подобно Суворову, когда тому предложили возглавить мятежников: «Помилуйте! Русская кровь!» Кровь, будь то русская, турецкая или французская, – для него одного цвета и состава. Таким образом, временно отдалившись от столицы, Бонапарт, кажется, демонстрирует непричастность к дворцовым интригам и борьбе за власть. Однако же формирующийся у стен Петербурга корпус Понятовского может стать Бонапарту хорошим подспорьем, если в какой-то момент придется решительно вмешаться в хороводы вокруг опустевшего трона.
   – Алле, Капитан! Я тебя ни от чего такого самоценного не отвлекаю? — внезапно прервал мои размышления Лис. – Прости, если не вовремя, но уж очень хочется поделиться с понимающим человеком. А кроме тебя ж, не с кем!
   – Если не считать того, что я, как побитый пес, бреду в сторону дома по Невскому проспекту, думаю и как бы наслаждаюсь природой, то все просто замечательно, — заверил я друга.
   – Ага, вечерняя свежесть у нас повышенная. Шо, подруга дней нам больше не подруга? Выкинула в ночь на мороз и тонкой ножкой в морду бьет? Никакого почтения к графскому титулу и старинному происхождению, буквально демократический на все плюрализм. Ну шо, скорбный путник, может, тебе сани навстречу выслать?
   – Это дело, я как раз до Литейного дойду.
   – Заметано! Но давай я с тобой новостями поделюсь, потому шо аж корчит, буквально разрывает в клочья, как того пони, сглотнувшего каплю никотина.
   – Выкладывай, что там еще стряслось, — обреченно вздохнул я.
   – Ну, короче. Венская полиция на небывалой высоте, хотя сама еще о том не подозревает.
   – В каком смысле? — удивился я.
   – Рассказываю по порядку. Как я уже имел честь доложить, Протвиц развил такую бурную деятельность, шо как бы от такого завихрения полярная шапка Земли не сорвалась с оси.
   – А если серьезно?
   – Да уж куда серьезней! Пока мы тут политесами занимались, таксопотам где-то надыбал шайку гоп-стопников, и после того, как я навел его на доктора Роджерсона, Йоган решил слегка пощупать его за вымя. Нанятые им оглоеды стали на ударную вахту и так ударили, шо достигли впечатляющих успехов в этом непростом и ответственном деле. В общем, сперли они у доктора Роджерсона его инструментарий вместе с сундучком, с чем я нас и поздравляю.
   – Господи, зачем нам понадобился врачебный инструментарий? – Я едва не всплеснул руками от возмущения.
   – Не поверишь, но тот же самый вопрос я задал Йогану. Типа, на хрена козе баян? Но этот таксоид не зря грызет свою мозговую косточку, он знал, шо ответить! Сундучок местного Парацельса и Гиппократа в одном флаконе оказался с двойным дном, и вот тут-то, готовьте фанфары, обнаружилась занятная вещица: стопка писем на папиросной бумаге, содержащая кодовые имена Апис, Север и тому подобное.
   – Наполеоновская переписка?!
   – Абсолютно в дырочку! Похищенная у нас в Вене любимая игрушка маэстро Елипали.
   – Не может быть! – У меня перехватило дыхание.
   – Ха! Вполне даже есть! — заверил меня напарник.
   – Ладно, сейчас приеду – будем разбираться.
   – Э-эй, приятель! Куда бежишь? А ну стой! А шубейка-то у тебя знатная! А ну скидавай, если жить хочешь!

ГЛАВА 23

   Какая бы неприятность ни случилась, всегда найдется тот, кто знал, что так и будет.
Закон Эванса-Бьёрна

 
   Прозвучавшая в темноте фраза вывела меня из задумчивости, словно упавшая к ногам петарда. Выскользнув из-за колонн Гостиного двора, ко мне резвой трусцой направлялась ватага диковатого вида личностей с дубинками и ножами в руках.
   – Только этого не хватало, – пробормотал я, поспешно расстегивая пуговицы. Нет, конечно же, расставаться с удобной теплой одеждой я вовсе не планировал, но принимать бой в долгополой меховой шубе – занятие малоперспективное. – Да-да, конечно! – Я быстро выскользнул из рукавов, искоса поглядывая, как охочая до легкой добычи публика начинает притормаживать, стараясь поточнее оценить вероятную стоимость загулявшего барина.