Страница:
– Может быть, и так, – с милой улыбкой кивнул маркиз, – в жизни всякое случается.
– Капитан, где тебя носит? – Лис, судя по голосу, был в приподнятом настроении и спешил поделиться своей радостью. – Я тут выиграя полторы штуки в свободно конвертируемой валюте, и если бы за моей спиной полвечера не торчал полицейский бобик, я бы здешнее общество еще на столько же раскулачил. А твои успехи как?
– Да вот сижу в кабинете, беседую с господином танцмейстером. Оказывается, в прежние годы ему доводилось видеть нашу госпожу Сюзон Дювиль.
– И чего? – заинтересованно спросил Сергей.
– А то, что очень может быть, что эта госпожа не только не Дювиль, но и не Сюзон.
Ночь, которая, как известно, есть промежуток между отходом ко сну и пробуждением, вне зависимости от того, на какую часть суток она выпадает, была по-летнему коротка, но прошла сравнительно тихо, во всяком случае, без пальбы. Мне снились санкюлоты [10], танцующие на развалинах Бастилии, и маленький корсиканский лейтенант, с ужасом наблюдающий разгул национального самосознания. Утро внезапно наступило около полудня после настойчивого сообщения Лиса, что в то время, как я бесстыдно дрыхну, враг не спит. Возможно, это было правдой, но и в этом случае я был готов еще не один час изматывать врага бессонницей.
– Короче, – едва дав мне открыть глаза, распорядился Лис, – я уже добазарился с шефом, он выделяет бабло на твои лямуры. Но лично я по-прежнему терзаюсь сомнениями, по тому как, пойми меня правильно, старина Густав стоит далеко не в первом миллионе людей, которым я вот так, за здорово живешь, выдам семьдесят штук, причем не ассигнациями, которые сейчас только ленивый не печатает, а полноценным рыжьем.
– Ты имеешь в виду золото? – уточнил я.
– Ответ распадается на две части, – не унимался Лис. – Часть первая: я имею в виду золото; и часть вторая: я сильно имею в виду барона Густава фон Дрейнгофа. В общем, я тут ещё покумекаю, как все лучше обставить, а тебе, насколько я помню, уже пора заниматься высокой политикой.
– Лис, какая политика? – попытался было возмутиться я. – Еще только поддень. Даже и полудня нет, а у меня встреча с княгиней и полицай-президентом в пять часов.
– Да ну, не рви душу. Это шо ж, я буду на мозгах фурункул наживать, а ты массу топить? Вон ты уже подушку почти насквозь пролежал. Вставай, отечество в опасности!
Когда на Лиса находит желание повредничать, его не истребить ни дустом, ни керосином. Противиться ему можно долго, но безуспешно, а потому, неохотно расставаясь с мечтой выспаться перед ответственными встречами, я через силу поднялся и оглядел спальню, ища место для разминки. Удивительно, как законодатели мод умудряются захламить любое пространство великим множеством громоздкой мебели и никому не нужных изящных безделушек, которые так легко снести, разминаясь и отрабатывая технику бросков и ударов.
– В общем, жду тебя в фехтовальном зале, – с удовлетворением оценив плоды своей антигуманной деятельности, заявил Лис. – Что ваше сиятельство предпочитает в это время суток? Шпагу? Рапиру? Саблю?
– Пожалуй, возьмем сабли.
– Прикинь, – клинок моего друга описал замысловатую кривую и, начав путь из-за головы, блеснул острием у моего бедра, – нарыл здесь, в Вене, замечательную кофейню. Называется «Большой кофе, сваренный по-кульчицки».
– Наверно, кафе, – поправил я, парируя удар и перебрасывая саблю Лиса по широкой дуге влево от себя.
– Да один хрен. – Лис, уловив начало моей атаки, разорвал дистанцию и тут же резко сократил ее, пытаясь выхлестом достать меня из-под руки. – Главное, кофе там варят толково. И врубись, – сабля моего напарника рассекла воздух в паре сантиметров от моего лица, – этот самый Кульчицкий – он, оказывается, вообще первый начал готовить венский кофе.
– Я знаю, – вскользь нанося удар по обуху клинка, сообщил я.
– А то, шо он был из наших, из Хохляндии, тебе известно? Честно говоря, мне это было известно, хотя я не придавал этому факту особого значения. Действительно, около ста двадцати лет назад, когда Вена была взята в осаду турецким визирем Кари-Мустафой, дворянин из Галиции Юрий Франц Кульчицкий смог пробраться через турецкие позиции и доставить слезный крик горожан о помощи императору Леопольду.
Объединенная армия императора, герцога Лотарингского и короля Польши Яна Собесского подоспела вовремя. Турки бежали, оставив победителям лагерь и обоз. Подвиг храброго галичанина был оценен по достоинству, и ему щедро разрешили взять себе триста мешков темно-коричневых зерен, с которыми все равно никто не знал, что делать.
До того дня этот продукт нечасто попадал в Европу, да и то использовался лишь в медицинских целях. Но побывавший в турецком плену Кульчицкий, вероятно, технологию приготовления этого напитка, способного вернуть к жизни после бессонной ночи, освоил виртуозно. Он лишь начал добавлять в кофе сахар, а затем, потакая вкусам покупателя, и молоко. Именно с этого началось знакомство Европы с кофе вообще и с кофе по-венски в частности.
– Не, ну прикинь, подфартило мужику! Это ж триста мешков, ежели перевести в килограммы, где-то под полторы тонны выходит! Заморишься кофемолку ворочать.
Мой клинок скользнул по сильной части сабли Лиса и, Щелчком отбросив оружие в сторону, коснулся острием плеча фехтовальщика.
– Туше! – чуть обиженно произнес я. – Ты чего замер?
– Капитан, – глаза Лиса были подернуты легкой дымкой, свидетельствовавшей о происходящих в мозгу напряженных подсчетах вероятной прибыли, – я, кажется, придумал. Заканчиваем тренировку, мне еще надо слегонца порукодельничать.
– Что ты затеял? – с недоверием спросил я, отчетливо представляя себе, какой криминальный талант гибнет втуне из-за строгостей институтского начальства.
– Пока говорить рано, по ходу действия я буду задавать тебе наводящие вопросы.
– Ли-и-ис?!
– Ни о чем не волнуйся, это будет четыреста первый сравнительно честный способ отъема денег у населения. Пещера Али-Бабы и в то же время лампа Аладдина, совмещенная с шарманкой папы Карло. Кстати, тут поутру ходил шарманщик, или мне показалось?
– У меня по спальне он точно не ходил! – возмутился я.
– Ладно, тогда я пошел искать шарманщика. Можешь ни о чем не беспокоиться, сегодня ты будешь принцем на свежепобеленном коне, так шо можешь смело вбить гвоздь для скальпа бедного, впрочем, еще не бедного, но вскоре обеднеющего старины Густава над кроваткой госпожи Багратион. Ты уж будь добр, с Елипали свяжись и скажи, что мне нужно тыщ сто до завтрашнего утра.
Сергей вложил саблю в стойку и, насвистывая под нос «Какое небо голубое…», размашистым шагом устремился прочь из залы.
Институтская техника может очень многое, но даже она при всей своей изощренности не способна обеспечить присутствие оперативника в двух отстоящих друг от друга местах одновременно. А потому, резонно предположив, что визит к Екатерине Павловне нужен мне, а посещение полицай-президента выгодно защитнику угнетенной мадам де Сен-Венан, я решил свалять откровенного дурака и нежданно-негаданно завалиться к его высокопревосходительству значительно ранее указанного времени. В конце концов, мог же я средь шумного бала случайно перепутать час назначенного свидания и время допроса? Опять же, провинциальный граф в столице – как тут голове не пойти кругом?
Как я втайне и надеялся, господина полицай-президента в особняке не оказалось, он изволил инспектировать невесть кого невесть где. Я, изобразив на лице огорченную мину, пообещал, быть может, заехать вечером, когда откуда ни возьмись точно чертик из табакерки рядом со мной возник Йоган Протвиц. Потягивая воздух своим длинным носом, он попытался любезно улыбнуться, однако любезность явно не была в числе его привычных гримас.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, но мне кажется, вы были званы на более позднее время.
– Да? – удивленно переспросил я. – Разве? Я точно помню, что его высокопревосходительство звал меня после обедни.
– О нет, увы! – Таксоид развел коротенькими руками. – Но если бы вы были столь любезны и согласились ответить на мои вопросы…
– Отчего нет? – после некоторой паузы кивнул я, пожимая плечами. – В конце концов, не думаю, что мой друг господин полицай-президент позволит своим людям задавать мне некорректные вопросы.
– Тогда пройдемте, у меня в этом доме есть небольшой кабинет.
«Однако этот Протвиц совсем не такая мелкая сошка, как представлялось вначале, – мелькнуло у меня в голове. – А я еще пугал его опалой! Что ж, послушаем, что он спросит».
– Скажите, ваше сиятельство, – усевшись за стол, обложенный ровными стопками исписанных листов и канцелярских папок, начал сыщик, – при каких условиях вы познакомились с госпожой де Сен-Венан и ее покойным мужем.
– По дороге, на постоялом дворе, – небрежно бросил я. – У них сломалось ландо, я предложил довезти господина и госпожу Дювиль, как они себя тогда называли, до Вены. У мужа бедняжки Сюзон был замечательный парижский выговор, и я желал попрактиковаться во французском.
– Может быть, может быть, – как-то не в тему заметил Протвиц. – Но в момент нападения вас не было в карете.
– Мне бы не хотелось останавливаться на этом моменте, – кривясь точно от касторовых капель, заметил я.
– И всё же, граф?
– Увы, мне грустно об этом вспоминать, но мсье де Сен-Венан был отъявленный ревнивец. Ему почудилось, будто я заигрываю с его женой. Он устроил скандал, и мы с секретарем были вынуждены, чтобы,не раздувать ссоры и сберечь честь дамы, отправиться в столицу верхом.
– Очень хорошее объяснение, – мелко закивал сыщик. – Главное, оно почти совпадает с тем, что говорит мадам де Сен-Венан.
– Ну конечно же! – заслоняя рот ладонью, чтобы скрыть зевоту, согласился я.
– Вот только она утверждает, что это вы спровоцировали скандал своими весьма недвусмысленными намеками.
– Я?!!
– Да-да, именно вы, – часто-часто закивал Протвиц. – Ну, предположим, госпожа вдова наговаривает. Может, ей почудилось. Она сейчас так расстроена, что вряд ли может полностью отвечать за свои слова. Но как объяснить, что едва вы покинули экипаж, как на него напали разбойники?
– Возможно, это лишь совпадение. – Я дернул плечом. – Засада была организована у подножия холма, там, где карета вынуждена замедлить ход. Кроме того, негодяи могли видеть, что мы разделились, и решили этим незамедлительно воспользоваться.
– Но как вы снова оказались на месте преступления?
– Очень просто. Услышали выстрелы и повернули коней.
– Весьма благородно. – Таксоид взял из стопки исписанный лист и уперся в него взглядом. – А разбойники, должно быть, временно утратив зрение и слух, не заметили вашего приближения.
– Разбойники были заняты грабежом и потому не успели схватиться за оружие, когда мы атаковали их на галопе. Всякий уважающий себя дворянин и офицер поступил бы так же. Но кажется, сударь, вы меня в чем-то подозреваете?
– Вас подозревает мадам де Сен-Венан, а я лишь веду это непростое дело. И, согласитесь, в нем есть странности.
– Не вижу ни одной!
– Вы утверждаете, что уничтожили бандитов и спасли несчастную даму. Однако на следующее утро в вашем доме обнаруживается один из пистолетов ее мужа.
– Я мог бы сказать, что захватил его на память, скажем, в качестве трофея, и знать не знал, кому он принадлежит, но все значительно проще. Одному из разбойников, орудовавших у кареты, удалось скрыться. Должно быть, вернувшись до приезда жандармов, он и прихватил этот весьма дорогой и прекрасного качества пистолет.
– Вы хотите сказать, что разбойник, промышлявший в лесу, и вор, забравшийся в ваш дом, – одно и то же лицо?
– Возможно. – Я недоуменно поднял брови. – Хотя грабитель мог продать пистолет или обменять на что-нибудь.
– Еще одно совпадение. Вернее, даже два. Ваш лесной негодяй продает оружие городскому вору, и тот идет именно с ним и именно в ваш дом. Причем именно в тот день, вернее, ночь, когда произошло злодейское убийство на дороге. Когда же полиция обнаруживает труп, при нем нет ни оружия, ни орудий взлома, ни награбленного, ни вообще чего-либо, что бы указывало на преступные замыслы несчастного.
При этом вы говорите, будто из дома пропали некие бумаги личного свойства, отказываясь обнародовать их содержание. Мадам де Сен-Венан также утверждает, будто и у нее пропали бумаги. Правда, совсем иного толка. Но тем не менее на моей памяти, а я уже скоро двадцать лет служу в полиции, это первый случай, когда наших безыскусных преступников, радующихся золотым монетам и серебряным подсвечникам, вдруг всех до одного начинают интересовать какие-то бумаги. Поймите меня правильно, граф, я не желаю вас обвинять, но мне бы хотелось услышать внятные и исчерпывающие ответы на все интересующие меня вопросы.
ГЛАВА 7
Протвиц неспешно встал из-за стола и, сложив в замок руки, громко хрустнул пальцами. Должно быть, в этот момент он с наслаждением предвкушал, как будет искать спасения в уловках и неумелой лжи попавшийся в силки аристократ. По всей видимости, ему, всю жизнь проведшему в тесном полицейском мундире и лишь благодаря этому выбившемуся из самых низов, отчаянно хотелось заставить ползать на коленях потомка одного из знатнейших родов Европы.
– Что за бессмыслицу вы городите? Пистолеты, бандиты! – возмутился я. – Стоило мне согласиться помочь вам разобраться в деле, к которому я действительно имею касательство, как вы здесь вывалили три короба ерунды, пытаясь возложить на меня вину за вашу собственную неумелость. Это вы, милостивый государь, – мой голос обрел металлическую жесткость, – должны мне ответить, кто и почему охотится на меня и госпожу де Сен-Венан? Почему преступники пытались бросить тень на мое имя? Вам не приходило в голову, что пистолет и вовсе хотели подбросить, тайно засунув в секретер, а мы лишь спугнули преступника, заставив его действовать по обстоятельствам?
– А как же пропавшие бумаги? – ядовито глядя на мое возмущенное лицо, тихо проговорил сыщик.
– Это были письма, частные письма! – возмутился я. – Содержание которых ни вам, ни ему не важно. Во всяком случае, полиции не должно быть никакого дела до того, что это за письма и от кого они. Но я не исключаю, что вор надеялся отыскать в них что-либо, позволяющее шантажировать меня.
– Все это как-то… очень сложно, – с сомнением покачал головой полицейский чиновник. – Венские преступники не склонны к чрезмерному мудрствованию. А уж рисковать головой, чтобы раздобыть какие-то письма, они и вовсе могут согласиться только в том случае, если будут доподлинно знать, что и где искать и насколько весомый куш принесет им такое опасное дельце.
Под потолком кабинета дробно зазвенел колокольчик. Лицо Протвица моментально приобрело вид почтительно-благоговейный, так что у меня не оставалось сомнений, что вернувшийся полицай-президент вызывает на ковер свою любимую ищейку.
– Прошу извинить меня, ваше сиятельство, я должен вас оставить на несколько минут. Полагаю, это вам даст время оценить обоснованность моих вопросов. – Он поклонился с подчеркнутой церемонностью и вышел из кабинета.
Я услышал, как щелкнул дверной замок, и лишь недоуменно развел руками. Должно быть, господин Йоган Протвиц в меру своего разумения полагал, что сделал тонкий психологический ход, заставив подследственного нервничать. Оглядевшись вокруг и с грустью убедившись, что, кроме сборников законодательных актов и заметок самого следователя, читать в кабинете нечего, я вызвал Лиса, спеша принести ему радостную весть о своем аресте.
– В чем проблемы, Капитан? – энергично отозвался Сергей.
– Представь себе, я под замком, – меланхолично сообщил я.
– Шо, честно? – искренне поразился Лис. – Ну, все как обычно! Не лорд, а какой-то Аль Капоне! По улице не пройдешь, чтобы не загреметь на нары. А с каких, позвольте узнать, бодунов?
– Протвиц решил, что мы с тобой опасные душегубы, охотящиеся за сокровищами богатых вдовушек. Вернее, сначала оставляющие их вдовушками, а затем охотящиеся за сокровищами, — безрадостно пояснил я.
– Он шо, натурально с мозгами в разводе? — возмутился Сергей.
– Не то чтобы совсем. Определенная логика в его размышлениях есть. Он приплел к делу пистолет Сеп-Венана и теперь пытается доказать, что я от большого ума прихватил с места преступления улику против себя. Так сказать, в качестве милого сувенира. Но это все ерунда! В конце концов, из тех фактов, которые у полиции имеются, как ты выражаешься, не то что дело, а даже безделицу не сошьешь. Но все же будь готов, если полиция вдруг решит и тебя зацепить.
– Всегда готов! — бойко отрапортовал Лис. – Я ж родом из страны, где отсутствие закона не освобождает от наказания. Хотя как раз сейчас момент ни в дугу, ни в Красную Армию. Я здесь, понимаешь ли, изображаю из себя пикадора: трубы, барабаны, все понты… И тут – на тебе – гражданин начальник. Нарисовался, хрен сотрешь.
– Погоди, — остановил я речевой поток друга, – что за пикадоры? Что за коррида?
– Ну, я бы скорее назвал это не корридой, а разведением быков на капусту, вернее, одного быка, но пикадор-то всамделишный. Все как водится: главная задача – довести рогатую тварь до изнеможения, затем появляешься ты, пара изящных движений, и роковая сталь единым махом заканчивает бессмысленную жизнь никчемной животины.
– Лис, – я насторожился, – я не собираюсь никого убивать.
– Да ну, это фигурально. – Лис прервался, не договорив фразу. – Погоди, Капитан! Процесс, кажется, пошел. – Глаза моего напарника продемонстрировали кабинет Густава фон Дрейнгофа.
– О, нежданная встреча! — Бзрон устремился к моему другу, протягивая руку. – Рад снова видеть вас.
– А уж я-то как рад! — поспешил с ответом на приветствие Лис. – И не обскажешь.
– Что привело вас ко мне?
– Грубая проза, барон. Грубая, но жизненно важная. – Лис развалился в предложенном ему кресле, выставив вперед длинные мосластые ноги. – Не буду занимать ваше драгоценное время, скажу одно лишь слово: «деньги».
Взгляд финансиста, дотоле источавший любезность, закаменел, и глаза его стали напоминать два одинаковых дисплея микрокалькулятора.
– Вы желаете взять в долг? Для себя или для графа?
– Пустое, Густав, шо вы так напрягаетесь? Его сиятельство никогда не делает долгов, а я бы, может, и сделал, да граф категорически против.
– Тогда что же?
– Да мне тут знающие люди сказали, что вы недавно приобрели партию напрочь убитых векселей одной русской дамы. – Сергей жестом фокусника похлопал себя по оттопырившимся карманам. – Мне велено выкупить их у вас.
В голосе фон Дрейнгофа, поспешившего с ответом, слышалась настороженность:
– Могу я узнать, зачем они вам?
– Да уж, наверно, не затем, чтобы с их помощью красотку заарканить, — небрежно заметил Лис. – Мы-то с вами знаем, люди нашего круга на подобные вещи не способны.
– Тогда зачем же? – еще раз спросил барон, делая вид, что едкое замечание моего секретаря его вовсе не касается.
– Граф собирается по делам императора мотнуться в Россию, ему нужна крупная сумма наличными. Золотые червонцы его вполне устроят.
На лице финансового воротилы появилась чуть покровительственная усмешка.
– Вас, должно быть, ввели в заблуждение. У меня действительно есть векселя упомянутой вами дамы. Полагаю, речь идет о княгине Багратион. Но, во-первых, они нее рублях, а во-вторых, скажу вам по секрету, ни здесь, ни в России эта дама не имеет тех денег, которыми можно было бы оплатить ее долговые расписки. Это пшик, фикция!
– Прискорбнейший факт! — с напускной грустью вздохнул мой секретарь. – Буквально обнищание русской аристократии на фоне бурного экономического роста широких буржу-азныхмасс. Но скажу вам, также по секрету, раз уж мы пошли обмениваться тайнами, для моего графа платежеспособность мадам Багратион имеет значение не большее, чем ноты для канарейки.
– То есть как? — смутился финансист, мозг которого отказывался понимать, как может не волновать кредитора платежеспособность должника.
– Видите ли, барон, если бы вы были потомственным Розенкрейцером тридцать третьего градуса по Фаренгейту, для вас бы не составляло труда исчислить адиабату амплитудного склонения ирригации ноосферы в интервале корпускулярного метаморфизма. Но все дело в том, что это тайное знание доступно лишь немногим избранным, и не мне разъяснять вам сакральную суть специфических стагнации санкторума. Скажу лишь, что я готов заплатить вам за векселя княгини Багратион, ну, скажем, сорок тысяч крон прямо сейчас, не вставая из-за этого стола.
– Но у меня векселей на семьдесят тысяч, — почувствовав, что разговор от санкторумов и Розенкрейцеров вновь повернулся к деньгам, оживился Густав.
– Вот и замечательно! — прочувствованно заверил его мой напарник. – Но заметьте, что, в сущности, эти векселя стоят немного меньше, чем бумага, на которой они написаны. Вы, часом, не скажете, почем у вас нынче в опте фунт грязной бумаги?
– При помощи этих, как вы выразились, «грязных бумаг» я могу упечь ее светлость в долговую тюрьму, — резонно заметил ростовщик.
– Браво, господин барон! Еле сдерживаюсь, чтоб не сорваться на бурные аплодисменты, переходящие в овации! Какое ценное вложение макулатуры! – деланно восхитился Лис. – Да, вы действительно можете сделать такой узкий жест, это ваше святое и неотъемлемое право! Но давайте я навскидку озвучу вам ряд проблем, которые вы себе наживете, поступив таким образом. Во-первых, мадам Багратион – закадычная подружка эрцгерцогини. Они ж шо две плакучие ивы над голубым Дунаем. Соберутся, бывало, и тоскуют о покинутом отечестве. Конечно, эта тоска не заставит, — Лис ткнул пальцем в потолок, – Сами Знаете Кого оплатить чужие долги из своего кошелька, но я б даже на гроттен не поспорил, шо вы после этого тоже не будете стоять над голубым Дунаем, но уже вдалеке от Вены, и недобрым словом поминать отечество, покинувшее вас.
Дальше: такой антигуманный поступок по отношению к прекрасной даме закроет перед вами все двери в высшем свете. Я больше скажу, он их даже не закроет, он их забьет досками-из железного дерева и подопрет осиновым колом, а дальше вы можете стучаться туда хоть кулаками, хоть ногами, хоть головой, но света, в смысле – большого света, вам не видать. Разве шо в конце туннеля.
И наконец, третье, но отнюдь не последнее по значению. Даже если когда-нибудь, под влиянием действия солнечных лучей на алкогольные пары, российское правительство, списавшись с австрийским двором, приложит усилия к освобождению княгини, вы свои деньги увидите, взирая на землю, надеюсь, с облаков, если увидите вообще: в России дела быстро не делаются. Такой вот неутешительный расклад, — со вздохом подытожил мой друг. – Я же вам предлагаю сорок, ну, сорок две тысячи крон немедленно, прямо здесь и наличными.
– Семьдесят тысяч, – жестко отрезал фон Дрейнгоф.
– Ага, и свисток от чайника в подарок от императора Поднебесной! Барон, вы меня с кем-то спутали, я не состою в благотворительном обществе Призрения Обезумевших Банкротов. Если вдруг окажется завтрашним утром, что княгини вообще нет в Австрии, то вы своими векселями сможете разве что растапливать камин холодными зимними вечерами.
– Но вам-то они зачем? — вновь задал мучивший его вопрос финансист, похоже, не удовлетворенный рассказом о тридцать третьем градусе по Фаренгейту.
– Барон, мы же с вами деловые люди, – с легким раздражением в голосе проговорил Лис. – У меня есть действенный способ получить наличность по этим векселям, у вас его нет. И не будет никогда, кроме как здесь и сейчас. Я желаю сыграть на разнице ценных бумаг и их материального воплощения. Вы можете на них сыграть только в крестики-нолики. Сорок пять тысяч крон – и ни фартингом больше!
– Шестьдесят пять тысяч, — нехотя сбавил цену финансист.
– Ага, и китайскую тушь для крестиков и ноликов. Сорок пять – это последнее слово. Я чувствую, мое предложение вас не заинтересовало, – Сергей демонстративно положил руки на подлокотники, намереваясь встать, – поэтому не стесняйтесь, скажите громко: «Нет, эти бумаги дороги мне как память, я обклею ими сортир для улучшения процессов внутреннего сгорания внешних раздражителей», и мы расстанемся, полагаю, одинаково удовлетворенные сегодняшней встречей.
– НО ВАМ-ТО ОНИ ЗАЧЕМ?!! — с болью в сердце провозгласил финансист, едва не лопаясь от любопытства.
– А, о, ы, у. С утра мне казалось, что с дикцией вроде бы никаких проблем нет. Я что, шепелявлю или слоги глотаю? Если так, прошу прощения, ваша милость, постараюсь произнести внятно. Мне нужны векселя, чтобы получить по ним деньги. Надеюсь, такой способ их применения не вызывает у вас внутреннего протеста? Я могу это сделать сегодня же. При этом Екатерина Павловна о том, что деньги взысканы, даже не узнает. Вы такого сделать не можете. И не сможете никогда. Так шо есть два варианта развития сюжета: либо вы передаете мне долговые расписки зауказанную сумму, либо нет. Я вижу, вы склонны ответить «нет», а потому не смею вас задерживать. – Лис поднялся.
– Капитан, где тебя носит? – Лис, судя по голосу, был в приподнятом настроении и спешил поделиться своей радостью. – Я тут выиграя полторы штуки в свободно конвертируемой валюте, и если бы за моей спиной полвечера не торчал полицейский бобик, я бы здешнее общество еще на столько же раскулачил. А твои успехи как?
– Да вот сижу в кабинете, беседую с господином танцмейстером. Оказывается, в прежние годы ему доводилось видеть нашу госпожу Сюзон Дювиль.
– И чего? – заинтересованно спросил Сергей.
– А то, что очень может быть, что эта госпожа не только не Дювиль, но и не Сюзон.
Ночь, которая, как известно, есть промежуток между отходом ко сну и пробуждением, вне зависимости от того, на какую часть суток она выпадает, была по-летнему коротка, но прошла сравнительно тихо, во всяком случае, без пальбы. Мне снились санкюлоты [10], танцующие на развалинах Бастилии, и маленький корсиканский лейтенант, с ужасом наблюдающий разгул национального самосознания. Утро внезапно наступило около полудня после настойчивого сообщения Лиса, что в то время, как я бесстыдно дрыхну, враг не спит. Возможно, это было правдой, но и в этом случае я был готов еще не один час изматывать врага бессонницей.
– Короче, – едва дав мне открыть глаза, распорядился Лис, – я уже добазарился с шефом, он выделяет бабло на твои лямуры. Но лично я по-прежнему терзаюсь сомнениями, по тому как, пойми меня правильно, старина Густав стоит далеко не в первом миллионе людей, которым я вот так, за здорово живешь, выдам семьдесят штук, причем не ассигнациями, которые сейчас только ленивый не печатает, а полноценным рыжьем.
– Ты имеешь в виду золото? – уточнил я.
– Ответ распадается на две части, – не унимался Лис. – Часть первая: я имею в виду золото; и часть вторая: я сильно имею в виду барона Густава фон Дрейнгофа. В общем, я тут ещё покумекаю, как все лучше обставить, а тебе, насколько я помню, уже пора заниматься высокой политикой.
– Лис, какая политика? – попытался было возмутиться я. – Еще только поддень. Даже и полудня нет, а у меня встреча с княгиней и полицай-президентом в пять часов.
– Да ну, не рви душу. Это шо ж, я буду на мозгах фурункул наживать, а ты массу топить? Вон ты уже подушку почти насквозь пролежал. Вставай, отечество в опасности!
Когда на Лиса находит желание повредничать, его не истребить ни дустом, ни керосином. Противиться ему можно долго, но безуспешно, а потому, неохотно расставаясь с мечтой выспаться перед ответственными встречами, я через силу поднялся и оглядел спальню, ища место для разминки. Удивительно, как законодатели мод умудряются захламить любое пространство великим множеством громоздкой мебели и никому не нужных изящных безделушек, которые так легко снести, разминаясь и отрабатывая технику бросков и ударов.
– В общем, жду тебя в фехтовальном зале, – с удовлетворением оценив плоды своей антигуманной деятельности, заявил Лис. – Что ваше сиятельство предпочитает в это время суток? Шпагу? Рапиру? Саблю?
– Пожалуй, возьмем сабли.
– Прикинь, – клинок моего друга описал замысловатую кривую и, начав путь из-за головы, блеснул острием у моего бедра, – нарыл здесь, в Вене, замечательную кофейню. Называется «Большой кофе, сваренный по-кульчицки».
– Наверно, кафе, – поправил я, парируя удар и перебрасывая саблю Лиса по широкой дуге влево от себя.
– Да один хрен. – Лис, уловив начало моей атаки, разорвал дистанцию и тут же резко сократил ее, пытаясь выхлестом достать меня из-под руки. – Главное, кофе там варят толково. И врубись, – сабля моего напарника рассекла воздух в паре сантиметров от моего лица, – этот самый Кульчицкий – он, оказывается, вообще первый начал готовить венский кофе.
– Я знаю, – вскользь нанося удар по обуху клинка, сообщил я.
– А то, шо он был из наших, из Хохляндии, тебе известно? Честно говоря, мне это было известно, хотя я не придавал этому факту особого значения. Действительно, около ста двадцати лет назад, когда Вена была взята в осаду турецким визирем Кари-Мустафой, дворянин из Галиции Юрий Франц Кульчицкий смог пробраться через турецкие позиции и доставить слезный крик горожан о помощи императору Леопольду.
Объединенная армия императора, герцога Лотарингского и короля Польши Яна Собесского подоспела вовремя. Турки бежали, оставив победителям лагерь и обоз. Подвиг храброго галичанина был оценен по достоинству, и ему щедро разрешили взять себе триста мешков темно-коричневых зерен, с которыми все равно никто не знал, что делать.
До того дня этот продукт нечасто попадал в Европу, да и то использовался лишь в медицинских целях. Но побывавший в турецком плену Кульчицкий, вероятно, технологию приготовления этого напитка, способного вернуть к жизни после бессонной ночи, освоил виртуозно. Он лишь начал добавлять в кофе сахар, а затем, потакая вкусам покупателя, и молоко. Именно с этого началось знакомство Европы с кофе вообще и с кофе по-венски в частности.
– Не, ну прикинь, подфартило мужику! Это ж триста мешков, ежели перевести в килограммы, где-то под полторы тонны выходит! Заморишься кофемолку ворочать.
Мой клинок скользнул по сильной части сабли Лиса и, Щелчком отбросив оружие в сторону, коснулся острием плеча фехтовальщика.
– Туше! – чуть обиженно произнес я. – Ты чего замер?
– Капитан, – глаза Лиса были подернуты легкой дымкой, свидетельствовавшей о происходящих в мозгу напряженных подсчетах вероятной прибыли, – я, кажется, придумал. Заканчиваем тренировку, мне еще надо слегонца порукодельничать.
– Что ты затеял? – с недоверием спросил я, отчетливо представляя себе, какой криминальный талант гибнет втуне из-за строгостей институтского начальства.
– Пока говорить рано, по ходу действия я буду задавать тебе наводящие вопросы.
– Ли-и-ис?!
– Ни о чем не волнуйся, это будет четыреста первый сравнительно честный способ отъема денег у населения. Пещера Али-Бабы и в то же время лампа Аладдина, совмещенная с шарманкой папы Карло. Кстати, тут поутру ходил шарманщик, или мне показалось?
– У меня по спальне он точно не ходил! – возмутился я.
– Ладно, тогда я пошел искать шарманщика. Можешь ни о чем не беспокоиться, сегодня ты будешь принцем на свежепобеленном коне, так шо можешь смело вбить гвоздь для скальпа бедного, впрочем, еще не бедного, но вскоре обеднеющего старины Густава над кроваткой госпожи Багратион. Ты уж будь добр, с Елипали свяжись и скажи, что мне нужно тыщ сто до завтрашнего утра.
Сергей вложил саблю в стойку и, насвистывая под нос «Какое небо голубое…», размашистым шагом устремился прочь из залы.
Институтская техника может очень многое, но даже она при всей своей изощренности не способна обеспечить присутствие оперативника в двух отстоящих друг от друга местах одновременно. А потому, резонно предположив, что визит к Екатерине Павловне нужен мне, а посещение полицай-президента выгодно защитнику угнетенной мадам де Сен-Венан, я решил свалять откровенного дурака и нежданно-негаданно завалиться к его высокопревосходительству значительно ранее указанного времени. В конце концов, мог же я средь шумного бала случайно перепутать час назначенного свидания и время допроса? Опять же, провинциальный граф в столице – как тут голове не пойти кругом?
Как я втайне и надеялся, господина полицай-президента в особняке не оказалось, он изволил инспектировать невесть кого невесть где. Я, изобразив на лице огорченную мину, пообещал, быть может, заехать вечером, когда откуда ни возьмись точно чертик из табакерки рядом со мной возник Йоган Протвиц. Потягивая воздух своим длинным носом, он попытался любезно улыбнуться, однако любезность явно не была в числе его привычных гримас.
– Прошу прощения, ваше сиятельство, но мне кажется, вы были званы на более позднее время.
– Да? – удивленно переспросил я. – Разве? Я точно помню, что его высокопревосходительство звал меня после обедни.
– О нет, увы! – Таксоид развел коротенькими руками. – Но если бы вы были столь любезны и согласились ответить на мои вопросы…
– Отчего нет? – после некоторой паузы кивнул я, пожимая плечами. – В конце концов, не думаю, что мой друг господин полицай-президент позволит своим людям задавать мне некорректные вопросы.
– Тогда пройдемте, у меня в этом доме есть небольшой кабинет.
«Однако этот Протвиц совсем не такая мелкая сошка, как представлялось вначале, – мелькнуло у меня в голове. – А я еще пугал его опалой! Что ж, послушаем, что он спросит».
– Скажите, ваше сиятельство, – усевшись за стол, обложенный ровными стопками исписанных листов и канцелярских папок, начал сыщик, – при каких условиях вы познакомились с госпожой де Сен-Венан и ее покойным мужем.
– По дороге, на постоялом дворе, – небрежно бросил я. – У них сломалось ландо, я предложил довезти господина и госпожу Дювиль, как они себя тогда называли, до Вены. У мужа бедняжки Сюзон был замечательный парижский выговор, и я желал попрактиковаться во французском.
– Может быть, может быть, – как-то не в тему заметил Протвиц. – Но в момент нападения вас не было в карете.
– Мне бы не хотелось останавливаться на этом моменте, – кривясь точно от касторовых капель, заметил я.
– И всё же, граф?
– Увы, мне грустно об этом вспоминать, но мсье де Сен-Венан был отъявленный ревнивец. Ему почудилось, будто я заигрываю с его женой. Он устроил скандал, и мы с секретарем были вынуждены, чтобы,не раздувать ссоры и сберечь честь дамы, отправиться в столицу верхом.
– Очень хорошее объяснение, – мелко закивал сыщик. – Главное, оно почти совпадает с тем, что говорит мадам де Сен-Венан.
– Ну конечно же! – заслоняя рот ладонью, чтобы скрыть зевоту, согласился я.
– Вот только она утверждает, что это вы спровоцировали скандал своими весьма недвусмысленными намеками.
– Я?!!
– Да-да, именно вы, – часто-часто закивал Протвиц. – Ну, предположим, госпожа вдова наговаривает. Может, ей почудилось. Она сейчас так расстроена, что вряд ли может полностью отвечать за свои слова. Но как объяснить, что едва вы покинули экипаж, как на него напали разбойники?
– Возможно, это лишь совпадение. – Я дернул плечом. – Засада была организована у подножия холма, там, где карета вынуждена замедлить ход. Кроме того, негодяи могли видеть, что мы разделились, и решили этим незамедлительно воспользоваться.
– Но как вы снова оказались на месте преступления?
– Очень просто. Услышали выстрелы и повернули коней.
– Весьма благородно. – Таксоид взял из стопки исписанный лист и уперся в него взглядом. – А разбойники, должно быть, временно утратив зрение и слух, не заметили вашего приближения.
– Разбойники были заняты грабежом и потому не успели схватиться за оружие, когда мы атаковали их на галопе. Всякий уважающий себя дворянин и офицер поступил бы так же. Но кажется, сударь, вы меня в чем-то подозреваете?
– Вас подозревает мадам де Сен-Венан, а я лишь веду это непростое дело. И, согласитесь, в нем есть странности.
– Не вижу ни одной!
– Вы утверждаете, что уничтожили бандитов и спасли несчастную даму. Однако на следующее утро в вашем доме обнаруживается один из пистолетов ее мужа.
– Я мог бы сказать, что захватил его на память, скажем, в качестве трофея, и знать не знал, кому он принадлежит, но все значительно проще. Одному из разбойников, орудовавших у кареты, удалось скрыться. Должно быть, вернувшись до приезда жандармов, он и прихватил этот весьма дорогой и прекрасного качества пистолет.
– Вы хотите сказать, что разбойник, промышлявший в лесу, и вор, забравшийся в ваш дом, – одно и то же лицо?
– Возможно. – Я недоуменно поднял брови. – Хотя грабитель мог продать пистолет или обменять на что-нибудь.
– Еще одно совпадение. Вернее, даже два. Ваш лесной негодяй продает оружие городскому вору, и тот идет именно с ним и именно в ваш дом. Причем именно в тот день, вернее, ночь, когда произошло злодейское убийство на дороге. Когда же полиция обнаруживает труп, при нем нет ни оружия, ни орудий взлома, ни награбленного, ни вообще чего-либо, что бы указывало на преступные замыслы несчастного.
При этом вы говорите, будто из дома пропали некие бумаги личного свойства, отказываясь обнародовать их содержание. Мадам де Сен-Венан также утверждает, будто и у нее пропали бумаги. Правда, совсем иного толка. Но тем не менее на моей памяти, а я уже скоро двадцать лет служу в полиции, это первый случай, когда наших безыскусных преступников, радующихся золотым монетам и серебряным подсвечникам, вдруг всех до одного начинают интересовать какие-то бумаги. Поймите меня правильно, граф, я не желаю вас обвинять, но мне бы хотелось услышать внятные и исчерпывающие ответы на все интересующие меня вопросы.
ГЛАВА 7
Порой из дурных качеств складываются великие таланты.
Франсуа де Ларошфуко
Протвиц неспешно встал из-за стола и, сложив в замок руки, громко хрустнул пальцами. Должно быть, в этот момент он с наслаждением предвкушал, как будет искать спасения в уловках и неумелой лжи попавшийся в силки аристократ. По всей видимости, ему, всю жизнь проведшему в тесном полицейском мундире и лишь благодаря этому выбившемуся из самых низов, отчаянно хотелось заставить ползать на коленях потомка одного из знатнейших родов Европы.
– Что за бессмыслицу вы городите? Пистолеты, бандиты! – возмутился я. – Стоило мне согласиться помочь вам разобраться в деле, к которому я действительно имею касательство, как вы здесь вывалили три короба ерунды, пытаясь возложить на меня вину за вашу собственную неумелость. Это вы, милостивый государь, – мой голос обрел металлическую жесткость, – должны мне ответить, кто и почему охотится на меня и госпожу де Сен-Венан? Почему преступники пытались бросить тень на мое имя? Вам не приходило в голову, что пистолет и вовсе хотели подбросить, тайно засунув в секретер, а мы лишь спугнули преступника, заставив его действовать по обстоятельствам?
– А как же пропавшие бумаги? – ядовито глядя на мое возмущенное лицо, тихо проговорил сыщик.
– Это были письма, частные письма! – возмутился я. – Содержание которых ни вам, ни ему не важно. Во всяком случае, полиции не должно быть никакого дела до того, что это за письма и от кого они. Но я не исключаю, что вор надеялся отыскать в них что-либо, позволяющее шантажировать меня.
– Все это как-то… очень сложно, – с сомнением покачал головой полицейский чиновник. – Венские преступники не склонны к чрезмерному мудрствованию. А уж рисковать головой, чтобы раздобыть какие-то письма, они и вовсе могут согласиться только в том случае, если будут доподлинно знать, что и где искать и насколько весомый куш принесет им такое опасное дельце.
Под потолком кабинета дробно зазвенел колокольчик. Лицо Протвица моментально приобрело вид почтительно-благоговейный, так что у меня не оставалось сомнений, что вернувшийся полицай-президент вызывает на ковер свою любимую ищейку.
– Прошу извинить меня, ваше сиятельство, я должен вас оставить на несколько минут. Полагаю, это вам даст время оценить обоснованность моих вопросов. – Он поклонился с подчеркнутой церемонностью и вышел из кабинета.
Я услышал, как щелкнул дверной замок, и лишь недоуменно развел руками. Должно быть, господин Йоган Протвиц в меру своего разумения полагал, что сделал тонкий психологический ход, заставив подследственного нервничать. Оглядевшись вокруг и с грустью убедившись, что, кроме сборников законодательных актов и заметок самого следователя, читать в кабинете нечего, я вызвал Лиса, спеша принести ему радостную весть о своем аресте.
– В чем проблемы, Капитан? – энергично отозвался Сергей.
– Представь себе, я под замком, – меланхолично сообщил я.
– Шо, честно? – искренне поразился Лис. – Ну, все как обычно! Не лорд, а какой-то Аль Капоне! По улице не пройдешь, чтобы не загреметь на нары. А с каких, позвольте узнать, бодунов?
– Протвиц решил, что мы с тобой опасные душегубы, охотящиеся за сокровищами богатых вдовушек. Вернее, сначала оставляющие их вдовушками, а затем охотящиеся за сокровищами, — безрадостно пояснил я.
– Он шо, натурально с мозгами в разводе? — возмутился Сергей.
– Не то чтобы совсем. Определенная логика в его размышлениях есть. Он приплел к делу пистолет Сеп-Венана и теперь пытается доказать, что я от большого ума прихватил с места преступления улику против себя. Так сказать, в качестве милого сувенира. Но это все ерунда! В конце концов, из тех фактов, которые у полиции имеются, как ты выражаешься, не то что дело, а даже безделицу не сошьешь. Но все же будь готов, если полиция вдруг решит и тебя зацепить.
– Всегда готов! — бойко отрапортовал Лис. – Я ж родом из страны, где отсутствие закона не освобождает от наказания. Хотя как раз сейчас момент ни в дугу, ни в Красную Армию. Я здесь, понимаешь ли, изображаю из себя пикадора: трубы, барабаны, все понты… И тут – на тебе – гражданин начальник. Нарисовался, хрен сотрешь.
– Погоди, — остановил я речевой поток друга, – что за пикадоры? Что за коррида?
– Ну, я бы скорее назвал это не корридой, а разведением быков на капусту, вернее, одного быка, но пикадор-то всамделишный. Все как водится: главная задача – довести рогатую тварь до изнеможения, затем появляешься ты, пара изящных движений, и роковая сталь единым махом заканчивает бессмысленную жизнь никчемной животины.
– Лис, – я насторожился, – я не собираюсь никого убивать.
– Да ну, это фигурально. – Лис прервался, не договорив фразу. – Погоди, Капитан! Процесс, кажется, пошел. – Глаза моего напарника продемонстрировали кабинет Густава фон Дрейнгофа.
– О, нежданная встреча! — Бзрон устремился к моему другу, протягивая руку. – Рад снова видеть вас.
– А уж я-то как рад! — поспешил с ответом на приветствие Лис. – И не обскажешь.
– Что привело вас ко мне?
– Грубая проза, барон. Грубая, но жизненно важная. – Лис развалился в предложенном ему кресле, выставив вперед длинные мосластые ноги. – Не буду занимать ваше драгоценное время, скажу одно лишь слово: «деньги».
Взгляд финансиста, дотоле источавший любезность, закаменел, и глаза его стали напоминать два одинаковых дисплея микрокалькулятора.
– Вы желаете взять в долг? Для себя или для графа?
– Пустое, Густав, шо вы так напрягаетесь? Его сиятельство никогда не делает долгов, а я бы, может, и сделал, да граф категорически против.
– Тогда что же?
– Да мне тут знающие люди сказали, что вы недавно приобрели партию напрочь убитых векселей одной русской дамы. – Сергей жестом фокусника похлопал себя по оттопырившимся карманам. – Мне велено выкупить их у вас.
В голосе фон Дрейнгофа, поспешившего с ответом, слышалась настороженность:
– Могу я узнать, зачем они вам?
– Да уж, наверно, не затем, чтобы с их помощью красотку заарканить, — небрежно заметил Лис. – Мы-то с вами знаем, люди нашего круга на подобные вещи не способны.
– Тогда зачем же? – еще раз спросил барон, делая вид, что едкое замечание моего секретаря его вовсе не касается.
– Граф собирается по делам императора мотнуться в Россию, ему нужна крупная сумма наличными. Золотые червонцы его вполне устроят.
На лице финансового воротилы появилась чуть покровительственная усмешка.
– Вас, должно быть, ввели в заблуждение. У меня действительно есть векселя упомянутой вами дамы. Полагаю, речь идет о княгине Багратион. Но, во-первых, они нее рублях, а во-вторых, скажу вам по секрету, ни здесь, ни в России эта дама не имеет тех денег, которыми можно было бы оплатить ее долговые расписки. Это пшик, фикция!
– Прискорбнейший факт! — с напускной грустью вздохнул мой секретарь. – Буквально обнищание русской аристократии на фоне бурного экономического роста широких буржу-азныхмасс. Но скажу вам, также по секрету, раз уж мы пошли обмениваться тайнами, для моего графа платежеспособность мадам Багратион имеет значение не большее, чем ноты для канарейки.
– То есть как? — смутился финансист, мозг которого отказывался понимать, как может не волновать кредитора платежеспособность должника.
– Видите ли, барон, если бы вы были потомственным Розенкрейцером тридцать третьего градуса по Фаренгейту, для вас бы не составляло труда исчислить адиабату амплитудного склонения ирригации ноосферы в интервале корпускулярного метаморфизма. Но все дело в том, что это тайное знание доступно лишь немногим избранным, и не мне разъяснять вам сакральную суть специфических стагнации санкторума. Скажу лишь, что я готов заплатить вам за векселя княгини Багратион, ну, скажем, сорок тысяч крон прямо сейчас, не вставая из-за этого стола.
– Но у меня векселей на семьдесят тысяч, — почувствовав, что разговор от санкторумов и Розенкрейцеров вновь повернулся к деньгам, оживился Густав.
– Вот и замечательно! — прочувствованно заверил его мой напарник. – Но заметьте, что, в сущности, эти векселя стоят немного меньше, чем бумага, на которой они написаны. Вы, часом, не скажете, почем у вас нынче в опте фунт грязной бумаги?
– При помощи этих, как вы выразились, «грязных бумаг» я могу упечь ее светлость в долговую тюрьму, — резонно заметил ростовщик.
– Браво, господин барон! Еле сдерживаюсь, чтоб не сорваться на бурные аплодисменты, переходящие в овации! Какое ценное вложение макулатуры! – деланно восхитился Лис. – Да, вы действительно можете сделать такой узкий жест, это ваше святое и неотъемлемое право! Но давайте я навскидку озвучу вам ряд проблем, которые вы себе наживете, поступив таким образом. Во-первых, мадам Багратион – закадычная подружка эрцгерцогини. Они ж шо две плакучие ивы над голубым Дунаем. Соберутся, бывало, и тоскуют о покинутом отечестве. Конечно, эта тоска не заставит, — Лис ткнул пальцем в потолок, – Сами Знаете Кого оплатить чужие долги из своего кошелька, но я б даже на гроттен не поспорил, шо вы после этого тоже не будете стоять над голубым Дунаем, но уже вдалеке от Вены, и недобрым словом поминать отечество, покинувшее вас.
Дальше: такой антигуманный поступок по отношению к прекрасной даме закроет перед вами все двери в высшем свете. Я больше скажу, он их даже не закроет, он их забьет досками-из железного дерева и подопрет осиновым колом, а дальше вы можете стучаться туда хоть кулаками, хоть ногами, хоть головой, но света, в смысле – большого света, вам не видать. Разве шо в конце туннеля.
И наконец, третье, но отнюдь не последнее по значению. Даже если когда-нибудь, под влиянием действия солнечных лучей на алкогольные пары, российское правительство, списавшись с австрийским двором, приложит усилия к освобождению княгини, вы свои деньги увидите, взирая на землю, надеюсь, с облаков, если увидите вообще: в России дела быстро не делаются. Такой вот неутешительный расклад, — со вздохом подытожил мой друг. – Я же вам предлагаю сорок, ну, сорок две тысячи крон немедленно, прямо здесь и наличными.
– Семьдесят тысяч, – жестко отрезал фон Дрейнгоф.
– Ага, и свисток от чайника в подарок от императора Поднебесной! Барон, вы меня с кем-то спутали, я не состою в благотворительном обществе Призрения Обезумевших Банкротов. Если вдруг окажется завтрашним утром, что княгини вообще нет в Австрии, то вы своими векселями сможете разве что растапливать камин холодными зимними вечерами.
– Но вам-то они зачем? — вновь задал мучивший его вопрос финансист, похоже, не удовлетворенный рассказом о тридцать третьем градусе по Фаренгейту.
– Барон, мы же с вами деловые люди, – с легким раздражением в голосе проговорил Лис. – У меня есть действенный способ получить наличность по этим векселям, у вас его нет. И не будет никогда, кроме как здесь и сейчас. Я желаю сыграть на разнице ценных бумаг и их материального воплощения. Вы можете на них сыграть только в крестики-нолики. Сорок пять тысяч крон – и ни фартингом больше!
– Шестьдесят пять тысяч, — нехотя сбавил цену финансист.
– Ага, и китайскую тушь для крестиков и ноликов. Сорок пять – это последнее слово. Я чувствую, мое предложение вас не заинтересовало, – Сергей демонстративно положил руки на подлокотники, намереваясь встать, – поэтому не стесняйтесь, скажите громко: «Нет, эти бумаги дороги мне как память, я обклею ими сортир для улучшения процессов внутреннего сгорания внешних раздражителей», и мы расстанемся, полагаю, одинаково удовлетворенные сегодняшней встречей.
– НО ВАМ-ТО ОНИ ЗАЧЕМ?!! — с болью в сердце провозгласил финансист, едва не лопаясь от любопытства.
– А, о, ы, у. С утра мне казалось, что с дикцией вроде бы никаких проблем нет. Я что, шепелявлю или слоги глотаю? Если так, прошу прощения, ваша милость, постараюсь произнести внятно. Мне нужны векселя, чтобы получить по ним деньги. Надеюсь, такой способ их применения не вызывает у вас внутреннего протеста? Я могу это сделать сегодня же. При этом Екатерина Павловна о том, что деньги взысканы, даже не узнает. Вы такого сделать не можете. И не сможете никогда. Так шо есть два варианта развития сюжета: либо вы передаете мне долговые расписки зауказанную сумму, либо нет. Я вижу, вы склонны ответить «нет», а потому не смею вас задерживать. – Лис поднялся.