Страница:
– И что же?
– Конь! – крикнул скачущий рядом Лис. – Капитан, смотри, рыцарский конь!
Я кинул взгляд туда, куда указывал мой друг. Действительно, в нашу сторону, медленно ступая, слегка прихрамывая, двигался гнедой конь, покрытый алой попоной. Три золотые башни, вытканные по ней, не оставляли сомнений, что перед нами конь сэра Турана Галльского, известного как Рыцарь Башен, а пара стрел, торчащих из пробитой попоны, несомненно, свидетельствовала о том, что рыцарь покинул седло не без посторонней помощи.
– Там что-то произошло! – воскликнул я, вмиг забывая о нашей с Годвином беседе. – Возможно, он ещё жив! – я пришпорил Мавра. – Лис, возьми пяток бойцов и давай за мной!
– Куда?! – вслед мне заорал Рейнар. – А если там засада?
Но я уже подгонял коня, спеша на помощь, возможно, ещё живому собрату.
Скакать пришлось недалеко. На той самой поляне, где произошла наша встреча с громогласным сэром Борсом, моему взору открылась ужасающая картина побоища. Вороньё, вспугнутое появлением нового, подозрительно подвижного персонажа, взмыло вверх, недовольно каркая, но, описав в воздухе круг, вновь опустилось на землю, возвращаясь к прерванному завтраку. Посреди поляны, судя по позам, в большинстве своём застигнутые врасплох, валялись воины рыцарского дозора в разорванных коттах поверх пробитых кольчуг. Многие из них, похоже, так и не успели воспользоваться оружием.
– Что за чёрт! – пробормотал я, спрыгивая с коня и едва не оскальзываясь в сырой от крови траве. – Дьявольщина! Что здесь произошло?
Трава в том месте, где я осадил коня, была примята, так, словно на ней лежало что-то тяжёлое, и обильно полита кровью. Но то самое «что-то», откуда вылилась кровь, исчезло с места преступления в неведомом направлении.
– Оба-на! – догнавший меня Лис остановил коня. – Это шо ж тут такое было? Капитан, гляди-ка, – лежавший неподалёку от нас рыцарь явно был застигнут в тот момент, когда пытался отползти в сторону окружавшего поляну подлеска. Стрела, пробившая его бедро, очевидно, не позволяла бедняге идти, оставляя всё же достаточно сил, чтобы передвигаться ползком. Но он был мёртв. Красовавшаяся на затылке рана не оставляла сомнений в том, что смерть наступила в результате колющего удара мечом. Таким обычно добивают раненых грабёжных дел мастера. – Капитан, их здесь застали врасплох, обстреляли из засады, а затем дорезали ещё живых, – бросил Лис, переходя от одного убитого воина к другому. – Да, у этого горло перерезано, и у этого тоже.
– И тем не менее они с кем-то сражались, – вставил я. – Причём противник получал раны и, судя по количеству крови, весьма тяжёлые. Получается, что победители унесли всех своих и добили тех, кто ещё оставался жив в этом злополучном разъезде. Но кому это было нужно? Разбойники на такой отряд нападать бы не стали, да и не взято здесь ничего…
– Посмотри, – внезапно произнёс Лис, – вон там у дерева. Видишь, рыцарь в лазоревой котте?
– Господь моя защита! Семь серебряных львят в лазури! Да это же сэр Лионель!
Мы с Лисом, не сговариваясь, припустили к младшему брату Ланселота, полулежавшему на стволе толстого дуба у самого края поляны. Он был без шлема, голова свесилась на грудь так, будто доблестный рыцарь устроился вздремнуть возле дерева, устав с дороги.
– Может, жив? – кинул я на бегу, придерживая бьющий по бедру меч.
Пустая надежда! Из-под светлой бороды Лионеля на лазоревую ткань котты стекала алая струйка, всё увеличивая бурое пятно на ней. Кольчуга рыцаря была пробита в нескольких местах, обнажённый меч валялся тут же, рядом с телом. Очевидно, сброшенный с коня сэр Лионель защищался до последнего, пока не обессилел и не был прикончен неизвестными злодеями. Я присел на корточки возле него, кусая губы от бессилия, от фатальной невозможности что-либо изменить.
– Капитан, погляди-ка, что у него в кулаке. – Рейнар ткнул вытащенной из колчана стрелой в сторону левой руки одного из славнейших рыцарей Круглого Стола. Между неплотно сжатых пальцев виднелся небольшой кусочек пергамента. Я потянулся за ним, осторожно вынимая последний дар Лионеля из скованных смертью пальцев.
– Коелбрен.
– Берегись! – ни с того ни с сего крикнул Лис, и выпущенная им стрела просвистела у меня над головой.
Я ушёл в кувырок и подхватился на ноги, обнажая меч. Тяжёлый топор ударил меня между лопаток, заставляя по инерции пробежать три шага. Не будь на мне институтской кольчуги, здесь бы я и лёг, рядом с сэром Лионелем, с перерубленным позвоночником. Но кольчуга выдержала, и гамбизон немного смягчил удар.
– Х-ху! – выдохнул я, поворачиваясь на месте. Неизвестный, удивлённый моей ударостойкостью, уже вновь заносил топор, желая повторить опыт. Я оказался проворнее. Он рухнул наземь с пронзённым нутром.
– Дьявольщина! Я же говорил – засада! – Лис успел за это время выпустить ещё несколько стрел и, откинув ставший бесполезным лук, схватился за короткие мечи. – Держись, Капитан! Мы ещё посмотрим, кто тут влип! С минуту на минуту наши подоспеют.
Рейнар был прав, по моей неосторожности мы угодили в западню. Пять рыцарей и несколько оруженосцев, сопровождавших нас, вовсю работали мечами и копьями, отбиваясь от невесть откуда взявшихся головорезов, со всех сторон высыпавших на поляну.
Но силы были неравны. Один за другим они падали возле погибших воинов отряда сэра Лионеля. Так что, спустя несколько часов ни у кого бы не возникло ни малейшего сомнения, что мы, встретившись на дороге с младшим братом Ланселота, поссорились и перебили друг друга. Одного лишь не учли нападавшие. Позади первого отряда, кинувшегося на помощь Турану Галльскому, двигалось ещё полторы сотни воинов, сопровождавших посольские возы. И они были всё ближе.
Мы с Лисом, прижатые к дубу, едва успевали парировать удары наседавших со всех сторон негодяев, лишённых каких бы то ни было отличительных знаков, но вместе с тем вполне профессионально управляющихся с оружием. Ещё удар, ещё, пока что мы успевали отбивать их, но неминуемо приближался тот миг, когда хоть один из них достигнет цели, и вот тогда-то гибель будет неотвратима.
Рыцарский рог, трубивший атаку, сейчас казался сладчайшей музыкой, которую мне когда-то доводилось слышать. Наш эскорт, очевидно, заслышав шум схватки, бросил на произвол судьбы неспешные, запряжённые волами возы и теперь во всю прыть спешил на подмогу. Разворачиваясь широкой дугой, всадники охватывали поляну, разя неизвестных разбойников направо и налево.
– Не убивайте всех! – крикнул я, устало опускаясь на землю. – Мне нужен тот, кто будет говорить.
Схватка была недолгой. Нападавшие вовсе не горели желанием принимать бой и оттого при первой же возможности пытались скрыться в чаще, вверяя жизни густой листве и непролазным буреломам. Однако уйти удалось далеко не всем.
Десятка два пленных понуро жались к середине поляны, окружённые ллевелиновскими всадниками. Ещё нескольких волокли из лесу вошедшие в охотничий раж воины эскорта.
– Глядите-ка, глядите! – разнеслось над полем боя. – Рыцаря поймали!
Я встал, опираясь на ствол дуба. Спина болела нещадно, позволяя держаться только прямо, гордо разведя плечи, словно проглотив флагшток.
– Ты, ба, действительно рыцарь! – удивлённо воскликнул уже вполне очухавшийся Лис.
– Герб: лазурные гонты в золотом поле, – промямлил я, вглядываясь в котту пленника. – Сэр Перималь из свиты Мордреда. Теперь всё ясно.
– Сэр Торвальд, – окликнул меня один из оруженосцев, входивших в посольство, – мой господин, сэр Аграмар, умирает и просит немедленно позвать вас.
– Да, иду, – кивнул я, морщась от боли. Загнанная внутрь во время боя, она вовсю заявляла о себе, лишь миновала смертельная опасность.
Сэр Аграмар лежал на земле, истекая кровью. Пожалуй, окажись рядом с ним в момент ранения человек, сведущий в медицине, он вполне мог бы жить. Но сейчас было уже поздно. Матовая бледность воочию свидетельствовала о последних минутах рыцаря.
– Приподними-ка меня, дружок, – скомандовал умирающий своему оруженосцу, едва только мы приблизились. – Только поосторожнее.
Расторопный оруженосец присел возле господина и, подхватив его за плечи, приподнял над землёй.
– Славно, – прохрипел рыцарь. – Я умираю в бою, как и подобает… Сэр Торвальд, снимите кошель у меня с ремня. В нём золото и три клочка пергамента. Золото отдайте этому пареньку, а пергамента вручите герцогу. Он знает, как с ними поступить. Передайте, что я остался верен ему до конца.
Я поспешил выполнить последнюю волю умирающего. Он улыбнулся, увидев кошель в моих руках, и устало закрыл глаза.
– Умер, – прошептал оруженосец.
– Да, – печально кивнул я, развязывая кошель и доставая из него наследство Ллевелина: вожделенные куски пергамента, вероятно, те самые, что не так давно исчезли из ларца сэра Борса. – Держи, – я, затаив дыхание, протянул золото расстроенному юноше, – это теперь твоё.
Вслед за этим мне пришлось быстро, пожалуй, чересчур быстро отвернуться, чтобы скрыть невольную радость. Наблюдай эту картину какой-нибудь спрятавшийся в кустах менестрель, он не преминул бы упомянуть, что тут сэр Торвальд Пламенный Меч отвернулся, дабы не дать узреть рыцарские слёзы безусому юнцу.
– Капитан, пока ты тут изображаешь Александрийский маяк, – подскочил ко мне Лис, – я уже успел раскрутить этого самого сэра, перемать его… В общем, Моргана его послала…
– Рейнар, – я положил руку на плечо напарника, увлекая его от оруженосца, оплакивающего смерть своего господина, – отойдём отсюда.
– Что-то случилось? – всполошился Сергей.
– Можно сказать, что так. – Я протянул ему пергамента. – Сэр Аграмар просил передать Ллевелину.
– Шара приди! – оторопело пробормотал Лис. – Это что, Борсовы?
– Наверняка. Хотя проверить стоит. Ты Годвина ещё не видел?
Мой оруженосец, всего лишь несколько дней назад получивший первые уроки владения оружием и потому почти беззащитный в любой мало-мальски серьёзной потасовке, по заведённому мною правилу в случае боя отправлялся в обоз и сидел там тихо, вплоть до его завершения. Не сказать, чтобы такая участь радовала смелого мальчишку, но воля рыцаря – закон для оруженосца. Между тем возы уже подтянулись к полю боя, и взволнованный Годвин мчался к нам со всех ног, очевидно, спеша проверить, на самом ли деле мы живы и невредимы.
– Сэр Торвальд! Энц Рейнар! – юноша порывисто схватил нас, не ведая, что следует говорить в таких случаях достойному ученику рыцаря.
– Дружок, – начал я, отводя недавнего овидда в сторону. – У меня к тебе уже традиционная просьба. Посмотри-ка на эти пергаменты. – Я протянул Годвину нашу добычу.
Он почтительно принял из моих рук части пророчества, прислушался к своим ощущениям и утвердительно кивнул.
– Здесь везде рука Мерлина, милорд.
К нам подошёл один из рыцарей отряда, командовавший арьергардом в момент столь неосмотрительной вылазки на помощь сэру Турану.
– Сэр Торвальд, у нас много раненых, есть убитые.
– Те, кто может держаться в седле, пусть садятся в сёдла. Остальных грузите на возы. И людей Лионеля тоже. Мы возвращаемся в Эборак. Да, вот ещё, сделайте отдельные носилки для сэра Лионеля и закрепите между двумя лошадьми. К ним же привяжите сэра Перималя.
– Будет исполнено, милорд. – Рыцарь поклонился и отправился выполнять приказание.
– Мы отправляемся в Эборак, – повернулся я к Годвину.
– Я слышал, сэр, – кивнул мальчишка. – Я сейчас подведу коней. Только, – он замялся, – позвольте один вопрос.
– Слушаю тебя.
– Что же тогда решили лучшие люди Сиены?
– Они умертвили полководца и провозгласили его святым покровителем города. Вперёд, мой мальчик, нам следует поторопиться.
Траурная процессия шла по главной «улице» военного лагеря, направляясь к шатру Ланселота. Четыре рыцаря, обнажив головы, несли к нему положенное на изрубленный щит тело сэра Лионеля, короля Бросселианда. Мы с Лисом шли впереди, раздвигая хлынувшую к главному проходу толпу. Но и без того она расступалась, пропуская вперёд скорбную ношу рыцарей Ллевелина. Стражники у шатра, скрестившие было перед нами свои топоры, но, разглядев в сумерках знакомый герб на груди убитого, молча убрали своё оружие, освобождая путь.
– …Два десятка властителей Галлии, – слышался из-за перегородки громовой голос сэра Борса, – все короли Арморики, бароны Британии и Уэльса собрались под твоё знамя, мой милый племянник. И ты теперь говоришь, что этот поход не имеет смысла?! Что он бесполезен?!
Я отдёрнул занавес, пропуская вперёд рыцарей с их тяжким грузом.
– Что это? Что? – всполошились, вскакивая с мест, собравшиеся на совет военачальники. – Лионель? Святой Бог!
– Почтенный Ланселот, – начал я, – утром ты говорил, что разум отказывает тебе. Но я не верил в это! Ты говорил, что следует бросить всё и возвращаться домой. Я не внимал этому, зная, что женщина может заставить страдать лишь сильного мужчину. Но ты утверждаешь, что в этом походе нет смысла, и что Мордред прав, свершая свою чёрную измену. Так прими же залог его правоты! – я указал на бездыханное тело Лионеля. – Здесь твой брат. А там, – я указал на Рейнара, волокущего на верёвке сэра Перималя, – тот, кто убил его.
Извини, я не стал благодарить его, можешь сделать это сам. Что же ты молчишь, благородный Ланселот? Неужели слова благодарности сами не просятся тебе на язык? – я развернулся лицом навстречу побледневшему полководцу. – Ланселот, кровь твоего брата Лионеля взывает к отмщению! Кровь Гахериса и Гарета взывает к отмщению! Кровь старшего из моих братьев Гавейна, увидевшего в тебе единственное спасение для Британии, призывает тебя к бою!!! Вся кровь защитников Британии, пролитая в последние месяцы на полях сражений, готова вскипеть, по капле собиравшись вновь из сырой земли при одном лишь слове о том, что славнейший Ланселот отказался от мести предателю и отцеубийце! Да будет забыто твоё имя между рыцарями, если это так!
– Замолчи! – резко прервал меня Ланселот Озёрный. – Замолчи, если не хочешь скрестить со мной меч! Готовьтесь к походу, милорды. Завтра мы выступаем!
Глава 19
Шум голосов, донёсшийся из шатра, очевидно, был слышен во всех концах лагеря. Все эти десятки властителей Галлии и Арморики, бароны Британии и Уэльса, срываясь на крик, провозглашали что-то одновременно, спеша высказать каждый своё отношение к предстоящему походу.
– Тихо! – пытался урезонить их Ланселот. – Здесь каждый имеет право высказаться! Не всё сразу.
– А ну-ка, потише! – перекрывая общий гул, рявкнул сэр Борс. – Дайте сказать Ланселоту!
Приведённый в себя этим окриком недружный хор поместной знати начал стихать, и Ланселот, покинув своё председательское место, подошёл к распростёртому телу брата.
– Горе моё велико, – негромко начал он. – Новые потоки пролитой крови не вернут мне Лионеля. Они лишь отберут новых братьев, сыновей и отцов у многих из тех, кто нынче радуется жизни. Кто нынче радуется, глядя на синее небо, – голос его окреп и усилился, – кто благодарит Создателя за новый день жизни. Ты говорил о мщении, сэр Торвальд? Я отказываюсь от мщения. Моя месть породит другую, та, в свою очередь, третью… Порочный круг должен быть разорван.
По рядам суровых воинов, вождей рыцарских ратей, прокатился чуть слышный выдох разочарования.
– Но мой отказ от мести не означает, что злодеяние должно оставаться безнаказанным. Все, кто задумал и осуществил сие коварное злодейство, должны быть переданы в руки нового верховного короля Британии и понести достойную кару.
– «Особенно хорошо, если следующим королём будет Мордред», – прокомментировал Лис на канале связи. – «То-то он себя примерно покарает! Может, даже в угол поставит».
– Но кто, кто будет королём? – вновь зашумели бароны.
– Об этом ещё не знает никто, – крикнул, пытаясь заглушить их, Ланселот. – Но есть пророчество. Последнее пророчество великого Мерлина. Оно разделено на двенадцать частей, и через полмесяца двенадцать лордов Камелота должны собраться вокруг Круглого Стола и, сложив их воедино, назвать имя нового короля.
– Это правда! – поддержал племянника могучий сэр Борс.
– Действительно это так, – вслед за ним произнёс я, демонстрируя собравшимся один из имевшихся у меня кусочков. – Пока все части пергамента не будут сложены вместе, никто не в силах узнать имя нового правителя.
– К чёрту магию! К чёрту пророчества! – завопил один из баронов, вполне уже впитавший отравленное молоко христианской нетерпимости. – Ланселот наш король! Никто более!
Одобрительный гул многих голосов наводил на мысль, что подобная идея весьма популярна среди военачальников, да, вероятно, и простых воинов, стоящих в Эбораке.
– Нет, – Ланселот покачал головой, – я не займу трон Артура. Более того, я поведу вас вперёд, но безропотно покорюсь воле того, кто и без нашей помощи всё это время сражался против злой измены. Верховным главнокомандующим отныне будет Страж Севера герцог Ллевелин.
– Никогда!!! – собравшиеся баннореты[28] попытались шумно выразить своё отношение к столь неожиданному известию, но их попытка была пресечена резким выкриком темнобородого валлийца, вскочившего с длинной лавки со сжатыми от негодования кулаками. – Никогда, слышишь, Ланселот, король Беноика, я, Эгвед, принц Гвиннед, не стану под знамёна этого ублюдка! И я вызову на бой всякого из валлийцев, кто пойдёт за ним.
– «Ай-ай-ай, какая беда для Уэльса! Не иначе как нашний герцог у ихнего принца в детстве стащил любимую погремушку!»
– «Погоди», – прервал я напарника, – «как-то этот Гвиннед больно суетится. Может, он знает о Ллевелине нечто такое, что следует знать и нам?»
– «Предлагаешь изобразить из себя корреспондента газеты „Совершенно секретно“? Пергамент А3, центральный разворот, разоблачительная статья „Герцог Ллевелин приватизировал Адрианов вал на деньги королевы Лендис!“ При этом он скрытый инопланетянин и принимает витамины „Ирвин нейчуралс“.»
– «Лис, это мы с тобой скрытые инопланетяне. Я вызову Гвиннеда на бой…»
– «Понял! Концепция изменилась: ты вызовешь его на бой, я переоденусь священником и на последней исповеди выслушаю страдательный рассказ о том, как Ллевелин в детские годы волшебные дикою кошкою затравил любимую канарейку принца».
– «Надеюсь, до этого не дойдёт. Тем более что Канарские острова ещё не открыты, и редкая канарейка долетит до середины Атлантического океана. В любом случае я попытаюсь убедить валлийца, как ты выражаешься, не гнать волну. Поднять акции при дворе Ллевелина, думаю, тоже не помешает. Иначе к его частям пророчества нам не добраться, а стало быть, в Камелоте их просто не будет».
– «Ладно, действуй. Если что, я поддержу».
– Сэр Эгвед! – гневно изрёк я, изображая на лице крайнюю степень возмущения. – Вы клевещете на достойнейшего из вассалов короля Артура, блистательного полководца и почтеннейшего человека. Я не валлиец, и потому не могу относить слова вашего вызова к себе. Но я с удовольствием бросаю вам перчатку, дабы заставить отказаться от всех ваших слов вместе и каждого в отдельности… – моя кольчужная перчатка со звоном упала к ногам сэра Эгведа.
– «Достаточно и половины», – не преминул вставить Лис, – «либо Ллевелин не ублюдок, либо ублюдок не Ллевелин. Так что, ежели чего, можешь и поторговаться».
– Я, Торвальд аб Бьерн, рыцарь Круглого Стола, говорю вам, что вы трус и подлый лжец, и требую Божьего суда, чтобы защитить честь моего друга и соратника герцога Ллевелина.
– Торвальд, Торвальд! – попытался остановить меня не на шутку переполошившийся сэр Борс. – Завтра утром мы выступаем в поход.
– Н-нет! – замотал головой я, хватаясь за меч. – Выступать в поход вместе с клеветником, чернящим славного вождя, – значит выступать в поход с завтрашним предателем. Я требую Божьего суда!
– «Правильно, Капитан! Так их! Глазками повращай, чтоб страшнее было. Держите меня вдесятером, а то вдвадцатером не удержите!»
– Я, Эгвед аб Мардок, принц Гвиннед, принимаю твой вызов! – через весь стол орал мне валлиец, не на шутку разозлённый шквалом высыпанных на его голову оскорблений. – Ллевелин – ублюдок, недостойный рыцарского звания! – он так же, как и я, пытался вытащить меч из ножен, но, удерживаемый крепкими руками соседей, извивался, стараясь вырваться и продолжая горланить: – Ллевелин – отродье никсов[29].
– Кажется, Лендис что-то рассказывала о нежных семейных отношениях в валлийском королевском доме, так я уже готов ей поверить, – словно между прочим заметил Лис.
– Как бы то ни было, – Ланселот поднял руку, останавливая гвалт, – имя Ллевелина Стража Севера, герцога Мальвернии опорочено прилюдно и громогласно, а стало быть, сэр Торвальд Пламенный Меч, представляющий в Эбораке особу герцога, имеет право требовать Божьего суда. Сэр Эгвед, не желаете ли вы отречься от своих слов и принести извинения сэру Торвальду и через него герцогу Ллевелину?
– Ни за что! – отрезал валлиец.
– Так, стало быть, суд состоится завтра на рассвете, – со вздохом кивнул Ланселот. – Хотя, видит бог, такая распря между соратниками на руку лишь тем, кто ищет гибели для Британии.
– Мне нет дела ни до Британии, ни до её короля. Я никогда не был и не буду соратником Ллевелина!
– Погодите, сэр Эгвед, – прервал его полководец, – вы уже вызваны на Божий суд. Там с оружием в руках можете отстаивать свою правоту. Я же обязан спросить, желаете ли вы драться сами или же изберёте защитника?
– Конечно, сам! – хмуро бросил принц Гвиннед.
– Сэр Торвальд, будете ли вы назначать себе защитника или желаете лично вести бой?
– Лично, – кивнул я.
– Таким образом, вы оба изъявили желание лично вести бой. Напоминаю, что у вас есть право на три перемены оружия, на краткую паузу в ходе боя, чтобы поправить доспех, и на последнее слово, даже если победитель сочтёт для себя верным лишить побеждённого жизни. Вы ознакомлены с правилами боя. Теперь вам надлежит уединиться в шатрах в сопровождении лишь своих оруженосцев и не иметь сообщения с кем-либо вокруг, кроме означенных оруженосцев, до самого рассвета. Утром я обязан буду вновь осведомиться, не намерен ли кто-нибудь из вас отказаться от боя, выполнив при том все условия, наложенные на него противником. Если же нет, то на том мои обязанности заканчиваются и вновь возобновляются лишь в случае погребения одного из вас, – заученным механическим тоном произнёс Ланселот. – Верно ли вы поняли мои слова? Желаете ли спросить что-нибудь, уточнить?
– Я знаю правила! – буркнул сэр Эгвед.
– Спасибо, я всё понял, – кивнул я.
– В таком случае ступайте по своим шатрам и дожидайтесь рассвета. Да поможет Господь правому!
– «Капитан, ты всё уяснил? Не забудь занять правый угол ринга».
– Сэр Торвальд, – с замиранием сердца спросил Годвин. – Завтра вы победите этого валлийского принца?
– Вероятнее всего, да. – Я невольно усмехнулся детской наивности вопроса. – Во всяком случае, мне не доводилось слышать имя Эгведа из Гвиннеда в числе лучших бойцов Британии.
«О Магэране ты тоже ничего не слышал», – предательски засверлила мозг коварная мыслишка. «А ведь он тебя мог уделать. Но не уделал, – ответил я сам себе. – И этот не уделает».
– Завтра посмотрим. – Я потрепал плечо Годвина. – На всякий случай готовь примочки.
– У меня есть всё необходимое, – поспешно заверил недавний ученик друидов. – Но этот бой! Вы не боитесь?
– О чём ты, дружок? Есть два слова, которые зачастую путают, величая одно понятие другим. Но это огромная ошибка, подчас ведущая к тяжёлым последствиям. Есть страх – он леденит душу, приумножает количество врагов и их силы, заставляет искать спасение в безумном бегстве или же в не менее безумном оцепенении. И то и другое одинаково гибельно. Есть опасение – оно мешает ложной беззаботности, защищает от внезапного предательства. Оно даёт возможность видеть врага таким, каков он есть, заставляет изучать его сильные и слабые стороны, чтобы оставаться в безопасности, заставляя противника бороться с самим собой.
– Как это? – удивился Годвин.
– Как? – усмехнулся я. – Возьми копьё и бей им меня в грудь.
– Но, сэр Торвальд, вы без кольчуги, без гамбизона, я могу ранить вас!
– Тебе это не удастся, так что можешь действовать смело.
Годвин отошёл к куче сложенного посреди шатра оружия, поднял копьё и, взвесив его в руке, вновь нерешительно посмотрел на меня.
– Милорд, но оно же острое!
– Конечно. Иначе это было бы не копьё, а шест.
Мальчишка вздохнул, перехватил копьё так, словно у него в руках была лопата для вынимания хлебов из печи и, не спуская с меня вопросительного взгляда, подошёл поближе.
– Давай! – скомандовал я.
Годвин нехотя ткнул копьём вперёд. Я развернулся на месте, пропуская его мимо себя.
– Конь! – крикнул скачущий рядом Лис. – Капитан, смотри, рыцарский конь!
Я кинул взгляд туда, куда указывал мой друг. Действительно, в нашу сторону, медленно ступая, слегка прихрамывая, двигался гнедой конь, покрытый алой попоной. Три золотые башни, вытканные по ней, не оставляли сомнений, что перед нами конь сэра Турана Галльского, известного как Рыцарь Башен, а пара стрел, торчащих из пробитой попоны, несомненно, свидетельствовала о том, что рыцарь покинул седло не без посторонней помощи.
– Там что-то произошло! – воскликнул я, вмиг забывая о нашей с Годвином беседе. – Возможно, он ещё жив! – я пришпорил Мавра. – Лис, возьми пяток бойцов и давай за мной!
– Куда?! – вслед мне заорал Рейнар. – А если там засада?
Но я уже подгонял коня, спеша на помощь, возможно, ещё живому собрату.
Скакать пришлось недалеко. На той самой поляне, где произошла наша встреча с громогласным сэром Борсом, моему взору открылась ужасающая картина побоища. Вороньё, вспугнутое появлением нового, подозрительно подвижного персонажа, взмыло вверх, недовольно каркая, но, описав в воздухе круг, вновь опустилось на землю, возвращаясь к прерванному завтраку. Посреди поляны, судя по позам, в большинстве своём застигнутые врасплох, валялись воины рыцарского дозора в разорванных коттах поверх пробитых кольчуг. Многие из них, похоже, так и не успели воспользоваться оружием.
– Что за чёрт! – пробормотал я, спрыгивая с коня и едва не оскальзываясь в сырой от крови траве. – Дьявольщина! Что здесь произошло?
Трава в том месте, где я осадил коня, была примята, так, словно на ней лежало что-то тяжёлое, и обильно полита кровью. Но то самое «что-то», откуда вылилась кровь, исчезло с места преступления в неведомом направлении.
– Оба-на! – догнавший меня Лис остановил коня. – Это шо ж тут такое было? Капитан, гляди-ка, – лежавший неподалёку от нас рыцарь явно был застигнут в тот момент, когда пытался отползти в сторону окружавшего поляну подлеска. Стрела, пробившая его бедро, очевидно, не позволяла бедняге идти, оставляя всё же достаточно сил, чтобы передвигаться ползком. Но он был мёртв. Красовавшаяся на затылке рана не оставляла сомнений в том, что смерть наступила в результате колющего удара мечом. Таким обычно добивают раненых грабёжных дел мастера. – Капитан, их здесь застали врасплох, обстреляли из засады, а затем дорезали ещё живых, – бросил Лис, переходя от одного убитого воина к другому. – Да, у этого горло перерезано, и у этого тоже.
– И тем не менее они с кем-то сражались, – вставил я. – Причём противник получал раны и, судя по количеству крови, весьма тяжёлые. Получается, что победители унесли всех своих и добили тех, кто ещё оставался жив в этом злополучном разъезде. Но кому это было нужно? Разбойники на такой отряд нападать бы не стали, да и не взято здесь ничего…
– Посмотри, – внезапно произнёс Лис, – вон там у дерева. Видишь, рыцарь в лазоревой котте?
– Господь моя защита! Семь серебряных львят в лазури! Да это же сэр Лионель!
Мы с Лисом, не сговариваясь, припустили к младшему брату Ланселота, полулежавшему на стволе толстого дуба у самого края поляны. Он был без шлема, голова свесилась на грудь так, будто доблестный рыцарь устроился вздремнуть возле дерева, устав с дороги.
– Может, жив? – кинул я на бегу, придерживая бьющий по бедру меч.
Пустая надежда! Из-под светлой бороды Лионеля на лазоревую ткань котты стекала алая струйка, всё увеличивая бурое пятно на ней. Кольчуга рыцаря была пробита в нескольких местах, обнажённый меч валялся тут же, рядом с телом. Очевидно, сброшенный с коня сэр Лионель защищался до последнего, пока не обессилел и не был прикончен неизвестными злодеями. Я присел на корточки возле него, кусая губы от бессилия, от фатальной невозможности что-либо изменить.
– Капитан, погляди-ка, что у него в кулаке. – Рейнар ткнул вытащенной из колчана стрелой в сторону левой руки одного из славнейших рыцарей Круглого Стола. Между неплотно сжатых пальцев виднелся небольшой кусочек пергамента. Я потянулся за ним, осторожно вынимая последний дар Лионеля из скованных смертью пальцев.
– Коелбрен.
– Берегись! – ни с того ни с сего крикнул Лис, и выпущенная им стрела просвистела у меня над головой.
Я ушёл в кувырок и подхватился на ноги, обнажая меч. Тяжёлый топор ударил меня между лопаток, заставляя по инерции пробежать три шага. Не будь на мне институтской кольчуги, здесь бы я и лёг, рядом с сэром Лионелем, с перерубленным позвоночником. Но кольчуга выдержала, и гамбизон немного смягчил удар.
– Х-ху! – выдохнул я, поворачиваясь на месте. Неизвестный, удивлённый моей ударостойкостью, уже вновь заносил топор, желая повторить опыт. Я оказался проворнее. Он рухнул наземь с пронзённым нутром.
– Дьявольщина! Я же говорил – засада! – Лис успел за это время выпустить ещё несколько стрел и, откинув ставший бесполезным лук, схватился за короткие мечи. – Держись, Капитан! Мы ещё посмотрим, кто тут влип! С минуту на минуту наши подоспеют.
Рейнар был прав, по моей неосторожности мы угодили в западню. Пять рыцарей и несколько оруженосцев, сопровождавших нас, вовсю работали мечами и копьями, отбиваясь от невесть откуда взявшихся головорезов, со всех сторон высыпавших на поляну.
Но силы были неравны. Один за другим они падали возле погибших воинов отряда сэра Лионеля. Так что, спустя несколько часов ни у кого бы не возникло ни малейшего сомнения, что мы, встретившись на дороге с младшим братом Ланселота, поссорились и перебили друг друга. Одного лишь не учли нападавшие. Позади первого отряда, кинувшегося на помощь Турану Галльскому, двигалось ещё полторы сотни воинов, сопровождавших посольские возы. И они были всё ближе.
Мы с Лисом, прижатые к дубу, едва успевали парировать удары наседавших со всех сторон негодяев, лишённых каких бы то ни было отличительных знаков, но вместе с тем вполне профессионально управляющихся с оружием. Ещё удар, ещё, пока что мы успевали отбивать их, но неминуемо приближался тот миг, когда хоть один из них достигнет цели, и вот тогда-то гибель будет неотвратима.
Рыцарский рог, трубивший атаку, сейчас казался сладчайшей музыкой, которую мне когда-то доводилось слышать. Наш эскорт, очевидно, заслышав шум схватки, бросил на произвол судьбы неспешные, запряжённые волами возы и теперь во всю прыть спешил на подмогу. Разворачиваясь широкой дугой, всадники охватывали поляну, разя неизвестных разбойников направо и налево.
– Не убивайте всех! – крикнул я, устало опускаясь на землю. – Мне нужен тот, кто будет говорить.
Схватка была недолгой. Нападавшие вовсе не горели желанием принимать бой и оттого при первой же возможности пытались скрыться в чаще, вверяя жизни густой листве и непролазным буреломам. Однако уйти удалось далеко не всем.
Десятка два пленных понуро жались к середине поляны, окружённые ллевелиновскими всадниками. Ещё нескольких волокли из лесу вошедшие в охотничий раж воины эскорта.
– Глядите-ка, глядите! – разнеслось над полем боя. – Рыцаря поймали!
Я встал, опираясь на ствол дуба. Спина болела нещадно, позволяя держаться только прямо, гордо разведя плечи, словно проглотив флагшток.
– Ты, ба, действительно рыцарь! – удивлённо воскликнул уже вполне очухавшийся Лис.
– Герб: лазурные гонты в золотом поле, – промямлил я, вглядываясь в котту пленника. – Сэр Перималь из свиты Мордреда. Теперь всё ясно.
– Сэр Торвальд, – окликнул меня один из оруженосцев, входивших в посольство, – мой господин, сэр Аграмар, умирает и просит немедленно позвать вас.
– Да, иду, – кивнул я, морщась от боли. Загнанная внутрь во время боя, она вовсю заявляла о себе, лишь миновала смертельная опасность.
Сэр Аграмар лежал на земле, истекая кровью. Пожалуй, окажись рядом с ним в момент ранения человек, сведущий в медицине, он вполне мог бы жить. Но сейчас было уже поздно. Матовая бледность воочию свидетельствовала о последних минутах рыцаря.
– Приподними-ка меня, дружок, – скомандовал умирающий своему оруженосцу, едва только мы приблизились. – Только поосторожнее.
Расторопный оруженосец присел возле господина и, подхватив его за плечи, приподнял над землёй.
– Славно, – прохрипел рыцарь. – Я умираю в бою, как и подобает… Сэр Торвальд, снимите кошель у меня с ремня. В нём золото и три клочка пергамента. Золото отдайте этому пареньку, а пергамента вручите герцогу. Он знает, как с ними поступить. Передайте, что я остался верен ему до конца.
Я поспешил выполнить последнюю волю умирающего. Он улыбнулся, увидев кошель в моих руках, и устало закрыл глаза.
– Умер, – прошептал оруженосец.
– Да, – печально кивнул я, развязывая кошель и доставая из него наследство Ллевелина: вожделенные куски пергамента, вероятно, те самые, что не так давно исчезли из ларца сэра Борса. – Держи, – я, затаив дыхание, протянул золото расстроенному юноше, – это теперь твоё.
Вслед за этим мне пришлось быстро, пожалуй, чересчур быстро отвернуться, чтобы скрыть невольную радость. Наблюдай эту картину какой-нибудь спрятавшийся в кустах менестрель, он не преминул бы упомянуть, что тут сэр Торвальд Пламенный Меч отвернулся, дабы не дать узреть рыцарские слёзы безусому юнцу.
– Капитан, пока ты тут изображаешь Александрийский маяк, – подскочил ко мне Лис, – я уже успел раскрутить этого самого сэра, перемать его… В общем, Моргана его послала…
– Рейнар, – я положил руку на плечо напарника, увлекая его от оруженосца, оплакивающего смерть своего господина, – отойдём отсюда.
– Что-то случилось? – всполошился Сергей.
– Можно сказать, что так. – Я протянул ему пергамента. – Сэр Аграмар просил передать Ллевелину.
– Шара приди! – оторопело пробормотал Лис. – Это что, Борсовы?
– Наверняка. Хотя проверить стоит. Ты Годвина ещё не видел?
Мой оруженосец, всего лишь несколько дней назад получивший первые уроки владения оружием и потому почти беззащитный в любой мало-мальски серьёзной потасовке, по заведённому мною правилу в случае боя отправлялся в обоз и сидел там тихо, вплоть до его завершения. Не сказать, чтобы такая участь радовала смелого мальчишку, но воля рыцаря – закон для оруженосца. Между тем возы уже подтянулись к полю боя, и взволнованный Годвин мчался к нам со всех ног, очевидно, спеша проверить, на самом ли деле мы живы и невредимы.
– Сэр Торвальд! Энц Рейнар! – юноша порывисто схватил нас, не ведая, что следует говорить в таких случаях достойному ученику рыцаря.
– Дружок, – начал я, отводя недавнего овидда в сторону. – У меня к тебе уже традиционная просьба. Посмотри-ка на эти пергаменты. – Я протянул Годвину нашу добычу.
Он почтительно принял из моих рук части пророчества, прислушался к своим ощущениям и утвердительно кивнул.
– Здесь везде рука Мерлина, милорд.
К нам подошёл один из рыцарей отряда, командовавший арьергардом в момент столь неосмотрительной вылазки на помощь сэру Турану.
– Сэр Торвальд, у нас много раненых, есть убитые.
– Те, кто может держаться в седле, пусть садятся в сёдла. Остальных грузите на возы. И людей Лионеля тоже. Мы возвращаемся в Эборак. Да, вот ещё, сделайте отдельные носилки для сэра Лионеля и закрепите между двумя лошадьми. К ним же привяжите сэра Перималя.
– Будет исполнено, милорд. – Рыцарь поклонился и отправился выполнять приказание.
– Мы отправляемся в Эборак, – повернулся я к Годвину.
– Я слышал, сэр, – кивнул мальчишка. – Я сейчас подведу коней. Только, – он замялся, – позвольте один вопрос.
– Слушаю тебя.
– Что же тогда решили лучшие люди Сиены?
– Они умертвили полководца и провозгласили его святым покровителем города. Вперёд, мой мальчик, нам следует поторопиться.
* * *
– Расступись! Расступись!Траурная процессия шла по главной «улице» военного лагеря, направляясь к шатру Ланселота. Четыре рыцаря, обнажив головы, несли к нему положенное на изрубленный щит тело сэра Лионеля, короля Бросселианда. Мы с Лисом шли впереди, раздвигая хлынувшую к главному проходу толпу. Но и без того она расступалась, пропуская вперёд скорбную ношу рыцарей Ллевелина. Стражники у шатра, скрестившие было перед нами свои топоры, но, разглядев в сумерках знакомый герб на груди убитого, молча убрали своё оружие, освобождая путь.
– …Два десятка властителей Галлии, – слышался из-за перегородки громовой голос сэра Борса, – все короли Арморики, бароны Британии и Уэльса собрались под твоё знамя, мой милый племянник. И ты теперь говоришь, что этот поход не имеет смысла?! Что он бесполезен?!
Я отдёрнул занавес, пропуская вперёд рыцарей с их тяжким грузом.
– Что это? Что? – всполошились, вскакивая с мест, собравшиеся на совет военачальники. – Лионель? Святой Бог!
– Почтенный Ланселот, – начал я, – утром ты говорил, что разум отказывает тебе. Но я не верил в это! Ты говорил, что следует бросить всё и возвращаться домой. Я не внимал этому, зная, что женщина может заставить страдать лишь сильного мужчину. Но ты утверждаешь, что в этом походе нет смысла, и что Мордред прав, свершая свою чёрную измену. Так прими же залог его правоты! – я указал на бездыханное тело Лионеля. – Здесь твой брат. А там, – я указал на Рейнара, волокущего на верёвке сэра Перималя, – тот, кто убил его.
Извини, я не стал благодарить его, можешь сделать это сам. Что же ты молчишь, благородный Ланселот? Неужели слова благодарности сами не просятся тебе на язык? – я развернулся лицом навстречу побледневшему полководцу. – Ланселот, кровь твоего брата Лионеля взывает к отмщению! Кровь Гахериса и Гарета взывает к отмщению! Кровь старшего из моих братьев Гавейна, увидевшего в тебе единственное спасение для Британии, призывает тебя к бою!!! Вся кровь защитников Британии, пролитая в последние месяцы на полях сражений, готова вскипеть, по капле собиравшись вновь из сырой земли при одном лишь слове о том, что славнейший Ланселот отказался от мести предателю и отцеубийце! Да будет забыто твоё имя между рыцарями, если это так!
– Замолчи! – резко прервал меня Ланселот Озёрный. – Замолчи, если не хочешь скрестить со мной меч! Готовьтесь к походу, милорды. Завтра мы выступаем!
Глава 19
Нет такого дела, в котором не пригодился бы шпион.
Лао Цзы
Шум голосов, донёсшийся из шатра, очевидно, был слышен во всех концах лагеря. Все эти десятки властителей Галлии и Арморики, бароны Британии и Уэльса, срываясь на крик, провозглашали что-то одновременно, спеша высказать каждый своё отношение к предстоящему походу.
– Тихо! – пытался урезонить их Ланселот. – Здесь каждый имеет право высказаться! Не всё сразу.
– А ну-ка, потише! – перекрывая общий гул, рявкнул сэр Борс. – Дайте сказать Ланселоту!
Приведённый в себя этим окриком недружный хор поместной знати начал стихать, и Ланселот, покинув своё председательское место, подошёл к распростёртому телу брата.
– Горе моё велико, – негромко начал он. – Новые потоки пролитой крови не вернут мне Лионеля. Они лишь отберут новых братьев, сыновей и отцов у многих из тех, кто нынче радуется жизни. Кто нынче радуется, глядя на синее небо, – голос его окреп и усилился, – кто благодарит Создателя за новый день жизни. Ты говорил о мщении, сэр Торвальд? Я отказываюсь от мщения. Моя месть породит другую, та, в свою очередь, третью… Порочный круг должен быть разорван.
По рядам суровых воинов, вождей рыцарских ратей, прокатился чуть слышный выдох разочарования.
– Но мой отказ от мести не означает, что злодеяние должно оставаться безнаказанным. Все, кто задумал и осуществил сие коварное злодейство, должны быть переданы в руки нового верховного короля Британии и понести достойную кару.
– «Особенно хорошо, если следующим королём будет Мордред», – прокомментировал Лис на канале связи. – «То-то он себя примерно покарает! Может, даже в угол поставит».
– Но кто, кто будет королём? – вновь зашумели бароны.
– Об этом ещё не знает никто, – крикнул, пытаясь заглушить их, Ланселот. – Но есть пророчество. Последнее пророчество великого Мерлина. Оно разделено на двенадцать частей, и через полмесяца двенадцать лордов Камелота должны собраться вокруг Круглого Стола и, сложив их воедино, назвать имя нового короля.
– Это правда! – поддержал племянника могучий сэр Борс.
– Действительно это так, – вслед за ним произнёс я, демонстрируя собравшимся один из имевшихся у меня кусочков. – Пока все части пергамента не будут сложены вместе, никто не в силах узнать имя нового правителя.
– К чёрту магию! К чёрту пророчества! – завопил один из баронов, вполне уже впитавший отравленное молоко христианской нетерпимости. – Ланселот наш король! Никто более!
Одобрительный гул многих голосов наводил на мысль, что подобная идея весьма популярна среди военачальников, да, вероятно, и простых воинов, стоящих в Эбораке.
– Нет, – Ланселот покачал головой, – я не займу трон Артура. Более того, я поведу вас вперёд, но безропотно покорюсь воле того, кто и без нашей помощи всё это время сражался против злой измены. Верховным главнокомандующим отныне будет Страж Севера герцог Ллевелин.
– Никогда!!! – собравшиеся баннореты[28] попытались шумно выразить своё отношение к столь неожиданному известию, но их попытка была пресечена резким выкриком темнобородого валлийца, вскочившего с длинной лавки со сжатыми от негодования кулаками. – Никогда, слышишь, Ланселот, король Беноика, я, Эгвед, принц Гвиннед, не стану под знамёна этого ублюдка! И я вызову на бой всякого из валлийцев, кто пойдёт за ним.
– «Ай-ай-ай, какая беда для Уэльса! Не иначе как нашний герцог у ихнего принца в детстве стащил любимую погремушку!»
– «Погоди», – прервал я напарника, – «как-то этот Гвиннед больно суетится. Может, он знает о Ллевелине нечто такое, что следует знать и нам?»
– «Предлагаешь изобразить из себя корреспондента газеты „Совершенно секретно“? Пергамент А3, центральный разворот, разоблачительная статья „Герцог Ллевелин приватизировал Адрианов вал на деньги королевы Лендис!“ При этом он скрытый инопланетянин и принимает витамины „Ирвин нейчуралс“.»
– «Лис, это мы с тобой скрытые инопланетяне. Я вызову Гвиннеда на бой…»
– «Понял! Концепция изменилась: ты вызовешь его на бой, я переоденусь священником и на последней исповеди выслушаю страдательный рассказ о том, как Ллевелин в детские годы волшебные дикою кошкою затравил любимую канарейку принца».
– «Надеюсь, до этого не дойдёт. Тем более что Канарские острова ещё не открыты, и редкая канарейка долетит до середины Атлантического океана. В любом случае я попытаюсь убедить валлийца, как ты выражаешься, не гнать волну. Поднять акции при дворе Ллевелина, думаю, тоже не помешает. Иначе к его частям пророчества нам не добраться, а стало быть, в Камелоте их просто не будет».
– «Ладно, действуй. Если что, я поддержу».
– Сэр Эгвед! – гневно изрёк я, изображая на лице крайнюю степень возмущения. – Вы клевещете на достойнейшего из вассалов короля Артура, блистательного полководца и почтеннейшего человека. Я не валлиец, и потому не могу относить слова вашего вызова к себе. Но я с удовольствием бросаю вам перчатку, дабы заставить отказаться от всех ваших слов вместе и каждого в отдельности… – моя кольчужная перчатка со звоном упала к ногам сэра Эгведа.
– «Достаточно и половины», – не преминул вставить Лис, – «либо Ллевелин не ублюдок, либо ублюдок не Ллевелин. Так что, ежели чего, можешь и поторговаться».
– Я, Торвальд аб Бьерн, рыцарь Круглого Стола, говорю вам, что вы трус и подлый лжец, и требую Божьего суда, чтобы защитить честь моего друга и соратника герцога Ллевелина.
– Торвальд, Торвальд! – попытался остановить меня не на шутку переполошившийся сэр Борс. – Завтра утром мы выступаем в поход.
– Н-нет! – замотал головой я, хватаясь за меч. – Выступать в поход вместе с клеветником, чернящим славного вождя, – значит выступать в поход с завтрашним предателем. Я требую Божьего суда!
– «Правильно, Капитан! Так их! Глазками повращай, чтоб страшнее было. Держите меня вдесятером, а то вдвадцатером не удержите!»
– Я, Эгвед аб Мардок, принц Гвиннед, принимаю твой вызов! – через весь стол орал мне валлиец, не на шутку разозлённый шквалом высыпанных на его голову оскорблений. – Ллевелин – ублюдок, недостойный рыцарского звания! – он так же, как и я, пытался вытащить меч из ножен, но, удерживаемый крепкими руками соседей, извивался, стараясь вырваться и продолжая горланить: – Ллевелин – отродье никсов[29].
– Кажется, Лендис что-то рассказывала о нежных семейных отношениях в валлийском королевском доме, так я уже готов ей поверить, – словно между прочим заметил Лис.
– Как бы то ни было, – Ланселот поднял руку, останавливая гвалт, – имя Ллевелина Стража Севера, герцога Мальвернии опорочено прилюдно и громогласно, а стало быть, сэр Торвальд Пламенный Меч, представляющий в Эбораке особу герцога, имеет право требовать Божьего суда. Сэр Эгвед, не желаете ли вы отречься от своих слов и принести извинения сэру Торвальду и через него герцогу Ллевелину?
– Ни за что! – отрезал валлиец.
– Так, стало быть, суд состоится завтра на рассвете, – со вздохом кивнул Ланселот. – Хотя, видит бог, такая распря между соратниками на руку лишь тем, кто ищет гибели для Британии.
– Мне нет дела ни до Британии, ни до её короля. Я никогда не был и не буду соратником Ллевелина!
– Погодите, сэр Эгвед, – прервал его полководец, – вы уже вызваны на Божий суд. Там с оружием в руках можете отстаивать свою правоту. Я же обязан спросить, желаете ли вы драться сами или же изберёте защитника?
– Конечно, сам! – хмуро бросил принц Гвиннед.
– Сэр Торвальд, будете ли вы назначать себе защитника или желаете лично вести бой?
– Лично, – кивнул я.
– Таким образом, вы оба изъявили желание лично вести бой. Напоминаю, что у вас есть право на три перемены оружия, на краткую паузу в ходе боя, чтобы поправить доспех, и на последнее слово, даже если победитель сочтёт для себя верным лишить побеждённого жизни. Вы ознакомлены с правилами боя. Теперь вам надлежит уединиться в шатрах в сопровождении лишь своих оруженосцев и не иметь сообщения с кем-либо вокруг, кроме означенных оруженосцев, до самого рассвета. Утром я обязан буду вновь осведомиться, не намерен ли кто-нибудь из вас отказаться от боя, выполнив при том все условия, наложенные на него противником. Если же нет, то на том мои обязанности заканчиваются и вновь возобновляются лишь в случае погребения одного из вас, – заученным механическим тоном произнёс Ланселот. – Верно ли вы поняли мои слова? Желаете ли спросить что-нибудь, уточнить?
– Я знаю правила! – буркнул сэр Эгвед.
– Спасибо, я всё понял, – кивнул я.
– В таком случае ступайте по своим шатрам и дожидайтесь рассвета. Да поможет Господь правому!
– «Капитан, ты всё уяснил? Не забудь занять правый угол ринга».
* * *
Масляные лампады скупо освещали угрюмую внутренность шатра, в котором я должен был провести ночь в молитве, благочестивых размышлениях и подготовке амуниции к судебному поединку.– Сэр Торвальд, – с замиранием сердца спросил Годвин. – Завтра вы победите этого валлийского принца?
– Вероятнее всего, да. – Я невольно усмехнулся детской наивности вопроса. – Во всяком случае, мне не доводилось слышать имя Эгведа из Гвиннеда в числе лучших бойцов Британии.
«О Магэране ты тоже ничего не слышал», – предательски засверлила мозг коварная мыслишка. «А ведь он тебя мог уделать. Но не уделал, – ответил я сам себе. – И этот не уделает».
– Завтра посмотрим. – Я потрепал плечо Годвина. – На всякий случай готовь примочки.
– У меня есть всё необходимое, – поспешно заверил недавний ученик друидов. – Но этот бой! Вы не боитесь?
– О чём ты, дружок? Есть два слова, которые зачастую путают, величая одно понятие другим. Но это огромная ошибка, подчас ведущая к тяжёлым последствиям. Есть страх – он леденит душу, приумножает количество врагов и их силы, заставляет искать спасение в безумном бегстве или же в не менее безумном оцепенении. И то и другое одинаково гибельно. Есть опасение – оно мешает ложной беззаботности, защищает от внезапного предательства. Оно даёт возможность видеть врага таким, каков он есть, заставляет изучать его сильные и слабые стороны, чтобы оставаться в безопасности, заставляя противника бороться с самим собой.
– Как это? – удивился Годвин.
– Как? – усмехнулся я. – Возьми копьё и бей им меня в грудь.
– Но, сэр Торвальд, вы без кольчуги, без гамбизона, я могу ранить вас!
– Тебе это не удастся, так что можешь действовать смело.
Годвин отошёл к куче сложенного посреди шатра оружия, поднял копьё и, взвесив его в руке, вновь нерешительно посмотрел на меня.
– Милорд, но оно же острое!
– Конечно. Иначе это было бы не копьё, а шест.
Мальчишка вздохнул, перехватил копьё так, словно у него в руках была лопата для вынимания хлебов из печи и, не спуская с меня вопросительного взгляда, подошёл поближе.
– Давай! – скомандовал я.
Годвин нехотя ткнул копьём вперёд. Я развернулся на месте, пропуская его мимо себя.