Такер Уилсон. Метаморфозы вампиров-2

- Сенгид никогда не питается одновременно со всеми. Понимаете,
мыслительное тело у него в сравнении с нами развито до такой степени, что он
не может позволить себе отвлекаться на пищеварительные процессы.
- А-а, понятно...
Сенгид словно очнулся: глаза озарились, как будто кто-то изнутри зажег
в них свет. Карлсену он улыбнулся с поистине женским обаянием.
- Прошу прощения, отвлекся. Я сейчас только прозрел решение
интереснейшей задачи.
- А позвольте спросить, какой?
Секунду-другую К-2 сосредоточенно раздумывал.
- Боюсь, на изложение уйдет не меньше часа. Задача из области
бесконечно малых величин. - Он виновато улыбнулся. - Может, лучше другой
какой-нибудь вопрос?
Карлсен на секунду растерялся.
- Н-не знаю... То есть не знаю, с чего начать, - он неуверенно мелькнул
взглядом на К-10 в поисках поддержки.
- Да-да, в самом деле, - ободряюще улыбнулся тот. - Любой вопрос.
Карлсен прикинул, о чем бы он подумал расспросить К-10, останься они
снова наедине.
- Что такое четвертый вибрационный уровень эволюции?
К-10 с сенгидом переглянулись.
- Непростой вопрос, - произнес сенгид. - Прежде необходимо понять, что
означает третий вибрационный уровень.
- Хорошо.
- Он известен также как третий уровень внутренней направленности.
Посмотрим, получится ли у меня вам показать...
Повернувшись, он сделал знак стоящему у двери барашу. Тот, видимо,
понял, что от него требуется и, повернувшись, вышел.
- Существуют уровни соответственно внутренней и внешней направленности,
объективность и субъективность. "Homo sapiens", прежде чем стать человеком,
обитал в сугубо животном мире проблем и опасностей, и жизнь у него состояла
единственно в их одолении. Это называется "нулевым уровнем". Дальше, с
развитием письменности, человек научился накапливать знание и исследовать
мир внутренний. Он изобрел музыку, живопись, поэзию, научился погружаться
вглубь себя. Это было первым уровнем внутренней направленности. Кульминация
этой фазы наступила в девятнадцатом веке, когда излишняя углубленность стала
нарушать способность человека уживаться с реальностью...
- Романтики... - определил вполголоса Карлсен, сенгид мимоходом кивнул.
- В двадцатом веке, как вам известно, маятник качнулся в другую
сторону, и в двадцать первом человек начал выходить на новый уровень
объективности. Можно сказать, человек теперь достиг второго вибрационного
уровня эволюции - второго уровня внешней направленности. Теперь ему надо
научиться выходить на третий уровень направленности внутренней... Ага,
спасибо.
Бараш возвратился со средних размеров черным ящиком, судя по всему,
тяжелым: даже такие мышцы-глыбы вздувались от натуги. Карлсен посторонился,
чтобы ящик можно было водрузить на стол, заскрипевший под таким весом.
Сенгид поднял крышку, и взгляду предстал величавый кристалл, лучащийся
шафранным светом.
- Этот кристалл происходит из самой глубокой пещеры на Ригеле-10. Вы
знакомы с кристаллами?
- Конечно. (Невольно вспомнилась знакомая бабулька, тетя Лизбет: чуть
не пришибла однажды какого-то растяпу, который "залапал" ее "магический
кристалл").
Сенгид, видимо, догадался, что знание у гостя на этот счет не совсем
исчерпывающее.
- Хорошо. В таком случае вы знаете, что они могут действовать как
усилитель и фиксатор мыслительных волн. Можно сказать, что всякая мысль и
чувство падает в кристалл как капля дождя в пруд, распространяя круги.
Конкретно этот орторомбический кристалл сформировался под колоссальным
давлением, поэтому его фиксирующий механизм чутче как минимум вдвое.
Вглядитесь в него, чтобы он подстроился под ваше ментальное давление, и
сфокусируйте затем внимание.
Инструкции эти оказались необязательны. Едва вглядевшись, он словно
ввинтился в водоворот оранжевого пламени, даже лицо чуть защипало, как от
легкого солнечного ожога. Сила властно всасывала, расслабляя и подчиняя в
такт своему брожению. Усилие внутренней фокусировки привнесло ощущение
контролируемой энергии, сродни тому, что бывает иной раз на корте, когда
вот-вот собираешься нанести до звонкости точный удар по мячу.
- Теперь входите в себя, - донесся голос сенгида, - как ныряльщик в
воду. Только старайтесь при этом не терять связи с внешним миром.
Через несколько секунд он мимолетно уловил, что уходит на непостижимую
глубину. Оранжевый цвет, сгустившись до вишнево-красного, все темнел, пока,
наконец, все не поглотила чернильная тьма. Все равно, что некий барьер
одолелся, за которым пошел свободный спуск в девственное безмолвие. Однако
помнился наказ сенгида не терять связи с внешним миром, и Карлсен удерживал
себя от чрезмерного погружения.
Ощущение было небывалым, почти пугающим, но, тем не менее, подспудно он
угадывал, что именно происходит. Кристалл каким-то образом концентрировал
всю его энергию, давая возможность фокусироваться на чувствах и прозрениях,
обычно не умещающихся в узкие рамки самоанализа. Все равно, что обрести
вдруг невероятные слуховые способности. Более того, фокусировка вызывала
взволнованное изумление, которое, мгновенно всасываясь в орбиту внимания,
как бы сгущалось, создавая еще более глубокое ощущение скрытой энергии.
Пульс тем временем замедлился так, что непонятно, есть он или нет.
Напоминало чем-то спуск в дремотно глубокое горное озеро. Однако,
несмотря на тишину, темень вокруг населена была воспоминаниями. Память
отрочества, детства - каждый час, каждая минута и секунда хранились в
сокровенной глубине ума, словно в бесконечной галерее библиотечных полок. И
все они доступны: можно было приостановиться, открыть каталог и воскресить
любой день детства во всех его деталях. Только желания задерживаться в
прошлом не было - оно казалось третьестепенным в сравнении с тем, что
происходило сейчас.
Вместо этого он позволил себе медленное дальнейшее погружение. За
периодом пустоты и мертвого затишья снова последовали воспоминания. Эти шли
откуда-то из предыдущей жизни (всплыла смутная догадка, что он был когда-то
женщиной). И, тем не менее, это интересовало не так сильно - можно будет
исследовать как-нибудь в следующий раз.
Память потускнела, тьма вокруг казалась вневременной и отрешенной.
Словно распалась человеческая оболочка, и он теперь стал просто кусочком
живой материи, неприметной и толком не сознающей себя. Не то рыбешка, не то
головастик, зависший в океане пустоты.
Похоже, здесь и конец поиску. Но оказалось не так. После невесть какого
зазора во времени (не то секунды, не то часы) издали стал надвигаться
стойкий шум, вроде ветра над безлюдной пустошью. Он медленно нарастал, пока
далеко внизу не проплавилась какая-то смутно светящаяся энергия. Через
несколько секунд Карлсена облек белесый свет, прорываемый ветвящимися
султанами тьмы: все равно, что спускаться через гущу светящихся водорослей.
Одновременно очнулась чуткость, от которой все внутри затрепетало. И тут
свет опять истаял.
Что же это за царство светозарной энергии? Ответа на это у него не
было.
Опять пошло бесцельное снижение в темноту. И когда появилось уже
подозрение, что искать больше нечего, он снова почувствовал, что опускается
в область пульсирующей энергии. Свечения здесь не было - нечто темное и
бесформенное обжимало, вроде невидимых туч. На этот раз сама вибрация,
возбуждающая и одновременно разрушительная, не оставляла сомнения:
сексуальная энергия.
Этот участок спуска оборвался резко, будто разом вдруг пролетел через
этаж. И опять вокруг слепое безмолвие, такое длительное, что возникла мысль
о некоем безжизненном придонном слое, ниже которого затонувший корабль
погрузиться уже не может. И все равно, ожидание жило и оправдалось, когда
снова послышался шум ветра над пустошью. Вскоре ощутилась энергия иного
рода, более тонкая и вкрадчивая. Она усиливалась по мере спуска, вновь
вызывая чуткость и ясность. Возрос и шум - он теперь накатывал волнами,
подобными сотрясающим порывам ветра. Наконец, он обрел силу бури, против
которой невозможно было двигаться.
В эту сумятицу совершенно неожиданно ворвался голос сенгида, отчетливо
прозвучавший в голове:
- Где ты сейчас, по-твоему?
- Не знаю! (получилось приглушенно, как будто кричать приходилось
сквозь бурю).
- Твой предел уже близко, - послышался голос сенгида.
Тут же охватило огорчение. Сама неистовость силы зачаровывала
настолько, что не было желания от нее отобщаться. Оказывается, и звука как
такового не было, просто такая стояла круговерть, словно смотришь сверху в
какой-нибудь неимоверный котел энергии - громокипящий водоворот внизу
Ниагары. И страх, и шалый восторг.
- Спускайся теперь внутрь, - изрек сенгид.
Наказ просто нелепый, приглашение к самоубийству. Но, не успев еще
перебороть смятение, он почувствовал, как его втягивает в котел. Боль была
страшная. Настигнув, она опрокинула, обожгла, словно струя жидкого льда.
Уверенный в своей неустрашимости и вместе с тем страдая как никогда, он
сносил муку, не зная, насколько его еще хватит. Наконец боль сковала его
словно глыба льда. Тело, глаза, губы, даже мозг - все застыло. Даже болью
это уже нельзя было назвать - он перестал существовать как индивидуальное
сознание. Все равно, что в тисках муки забыться глубоким сном.
- Теперь возвращайся, - велел голос сенгида. Команда нелепая, но вместе
с тем напомнившая, что он еще жив. Стоило шевельнуться, как боль
возвратилась, но внезапно схлынула. Он опять очутился над котлом, среди
ревущей тьмы.
Так чувствует себя лоцман, который, преодолев на плоту опасные пороги,
изыскивает тихую заводь. Едва мелькнула эта мысль, как до тошноты резко
повлекло вверх. И тут, словно проснувшись, он снова очутился в уставленной
столами пещере. Странно, но чувство такое, будто путешествие было долгим.
Ящик на столе был закрыт, и бараш уже приподнимал его за боковые ручки. В
столовой, помимо Карлсена, находились лишь сенгид и К- 10. Где-то внутри все
еще осколком льда чувствовался холод.
- Это был третий уровень углубленности, - сообщил сенгид.
Карлсен ничего не сказал - холод так и сидел внутри, как скрытое
безумие.
- Вы понимаете, что произошло? - спросил К-10.
Карлсен покачал головой.
- Кристалл дал вам возможность бодрствовать на уровне углубленности,
где вы обычно засыпаете.
- Это я вижу. Но что, в сущности, произошло?
Каджеки переглянулись, словно решая, кому отвечать.
- Может быть, вы объясните, ведь вы участвовали? - предложил К-10.
Сеигид кивнул.
- Жаль, что К-79 сейчас на Эпсилоне-Десять. Лучше него никто бы не
объяснил. Ригмар рассказывала вам о его изобретении, эргометре?
Карлсен покачал головой.
- К-79 занимало, почему красная энергия переходит в черную. Ему также
хотелось знать об источнике черной энергии: почему он такой мощный. Он решил
сосредоточиться на измерении энергии мозжечка, так или иначе связанного,
по-видимому, с бессознательным умом. С этой целью он создал самый что ни на
есть тонкий энцефалограф, раньше таких и не было. Как раз здесь он нам с
К-10 про него и объяснял. Вкратце это выглядит так: если бессознательное
представлять как глубокое озеро, то верхние его слои, можно сказать, связаны
с каждодневным выживанием - как справляться с проблемами существования. На
гораздо более глубоком уровне, - где обычно гуща дрейфующих водорослей, -
эргометр открывает мощную энергию, приводимую в действие неотложной задачей
или опасностью, - очевидно, призывом к самосохранению.
Карлсен нетерпеливо щелкнул пальцами.
- Ну конечно! (Стыдно даже за свое тугодумство).
- На более глубоком уровне он все же обнаружил еще один энергетический
слой, вроде облака.
Карлсен кивнул.
- Сексуальной энергии?
- Да. За этим участком, - вы уже знаете, - как бы ничего уже и не
ожидалось. Тем не менее, на этой глубине ум, оказалось, был высоко заряжен
некой формой энергии, что тоньше всех остальных. И, наконец на глубине, едва
уже поддающейся измерению приборами, стала встречаться самая мощная энергия
из всех, которые фиксировались до сих пор. С ней ни в какое сравнение не шли
ни сексуальная, ни энергия самосохранения. Он решил назвать ее тета-пси
энергией: "пси" означает энергию психики, а "тета" - неизвестное.
Мы обсуждали эту проблему сообща. Я предположил, что он, вероятно,
выявил некую первородную жизнетворную энергию - непосредственно жизненную
силу. К-79 возразил, сказав, что эта энергия якобы имеет положительный
заряд, что свидетельствует о ее приверженности некой цели - жизненная сила,
по его убеждению, должна быть нейтральна. А потратив на усовершенствование
своего прибора больше года, он, в конце концов, доказал свою правоту. А
именно: что когда жизни возникает угроза, нормальная энергия самосохранения
вдруг подкрепляется колоссальным приливом энергии с уровней "тета-пси". И
заключил таким образом, что тета-пси энергия - это энергия эволюционной
цели. У животных она упрятана так глубоко, что и не обнаружить. У разумных
же существ, таких как толаны или земляне, она залегает гораздо ближе к
поверхности.
- И все же это не жизненная сила? - переспросил Карлсен.
- Нет. Его можно описать как тяга к перемене, к поступательному
развитию. Многие существа его почти лишены - например, акула, или снаму, или
наш экандрианский керт, представляющий собой гигантское ракообразное.
Карлсен неожиданно понял, о чем он. Колоссальный прилив энергии,
испытанный им в теле снаму, не имел, похоже, цели, помимо собственного
бесконечного существования. Вроде монарха, достигшего такого могущества, что
уже и азарта нет. Жизненная сила сама по себе вне цели.
- Но я не для того настоял, чтобы вы ее просто испытали, - сказал
сенгид. - У большинства людей тета-пси энергия скрыта так глубоко, что они
даже не догадываются о ее существовании. Мы, каджеки, обнаружили, что если
позволять себе в нее опускаться, то можно перезаряжать клетки тела и жить
гораздо дольше обычного жизненного срока. Сама по себе эта энергия ужасна,
непереносима, но она придает силу, помогающую выдержать что угодно.
Когда-нибудь вы признательны будете за то, что дерзнули в нее окунуться.
Карлсен промолчал (Да уж, посмотреть бы, как другой корчился б на твоем
месте... Да когда ж эта льдина растает, в конце концов?!). И тут, словно от
этой мысли, стылость начала истаивать будто местный наркоз, сменяясь обычным
теплом. Странно сознавать, что даже она может быть причиной для нытья.
- То, что вы сейчас видели, - добавил К-10 с улыбкой, - это еще и
секрет сексуального побуждения. Как вам известно, сексуальная энергия,
направляясь на определенный объект, превращается в черную энергию. Так вот
К-79 обнаружил, что в такие моменты она усугубляется приливом тета- пси
энергии, энергии из самого эволюционного источника. Иными словами, в
состоянии сексуального подъема мужчиной овладевает вдруг иллюзия, что
овладей он предметом своего вожделения - и это будет наиважнейшим,
необратимым шагом в его эволюции - как бы превратит его в некое божество.
Однако иллюзия исчезает сразу же после оргазма, сменяясь разочарованием и
переходя в свою противоположность.
- Разумеется, - Карлсен кивнул. По крайней мере, в этом был смысл, и
ощущение было как в тот момент у Грондэла, когда тот поведал о благотворном
вампиризме - словно бездна открылась вдруг перед взором. Теперь до него
начинало доходить, что именно в ней крылось.
- А я так еще и не ответил на ваш вопрос насчет четвертого
вибрационного уровня, - сказал сенгид.
Карлсен поспешно замотал головой.
- Для первого раза предостаточно.
- Торопиться некуда. Время здесь не имеет значения. Смысл его слов был
понятен: у людей чувство времени основывается на желании достичь конца,
дающего мнимую безопасность, уют. Здесь же он и без того чувствовал себя как
дома. Впервые с того времени, как оставил Землю, Карлсен полностью избавился
от чувства, что находится среди чужих. Еще полчаса назад эта пещера казалась
местом достаточно гнетущим, а уклад каджеков, с их странной одержимостью
математикой, совершенно неудобоваримым. Теперь же, приобщившись к их видению
реальности, каджеков он воспринимал как единственно благоразумных существ,
какие только существуют. Они понимали назначение эволюции и целеустремленно
ей следовали.
Прихлебывая воду, Карлсен постепенно вошел в состояние, где время
теряло смысл. С таким же успехом можно быть деревом или камнем, стоящим на
одном и том же месте десятилетия, а то и века. Это ощущение вневременности,
понял он, исходит от каджеков, особенно от сенгида. Совершенно непохоже на
расслабление, какое иной раз испытываешь после пары мартини - там эйфория
чисто физическая. Под теперешней релаксацией крылось небывалое, радостное
волнение - от сознавания, что спуск в себя можно продолжить, подобно тому,
как спускаешься в шахту. Там, внутри, зиждилось все знание, надо было лишь
спуститься на соответствующую глубину. Получается, внешний мир абсолютно
безотносителен. Понятно и то, почему каджеки не желают спать: совершенно
пустое занятие. И то, почему их устраивает скудный рацион из сухой кожуры и
воды, тоже ясно: это все, в чем они нуждаются. Остальное - бесконечно
волнующие изыскания. Человек наслаждается пищей потому, что у него не
развито чувство цели, и еда как- то скрашивает скуку. Карлсену же теперь
было ясно, что скука - в высшей степени абсурд. Жить в бесконечно интересной
Вселенной, и, тем не менее, не видеть причины для заинтересованности!
Глядя теперь, как каджеки посредством импульсов-стрел обмениваются
идеями, он понял, что ими преодолен первый наиважнейший порог на пути к
вселенскому пониманию. Они знают, что Вселенная бесконечно интересна и что
она реальна, а не иллюзорна. До человека это часто доходит как некое в
радостную оторопь ввергающее озарение, но через час-другой оно истаивает,
оставляя всегдашний осадок, что "реальный" мир - это мир материальный, а
озарение - иллюзия. Уже знать, что это не так, значит преодолеть порог,
отделяющий животное от божества.
Усвоив это, он решил, что лучшее место - среди каджеков, в этой
вневременной среде, где нет ни дня ни ночи, а единственное удовольствие - в
волнующем поиске новых взаимосвязей, в попытке ввести бесконечность в
границы изреченного.
Возвратясь в сиюминутную реальность, он увидел, как бараш, нагнувшись,
говорит что-то на ухо К-10. Каджек, выслушав, сосредоточенно, без улыбки
кивнул. Когда бараш удалился, сказал:
- Они ищут тебя
- Кто, гребиры?
К-10 кивнул.
- Зондируют этот район энергетическими лучами.
- Они могут меня вычислить?
- Нет. Деревья не дадут их сканнеру проникнуть в пещеры.
- Ну и хорошо, - улыбнулся Карлсен. - Значит, им меня не найти.
Он взял еще кусочек кожуры, запил, и возвратился к внутреннему
созерцанию.
Через несколько минут до него дошло, что к нему обращается сенгид.
- Ой, извините.
- Я спрашивал, что вы намереваетесь делать?
- Делать?
- Куда вы думаете направиться?
- Никуда. Я хочу остаться здесь.
Каджеки мельком переглянулись. Затем К-10 сказал:
- Это будет затруднительно. Видите ли, сенгид считаете вас
боркенанааром.
- Кем-кем?
- Это означает "катализатор перемен", - пояснил сенгид. Карлсен
растерянно пожал плечами. - В отдельные периоды истории определенные
индивидуумы становятся катализаторами перемен, носителями определенной цели.
Карлсен возвел брови.
- Судьбоносными личностями?
- Не совсем. Иногда их цель состоит в одном единственном открытии, или
воздействии на одно единственное историческое событие.
- А почему вы считаете, что я из их числа?
На вопрос ответил К-10.
- Ваш рассказ о долине Джираг. Вы говорите, что во сне получили
послание, и что оно, возможно, спасло вам жизнь. Это похоже на то, что вы
отмечены как боркенаар. А если вы боркенаар, то здесь вам оставаться нельзя.
Вам надо идти и идти, пока не свершится ваше предназначение.
- Кто же его определяет?
- Мы не знаем. Возможно, Галактический Управитель.
- Одно из имен Бога?
- Нет. Это разум, не подлежащий нашему пространству и времени.
- Я все-таки не понимаю.
- Мы, и то не вполне понимаем, - улыбнулся К-10.
- Как же вы контактируете с Галактическим Управителем?
- Мы нет. Секрет знает лишь К-1, а его с нами больше нет.
- Тогда скажите, что я должен делать. Теперь подал голос сенгид.
- Зачем вы прибыли на эту планету?
Карлсен открыл было рот, но замешкался. Мысль о разъяснении вампиризма,
- насчет Грондэла, Крайски, груодов, - примитивно как-то, не то... Но
каджеки ждут, надо что-то говорить.
- Я прибыл сюда с человеком по имени Георг Крайски, он один из груодов.
Вы знаете о груодах?
- Нам не надо говорить словами, - вмешался К-10. - Подумайте про то, о
чем желаете сказать, и тогда откройте нам свой ум. - Видя нерешительность
Карлсена, пояснил:
- Ваши намерения формируются прежде, чем вы начинаете говорить. На
Земле вам требуются слова, поскольку телепатия у вас развита довольно слабо.
Мы легко считываем намерения. Попытайтесь.
Карлсен стал смотреть ему в глаза, испытывая неудобную пассивность
вроде той, когда зубной врач велит открыть рот. Буквально через секунду К-10
сказал:
- Хорошо. Мы понимаем.
- Трудно представить, - растерянно проговорил Карлсен.
- Вы забываете, что мы улавливаем ваши намерения, а не ментальные
образы.
Теперь в глаза Карлсену неотрывно смотрели оба каджека. Это длилось с
полминуты. Наконец сенгид качнул головой.
- Я так и думал. Вы и есть боркенаар. Получается, оставаться здесь вам
нельзя. Вам надо идти до конца.
- До какого именно?
- Не знаю. Одно ясно: на эту планету вы попали не просто постигать. Вам
здесь уготована какая-то иная роль.
- Может, я ее уже отыграл (вспомнилось о Ригмар, о женщинах Хешмара).
- Нет. Предстоит еще что-то.
При этих словах как-то странно перехватило дыхание - не то от радости,
не то от тревоги. К-10, видимо, это почувствовал.
- Будьте по-прежнему бдительны. Опасность гибели еще не миновала.
- Крайски думал, ночь еще не кончится, как меня не будет в живых, а я
вот он, живой-здоровый, - возразил Карлсен, дивясь собственной
самонадеянности.
- На Земле ночь еще не кончилась, - заметил К-10. - Время там движется
медленнее, так что до рассвета еще далеко.
- И куда же мне теперь идти?
- Туда, где вас ожидают.
- Это где?
- В Гавунде.
Прозвучало зловеще, эхом отразившись под сводами.
- Как же я туда доберусь?
- Тем же способом, что и сюда.
- Но ведь я не знаю, как это у меня получилось. - Еще не закончив,
Карлсен понял, что лишь пытается оттянуть неизбежное.
- Значит, надо научиться, - сказал сенгид.
- Рад бы. Но как?
- Я покажу. Но прежде один совет. Гребиры опасны и коварны. Не следует
слишком им доверять. К счастью, они настолько заняты собой, что не умеют
толком проникать в чужие умы.
- А что, если они захотят узнать про Серию? - вскинул голову Карлсен.
Ответил К-10:
- Чтобы скрыть от них мысли, постарайтесь секунду-другую не думать ни о
чем. Упорствовать у них нет терпения. Люди в их понимании немногим
отличаются от скота.
- Ну ладно, пора, - прервал сенгид. - Попытайтесь в точности вспомнить,
как вы попали в Сорию.
- Прислонился к джериду, расслабился...
- Вы расслабились - кивнул К-2. - Расслабляясь, вы всякий раз
погружаетесь в собственный ум. В том и секрет. Первое, что открывается при
глубоком погружении, это что время нереально. Время - лишь очередное
название процесса в физическом мире. Чувства внушают вам, что настоящее у
вас реальнее, чем прошлое. Тем не менее в определенные моменты озарения вы
знаете, что детство у вас так же реально, как и настоящий момент. На еще
более глубоком уровне вы начинаете сознавать, что пространство столь же
нереально. Ваш дом на Земле так же реален, как и Сория, просто чувства
внушают вам, что Сория реальнее, чем Земля. Чем глубже вы погружаетесь в ум,
тем четче сознаете, что это не так. Чувства вам лгут - не потому, что
обманчивы сами по себе - просто энергия у вас чересчур слаба, а чувство
реальности слишком сужено.
Вы должны опуститься до уровня ума, где становится известно, что
пространство и время нереальны. Когда вы до этого уровня дойдете, чувство
реальности перенесет вас, куда вам заблагорассудится.
Карлсен покачал головой.
- Но препроводили меня сюда джериды леса Сории. Без их помощи я бы
понятия не имел, куда податься.
- Не совсем так. Есть еще более глубокий уровень ума, сознающий
остальную Вселенную. Он и направляет куда нужно.
- А как мне приступить?
- Закройте глаза и опускайтесь вглубь себя.
- И что потом?
- Попытайтесь. Мы поможем.
Закрыв глаза, Карлсен после глубокого вздоха легко восстановил
внутренние покой и уверенность, держащиеся под поверхностью сознания. Все
равно, что превратиться в воздушный шар, с медлительной плавностью
скользящий среди безмолвной выси. На Земле за таким состоянием тотчас
последовал бы сон, однако эксперимент с кристаллом придал новую сноровку.
- Думайте о Гавунде, - прозвучал внутри голос сенгида.
Карлсен вызвал картину кроваво-алого проезда черных трубчатых
небоскребов. При этом почувствовалось, как каджеки усиливают образ, придавая
ему неожиданную четкость. Стоило этим ментальным картинам совместиться, как
город стал вдруг до странности знаком - каждая улица, каждая площадь. И то,
что расположен он как-то по спирали, среди черной как уголь лысой равнины.