Такер Уилсон. Метаморфозы вампиров-2

глаза, выпукло уставленные в потолок.
-- Вы с ним, часом, не знакомы? -- деликатно поинтересовался Клубин.
Карлсен пригляделся.
-- Господи, да это же Макрон! -- Мелькнуло нелегкое подозрение. -- А...
за что его?
-- Сказать, что он наказан, не совсем точно. Вернее будет сказать, он
сам вызвался спуститься сюда пораньше, искупить допущенную в Хешмаре
оплошность. А заодно проходит здесь шестую степень.
Карлсен, напряженно сузив веки, наблюдал (интересно, а сам потянул бы,
так вот висеть?). Понятно: любое опрометчивое движение порвет Макрону кожу,
и без того уже натянутую как резина; вон свежая кровь сочится из раны,
мешаясь с сукровицей.
-- Теперь вы понимаете, почему сюда никого не пускают без разрешения?
Малейшее отвлечение -- роковая грань между победой и неудачей. Здесь стены
защищены даже от телепатии.
-- И сколько ему здесь висеть?
-- Минимум два дня. А сколько дальше, он уже сам решит. Причем если
забудется больше чем на десять секунд, включится сигнал, и ему начинать все
заново. -- Карлсену показалось, что гребис смотрит на Макрона с мрачным
удовлетворением. -- После шестой степени он уже не будет выходить из себя,
как случилось в Хешмаре. -- У них на глазах Макрон невольно пошевелился, и
из раны соскользнул липкий сгусток. Глаза у Макрона расширились, и лицо
застыло в судорожной гримасе концентрации.
Клубин тронулся дальше, Карлсен рядом. Едва они поравнялись с краем
макроновой кельи, как стена, утратив прозрачность, обрела прежний вид.
-- Сколько, по-вашему, надо на это смотреть, прежде чем начнет
нравиться? -- спросил на ходу Клубин.
-- Да как такое вообще может нравиться? -- покосился Карлсен
недоуменно.
Гребис промолчал, но, судя по скептически поджатым губам, остался при
своем мнении (видимо, не без оснований).
Через пару минут ходьбы стена справа тоже обрела стеклянистую
прозрачность. В небольшой, ярко освещенной комнате лежал человек (тоже
голый), прикованный в позе распятого к каменному полу. С потолка на
массивной цепи свисал гранитный снаряд, тупым концом упираясь в грудь
лежащего. Плоское дно снаряда, где крепилась цепь, в диаметре была примерно
три фута; вес, получается, тонна с лишним. Картина та же самая: окаменевшие
от напряжения распахнутые глаза, струйки застывшей крови с боков сходят на
пол.
-- Устройство это не такое примитивное, как кажется, -- сказал Клубин.
-- Его изобрел К-90. В потолке вмонтирован сенсор, чувствительный к
ментальным волнам. Пока концентрация держится на уровне, камень остается
висеть на прежнем месте. Как только она ослабляется, снаряд опускается на
одну десятую миллиметра.
Карлсен с мрачным очарованием смотрел на распяленное тело.
-- А если концентрацию усилить, снаряд можно приподнять?
-- Да, но за один раз только на одну двадцатую. То есть, отыгрывать
вдвое труднее, чем проигрывать.
-- Ему, по-моему, больно.
-- Да, что-то он поздновато хватился. Наверное, уже не вытянет.
-- Он что, погибнет?
-- Почему, нет. Когда начнут лопаться ребра, камень автоматически
остановится и его вытащат. Но когда поправится, ему предстоит пройти все
заново. Не справится за три раза -- вернут обратно четвертую степень. А это
такой позор, что аттестант, случается, кончает с собой.
Стена с их отдалением снова приняла прежний вид.
-- И что, неужели без всей этой давильни никак не обойтись? -- спросил
Карлсен. -- Неужто хороший мозговой сканер не измерит их выносливость?
Клубин хмыкнул.
-- Вот здесь вы рассуждаете как матералист. Машина такая есть, ее
изобрел К-89, предшественник К-90. Только толку от нее оказалось мало. Она
действительно могла указывать вероятность выносливости того или иного
кандидата. А прогнозы потом зачастую не сбывались. Сильнейшие совершенно
неожиданно сдавали, а из слабых некоторые демонстрировали чудеса
выносливости. К-89, когда обратились к нему за разъяснениями, пожал пле-
чами: мол, вольному воля. Один кандидат рассказывал, что всякий раз,
чувствуя себя уже на пределе, вспоминал, как мальчишкой мечтал спасти город,
сразив в поединке громадную каплану. Другой вообще отказывался сообщить
выручавшую его мысль, боясь, что лишится силы, если ее разгласит. Причем
сильнейшие все как один имели какую-то уловку, помогающую преодолевать
положенные пределы выносливости.
Стена, рассеявшись в очередной раз, открыла взору что-то вроде
аквариума: воды под самый потолок, и вверх струятся пузырьки. По центру
громоздилось престранное создание -- на первый взгляд, черный паучище с
глазами-бусинками вокруг головы. Хотя нет, волосатые лапы на поверку
оказались щупальцами, из которых одно уткнуто в стекло; присоски-коготки
напоминали сороконожку. В оранжевом кончике присоски виднелось отверстие --
видимо, впрыскивать яд. Немигающие глаза словно сознавали постороннее
присутствие. По аквариуму безучастно плавали цветастые рыбы, на которых паук
ноль внимания.
Присмотревшись, Карлсен углядел в его лапах угол продолговатого ящика.
-- Там, внутри, один из наиболее обещающих претендентов на пятую
степень. Этот тест один из самых ответственных, потому что ему приходится
еще и перебарывать клаустрофобию. Он научился контролировать дыхание, но ему
надо еще растянуть запас воздуха в саркофаге на двое суток. Если запаникует,
то может нажать аварийную кнопку и мы его вытащим. Только он знает, что
перед этим надо слить воду и выманить оттуда дефалу, а это как минимум
четверть часа. Два кандидата так и погибли на прошлом испытании.
-- А разве нельзя давать аварийный запас воздуха -- допустим, если
ситуация безвыходная и он теряет сознание?
-- Нельзя. Скрыть от аттестанта этого не удастся, а потому весь тест
насмарку.
Карлсен неприязненно покосился на дефалу, словно излучающую
ненасытность и злобу. Чувствовалось, что она смутно чует под собой добычу и
с аппетитом ее предвкушает.
-- Ну что, идемте, -- окликнул Клубин. -- Вам меньше часа здесь
осталось.
И хорошо: впечатление от гадрула было самое гнетущее.
Они прошли с четверть мили. Карлсен догадывался, что каждая дюжина
шагов проносит их мимо очередной сцены мучительного, до хряска в костях,
напряжения - к счастью, гребис обнажал их только выборочно. На этот раз
остановились лишь в десятке футов от неброской, тронутой ржавчиной
металлической двери. Стена при этом, как и прежде, тотчас просветлилась.
-- Из всех тестов, -- не без гордости сказал Клубин, -- этот самый
опасный.
Картина за стеной открывалась попросту гротескная. "Комната" полна была
типичной для Дреды растительности, если б не синеватый оттенок, сошло бы за
уголок тропического леса. В центре, припав спиной к деревцу, стоял голый
человек -- атлетического сложения, мускулистый. Вокруг него веревками
обвивались толстые побеги вроде плюща. Лишь всмотревшись, Карлсен разглядел,
что они успели прорасти ему сквозь тело: один отросток-щупальце, выходя изо
рта, спускался к горлу, другие змеились из груди и живота; ноги, и те были
пронизаны. Из угла рта на грудь сбегала струйка свежей крови. Глаза у
человека были открыты, лоб неподвижно насуплен.
-- Они что, все еще его не умертвили? -- немея от ужаса, спросил
Карлсен.
-- Нет, потому что это вардеек, растение, которое специально не
приканчивает жертву. "Вардеек" -- это название вида, само растение зовется
"спандоркис". Интересно, как этот вид растет. Он способен в разжиженном виде
проникать в организм и начинает там, бурно прорастая, отвердевать. Так что,
заснув в наших тропических лесах, можно через час-другой проснуться
пришпиленным к земле проросшим через тебя растением. Они паразиты, поэтому
беспокоятся, чтобы жизненно важные органы жертвы оставались в целости, и
поддерживают в ней жизнь тем, что подкармливают ее питательными веществами
из почвы или за счет другой добычи. Известны случаи, когда животные, попав в
эти путы, не околевают годами.
Карлсен не в силах был оторваться от этой тошнотворной картины.
-- А если он попытается вырваться, что тогда?
-- Вот тогда-то его и убьет. Спандоркис моментально впрыскивает яд, и
через несколько секунд наступает смерть. Но вардеек можно контролировать
умом: получается своего рода гипноз. То, что мы видим, это битва воль
Дейрака и спандоркиса. Он должен пересилить спандоркиса, сделать его частью
самого себя, полностью им помыкать. Но на это могут уйти недели, а то и
месяцы.
Уже от самого наблюдения в теле возникала противная слабость -
буквально чувствовалось: вот отростки пронзают тело, вот прорастают -- через
рот, через глазницы...
-- А сами вы проходили такую аттестацию?
-- Нет, тогда этого еще не было, не создали. Я проходил тест на
вулканическую лаву. Рассказать? -- Невозмутимая полуулыбка давала понять:
ощущение Карлсена для него отнюдь не загадка.
-- Спасибо, не надо!
Картина канула за каменной стеной, и Карлсен ощутил поистине физическое
облегчение. Причем не собственное, а скорее Фарры Крайски, буквально
шокированной сценами гадрула. Все это самоистязание казалось ей проявлением
чисто мужского безумства.
-- Ну что, -- словно собираясь с духом, приостановился Клубин, -- идем
в седьмую степень?
Он, повернув, потянул на себя ручку ржавой двери, протяжно заскрипевшей
(а как же иначе) петлями.
"Галлюцинация" -- вот первое, что мелькнуло в голове от открывшегося
вида, навеянного, казалось, извращенной фантазией насмешника-гребиса.
Они стояли наверху большой мраморной лестницы, за которой расстилался
сад, словно взятый из "Тысячи и одной ночи". Теплый воздух пах
свежестриженной травой (заныла приглушенная ностальгия по Земле): густо,
бархатисто жужжали насекомые, и слышался шум воды. Первое, что бросалось в
глаза, это буйство красок. Со ступеней взору открывалось множество тропинок,
петляющих меж клумб, и синих лужаек, окаймленных цветущим кус- тарником.
Лужайки рябили цветами всех оттенков радуги. Дальше начинались
матово-кудрявые деревья вроде вязов, но пониже и самых что ни на есть
причудливых очертаний. И, наконец, посередине, отражаясь в лучезарно-
туманной синеве неба, стыло широкое, зеркально-неподвижное озеро. Местами
над равниной поднимались тихо и прямо, как из труб, розоватые струи пара
(отсюда, видимо, и серебристый туман над долиной).
-- Это место называется Дантигерне, -- объяснил Клубин, -- что-то вроде
"сада удовольствий", хотя точного эквивалента в земном языке нет. Его
создатели взяли за основу ваши сады Эдема.
-- Просто очаровательно, -- сказал Карлсен, глядя на пролегающий через
ручей легкий, как на японских гравюрах, мостик. -- Здесь, видимо, отдыхают
после испытаний?
-- Смотря в каком смысле: и да и нет. Как ни странно, это тоже своего
рода испытание. Аттестантов здесь тянет расслабиться и забыть все, чего они
достигли. Всякий, кто поддается соблазну, возвращается на пятую степень.
После мрачной сырости гадрула тепло казалось роскошью. Хотелось пить и
пить благоухающий травами воздух. Мраморные ступени под ногами, и те дышали
отрадным теплом.
Следом за Клубином Карлсен спустился в сад. Трава здесь была мягче и не
такой упругой, как в долине Джираг, хотя гораздо гуще, чем на Земле,
напоминая ворсистый ковер. Глянцевитые цветки, -- меленькие, не больше
лютиков, -- походили на волшебные елочные фонарики. Мальчишкой Карлсен
увлекался ботаникой, однако сейчас не встречал ни единого, который был бы
хоть как-то знаком.
Клубин разглядывал вьющийся по деревянной решетке побег, и Карлсен,
улучив возможность, встал на колени, чтобы внимательнее изучить цветки. Один
из них, в форме львиного зева, был словно соткан из белейшего шелка. Однако
стоило коснуться его венчика, как того словно не бывало - остался лишь
стебелек. Убрал палец, и венчик возник опять.
-- Так они что, не настоящие?
-- Почему, самые настоящие. В частности, этот вот называется ромит.
Венчик у него -- своего рода вибрирующая энергия. Как только вы его
касаетесь, энергия переходит к вам в палец. Вы понюхайте.
Карлсен удивленно понюхал себе пальцы: и вправду пахнет, да нежно так.
Он коснулся головки алого цветка, похожего на перевернутый тюльпан. Палец,
задев что-то бесплотно-зыбкое, прошел насквозь, как через язычок призрачной
свечи. Хотя запах остался, причем слаще и более густой, чем у белого цветка.
-- На этой планете, -- сказал Клубин, -- у нас много промежуточных форм
материи. Вот, например.
Он сорвал зеленый цветок с ракушечной головкой и положил его Карлсену
на ладонь. За какие-то секунды головка, размякнув, образовала по центру
ладони крохотную зеленую лужицу и истаяла, оставив после себя сладкий
лимонный запах и льдистый холодок. Стебелек пожух и побурел.
-- Видите, высокая гравитация этой планеты привела к существованию форм
жизни, каких на Земле не существует. Здесь, у нас, воочию видно, что жизнь
поддерживается волей, а как только воля уходит, то исчезает и сама жизненная
форма, -- словно в подтверждение, свернутый колечком стебелек при этих
словах тоже испарился.
Они шли дорожкой, вымощенной шероховатым розовым камнем вроде пемзы,
теплым, как нагретая солнцем уличная брусчатка. Дорожка вилась среди лужаек
и кустистой поросли, причем так, будто все было специально рас- считано на
удивление: то вдруг клумба откроется за поворотом -- роскошное разноцветие в
форме застывшей волны, или декоративный пруд, вырезанный из черного стекла,
где ракетками сновали многочисленные желтые конусоиды с выпуклым красным
глазом. На многих лужайках посередине стояло создание вроде морского
анемона, вокруг желтой макушки которого гипнотически, как в толще нежного
течения, вились лепестки. Еще одно дерево, в изобилии встречавшееся в саду,
было тоже синим, но смотрелось, словно некое украшение из резины или
пластика: ствол цилиндрический и гладкий, то же можно сказать и о
хоботообразных "сучьях". Время от времени они слегка шевелились, и
становилось понятно, что они живы и гибки как щупальца.
-- Это мансорды с болот Ригеля-10, -- пояснил Клубин, проследив взгляд
Карлсена.
Их прервал звук, пронзительный как охотничий рог. Через несколько
секунд он повторился. Вскоре со стороны озера донеслись радостно-
возбужденные крики, среди деревьев замелькали молодые люди в голубых одеждах
- они, задорно улыбаясь, спешили к ним.
-- Что происходит?
-- Кто-то из кандидатов успешно прошел аттестацию.
Юноши пробежали мимо, даже не взглянув в их сторону. Лишь один,
невысокого роста, остановившись ненадолго, пытливо вгляделся в Клубина:
-- Ты кто... о, гребис, прошу прощения! -- глаза у него растерянно
заметались.
Клубин лишь благосклонно кивнул, и юноша помчался догонять товарищей.
-- А как вы обычно выглядите? -- полюбопытствовал Карлсен.
-- Как захочу.
Внимание Карлсена отвлеклось тем, что из густой тени деревьев на
лужайке показалась голая девица. Не сознавая постороннего присутствия, она
подошла к стоящему посередине мансорду и прижалась к стволу. Несколько
"ветвей" проворно опустились и эдакими змеями-искусителями обвились вокруг
нее. Карлсен в замешательстве наблюдал, не вполне уверенный в ее
безопасности. Но девица, судя по всему, получала от этих объятий
удовольствие: вон как льнет, всем животом. Один из хоботов, поласкав
ягодицы, скользнул ей меж бедер.
-- Дерево безобидно, -- вполголоса сказал Клубин. -- У себя на планете
мансорды смертельны, но здесь гравитация притупляет их чувствительность.
-- Она робот? -- спросил озадаченно Карлсен.
-- Нет.
-- Неужели настоящая?
-- Тоже нет.
Клубин подошел к дереву (девица ноль внимания - вблизи выяснилось, что
у нее, оказывается, закрыты глаза) и, крепко ухватив ближайший хобот,
оттянул его от нагого тела. Остальные сучья отодвинулись медленно, как бы с
неохотой. Девица разочарованно обернулась. И тут, увидев двоих мужчин, с
вялым очарованием улыбнулась.
Сложена божественно: высокие полные груди, продолговатые полушария
бедер - красавица редкостная. А вот лицо словно недовершенное: покатый
подбородок, едва заметный нос и унылые розовые губы. Большие карие глаза
восхищенно оглядывали Карлсена с бесхитростностью ребенка. И действительно,
шагнув вперед, она с детской непосредственностью обвила ему шею и всем телом
прижалась. Причем жест этот был до странности несексуальным - так ластится
ребенок или на худой конец кошка, но никак не женщина, тем более такой
наружности. Карлсен в ответ поцеловал ее, -- без намека на желание, -- не
без интереса обнаружив, что ее губы вроде бы передают тепло жизненной
энергии.
Фарра Крайски внутри передернулась от презрения, с каким женщины
воспринимают распущенных хамок.
-- Так она живая!
-- А что, можно так сказать, -- пожал плечами Клубин, словно сам
удивляясь такому выводу. Девица, похоже, была для него пустым местом.
Приближающийся шум голосов дал понять, что юноши возвращаются. Девица с
неохотой, как под принуждением, отлипла от Карлсена и ушла назад под сень
деревьев.
Юноши, -- примерно с дюжину, -- шли, обступив голого и донельзя
изможденного сверстника. Двое аккуратно его поддерживали. Карлсен прошелся
по нему оторопелым взглядом. Вид у парня такой, будто его свежевали заживо:
лицо и руки в кровавых пятнах, с ребер и ладоней лохмотьями свисает кожа.
Светлые волосы до плеч свалялись от запекшейся крови в колтун. Невероятно,
но черные, распухшие губы блаженно улыбались.
-- А-а, да это Оврок, -- узнал Клубин. -- Я рад, что у него получилось
с первого раза. Способный малый.
-- Что с ним такое было? -- спросил Карлсен.
-- Он прошел испытание огненными муравьями.
Интересно: несмотря на догадку о присутствии гребиса, никто в их
сторону даже не глядел.
Направлялись юноши, судя по всему, к озеру. Дойдя, остановились и
выстроились в ряд с интервалом примерно в четыре фута. Затем все дружно
положили друг другу на плечи руки. Тот, голый, стоял посередине. На миг все
застыли, затем аттестант тронулся в воду. Стоящие сзади сомкнулись, а
фланговые отодвинулись, и теперь уже в воду потянулся клин -- все это с
медленным изяществом, выдающим длительную практику. Явно какой-то ритуал.
К тому времени как Карлсен с гребисом подошли к озеру, юноши забрели
уже по горло. Удивительно, но стояли все совершенно безмолвно - ни вскриков,
ни плеска. Парень с окровавленным лицом погрузился полностью, через секунду
над поверхностью показалась светловолосая голова. Карлсен сперва подумал,
что это вынырнул кто-то другой: и лицо и волосы абсолютно чисты, без
малейших следов истязания. Хотя в прозрачной воде различалось, что из всех
одежды нет только на нем.
И тут строй распался, а над озером разразились смех и озорной плеск.
Когда, спустя несколько минут, на берег вышел аттестант, стало видно, что
раны исчезли, не осталось ни единой царапины. Впервые за все время парень
посмотрел на Клубина взглядом триумфатора.
-- Это, наверное, какое-нибудь целительное озеро? -- спросил Карлсен.
-- Не совсем. Мы называем его "фискрид", что-то вроде батареи.
Смысла от этих слов не прибавилось ни на йоту. Карлсен опустил в воду
стопу: приятно, прохладно. Странно, но вода не густая и маслянистая, как
озеро в Хешмаре, а обычная, как на Земле. Карлсен медленно забредал в во-
ду, отчего у дна вскуривался белый песок. Вода легонько пощипывала, как
слабый ток.
Юноши, словно не желая мешать, выбрались на берег. Карлсен заметил это
лишь мельком: зайдя по пояс, он почувствовал странное головокружение, словно
вокруг светлой мелюзгой роились мириады крохотных созданьиц. А вода между
тем была идеально чистой: исключение составляли лишь поднимающиеся к
поверхности пузырьки. Чем глубже, тем ошеломляющее головокружение
усиливалось. Тем не менее, Карлсен, пересилив себя, дошел до места, где
глубины было уже по горло.
-- Окунись с головой, -- посоветовал с берега Клубин. Карлсен, зажав
нос, нырнул. Тут голову закружило так, что впору потерять сознание. Резко
кольнуло на шее место укуса. И вдруг все как рукой сняло: впечатление такое,
будто лопнул нарыв. Вынырнув, он ощутил непривычную чуткость и ясность.
Вытерев от воды глаза (а то пощипывало, как от газировки) Карлсен заметил,
что зрение как бы улушилось: все выглядело гораздо резче и яснее обычного,
все равно, что близорукому в спасительных очках.
Идя к берегу, он пытался уяснить, что же все-таки произошло.
Оказывается, не так просто. Тело, несмотря на прежний вес, казалось
подозрительно легким, будто вот-вот плавно поднимется в воздух. И Фарра
Крайски внутри чувствовалась отчетливей, странным образом разбавляя в нем
мужскую сущность, как будто он перешел в некий промежуточный пол. Причем
ощущение было бы еще сильнее, не пройди он ранее закалку в Хешмаре - она
была сейчас своего рода консолидирующей поддержкой.
-- Что это со мной? -- спросил он у Клубина.
-- На Земле вы полагаете, что мир неизменен, поскольку все кажется
таким незыблемым. А вот сейчас вы изрядно поглотили ксилл-энергии, -- той,
что меняет вещи, -- и до вас доходит, что это не так.
Хотя и по-прежнему растерянный, Карлсен не мог с этим не согласиться.
Внутри играла мощная и неутомимая энергия, ищущая действия.
Словно очнувшись, он заметил, что юноши уже скрываются среди деревьев,
примерно там, где появлялась девица. Как раз туда и повернул сейчас Клу-
бин. За деревьями открывался отвесный горный склон. Он стал заметен только
сейчас, поскольку раньше его синева сливалась с синью листвы и не- ба.
Впрочем, синие оттенки заметно различались. Теперь были видны и зыбкие
струйки дыма, курящиеся над деревьями.
Пронзительная ясность очаровывала, гораздо явственнее донося свежесть
леса, вкрадчивую синь травы и листьев, мягкую лужайку под ногами. Никогда
прежде Карлсен не ощущал в себе такой бодрости. Гамма обычных земных
ощущений казалась сейчас скудной и пресной, фактически бессмысленной.
Лесная сень дышала прохладой. Странно, но даже льнущая к телу мокрая
одежда была приятной, словно напоминая о наготе тела. И у каждого дерева был
свой, особый аромат, и даже своя душа.
Роща оканчивалась широкой поляной, с трех сторон окруженной деревьями,
а с четвертой -- отвесным склоном с множеством пещер у подножия. Посередине
из скважины в земле нежно курился столп пара (или дыма).
Неподалеку, окружив исцеленного аскета, стояли юноши. Один из них подал
ему голубую тунику, которую тот надел через голову. Остальные двинулись
вокруг в медленном, молчаливом хороводе. Клубин остановился, вместе с
Карлсеном они наблюдали за церемонией, длившейся примерно четверть часа. В
конце концов, разразившись радостным смехом, юноши гурьбой бросились
обнимать счастливого неофита.
Клубин, немного подождав, приблизился к юношам и представил им Карлсена
как (ни много ни мало) "великого ученого с Терры, то есть с Земли". Похоже,
их это впечатлило (потому, безусловно, что представил гостя сам гребис).
Каждый пожал ему руку -- как принято на Дреде, чуть стискивая выше локтя.
Лица вблизи казались скорее моложавыми, чем молодыми: морщинки вокруг рта и
на лбу, безусловно, свидетельствовали о пройденных испытаниях. Пожимая руку,
каждый смыкал пятки и представлялся по имени: Гурнид, Карбин, Оврок, Мастур,
Дрееж (тот самый коротыш, распознавший гребиса). Говорили они исключительно
на своем языке, но Карлсен так уже освоился с мыслительной моделью гребиров,
что воспринимал ее как родной английский. Чувствовалось и то, что всех их
сплачивает та же аура взаимного тепла и жизненности, что и учащихся в
школьной столовой.
Подумалось завязать какой ни на есть разговор, но тут из пещер стали
выглядывать девицы -- вначале робко, затем с любопытством, и вот уже на-
чали сходиться к их кругу: все, как одна, голые, с аппетитными телесами, и
удивительно на одно лицо -- кукольно смазливые, но абсолютно без выраже-
ния.
-- Как тебе наши женщины? -- спросил Дрееж. Карлсен взглянул на крайнюю
из них, роскошную шатенку.
-- Прекрасные.
Та, польщенно улыбнувшись, не замедлила обвить Карлсену шею и томно
поцеловать, прижавшись низом живота. Удивительно: тело ее действительно
сочилось теплом жизненной силы: губы, бедра, груди.
-- Хватит, Марли, -- одернул ее один из парней. Девица нехотя
отодвинулась, губы у нее плаксиво дрожали, как у обиженного ребенка.
Остальные девицы злорадно хихикали -- эдакие каверзные одноклассницы.
-- Почему это Марли можно, а нам нельзя? -- заносчиво возразила одна из
них, рослая блондинка.
-- Рашен! -- строго прикрикнул Дрииж.
-- Ага, всегда ей все первенькой. Ой! -- Марли успела крепко дернуть ее
за волосы. Секунда, и обе уже царапались и вопили под задорное гиканье
подружек. Карлсен застыл от любопытства: увидеть такое в Гавунде, где
самодисциплина -- культ, он ожидал меньше всего.
Правда, драчка длилась недолго: парень-атлет по имени Саргас, разъяв
склочниц, одним движением расшвырял их так, что обе покатились по траве.
Марли, вся в слезах, убежала, блондинка же, горя мстительной радостью,
высунула язык и козой заблеяла сопернице вслед. Правда, и она, получив по
заду увесистый шлепок от того же Саргаса, ойкнула и унеслась прочь.
-- Хватит, балаболки! -- Саргас громко хлопнул в ладоши. -- А ну марш
по домам!
Прелестницы, разочарованно потускнев, послушно потянулись к пещерам.
Клубин насмешливо улыбался.
-- Так они все же роботы? -- не выдержал Карлсен.
-- Как ты думаешь, Саргас? Роботы они? -- спросил гребис у Саргаса.