– Нет, важность проекта в случае его успешной реализации я понял. Я только не пойму, к чему такая спешка? Ведь реализация проекта может быть и не успешной.
   – Уважаемый Рашид Молдыгазыевич, вы понимаете, что сейчас захватить монополию в какой-либо области практически невозможно. Если что-то открывается, изобретается или разрабатывается в какой-либо стране, то это практически сразу происходит и в другой стране, потом еще в одной и так далее. По стратегическим разработкам все ведущие страны вообще идут ноздря в ноздрю. Кстати, по тому же гиперпространству Китай уже вышел на автономные испытания гиперпространственного двигателя.
   В зале заседаний возник легкий шум.
   «Нет, я вырву из вас согласие на "Прорыв". Даже если для этого мне понадобится держать вас тут под арестом, пока не поставите подписи».
   – Но ведь, насколько я помню, еще полгода назад, на таком же Совете, вами же, Владимир Сергеевич, было сказано, что Китай в этом вопросе отстает минимум на два года, – первым на столь ошеломляющее сообщение отреагировал президент Казахстана.
   – Все верно. Говорил, – легко согласился Орлов. – Но дело в том, что отставание китайцев нашими экспертами рассчитывалось исходя из наших сроков разработки такого двигателя.
   – Получается, что китайские ученые умнее наших? – ровным, спокойным голосом спросил Питенько.
   – Получается, – все так же легко согласился президент Объединенной Руси. И тут же с легкой усмешкой добавил: – Но не всех. Китайцы пошли по пути, предложенному еще семь лет назад академиком Хохловым. Тогда, как вы помните, мы ему не поверили.
   В зале повисла тишина. Ее прервал Орлов:
   – И все же продолжим, господа. Вернемся к гиперпространству. Теперь вы, надеюсь, понимаете, что если мы в этом вопросе промедлим, то нас тут же обойдут или американцы, или те же китайцы, или еще кто-нибудь. Тут как в футболе: не забиваешь ты – забивают тебе.
   – А я все-таки немного не понял, почему обязательно надо быть первым в этом гиперпространстве, – в разговор вновь вступил президент Беларуси. – Если Хохлов утверждает, что гиперпространство – это и есть Бог, то почему Он должен отдавать преимущество первому, кто к Нему приблизится? Вон апостол Павел – отнюдь не первый человек, поверивший в Христа, но после Христа это самая значительная фигура в христианстве. Для Господа все люди равны.
   Все внимательно посмотрели на президента Объединенной Руси, ожидая, что он ответит.
   «Нет, ребята. Я из вас вырву согласие!»
   – Скажите, Анатолий Владимирович, вы в Бога верите? – Вопрос Орлова был столь неожидан, что президент Беларуси на секунду смешался.
   – Конечно, – наконец осторожно проговорил он.
   – Следовательно, вы верите, что Землю и людей сотворил Господь?
   – К чему вы клоните, Владимир Сергеевич? – Не понимая хода мысли Орлова, его собеседник занервничал.
   – Нет, вы, пожалуйста, ответьте, – почти веселым голосом воскликнул президент Объединенной Руси. – В этом же не стыдно сознаваться, – закончил он и уже открыто улыбнулся.
   В зале раздался смех:
   – Умеете вы, Владимир Сергеевич, хитроумные комбинации плести. Сразу видна футбольная закалка. – Президент Украины Владимир Владимирович Грушенко вновь рассмеялся. – Да признавайся ты, Толя. Всем и так уже все известно, – неожиданно закончил он.
   Теперь смеялись все, включая президента Беларуси:
   – Хорошо, верю.
   – Значит, вся история человечества, в принципе, если и не была полностью Им спроектирована, то уж под Его контролем точно была. Так?
   По напрягшемуся виду Анатолия Владимировича Питенько было видно, что он лихорадочно соображает, куда клонит Орлов.
   И вновь разрядил обстановку президент Украины:
   – Да забивайте гол, Владимир Сергеевич. Хватит человека мучить,
   В зале вновь вспыхнул смех и тут же погас – все ждали, чем закончит Орлов. И президент Объединенной Руси неторопливо, словно действительно разбегался перед мячом, заговорил:
   – Если история человечества находилась и находится под контролем Бога, то как Он допустил, например, колонизацию англичанами практически половины Земного шара в семнадцатом-девятнадцатом веках? Как Он допустил, что на них горбатились сотни и сотни миллионов людей? Или как Он допустил, что те же англичане в погоне за новыми землями практически полностью истребили их исконных хозяев – индейцев. И после этого, как показала история, те же англичане, превратившись в американцев, зажили припеваючи, построив грандиозное государство. А, заметьте, испанцы поступили с теми же индейцами совершенно не так. Они ассимилировались с ними, превратившись в латиноамериканцев. Согласитесь – это намного гуманней. И что? По-моему, даже не стоит сравнивать латиноамериканские страны, да и ту же Испанию с Соединенными Штатами.
   – Что вы хотите этим сказать, Владимир Сергеевич? – Президент Казахстана, по сути, задал вопрос от имени всех присутствующих.
   – Этим я хочу сказать, Рашид Молдыгазыевич, что Господь создавал человека для вполне определенной цели. И ради этой цели Он в какой-то степени, может быть, обделил человека милосердием и состраданием к ближнему.
   – Цель оправдывает средства? – Президент Украины чуть иронично усмехнулся.
   – Если хотите – да, Владимир Владимирович. Цель оправдывает средства. Все зависит от цели. Не вам, господа, приводить примеры, когда ради, например, спасения тысяч и миллионов человек оправдана необходимость уничтожения десятка негодяев.
   – И что же это за цель у Господа?
   – Ну, господа, вы от меня много хотите. – Орлов шутливо развел руками. – Даже если бы я мог ответить, то тут же получил бы ехидный вопрос: тебе это сам Господь сказал? Нет, господа, цели я не знаю. Но если вспомнить историю, то направление развития прослеживается четко. А именно: человечество развивается все стремительней, я имею в виду технический прогресс. Зачем это необходимо Вселенной – другой вопрос. Но генеральный вектор развития виден отчетливо, можно сказать, что развитие человечества – это развитие энергетики. Но мы в целом не стали ни милосердней, ни духовно богаче. А для технического прогресса, как показывает все та же история, необходима нация-лидер, нация-локомотив. Освоение гиперпространства – это новый виток развития человечества. И вполне возможно, что он потребует смены нации-лидера. Вот поэтому, на мой взгляд, небезразлично, кто в гипере окажется первым. Если хотите, это как тест, на который кто первым правильно ответит, тот и станет лидером. Но вот, пожалуй, и все, что я вам хотел сказать, господа. Ах да, еще… – Орлов не спеша обвел всех взглядом, затем, усмехнувшись, закончил: – Так вы верите в Бога, господа?
   «Не понадобилось и руки выкручивать, как предлагал Кедрин. Всем же хочется содрать с американцев желтую майку лидера». Президент Объединенной Руси, устало откинувшись на спинку кресла, смотрел на своих коллег по нелегкому президентскому ремеслу, которые негромко обменивались мнениями после единодушного одобрения проекта «Пора».

Глава 5
ОТЦЫ И ДЕТИ

   Слишком послушные сыновья никогда не достигают многого.
Абрахам Билл

 
   Луна. Море Дождей.
   База «Восток» Объединенной Руси.
   2 мая 2190 года. Воскресенье. 9.15 по СЕВ.
 
   Лунный пейзаж был, как всегда, уныл и безжизнен. Взгляд, скользнув по серой поверхности, изъеденной маленькими и большими кратерами, тут же утыкался в совсем близкий горизонт, за которым открывался провал угольно-черного неба с яркими вкраплениями звезд и двумя светилами – небольшой желтой тарелкой Солнца и большим сине-белым шаром Земли. Ни ветерка, ни звука.
   «Это поначалу им восторгаешься. Все необычно, контрастно, без полутонов – нет сглаживающего эффекта атмосферы. Но потом быстро приедается и даже начинает раздражать. Как с нелюбимой женщиной – сначала тебя прельщает новизна, но затем ты к ней привыкаешь и начинаешь понимать, что это не твое. И Луна тоже не для человека. Человек создан для голубого неба, прозрачного воздуха и ярких земных красок. Только какого-то черта он все дальше и дальше лезет от Земли. Даже когда живешь с любимой женщиной, все равно тянет на новые ощущения. И ничего тут не поделаешь…»
   – «Гнездо», я «Ласточка-один». Прошу разрешения на выход. – Голос старшего группы выхода главного инженера Григорчука прервал размышления Богомазова.
   – «Ласточки», выход разрешаю. – Семен Петрович и не глядя на монитор отлично представлял, что сейчас происходит в главной шлюзовой камере базы.
   Восемь человек, одетые в ослепительно-белые скафандры, выстроились перед внешними дверями шлюза. Получив разрешение на выход, Николай Григорчук нажмет кнопку. Зазвучит сирена, слышимая во всех уголках базы и предупреждающая – сейчас будут открыты внешние двери. Ровно, через тридцать секунд многотонная махина начнет медленно ползти вверх. Мгновенное легкое белесое завихрение – остатки воздуха, сжижаясь, вылетают из шлюзовой камеры, и вот уже люди оказываются в суровом, негостеприимном мире космоса.
   Зазвучала сирена. Богомазов на мониторе увидел, как фигурка в скафандре подняла руку и нажала на большую красную кнопку на стене шлюзовой камеры.
   – Что ж, Семен Петрович, пора и нам начинать. – Стоявший рядом майор Службы безопасности Титров нажал несколько кнопок на клавиатуре компьютера, который его люди ночью установили в кабинете начальника базы. Внешне ничего не изменилось – экран монитора этого компьютера продолжал светиться нежно-голубым светом.
   Богомазов вопросительно глянул на майора. Тот успокаивающе улыбнулся:
   – Все в порядке. Так и должно быть.
   Чуть заметно мигнул свет.
   «Начали открываться входные двери, – автоматически отметил Богомазов. – Все же это не шутка – поднять двухсоттонную махину. Даже в условиях пониженного притяжения Луны».
   Он знал, что сейчас центральный компьютер базы анализирует десятки различных параметров – давление, температуру внутри базы, радиационный фон и многое, многое другое. Все же опасное это занятие – распахивать перед безжалостным космосом проем в несколько сотен квадратных метров. И если компьютер посчитает, что базе угрожает какая-то опасность… Предупреждающе, коротко взвоет сирена, и мощные электромагниты мгновенно отпустят свою привычную добычу – двухсоттонный металл ворот. И если случайно какое-либо препятствие окажется между дверями и полом и не позволит полностью закрыть проем, то для такого случая предусмотрен трехметровой глубины ров, закрытый специальными шторками, в пять метров шириной. В случае тревоги шторки расходились и все, что находилось на них, проваливалось в этот ров. А мгновение спустя сверху обрушивалась сталь дверей, надежно изолируя базу от внешнего мира. Такие же, только поменьше, двери были установлены между всеми отсеками базы. В случае общей разгерметизации они практически мгновенно изолировали отсеки друг от друга. И если ты оказался в таком отсеке, то у тебя только один шанс – добежать до специального шкафа, открыть его и успеть натянуть спасательный скафандр. Как в живой природе – лучше пожертвовать частью, чем погибнуть всем.
   – «Гнездо», я «Ласточка-один». С базы вышли. Все в порядке. Приступаем к работам согласно плану.
   – Удачи, «Ласточки».
   Картинка на мониторе Службы безопасности резко изменилась. Нежно-голубой фон экрана прочертили извилистые линии.
   – Это анализ сигналов, которыми ваши люди связываются с базой и переговариваются между собой, – в ответ на вопросительный взгляд Богомазова пояснил Титров.
   – И что это вам дает?
   – Семен Петрович, предположим вы – «крот». Как вам незаметно связываться с американцами?
   – Ну, не знаю… Основная и аварийная радиостанции под строгим контролем. Передавать через какую-то неучтенную рацию не получится – все экранировано. Не на Земле живем.
   – Вот мы тоже так подумали и пришли к выводу, что единственная возможность передавать сведения – это выйти из базы на поверхность.
   – Но весь радиообмен фиксируется. И мы сразу бы засекли подозрительную передачу.
   – А если передавать через узконаправленную антенну прямо на американский спутник? – Титров чуть усмехнулся. И, сделав паузу, продолжил: – Но очевидно, все же узконаправленная антенна не использовалась. Во-первых, трудно сделать ее незаметной, а во-вторых, очень большой риск быть случайно обнаруженным.
   – Так как же?
   – Передача велась через обычную стандартную рацию, встроенную в скафандр.
   – Но…
   – Вот именно «но», – перебил майор начальника базы. – Передача велась кодированным сжатым сигналом. Человеческое ухо воспринимает это как помеху, а спутник в состоянии его уловить и перенаправить куда надо. Достаточно в рацию встроить небольшой чип, размером со спичечную головку.
   – А если «крота» среди этой восьмерки нет?
   – Пятеро из них выходили на поверхность сразу после доставки сюда гиперпространственного двигателя. Это раз. А во-вторых, мы на девяносто девять процентов уверены, что знаем фамилию этого «крота». Этот человек здесь, среди них.
   – Даже так?
   – Семен Петрович, мы все же ловим мышей. – Титров улыбнулся.
   «А улыбка такая, что мороз по коже дерет». Богомазов перевел взгляд на монитор.
   – «Ласточки» три и четыре, приступайте к демонтажу сумматора первой секции солнечных батарей. – Голос главного инженера на экране монитора отобразился затейливой вязью. – «Ласточка-три» – главный.
   – Поняли, «Ласточка-один». Приступаем к демонтажу сумматора первой секции солнечных батарей. – Вновь причудливые линии зазмеились по экрану.
   – Ну, если вы так уверены, что вычислили «крота», зачем вся эта аппаратура?
   – Девяносто девять процентов это все же не сто. А во-вторых, просто хотим его поймать на горячем. Так сказать, классика контрразведки, – и вновь хищная улыбка мелькнула на лице Титрова.
   – «Ласточки» два и семь, приступайте к демонтажу сумматора второй секции солнечных батарей. «Ласточка-два» – главный, – вновь в кабинете начальника базы раздался голос главного инженера.
   – Поняли, «Ласточка-один». Приступаем к демонтажу сумматора второй секции солнечных батарей. – Голос к концу фразы утонул в треске помех.
   Лицо Титрова напряглось, и он буквально впился глазами в экран. Монитор продолжал рисовать замысловатые кривые.
   – Нет, это просто помеха. – Майор чуть вздохнул.
   – А если передача будет вестись на частоте, которую не воспринимает антенна нашей базы?
   – А при чем тут ваша антенна, Семен Петрович? Сегодня ночью один из наших спутников радиоперехвата был перенацелен на базу «Восток». Любой сигнал, исходящий с базы, будет уловлен, проанализирован и перенаправлен на этот компьютер. – Титров кивнул головой в сторону установленного ночью монитора. – Например, сейчас спутник установил, что была помеха, поэтому он просто ее отфильтровал.
   – Серьезные вы ребята.
   – Да уж.
   Прошел час. Работавшие на поверхности Луны перебрасывались между собой короткими фразами и изредка связывались с базой. Экран монитора невозмутимо демонстрировал извилистые однотипные линии. Изредка в эфир вламывались шумы. Но спутник, висевший на расстоянии двухсот километров над Луной, бесстрастно выносил вердикт: «Обычная помеха».
   – «Гнездо», я «Ласточка-один». Работы закончили. Возвращаемся.
   – «Ласточка-один», я «Гнездо». Встречаем. – Богомазов перевел взгляд на Титрова. – Наверное, «кроту» пока нечего передавать, Олег Анатольевич.
   – Передавать ему как раз есть что. Ведь для него мы – будущий экипаж гиперпространственного корабля.
   Семен Петрович в ответ лишь развел руками.
   – Он должен выйти на связь. Должен. – Титров закусил губу. Затем он вынул из кармана куртки ручку и блокнот и что-то черкнул в нем. – Держите. – Контрразведчик вырвал из блокнота листок, сложил его и передал Богомазову.
   – Что это?
   – Не разворачивайте. Здесь фамилия «крота». Когда мы его поймаем, – Титров с нажимом произнес последнее слово, – развернете и прочитаете.
   Прошло еще пятнадцать минут. «Ласточки» в белоснежных скафандрах, эффектно смотревшихся на фоне серой поверхности Луны, уже практически подошли к стальному щиту дверей базы. Изредка эфир нарушался смехом и шутками людей, довольных выполненной работой.
   – «Ласточки», прекратить чирикать. Подходим к гнезду, – начальственным тоном приказал главный инженер.
   – Не подходим, а подлетаем.
   – «Ласточка-четыре». Вот вернемся, ты у меня полетаешь. – Раздавшийся из динамиков взрыв хохота и треск помех перекрыл резкий, похожий на выстрел пистолета, звук.
   Богомазов увидел, как, довольно оскалившись, контрразведчик приник к экрану монитора. Начальник базы быстро перевел взгляд туда же. Привычная картинка из извилистых линий исчезла. Раздвигая их, посередине, вдоль экрана, пролег прямоугольник, внутри которого находилось несколько линий с четкими прямоугольными зубцами различной высоты.
   Семену Петровичу не понадобилось спрашивать, что это такое. В самом низу экрана вспыхнула красными буквами надпись: «ВНИМАНИЕ! Кодированный сжатый импульс. Начало передачи 10.26 по СЕВ. Длительность – 0,1 секунды». А еще ниже – удар наотмашь: «Источник сигнала – "Ласточка-1"».
   – Мыкола!? – только и сумел проговорить ошеломленный Богомазов.
   – Прочтите, что я вам написал, Семен Петрович.
   Начальник базы развернул лист. На нем размашисто было выведено: «Григорчук».
   – Только, Семен Петрович, вы ничего не знаете. А еще лучше, не встречайте людей. На вас лица нет. Пошлите кого-нибудь из своих помощников. Брать мы его будем сегодня ночью, чтобы никто не видел. Вдруг у него тут еще и сообщник есть. Поэтому необходимо, чтобы он ничего раньше времени не почувствовал.
   – Да нет, – после паузы проговорил начальник базы, – я встречу его сам. И успокойтесь, – опередив Титрова, собравшегося что-то возразить, быстро продолжил он. – Все будет нормально, – жестко закончил Богомазов.
   Уже спускаясь в лифте на пулевой этаж, он, вертя задумчиво в руках листок с фамилией предателя, спросил у Титрова:
   – А как вы вычислили его? – и кивнул на листок.
   Контрразведчик взял его из рук Богомазова, скомкал и положил себе в карман:
   – Никогда нельзя терять контроль над собой, особенно на отдыхе, Семен Петрович, – и, взглянув на его недоумевающее лицо, майор Титров первым вышел из лифта.
   Уже стоя перед внутренней дверью шлюзовой камеры, начальник базы был собран и спокоен. И лишь на мгновение, когда двери медленно поползли вверх и он увидел в проеме Григорчука, успевшего снять шлем и весело улыбающегося, злость вскипела в нем. Вскипела и тут же осела в душе брезгливо-недоумевающим осадком: «И как становятся такими?»
 
   Объединенная Русь. Украина,
   г. Славупгич, Киевской обл. Роддом №3.
   За двадцать девять лет до описываемых событий.
   5 мая 2161 года. Среда. 23.05 по местному времени.
 
   Компьютер, получив сигнал от одного из многочисленных датчиков, укрепленных на теле женщины, отреагировал мгновенно. На его панели вспыхнула ярко-красная лампочка, и воздух прорезал неприятный, бьющий по нервам сигнал тревоги. Два человека, стоявшие возле бьющейся в родовых схватках женщины, вздрогнули и одновременно взглянули на монитор.
   – Черт, – выругался один из них. – Давление стремительно падает. «Диагност» предполагает внутреннее кровотечение. Вызывай дежурную бригаду хирургов.
   – Вызываю.
   Бежали стремительно секунды, и так же стремительно уходила кровь из лопнувшей брюшной артерии. Компьютер на мониторе бесстрастно выводил: «Вероятность выживания сорок процентов… тридцать… двадцать пять…»
   – Пульса нет! Подключаю электростимулятор.
   – Раз, два, три! Разряд!
   На экране монитора зеленая точка, чертившая горизонтальную линию, резко скакнула вверх. Две пары глаз с надеждой следили за ней. Стремительно скатившись с пика вниз, точка вновь заскользила по прямой линии.
   «Вероятность выживания двадцать процентов».
   – Раз, два, три! Разряд!
   И вновь две пары глаз бессильно наблюдали, как точка, получившая электрический пинок, взлетела вверх, но затем упрямо продолжила чертить прямую линию.
   «Вероятность выживания пятнадцать процентов».
   В палату вбежали несколько человек. Бросив взгляд на экран монитора, они сразу все поняли.
   – Сколько стоит сердце?
   – Минуту.
   – Немедленно в криокамеру. Электростимулятор не поможет. У нее давление на нулях.
   Две пары мужских рук подхватили женщину и переложили на каталку.
   «Вероятность выживания десять процентов».
   – Остановитесь! А ребенок? Ребенок же погибнет.
   «Вероятность выживания семь процентов».
   Секундное замешательство. Старший хирург, мельком скользнув по экрану, где зеленая точка невозмутимо чертила безукоризненную прямую линию, как бы подчеркивая надпись: «Вероятность выживания три процента», посмотрел на побелевшее лицо женщины и, отвернувшись к окну, глухо произнес:
   – В операционную. Будем делать кесарево.
 
   Объединенная Русь. Россия. Москва.
   Крылатское. Кольцевая трасса гонок «Формула-1».
   За двадцать девять лет до описываемых событий.
   5 мая 2161 года. Среда. 12.10 по местному времени.
 
   Колеса властно, уверенно бросали под себя серый бетон трассы. Отброшенный мощным ударом стали и пластика, воздух злобно свистел по бокам стремительно несущихся болидов. Скорость смыла с окружающего пейзажа все краски, превратив его в размытую полосу. Человеческие ноги до упора вдавливали в пол педаль газа, заставляя насосы вгонять в ненасытные двигатели все новые и новые порции топлива. Уверенный, грозный гул моторов пропитал собой все вокруг.
   Яркие, красочные машины, расставив по бокам колеса с широкими шинами, похожие издали на каких-то фантастических животных, словно связанные невидимой нитью, неслись друг за другом по бетонной полосе. Наконец нить словно лопнула – ярко-зеленая машина с белыми полосками, сместившись чуть влево, буквально прижавшись к другой, ярко-красной машине, стала медленно-медленно обходить ее. Трибуны взорвались приветственными криками, улюлюканием и свистом. Секунда, другая, и вот уже ярко-зеленый болид первым вписывается в плавный поворот. Толпа на трибунах скандирует: «Доби! Доби! Доби!»
   Словно не выдержав напряжения борьбы, серебристо-черный автомобиль чуть рыскнул вправо. Стремительно крутящиеся, разгоряченные шершавой бетонкой передние колеса машин соприкасаются. Толчок! И ярко-зеленый автомобиль, чуть взмыв вверх, с грохотом ударяется в стену. Отброшенный от нее, он, перевернувшись, несется вперед, словно пытаясь достать, ударить серебристо-черного обидчика, обозначая путь своими искореженными частями. Постепенно скорость падает, и ярко-зеленая груда металла, пластика и резины останавливается.
   Трибуны неистовствуют. Крики, свист, улюлюканье мгновенно перекрывают возглас «Доби!», как рев многоваттных колонок с легкостью глушит робкое звучание маленького колокольчика.
   «Питти! Питти!» – у гладиаторских боев конца двадцать второго века появился новый герой.
   «… с самого начала гонки у Доброва появились проблемы с двигателем его "ягуара". После пятнадцати кругов он был всего лишь четвертым, причем далеко отставая от тройки лидеров. И это на трассе в Крылатском – его самой счастливой, родной, знакомой, как свои пять пальцев! После пит-стопа его механики, очевидно, устранили проблему. По крайней мере, перед завершающими двумя кругами Добров по кличке Доби уже был третьим – обойдя Грингоу на "бугатти". На предпоследнем круге русич еще раз продемонстрировал свой класс – на повороте третьей категории сложности обойдя Вильямса на "феррари". Но Питилесс, его основной соперник по общему зачету, уже проходил свой последний круг. Догнать его шансов у Доби практически не было. Понимая это, он решился на безумный шаг – попробовать обойти хладнокровного, опытного Пити на сверхсложном, внекатегорийном повороте Лужкова, названного в честь мэра Москвы, при котором была построена эта великолепная трасса. Воспользовавшись тем, что Питилесс благоразумно снизил скорость, Добров начал его обходить, балансируя на грани опрокидывания. И тут неожиданно "макларен" Питилесса чуть рыскнул в сторону и ударил "ягуар" Доброва. Небольшого толчка оказалось достаточно, чтобы неустойчивая из-за огромной скорости машина Доби перевернулась и ее с силой бросило на отбойник. Почти четыреста километров в час довершили свое дело – легендарного гонщика Доби не стало…
   Сразу после заезда Питилесс дал интервью, где он категорически отверг обвинение в умышленном столкновении. "На такой скорости, с которой мы с Доби неслись к финишу, – заявил он, – малейшая выбоина или неровность на дороге, мизерный скачок давления в гидросистеме машины мог привести к тому, что мой «макларен» немного вильнул в сторону".
   И буквально час назад стало известно, что техническая комиссия гонки полностью оправдала Питилесса. Что ж, комиссии, как говорится, виднее. От себя мы только добавим, что Питилесс вновь, вольно или невольно, оправдал свою "безжалостную" фамилию.