Теодоряну Ионел. Меделень

   - У меня не болит голова... Я не люблю лгать.
   - Ты сердишься?
   - А что мне сердиться?
   - Но, в таком случае, что с тобой?
   - А с тобой что, папа?
   - ..? Со мной ничего. Я курю. Думаю...
   - О чем ты думаешь, папа?
   - О тебе... о Дэнуце... о вас.
   - Хорошо, папа.
   Послышался шум в дверях. Все повернули головы в ту сторону. Вошла Профира, что-то жуя. Она пришла из кухни за своим десертом.
   - Барин, можно убирать со стола? - спросила она, подавив зевок и не сводя глаз с оставшегося винограда.
   - Можно, когда ты сама кончишь есть, - сурово отвечала ей Ольгуца.
   - Я кончила.
   - Тогда пойди и посмотри на себя в зеркало.
   - ..?
   - Иди, иди, Профира; а со стола уберешь потом, - вмешался, улыбаясь, господин Деляну.
   Профира вышла. Громкая икота сопровождала ее тяжелые шаги.
   - Папа, почему мы здесь сидим?
   - Ждем маму.
   - И ты тоже ее ждешь, Герр Директор?
   - Я жду Дэнуца.
   - И мне подождать?
   - Если хочешь...
   - Что ты скажешь, папа?
   - Как ты сама хочешь, Ольгуца!
   - Я сделаю так, как хочешь ты.
   - Оставайся... почему бы и нет?!
   Ольгуца отщипнула от кисти винограда несколько ягод и стала катать их по столу.
   - Папа, тринадцатое число приносит неудачу?
   - А ты знаешь, что такое неудача, Ольгуца? - посмотрел на нее сквозь монокль Герр Директор.
   - Конечно, знаю, раз говорю!.. Неудача - это когда ты проиграл в карты... или когда у меня колики.
   - Браво! И кто тебя только учит?
   - Ты, Герр Директор.
   - Где Алис, чтобы слышать тебя! Досталось бы мне на орехи!
   - Скажи, папа, число "тринадцать" приносит неудачу?
   - Кто его знает, Ольгуца?.. Некоторые люди так думают.
   - А ты что думаешь?
   - Да как тебе сказать!.. И да и нет.
   - Скорее да или скорее нет?
   - Пожалуй, скорее да.
   - И я так думаю, папа... Герр Директор, а сегодня случайно не тринадцатое число?
   - Почему? У тебя какая-нибудь неудача?
   - Ну вот!.. Сначала ответь ты, а потом и я.
   - Не тринадцатое. А теперь скажи ты.
   - У меня-то все хорошо... а вот, может быть, у других не все в порядке?
   - А вот и не угадала: у других сегодня большая удача.
   - Я знаю, Герр Директор, - попыталась взять его на пушку Ольгуца.
   - Откуда ты знаешь? Ты подслушивала у двери?
   - Я не подслушиваю у дверей!
   - Тогда что же ты знаешь?
   - Спроси у папа.
   - Что она знает, милый?
   - Да откуда же мне знать!
   - Ну и чертенок ты, Ольгуца!
   - ...Герр Директор, что ты делаешь, когда тебе обидно?
   - Всяко бывает! Иногда глотаю обиду... иногда...
   - Иногда?
   - Иногда курю!
   - Я глотаю.
   - Глотаешь! Что?
   - Виноград, Герр Директор, - спокойно отвечала Ольгуца, словно орех, раскусывая хрупкую, душистую ягоду.
   * * *
   В спальню госпожи Деляну сквозь опущенные шторы проникал мягкий и спокойный послеполуденный осенний свет.
   Дэнуц опирался рукой о плечо матери, стоявшей перед ним на коленях. Его больная нога покоилась на подушке. Ссаженное колено было промыто и смазано йодом... Теперь наступила очередь антисептической повязки.
   Сильный запах аптеки щекотал Дэнуцу ноздри. Он не отрывал глаз от упаковки бинта, на которой был нарисован красный крест.
   Солдат, израненный в сраженьях,
   В жестоких муках опочил
   Вдали от матушки родимой, которую он так любил...
   Не подозревая о том, что Дэнуц умирает "вдали от матушки родимой, которую он так любил...", госпожа Деляну была обеспокоена серьезным выражением его лица.
   - Очень туго, Дэнуц?
   - Да, туго... Нет. Не туго!
   - Скажи маме, Дэнуц. Если туго, я перевяжу.
   - Нет, мама. Так очень хорошо. Merci.
   Повязка начиналась чуть выше колена и доходила до середины икры, казалось, что Дэнуц получил тяжелое ранение и достоин боевой награды.
   "Il pressent quelque chose!.."*
   ______________
   * Он о чем-то догадывается! (фр.)
   Было время, когда госпожа Деляну разговаривала с мужем по-французски, особенно когда хотела, чтобы ее не поняли дети. Эта привычка - теперь, когда дети знали французский - сохранилась у нее, хотя и ушла глубоко внутрь, для выражения сокровенных мыслей.
   - Тебе грустно, Дэнуц? - спросила она, поглаживая ему лоб.
   - ...
   Вопрос сделал свое дело, Дэнуц опечалился.
   "Pauvre petit! Quel sourire navrant..."*
   ______________
   * Бедняжка! Какая у него страдальческая улыбка (фр.).
   Весь во власти поэтического тщеславия и лирической грусти, Дэнуц принимал как должное то, что его гладили по лбу, по щекам, - словно это были аплодисменты.
   - Хочешь чего-нибудь вкусного? Ну! Попроси у мамы...
   - Мама, а сегодня не нужно спать днем? - спросил Дэнуц. В его голосе оставалось все меньше и меньше уверенности.
   - Ты устал, Дэнуц? Хочешь спать?
   - Не-ет!
   - Тогда зачем тебе ложиться! Разве тебе плохо здесь, с мамой?
   - Хорошо.
   - Давай, мама тебя причешет.
   "Может я заболел", - с надеждой подумал Дэнуц, чувствуя себя у власти.
   Гребень легко скользил по мягким и крутым завиткам, подчиняясь скорее печальному направлению мыслей госпожи Деляну, чем движению ее рук, которые преследовали практическую цель.
   Любой человек сказал бы, что у Дэнуца вьющиеся каштановые волосы. Любой, но только не госпожа Деляну! Глаза чужих людей отличаются рассеянностью и достаточно равнодушны: ни дать ни взять, глаза паспортных чиновников!
   "Каштановые и вьющиеся!" То есть такие же, как у сотен и тысяч людей!.. Бедные мальчики! Вот уж поистине надо быть женщиной, чтобы внушить людям, что у тебя красивые волосы!
   Сердце госпожи Деляну болезненно сжалось при мысли о человеческом равнодушии. И материнские руки попытались хотя бы на миг уберечь от чужих глаз и ножниц роскошные кудри Дэнуца.
   - Сядь, Дэнуц. Мама тебя хорошенько причешет.
   Дэнуц сел на кушетку у изножья составленных вместе кроватей.
   - Ляг поудобнее... Вот так. Знаешь, Дэнуц, когда ты был совсем маленький...
   Он вытянулся на кушетке, положив голову на колени матери. Пыльные башмаки покоились на турецкой шали, и - вот удивительно! - никаких замечаний! Напротив, смеющиеся из-под опущенных ресниц глаза.
   "Израненный в сраженьях..."
   - Хочешь, мама расскажет сказку?
   - Да-а!
   - Что же тебе рассказать?
   - ...
   - Дэнуц, - вдруг опечалилась она, - у мамы уже нет для тебя сказок! Ты вырос, Дэнуц!.. Как летит время!
   Госпожа Деляну вздохнула и, оставив гребень в волосах, погладила голову, для которой у нее уже не было сказок.
   Глаза госпожи Деляну знали оттенки кудрей Дэнуца так же хорошо, как ноты шопеновского ноктюрна...
   Каштановые кудри!.. Каштановые снаружи - да. Но сколько огоньков тлело внутри! Сколько ржавых ручейков! Какие изящные медные кольца сияли на кончиках прядей!
   В конце каникул кудри у Дэнуца были совсем другие, чем в начале. В их чуть приглушенном блеске чувствовался скрытый жар, ощущалось приближение осени, - так на некоторых картинах Рембрандта в ярком луче света угадывался нимб Христа.
   "И кудрявые!" Каждый завиток вился на свой лад. Утром, когда Дэнуц просыпался, - в тот момент, когда у всех людей волосы всклокочены и лежат в беспорядке, - его кудри напоминали куст тюльпанов, только что распустившихся в тихом саду сна.
   Столько утренних часов! Столько пробуждений! В один миг череда ушедших лет превратилась в темно-золотую грядку круглых тюльпанов...
   ...И вот начнется гимназия... школьная жизнь... гимназическая форма... стриженые волосы... старость для одних, молодость для других... и мальчик с девичьими кудрями, лежащий на кушетке, никогда, никогда не вернется назад, в свое прошлое...
   - Дэнуц.
   - ...
   Углубившись в свои мысли, госпожа Деляну не заметила, как Дэнуц задремал у нее на коленях. Приподняв его голову, она положила ее на изголовье кушетки, осторожно, словно драгоценный сосуд с цветами и бабочками.
   Джик... Дэнуц в испуге проснулся, ему померещился звон сабель.
   - Что такое?
   - Ничего, Дэнуц. Смотри...
   - Ты меня стрижешь, мама? - встревожился он, увидев прядь волос и ножницы в руках у матери.
   - Нет, Дэнуц, - улыбнулась она, с грустью думая о том, что другие руки остригут его волосы. - Я только отрезала прядку... для себя.
   - Зачем, мама? - спросил Дэнуц, сладко зевая.
   - Так... чтобы ты увидел, когда вырастешь большой... Дэнуц!
   - Да?
   - Ты ведь уже совсем большой, Дэнуц?
   - Да, мама.
   - А ты не хотел бы навсегда остаться таким, как сейчас?..
   - Нет!
   - ...и вместе с мамой.
   - Да-а.
   - А если это невозможно, Дэнуц!.. Хочешь, мама даст тебе сладкого?
   - Из шифоньера?
   - Из шифоньера, - улыбнулась госпожа Деляну, открывая шифоньер красного дерева, когда-то принадлежавший ее матери и ее бабушке.
   ...Аромат легкой грусти, который исходит от шифоньеров нашего детства в спальнях наших матерей, любивших и баловавших нас! Аромат, который исчезает вместе с прошлым... Аромат, который вспоминаешь, проходя торопливо по старой улице с цветущими абрикосовыми деревьями... Внезапно ты замедляешь шаг, ощутив как бы легкое дуновение весны из незнакомого окна, в котором, кажется, вот-вот появится лицо молодой девушки - из этого ли дома? или из твоего прошлого? - кто знает...
   Аромат лаванды и донника из цветных мешочков, которые подвешены к полкам и кажутся изящным вместилищем воспоминаний... Аромат девясила, одеколона и духов с позабытыми названиями - аромат счастья... Стопки ослепительно белого белья в лиловом полумраке полок...
   ...И серебряный звон ключей, и легкий скрип отворяемых белой рукой шифоньеров, и короткое мгновение, когда в зеркале вдруг отражается спальня и мальчик с влажными губами и веселым блеском глаз, - вдруг в шифоньере спрятан шоколад...
   - Мама, а сколько мне можно взять? - спросил Дэнуц, разгрызая круглую дольку шоколада "Маркиз" и поедая глазами коробку, которую он держал в руках.
   - Возьми все... пусть будет у тебя в комнате.
   - Правда?
   - Правда.
   После некоторого колебания Дэнуц прикрыл коробку крышкой: он был взволнован.
   - А теперь, давай мама тебя подушит.
   Дэнуц склонил голову, словно для коронования. Влажная стеклянная пробка прошла по его кудрям, задержалась на висках и за ушами, оставив после себя запах цветущего луга и кислых леденцов.
   - Дэнуц...
   - Да?
   - Дэнуц...
   Руки госпожи Деляну быстро сновали по полкам, вороша стопки носовых платков.
   - Дэнуц, - прошептала она с трудом, - иди в столовую... Тебя ждет дядя Пуйу.
   Дэнуц вышел. Дверь захлопнулась от сквозняка, который вырвал ее из рассеянных рук. Оказавшись за дверью, Дэнуц ожидал замечания: "Двери закрывают, а не хлопают ими!" Ничего не услышав, он слегка удивился и отправился в столовую, прихрамывая, с оттопыренным карманом, в котором лежала коробка шоколада.
   В зеркале шифоньера на короткий миг возникло отражение руки, которая прикрывала лицо...
   * * *
   - А вот и Ками-Мура! - радостно объявил Герр Директор, отбрасывая карты.
   В ожидании Дэнуца, которое несколько затянулось, Герр Директор сыграл несколько партий в ecarte* с господином Деляну.
   ______________
   * Экарте (от фр.) - карточная игра.
   - Что с тобой, Ками-Мура?
   - Ободрал колено, дядя Пуйу.
   - И в подарок получил повязку... Молодец! Ну, садись.
   Герр Директор пододвинул свой стул поближе к Дэнуцу... Ольгуца, которая терпела муки вынужденного молчания, уперлась подбородком в стол и настороженно всматривалась. Господин Деляну уставился в потолок. Моника опустила глаза.
   - Мама сказала тебе, зачем я тебя позвал?
   - Нет.
   - Очень хорошо. Тогда поговорим как мужчина с мужчиной... как двое друзей: да?
   - Да, - произнес Дэнуц, крепко сжимая ладонью коробку с шоколадом.
   - В твоем возрасте - сколько тебе лет? Двенадцать?
   - Неполных, - с сожалением сказал Дэнуц и покраснел.
   - Не важно! В двенадцать лет ты уже не дитя. Ты громадный детина! Таким ты, по крайней мере, должен быть.
   Голос Герр Директора звучал решительно и властно. Дэнуц приготовился к многочисленным "да".
   - Ты ведь знаешь, Дэнуц, что дядя Пуйу тебя любит... как и мама и папа...
   - Да.
   - ...и желает тебе добра, только добра...
   - Да.
   Ольгуца умирала от любопытства.
   - Хорошо, Дэнуц. Посмотрим, любишь ли ты дядю Пуйу так, как он любит тебя...
   Дэнуц только моргал глазами. Столько слов, обращенных к нему, и только к нему, кружили ему голову. Ему казалось, что между его головой и ногами пролегли километры. Голова поднялась высоко, высоко, вместе с потолком; ноги опустились глубоко, глубоко, вместе с полом. И над пропастью между головой и ногами все мчался и мчался оглушительный поезд из слов...
   - Скажи-ка, Дэнуц, ты хочешь когда-нибудь стать, как дядя Пуйу?..
   - Да.
   - Зарабатывать - сколько угодно, тратить - сколько хочешь, иметь автомобиль, носить монокль, одним словом, быть самому себе хозяином, а это значит, что стоит тебе сказать одно слово, и другие будут трепетать перед тобой, слушаться тебя и подчиняться тебе, словно королю...
   - Да.
   - В таком случае, Дэнуц, ты должен поступить так, как тебе скажет дядя Пуйу.
   - Хорошо.
   - Но поскольку ты большой, умный, образованный и послушный мальчик...
   Безотчетный страх словно молния пронзил Дэнуца.
   - ...Дядя Пуйу хочет, чтобы ты сам решил... И решение, которое ты примешь, будет свято. Как ты скажешь, так мы и поступим. И папа, и мама, и дядя Пуйу послушаются тебя, как если бы мы все были твоими детьми... Но ты, Дэнуц, должен серьезно взвесить все и ответить, как подобает мужчине. Если ты сделаешь так, как думаем мы, мы полюбим тебя еще больше и будем относиться к тебе, как к взрослому и умному человеку, а не как к ребенку... Договорились?
   - Да, - одними губами ответил Дэнуц.
   - А теперь слушай внимательно...
   "Солдат, израненный в сраженьях..." Что же случилось?
   - Начиная с этого года, - потому что ведь каникулы уже кончаются...
   Дэнуц еще крепче сжал коробку с шоколадом.
   - ...ты будешь учиться в гимназии... Эге! Ты даже не представляешь себе, Дэнуц, что значит быть гимназистом! Что такое начальная школа? Пустяк! Это для маленьких детей!.. Гимназия - совсем другое дело! И папа и я - мы были гимназистами. И как нам жалко, что мы уже не гимназисты!..
   Дэнуц покосился на Ольгуцу, но встретил только печальные и удивленные глаза Моники.
   - Теперь ты будешь всегда носить длинные брюки со стрелкой! Слышишь, Дэнуц? Длинные брюки. Как папа и я. Что же еще человеку нужно?
   Дэнуц начал внимательно слушать.
   - Но вот в чем дело: мы все хотим, чтобы ты получил от жизни все самое лучшее... И поскольку в Яссах нет ни одной порядочной гимназии, нам бы хотелось, чтобы ты учился в бухарестской гимназии. В столичной гимназии, Дэнуц! В том городе, где живет король! По воскресеньям я буду брать тебя домой, и после... обеда у Энеску, где ты сможешь заказать себе все, что тебе вздумается, мы с тобой будем ездить гулять на шоссе в коляске с вороными рысаками... И может случиться, Дэнуц, что извозчик, которого я выберу, обгонит королевскую карету! Гей-гей! Бедный король! Мы с тобой впереди, рысью, а за нами он следом... Ты ведь знаешь, дядя Пуйу в этом разбирается!.. А через год - после того, как ты хорошо его закончишь, чтобы не осрамить дядю Пуйу - мы оба поедем за границу. Поездом и на пароходе!.. А когда вернешься, зная много языков, Ольгуца только рот раскроет от удивления, - пошутил Герр Директор, подмигивая Ольгуце. - Так вот, Дэнуц, что предлагает тебе дядя Пуйу: или ты останешься в Яссах - в обшарпанной гимназии, где учатся одни оборванцы и где нет даже порядочной гимназической формы, - или вместе с дядей поедешь в Бухарест, в сказочную гимназию, в город, где живет король, в город, где по воскресеньям мы будем пировать в ресторане и откуда, как только наступят каникулы, мы с тобой - прыг в поезд и поехали в дальние края... А теперь подумай хорошенько и выбери... Ты сам знаешь, что лучше и чего хочет дядя Пуйу. Решай.
   - Пойдем, Моника. Нам здесь делать нечего.
   Дверь хлопнула... Герр Директор раскурил сигару... Дэнуц обвел взглядом комнату... Господин Деляну хмуро смотрел в потолок, как будто там было изображено предательство Иудой Иисуса.
   Взгляд Дэнуца остановился на бритой голове Герр Директора, на его шраме; испуганно уперся в буфет... Бедный буфет! Когда Дэнуц был маленький, он прятался в буфет... А теперь он стал большой!.. И мамы в столовой не было...
   Он судорожно глотнул, снова глотнул... Сидит он на стуле, один-одинешенек на всем белом свете... И надо ответить "да".
   Он посмотрел на Герр Директора. Взгляд его выражал покорность.
   - Не торопись, Дэнуц, - ободрил его Герр Директор. - Подумай хорошенько.
   В голове Дэнуца звенело.
   Рука сжимала коробку в кармане... Прилетевшая в комнату оса жужжала перед самым его носом. Он тряхнул головой, отмахнулся от осы руками. Оса опустилась на виноград. Рука Дэнуца снова судорожно вцепилась в коробку.
   "А!.. Так вот почему мама..."
   И папа и Ольгуца! Все знали, один только он не знал!.. Его изгнали из дома... Все его бросили... Никому не было до него дела... даже маме! Даже маме!.. У Дэнуца никого больше не было...
   Он закрыл увлажнившиеся глаза... И вдруг котомка Ивана приоткрылась. Из нее стремительно выпрыгнули - точно гигантские тени из пустынного мира Барбара Убрик, Женевьева Брабантская, Золушка, все несчастные царевны и царицы... и среди них собака солдата, погибшего на войне, - пес Азор.
   "Так вот оно как! Вот как!.."
   По щекам Дэнуца покатились две слезы и упали в толпу жалких теней... Дэнуц рукой яростно вытер глаза... Потому что из Ивановой котомки вдруг вышел Фэт-Фрумос из слезы, с черными, развевающимися на ветру кудрями, с горящими глазами, с палашом в одной руке и булавой - в другой.
   Дэнуц вытащил из кармана коробку с шоколадом и положил на стол.
   "Она мне не нужна! Раз так, пусть!.. Погодите, я вам покажу!.."
   Громко, необыкновенно звонко и решительно Дэнуц произнес великие слова:
   - Да, дядя Пуйу, я поеду с тобой в Бухарест. Я так хочу.
   - Браво, Дэнуц, браво! Вот это я понимаю! Иди, я тебя поцелую.
   - Дэнуц! - вскрикнула госпожа Деляну, которая заглядывала в полуоткрытую дверь, но не решалась войти, точно ожидала результатов операции.
   "Что я сделал?"
   Подобно утренней росе, Фэт-Фрумос растворился в потоке слез, хлынувших из глаз Дэнуца.
   - Алис! Иди сюда, Алис! Дело сделано! Да здравствует наш Дэнуц! Бутылку котнара!
   - Ничего, ничего, родной мой, все будет хорошо, - утешала сына госпожа Деляну, обнимая его так, как, вероятно, обняла бы на перроне темного вокзала, услышав гудок паровоза, который должен был увезти его на войну.
   * * *
   В один миг столовая полностью преобразилась. Профира, получив соответствующее приказание, живо сняла со стола скатерть с пеплом и крошками, подмела пол, недружелюбно поглядывая на шуструю Анику, которая приносила и уносила тарелки и столовые приборы, постукивая ими, словно кастаньетами. Другая скатерть, белая, вышитая, покрыла стол, придав ему воскресный вид. Герр Директор помогал госпоже Деляну, с галантным видом поправляя края скатерти.
   Господин Деляну спустился в погреб. Дэнуц, сидя неподвижно на стуле, с серьезным и отсутствующим видом наблюдал за всей этой суетой, точно статист за сменой декораций пьесы, в которой он тоже является декорацией.
   - Алис, бьюсь об заклад на икс килограммов засахаренных каштанов, что у тебя не найдется бисквитов к шампанскому.
   - Ты думаешь? Вот, полюбуйся...
   На верхней полке буфета, рядом с традиционной корзинкой мускатного винограда и миндаля, горой высились посыпанные сахарной пудрой бисквиты, словно желтые весла в праздничной ладье.
   - Я проиграл. Приказывай!
   - Когда начнется сезон каштанов, ты пришлешь нам из Бухареста целый вагон... А мы устроим пир на весь мир. Верно, Дэнуц?
   - Что?
   - Ничего... Мама болтает глупости.
   Сердце у нее сжалось... Когда созреют каштаны, Дэнуц уже будет в Бухаресте... Пустота в доме, пустота в душе...
   Послышались удары ногой в дверь.
   - Откройте!
   Аника распахнула дверь. Задыхаясь, в шляпе и пальто, накинутом на плечи, вошел господин Деляну.
   - Это для Алис и для детей.
   - Какого года?
   - Ммм, девятьсот шестого.
   - Принято, - воскликнул Герр Директор, внимательно изучавший этикетку, в то время как его пальцы исследовали пробку с проволочной сеткой.
   - Григоре, взгляни...
   - Счастлив видеть настоящую пыль на бутылке с вином!
   - ...на бутылке с вином из Котнара, - уточнил господин Деляну тоном непревзойденного знатока геральдики.
   - Посмотрите, что вы сделали с моей скатертью!
   Посреди стола господин Деляну поместил бутылку, подложив под нее салфетку. Темная бутылка с залитой воском пробкой была покрыта пылью и паутиной, накопившимися за те годы, что она стояла в погребе.
   - Аника, пойди в комнату к девочкам и позови их.
   - Давайте садиться за стол.
   - Как мы рассядемся?
   - Дэнуц со мною рядом, - решила госпожа Деляну, обнимая сына за плечи.
   - Значит, меня вы гоните вон! - возмутился Герр Директор.
   - Ты сядешь поближе к шампанскому. А мы, молдаване, - вместе с Дэнуцем и котнаром.
   - Отрекаюсь от Сатаны!
   - Зато он не отрекается от тебя!
   - А где же Ольгуца? - обратилась госпожа Деляну к Монике.
   - Tante Алис, Ольгуца... Ольгуца говорит, что она спит, - прошептала Моника, почти проглотив слово "говорит".
   - Это не годится. Ольгуца должна обязательно быть здесь.
   - У нее голова болит, tante Алис.
   - Ну-ка, пойду посмотрю, что с ней, - поднялся господин Деляну, чувствуя, что здесь что-то нечисто.
   Можно войти?
   - ...
   - Ольгуца.
   Господин Деляну приоткрыл дверь, огляделся и тихонько направился к постели Ольгуцы.
   - Ты спишь? - спросил он, гладя ее волосы.
   - Нет, - ответила она, не открывая глаз и не разжимая стиснутых кулаков.
   - У тебя болит голова?
   - Нет.
   - Тогда почему ты отказываешься выпить бокал шампанского за Дэнуца?
   - Не хочу.
   - Посмотри-ка на папу.
   Из-за черных ресниц сверкнули черные глаза. И, словно открытые глаза непременно требуют от человека определенной позы, Ольгуца поднялась и села на кровати. Она смотрела, не мигая, прямо перед собой.
   - А! Я вижу, ты огорчена! Ну-ка скажи папе: что случилось?
   - Я правда огорчена.
   - Почему?
   - Потому что я права.
   - Да ведь это радость, Ольгуца, а не огорчение!
   - Нет. Я права, а ты нет... а я хочу, чтобы ты всегда был прав.
   Господин Деляну с трудом сдерживал улыбку. Ольгуца погрозила ему пальцем: это означало, что обида проходит.
   - Ну-ка, объясни в чем дело.
   - Папа, - сердито сказала Ольгуца, - кто я по-твоему?
   - Ты-ы? Моя дочь.
   - А еще кто?
   - Дочка своей мамы.
   - А кто еще, папа?
   - ...приятельница деда Георге.
   - Перестань, папа! Тебе хочется меня рассмешить, а мне не до шуток! Ну, скажи, папа.
   - Я уже дошел до конца! Скажи лучше ты сама.
   - Папа, а кто по-твоему Дэнуц?
   - Ага! Твой брат.
   - Так, значит, он мой брат?
   - Конечно.
   - Папа, ведь Дэнуц для меня такой же родственник, что и для вас с мамой?
   - Да, Ольгуца, - улыбнулся господин Деляну.
   - И, значит, если бы я была такой же взрослой, что и мама, я была бы мамой Дэнуца?
   - Да. У него было бы две мамы. Бедняга!
   - Папа, я ведь не шучу... Значит, я его сестра только потому, что я маленькая...
   - Нет, Ольгуца! Ты сестра Дэнуца, потому что вы оба наши дети.
   - Конечно, папа. А я что говорю!.. Значит, я все равно что мама для Дэнуца, только я маленькая, а мама большая. Но и я тоже буду большая.
   - Ты обиделась на папу за то, что он отправляет Дэнуца в Бухарест?
   - ...
   - Скажи, Ольгуца, ты ведь знаешь, что папа тебя слушает с большим интересом.
   - Папа, а почему вы меня не спросили?
   - Ты очень любишь Дэнуца?
   - Конечно!.. Я его сестра. Но почему вы меня не спросили?
   - ...Право, не знаю!.. Уж таковы родители, Ольгуца: нет у них доверия к детям. И, возможно, они не всегда... правы.
   - Ты рассердился, папа?
   - Нет. Я, может быть, нахмурился, сам того не желая.
   - Папа, я не хочу тебя огорчать. Мне хочется, чтобы ты был прав... А почему плакала мама?
   Рука господина Деляну ласково коснулась ее руки.
   - Тебе ведь тоже не по себе, папа. Я уверена.
   - И тебе, Ольгуца! И вообще всем родителям! - грустно пошутил он.
   - Вот видишь, папа! А меня вы и не спросили!
   - Ольгуца, а ты знаешь, что Дэнуц хочет ехать? Он сам решил, никто его не принуждал... Ну, что же, в конце концов...
   - А я знаю: он поступает так, как хочет Герр Директор.
   - Дядя Пуйу любит Дэнуца так же, как и все мы. Он желает ему добра... иначе, нежели мы... но, я думаю, он прав.
   - Ты говоришь правду, папа?
   - Да, да!
   - Разве ему плохо у нас?
   - Хорошо, Ольгуца... Но мальчику лучше расти среди мальчиков... в определенной строгости.
   - Лучше бы я была мальчиком.
   - Почему, Ольгуца?
   - Да так!.. И мама тогда бы не плакала.
   - Ты ошибаешься, Ольгуца. Мама вас обоих одинаково любит.
   - Я знаю, папа, я и не говорю, что не любит!.. Но я не хочу, чтобы мама плакала.
   - Значит, ты бы оставила папу, если бы была мальчиком?
   - Ведь ты мужчина, папа!
   - И что же?
   - ...Я бы никогда не оставила тебя, папа, - горячо сказала она, потому что я девочка.
   Господин Деляну поцеловал ее.
   - У тебя прошло плохое настроение?
   - Если ты прав, то конечно.
   - Прав, Ольгуца. Адвокаты всегда правы!
   - И родители, папа!
   - Вот и умница! Такой я тебя и люблю: веселой. Пойдем в столовую.
   - Папа, ведь Герр Директор строже, чем ты: правда?
   - Мне кажется, нетрудно быть более строгим, чем я... Что ты на это скажешь?
   - А, правда, ты совсем не строгий!.. И не должен быть!
   - Да? Ты так считаешь?
   - Да, папа. Если бы ты был строгим, я...
   - Ты?..
   Ольгуца лукаво посмотрела на него.