Теодоряну Ионел. Меделень

   - Конечно. Их у меня несколько.
   - И что же ты с ними делаешь?
   - Храню понапрасну.
   - Понапрасну?
   - Иногда дарю их кому-нибудь из друзей.
   - Папа, ты меня любишь?
   - Не-ет.
   - Любишь.
   - Ну, как тебе угодно!
   - Папа, а ты любишь меня больше, чем своих друзей?
   - Еще бы!
   - Тогда подари мне трубку.
   - Трубку?
   - Если ты меня любишь!
   - А зачем тебе трубка?
   - Просто так... для красоты.
   - Хорошо, Ольгуца... Вот, смотри... Выбирай себе трубку по своему вкусу.
   Он выдвинул ящик, до отказа набитый всякими принадлежностями для курения.
   - Вот, Ольгуца, красивая и маленькая трубка из морской пены. Как раз для тебя. Нравится тебе?
   - Нравится, папа. Но я хочу большую.
   - Тогда выбери себе большую!
   - Можно эту, папа? - спросила Ольгуца, кладя руку на самую большую трубку.
   - Конечно, можно! Мне подарил ее один француз, который занимался в Яссах настройкой роялей... Он умер, бедняга! Прекрасный был человек!.. Замечательная трубка.
   - Тогда я возьму эту. Merci, папа. Я буду помнить!
   - Какие глупости! Они все твои. Ты ведь знаешь, папа отдаст тебе все на свете!
   Ольгуца погладила ему лоб и волосы.
   - Какие у тебя красивые волосы, папа! Прямо как шелк!.. Ну, я пойду.
   - Послушай, Ольгуца, поедешь вместе с папой в лес? Возьмем и Дэнуца; может быть, и мама согласится поехать с нами. Мы поедем в шарабане.
   Ольгуца потерла лоб.
   - В другой раз, папа. Сегодня я иду в гости к деду Георге вместе с Моникой... Знаешь, он нас пригласил, - потупилась она.
   Господин Деляну пригладил усы... окинул взглядом Ольгуцу... и снова выдвинул ящик с трубками.
   - Ольгуца, возьми еще одну трубку: пусть у тебя тоже будет.
   Ольгуца с улыбкой взглянула на его лоб.
   - Папа, ты умница! Merci. Мне не нужна трубка.
   После ухода Ольгуцы господин Деляну обхватил руками лоб и долго, со стесненным сердцем, думал о своей дочери, мысленно следуя за нею во времени...
   "Как подумаешь, что когда-нибудь Ольгуца станет взрослой... Бедная Ольгуца".
   * * *
   Моника, одетая в черное свое платье, тихо вышла из гостиной и последовала за госпожой Деляну в ее спальню. Она едва сдерживала радость.
   Из спальни она вышла первая, и на ней было синее платье. Та Моника, которая вошла в спальню, и та, которая оттуда вышла, были совершенно разными существами. Прежняя Моника, вместе со своим черным платьем, осталась в шкафу на вешалке. Моника сменила не платье, а время года. Даже глаза и волосы блестели у нее по-иному.
   Когда небо синее, все прозрачные озера тоже непременно должны быть синими. Солнце мешает этому: солнце со своими косматыми лучами.
   Волосы Моники, заплетенные в косы, лежали у нее на спине. Моника была одета в синее полотняное платье с открытой шеей - открытой ровно настолько, чтобы оставаться ребенком и в то же время быть привлекательной барышней.
   Платье не доходило до колен, - госпожа Деляну не любила шить на вырост, она всегда стремилась к тому, чтобы одежда соответствовала возрасту, - ведь колени у детей столь же искренни, что и их лицо, и всегда бывают красивыми и живыми.
   Точно так же был одет и Дэнуц... Он рос быстро. Поэтому госпоже Деляну всегда хватало работы, но зато у ее детей была одежда, соответствующая не только их возрасту, но и каждому времени года. Несмотря на это, в шкафах никогда не было ни тесных курточек, ни ставших короткими платьев. Курточки и платья, из которых вырастали ее дети, носили другие мальчики и девочки.
   Моника не принадлежала к числу других детей. Моника пользовалась теми же правами, что и Ольгуца. Поэтому синее платье впервые появилось в той же роще, в которой в начале каникул промелькнула тень черного платья.
   - Моника, посмотри на себя в зеркало, - сказала госпожа Деляну на вернисаже синего платья, поднимая штору в окне гостиной.
   Полуденное солнце позолотило отражение весеннего утра в зеркале. Моника опустила глаза.
   - Tante Алис, а это не грешно? - Внезапный страх омрачил ее радость.
   - Не грешно, моя девочка! А если и было бы грешно, все взяла бы на себя tante Алис.
   - Как вы добры, tante Алис!
   Щелкнула дверная ручка.
   - Я пришла!
   - Не хлопай дверью...
   - ...не стучи, не шуми! Мамочка, как я тебя люблю!
   - Ольгуца!
   - Я сказала дерзость?
   Госпожа Деляну весело рассмеялась.
   - Вот видишь, мамочка!
   - Угомонись! Лучше взгляни на Монику.
   - Ну-ка, дай я на тебя посмотрю, - обратила Ольгуца свой взор на Монику... - Очень хорошо! Мне нравится! Ужасно нравится!.. Мамочка, как ты хорошо шьешь!
   - Слава Богу! Наконец-то я слышу похвалу из твоих уст!
   - Я сегодня в хорошем настроении, мамочка!
   - Нет уж, уволь! Предоставь папе быть в хорошем настроении, когда ему этого хочется. А ты должна быть веселой всегда.
   - Почему?
   - Потому что ты еще дитя.
   - Может быть... но сегодня я в очень хорошем настроении! А ты, мамочка?
   - И я тоже, если ты мне его не испортишь.
   - Я же тебе говорю, мама, что сегодня праздник.
   - Ольгуца, я тебе уже сказала, что нет!
   - Я верю... но как будто бы он есть!.. Моника, ты переоденешься или останешься в новом платье?
   - Оставь Монику в покое! Почему ты хочешь, чтобы она переоделась?
   - Я не хочу! Напротив, я бы удивилась, если бы... Мамочка, взгляни на меня!
   - Что ты хочешь?
   - Я? Ничего. Только чтобы ты посмотрела.
   - Ну, я смотрю.
   - Не в глаза! Посмотри на меня так, как ты смотришь, когда мы идем в театр... Огляди меня.
   - Ну и что?
   - Ты ничего не видишь?
   - Я вижу, что ты запачкала платье! И когда ты успела?
   - Вот!.. Когда успела?.. Ты знаешь, Моника?
   - ...
   - И я тоже не знаю!.. Мамочка, разве хорошо, что у меня запачкано платье?
   - Жаль платья!
   - А меня не жаль?
   - Почему ты его запачкала?
   - Я?
   - А кто же?
   - Оно само. Вернее, суп.
   - Ольгуца!
   - Ты хочешь меня наказать, мамочка?
   - Пожалуйста, объясни, чего ты хочешь?
   - А ты мне дашь?
   - Скажи что?
   - Я ничего не прошу. Но зачем мне запачканное платье? Я не хочу ходить в грязном платье.
   - Можешь не продолжать! Я все поняла... Ты увидела в шифоньере новое платье.
   - Да, когда ты вынимала платье Моники, - привела Ольгуца диалог к победному концу.
   - Ольгуца, зачем ты говоришь неправду?
   - Я не говорю неправду.
   - Постой... Ведь ты не знала, что я сшила тебе новое платье.
   - Знала.
   - Тогда зачем ты говоришь, что увидела его только теперь?
   - Потому что только теперь я увидела, что оно готово.
   - Ты хочешь его надеть?
   - Я?.. Только примерить... как и Моника.
   - Хорошо! Твоя правда. Только, пожалуйста, ответь мне прямо на мой вопрос.
   - Хорошо.
   - Ты хотела надеть новое платье, так ведь?
   - Да, - осторожно подтвердила Ольгуца.
   - Тогда почему же ты не сказала мне прямо: "Мама, пожалуйста, надень на меня новое платье"?
   - Потому что ты бы не согласилась.
   - Откуда ты знаешь?
   - Знаю. Ты бы ответила, что сегодня не праздник и что я его запачкаю.
   - Ольгуца! Ольгуца! Скажи, откуда в тебе столько лукавства?
   - ...
   - Не хочешь говорить?
   - Я просто не знаю!
   - Вот видишь, Ольгуца!
   - Может быть, ты знаешь, мамочка?
   - Давай, я одену тебя.
   - Ага!
   Дэнуц заглянул в гостиную и тихо затворил дверь. Моника этого не заметила.
   - Хм!
   Он следил через замочную скважину за Моникой, которая гляделась в зеркало.
   - Хорошо!
   В третий раз повторилось то же самое.
   - Браво!
   И в четвертый раз.
   Так, значит, Моника смотрится в зеркало! Моника-умница, Моника-разумница, Моника... смотрится в зеркало. Дэнуц тоже смотрится в зеркало, но ведь он мальчик! Так, значит, Моника...
   "А ты подглядываешь в замочную скважину!"
   "Это другое дело!" - молча ответил Дэнуц на свою дерзкую мысль.
   И, чтобы доказать это, стремительно вошел в гостиную. Моника глядела в окно.
   - Хм!
   - Тебе не жарко, Дэнуц? - встретила его Моника, всегда готовая служить ему.
   - А тебе какое дело? Не приставай!
   - Я тебе что-нибудь сделала, Дэнуц?
   - Только попробуй!
   - Я тебе ничего плохого не делаю, Дэнуц.
   - Ты что, боишься?
   - Я не боюсь, Дэнуц... "Мне очень жаль тебя, потому что Ольгуца тебя преследует", - мысленно произнесла Моника, краснея, словно маков цвет.
   - И тебе не страшно? - с вызовом спросил он.
   - Нет... А почему мне должно быть страшно?
   - Тогда почему ты не лезешь в драку?
   - Я никогда не дерусь, Дэнуц!
   - Не хочешь, чтобы тебя побили?
   Моника вздохнула... Жаль черного платья!.. И зачем она надела синее?.. Жаль! Да! Жаль!
   - Молчишь?
   - Ты не прав, Дэнуц! - покачала головой Моника.
   - Зато ты права!
   - Дэнуц, не говори так!
   - Иди и нажалуйся на меня!
   - Я не ябеда.
   - А ты смотрелась в зеркало! - победоносно ответил Дэнуц, пальцем указывая на зеркало.
   - Это правда. Tante Алис сказала мне, чтобы я посмотрела на себя в зеркало, и я посмотрела...
   - Ээ! Я знаю, что я говорю!.. Скажи еще что-нибудь!
   - ...
   - Скажи, зачем ты смотрелась в зеркало?
   Моника потупилась, сердце у нее отчаянно забилось...
   - Потому что никого не было, потому что ты прячешься ото всех, потому что ты притворяешься!
   Как хотелось Дэнуцу, чтобы Ольгуца слышала, как много и хорошо он говорит... Какое бы это было великое счастье!.. А может быть, Ольгуца подслушивает за дверью?
   - Ну, скажи что-нибудь еще. Не хочешь? Нечего смотреть в сторону! Говорить-то легче всего!
   Моника плакала, с закрытыми глазами слушая, что он говорит.
   Дэнуц направился к двери... Тут ему больше нечего было делать... Он остановился на пороге, ожидая провокации. Он расставался с Моникой, как расстаешься с успехом: ему было грустно.
   "Дэнуц на меня сердится!.. Ну, если так..."
   Слезы ожесточили ее. Она крепко сжимала в руках платок, а соленые капли падали на ее новое платье.
   Госпожа Деляну отступила на два шага...
   - Ольгуца, стой спокойно!
   Ольгуца стояла как вкопанная, словно опасаясь, что новое платье в этот торжественный миг может облететь, как прекрасный куст цветущего шиповника. Госпожа Деляну выражением лица с напряженным лбом и сощуренными глазами напоминала молодого генерала, объезжающего войска накануне сражения; скульптора перед отправкой статуи в Салон; влюбленного с первым письмом в руках, перед тем как опустить его в почтовый ящик; даму перед зеркалом, которая собирается надеть бальную накидку...
   - Можешь поблагодарить меня!
   - Merci, мамочка! - выдохнула Ольгуца, испытывая благодарность за доброе слово больше, чем за платье.
   Один-единственный недостаток, и платье тут же оказалось бы на операционном столе!
   - Иди, я тебя поцелую, Ольгуца.
   Ольгуца принадлежала госпоже Деляну. В этом была награда!
   - Пойди к папе, пусть и он на тебя посмотрит.
   Еще и это!
   Они столкнулись в прихожей. Ольгуца сочувственно посмотрела на брата.
   - Ты думал, я ничего не знаю?
   - Что? - вздрогнул Дэнуц.
   - Как что? Вы едете в лес в шарабане.
   - Ну и что? Да, едем! - воскликнул Дэнуц в упоении от своей первой победы.
   - Поезжай!.. А я отказалась! - с сарказмом отвечала Ольгуца.
   - Отказалась? - не поверил Дэнуц своим ушам.
   - Я не упрашиваю, чтобы меня взяли - как ты. Я отказываюсь ехать, потому что мне так хочется!
   "Молодец, Ольгуца! - мысленно одобрил Дэнуц. - Я поеду один! Поеду один!.."
   - Ну, конечно! Раз тебе так хочется! - сказал он вслух.
   - Ты думаешь, тебе дадут в руки вожжи? Папа будет править сам. Он мне сказал! Так что не рассчитывай!
   - Аа! Поэтому ты и отказалась?
   - Вовсе нет! Если бы я поехала, я бы правила лошадьми! Я умею править. Так и дед Георге говорит.
   - Тогда почему ты не едешь?
   - Потому что не хочу!
   - Не хочешь?! - скептически улыбнулся Дэнуц. - А почему?
   - Это уж мое дело!
   - Конечно!.. А я хочу.
   - Что?
   - Ехать.
   - Ты-ы? Папа хочет, а это совсем другое дело!
   - А тебя не берет, вот!
   - Меня?! Вот я тебе сейчас покажу. И тебе не захочется больше дразниться...
   Ольгуца схватила брата за руку и потащила в сторону кабинета.
   - Ну, что, дети? Едем?
   - Папа, правда, что ты звал меня в лес, а я отказалась?
   - Правда, Ольгуца. Ты ведь сегодня идешь в гости. Папа возьмет тебя в следующий раз. Ну и ну! Какая же ты красавица!
   - Видишь!
   Дэнуц стоял на пороге.
   - А теперь садись в шарабан!
   И Дэнуц очутился во дворе перед захлопнутой дверью.
   - Погоди! Я тебе покажу!
   И тут же фэт-фрумосы из котомки Ивана выхватили свои палаши, чтобы отомстить за унижение Дэнуца.
   * * *
   Дед Георге принарядился, словно в молодые годы на хору. Музыка хоры еще звучала порой в его памяти, когда радость вспыхивала в старом его теле. Принарядился, потому что он был у себя в доме и потому что к нему в дом должна была прийти "дедушкина барышня". Он прикрыл платком миску, полную ароматных, пахнущих базиликом груш из знаменитого сада Оцэлянки. Он взял миску, прошел под навесом в дом и поставил ее на одну из верхних балок. Запах ладана наполнил комнату, словно туда внесли курильницу, нагретую летним солнцем.
   "Хм!.. Чем-то вкусно пахнет!.. И куда ты их спрятал, дед Георге?"
   "Что спрятал, барышня?"
   "Да груши от Оцэлянки, те, что пахнут базиликом".
   "Разве?"
   "Ну да!"
   "Да нет!"
   "Вот они, дед Георге! Как их оттуда снять? Высоко, дед Георге, ты их не достанешь".
   Дед Георге беседовал сам с собой. С Богом и с Ольгуцей он мог разговаривать когда угодно; их голоса скрашивали его одиночество.
   Одно огорчение было у деда Георге: что не увидит он невестой свою барышню. Эх! Уж тогда облачился бы дед Георге в жениховы одежды, сел бы на козлы да крикнул: "Эй вы, залетные!"
   И помчались бы залетные во весь опор, и уж порадовалась бы "дедушкина барышня". Обратилась бы тогда барышня к своему жениху и сказала: "Это дед Георге. Он научил меня править лошадьми".
   А дед улыбнулся бы с козел, приосанился и сказал: "Эгей! И тебя держать в узде будет, потому что умеет барышня править!"
   Но была у деда Георге тайная радость: что после его смерти...
   - Опять, дед Георге? - выговаривала ему госпожа Деляну, видя его с деньгами в одной руке и шапкой в другой.
   - Дак!.. Опять...
   - А что же купить тебе, дед Георге?
   - Да что-нибудь пригожее, барыня, как для господской дочки.
   - Ситец, дед Георге, - он хороший и дешевый.
   - Нет, шелк, целую руку, - он дорогой и красивый.
   - И зачем тебе, дед Георге? Разве у тебя есть дочь на выданье?
   - Будет! Дедушке лучше знать зачем.
   Каждую осень, перед отъездом в город, повторялось одно и то же. Госпожа Деляну не переставала удивляться. Не переставала дивиться и Оцэлянка, искусная хозяйка, живая и любопытная. Из ее дома переправлялись в дом к деду Георге целые штуки белого полотна всех сортов, за которое дед платил не торгуясь.
   - Для кого ты собираешь приданое, дед Георге?
   - Знает дед, для кого!
   - Для кого же, дед Георге?
   - Эх, баба, жаль, что не ткешь ты полотно этим своим языком... а то много бы наткала!
   Брашовский сундук, подарок старого барина, был почти полон. А потому и невдомек было деду Георге, что шелк на дне сундука уже начал сечься. Да и не осмеливался он рыться в сундуке грубыми своими руками конюха. Он наполнял сундук, заглядывал в него, и дело с концом! Из-за этого сундука вот уже два года не ездил дед Георге в Яссы на своих лошадях.
   - Как же так, дед Георге?! Ты доверяешь лошадей Иону?!
   - Так уж, видать, надо, - вздыхал дед Георге. - Старый я стал! Так уж пусть смерть приходит за мной в мой дом.
   Две зимы вздыхал дед Георге о своих лошадях, разводя в печи огонь ради сундука.
   Потому что после его смерти...
   Дед Георге пригладил руками свои белые волосы. Поправил усы, вышел во двор и сел на завалинку, пристально глядя в сторону ворот, как смотрят те, кто скоро навсегда покинет свой дом.
   * * *
   Шарабан остановился у ворот усадьбы. Ион распахнул ворота, Али с высунутым языком выскочил на дорогу.
   - Аника! Где Аника? - позвала госпожа Деляну.
   - А-нии-кааа! - громко крикнул Ион, вскакивая на запятки шарабана.
   - Аника, где ты? - звала Ольгуца со ступенек крыльца.
   - Где Аника? - спокойно спросила Профира, стоя позади Ольгуцы.
   - Пойди поищи ее! - нахмурилась Ольгуца.
   - Туточки я, барыня! - откликнулась Аника, выскакивая на крыльцо, словно заяц, поднятый криками охотников.
   - Погляди на меня.
   - Я и гляжу, барыня! - отвечала Аника, покачивая бедрами и вертя головой.
   - Слушай внимательно. Отведи барышень к деду Георге. Охраняй их там от собак, слышишь?
   - Да, целую руку!
   Шарабан тронулся. Стоя на ступеньках, Ольгуца следила за ним насмешливым взглядом, пока его окончательно не поглотила пыль... Моника еще долго провожала его глазами, точно невеста норвежского рыбака своего суженого.
   - Пошли, Моника!
   - Пошли, - вздохнула Моника.
   - Ну, пойдем, что ли! - вмешалась Аника.
   - Что ты собираешься делать?
   - Отвести вас к деду Георге.
   - Отвести меня?
   - Так велела барыня...
   - А я тебе приказываю вытирать пыль в доме... Пошли, Моника!
   - Целую руку!
   Глаза Аники, повинуясь госпоже Деляну, с улыбкой глядели вслед красному платью, освещенному солнцем, а ее тело, прикованное к лестнице, уже готовилось выполнить приказание барышни с повадками лукавого бесенка.
   - А теперь и прилечь не грех, - зевнула Профира.
   Два взгляда, следившие за двумя яркими платьями, встретились в воротах: взгляд Аники с крыльца и деда Георге - с завалинки.
   Синее и красное платья, точно два цветка, мелькали на белой дороге, но вдруг красное платье резко остановилось. Синее находилось в нерешительности. Тем временем красное платье свернуло с дороги в поле.
   Синее платье махало красному, показывая, что к дому деда Георге гораздо ближе по дороге, чем по полю.
   Дед Георге улыбнулся.
   И вдруг синее платье устремилось за красным, словно синяя бабочка, привлеченная красным маком.
   Дед Георге во весь дух помчался в сторону сада. Смолоду крепко запомнилось ему, что красные платья никогда не останавливаются у ворот.
   Дед Георге притаился в траве у высокой изгороди в глубине сада и стал ждать.
   - Гневаться станет барышня! - пробормотал он с улыбкой... - Ага!
   Послышался голос Ольгуцы.
   - Ты любишь ходить через ворота?
   - Да, Ольгуца, почему бы и нет?
   - А почему бы и да?
   - Не знаю! Я так привыкла.
   - Очень плохо!
   - Почему, Ольгуца?
   - Потому что только старики ходят через ворота. А я нет!
   - Ты перелезешь через изгородь?
   - Конечно... Но только не сегодня, я боюсь порвать платье.
   - Тогда как же быть?
   - Я знаю как.
   Дед Георге нахмурился.
   - Ээ!.. Здесь не пройти!! - воскликнула Ольгуца.
   - Почему?
   - Заделали ее.
   - ..?
   - Дырку в заборе.
   - Аа!.. Видишь, Ольгуца! Лучше бы мы пошли по дороге!
   - Да! Конечно! Чтобы совсем запылиться!.. Но почему он ее заделал?
   - Не знаю, Ольгуца!
   - А я знаю!
   - Так почему?
   - ...Бедный дед Георге! К нему в сад повадились ходить свиньи! Ну, конечно! Вот ему и пришлось заделать дыру.
   - Ах ты, голубка! И не рассердилась на дедушку, - тихо прошептал дед Георге.
   - Что же нам теперь делать?
   - Пойдем туда.
   - К воротам, - улыбнулась Моника.
   - Ээ! К воротам... Где сумеем, там и войдем!
   - Как хорошо, дед Георге, что ты заделал дыру! Я показала Монике, где ходят свиньи!
   Дед Георге поджидал их, стоя у завалинки и тяжело дыша.
   - Ничего, дедушка опять сделает так, как было!.. Пожалуйте в дом, отдохните в холодке.
   Красное платье вошло в дом следом за синим, как и положено в гостях.
   - Видишь, Моника, это варенье из грецких орехов...
   - Я вижу!
   - Видишь! Сначала попробуй, вот тогда и увидишь!.. Дай, дед Георге, я подержу поднос.
   - Как можно, барышня! Кушайте и запивайте холодной водицей...
   - А ты, дед Георге?
   - Благодарю покорно, барышня! Я уже старый... Мне ничего не нужно!
   - Ты хочешь меня обидеть, дед Георге?
   - Ну, уж возьму!
   - Видела, какое варенье? - строго посмотрела Ольгуца на Монику.
   - Очень вкусное! Спасибо, дед Георге!
   - Такого варенья больше нигде не найдешь! - решительно произнесла Ольгуца, по-прежнему глядя на Монику.
   - И tante Алис варит очень хорошее варенье!
   - Да что ты понимаешь! Такого варенья никто не варит! Это точно!
   Дед Георге провел ладонью по усам... Та же кухарка варила и ему варенье.
   - А теперь садись, - пригласила Ольгуца Монику... - Это лавка. Верно, дед Георге?
   - Верно! Все-то знает наша барышня!
   - Видишь, Моника!
   - Ольгуца, как хорошо пахнет!
   - Еще бы! Пахнет очень хорошо... Ага!.. Где же они, дед Георге?
   - Что, барышня?!
   - Будто я не знаю!
   - Что?!
   - От Оцэлянки?
   - Оцэлянка?!
   - Конечно, от Оцэлянки!
   Вскарабкавшись, по заведенному обычаю, на плечи к деду Георге, Ольгуца сняла миску с балки.
   - Конечно! Только у деда Георге и бывают такие груши.
   - У деда Георге?
   - Ну да!
   - А ты говорила, что они от Оцэлянки.
   - Какое это имеет значение! - рассердилась Ольгуца... - У Оцэлянки они только вызревают!
   - Дедушка даст вам полотенце... чтобы не запачкались... уж очень они сочные!
   - И сладкие! - добавила Моника, откусывая кусочек груши и держа носовой платок наготове.
   - И спелые! - расхваливала Ольгуца, с гордостью поглядывая на капли сока, упавшие на полотенце.
   - Дедушка сам выбирал!.. Жалко, что от Оцэлянки, - тихо вздохнул дед Георге.
   - Дед Георге, покажи книги!.. Моника их не видела!.. Посмотри, что есть у деда Георге!
   - Всякое старье, барышня, - улыбнулся старик, с благоговением снимая со столика под иконой старинную книгу.
   - Ольгуца, а это от меня! - обрадовалась Моника, увидев шелковую закладку между открытыми страницами.
   - Да... Деду Георге нужна была закладка для книги!
   - И у бабушки была точно такая!
   - Конечно... как и у деда Георге.
   Ольгуца и Моника тесно придвинулись друг к другу на лавке. Старая Библия своей закопченной обложкой расположилась на красном и синем платье... Дед Георге сел на круглую скамеечку у ног девочек. Ольгуца осторожно перевернула страницу. В самом начале следующей страницы на черном фоне пылала красная буква, словно гвоздика в окошечке монастыря...
   - Видишь, Моника?! Читай, если можешь.
   - А ты можешь?
   - Ээ!.. Только дед Георге может.
   - Ты правда умеешь, дед Георге?
   - Умеет дедушка, умеет. Это - кирилловская грамота.
   - Даа?
   - Конечно. Это очень трудно, - покачала головой Ольгуца.
   Они разговаривали приглушенно, как у печной дверцы.
   - Дед Георге, мне хочется послушать, как ты читаешь! - попросила Моника, перекидывая на спину косы.
   - Конечно. Почитай, дед Георге!
   - Только очки надену.
   - И у бабушки тоже были очки.
   - Конечно, как и у деда Георге!
   - Ольгуца, как хорошо у деда Георге!
   - Конечно, очень хорошо.
   Дед Георге откашлялся, вздохнул и, держа Библию на растопыренных ладонях, торжественно откинул назад голову.
   - Правда, дед Георге красивый?
   - Да, Ольгуца, - шепотом ответила Моника... - Будем слушать!
   "Каждый год родители Его ходили в Иерусалим на праздник Пасхи. И когда Он был двенадцати лет, пришли они также по обычаю в Иерусалим на праздник. Когда же, по окончании дней праздника, возвращались, остался отрок Иисус в Иерусалиме; и не заметили того Иосиф и матерь Его..."
   Скрестив руки на коленях, девочки слушали деда Георге...
   "И, не нашедши Его, возвратились в Иерусалим, ища Его. Через три дня нашли Его в храме, сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их. Все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его".
   - Дитятко! - вздохнул дед Георге, глядя на Ольгуцу.
   - Дед Георге, а у мудрецов были длинные бороды?
   - И белые, барышня.
   - И они его спрашивали?
   - Спрашивали.
   - И он всем отвечал?
   - Отвечал и сам тоже спрашивал.
   - Конечно, дед Георге... И ставил их всех в тупик.
   - Ставил, барышня, еще бы!
   - А он не дергал их за бороду?
   - Не дергал, барышня, - улыбнулся дед Георге.
   - Потому они его и убили.
   - Да, убили, - помрачнел старик.
   - Дед Георге, читай дальше, - прошептала Моника.
   "И, увидев Его, удивились; и матерь Его сказала Ему: Чадо! что Ты сделал с нами? вот, отец Твой и я с великою скорбию искали Тебя. Он сказал им: зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему? Но они не поняли сказанных Им слов..."
   - Конечно... Дед Георге, а они его не наказали?
   - Нет, барышня. Сына Божьего? - испугался дед Георге, осеняя себя крестом.
   - Но ведь они не знали, дед Георге.
   - Но Господь знал!
   ..."Иисус же преуспевал в премудрости и возрасте и в любви у Бога и человеков".
   Дед Георге поднял глаза от Библии и посмотрел на девочек. Счастье переполняло его душу. В домике деда, у него на глазах, трое детей росли в любви у Бога, но в стороне от людей... И только один из них должен был умереть на кресте: сын Божий.
   * * *
   - Дед Георге, а ты нам феску не показал!
   - А вот она, - турецкая феска.
   - Видишь, Моника, это называется феской, - пояснила Ольгуца.
   - Я знаю, Ольгуца! Как же!.. И у бабушки тоже была феска от дедушки.
   - Неужели!
   - Правда, Ольгуца! Она была точно такая же: красная, с черной кисточкой.
   - Ээ! Она была куплена в Констанце. И у меня была такая же. А феска деда Георге - от самих турок.
   - От турок?
   - Ну да! После битвы.
   - Правда, дед Георге?
   - Правда, барышня. После Плевны она у меня.
   - Ты был в Плевне, дед Георге?
   - Конечно, был. Это я тебе точно говорю! У деда Георге и ордена есть.
   - Правда?
   - Правда, есть!
   - Хорошо на войне, дед Георге?