Страница:
Все разразились приветственными криками, гораздо более громкими, чем он ожидал; быть может, они таким образом изгоняли страх, овладевший ими, когда Эринакий был злодейски убит на их глазах. Повинуясь знаку Маниакиса, офицеры и матросы начали подниматься на борт своих кораблей.
Как только Маниакис ступил на палубу "Возрождающего", он спросил Багдасара:
- Как нам защитить себя, если Генесий снова прикажет этому магу-убийце напасть на нас?
- Я думаю, у нас есть несколько дней в запасе, прежде чем опять возникнет повод для беспокойства.
Меня до сих пор шатает от усталости, хотя я всего лишь пытался противостоять злым чарам. А тот, кто наводил их на таком большом расстоянии, сейчас наверняка еле жив. Ему потребуется время, чтобы прийти в себя, прежде чем он снова решится произнести хоть одно заклинание.
Маниакис некоторое время обдумывал услышанное. Да, пожалуй. Именно так можно объяснить довольно долгий промежуток времени между первым нападением на него в Опсикионе и вторым - здесь, на Ключе.
- Значит, можно предположить, что в распоряжении Генесия остался один-единственный маг? - задал он следующий вопрос. - Ведь в противном случае он тревожил бы нас гораздо чаще?
- Очень на то похоже, - ответил Багдасар. - Но если и так, этот единственный необыкновенно могуч.
- Интересно, что случилось с остальными? - задумчиво пробормотал Маниакис. - Может, их головы украсили Столп после того, как они не смогли исполнить какой-нибудь приказ тирана?
- Это звучит весьма правдоподобно, - согласился Багдасар.
- Вот и я так думаю, - сказал Маниакис. - Но скажи мне, как может Автократор, который вовсе не является магом, если не считать его поистине волшебного дара навлекать на Видессию все новые беды, как он может повелевать колдуном столь необыкновенной силы?
- Главная причина лежит на поверхности, величайший. Магия, которая действительно сложна, требует долгой подготовки, а колдун тоже человек. Если ему приставить нож к горлу или пригрозить расправой с его семьей, он подчинится тому, кто распоряжается действующей без промедления грубой силой. Багдасар издал нервный смешок. - Но обычно маги не имеют обыкновения афишировать сей прискорбный факт.
- Верно. И теперь я понимаю почему. Что ж, прекрасно. Маг Генесия, хоть и преуспел в деле с Эринакием, дважды потерпел неудачу, пытаясь убить меня. Если на то будет воля Фоса, Генесию вскоре станет об этом известно и он решит за нас нашу проблему.
- Да будет так! - Багдасар очертил знак солнца над своим сердцем.
К Маниакису подошел Фраке:
- Прошу прощения, величайший. Не пора ли давать сигнал к отплытию?
Маниакис наклонил голову.
Трубач "Возрождающего" передал сигнал к отплытию на остальные суда. Канаты полетели на палубы, корабли отошли от причалов, весла вспенили морскую воду...
Корабли покинули порт Гавдос и взяли курс на столицу империи - город Видесс.
Глава 4
- Город! Город! - закричал дозорный из вороньего гнезда. Насколько было известно Маниакису, этот парень с Калаврии никогда прежде не бывал в столице империи; но когда кто-либо из видессийцев произносил слово "город" словно с большой буквы, ни у кого не возникало сомнений, о чем идет речь.
Спустя несколько минут Маниакис и сам увидел отблески лучей солнца, отражавшегося от позолоченных куполов тысячи храмов, посвященных великому Фосу. Курикий с Трифиллием выглядели словно любовники, вернувшиеся к своим любимым.
- Наконец-то дома! - сказал Трифиллий таким тоном, будто все время с тех пор, как оставил столицу, провел не в относительно благополучных провинциях империи, а среди диких хаморов с Пардрайянской равнины.
- Вижу корабли! - раздался еще более громкий крик вахтенного.
С быстротой молнии это известие облетело весь флот Маниакиса. Горнист "Возрождающего" трубил как одержимый, передавая приказы Фракса другим капитанам. Дромоны с Ключа начали выдвигаться на фланги; рядом с калаврийскими кораблями осталось лишь несколько самых больших, наиболее хорошо вооруженных дромонов, усиливавших центр на случай внезапного стремительного нападения.
Маниакис сам подбирал капитанов, чьи галеры во время сражения должны были держаться рядом с "Возрождающим". Он сделал все, чтобы быть уверенным в их преданности. Но людей с Ключа он знал не так хорошо, как тех, кто примкнул к восстанию с самого начала. Если кто-то из малознакомых ему капитанов в последний момент повернет свои корабли против него, битва может оказаться проигранной.
Впрочем, ее можно проиграть и самым обычным образом. Мачты на атакующих дромонах уже были опущены; капитаны Маниакиса, не дожидаясь приказов Фракса, подготовились к бою.
- Эринакий тоже собирался напасть на нас. Во всяком случае, было очень на это похоже. - В голосе Маниакиса звучала надежда.
- Верно, величайший, - ответил Фраке. - Но если и это нападение - блеф, то тот, кто его разыгрывает, может дать Эринакию сто очков вперед в умении притворяться.
- В таком случае необходимо прорваться сквозь неприятельский строй, чтобы идти прямиком в гавань Контоскалион, - сказал Маниакис. - Когда наши люди войдут в город, Генесий либо сбежит, либо попадет к нам в руки. - Он посмотрел на восток поверх высокой двойной стены, защищавшей столицу от нападения с суши, и даже в ладоши хлопнул от радости. Там, напротив этой стены, словно грибы на траве, во множестве выросли палатки и шатры. - Слава Господу нашему! - воскликнул Маниакис. - Регорий уже здесь! Он выведет из игры солдат Генесия, а мы тем временем разгромим флот тирана.
- Если мы его разгромим, а не он нас, - с присущим ему оптимизмом заметил Фраке, внимательно, от фланга до фланга, окинув взглядом строй атакующих дромонов. - У них очень много кораблей, и я не вижу ни малейшего признака...
Не успел он договорить, как дромон, устремившийся в атаку на флагман, произвел выстрел из катапульты. Громадный дротик, в половину человеческого роста длиной, просвистев точно посередине между Фраксом и Маниакисом, с шумным всплеском упал в море. Команда, обслуживавшая метательное устройство, тут же вложила в него новый дротик и принялась лихорадочно крутить ворот, сгибавший плечи гигантского лука, чтобы подготовить его к новому выстрелу.
- Пожалуй, странноватый способ продемонстрировать намерение сдаться без боя, - пробормотал Маниакис.
Фраке не удостоил такое замечательное изречение ответом, сказал только:
- Прошу прощения, величайший, но я вынужден контратаковать! - и побежал на корму, откуда рулевые и командир гребцов могли лучше слышать его команды, четкое исполнение коих должно было привести флагман к победе или на дно морское, или превратить его в щепки, которые послужат отличной растопкой для рыбацких костров.
Маниакис прежде никогда не размышлял о морских сражениях. Когда он участвовал в военном походе по западным провинциям, корабли иногда доставляли припасы и пополнение в порты Видессии, благодаря чему они попадали в армию гораздо быстрее, чем по суше. На Калаврии был небольшой флот для защиты от северных пиратов, но с тех пор, как Маниакисы прибыли на остров, этот флот ни разу не подвергался настоящим испытаниям. Так или иначе, но ему пока не доводилось оказаться на борту судна, ведущего боевые действия.
Морское сражение оказалось внушающим благоговение театральным действием. Прежде всего, в отличие от сухопутного боя, поражала логичность происходящего. Катапульты с больших дромонов метали огромные дротики. Лучники стреляли, едва неприятельское судно попадало в пределы досягаемости. Вдобавок отсутствовала привычная мешанина громких воплей и стонов раненых, неизбежная при любых столкновениях с участием кавалерии или пехоты. Крики были слышны и здесь, да, но люди кричали от страха или возбуждения, а не от смертной муки.
Немного погодя Маниакис понял, в чем дело. Здесь бился не воин против воина, как на суше, а корабль против корабля. Маниакис издал торжествующий крик, когда один из его дромонов протаранил вражеское судно, а затем, сделав несколько гребков назад, позволил пенящейся воде хлынуть в громадную дыру, пробитую бронзовым бивнем.
Вот теперь он услышал знакомые отчаянные вопли. Часть врагов попадала в воду и начала тонуть - не все они, даже не большинство, умели плавать. Кое-кто из гребцов хватал свое весло и прыгал за борт, остальные устроили настоящее сражение с матросами и офицерами за места в корабельных шлюпках. Это поразило Маниакиса, ибо схватка оказалась куда более свирепой, чем то большое сражение, частью которого она была.
Катапульта с одного из дромонов Генесия метнула вместо дротика большущий горшок, за которым стелился дымный след. Горшок разбился о палубу галеры с Ключа. Горючая смесь из минерального масла, смолы и серы подожгла дощатый настил; сбросить горшок в воду не удалось. Люди с криками отчаяния попрыгали за борт: утонуть все же лучше, чем сгореть заживо. Жирный черный дым поднимался над пляшущими языками пламени, быстро пожиравшего дромон.
Горшок с жидким огнем с другого неприятельского судна едва не угодил в корабль с Калаврии. Маниакис, заметив этот промах, вознес благодарственную молитву. Но при ударе о воду горшок разбился; огонь, растекаясь по поверхности, добрался до плававших в море людей. Так что теперь они горели и тонули одновременно.
Лишь немногие калаврийские корабли могли метать огонь столь устрашающим образом: провинциальным флотилиям редко доверяли пользоваться горючей смесью, чтобы ее секрет не попал в руки пиратов или кочевников. Но дромоны с Ключа отвечали кораблям Генесия огненным ужасом на огненный ужас.
- Каждый горящий корабль - это еще одно судно, которое уже никогда нельзя будет использовать против Макурана или Кубрата! - простонал Маниакис.
- Если сгорит слишком много кораблей, сражающихся за нас, - сказал стоящий рядом с ним Курикий, - нас уже никогда не будут заботить ни Кубрат, ни Макуран.
Достаточно было взглянуть на казначея, чтобы стало ясно: он предпочел бы оказаться сейчас где угодно, лишь бы не на палубе галеры, в самой гуще морского сражения. Но поскольку выбора не было, он прилагал гигантские усилия, дабы сохранить бодрость на челе, невзирая на одолевающие его приступы тошноты. Маниакис восхищался им.
Просмоленная палуба дромона и для Маниакиса вовсе не была излюбленным местом времяпрепровождения. Он вглядывался в происходящее, пытаясь понять, кто побеждает. В сухопутном сражении, несмотря на вздымающиеся клубы пыли, понять это было легко. По крикам соратников и врагов даже слепой мог судить о том, кто выигрывает бой, а кого вскоре ждет поражение.
Здесь не было пыли, но линия битвы растянулась гораздо сильнее, чем в любом сухопутном сражении, а корабли настолько смешались, что Маниакис не всегда понимал, на каком из них кричат в предвкушении победы, а на каком вопят от ужаса.
Устав непрерывно обегать глазами корабли, он бросил взгляд вперед, в сторону Видесса. Ему показалось, что храмы и дворцы стали ближе. Насколько он мог судить, его флот понемногу продвигался к цели.
Он прошел на корму и спросил Фракса:
- Мы их тесним. Значит ли это, что мы побеждаем?
- Во всяком случае, не проигрываем, - рассеянно ответил тот, настороженно посматривая по сторонам. - Два румба лево на борт! - крикнул он рулевому, и дромон начал поворот, нацеливаясь на одну из галер Генесия. Оттуда последовал залп лучников, сразивший на "Возрождающем" сразу двух гребцов. Ритм гребли нарушился, и "Возрождающий" замедлил ход, что позволило неприятелю избежать удара.
Невдалеке от флагмана неприятельский дромон протаранил один из кораблей Маниакиса. Но когда нападавшее судно попыталось отгрести назад, оказалось, что его нос накрепко застрял. Моряки и гребцы с галеры Маниакиса, вооруженные чем попало: ножами, свайками, еще каким-то самодельным оружием, - быстро вскарабкались на дромон Генесия и вступили в схватку с командой.
Увидеть, чем она закончилась, Маниакис не успел: обзор закрыл какой-то большой военный корабль.
- Туда! Смотри туда, величайший! - вдруг заорал Фраке прямо в ухо Маниакису, да так громко, что тот даже подпрыгнул от неожиданности. Капитан указывал куда-то за левый борт. - Там наши корабли, целая флотилия! Они прорвались и, похоже, направляются к дворцовой гавани!
Маниакис последовал взглядом за указующим перстом Фракса. В самом деле, десятка два дромонов обошли врага с фланга и теперь стремительно неслись к столице, оставляя на поверхности воды широкий пенный след, поскольку командиры гребцов потребовали - и получили - от своих людей все, на что те были способны. Ослабленные расстоянием, с удалявшихся кораблей до "Возрождающего" все же долетали торжествующие крики.
- Вперед! - вскричал Фраке. - Вперед по всей линии, используя все вооружение, какое только есть!
Трубач передал команду на находившиеся поблизости корабли. Маниакис радостно хлопнул в ладоши, услышав, как другие горнисты повторили сигнал с флагмана, передавая его дальше.
И тут совершенно неожиданно жестокое сражение как-то сразу закончилось полным разгромом врага. Может быть, капитаны Генесия увидели, что их позиции прорваны, а значит, помешать людям Маниакиса высадиться в гаванях уже невозможно; может быть, они поняли, что поражение неизбежно и потому продолжать сопротивляться бессмысленно. А может быть, как заявил кое-кто из них уже после того, как сражение закончилось, они наконец поняли, что Генесий давно стоял им поперек горла и служить ему дальше они не в силах. Подобные заявления сперва произвели впечатление на Маниакиса, но потом он подумал: а ведь эти капитаны не могли служить его сопернику дальше только потому, что и так служили ему до последнего.
Ладно. Ясность придет позже. А теперь, глядя на, море, он видел только то, что видел. На некоторых неприятельских галерах гребцы подняли весла, давая понять, что команда умоляет о пощаде; другие вражеские корабли обратились в бегство: кто в сторону Видесса, кто в сторону других прибрежных городов, а кто и прямо в открытое море. Были и третьи, более упрямые или верные, продолжавшие бессмысленное сопротивление. Но капитаны Маниакиса двинули по несколько дромонов против каждого такого упрямца, и с ними вскоре было покончено.
- Хвала Фосу! - воскликнул Трифиллий. - Скоро я смогу насладиться осьминогом под горячим маринадом, приготовленным так, как надлежит!
У Маниакиса были совсем другие причины радоваться победе, но он не стал спорить. Каждому свое!
- Идем в Контоскалион! - воскликнул он. - Оттуда пробьемся в город и выковырнем Генесия, в какую бы щель он ни забился!
Рядом с ним Багдасар что-то тихонько бормотал себе под нос. Молитву или заклинания, а может, и то и другое. Но вот васпураканский маг очертил знак солнца над своим сердцем. Значит, молитву, подумал Маниакис и тоже тихонько прошептал символ веры. Багдасара, так же как и его самого, беспокоил ужасный колдун Генесия. Ведь они были не в Опсикионе, даже не на Ключе. Они приближались к Видессу, где могучий маг окажется почти так же близко к Маниакису, как охранявший его Багдасар.
Очень скоро они вошли в гавань. Столпившиеся в порту люди глазели на приближающиеся дромоны, указывали на них пальцами, что-то выкрикивали. Маниакису очень хотелось знать, что именно. Если они проклинают его как нового узурпатора, обреченного провалиться в ледяную преисподнюю к Скотосу, то у него скоро возникнут серьезные проблемы. Последнее дело - пробиваться к цели по улицам столицы, запруженным разъяренной толпой!
"Возрождающий" все ближе и ближе подходил к пристани. Маниакис поспешил на нос галеры и прислушался еще раз. Ничего. Только неразборчивый гомон. Он сердито нахмурился... Но тут до него отчетливо донесся вопль:
- Маниакис Автократор!
Он помахал толпе рукой, чтобы дать понять, кто он такой. Большинство людей на пристани замахали ему в ответ. Так же, как они приветствовали бы любого "пришедшего в порт моряка. Но в толпе нашлись и другие, быстро сообразившие, что к чему. И тогда над пристанью взмыл всеобщий приветственный вопль, в котором победно звучало его имя.
Маниакис почувствовал себя так, словно разом хлебнул полкувшина вина.
Но вместе с его именем многие выкрикивали имя Генесия. Интересно, подумал он, почему же тогда не слышно взаимных угроз и проклятий, не видно драк и поножовщины между защитниками старого Автократора и сторонниками претендента на это звание? Ему все стало ясно, когда сквозь неразборчивый гам вдруг прорезался отчетливый возглас:
- Автократор Генесий пытается бежать из города!
- О Фос! - прошептал Маниакис.
Охватившее его чувство триумфа пьянило куда сильнее, чем любое вино, когда-либо выжатое из винограда. Чувство, близкое к этому, он испытал лишь однажды, когда войска, которыми командовали его отец и он сам, помогли Шарбаразу разбить Смердиса и вернуть себе трон Царя Царей Макурана. Но в тот раз все было иначе, ведь тогда он сражался ради чужой выгоды. А теперь награда, если только он сумеет ухватить то, что лежит уже совсем рядом, будет принадлежать ему одному.
- Не дайте ему скрыться! - крикнул он, обращаясь к толпе на берегу. Пятьсот золотых тому, кто бросит Генесия, живого или мертвого, к моим ногам!
Эти слова всколыхнули толпу. Большинство продолжало кричать, приветствуя близкое падение ненавистного правителя. Но некоторые, более практичные, а может быть, просто более жадные, начали проталкиваться прочь от пристани, чтобы начать охоту на теперь уже бывшего императора. Маниакис удовлетворенно кивнул. Чем больше народу покинет пристань, тем легче будет ему высадить своих людей и захватить контроль над столицей.
- Табань! - выкрикнул командир гребцов. "Возрождающий" замедлил ход и плавно остановился у причальной стенки. Моряки выпрыгнули на пристань и быстро пришвартовали дромон. Как только с корабля на берег перебросили трап, Маниакис поспешил к нему, желая ступить на берег первым. Но моряки оттеснили его назад, а один из них сказал:
- Подожди, величайший! Позволь нам сперва убедиться, что наверху, на пристани, ты будешь в безопасности.
Угрожающе размахивая ножами и дубинками, человек двенадцать моряков начали тесной группой подниматься по трапу.
- Дорогу Маниакису Автократору! - громко кричали они.
Толпа зевак подалась назад, уступая нажиму моряков, хотя многие в этой толпе были вооружены куда лучше них.
Лишь после того, как моряки расчистили место на пахнущем смолой настиле пирса, они пригласили Маниакиса следовать за ними. Сходя с трапа на пристань, он обнажил меч и сказал:
- Я не вложу это лезвие в ножны до тех пор, пока тиран Генесий не будет обезглавлен!
Как он и надеялся, его слова были встречены одобрительным ревом толпы. Несколько человек принялись возбужденно размахивать оружием, для чего требовалась определенная смелость: в качестве наказания за применение меча на улицах Видесса виновным отрубали большие пальцы рук.
Курикий с Трифиллием поднялись по трапу вслед за Маниакисом. Трифиллий пал на колени; но не с целью сотворить проскинезис перед Автократором, а для того, чтобы пылко поцеловать настил под ногами. Ни смола, кое-где выступившая из брусьев, ни белые потеки птичьего помета нимало не смутили вельможу.
- Да будет благословен Фос! - воскликнул он. - Наконец-то я дома!
Неподдельная искренность этих слов вызвала почти такой же громкий одобрительный гул толпы, как и слова Маниакиса.
Маниакис обратился к ближайшему смышленому на вид горожанину:
- Давно ли войско, которым командует мой двоюродный брат Регорий, стоит под стенами города?
- С позавчерашнего дня, высокочтим.., ах, прости, величайший! - ответил тот и добавил:
- Стража на стенах не пыталась атаковать твоего кузена, но и не пропустила его в город.
- Теперь пропустит, - важно заявил Маниакис. "Хорошо бы, - подумал он, иначе я попаду в передрягу". - А теперь дайте мне дорогу, друзья мои. Чтобы я мог проследовать в город и наконец занять место, принадлежащее мне по праву.
По правде говоря, особых прав на трон у него не было. Во всяком случае, претендовать на трон по происхождению он не мог. Зато мог по праву силы, ведь за его спиной стояло множество вооруженных людей, считавших, что трон империи и Маниакис как нельзя лучше подходят друг другу. Кроме того, Генесий проделал все возможное и невозможное для того, чтобы подкрепить притязания своего врага.
Корабли Маниакиса один за другим швартовались рядом с "Возрождающим" и у ближайших к флагману причалов. Моряки толпами валили на берег.
- Куда теперь, владыка? - раздался чей-то крик.
- К дворцам, - ответил Маниакис. - А когда овладеем ими - к Высокому храму, дабы возблагодарить Фоса за то, что этот день наконец пришел.
"Надо бы побыстрей получить благословение экуменического патриарха, подумал он, - это позволит с самого начала взять верную ноту. Ну а если такого благословения не будет, значит, в Видессии скоро появится новый экуменический патриарх".
Некоторые моряки, высаживаясь на пристань, прихватили с собой щиты и мечи, запас которых имелся на каждом дромоне, чтобы команда при случае могла отразить абордажную атаку.
Теперь они начали оттеснять горожан в сторону, выкрикивая:
- Дорогу! Дорогу Маниакису Автократору!
- Мне нужен конь, - заявил Маниакис, когда они пробирались сквозь лабиринт узких кривых улочек к северу от гавани Контоскалион. Будучи кавалерийским офицером, он чувствовал себя не совсем уверенно, наблюдая за происходящим вокруг с высоты человеческого роста.
- Ты получишь его немедленно, клянусь Фосом, - ответил кто-то из его эскорта, и первый же встречный верховой был бесцеремонно вытащен из седла. Вздумай бедняга протестовать, ему бы сильно не поздоровилось.
Маниакис был не в восторге, получив лошадь таким образом, но портить своим людям настроение, упрекая их, не стал: сейчас ему больше всего нужен их энтузиазм. А спешенному всаднику он сказал:
- Приходи во дворец, когда я окончательно разделаюсь с Генесием. Получишь назад свою конягу и немного золота за то, что я ею воспользовался.
- Да благословит тебя Фос, величайший! - воскликнул тот, а люди, высыпавшие на улицу, подхватили этот крик.
Маниакис был доволен собой: когда захватываешь власть, весьма полезно иметь на своей стороне такую переменчивую штуку, как симпатии горожан.
Восседая на своем новом приобретении - спокойном мерине, шедшем размеренной поступью, очень удобной, когда нет нужды особо торопиться, - он теперь смотрел поверх голов своих людей и высыпавших на улицы местных жителей. Но это не очень помогло ему. Городские улочки сильно петляли, и он не мог видеть так далеко, как на поле сражения.
Это его беспокоило. Морякам ничего не стоило справиться с сопротивлением горожан, если бы тем вздумалось чинить препятствия, но не с императорской гвардией или другими солдатами, которым могло прийти в голову, что Генесий стоит того, чтобы за него сражаться. У моряков не было доспехов, лишь копья и луки, да и сражаться они умели только каждый за себя. Обученные и дисциплинированные солдаты могли в два счета разделать их под орех.
Но никаких солдат на своем пути они не встретили.
- Сворачиваем на север, - сказал Маниакис своим людям. - Надо выйти на Срединную улицу.
Широкая и прямая главная улица Видесса шла с востока на запад; как только они выберутся на нее, ориентироваться станет гораздо проще. Найти и выдержать направление на север в лабиринте улочек оказалось гораздо труднее, чем прокладывать курс в море, ориентируясь по солнцу и звездам. Многие дома были так высоки, что заслоняли солнце. Сильно выступавшие балконы иногда почти смыкались над улицами. Вообще-то закон запрещал строить такие лоджии, но Генесий преступил законы настолько более серьезные, что обращать внимание на подобные пустяки просто глупо, подумал Маниакис.
Они как раз добрались до Срединной улицы и свернули в сторону площади Ладоней и дворцового квартала, когда с востока волной прокатился многоголосый ропот толпы, накатил сзади и заставил моряков приостановиться.
- Ворота открываются, - говорили одни.
- Нет, ворота уже открыты, - возражали им другие.
- Все. С ним покончено, - констатировал Маниакис, не обращаясь ни к кому в отдельности. Раз его собственные солдаты уже в городе, то что бы ни предпринял Генесий, это не предотвратит его падения. Но вряд ли тиран теперь в состоянии что-нибудь предпринять. Его сторонники за пределами столицы отвернулись от него; похоже, то же происходило сейчас и внутри.
Остановить Маниакиса сейчас мог только убийца-одиночка.., либо колдун Генесия. Против убийцы он может принять меры предосторожности. Против колдуна они уже приняты - рядом с мерином тяжело топал по мостовой Багдасар. Достаточно ли Багдасар хорош? Трудно сказать, но еще трудней найти кого-то, кто оказался бы лучше васпураканского мага.
Они миновали громадное строение из красного гранита, где находились правительственные учреждения. Раньше он считал это здание слишком приземистым и уродливым. Оно раздражало его всякий раз, когда он попадал в столицу. Но тогда его взгляды на архитектуру никого не волновали. Теперь же... Теперь стоит только захотеть, и он на протяжении жизни одного поколения совершенно изменит облик Видесса.
Маниакис рассмеялся. Нашел о чем беспокоиться! Можно подумать, у него нет куда более насущных дел.
Под крытыми колоннадами, шедшими по обе стороны Срединной улицы, собралось великое множество людей. Некоторые приветствовали его; некоторые глазели молча; а иные просто не обращали на него внимания, торопясь куда-то по своим делам. Несколько человек устроились на перекрытии колоннады. Сперва Маниакис расценил это как простое любопытство, потом сообразил, что там, наверху, идеальное укрытие для притаившегося убийцы. Что с этим делать? Непонятно. Согнать всех вниз значило выставить себя на посмешище.
Как только Маниакис ступил на палубу "Возрождающего", он спросил Багдасара:
- Как нам защитить себя, если Генесий снова прикажет этому магу-убийце напасть на нас?
- Я думаю, у нас есть несколько дней в запасе, прежде чем опять возникнет повод для беспокойства.
Меня до сих пор шатает от усталости, хотя я всего лишь пытался противостоять злым чарам. А тот, кто наводил их на таком большом расстоянии, сейчас наверняка еле жив. Ему потребуется время, чтобы прийти в себя, прежде чем он снова решится произнести хоть одно заклинание.
Маниакис некоторое время обдумывал услышанное. Да, пожалуй. Именно так можно объяснить довольно долгий промежуток времени между первым нападением на него в Опсикионе и вторым - здесь, на Ключе.
- Значит, можно предположить, что в распоряжении Генесия остался один-единственный маг? - задал он следующий вопрос. - Ведь в противном случае он тревожил бы нас гораздо чаще?
- Очень на то похоже, - ответил Багдасар. - Но если и так, этот единственный необыкновенно могуч.
- Интересно, что случилось с остальными? - задумчиво пробормотал Маниакис. - Может, их головы украсили Столп после того, как они не смогли исполнить какой-нибудь приказ тирана?
- Это звучит весьма правдоподобно, - согласился Багдасар.
- Вот и я так думаю, - сказал Маниакис. - Но скажи мне, как может Автократор, который вовсе не является магом, если не считать его поистине волшебного дара навлекать на Видессию все новые беды, как он может повелевать колдуном столь необыкновенной силы?
- Главная причина лежит на поверхности, величайший. Магия, которая действительно сложна, требует долгой подготовки, а колдун тоже человек. Если ему приставить нож к горлу или пригрозить расправой с его семьей, он подчинится тому, кто распоряжается действующей без промедления грубой силой. Багдасар издал нервный смешок. - Но обычно маги не имеют обыкновения афишировать сей прискорбный факт.
- Верно. И теперь я понимаю почему. Что ж, прекрасно. Маг Генесия, хоть и преуспел в деле с Эринакием, дважды потерпел неудачу, пытаясь убить меня. Если на то будет воля Фоса, Генесию вскоре станет об этом известно и он решит за нас нашу проблему.
- Да будет так! - Багдасар очертил знак солнца над своим сердцем.
К Маниакису подошел Фраке:
- Прошу прощения, величайший. Не пора ли давать сигнал к отплытию?
Маниакис наклонил голову.
Трубач "Возрождающего" передал сигнал к отплытию на остальные суда. Канаты полетели на палубы, корабли отошли от причалов, весла вспенили морскую воду...
Корабли покинули порт Гавдос и взяли курс на столицу империи - город Видесс.
Глава 4
- Город! Город! - закричал дозорный из вороньего гнезда. Насколько было известно Маниакису, этот парень с Калаврии никогда прежде не бывал в столице империи; но когда кто-либо из видессийцев произносил слово "город" словно с большой буквы, ни у кого не возникало сомнений, о чем идет речь.
Спустя несколько минут Маниакис и сам увидел отблески лучей солнца, отражавшегося от позолоченных куполов тысячи храмов, посвященных великому Фосу. Курикий с Трифиллием выглядели словно любовники, вернувшиеся к своим любимым.
- Наконец-то дома! - сказал Трифиллий таким тоном, будто все время с тех пор, как оставил столицу, провел не в относительно благополучных провинциях империи, а среди диких хаморов с Пардрайянской равнины.
- Вижу корабли! - раздался еще более громкий крик вахтенного.
С быстротой молнии это известие облетело весь флот Маниакиса. Горнист "Возрождающего" трубил как одержимый, передавая приказы Фракса другим капитанам. Дромоны с Ключа начали выдвигаться на фланги; рядом с калаврийскими кораблями осталось лишь несколько самых больших, наиболее хорошо вооруженных дромонов, усиливавших центр на случай внезапного стремительного нападения.
Маниакис сам подбирал капитанов, чьи галеры во время сражения должны были держаться рядом с "Возрождающим". Он сделал все, чтобы быть уверенным в их преданности. Но людей с Ключа он знал не так хорошо, как тех, кто примкнул к восстанию с самого начала. Если кто-то из малознакомых ему капитанов в последний момент повернет свои корабли против него, битва может оказаться проигранной.
Впрочем, ее можно проиграть и самым обычным образом. Мачты на атакующих дромонах уже были опущены; капитаны Маниакиса, не дожидаясь приказов Фракса, подготовились к бою.
- Эринакий тоже собирался напасть на нас. Во всяком случае, было очень на это похоже. - В голосе Маниакиса звучала надежда.
- Верно, величайший, - ответил Фраке. - Но если и это нападение - блеф, то тот, кто его разыгрывает, может дать Эринакию сто очков вперед в умении притворяться.
- В таком случае необходимо прорваться сквозь неприятельский строй, чтобы идти прямиком в гавань Контоскалион, - сказал Маниакис. - Когда наши люди войдут в город, Генесий либо сбежит, либо попадет к нам в руки. - Он посмотрел на восток поверх высокой двойной стены, защищавшей столицу от нападения с суши, и даже в ладоши хлопнул от радости. Там, напротив этой стены, словно грибы на траве, во множестве выросли палатки и шатры. - Слава Господу нашему! - воскликнул Маниакис. - Регорий уже здесь! Он выведет из игры солдат Генесия, а мы тем временем разгромим флот тирана.
- Если мы его разгромим, а не он нас, - с присущим ему оптимизмом заметил Фраке, внимательно, от фланга до фланга, окинув взглядом строй атакующих дромонов. - У них очень много кораблей, и я не вижу ни малейшего признака...
Не успел он договорить, как дромон, устремившийся в атаку на флагман, произвел выстрел из катапульты. Громадный дротик, в половину человеческого роста длиной, просвистев точно посередине между Фраксом и Маниакисом, с шумным всплеском упал в море. Команда, обслуживавшая метательное устройство, тут же вложила в него новый дротик и принялась лихорадочно крутить ворот, сгибавший плечи гигантского лука, чтобы подготовить его к новому выстрелу.
- Пожалуй, странноватый способ продемонстрировать намерение сдаться без боя, - пробормотал Маниакис.
Фраке не удостоил такое замечательное изречение ответом, сказал только:
- Прошу прощения, величайший, но я вынужден контратаковать! - и побежал на корму, откуда рулевые и командир гребцов могли лучше слышать его команды, четкое исполнение коих должно было привести флагман к победе или на дно морское, или превратить его в щепки, которые послужат отличной растопкой для рыбацких костров.
Маниакис прежде никогда не размышлял о морских сражениях. Когда он участвовал в военном походе по западным провинциям, корабли иногда доставляли припасы и пополнение в порты Видессии, благодаря чему они попадали в армию гораздо быстрее, чем по суше. На Калаврии был небольшой флот для защиты от северных пиратов, но с тех пор, как Маниакисы прибыли на остров, этот флот ни разу не подвергался настоящим испытаниям. Так или иначе, но ему пока не доводилось оказаться на борту судна, ведущего боевые действия.
Морское сражение оказалось внушающим благоговение театральным действием. Прежде всего, в отличие от сухопутного боя, поражала логичность происходящего. Катапульты с больших дромонов метали огромные дротики. Лучники стреляли, едва неприятельское судно попадало в пределы досягаемости. Вдобавок отсутствовала привычная мешанина громких воплей и стонов раненых, неизбежная при любых столкновениях с участием кавалерии или пехоты. Крики были слышны и здесь, да, но люди кричали от страха или возбуждения, а не от смертной муки.
Немного погодя Маниакис понял, в чем дело. Здесь бился не воин против воина, как на суше, а корабль против корабля. Маниакис издал торжествующий крик, когда один из его дромонов протаранил вражеское судно, а затем, сделав несколько гребков назад, позволил пенящейся воде хлынуть в громадную дыру, пробитую бронзовым бивнем.
Вот теперь он услышал знакомые отчаянные вопли. Часть врагов попадала в воду и начала тонуть - не все они, даже не большинство, умели плавать. Кое-кто из гребцов хватал свое весло и прыгал за борт, остальные устроили настоящее сражение с матросами и офицерами за места в корабельных шлюпках. Это поразило Маниакиса, ибо схватка оказалась куда более свирепой, чем то большое сражение, частью которого она была.
Катапульта с одного из дромонов Генесия метнула вместо дротика большущий горшок, за которым стелился дымный след. Горшок разбился о палубу галеры с Ключа. Горючая смесь из минерального масла, смолы и серы подожгла дощатый настил; сбросить горшок в воду не удалось. Люди с криками отчаяния попрыгали за борт: утонуть все же лучше, чем сгореть заживо. Жирный черный дым поднимался над пляшущими языками пламени, быстро пожиравшего дромон.
Горшок с жидким огнем с другого неприятельского судна едва не угодил в корабль с Калаврии. Маниакис, заметив этот промах, вознес благодарственную молитву. Но при ударе о воду горшок разбился; огонь, растекаясь по поверхности, добрался до плававших в море людей. Так что теперь они горели и тонули одновременно.
Лишь немногие калаврийские корабли могли метать огонь столь устрашающим образом: провинциальным флотилиям редко доверяли пользоваться горючей смесью, чтобы ее секрет не попал в руки пиратов или кочевников. Но дромоны с Ключа отвечали кораблям Генесия огненным ужасом на огненный ужас.
- Каждый горящий корабль - это еще одно судно, которое уже никогда нельзя будет использовать против Макурана или Кубрата! - простонал Маниакис.
- Если сгорит слишком много кораблей, сражающихся за нас, - сказал стоящий рядом с ним Курикий, - нас уже никогда не будут заботить ни Кубрат, ни Макуран.
Достаточно было взглянуть на казначея, чтобы стало ясно: он предпочел бы оказаться сейчас где угодно, лишь бы не на палубе галеры, в самой гуще морского сражения. Но поскольку выбора не было, он прилагал гигантские усилия, дабы сохранить бодрость на челе, невзирая на одолевающие его приступы тошноты. Маниакис восхищался им.
Просмоленная палуба дромона и для Маниакиса вовсе не была излюбленным местом времяпрепровождения. Он вглядывался в происходящее, пытаясь понять, кто побеждает. В сухопутном сражении, несмотря на вздымающиеся клубы пыли, понять это было легко. По крикам соратников и врагов даже слепой мог судить о том, кто выигрывает бой, а кого вскоре ждет поражение.
Здесь не было пыли, но линия битвы растянулась гораздо сильнее, чем в любом сухопутном сражении, а корабли настолько смешались, что Маниакис не всегда понимал, на каком из них кричат в предвкушении победы, а на каком вопят от ужаса.
Устав непрерывно обегать глазами корабли, он бросил взгляд вперед, в сторону Видесса. Ему показалось, что храмы и дворцы стали ближе. Насколько он мог судить, его флот понемногу продвигался к цели.
Он прошел на корму и спросил Фракса:
- Мы их тесним. Значит ли это, что мы побеждаем?
- Во всяком случае, не проигрываем, - рассеянно ответил тот, настороженно посматривая по сторонам. - Два румба лево на борт! - крикнул он рулевому, и дромон начал поворот, нацеливаясь на одну из галер Генесия. Оттуда последовал залп лучников, сразивший на "Возрождающем" сразу двух гребцов. Ритм гребли нарушился, и "Возрождающий" замедлил ход, что позволило неприятелю избежать удара.
Невдалеке от флагмана неприятельский дромон протаранил один из кораблей Маниакиса. Но когда нападавшее судно попыталось отгрести назад, оказалось, что его нос накрепко застрял. Моряки и гребцы с галеры Маниакиса, вооруженные чем попало: ножами, свайками, еще каким-то самодельным оружием, - быстро вскарабкались на дромон Генесия и вступили в схватку с командой.
Увидеть, чем она закончилась, Маниакис не успел: обзор закрыл какой-то большой военный корабль.
- Туда! Смотри туда, величайший! - вдруг заорал Фраке прямо в ухо Маниакису, да так громко, что тот даже подпрыгнул от неожиданности. Капитан указывал куда-то за левый борт. - Там наши корабли, целая флотилия! Они прорвались и, похоже, направляются к дворцовой гавани!
Маниакис последовал взглядом за указующим перстом Фракса. В самом деле, десятка два дромонов обошли врага с фланга и теперь стремительно неслись к столице, оставляя на поверхности воды широкий пенный след, поскольку командиры гребцов потребовали - и получили - от своих людей все, на что те были способны. Ослабленные расстоянием, с удалявшихся кораблей до "Возрождающего" все же долетали торжествующие крики.
- Вперед! - вскричал Фраке. - Вперед по всей линии, используя все вооружение, какое только есть!
Трубач передал команду на находившиеся поблизости корабли. Маниакис радостно хлопнул в ладоши, услышав, как другие горнисты повторили сигнал с флагмана, передавая его дальше.
И тут совершенно неожиданно жестокое сражение как-то сразу закончилось полным разгромом врага. Может быть, капитаны Генесия увидели, что их позиции прорваны, а значит, помешать людям Маниакиса высадиться в гаванях уже невозможно; может быть, они поняли, что поражение неизбежно и потому продолжать сопротивляться бессмысленно. А может быть, как заявил кое-кто из них уже после того, как сражение закончилось, они наконец поняли, что Генесий давно стоял им поперек горла и служить ему дальше они не в силах. Подобные заявления сперва произвели впечатление на Маниакиса, но потом он подумал: а ведь эти капитаны не могли служить его сопернику дальше только потому, что и так служили ему до последнего.
Ладно. Ясность придет позже. А теперь, глядя на, море, он видел только то, что видел. На некоторых неприятельских галерах гребцы подняли весла, давая понять, что команда умоляет о пощаде; другие вражеские корабли обратились в бегство: кто в сторону Видесса, кто в сторону других прибрежных городов, а кто и прямо в открытое море. Были и третьи, более упрямые или верные, продолжавшие бессмысленное сопротивление. Но капитаны Маниакиса двинули по несколько дромонов против каждого такого упрямца, и с ними вскоре было покончено.
- Хвала Фосу! - воскликнул Трифиллий. - Скоро я смогу насладиться осьминогом под горячим маринадом, приготовленным так, как надлежит!
У Маниакиса были совсем другие причины радоваться победе, но он не стал спорить. Каждому свое!
- Идем в Контоскалион! - воскликнул он. - Оттуда пробьемся в город и выковырнем Генесия, в какую бы щель он ни забился!
Рядом с ним Багдасар что-то тихонько бормотал себе под нос. Молитву или заклинания, а может, и то и другое. Но вот васпураканский маг очертил знак солнца над своим сердцем. Значит, молитву, подумал Маниакис и тоже тихонько прошептал символ веры. Багдасара, так же как и его самого, беспокоил ужасный колдун Генесия. Ведь они были не в Опсикионе, даже не на Ключе. Они приближались к Видессу, где могучий маг окажется почти так же близко к Маниакису, как охранявший его Багдасар.
Очень скоро они вошли в гавань. Столпившиеся в порту люди глазели на приближающиеся дромоны, указывали на них пальцами, что-то выкрикивали. Маниакису очень хотелось знать, что именно. Если они проклинают его как нового узурпатора, обреченного провалиться в ледяную преисподнюю к Скотосу, то у него скоро возникнут серьезные проблемы. Последнее дело - пробиваться к цели по улицам столицы, запруженным разъяренной толпой!
"Возрождающий" все ближе и ближе подходил к пристани. Маниакис поспешил на нос галеры и прислушался еще раз. Ничего. Только неразборчивый гомон. Он сердито нахмурился... Но тут до него отчетливо донесся вопль:
- Маниакис Автократор!
Он помахал толпе рукой, чтобы дать понять, кто он такой. Большинство людей на пристани замахали ему в ответ. Так же, как они приветствовали бы любого "пришедшего в порт моряка. Но в толпе нашлись и другие, быстро сообразившие, что к чему. И тогда над пристанью взмыл всеобщий приветственный вопль, в котором победно звучало его имя.
Маниакис почувствовал себя так, словно разом хлебнул полкувшина вина.
Но вместе с его именем многие выкрикивали имя Генесия. Интересно, подумал он, почему же тогда не слышно взаимных угроз и проклятий, не видно драк и поножовщины между защитниками старого Автократора и сторонниками претендента на это звание? Ему все стало ясно, когда сквозь неразборчивый гам вдруг прорезался отчетливый возглас:
- Автократор Генесий пытается бежать из города!
- О Фос! - прошептал Маниакис.
Охватившее его чувство триумфа пьянило куда сильнее, чем любое вино, когда-либо выжатое из винограда. Чувство, близкое к этому, он испытал лишь однажды, когда войска, которыми командовали его отец и он сам, помогли Шарбаразу разбить Смердиса и вернуть себе трон Царя Царей Макурана. Но в тот раз все было иначе, ведь тогда он сражался ради чужой выгоды. А теперь награда, если только он сумеет ухватить то, что лежит уже совсем рядом, будет принадлежать ему одному.
- Не дайте ему скрыться! - крикнул он, обращаясь к толпе на берегу. Пятьсот золотых тому, кто бросит Генесия, живого или мертвого, к моим ногам!
Эти слова всколыхнули толпу. Большинство продолжало кричать, приветствуя близкое падение ненавистного правителя. Но некоторые, более практичные, а может быть, просто более жадные, начали проталкиваться прочь от пристани, чтобы начать охоту на теперь уже бывшего императора. Маниакис удовлетворенно кивнул. Чем больше народу покинет пристань, тем легче будет ему высадить своих людей и захватить контроль над столицей.
- Табань! - выкрикнул командир гребцов. "Возрождающий" замедлил ход и плавно остановился у причальной стенки. Моряки выпрыгнули на пристань и быстро пришвартовали дромон. Как только с корабля на берег перебросили трап, Маниакис поспешил к нему, желая ступить на берег первым. Но моряки оттеснили его назад, а один из них сказал:
- Подожди, величайший! Позволь нам сперва убедиться, что наверху, на пристани, ты будешь в безопасности.
Угрожающе размахивая ножами и дубинками, человек двенадцать моряков начали тесной группой подниматься по трапу.
- Дорогу Маниакису Автократору! - громко кричали они.
Толпа зевак подалась назад, уступая нажиму моряков, хотя многие в этой толпе были вооружены куда лучше них.
Лишь после того, как моряки расчистили место на пахнущем смолой настиле пирса, они пригласили Маниакиса следовать за ними. Сходя с трапа на пристань, он обнажил меч и сказал:
- Я не вложу это лезвие в ножны до тех пор, пока тиран Генесий не будет обезглавлен!
Как он и надеялся, его слова были встречены одобрительным ревом толпы. Несколько человек принялись возбужденно размахивать оружием, для чего требовалась определенная смелость: в качестве наказания за применение меча на улицах Видесса виновным отрубали большие пальцы рук.
Курикий с Трифиллием поднялись по трапу вслед за Маниакисом. Трифиллий пал на колени; но не с целью сотворить проскинезис перед Автократором, а для того, чтобы пылко поцеловать настил под ногами. Ни смола, кое-где выступившая из брусьев, ни белые потеки птичьего помета нимало не смутили вельможу.
- Да будет благословен Фос! - воскликнул он. - Наконец-то я дома!
Неподдельная искренность этих слов вызвала почти такой же громкий одобрительный гул толпы, как и слова Маниакиса.
Маниакис обратился к ближайшему смышленому на вид горожанину:
- Давно ли войско, которым командует мой двоюродный брат Регорий, стоит под стенами города?
- С позавчерашнего дня, высокочтим.., ах, прости, величайший! - ответил тот и добавил:
- Стража на стенах не пыталась атаковать твоего кузена, но и не пропустила его в город.
- Теперь пропустит, - важно заявил Маниакис. "Хорошо бы, - подумал он, иначе я попаду в передрягу". - А теперь дайте мне дорогу, друзья мои. Чтобы я мог проследовать в город и наконец занять место, принадлежащее мне по праву.
По правде говоря, особых прав на трон у него не было. Во всяком случае, претендовать на трон по происхождению он не мог. Зато мог по праву силы, ведь за его спиной стояло множество вооруженных людей, считавших, что трон империи и Маниакис как нельзя лучше подходят друг другу. Кроме того, Генесий проделал все возможное и невозможное для того, чтобы подкрепить притязания своего врага.
Корабли Маниакиса один за другим швартовались рядом с "Возрождающим" и у ближайших к флагману причалов. Моряки толпами валили на берег.
- Куда теперь, владыка? - раздался чей-то крик.
- К дворцам, - ответил Маниакис. - А когда овладеем ими - к Высокому храму, дабы возблагодарить Фоса за то, что этот день наконец пришел.
"Надо бы побыстрей получить благословение экуменического патриарха, подумал он, - это позволит с самого начала взять верную ноту. Ну а если такого благословения не будет, значит, в Видессии скоро появится новый экуменический патриарх".
Некоторые моряки, высаживаясь на пристань, прихватили с собой щиты и мечи, запас которых имелся на каждом дромоне, чтобы команда при случае могла отразить абордажную атаку.
Теперь они начали оттеснять горожан в сторону, выкрикивая:
- Дорогу! Дорогу Маниакису Автократору!
- Мне нужен конь, - заявил Маниакис, когда они пробирались сквозь лабиринт узких кривых улочек к северу от гавани Контоскалион. Будучи кавалерийским офицером, он чувствовал себя не совсем уверенно, наблюдая за происходящим вокруг с высоты человеческого роста.
- Ты получишь его немедленно, клянусь Фосом, - ответил кто-то из его эскорта, и первый же встречный верховой был бесцеремонно вытащен из седла. Вздумай бедняга протестовать, ему бы сильно не поздоровилось.
Маниакис был не в восторге, получив лошадь таким образом, но портить своим людям настроение, упрекая их, не стал: сейчас ему больше всего нужен их энтузиазм. А спешенному всаднику он сказал:
- Приходи во дворец, когда я окончательно разделаюсь с Генесием. Получишь назад свою конягу и немного золота за то, что я ею воспользовался.
- Да благословит тебя Фос, величайший! - воскликнул тот, а люди, высыпавшие на улицу, подхватили этот крик.
Маниакис был доволен собой: когда захватываешь власть, весьма полезно иметь на своей стороне такую переменчивую штуку, как симпатии горожан.
Восседая на своем новом приобретении - спокойном мерине, шедшем размеренной поступью, очень удобной, когда нет нужды особо торопиться, - он теперь смотрел поверх голов своих людей и высыпавших на улицы местных жителей. Но это не очень помогло ему. Городские улочки сильно петляли, и он не мог видеть так далеко, как на поле сражения.
Это его беспокоило. Морякам ничего не стоило справиться с сопротивлением горожан, если бы тем вздумалось чинить препятствия, но не с императорской гвардией или другими солдатами, которым могло прийти в голову, что Генесий стоит того, чтобы за него сражаться. У моряков не было доспехов, лишь копья и луки, да и сражаться они умели только каждый за себя. Обученные и дисциплинированные солдаты могли в два счета разделать их под орех.
Но никаких солдат на своем пути они не встретили.
- Сворачиваем на север, - сказал Маниакис своим людям. - Надо выйти на Срединную улицу.
Широкая и прямая главная улица Видесса шла с востока на запад; как только они выберутся на нее, ориентироваться станет гораздо проще. Найти и выдержать направление на север в лабиринте улочек оказалось гораздо труднее, чем прокладывать курс в море, ориентируясь по солнцу и звездам. Многие дома были так высоки, что заслоняли солнце. Сильно выступавшие балконы иногда почти смыкались над улицами. Вообще-то закон запрещал строить такие лоджии, но Генесий преступил законы настолько более серьезные, что обращать внимание на подобные пустяки просто глупо, подумал Маниакис.
Они как раз добрались до Срединной улицы и свернули в сторону площади Ладоней и дворцового квартала, когда с востока волной прокатился многоголосый ропот толпы, накатил сзади и заставил моряков приостановиться.
- Ворота открываются, - говорили одни.
- Нет, ворота уже открыты, - возражали им другие.
- Все. С ним покончено, - констатировал Маниакис, не обращаясь ни к кому в отдельности. Раз его собственные солдаты уже в городе, то что бы ни предпринял Генесий, это не предотвратит его падения. Но вряд ли тиран теперь в состоянии что-нибудь предпринять. Его сторонники за пределами столицы отвернулись от него; похоже, то же происходило сейчас и внутри.
Остановить Маниакиса сейчас мог только убийца-одиночка.., либо колдун Генесия. Против убийцы он может принять меры предосторожности. Против колдуна они уже приняты - рядом с мерином тяжело топал по мостовой Багдасар. Достаточно ли Багдасар хорош? Трудно сказать, но еще трудней найти кого-то, кто оказался бы лучше васпураканского мага.
Они миновали громадное строение из красного гранита, где находились правительственные учреждения. Раньше он считал это здание слишком приземистым и уродливым. Оно раздражало его всякий раз, когда он попадал в столицу. Но тогда его взгляды на архитектуру никого не волновали. Теперь же... Теперь стоит только захотеть, и он на протяжении жизни одного поколения совершенно изменит облик Видесса.
Маниакис рассмеялся. Нашел о чем беспокоиться! Можно подумать, у него нет куда более насущных дел.
Под крытыми колоннадами, шедшими по обе стороны Срединной улицы, собралось великое множество людей. Некоторые приветствовали его; некоторые глазели молча; а иные просто не обращали на него внимания, торопясь куда-то по своим делам. Несколько человек устроились на перекрытии колоннады. Сперва Маниакис расценил это как простое любопытство, потом сообразил, что там, наверху, идеальное укрытие для притаившегося убийцы. Что с этим делать? Непонятно. Согнать всех вниз значило выставить себя на посмешище.