Тертлдав Гарри. Молот и наковальня (Видесский цикл, Смутные времена II)

   - Нет, величайший. - Багдасар отвечал грустно, но решительно. - Мне очень жаль, что именно через мое посредство ты узнал...
   - Твоей вины в том нет, - прервал его Маниакис. - Во всем виноват только мой брат.
   Повернувшись, он покинул кабинет и прошел в комнату, где находился его отец.
   - Парсманий.
   Лицо старшего Маниакиса исказила боль, но он промолчал, лишь кивнул в знак того, что слышал. Автократор вышел на парадную лестницу, на ступеньках которой стояли стражники, велел им разделиться на две группы и приказал командиру одной из групп:
   - Ступай, найди Парсмания. В это время дня он, скорее всего, находится в здании Верховной Судебной палаты. Чем бы он ни был занят, немедленно доставь его сюда.
   Стражники без лишних вопросов поспешили выполнять приказание. У входа в резиденцию Маниакис наткнулся на поджидавшего его отца.
   - Как ты намерен поступить? - спросил тот. - Я имею в виду, что ты намерен с ним сделать?
   - Сперва выслушать, - устало ответил Маниакис. - Затем выбрить ему тонзуру и сослать в удаленный монастырь на северном побережье. В Присту. Другого выхода нет. Разве что отрубить ему голову.
   - Понимаю. - Старший Маниакис похлопал младшего по плечу:
   - Хороший выбор. Лучший из всех возможных. - Он нахмурился:
   - Вот уж не думал дожить до такого дня, когда мне придется благодарить одного своего сына за то, что он сохранил жизнь другому. Но дожил. И благодарю.
   Маниакис совсем не чувствовал себя великодушным; напротив, он ощущал себя опустошенным, преданным. Тем временем прибыл вестник с ответом Цикаста на послание Автократора. Даже не взглянув на него, Маниакис отправил парня к Багдасару, а сам вышел на порог резиденции и пристально уставился сквозь ветви вишневых деревьев в сторону Высшей Судебной палаты.
   Вскоре оттуда показались стражники, тесно обступившие Парсмания, который жаловался на ходу, громогласно и многословно:
   - Это оскорбление и грубое попрание моих законных прав, говорю вам! Когда Автократору станет известно, сколь бесцеремонно вы прервали мою важную беседу с высокочтимым Фемистием по поводу поступивших к нему жалоб, величайший...
   - Величайший поблагодарит своих людей за неукоснительное выполнение его приказов, - прервал этот словесный поток Маниакис. - Проверьте, нет ли у него оружия, - бросил он стражникам. - Невзирая на бурные протесты Парсмания, воины забрали нож, который тот носил на поясе, а затем после короткого обыска изъяли у него длинный узкий кинжал, спрятанный в левом сапоге. Проделав все это, они провели Парсмания в комнату, где его ждал отец.
   - Почему, сынок? - Старший Маниакис упредил вопрос Автократора.
   - Что почему? - начал было Парсманий, но, взглянув сперва на отца, а потом на брата, понял, что запираться бессмысленно. Тогда им овладела ярость. - А чего ты ждал, провались ты к Скотосу! Ты отстранил меня от всех своих дел, ты назначил Регория на место, которое должен занимать я, ты...
   - Регорий стал севастом в то время, когда мне было неизвестно, жив ты или нет, - устало проговорил Маниакис. - Сколько раз тебе повторять!
   - Но даже этого тебе показалось мало! - продолжал Парсманий, пропустив слова брата мимо ушей. - Ты затащил к себе в постель его сестру! Почему бы тебе не пригласить третьим его самого? Кровосмешение с двоюродным братом немногим лучше кровосмешения с родным!
   - Будь благоразумнее, сынок! - попросил старший Маниакис. - Тебе следует быть осмотрительнее в речах. И тебе следовало быть осмотрительнее в поступках.
   - А тебе следовало бы поучать не меня, а его. - Парсманий ткнул пальцем в сторону Маниакиса. - Но нет, куда там! Его поведение тебя не заботит. И никогда не заботило. Еще бы! Ведь он твой первенец, а значит, всегда и во всем прав!
   - Ты лжец и негодяй, - сказал Маниакис. - Мерзкий завистник!
   - Говори, говори, - ответил Парсманий. - Теперь мне уже все равно. Я потерпел неудачу, теперь ты получишь мою голову. И давай покончим с этим.
   - Вообще-то я намеревался забрать у тебя не голову, а только волосы с нее. - Маниакис почесал ухо. - Но после того, как ты изрыгнул здесь целый ушат гнусных помоев, у меня возникло искушение поступить с тобой так, как принято поступать с предателями. - Он прислушался к себе и покачал головой:
   - Нет, ссылки в Присту все же будет достаточно. - Прежде чем задать следующий вопрос, Автократор слегка помедлил, подбирая слова. - Следует ли мне отправить в изгнание вместе с тобой еще кого-нибудь? - спросил он наконец.
   Вместо ответа Парсманий упрямо сжал губы. Не послать ли его к заплечных дел мастеру, чтобы тот выжал из него все, что можно? - подумал Маниакис. Позвав стражников, он объявил:
   - Мой брат - предатель. Это доказано. Я хочу, чтобы его содержали здесь, в резиденции, под надежной охраной. Позже мы переведем его в темницу под правительственным зданием, где он и останется до отправки в ссылку.
   Кое-кто из стражников выглядел явно удивленным, но, прежде чем увести Парсмания, все они отсалютовали Автократору сжатыми кулаками в знак того, что приказ им ясен.
   - Будь я проклят! - сказал Маниакис, глядя в потолок. - Всякий раз, когда мне кажется: дела так плохи, что дальше уже некуда, - судьба доказывает мне мою ошибку.
   - Сегодня ты сделал все настолько хорошо, насколько это было в твоих силах, - сказал старший Маниакис. - Ты справился гораздо лучше, чем смог бы я.
   - Прежде всего, я предпочел бы никогда не делать ничего подобного! Маниакис сел и уткнулся лбом в ладони. - Но этот болван, мой братец... - Он хотел сказать что-то еще, но тут заметил Камеаса, застывшего в дверях с выжидательным выражением лица. - О Фос! - заорал Автократор во всю глотку. Ну что там еще?!
   Постельничий даже вздрогнул от неожиданности, но быстро пришел в себя.
   - Величайший, - доложил он, - маг Альвиний нуждается в твоем совете.
   Камеас чаще других использовал видессийское имя Багдасара. Возможно, имя Альвиний больше соответствовало его понятиям о приличиях. В течение столетий васпураканцы играли очень важную роль в жизни Видессийской империи, хотя видессийцы этого не замечали, а точнее, не желали признавать.
   Багдасар склонился в глубоком поклоне перед вошедшим Маниакисом.
   - Величайший, - сказал он, - подвергнув испытанию образец почерка высокочтимого Цикаста, я столкнулся с ситуацией, которую прежде считал невозможной: моя проверка дала противоречивый результат. Я не могу сказать, был ли он вовлечен в заговор или нет. - Багдасар вытер вспотевший лоб тыльной стороной ладони. - Поистине загадочный результат, величайший!
   - Ты можешь продемонстрировать мне, в чем противоречивость полученного результата? - спросил Маниакис.
   - Разумеется, величайший. - Багдасар подошел к лежавшему на столе листу пергамента. - Согласно требованиям ритуала, я опрыскал документ смесью вина и уксуса и прочел необходимые заклинания, после чего прикоснулся к пергаменту куском гематита. Результат ты можешь видеть сам.
   Да, результат был налицо. Большинство капель, попавших на текст, образовали обычные кляксы. Но две или три, разбрызгавшиеся у самого края пергамента, едва Багдасар коснулся их куском гематита, начали светиться точно так же, как светился весь лист приказа, написанного Парсманием.
   - Выглядит так, словно Цикаст касался этого листа, но текст ответа, якобы написанный им самим, написан кем-то другим, - заметил Багдасар. - Тем не менее его послание адресовано им лично тебе, величайший.
   В мозгу Маниакиса молнией вспыхнула догадка. Ведь недаром Цикаст слыл искусным мастером оборонительных действий!
   - А что, если генерал почувствовал опасность, получив от меня послание вскоре после того, как он пытался разделаться со мной? Ведь тогда он мог приказать написать ответ кому-нибудь другому. - Автократор взглянул на Багдасара:
   - Я могу прикасаться к пергаменту? Это ничему не повредит?
   - Не повредит, величайший, - ответил маг. Маниакис подошел к столу и нагнулся, чтобы как следует рассмотреть лист. От пергамента шибало в нос острым запахом только что выделанной овечьей шкуры; почти весь текст расплылся под воздействием винно-уксусной смеси, но несколько слов все же удалось различить.
   - Нет, это не рука Цикаста, - уверенно сказал Маниакис. - Клянусь Господом нашим, я хорошо помню его почерк. Записка написана кем угодно, только не им. Но поскольку ему все-таки пришлось взять ее в руки, чтобы передать вестнику...
   - ..понятно, почему на краях пергамента проверка дала положительный результат, - закончил за своего господина Багдасар. - Если малый, доставивший сюда записку, не видел своими глазами, как Цикаст ее писал, думаю, у тебя есть все основания доставить сюда высокочтимого генерала и призвать его к ответу.
   - Посмотрим, - сказал Маниакис и отдал Камеасу распоряжение вернуть вестника в резиденцию.
   - Нет, величайший, я не видел, как он писал ответ, - признался гонец. Генерал прошел в другую комнату, а затем вернулся с готовым посланием. Но никто не говорил, что мне следует наблюдать за тем, как он пишет... растерянно закончил вестник.
   - Все в порядке, - успокоил его Маниакис. - Ты ни в чем не виноват. Немедленно доставьте сюда высокочтимого Цикаста! - возвысив голос, приказал он страже.
   Стражники выслушали своего императора с напряженным вниманием, как и в тот раз, когда он приказал привести в резиденцию Парсмания.
   - Хлопотливый нынче выдался денек, - подытожил один из стражников, отправлявшихся выполнять поручение. Маниакис коротко кивнул. Он уже думал о другом. Доставить в резиденцию Парсмания было нетрудно. Цикаст - совсем другое дело. Если он не захочет подчиниться, найдется немало преданных ему людей, готовых защитить его силой оружия. При мысли о возможной новой вспышке гражданской войны, уже в самой столице, Маниакис нахмурился и недовольно тряхнул головой.
   Он ждал. Стражники отсутствовали долго, а когда вернулись, Цикаста с ними не было. С плохо скрываемой тревогой их командир доложил:
   - Величайший! Мы искали высокочтимого Цикаста повсюду. Кроме того, мы расспрашивали тех, кто хорошо с ним знаком. Генерал бесследно исчез вскоре после того, как отправил с вестником в резиденцию некое послание. С тех пор его никто не видел.
   - Меня это ничуть не удивляет, - сказал Маниакис. - Ступайте в казармы, соберите всех свободных воинов и приступайте к розыску. Выкрикивайте имя генерала на всех улицах. Особое внимание обратите на припортовые районы.
   - Слушаюсь, величайший, - отсалютовал капитан стражников. - Ты говоришь, припортовые районы? Опасаешься, что он попытается бежать к макуранцам в Акрос?
   - Опасаюсь, что он к ним уже бежал, - ответил Маниакис.
   Отпустив капитана, он вернулся в резиденцию, чтобы сообщить неприятные известия отцу.
   - Что ж, как вышло, так вышло, - с кислой миной проговорил старший Маниакис. - Генерал не дурак. Получив твой запрос, он наложил в штаны. А потому, отправив ответ, немедленно отбыл к дальним берегам. Вернее, к ближним, на тот берег Бычьего Брода. Что ты намерен делать дальше?
   - Еще раз попытаюсь выяснить, как много известно Парсманию, затем велю выбрить ему тонзуру и отправлю в ссылку, - ответил Автократор.
   У него снова мелькнуло желание отправить брата в руки заплечных дел мастера, но он снова подавил это желание. Вот Парсманий на моем месте не испытывал бы никаких колебаний, подумал Маниакис, входя в комнату, где под усиленной стражей содержали предателя.
   - Пришел позлорадствовать? - зло и горько поинтересовался Парсманий.
   - Нет. Пришел сообщить, что твой сообщник Цикаст удрал к макуранцам. Интересно, с кем ему выгоднее иметь дело, с ними или со мной? Ведь я не собирался его казнить - это было бы несправедливо, раз уж я намерен сохранить жизнь тебе. Вы вполне могли отправиться в Присту вместе. Вдвоем веселее.
   - Великолепно! - процедил сквозь зубы Парсманий. - Какая бездна великодушия!
   Неужели он нарочно подталкивает меня к тому, чтобы вместо Присты я послал его к палачу, подумал Маниакис, но решил не обращать внимания на выходки брата.
   - Значит, твоим сообщником был Цикаст?
   - Раз знаешь, зачем спрашиваешь?
   - А как зовут колдуна? - продолжал настойчиво расспрашивать Автократор. И кто его нанял?
   - Его имя мне неизвестно, - нехотя ответил Парсманий. - Можешь втыкать в меня иголки и жечь раскаленными щипцами, все равно не скажу. Просто потому, что не знаю. Я и Цикаст встретились с ним в одном полузаброшенном доме, неподалеку от площади Быка. Не думаю, что дом принадлежал ему. Скорее всего, проклятый паразит жил там на птичьих правах, а Цикаст его на этом накрыл. Генерал знал его раньше и вполне мог бы обойтись без меня, но тот сказал, что мое присутствие сделает его магию сильнее. Может, так оно и было, но, к моему несчастью, она все же оказалась недостаточно сильной.
   Даже если все сказанное являлось чистой правдой, толку от нее не было никакого. Маниакис, будто между прочим, задал еще один вопрос:
   - А ты не помнишь, как выглядел тот колдун?
   - Помню, - ответил Парсманий. - Мужчина твоих лет, может, чуть старше. Не тощий, не толстый.
   Эдакий длинный нос. Говорил по-ученому, но ведь неученых магов не бывает, верно?
   - Я тоже так думаю, - рассеянно согласился Маниакис.
   Поняв, что колдун, нанятый Цикастом, не был тем ужасным стариком, который прежде служил Генесию, он испытал огромное облегчение. Еще бы. Ведь тот колдун дотянулся до него через половину империи и едва не прикончил. Маниакис был счастлив, что тот пропал неизвестно куда, а еще счастливее он почувствовал бы себя, если бы старик канул в небытие навсегда. Против любого обычного мага его достаточно хорошо защищал Багдасар, да и члены Чародейской коллегии кое-чего стоили.
   - Если когда-нибудь надумаешь вызвать в столицу из провинции моих жену и сына, не ставь им в вину мои дела, - вдруг попросил Парсманий.
   - Ты сейчас не в том положении, чтобы просить о подобных вещах, - отрезал Автократор. Парсманий замолчал, глядя в пространство. Подумав, Маниакис немного смягчил свои слова:
   - Я не причиню им зла только из-за того, что ты повел себя как последний идиот.
   - Идиотов в Видессии полно, - вскинул голову Парсманий. - Я далеко не единственный. - Упрямство, фамильная черта Маниакисов, было свойственно ему в полной мере. - Империя битком набита красавицами, которые рады сбросить с себя все свои тряпки, стоит тебе мизинцем шевельнуть. Но нет, ты предпочел вываляться в грязи. Пусть мне не удалось то, что я замышлял! Все равно в конце концов ты попадешь в лапы к Скотосу!
   Маниакис торопливо сплюнул на пол, чтобы отвести от себя злобное пророчество.
   - Она мне не сестра, и ей не десять лет от роду! - гневно воскликнул он, но осознав, что с таким же успехом может убеждать в своей правоте крепостную стену, махнул рукой:
   - Быть посему, Парсманий. Пусть последнее слово останется за тобой. Можешь наслаждаться этой мыслью всю дорогу до Присты.
   Автократор круто повернулся и, ни разу не оглянувшись, покинул помещение, где сидел под стражей его брат.
   ***
   На следующий день поднялся сильный ветер. Разыгралась снежная буря. Маниакис хотел отправить Парс-мания в ссылку немедленно, но попытка осуществить такое намерение могла повлечь за собой не только гибель брата, которая вряд ли сильно огорчила бы его, но и потерю корабля вместе со всей командой. Зимнее плавание по Видесскому морю - весьма опасное дело. Поэтому Парсмания перевели в тюрьму под правительственным зданием; начальник тюрьмы получил приказ содержать его отдельно от остальных узников. Что делать, придется Парсманию повременить с путешествием до той поры, пока погода не улучшится.
   Когда буран ослабел, превратившись в обычную метель, из Акроса прибыл вестник с посланием от Абиварда. Его появление ничуть не обрадовало Маниакиса, хотя нисколько не удивило. Обернувшись к Камеасу, возвестившему о прибытии гонца, Автократор спросил:
   - Достопочтеннейший Камеас, не желаешь ли поспорить со мной на пару золотых, что я угадаю содержание сего послания?
   - Нет, величайший, - ответил постельничий. - Не желаю. Я с легкостью найду лучшее применение каждому золотому из тех, которыми ныне располагаю.
   А ведь Камеас наверняка располагает внушительным количеством этих самых золотых, подумал Маниакис. Интересно, насколько конфискация его имущества повысит платежеспособность империи? Нет, о таком нельзя даже думать! Разозлившись на себя, Маниакис покачал головой. Все же он пока не в столь отчаянном положении; во всяком случае, он на это очень надеялся.
   Вскрыв футляр, он извлек оттуда свиток пергамента, развернул его и принялся читать вслух:
   "Абивард, генерал Царя Царей
   Шарбараза, да продлятся его дни
   И прирастет его царство,
   Маниакису, именующему себя
   Автократором Видессии.
   Приветствую".
   - Прежде он не употреблял слов "именующий себя Автократором", - заметил Камеас.
   - Верно, - отозвался Маниакис. - Не употреблял. Но ведь в своем последнем письме я оскорбил и его, и Сабраца. Так что пускай. Читаю дальше:
   "Поскольку высокочтимый генерал Цикаст, прежде введенный в заблуждение и служивший тебе верой и правдой, осознал свои заблуждения, оный генерал счел нужным поручить мне сообщить тебе: отныне он признает, что вся верховная власть в Видессийской империи по праву принадлежит Автократору Хосию, законному сыну Автократора Ликиния, в связи с чем вышеупомянутый Цикаст отвергает установленный тобой режим правления, каковой, как общеизвестно, не представляет собой ничего иного, кроме самой подлой, тщеславной, незаконной, лишенной какого-либо будущего, ничем не прикрытой узурпации трона; а посему вышеназванный Цикаст призывает всех видессийцев последовать его примеру, ибо лишь таким образом на землях империи может вновь воцариться долгожданный мир".
   Камеас некоторое время шевелил губами, обдумывая услышанное. Наконец он сделал заключение:
   - Величайший, содержание сего послания вряд ли может кого-нибудь удивить. Но должен признаться, стиль его вызывает невольное восхищение: мало кто сумел бы вложить столько содержания всего в одну, грамматически изысканно построенную фразу.
   - Будь уверен, достопочтеннейший Камеас, как только мне понадобится литературный критик, я немедленно обращусь к тебе, - отозвался Маниакис.
   - Разумеется, величайший, - сказал постельничий. - Но зачем откладывать? Ведь я могу дать тебе консультацию прямо сейчас, когда ты будешь решать сложную художественную задачу, составляя ответ Абиварду.
   - Нет-нет. Как-нибудь в другой раз. - Согнав с лица улыбку, Маниакис повернулся к продрогшему от холода вестнику, которого, по-видимому, совершенно не грел пестрый макуранский кафтан. - Ты говоришь по-видессийски? - спросил он. Вестник кивнул. - Письменного ответа не будет, - сказал Автократор. - А на словах передай Абиварду следующее. Он волен сохранить жизнь Цикасту или убить его. Мне все равно. Но вот мой совет: если он все же оставит генерала при себе, пусть никогда не поворачивается к нему спиной. Ты все запомнил?
   - Да, величайший, - ответил тот и с сильным акцентом, но вполне разборчиво повторил услышанное.
   - Распорядись переправить гонца через Бычий Брод, - сказал Маниакис Камеасу. - Если Абивард все же решит, что Цикаст причинит ему меньше хлопот в Акросе, чем во времена осады Амориона, значит, макуранским войском командует последний болван.
   Автократор не сомневался, что и эти его слова будут переданы Абиварду. Если повезет, они удержат главнокомандующего макуранцев от попытки извлечь максимум преимуществ из предательства Цикаста. А если Абивард пропустит мимо ушей полученное предупреждение, что ж, тем лучше - появится шанс, что он падет жертвой того самого беглеца, прибытие которого в Акрос вызвало у макуранского генерала столь сильный приступ несвойственной ему хвастливости.
   Камеас проводил вестника к выходу. Вернувшись, он увидел, что Автократор сидит, уперев локти в колени, обхватив опущенную голову руками.
   - С тобой все в порядке, величайший? - озабоченно спросил постельничий.
   - Будь я проклят, если могу ответить, - сказал Маниакис, на которого вдруг навалилась страшная усталость. - О Фос! Я даже представить себе не мог, что у Цикаста хватит решимости совершить предательство. Но ведь хватило! Кто знает, какая следующая беда обрушится на мою голову, принеся новые несчастья всей империи?
   - Сие известно лишь вершителю наших судеб. Господу нашему, благому и премудрому, - ответствовал постельничий. - Но что бы ни произошло, ты встретишь любую напасть с присущей тебе находчивостью.
   - Находчивость - неплохая штука, когда она подкреплена силой и другими ресурсами, без которых любая изворотливость оказывается тщетной, - сказал Маниакис. - Генесий, будь он проклят, оказался прав, когда задал мне свой последний вопрос: уверен ли я, что смогу лучше бороться с врагами империи, чем это делал он. Пока ответ получается отрицательный.
   - И все же, в отличие от Генесия, ты преуспел во многом другом, - заметил Камеас. - Видессийцы больше не сражаются с видессийцами; кроме того, если оставить в стороне нынешний прискорбный случай, нет ни единого человека, который осмелился бы восстать против тебя. Вся империя сплотилась за твоей спиной и ждет лишь момента, когда тебе улыбнется удача.
   - Верно, если не считать людей вроде моего брата, которые сплотились за моей спиной, чтобы я не заметил предательского кинжала, пока он не вонзится в эту самую спину, - горько проговорил Маниакис. - А также многих других, которые полагают, что я погряз в грехе кровосмешения, а посему должен быть отлучен от церкви и предан анафеме.
   - Поскольку ты, величайший, сегодня более склонен предаваться размышлениям о темных сторонах жизни, нежели о светлых, - постельничий склонился в глубоком поклоне, - то я оставляю дальнейшие, по-видимому, несвоевременные попытки вдохнуть в тебя дух оптимизма. - С этими словами Камеас выскользнул за дверь.
   Автократор некоторое время ошарашенно смотрел ему вслед, затем громко расхохотался. Все-таки постельничий - непревзойденный мастер в умении высказывать свое недовольство. На сей раз он умудрился под видом уступки выразить насмешку вкупе с серьезным предупреждением. Ведь человек, склонный размышлять более о тьме, чем о свете, может кончить тем, что станет поклоняться Скотосу, а не Фосу. Маниакис, совсем как во время допроса Парсмания, поспешно сплюнул на пол, отвергая все искушения, исходящие от повелителя ледяной тьмы.
   Постучались. Дверь приотворилась, и вошла Лиция.
   - Кажется, у меня новости, - сказала она. Маниакис приподнял одну бровь, ожидая продолжения.
   Немного помолчав, Лиция продолжила:
   - Я.., я думаю, у нас будет ребенок. Наверно, я сказала бы тебе об этом позже, сейчас я еще не вполне уверена, но.., но мне показалось, что хорошие новости нужны тебе именно сегодня, - решительно закончила она.
   - Клянусь Фосом, ты права! - воскликнул Маниакис, заключив жену в объятия. - Надеюсь, ты не ошиблась!
   Безусловно, его наследником станет Ликарий, но как прекрасно, что у него появится еще один ребенок, от Лиции. Он тут же пообещал себе уделять побольше внимания всем своим детям.
   Маниакис изучающе посмотрел на жену новым, озабоченным взглядом. Конечно, в отличие от худенькой и болезненной Нифоны, Лиция, имеющая довольно плотное телосложение, славилась отменным здоровьем. Тем не менее...
   - Все будет хорошо, - сказала Лиция, почувствовав тревогу, уже зародившуюся в сердце мужа. - Все будет просто великолепно!
   - Конечно. Так оно и будет, - согласился Маниакис, лучше многих других понимавший, что ни о каком "конечно" не может быть речи. - Тем не менее ты должна как можно скорее увидеться с Зоиль. Не откладывай.
   Похоже, Лиция хотела что-то возразить. Но поборола свое желание и ограничилась кивком.
   Глава 13
   Пришла весна. Для Маниакиса она была не просто временем года, когда на деревьях распускаются новые листья, но и порой новых забот. Как только появилась достаточная уверенность в том, что случайный шторм не пустит на дно один из его лучших кораблей, он приказал доставить на этот корабль Парсмания и отправил его в Присту, где единственной отрадой местных жителей было наблюдать за тем, как хаморы перегоняют свои стада из одной части Пардрайянской степи в другую.
   Кроме того, одной из постоянных забот Маниакиса стала Лиция. Она действительно забеременела, и теперь ее тошнило каждый день поутру, после чего она чувствовала себя прекрасно.., до следующего утра. Причиной приступа рвоты мог послужить любой пустяк. Как-то раз Камеас с гордым видом подал ей на завтрак яйцо-пашот. Не успев проглотить малюсенький кусочек, Лиция бросилась к пресловутому серебряному тазику.
   - Мне показалось, что оно на меня смотрит, - ополоснув рот вином, мрачно сказала она в свое оправдание. Но на следующее утро то же самое произошло из-за кусочка простого хлеба.
   Дромоны продолжали неустанно патрулировать Бычий Брод. Маниакис присматривал за Абивардом не менее внимательно, чем за Лицией. Этой весной макуранцы, похоже, не спешили оставить Акрос. Поведение Абиварда серьезно беспокоило Автократора, и он начал прикидывать, как бы перерезать где-нибудь в западных провинциях длинный путь подвоза припасов для засевшей под Видессом неприятельской армии.
   Но следующий удар нанес не Абивард, а Этзилий. Неприятные известия доставил в Видесс пришедший с севера корабль.
   - Мимо Варны прошли полчища кубратов; они двигаются на юг, - поднявшись на ноги после неуклюже исполненного проскинезиса, сказал капитан торгового судна, кряжистый, дочерна загорелый малый по имени Спиридион.