Точильникова Наталья. Кратос

   Для собственных изысканий остается ночь. С выяснением личности Алисии Штефански дела обстоят следующим образом: две из четырех претенденток до сих пор появляются в обществе, они на виду и Алисиями не являются. Осталось две: статс-дама, ушедшая в отставку и удалившаяся в свое имение на Кратосе, и дама, занимавшая пост министра культуры, смещенная с должности в результате последнего перетряхивания кабинета при Анастасии Павловне и после увольнения вернувшаяся на родину, Версай-нуво, Тесса.
   Я склоняюсь ко второму варианту, уж больно много совпадений. Его нетрудно проверить: Никита Олейников хорошо знал эту даму, еще когда она занимала свой пост. Можно изменить черты лица, цвет глаз, даже тембр голоса, но манеры, стиль общения, привычки изменить практически невозможно. Я намереваюсь устроить очную ставку: Никита должен ее узнать.
   Я послушался совета. Изучение дела Хазаровского оказалось прелюбопытным занятием. В общем, только когда я отсмеялся, я понял, как все это печально. Особенно сильное впечатление производило сравнение приговора и представления к ордену «За заслуги перед Отечеством», которым Леонид Аркадьевич был награжден императрицей. Тексты совпадали процентов на восемьдесят. Получается, что человеку сначала дали алмазную звезду, а потом посадили за то же самое, только слегка сместив акценты.
   Постановление о присвоении ордена: «В 523-527 годах от основания империи господин Хазаровский Леонид Аркадьевич заплатил налоги с месторождений Дарта векселями принадлежащего ему банка „Лаймес", зарегистрированного на Дарте. Векселя были погашены, и с учетом процентов сумма налогов превысила на четверть определенную по закону. Превышение суммы налога было потрачено казной на социальные нужды и увеличение расходов на науку и образование».
   Приговор: «В 523-527 годах обвиняемый Хазаровский заплатил налоги с месторождений Дарта векселями принадлежащего ему банка „Лаймес", что является незаконным, и, таким образом, совершил преступление по уклонению от уплаты налогов».
   К слову сказать, в нашем законодательстве на одно постановление, запрещающее вексельные расчеты с казной, приходится три, их разрешающие. Я размечтался о том, что хорошо бы стать для Кратоса новым Юстинианом и уничтожить бардак в кодексах. Жаль, не успею.
   Итак, орден дали, но после переплаты Хазаровского начала душить жаба. Часть средств он решил вернуть и подал об этом заявление в налоговую инспекцию. Лучше бы он этого не делал! Нет, требования признали законными, деньги нашли и вернули. Зато страдинский суд решил иначе. Так как оплата векселями является незаконной, то ее и не было, а значит, не было и переплаты. Следовательно, возврат переплаченных денег является хищением казенных средств, осуществленных группой лиц по предварительному сговору в особо крупных размерах.
   Положа руку на сердце, орден Лео дали в основном не за переплаты налогов, а за подъем экономики нескольких регионов Дарта, в основном речь шла о городах Андерсон и Ойне, когда-то процветавших, но практически покинутых из-за выработки близлежащих месторождений. Хазаровский месторождения купил, применил новые технологии, и оказалось, что там еще есть что копать. И еще как есть! Города расцвели.
   Леонид Аркадьевич надел звезду на судебное заседание, но проходил с ней один день, поскольку это признали давлением на суд. И ему пришлось отдать орден на хранение Жанне де Вилетт, которая, кстати, его и привезла. В тюрьме даже золотой крест непозволителен.
   После приговора звезду отобрали, и Страдин торжественно вручил ее главному конкуренту Лео вместе с контрольным пакетом акций месторождений Андерсена и Ойне. Будь моя воля – сделал бы рокировку. Только не хочется обесценивать награду. Орден «За заслуги перед Отечеством» не переходящее Красное знамя.
   Кроме месторождений и заводов Дарта и банка «Лаймес», транспланетарная империя Хазаровского включала в себя виноградники, фармацевтические фирмы и телеканалы Тессы, а также научные центры Кратоса. Страдинскому суду показалось, что и здесь не все слава богу.
   На Тессе Хазаровский был зарегистрирован как винодел. Он объяснил, что там это самая почетная профессия, а его обвинили в незаконном использовании налоговых льгот и уклонении от налогов на телевидение и фармацевтику.
   Иногда я вообще переставал понимать логику обвинения. Например, в качестве доказательств по одному из обвинений приводились документы, которые его опровергали. Глазам я, понятно, не поверил. Три раза перечитал!
   С датами был полный кавардак. В качестве доказательства умысла на совершение преступления приводились документы, написанные через несколько лет после его совершения, а к срокам давности суд и вовсе отнесся творчески, где-то трактуя их против обвиняемого, а где-то и просто игнорируя.
   Законы, отягчающие наказание, только так имели обратную силу. В начале этой эпопеи Страдин еще не ленился получать угодные ему разъяснения Верховного суда, но к концу совсем перестал стесняться.
   На реальные обвинения в приговоре приходилось процентов двадцать. Я читал и думал: «А, ну, это было, конечно». Просто потому, что знаю распространенную практику. В деле не были доказаны даже эти эпизоды. Ложка меда в бочке дегтя. Такое количество окружающей лжи способно обесценить и правду.
   Похоже, Страдину надо было накидать побольше обвинений только для того, чтобы затянуть дело и подольше продержать соперника взаперти. За ненасильственные экономические преступления при всем желании надолго не посадишь, а предъявить Хазаровскому что-то более серьезное было, видимо, совершенно нереально.
   При наличии допросных колец практически невозможно обвинить человека в том, что он не делал. Зато можно по-разному трактовать одни и те же факты.
   Эпизоды с покупкой месторождений Дарта я отнес к 20%. Мухлеж там, видимо, был. Но с мошенничеством все равно погорячились. Скорее неисполнение взятых на себя обязательств перед казной. Но смотрелось неприятно. Я даже подумал, что Страдин не так уж плох. Однако эпизоды были пятнадцатилетней давности. Все сроки прошли! И вот здесь был уже мухлеж власти. По городу Ойне срок давности посчитали так, что я схватился за голову: не со дня покупки, а со дня последнего срока платежа государству, который был пятью годами позже. По Андерсену не смогли и этого: срок давности прошел, как ни считай.
   Я понимал власти: подобная подтасовка была им просто необходима, поскольку остальные обвинения не стоили выеденного яйца.
   Выводы напрашивались следующие:
   1. Психологический центр Хазаровскому не помешает (за 20%).
   2. Он не помешает также еще половине бизнесменов Дарта (за то же самое).
   3. Весь состав суда можно смело отправлять туда же за вопиющую недобросовестность.
   До изучения приговора я склонен был верить обвинениям и придерживался вполне обывательского взгляда: «Ну, проворовался человек». После мое отношение к Леониду Аркадьевичу кардинально изменилось, причем, что самое удивительное, в лучшую сторону.
   «Осуждение Хазаровского есть показатель силы государства, – сказал Владимир Страдин. – Если человек совершил преступление, он должен за это ответить, кто бы он ни был». Правильная в общем-то фраза. Но после чтения материалов дела дяде Вове хотелось рассмеяться в лицо!
 
   Разобравшись со степенью честности Леонида Аркадьевича, я занялся вопросом менее праздным и более актуальным: Т-синдром. Я наконец скачал подробную биографию Федора Тракля.
   В ней оказался один интересный и малоизвестный факт: Тракль не умер в психиатрической больнице, тело так и не было найдено. Он исчез.
   Итак, предположим, что это был первый случай Т-синдрома. Тогда почему следующий только через сто лет? Зато потом число больных растет с каждым годом по экспоненте. Странно.
   Так, какие еще странности? Был ли рядом цертис. В биографии не упоминается. Что и неудивительно, термина «цертис» тогда, по-моему, еще не было. А когда он появился? Первый официально запротоколированный контакт с цертисом – это четыреста десятый год от основания Кратоса, то есть через пять лет после смерти Тракля.
   Цертисов не знали, но могли видеть свечение. Я сделал поиск по ключевым словам: «свечение, Тракль», «сияние, Тракль», «белое пламя, Тракль». После многочисленных ссылок о свечении воронок Тракля мелькнула одна, кажется, подходящая: «Говорят, в конце жизни Теодор Тракль был окружен серебристым сиянием, которое то исчезало, то появлялось вновь». Это не обязательно цертис, это может быть симптом Т-синдрома. Но все равно подтверждает мои догадки. Правда, стиль изложения не вызывает доверия. Что значит «говорят»?
   Я взглянул на адрес: «Огненное Братство Кратос Анастасис, зарегистрировано как религиозная организация».
 
   У Никиты есть знакомый актер, который помог мне изменить внешность. Глядя на себя в зеркало, я поразился, как меняют человека усы, контактные линзы и прическа. На меня смотрит кареглазый молодой человек с распущенными волосами до плеч и усиками над верхней губой. Скорее всего, представитель богемы. Стиль одежды тоже сменили: более дешево и развязно. Теперь меня можно принять за уменьшенную и похудевшую копию Никиты Олейникова.
   Центр Братства находится за городом, в горах. Настрой организации вполне мессианский, так что получить приглашение на встречу не составило труда. Естественно, на чужое имя, тут уж позаботились коллеги Юлии Бронте. После истории с цертисом ее обиды словно растворились в воздухе, и она охотно помогает мне, резко обрывая лишь попытки выяснить, кто такая госпожа Штефански. Я смотрю на Юлю, и во мне воскресает прежнее чувство, хотя я не совсем отдаю себе отчет, кого я на самом деле люблю: ее или сияющий энергетический шар, растворенный в цитоплазме ее клеток. Слияние с цертисом придало ей шарма.
   Встреча не имела ничего общего с богослужением, скорее собеседование с ответственным лицом. Меня приняли в столичном офисе Братства. Офис, он и есть офис, обстановка вполне скучная и официальная, только в черном офисном шкафу на полке странная скульптура: высокая башня, увенчанная шпилем на поляне с белыми цветами. Башня показалась смутно знакомой.
   Со мной разговаривает человек средних лет с сединой в волосах, одетый тоже вполне обычно в темный камзол без украшений. После абстрактных рассуждений о Великом Брахмане как едином божестве и творящей силе Шакти он наконец задает тот вопрос, который, по-моему, и интересует его в первую очередь.
   – Вы больны Т-синдромом?
   – Да.
   – Вы зарегистрированы?
   – Нет.
   Это ложь, но я вижу варианты будущих событий и знаю, что он ждет именно этого ответа, именно он является ключом.
   На следующий день меня допустили до богослужения. Ничего особенного, обычное радение мистической секты, отдаленно напоминающее индуистский ритуал. Все стоят на коленях по кругу, священник в темно-красной рясе несет огонь, горящий на серебряной плошке. Участники касаются огня, поют молитвы, сочиненные, видимо, каким-то самодеятельным поэтом: слова простые и безыскусные, а рифмы никуда не годны. Но над всем золотистое сияние Манипуры, которое позволяет получать удовольствие от процесса.
   Я проходил на эти мессы почти две недели и уж было решил, что зря теряю время, когда случилось событие, придавшее всему смысл.
   Началось все, как обычно. Потом внесли огонь.
   Участник напротив меня коснулся его и побледнел.
   Мы шапошно знакомы, я знаю только его имя: Игорь. Мой взгляд скользит по его руке, и я сразу понимаю, что случилось. Красные волны на тыльной стороне ладони! Это приступ. Я бросаюсь к нему и вызываю энергию Анахаты. Хватаю за руку, и зеленое сияние течет в него. Если это первый приступ, только начало дезинтеграции, я, возможно, смогу его вытащить.
   Смог. У меня получилось. То ли потому, что я успел вовремя, то ли потому, что другие участники радения тоже бросились к нему и положили руки ему на плечо и поделились со мной энергией.
   После богослужения Игорь подошел ко мне и тихо спросил:
   – Ты хочешь проникнуть во внутренний круг и принять участие в тайных ритуалах?
   У меня захватило дух. Наконец-то! Я почти не сомневался, что видел только вершину айсберга.
   – Да.
   – У тебя не будет пути назад.
   – Пусть.
   – Ты станешь равноправным членом Братства и должен будешь хранить его тайну.
   – Хорошо.
   – Из Братства нельзя выйти.
   – Я понимаю.
   – Тогда мы ждем тебя.
   Он коснулся моей руки, и на мое устройство связи упали координаты тайной резиденции Огненного Братства.
   – Завтра, в девять, – сказал он. – Служба будет в полночь, но сначала мы должны принять тебя.
 
   Вечер. В полнеба лимонное зарево заката. Оно кажется зловещим. Сегодня я видел сон о войне. Огромная армия метаморфов на орбите Кратоса, сияние воронок Тракля, огни взрывов и лучи лазеров. Это значит, что дня через три-четыре (я обычно не вижу дальше) все произойдет в реальности. Ничего, мы готовы.
   Сумерки над лесом. Гравиплан опускается у ворот тайной резиденции. Начало осени. Местная растительность становится багровой, фиолетовой или коричневой. Свет фонаря играет на влажных листьях этих мрачноватых оттенков и вдруг выхватывает из тьмы золотую прядь прижившейся здесь земной березы. Ее ствол раздвоен, искривлен и перекручен, словно тело умершего от яда. Земные деревья всегда странным образом меняются по соседству с местной флорой.
   Касаюсь рукой радужного шара замка. Мне открывает привратник. Он худ, брит наголо, как буддистский монах, и одет в темно-красную шерстяную рясу с широкими рукавами. Из-под подола видны только потертые носки черных ботинок.
   Он ничего не говорит, поворачивается, делает знак следовать за собой.
   Здесь не горит ни одного фонаря, мы идем по сумеречной дорожке, посыпанной красноватым песком. Еще можно различить цвет. Дорожка прямая, как стрела, и разделена надвое узкой клумбой с имперскими хризантемами красного цвета. Может быть, свет от них, а вовсе не от темнеющего неба. Эти местные цветы способны светиться люминесцентным светом.
   Дорожка упирается в круглую площадь, напоминающую цветник. Имперские хризантемы посажены широкими кольцами и меняют цвет от красного до фиолетового и белого у основания башни в центре площади. Я уже видел эту башню. Только там не было цветов – одинокий шпиль у края льдов, и к нему идут вереницы людей. Потерянная планета. Дарт.
   Замедляю шаг, мне не по себе. Привратник останавливается, поворачивается ко мне, смотрит вопросительно. Киваю и догоняю моего проводника.
   Вокруг него разгорается золотистое пламя. Теос! Ну, кого ты хочешь соблазнить? Я сам иду за тобой, соблазненный собственным любопытством.
   Ворота у основания башни медленно открываются нам навстречу, там горит красноватый свет. Словно пасть огромного чудовища!
   Мы в полукруглой комнате, освещенной красными имперскими хризантемами в хрустальных вазах вдоль стен. Поднимаю голову: потолка не видно, он теряется где-то во тьме, в необозримой высоте. Перед нами полукругом стоят двенадцать человек, одетых так же, как мой проводник. Игорь среди них, но не подает вида, что мы знакомы. Их окружает золотистое сияние. Значит, и они не люди. Теосы!
   Я слышу грохот за спиной, оборачиваюсь: это захлопнулись ворота башни.
   Мой проводник присоединяется к остальным, и они окружают меня.
   – Зачем ты пришел? – спрашивает он.
   – Я пришел найти истину.
   – Истина здесь, – раздается голос за спиной.
   Я оборачиваюсь. Это Игорь.
   – Где же? – спрашиваю я.
   – О пути не спрашивают, по пути идут, – говорит теос справа от меня.
   – Так ведите меня!
   – Нужен пропуск, – говорит теос слева.
   – Кровь, – шепчет мой проводник.
   – Кровь, – повторяет следующий за ним.
   – Кровь!
   – Кровь!
   – Кровь!
   Один за другим, все тринадцать.
   – Я дам вам пропуск, – говорю я.
   И уже вижу, что будет дальше. Отступать поздно, да и не хочу я отступать. Истина стоит толики риска.
   – Вы еще можете уйти, – говорит проводник. – Но мы не посвящаем в наши тайны тех, кто не стал нам братом.
   – Я остаюсь, – сказал я.
   – Вы должны сохранить в тайне все, что увидите, – раздается за спиной.
   – Я согласен.
   И я честен с ними, я закрываюсь, сердце окружает серебристый шар.
   – Иначе смерть, – раздается справа.
   – Иначе смерть, – говорят слева.
   Я кивнул.
   – Снимите камзол, – тихо говорит Игорь.
   Я подчиняюсь.
   – И рубашку, – добавляет он.
   Весь мой маскарад перекочевывает к проводнику. Я на секунду пугаюсь, что они заметят след от имплантата на моей груди, но тут же успокаиваюсь. Современные методы имплантирования не оставляют шрамов. Было маленькое красное пятнышко, которое исчезло через несколько дней.
   Меня берут за руки, часть стены передо мной подергивается туманом, идет волнами и исчезает, передо мной открывается готическая арка – вход в следующий зал.
   Он также выдержан в красных тонах, видимо, подсветка внутри стен, отчего они кажутся сердоликовыми. Зал круглый, подсветка только внизу, так что своды теряются во тьме. По кругу идет прозрачный пластиковый шнур, он вмонтирован в пол и вписан в общий рисунок плитки. Есть еще два белых концентрических кольца ближе к центру. Больше в зале ничего нет.
   Меня просят преклонить колени и сесть на пятки, как это принято у японцев. Остальные обходят круг и принимают ту же позу. Игорь справа от меня.
   – Положи руки на шнур, – тихо говорит он. – Смотри.
   Он касается пластика ладонями у запястий. Я следую его примеру.
   В следующий миг из шнура вытягиваются полупрозрачные шнуры потоньше и обхватывают запястья, растекаясь тонкими браслетами. Игорь кладет руки на колени ладонями вверх, на запястьях такие же браслеты, за ними тянутся белесые шнуры, соединяя руки с трубкой на полу. Я делаю то же самое.
   Звучит музыка. Какие-то древние песнопения, по-моему, санскритские. Я ничего не понимаю, но все равно это лучше, чем самодеятельные стихи.
   – Активизируй переводчик, – шепчет Игорь. – Это санскрит.
   Для современного человека не может быть непонятных языков. Я приказываю перстню связи переводить с санскрита, и приходит понимание. Кажется, это цитаты из Упанишад.
 
   Веди меня от небытия к бытию.
   Веди меня от тьмы к свету.
   Веди меня от смерти к бессмертию.
   Я Брахман, я – жертва, я – мир.
 
   Санскрит сменяет древнееврейский, а индуистские песнопения – давидовы псалмы в оригинале. Потом арабский, и я слышу слова Корана. Видимо, сектанты считают себя наследниками всех мировых религий одновременно.
   Кажется, затекли руки, словно тысячи иголочек вонзились в кожу. Я сжимаю и разжимаю кулаки и опускаю взгляд. Браслеты окрасились красным, от них отходят красные шнуры и вливаются в багровый шнур на полу. И я понимаю, что это трубки, и по ним течет кровь. Моя и сектантов. Меня охватывает ужас.
   – Мы смешиваем кровь, и ты становишься нашим братом, – тихо говорит Игорь.
   – Но, это же…
   – Опасно? Нисколько. Так передается Т-синдром, но он у тебя уже есть, так что тебе терять нечего. Успокойся и подумай.
   Пожалуй, он прав. Сто лет назад это была бы самоубийственная процедура. Обмен всеми возможными вирусами и переливание крови, невзирая на группу. Но теперь биомодераторы способны справиться со всеми этими проблемами: от уничтожения вирусов и бактерий до ликвидации неподходящих кровяных тел. Они же уничтожат чужие биомодераторы, им не совладать только с Т-синдромом. Интересно почему?
   Кажется, я что-то нащупал. Я чувствую себя на миллиметр ют решения проблемы, словно разгадка за тонким стеклом, но я пока не понимаю, как его разбить. Или у меня нет сил.
   – Здесь есть люди? – тихо спрашиваю я.
   – Сегодня нет, – отвечает Игорь. – Каждый раз мы принимаем только одного нового брата.
   – Но бывают?
   – Конечно.
   – И вы заражаете их Т-синдромом?
   – Да.
   – Ты так спокоен? Это же смертельная болезнь!
   – Это не болезнь, это предназначение человечества.
   – Что? Ты еще не видел? Человек просто исчезает! Вы намерены уничтожить человечество?
   – Как человечество оно исчерпало свой резерв развития, мы должны перейти на новый уровень.
   – Где этот новый уровень? Ты видел хоть одного выжившего?
   – То, что кажется смертью, и есть переход. Понимаешь?
   Да, я понял. Еще одна секта самоубийц. Не они первые, не они последние. Вместо того чтобы бороться, они приняли и обожествили свою смерть.
   – Понимаю, – сказал я.
   – Ты не веришь. Мы покажем тебе. Но не в этом зале. Выше.
   – Ну, так ведите!
   – Не сейчас. Я свяжусь с тобой. На сегодня все.
   Мои браслеты светлеют, приобретают розовый оттенок, потом становятся прозрачными и падают с рук, втягиваясь в трубку на полу. Я смотрю на запястья: маленькие красные точки над венами, я бы никогда не заметил, если бы не знал.
   Мне выдают темно-красную рясу. Вопросительно смотрю на Игоря: «Надеть?»
   – Пока не надо. В следующий раз.
   Я не уверен, что он будет.
   Два часа ночи. Мой гравиплан поднимается над лесом, вдали видны огни Кратоса.
   Я понимаю ужасную вещь: вокруг моего сердца нет защиты, и я совершенно не помню, когда она исчезла.
 
   Дом моих родителей находится в университетском городке. Я очень люблю это место. Тихая улица с маленькими особнячками профессоров, без особых претензий и роскоши, зато с неизменным вкусом. В садах платаны, глицинии и жасмин. Желтый песок на стоянках гравипланов, окруженных фиолетовым местным кустарником, и блестящие никелированные столбики для парковки велосипедов.
   Отец пригласил меня в девять утра, сославшись на спокойный день в управлении образования и необязательность своего присутствия. Мама в клинике. А это значит, что нам предстоит «мужской разговор».
   Он подтянут и элегантен, но скорее склонен к скромности самурая, чем к изысканности царедворца, несмотря на высокий пост в чиновничьей иерархии. В темных волосах пробивается седина, хотя они ровесники с Хазаровским, а тот до недавнего времени играл роль героя-любовника при престарелой императрице. Думаю, мы с отцом очень похожи.
   Мы играем в шахматы на балконе второго этажа. Рядом на столике в маленьких чашечках дымится чай и лежат круассаны, доставленные из ближайшей кондитерской. Отец практически не пьет, только по работе, для поддержания связей, и ненавидит это социальное пьянство. Я тоже рад отсутствию спиртного на нашем столе.
   – Даня, – говорит он. – Ты понимаешь, что ты сейчас самый могущественный человек на Кратосе?
   В сердце словно вонзается игла, облизываю губы и начинаю строить серебряный шар вокруг микроаннигилятора.
   – Папа, это конфиденциальный разговор? – спрашиваю я.
   – Да.
   – Я слушаю.
   – Страдин не тот человек, который может управлять империей. Его интересуют только расходы на армию и СБК. Финансирование науки и образования практически прекращено.
   – Сейчас трудные времена, папа.
   – Времена всегда трудные. Ладно, не это главное. Планомерное наступление на свободу тоже из-за трудных времен? В стране снова появились политзаключенные, люди осуждены по сфабрикованным уголовным делам.
   – Я знаю о Хазаровском, – сказал я.
   – Он не единственный, Даня. Собственность изымается без всяких оснований и распределяется между приятелями Страдина. А людей наказывают просто ни за что, за опрометчиво брошенное слово!
   Я улыбнулся, вспомнив собственный пассаж об отделении от дяди Вовы.
   – Знаю.
   – И молчишь? За несколько лет он способен уничтожить все, что было создано императрицей!
   – И что?
   – Даня, ты с твоими метаморфами можешь легко захватить власть, Страдину нечего противопоставить.
   Я усмехаюсь.
   – На орбите флот адмирала Хлебникова.
   – Он с нами, – тихо говорит отец.
   – С вами?
   – Недовольных много, Даня. Они есть среди профессуры, среди чиновничества, в армии. Даже СБК не полностью поддерживает Страдина.
   – О боже! Университетский заговор! И Никита Олейников как секретарь подпольной организации.
   Отец игнорирует шутку.
   – Основная часть богемы тоже с нами.
   – Угу! Революция поэтов! Страдина скинуть, Хазаровского посадить.
   – Не Хазаровского, – говорит отец. – Тебя, Даня.
   Наклоняюсь к столу, опираюсь локтями на столешницу, сплетаю пальцы. Надо переварить эту информацию.
   – Твоя идея, папа? – наконец спрашиваю я.
   – Нет. Они долго пытались выйти на меня для того, чтобы я с тобой поговорил. Это общая идея. Сначала рассматривалась кандидатура Хазаровского, но он категорически не устраивает ни армию, ни СБК. Ты подходишь всем.
   – Папа, ты понимаешь, в каком положении сейчас Кратос?
   – Если останется Страдин, будет еще хуже.
   – Ерунда! Хуже будет, если начнется гражданская война. А она начнется. Страдинский трон не висит в воздухе, папа. У императора множество сторонников, страна расколется! – я перевел дух и отпил чаю. – А по вам плачет Психологический центр, при всем моем уважении к сединам твоих соратников. В основном старая гвардия Анастасии Павловны, я прав?
   – Ну, беги, доноси твоему Страдину!