Точильникова Наталья. Кратос

   – Его имя – тайна?
   – Да, конечно.
   Синий зал, он совсем маленький, едва хватит места для пяти человек, и круг на полу не больше метра в диаметре, слабо светится синим. Мы снова опускаемся на колени, и я чувствую дурноту, как при начинающемся приступе.
   А может быть, все проще?
   – Игорь, у тебя какая группа крови? – спрашиваю я.
   – Первая, первая, не беспокойся. У тебя, надеюсь, не четвертая?
   – Нет. Я подумал, что биомодераторы не справляются.
   Он улыбнулся.
   – Скорее всего, у тебя их нет.
   – Не может быть, я пользуюсь устройством связи.
   – Тем, кто может работать с Аджной, биомодераторы не нужны.
   – Вы это проверяли?
   – Конечно. Это называется «уровень свободы».
   Мы снова смешиваем кровь.
   – Думаю, во мне уже добрая половина твоей крови, – замечаю я.
   – Половина будет в следующем зале. Это называется «обмен кровью».
   – Зачем это нужно?
   – Скоро поймешь.
   Поднимаемся в фиолетовый зал. Мне становится хуже.
   – По-моему, у меня приступ, – говорю я.
   – Успокойся, это не приступ. Пошли.
   Оказывается, здесь есть еще один уровень, который разительно отличается от остальных. Большие окна по кругу, серебристо-белый пол и узкие полоски стен между стеклами, а в центре, как отражение шпиля, венчающего храм, – узкий перевернутый конус, основание которого теряется где-то в вышине, а вершина на полметра не доходит до пола. Дымчатый, мягко поблескивающий конус, я подумал, что схожу с ума.
   Игла Тракля!
   Наверное, последнюю фразу я произнес вслух.
   – Это истинная Игла Тракля, – сказал Игорь. – Та, что придумал Тракль. Она не предназначена для убийств. Это всего лишь проводник. Использовать ее как оружие предложили совсем другие люди.
   – Проводник?
   – Да, ты скоро поймешь.
   Он улыбнулся. И от этой улыбки мне стало по-настоящему страшно.
   – Коснись пола, – сказал он.
   Да, здесь тоже есть круг, правда, совсем маленький.
   – Это помещение для двоих? – спросил я.
   – Да.
   Вокруг нас сияют звезды, это единственное, что можно увидеть через эти окна на такой высоте. Впечатление полета полное. А внутри меня бьется страх. Я впервые задумываюсь над тем, чтобы прервать эксперимент.
   – Не бойся, – говорит Игорь. – С тобой ничего не случится.
   Я решаюсь, по кругу течет кровь.
   Игорь поднимает руку в пластиковом браслете, с багровым шнуром, идущим к кругу, и подносит ее к концу Иглы Тракля. Слегка морщится от боли.
   Она что, активизирована?
   – Ну все, – говорит он. – Теперь слушай меня. Это переход, это не приступ. Смотри внимательно. Надеюсь, мы скоро встретимся. Прощай.
   А по его руке идут красные волны.
   Страх превращается в ужас, и я понимаю, что это не мой страх. Меня покидает цертис, испаряясь через кожу и окружая серебристым сиянием.
   Игорь улыбается так, словно это для него не неожиданность. Его приступ протекает странно: красные волны сменяют оранжевые, потом золотистые.
   – У меня уже было два таких приступа, но меня удержали, – говорит он. – Удержали для того, чтобы привести сюда и научить уйти, а не исчезнуть. Ты только провожатый, но и тебе предстоит этот путь.
   Волны бьются чаще и приобретают зеленоватый оттенок, Игорь сжимает зубы, он больше не может говорить: начинаются судороги.
   Мне становится все хуже. Смотрю на свои руки: по ним идут такие же волны. Пытаюсь разорвать шнуры, прекратить это безумие, но нет сил. Чудовищная энергия уходит на то, чтобы оставаться в сознании.
   Цертис покинула меня: серебристое сияние собралось в шар и поднимается вверх к шпилю, вдоль Иглы Тракля.
   Волны на теле Игоря продолжают менять цвета. Когда появляется фиолетовый, я понимаю, что дезинтеграция уже началась. Его тело становится полупрозрачным и испаряется, превращаясь в серебристое сияние, которое утекает вверх, как дым от свечи.
   И тогда я теряю сознание.
 
   Я не понимаю, что это. Огненный вихрь, вращающаяся галактика из пылающих звезд или кратер вулкана перед извержением. Это парит надо мной, расширяется, гудит инфернальным гулом. Видение продолжается безумно долго, кажется, несколько часов.
   Кто-то трясет меня за плечо.
   – Вставайте, Даниил Андреевич!
   Я не в состоянии встать. Я даже не в состоянии открыть глаза, я не осознаю, где я, а видение продолжается.
   – Нужно унести его отсюда, – говорит голос.
   И я чувствую, что меня поднимают и перекладывают, вероятно, на носилки и куда-то несут. Сквозь полузакрытые веки я смутно различаю серебристо-белые стены, большие окна и дымчатый конус Иглы Тракля.
 
   Я очнулся в просторной больничной палате. За окном – яркий день. Сколько же я проспал? Перестраховщики! Нечего мне здесь делать. На мой вызов явился врач.
   – Как вы себя чувствуете, Даниил Андреевич?
   – Отлично. Это был приступ Т-синдрома, и вы мне ничем не поможете.
   – Мы поняли.
   – Зачем же меня сюда притащили?
   – Это не мы, – улыбнулся он.
 
   После введения в должность принца империи я переехал в малое крыло императорской резиденции. До меня его занимал Хазаровский, и на всем остался отпечаток его вкуса и любви к роскоши. Я бы сделал обстановку более аскетичной, если бы считал возможным тратить на это время.
   После эпизода в башне большинство членов Огненного Братства были арестованы. И это произошло как раз тогда, когда я начал сомневаться в том, что это секта самоубийц. Слишком странной была агония Игоря. Все материалы расследования поступали непосредственно мне на малое кольцо.
   Их допросили с помощью допросных колец и предъявили обвинения по двум статьям: организация религиозного объединения, которое вредит здоровью граждан, и незаконное хранение особо опасного оружия. Хотя все они в один голос утверждали, что их Игла Тракля никакого отношения к оружию не имеет.
   Их действия квалифицировали по группам Е1 и Е2 (преступления против государства и общества), и большинство сектантов выпустили после десяти суток ареста ждать суда. В заключении остались только те, кто принадлежал к внутреннему кругу и бывал в храме.
   Храм закрыли.
 
   Я вызвал к себе Германа (наконец-то до меня дошло, что это он должен ко мне ездить, а не я к нему) и приказал сделать для меня полную подборку информации по Т-синдрому. Может быть, Страдин и дал мне кольцо только для того, чтобы я занялся Т-синдромом, имея полный доступ к информации, раз уж все равно занимаюсь.
   Биомодераторы в крови Юли, Саши и моей обнаружили, но они были практически мертвы, работая только на передачу сигналов мозга. У других Преображенных биомодераторы были повреждены в той или иной степени. Я готов был праздновать победу, но никаких следов программы, вызывающей Т-синдром, на них обнаружено не было, что, скорее всего, говорило о том, что она самоуничтожается после заражения. Еще обиднее было то, что в файле информации от Германа, посвященной истории исследований Т-синдрома в СБК, была целая подборка материалов о повреждениях биомодераторов у больных Т-синдромом. Правда, авторы считали это следствием, а не причиной болезни.
   Непонятно, как передается болезнь. Если программа самоуничтожается, откуда она берется в крови того, кому переливают кровь зараженного Т-синдромом? Поврежденные биомодераторы тут же будут уничтожены биомодераторами здорового человека. Может, это вообще не передается через кровь и мы зря преследуем Огненное Братство? Но Игорь признался, что они занимаются заражением неофитов. Может быть, не так? На Тессе метаморфы вводили некую сыворотку. Может быть, она есть у сектантов? Но зачем тогда все это действо с обменом кровью?
   Откуда вообще столько больных? Пятую часть населения Кратоса, зараженных Т-синдромом, невозможно объяснить деятельностью сект типа Огненного Братства.
   Такую скорость распространения эпидемии можно объяснить только заражением через предметы, продукты и рукопожатие, то есть любым из известных способов. Но как через предметы может передаваться компьютерная программа? Или…
   Я встал, подошел к окну, ладонь легла на холодное стекло. Кажется, я понял. И это открытие было столь ужасно, что у меня помутилось в глазах.
 
   Сыворотку так и не нашли. Арестованные упоминали некоего Габриэля, который играл у них роль священника и перед каждым радением «освящал» башню. Как это происходит, не видел никто, он входил туда один. Никто из сектантов так и не смог внятно описать его внешность.
   Меня преследовало видение пылающего кратора, оно становилось ярче, обрастало подробностями. Мне чудилось, что огненная воронка висит высоко в небе над Кириополем.
   Я связался со Страдиным, предупредил о надвигающейся катастрофе. Он хотел конкретики, которую я не мог дать.
   – Это произойдет в течение недели. Думаю, нужно вернуть от гипертоннеля по крайней мере половину флота.
   Я знал, что он вернул не больше четверти.
 
   Меня вызывает Герман.
   – Даниил Андреевич, нам нужно поговорить. Конфиденциально.
   – Хорошо, приезжайте.
   – Ваше высочество, лучше если вы приедете ко мне.
   Он пригласил меня в свой загородный особняк. Относительно скромный двухэтажный дом с небольшим садом, за которым никто не ухаживает. Хозяин не тратится на садовника, да и сам, видимо, бывает здесь редко. Конспиративный особняк, усмехаюсь я про себя.
   Над садом плывут низкие серые тучи. Мы сидим за столиком у окна и пьем кофе, собственноручно сваренный Германом. В особняке больше ни души.
   – Даниил Андреевич, я давно хотел вас попросить об одном одолжении…
   – Да?
   – Простите меня за то, что случилось на Тессе. У меня был приказ. Не все же могут быть рыцарями без страха и упрека.
   – Могут все, но никто не хочет.
   – Значит, нет мне прощения?
   – Ну, почему же? – улыбнулся я. – Человек слаб.
   Он кивнул.
   – Благодарю. А теперь… Даниил Андреевич, этот разговор должен остаться между нами. Я могу на это надеяться?
   – Да, конечно.
   Мое сердце окружено серебряным энергетическим шаром с того момента, как я переступил порог.
   – Ваше высочество, на вас материал в СБК.
   – Что за материал?
   – О государственной измене.
   – О господи! Право, Страдин однообразен! И крайне нетерпелив: год подождать не может. Что он на этот раз придумал?
   – Ему не надо особенно придумывать, Даня, – очень тихо проговорил Герман. – Обвинение состоит в том, что ты собираешься посадить на трон Хазаровского.
   – Я не дал его убить, остальное – бред. А первое – не измена. У нас вроде не казнят за экономические преступления.
   – По делу проходят еще несколько человек, – безжалостно продолжил Герман. – Например, некий Никита Олейников.
   Я расхохотался.
   – О боже! Олейников – заговорщик. Герман Маркович, это же курам на смех!
   Герман покачал головой.
   – В списках заговорщиков твой отец.
   Я чуть было не сказал «я знаю».
   – Угу! Собралось десяток профессоров, и составили заговор в перерывах между лекциями.
   – Все очень серьезно, Даня. Император пока не дает делу ход, но сбор материала идет ускоренными темпами.
   – Конечно, не дает, – сказал я. – Ждет атаки метаморфов. Даст, когда вернусь. Мавр сделал свое дело – мавр может уходить. А все-таки, что за пожар у него? Сам умру.
   – Ты спутал его планы. За год еще не раз успеешь вставить палки в колеса. Ему это не надо.
   Я пожал плечами.
   – Понятно. Спасибо за предупреждение, Герман Маркович.
   – Это не все, – он отхлебнул остывший кофе, чашечка зазвенела по блюдцу, и я понял, что у него дрожат руки. – В СБК есть люди, которые не в восторге от бизнесменов от политики. Они хотели бы видеть императором человека честного, храброго, справедливого и преданного империи, а не собственному кошельку.
   – О ком вы? – спросил я.
   – Ну уж не о Хазаровском.
   – И не о Страдине?
   – Естественно.
   – Странно, я думал, он для вас свой человек.
   – Ты считаешь, что нам все равно, чью задницу лизать, лишь бы трон протирала? Мало ли, что он у нас работал…
   – Моя задница обойдется, Герман Маркович, – сказал я. – Это ведь предложение, как я понял. Для меня лестно ваше мнение, но есть вещи, на которые я не могу пойти.
   Я промолчал о том, что это не первое предложение.
   – Он тебя уничтожит, Даня!
   – Как? Скорее всего, я проведу остаток дней в приятной компании Евгения Львовича Ройтмана. Он сделает мне реморализацию, чтобы сразу в рай, без чистилища и мытарств, и перед смертью я выпишу ему персональную благодарность. В худшем случае Страдин в очередной раз наплюет на все законы и казнит меня немедленно. Но все равно несколько лишних месяцев жизни не стоят смуты на Кратосе, Герман Маркович. Сейчас только смуты не хватало.
   – Даня, я хотел бы видеть императором тебя, – сказал Герман.
   Я не стал напоминать, что он совершает государственную измену.
   – Извини, – улыбнулся я и развел руками.
   На обратном пути я думал о том, что Герман прежде всего службист и уже потом друг моего отца и мой подчиненный. Все это могло быть провокацией, проверкой СБК. В таком случае я выдержал экзамен.
 
   Я сижу над биографией Федора Тракля. Три часа ночи. Последнее время мне практически не хочется спать. В небе сияют звезды, светлой дугой, как коромысло, стоит Млечный Путь. А внизу, как отражение звездного неба, – огни университета. Я открыл окна. Тихо. Тепло. Пахнет пряной опавшей листвой местной растительности.
   Оказывается, Тракль занимался биомодераторами. И биопрограммированием. Эта область его деятельности куда менее известна, чем изобретение оружия. Тем не менее он мечтал о совершенном человеке и даже ставил эксперименты на себе.
   Первые штаммы биопрограммеров начали вводить еще при жизни Тракля, и он приложил к этому руку. Сначала эту операцию могли себе позволить только представители аристократии.
   С них и началось распространение Т-синдрома.
   Около семи. Скоро рассвет.
   Стены окрашиваются красноватым светом. Я сначала не придаю этому значения, может быть, просто огонь пролетевшего гравиплана. Но свет неподвижен и становится ярче.
   Я встаю с кресла, бросаюсь к окну. Там, высоко в небе, к северу от Млечного Пути, сияет багровая звезда, яркая, как тессианская Эвтерпа. Она стремительно увеличивается в размерах и превращается в пылающую воронку.
   На то, чтобы связаться с моим флотом, уходит несколько секунд, через минуту я уже в гравиплане, лечу в космопорт. Тут меня достает Страдин. По голосу заметно, что его разбудили среди ночи.
   – Поднимай флот, Даня! – говорит он.
   – Уже. Что это?
   – Ученые считают, что новый гипертоннель.
   – Где?
   – На орбите Рэма.
   Рэм – небольшая раскаленная планета, ближайшая к нашему солнцу. Кратос – следующий. Это значит, что нас берут в тиски.
   До Рэма близко. Чудовищно близко по космическим масштабам! В нашем распоряжении уже не дни – часы.
   Под моим командованием линкор «Андриан» и легкие корабли. Рядом с нами, плечом к плечу, к Рэму идет Хлебников. Я рад такому соседству. У него два линкора: «Святой Владимир», на котором мне довелось побывать, и «Витязь».
   Что происходит у огненной воронки, установить невозможно, слишком далеко, чтобы обнаружить корабли. Видно, как бледнеет багровое сияние – воронка гаснет.
   Менее чем через час мы их засекли. Флот метаморфов идет на нас, невидимые невооруженным взглядом черные точки на фоне близкого солнца.
   Их много. Численное преимущество у них, это несомненно, раза в два.
   Мы изменяем строй, и в межпланетном пространстве вспыхивают первые воронки Тракля.
   Слишком близко от солнца. Коварное светило искажает структуру воронок, наводящие устройства не справляются с поправками. Мои легкие корабли (первый, второй, третий!) охватывает белое пламя. Они загораются, как сверхновые, ослепляют, заставляют кусать губы и сжимать кулаки, и распадаются на покореженные куски металла или исчезают бесследно, затянутые в гиперпространственные дыры воронок Тракля.
   Теперь я понимаю, насколько выгодно положение врага.
   – Надо подпустить поближе, – говорит Хлебников. – Мы достаточно далеко от Кратоса.
   – Да, – соглашаюсь я. – И рассредоточиться, чтобы они не могли накрыть одной воронкой сразу несколько кораблей.
   Через минуту генерал теряет «Витязя». Две трети линкора сгорает в излучении воронки, от развороченного обломка в ореоле шариков расплавленного металла отделяются четыре шлюпа и идут к «Святому Владимиру». Доходят два. Остальные сгорают в новой воронке.
   От моего флота осталась едва половина, метаморфы не потеряли и трети. Наконец их корабли зажигаются металлическим блеском в лучах солнца и обретают форму. Их окружает багровое сияние.
   Очередная воронка возникает в сотне метров от «Андриана». Беру резко вверх по отношению к плоскости эклиптики и навожу Иглу Тракля. У них еще четыре линкора, я надеюсь достать хотя бы один.
   Меня упорно вызывают по кольцу. Ставлю воронку и наконец отвечаю. У старого гипертоннеля тоже идет бой. Там пытается прорваться еще несколько кораблей метаморфов.
   Их линкор я достал. Ничего, поборемся!
   «Святого Владимира» больше нет. Просто нет! Это означает прямое попадание. Его утянуло в воронку Тракля. Жаль Хлебникова!
   Бой распадается на сотни отдельных мелких сражений: корабль против корабля, только оставшиеся три линкора метаморфов прут на «Андриана», по пути выставляя воронки на дичь помельче.
   Достаю еще один линкор. Но все равно шансов нет. Никаких!
   И тогда я вижу их. Не сами корабли, конечно, а сигнал на перстне связи. Но они идут! Они возле Кратоса. Та часть флота, которую все-таки увел Страдин, послушав моего совета.
   Осталось выстоять около часа. За час они успеют. Три тяжелых корабля и около сотни легких. С этими силами мы победим.
   Я еще вижу будущее, чудом ухожу от выстрелов, один за другим теряя малые корабли. Вторым линкором я жертвовать не могу!
   В их рядах что-то происходит. Они становятся менее активными. Один легкий корабль идет прямо на нас, беспорядочно стреляя в произвольных направлениях. Мы еле успеваем свернуть. Другой вертится, словно потерявший управление. Линкоры не стреляют.
   Меня вызывают по перстню.
   – Я Габриэль, Преображенный. Мы просим перемирия.
   Неужели тот самый Габриэль, который возглавлял Огненное Братство Кириополя и так и не был пойман? Или другой?
   Я смеюсь.
   – Перемирия? Только не сейчас!
   Флот Кратоса уже рядом, наши корабли уже могут достать их из Игл Тракля.
   – Именно сейчас, – говорит Габриэль. – Скоро будет поздно. Для вас поздно!
   Я не успеваю ответить.
   С одного из подошедших линкоров «Святогор» выставляют воронку Тракля и накрывают вдруг ставший неповоротливым линкор метаморфов.
   Голос в перстне замолкает.
   И тогда на черном небе системы Кратоса возникает еще одна багровая звезда.
   – Это новый тоннель! – ору я. – Выстроиться кольцом.
   Я принимаю командование на себя. Я принц империи.
   Их надо измотать. Почему-то они не могут вести длительного боя.
   Это не так просто, я стараюсь затянуть бой, но свободы маневра у нас нет, нам нужно прикрывать Кратос.
   Черное небо расчерчено аннигиляционными воронками, словно огнями прожекторов. «Святогор» сгорает в одной из них, успевая захватить линкор врага. Мимо проплывает его оплавленный борт. Я успеваю прочитать название «Изабелла». Это тессианский линкор. То есть изначально имперский, наш. У них еще один ультрасовременный линкор «Тиль», явно с Дарта, линкор «Дания» оттуда же, несколько тяжелых кораблей поменьше и около сотни легких.
   А сзади на нас надвигается уцелевший линкор из первого гипера. Изысканный тессианский корабль «Экзюпери». Прекрасная смерть.
   Юля вопросительно смотрит на меня.
   – Что, очень плохо?
   Честно говоря, хуже некуда.
   – Прорвемся, – говорю я.
   – Будем надеяться, – замечает Витус.
   На правах старого знакомого он может позволить себе скептицизм. Но на других кораблях с надеждой смотрят на меня другие, и они вовсе не хотят умирать.
   Бой идет больше часа, а я пока не вижу никаких признаков усталости врагов.
   Меня вызывают через перстень связи.
   – Корабли метаморфов прорвались у старого гипертоннеля, идут к Кратосу.
   Значит, через неделю будут здесь.
   – Сколько? – спрашиваю я.
   – Четыре линкора, семь тяжелых кораблей и двадцать пять легких.
   Все. Я впервые совершенно четко понимаю, что нам не удержать Кратос.
   – Откуда у них такой чудовищный флот?
   – Это корабли с Махди.
   – С Махди? Они захватили флот Махди? Почему не было сообщений о войне?
   Спрашиваю и тут же нахожу ответ: ничего они не захватывали, они договорились. Имамы Махди давно мечтают уничтожить Кратос, значит, вступили в союз. Они еще не знают, что такое Т-синдром. Не было ни одного сообщения о Т-синдроме на Махди, что подтверждает мои догадки. Тоталитарная теократическая империя изолирована от всеобщей Сети.
   – К бою! – говорю я.
   Мы выставляем воронку, и излучение захватывает «Данию», она пока цела, но покорежена изрядно. Ответным ударом с «Андриана» срывает батарею Игл Тракля. Мы остаемся с одним орудием. Это уже война отчаянья, без всякой надежды на победу.
   Перстень связи оживает вновь. Ну, что еще?
   – Выше высочество, император убит.
   – Что? – до меня не сразу доходит смысл сказанного.
   – Император убит, Даниил Андреевич. Вы должны принять власть.
   – Да, я понял. Убийцы схвачены?
   – Ищут.
   Если я и хотел императорской власти, то не в такой ситуации.
   Я продолжаю бой. Мы достаем когда-то нашего, а теперь их «Тиля», но это только касание, корабль ранен, но цел. В ответ у нас обрезают вторую батарею Тракля, мы безоружны. Только лазеры, но их мощность слишком мала для такого боя, это почти ничто.
   Кроме «Тиля» у них еще «Экзюпери», после первого столкновения практически вышедший из боя, но теперь вернувшийся в гущу сражения. У нас кроме легких кораблей и безоружного «Андриана» полуживой «Петр», еще один линкор, пришедший от старого гипертоннеля.
   Если быть оптимистом, можно считать, что силы почти равны. По крайней мере, мы вполне в состоянии перебить друг друга.
   Тогда Кратос останется без защиты, и идущий от старого тоннеля флот Махди через неделю захватит его практически без сопротивления.
   А я погибну сейчас. Можно порадоваться, что не увижу позора. Но кто станет императором? Кто сможет хотя бы не допустить хаоса в эту последнюю неделю перед концом? Хазаровский болен, фильтрация крови и смена биомодераторов не помогла. Пока я не вытрясу из СБК противоядие, его будет интересовать только то, где бы достать веревку. Он не сможет править. Может быть, Герман? Ну, нет! Представителя СБК в качестве императора я бы не хотел для Кратоса даже на неделю.
   Меня вызывают по кольцу.
   – Это Михаэль, Преображенный. Мы предлагаем начать переговоры.
   Слава тебе господи! За что мне такой подарок?
   – Да! – только и сказал я, в первый момент даже не подумав, что это могут быть переговоры о сдаче.
 
   В кают-компании линкора «Тиль» мягкие кресла с гнутыми металлическими подлокотниками и темно-серой обивкой.
   – Садитесь, – говорит Михаэль и опускается в кресло напротив.
   Над нами в огромном иллюминаторе – небо с миллионами звезд, голубым серпом Кратоса и желтым шариком Рэма.
   Я не могу описать лицо собеседника, оно все время меняется, словно плывет. Я обратил внимание на одежду. Удобная и практичная военная форма, уместная на корабле, а на кармане – эмблема в виде башни, увенчанной шпилем.
   – Что вы хотите нам предложить? – спрашиваю я.
   – Для начала я хочу объяснить. Вы, вероятно, знаете о флоте, который вошел в старый гипертоннель и будет здесь через шесть дней. Вам с ним не справиться. Но в ситуации, когда императором стал теос, мы считаем продолжение войны бессмысленным.
   – Вы уверены, что я буду проводить угодную вам политику?
   – Вы не сможете проводить другую. Вы Преображенный, а значит, у нас одни интересы.
   – Ваши условия?
   – Во-первых, вы уступаете нам остров Ихтус в Центральном море.
   Северный материк Кратоса огибает Центральное море, словно гигантская подкова или круг с вырванным неровным куском, который кто-то оттянул вниз, к южному полюсу, да так и оставил. Получился Южный материк. Между материками множество островов. Ихтус самый большой и ближе всего к Северному материку но почти не заселен. Зачем он им? В качестве базы?
   – Хорошо, – сказал я. – Но вы не имеете права строить там военных объектов и размещать военный флот.
   Он кивнул.
   – Это нас вполне устраивает.
   Странно! Я готовился к долгой торговле.
   – Это не все, – сказал Михаэль. – Вы должны немедленно освободить арестованных членов Огненного Братства и снять запрет с деятельности этой организации. Храм в Кириополе должен быть открыт.
   Я кивнул. Сомневаясь, скрепя сердце. Но деться мне некуда. Это не такая большая плата за мир и свободу.
   – Кроме того, нам нужно право на строительство подобных храмов по всему Кратосу, – продолжил метаморф.
   – Нет, – сказал я.
   – Хорошо, отложим этот вопрос. Я уверен, что вскоре вы сами подпишете такое распоряжение, без всякого давления с нашей стороны.
   – Посмотрим, – сказал я. – Теперь о вас. Флот Махди должен вернуться к владельцам.
   – Увы! – он развел руками и улыбнулся. – Он арендован на год. Флот Махди будет находиться на орбите Рэма. Но если вы не тронете нас на Ихтусе, думаю, проблем не будет.