Точильникова Наталья. Кратос

   – Покушение на меня тоже его рук дело?
   – Видимо, нет.
   – Хорошо, спасибо, работайте.
   Материалы допросов пришли ко мне на перстень через десять минут. Признаться, они удивили меня куда меньше, чем Германа Марковича.
 
   В особняке Анастасии Павловны окна плотно закрыты, работают кондиционеры. На улице душно и влажно, близится сезон ураганов.
   Против обыкновения она встречает меня в дверях.
   – Как ты вовремя, Даня! Я и сама хотела тебя позвать. Ты сегодня вечером не занят?
   – Не фатально занят, – говорю я.
   Она кивнула.
   – Я ухожу в храм.
   Это должно было случиться, это неумолимо приближалось, но все равно, как гром среди ясного неба. Я уже не могу говорить о том, зачем пришел сюда.
   – Я и так задержалась, – сказала она. – Пора было уже на прошлой неделе. Я ждала только тебя. Ну, ты меня проводишь?
   – Анастасия Павловна, вы уверены, что храм необходим?
   – Прости старухе ее легковерие. Я боюсь исчезнуть. Религия метаморфов дает надежду. Даня, ты уже понял, что у нас новая религия?
   – Да. Теосизм-метаморфизм, – я усмехнулся. – Вы же говорили, что храм убивает то существо, которое рождается в нас.
   – Может быть, и так, это мое предположение. Возможно, этого монстра стоит убить. А вдруг храм выпускает его на свободу?
   – И где они?
   – Тебе не кажется, что на планете многовато цертисов?
   – Кажется. На Дарте еще больше.
   – Вот именно, – заметила она.
   Я вспомнил о детях Дарта, которым в образе цертисов являлись их родители. Впрочем, в прежние времена детям являлась и Богоматерь.
   – У метаморфов есть представление о трех преображениях, – сказала императрица. – Первое то, что мы называем заражением Т-синдромом и его ранними проявлениями: сила, могущество, способность подчинять людей и иногда дар предвидения. Это открытие низших чакр. Второе преображение – открытие высших чакр. Для этого нужен либо цертис, либо обмен кровью в храме с тем, у кого верхние чакры уже открыты. Есть люди, способные сами пройти второе преображение, но это редкость. Если второго преображения не произошло, то Т-синдром оканчивается исчезновением. Третье преображение происходит в храме, и оно же называется уходом. Человек становится цертисом. Так они говорят.
   – Вы в это верите, Анастасия Павловна?
   – Мне хотелось бы верить.
   – А что будет, если не пойти в храм? – спросил я.
   Она пожала плечами.
   – Не знаю. Боюсь, что никто не знает. Даня, я думаю, ты уйдешь не сразу после меня. У тебя еще будет время… Если все случится так, как они говорят, я приду к тебе. Тогда обещай мне, что ты дашь людям выбор. Пусть любой, кто захочет уйти, сможет ввести себе код, чтобы начать преображение, стар он или просто устал и более не видит смысла жить человеком. Пусть станет цертисом.
   – Хорошо, обещаю, – сказал я.
 
   По договору с метаморфами я должен был освободить арестованных членов Огненного Братства и открыть храм в Кириополе. Первое условие я выполнил сразу, со вторым медлил до зимы. Но все же открыл: храма на Ихтусе катастрофически не хватало. Так что теперь нет необходимости лететь в пустыню.
   Сумерки, алое зарево заката, свечение имперских хризантем. Анастасия Павловна опирается на мою руку, мы входим в нижний зал, охрана остается за дверьми. Наверное, они гадают, что за пожилую даму император провожает в храм.
   – Ну, командуй, Даня, – говорит она. – Я здесь в первый раз.
   Она в черном камзоле и белой блузе, темные с проседью волосы собраны в косу, мне кажется, что ее украшает седина.
   – Нужно встать на колени, – говорю я. – И коснуться ладонями прозрачной трубки на полу.
   Она повторяет мои движения, запястья охватывают пластиковые браслеты.
   – Анастасия Павловна, можно вам задать один вопрос?
   – Задавай, задавай, Даня. Затем мы и здесь. Я думаю, ты сегодня услышишь много нового, прежде чем я улечу серебристой струйкой в небо Кратоса.
   – Герман Маркович Митте доложил мне, что найден убийца Страдина. Я изучил материалы его допросов…
   – Угу, Эдуард Ветлицкий. Будь милосерден к этому мальчику, Даня. Это не его вина. Он выполнял мою волю.
   – Анастасия Павловна, не стоило спасать меня таким образом.
   – Дело не только в твоем спасении, Даня. Все началось больше года назад, когда я узнала, что у меня Т-синдром. Я должна была найти себе достойного преемника. Никого из придворных и министров я не хотела. Нужен был новый человек, молодой, умный, инициативный, уже себя проявивший, но еще ничем не запятнанный. Ты сразу оказался в числе главных претендентов. У меня был полный набор твоих психологических тестов, характеристики, биография, результаты тестов на интеллект. Я знала тебя лучше родной мамы. Что же ты так подвел меня? Где ты подцепил Т-синдром, Даня?
   Я пожал плечами.
   – Извините, Анастасия Павловна.
   Мы поднимаемся с уровня на уровень, с круга на круг и обмениваемся кровью, а она продолжает свой рассказ.
   – Но передать власть непосредственно тебе я не могла. Тебя надо было ввести в курс дела, познакомить с хитросплетением дворцовых интриг, научить науке власти. Иначе бы ты не удержался. На роль наставника я избрала Хазаровского. Кандидатура прекрасная, за исключением одного обстоятельства: неабсолютной честности. Я слишком сомневалась в том, что он будет терпеть навязанного преемника и исполнит обещание передать тебе власть. И тогда я подумала о Психологическом центре. Я никогда бы не решилась убить Лео, наверное, все же любила его, да и к тому же он куда меньшая сволочь, чем Страдин. А Психологический центр – это не смертельно, хотя и неприятно. Я видела работу наших психологов на примере Анри Вальдо. Я беседовала с ним перед тем, как выпустить на свободу. Впечатляет. К тому же у нас любят преследуемых. Лео не все принимали, а тут такая реклама: по всем сетевым каналам его лицо.
   Я подумал, что Хазаровский вряд ли бы добровольно согласился на столь дорогой пиар.
   – Об амбициях Страдина и его планах переворота я была прекрасно осведомлена, а компромат на Лео он собирал уже лет пять, – сказала императрица. – Мне осталось лишь несколько расчистить ему дорогу и уйти в нужный момент. Он и понятия не имел, что выполняет мою волю, ни когда составлял подложное завещание и захватывал власть, ни когда арестовывал Хазаровского. Он не подозревал, что в этом спектакле ему отведена роль жертвенного барана. Делать власть Страдина легитимной я не собиралась, после Психологического центра императором должен был стать Хазаровский. Евгений Львович Ройтман заверил меня, что эта работа на пару месяцев.
   – Ройтман был в курсе интриги! – поразился я.
   – Конечно, – она улыбнулась. – Но Страдин смог внести в мой сценарий некоторые коррективы, которые, правда, все равно не пошли ему впрок. Он решил убить Лео и уничтожить тебя. Это не входило в мои планы, и я вынуждена была действовать. Первая попытка казнить тебя провалилась из-за преданности твоих людей, твоей находчивости и огласке в столице. Страдин был вынужден на время отказаться от этой идеи. Но только на время. Он собирался предпринять вторую. Уходя, я сделала небольшую пластическую операцию: чуть изменила форму глаз и губ. Это можно легко исправить гримом. Так я явилась в дом Эдуарда Ветлицкого, окруженная золотым сиянием Манипуры, и приказала ему убить императора. Эдика я знала еще мальчиком, и он меня прекрасно помнил. Он всегда был чересчур впечатлителен, ему надо было стать художником, а не службистом. Не будь с ним слишком строг. Да, конечно, Психологический центр, но не более того. Может быть, там он наконец начнет писать картины.
   Я кивнул.
   – Обещаю, Анастасия Павловна. Ну вы смогли меня удивить. Еще немного, и я решу, что тессианских террористов, взорвавших «Святую Екатерину», нанял лично Страдин.
   – А ты уверен, что это не так? – улыбается императрица.
   – Я не верю в унтер-офицерскую вдову, которая сама себя высекла.
   – А ты проверь.
   Проверять я не стану. Даже если это так, я не мщу мертвецам.
   – А кто стрелял в меня, Анастасия Павловна?
   – Ты уверен, что в тебя, Даня? Ведь вас было двое: ты и Лео.
   – Нас трудно спутать.
   – Ты так думаешь? Вы почти одного роста: Лео чуть выше, ты чуть шире в плечах, оба темноволосы. Представь себе: густые сумерки, ярко освещенные окна дворца и вы на их фоне. Видны только силуэты: ни черт лица, ни цвета глаз не разглядеть. К тому же ты стоишь спиной к убийце, опершись на балюстраду балкона, и обиженный Лео тоже повернулся и собрался уходить. Ну и как тут понять, в кого стреляешь?
   – Ну, может быть.
   – Кстати, еще один аргумент в пользу моей версии: стреляли из допотопного огнестрельного оружия, не иначе из чьей-нибудь коллекции. Думаю, потому, что убийца был прекрасно осведомлен, что пули не повредят тебе, зато убьют Лео.
   – С таким же успехом можно было использовать биопрограммер.
   – Биопрограммер слишком серьезный намек на СБК. Огнестрельное оружие намекает скорее на непрофессионала, возможно, маньяка. Тебе не кажется, что это попытка навести на ложный след?
   – Вы думаете, что здесь замешана СБК, Анастасия Павловна?
   – Они терпеть не могут Лео. Твоя власть ненадолго, возможно, они надеялись, что ты найдешь другого преемника. В общем, об этом эпизоде спроси-ка ты своего Германа.
   Мы уже в синем зале, Анастасия Павловна бледна, почти как светящиеся стены. Я до сих пор не знаю, в чем причина подступающей дурноты: обмен кровью или близость Иглы Тракля.
   – Позаботься о моей внучке, – говорит императрица.
   – Внучатой племяннице, – машинально поправляю я.
   – Дотошный ты парень, – улыбается она. – Молодец. Так и надо. Юля помогала мне в моей нелегальной жизни и была одним из каналов связи с миром живых. Как только я узнала о катастрофе «Святой Екатерины», я послала на Скит Юлю, чтобы она разыскала тебя, если ты жив.
   – Она очень убедительно играла, – заметил я.
   – Ты зря бледнеешь. Кое-что ей не приходилось играть. Она действительно влюбилась. Всего-то второй раз в жизни. Я была рада за нее. Надеялась, что наконец-то девочке повезло. За помощь я обещала ей две вещи: восстановление социального статуса для нее и прощение Анри Вальдо. С первым ты прекрасно справился, а вот второе… Я его выпустила на свободу, но простить рука не поднялась.
   – Юля его еще любит? – спросил я.
   Она усмехнулась.
   – Успокойся, он тебе не соперник. Думаю, она просила за него ради сына. Чтобы над Артуром не висела вина отца. Понятно, что юридически Артур не имеет никакого отношения к преступлениям Анри Вальдо, но все мы обременены предрассудками. Прости Анри, он неплохо послужил тебе.
   – Он адмирал.
   – Адмирал с неотмененным смертным приговором! Даня, по-моему, это первый случай в истории. Ты мне объясни, в чем причина: ты хочешь удержать Анри от предательства или это чисто моральное?
   – Не удержу. Если он уйдет к махдийцам, что им наш приговор? А еще один такой же ему без проблем вынесут, заочно. Мне было бы спокойнее его простить. Неотмененный приговор – скорее стимул к побегу, чем к верности. Но не могу. Так что чисто моральное, Анастасия Павловна.
   – Он не взрывал тот корабль.
   – Знаю. Но если один облил дом бензином, а другой случайно бросил сигарету, кто из них поджигатель?
   Анастасия Павловна вздохнула.
   – Ему было тогда двадцать шесть лет.
   – Вполне разумный возраст.
   – Да для меня и твой теперешний возраст, Даня, только условно разумный.
   Мы на последнем уровне, в широкие окна светят звезды.
   – Я обещаю его простить в своем завещании, – сказал я.
   – Ну, хоть так.
   Она касается Иглы Тракля, гладкой, отполированной до блеска, отражающей звезды.
   – Прощай, Даня, – говорит она. – Удачи тебе!
   Дезинтеграция проходит быстро и почти без судорог, серебряное сияние охватывает Иглу Тракля и утекает по ней ввысь.
   Я возвращаюсь один, за мной закрываются двери храма, телохранители встречают в саду.
   Через три дня Алисию Штефански отпели по католическому обряду в кафедральном костеле Кратоса. Почти год назад в соборе напротив по православному обряду отпели императрицу Анастасию Павловну. Думаю, она посмеивается, глядя с небес. Я надеюсь, что достойные правители попадают в рай, несмотря на все грехи и слабости.
 
   Раннее утро. Я сижу в глубоком кресле в своем кабинете и составляю завещание. Пока это наброски, которые остаются в памяти перстня связи. Потом надо будет все отредактировать, заверить, перенести на специальную бумагу.
   За окном черное небо, близится ураган. По всему Кратосу сейчас закрывают окна и включают кондиционеры. К ураганам мы привычны, здания построены с учетом такой возможности, ураган в осеннем Кириополе все равно что снег на Дарте.
   Я продержался больше года. До рекорда Анастасии Павловны мне далеко, но она почти не использовала Силу. С моей бурной жизнью было трудно рассчитывать и на год.
   Я уйду в храм. Да, конечно, я уйду в храм, несмотря на то, что слабо верю в постулаты новой религии. Но я не могу отнимать у людей надежду.
   Черное небо разрезает ветвистая молния, освещая деревья в саду, кое-где с желтыми листьями. Успеет ли мой сегодняшний собеседник? Самое неприятное в ураганах – паралич воздушного транспорта.
   «Поручаю также Леониду Хазаровскому позаботиться о моем пасынке Артуре Вальдо-Бронте и моей вдове Юлии Бронте, внучатой племяннице императрицы Анастасии Павловны, пока они не уйдут в храм…»
   Я начну, конечно, не с этого, в официальном документе первым будет вопрос о власти, а о Юле и Артуре где-нибудь в конце.
   «Заботу о приемных детях Винсенте и Далии поручаю моим родителям Людмиле и Андрею Даниным…»
   На перстень связи упало сообщение о прибытии генерала Митте. Ну, слава богу!
   Через пару минут мне доложили, что он ждет у дверей кабинета. Я велел ему войти.
   Нам предстоит жесткий разговор. Внимательно смотрю на Германа, вытянувшегося передо мной, как рядовой перед полковником.
   – Чем могу служить, государь? – спрашивает он.
   У меня нет ни малейшего желания предложить ему сесть.
   – Герман Маркович, вы нашли того, кто стрелял в меня?
   – Сожалею, государь, но мы ищем.
   – Проведите внутреннее расследование.
   – СБК не замешана в этом инциденте.
   – Вы уверены?
   – Абсолютно, государь.
   – Герман, вы же были на том банкете.
   – Государь, вы хотите сказать, что я взял старинную винтовку с инфракрасным прицелом, залез на дерево в саду и стрелял в вас?
   – Не вы, Герман. Вы были не один. У вашего спутника было слишком знакомое лицо, я долго не мог вспомнить, где же я его видел. Наконец, понял. Тесса, маленькое летнее кафе… Он ваш агент, один из тех, что сопровождал вас на Тессе, и которому еще тогда вы поручили убить меня, если я стану опасен. Это штатный убийца на службе СБК.
   – Разрешите мне сесть, государь.
   – Садитесь.
   Он опустился на стул, второго кресла в кабинете не предусмотрено, вытер пот со лба тыльной стороной кисти.
   – Герман Маркович, как насчет допросного кольца? – поинтересовался я и выложил на столик между нами простое кольцо с изображением феникса.
   – Без этого можно обойтись, государь, – сказал он. – Стреляли не в вас.
   – Я внимательно слушаю.
   – Даниил Андреевич, Хазаровский не годится для власти.
   Хочешь узнать истину, спроси у Анастасии Павловны.
   – Он прекрасный финансист, не спорю, – продолжил Герман. – Так сделайте его министром финансов, но император из него никакой. Он психологически непригоден. Над ним обязательно должен кто-то быть.
   – Это причина для убийства?
   Герман молчит.
   – Герман Маркович, завтра на моем перстне должно быть заявление о вашей отставке, это все, что я могу для вас сделать. Идите!
   Он встал, повернулся спиной. И уже не успел увидеть, как посинели мои руки. И, наверное, поплыли их очертания, потому что все поплыло перед глазами. Так плохо мне не было даже во время маневра Анри Вальдо.
   За окном уже бушует ураган, сверкают без конца синие молнии.
   Я приказал принести воды, пью понемногу из бокала. Надо торопиться с завещанием. Я уже не ем, практически не сплю, и меня не тошнит во время приступов. И сами приступы стали другими, не такими острыми, как вначале, размытыми, как черты лица. Это значит скоро.
   «Хазаровский Леонид Аркадьевич должен быть назначен регентом империи. В течение десяти лет он должен найти себе преемника среди талантливых молодых людей и обучить его. После чего отречься от власти…»
   В углу комнаты разгорается серебристый свет. Поворачиваюсь: цертисы.
   Три светящихся шара растут и вытягиваются в фигуры. Я не сразу узнаю их. Первая шагает ко мне. Черты разгладились, волосы распущены, вместо камзола свободные одежды. Наверное, так выглядела императрица Анастасия Павловна лет сто назад.
   – Здравствуй, Даня, – раздается в моей голове. – Это я. Не узнаешь? Я обещала вернуться, и я пришла.
   – Анастасия Павловна?
   Она улыбается.
   – Теперь меня зовут Анастасис.
   Она подходит, кладет мне руки на плечо, одну на другую. И мне кажется, что через эти ладони я утеку в небо, останется один серебряный дым.
   – Анастасия Павловна, мне надо дописать завещание, я не закончил.
   – Ты не успеешь, Даниэль, – это голос второй цертис.
   Я узнаю ее, та самая, что сливалась то со мной, то с Юлей. Моя цертис. Однажды она назвала мне свое имя: Изис.
   – Вы пришли за мной? – спросил я.
   – Не совсем, – сказала Анастасия Павловна. – Но когда распадается тело, завеса падает. Мы видим будущее дальше, чем ты. А Изис еще дальше. Она из той древней расы, что занесли на землю семена жизни и потом долго жили бок о бок с людьми, почитаемые как боги. У них больше нет плоти, потому что они прошли свою точку «омега». Говорят, люди поторопились. Человечество не готово к переходу.
   – Изис, скажи мне, цертис может вызвать Т-синдром? – спросил я.
   – Может. Но мы очень редко это делаем. Только когда хотим поднять до себя человека, который уже готов к этому. Как ты. Мы могли бы и подождать, сто, двести лет. Ты успел бы стать величайшим императором Кратоса. Но в твоей судьбе намечался губительный поворот. Тебя надо было спасать. И мы поторопились. Помнишь то сияние, что ты видел, стоя привязанным к дереву на плато Светлояра и готовясь к смерти?
   Я кивнул.
   – Ты видел меня. Это было твое первое слияние. Только благодаря мне ты смог выжить в отсеках гибнущего корабля, практически лишенных кислорода, и дойти до челнока. Но цертис не может не оставить следов. Тогда же началось твое преображение. Я позаботилась о том, чтобы ты миновал его первую стадию и сразу мог работать с высшими энергиями.
   – Если бы не ты, я бы не заболел?
   Она улыбнулась.
   – Во-первых, не успел. Ты бы погиб вместе с линкором «Святая Екатерина». Но я понимаю, о чем ты. Да, ты мог избежать заражения. Твои родители здоровы. Т-синдром отчасти наследственное явление.
   – Наследственное? Значит, дети Дарта тоже заражены?
   – Многие, да. Но код не активизируется до пятнадцати лет, у них еще есть время.
   – В чем же его причина? Кто придумал этот чертов код, если не цертисы?
   Тогда она отошла в сторону, и я смог разглядеть третьего цертиса, дотоле скрытого сиянием Изис.
   Это юноша с непокорными вьющимися волосами и тонкими чертами лица. Я сначала не узнал его. Он усмехнулся. Черты лица поплыли, состарились, появилась узкая бородка.
   – Федор Тракль! – изумленно воскликнул я.
   – Да, именно. Код написал я более ста лет назад. Он был вшит еще в первые модели биомодераторов, к изобретению которых я приложил руку. Тогда биомодераторы могли позволить себе только представители аристократии, по ним и пришелся первый удар Т-синдрома. Многие годы программа спала, и ее никто не замечал. Единственной ее задачей на первом этапе было переписывать и переписывать себя на все новые носители и проникнуть в кровь максимального количества людей. Программа передавалась по наследству от матери к ребенку вместе с биомодераторами. Модели последних усовершенствовались, и, в конце концов, коды были полностью переписаны, но мое детище уже обосновалось в Сети, и устройства связи воспринимали его как обломок старого кода и долгое время пропускали беспрепятственно. Потом запретили все старые коды, но было уже поздно. Правда, в результате все началось с периферийных планет, где контроль был послабее, старые коды вымарывались позже и не так эффективно, как на Кратосе. В результате там они просуществовали подольше. И дольше всего на Дарте. Именно там критическая масса впервые была достигнута. Моя программа постоянно запрашивала другие биомодераторы и оценивала процент зараженных. Когда он превысил некоторое число, программа начала активизироваться. Не обошлось без сбоев и ошибок в оценке процента. Отсюда отдельные случаи Т-синдрома двадцатилетней давности.
   – Вы хотели уничтожить человечество?
   – Честно говоря, я никогда не испытывал особых восторгов по поводу этой разновидности обезьяны, – усмехнулся Тракль. – Человек слишком несовершенное создание: слишком уязвимое, короткоживущее, ленивое, склонное активизировать в своем примитивном мозгу биохимические процессы, связанные с получением наслаждения, а не думать и создавать новое. Да и мыслит оно чудовищно медленно, если вообще мыслит. Плоть и кровь не лучший носитель для интеллекта. В плазме все процессы идут куда быстрее, чем в сером веществе. Мы многое смогли сделать на пути совершенствования человека: генетические операции продлили жизнь, биомодераторы практически избавили от болезней, но сущность человека не смогли изменить. Нет, я не хотел гибели человечества. Не так жестоко. Я хотел его изменить. Долго не понимал как. Разумная плазма казалась мне чисто умозрительной идеей, пока я не встретил цертиса и сам не поверил, что это возможно. И тогда я создал код, который должен был преобразовать человека в мыслящую плазму.
   – Почему же первый этап преображения часто приводит к смерти? Или это не бесследное уничтожение?
   – Это бесследное уничтожение, – сказал Тракль. – Не все готовы к переходу. Измененные люди должны были завоевать мир и заставить измениться тех, кто избежал заражения. Увы, работа с высшими энергиями и агрессивность плохо совместимы. Я был максималистом, я хотел непременно изменить все человечество. Метаморфы должны были выполнить свою миссию и перейти на второй этап преображения. Это получалось далеко не всегда. Первый вариант кода был несовершенен. Но я узнал об этом только став цертисом. У меня не было другой возможности поставить эксперимент. Подопытными кроликами меня не обеспечили, а проверка кода на себе была равносильна самоубийству. Поэтому я ввел себе код, только когда решил, что мои дела на земле закончены. В его работе было много неожиданностей. Я не думал, что это будет так мучительно и займет почти год. Я пытался пропагандировать результаты, и меня сочли сумасшедшим. Но процесс было уже не остановить.
   – Первый вариант кода? – спросил я. – Значит, был и второй?
   – Конечно. Именно его вводили под видом регистрации на Дарте. Но и он был несовершенен, среди жителей планеты было много смертей. На Тессе был уже третий вариант кода.
   – А Огненное Братство?
   – Это были первые объединения измененных людей. На мой взгляд, чересчур мистические. Но я дал им коды. Обмен кровью служит той же цели: перекодировать биомодераторы и обеспечить второй этап преображения.
   – А зачем нужна Игла Тракля в верхнем зале храма?
   – Серая Игла выполняет там свою истинную миссию. Я ведь задумал ее не как оружие, это всего лишь побочный эффект, возникающий на большой мощности, который только и додумались использовать на Кратосе. Серая Игла управляет последним этапом дезинтеграции, аккумулирует образовавшуюся плазму и не дает ей распасться.
   – Значит, тот, кто не успел вовремя уйти в храм, исчезнет?
   – Скорее всего исчезнет.
   – Мне пора?
   – Пожалуй.
   Я обернулся к той, что стояла за моим креслом, положив мне руки на плечо. Я накрыл их своей ладонью.
   – Анастасия Павловна, я выполню свое обещание. Я дам человечеству выбор. Пусть каждый, кто захочет, сможет ввести себе код и стать цертисом.
   – Нам это будет тяжело, – заметила Изис. – Принимать столько существ, обретших тело цертиса, но далеких от истинного совершенства.
   Но я уже передавал на перстень связи: «Повелеваю, чтобы каждый совершеннолетний гражданин империи имел право ввести себе код Т-синдрома, когда пожелает, и избрать судьбу цертиса. Коды должны быть доступны».
   Я вспоминаю о человеке, которого до сих пор не упомянул в моем завещании: «Анри Вальдо…»
   Рука императрицы тает под моей ладонью. Они исчезают, стягиваясь в шары и бледнея.
   – Разве вы не проводите меня в храм? – спрашиваю я.
   И еще успеваю услышать. Словно эхо.
   – У тебя будет провожатый, Даня.
   И в мозг врывается громкий, как набат, и требовательный сигнал кольца связи. Меня вызывает Юля.
   – Артуру плохо! – кричит она. – Сделай же что-нибудь.
   – Ждите.
   Я несусь по коридору, шокируя охрану и приводя в замешательство слуг. Слава богу, до апартаментов Юли недалеко. Врываюсь к ней.
   Артур полулежит в кресле, он бледен, черты лица плывут, на руках синие пятна.
   Я подхожу, кладу ему руку на плечо.
   Неужели так быстро! Он почти не пользовался Силой. Но кто, кроме Федора Тракля, знает, как работает тессианский код? Этот «благодетель» человечества жаловался на медлительность первого варианта. Неужто не усовершенствовал? Большинство метаморфов, освобожденных мною из тессианской тюрьмы, уже ушли в храм. И сама Тесса стремительно пустеет. Еще немного, и там будет та же ситуация, что на Дарте, и нам придется усыновлять тессианских детей.