Точильникова Наталья. Кратос

   Теперь над ним вечно струится серебристый дымок. Так же как и на других планетах империи. Старый Т-синдром, метаморфы уходят. Мои подданные с последней стадией болезни тоже частенько уплывают на остров, чтобы никогда больше не вернуться. Я не возражаю. Это дает им надежду.
   Европейская цивилизация гибнет, уплывая в небо серебристым дымком, и я сам уже наполовину не принадлежу этому миру.
   Меня вызывают по перстню. Это командир базы.
   – Государь, вашей аудиенции просит…
   Он делает паузу, словно не решается выговорить имя.
   – Кто? – спрашиваю я.
   – Анри Вальдо.
   – Он здесь?
   – Да, говорит, что срочно.
   – Хорошо, проводите его ко мне, у меня есть время. Пятнадцать минут ему хватит?
   – Да, но он просит встречи наедине.
   – Не вижу препятствий.
   – Это опасно, государь.
   – Чем? Надеюсь, вы не оставите ему оружия.
   Анри появился в сопровождении десяти солдат. Он похож на свой растиражированный портрет, только старше, бородка сбрита, волосы собраны в косу и в глазах что-то… Но я бы не сказал, что надлом. Держится с большим достоинством, словно окружен почетным эскортом, а не караулом. А одет скромно, если не бедно. Я вспомнил собственный костюм, приобретенный на Ските на индуистские деньги.
   Он вежливо поклонился.
   – Добрый день, государь!
   Я отпустил охрану, и мы остались одни.
   – Я вас слушаю, месье Вальдо.
   – Для Кратоса сейчас не лучшие времена, и я хочу предложить вам помощь. Я мог бы собрать ополчение тессианцев, за мной пойдут. Я очень сожалею о том, что случилось десять лет назад…
   – Старые распри больше ничего не значат, – сказал я.
   Он заулыбался. Кажется, с облегчением.
   Я не особенно интересовался его деятельностью десять лет назад – был слишком увлечен своим проектом. Что я знаю об Анри Вальдо, кроме того, что он бывший муж Юли? Вождь Республиканской Армии Тессы, сепаратист, террорист. Но он прошел через Психологический центр и освобожден. Это тоже кое-что значит. И он предлагает мне помощь. А я сейчас так рад любой помощи!
   – Хорошо, – сказал я. – Действуйте. А почему это срочно?
   – Дело в том, что я не имею права покидать Лагранж. Я нарушил запрет. Кстати, приношу свои извинения. Вон, посмотрите!
   Я проследил за его взглядом. К базе летят несколько гравипланов.
   – Это полиция, – пояснил Анри. – За мной.
   Я усмехнулся.
   – Оперативно. Как они так быстро вас нашли?
   – Меня не надо искать.
   Он отвернул манжету на левой руке. Запястье плотно охватывает белый пластиковый браслет с красным фениксом посередине.
   – Это контрольный браслет, государь.
   – Вы что, условно освобождены?
   – Да.
   – Как вам удалось сбежать?
   – Я одолжил у друга гоночный гравиплан. И оторвался.
   Он кивнул в сторону посадочной площадки. Там среди черных и пятнистых военных машин стоит лазурное чудо, похожее на застывшую каплю из цветного стекла.
   – У вас богатый друг, – заметил я.
   – Среди тессианцев много миллионеров.
   – Уж не Хазаровский ли?
   – Боже упаси! Это Реми Роше.
   – Вы так легко его закладываете?
   – Это бесполезно отрицать. Он регулярно дает мне полетать. О том, куда я собирался сегодня, он не имел ни малейшего представления.
   – Вас могли сбить.
   – Могли, – улыбается он. – Но я хороший пилот. Поэтому и полетел сюда. Если бы сунулся в Кириополь – вот тогда бы точно сбили.
   Гравипланы полиции приземляются на посадочную площадку базы. Она в ста метрах от нас.
   Анри вопросительно смотрит на меня.
   – Они могут отправить вас обратно в Центр? – спрашиваю я.
   – Они обязаны это сделать.
   – Понятно. Вы очень смелый человек, Анри Вальдо. Зачем вы так рискуете?
   – Не могу быть в стороне.
   Солнце скрылось за горизонтом, утонув в лиловых волнах, и только вершина башни отливает золотом. От заката осталась красная полоса над горизонтом, опускаются сумерки.
   Над базой зажглись прожектора. Мы с Анри как на ладони.
   Меня вызывают по кольцу.
   – Государь, с вами хочет переговорить инспектор полиции.
   – Я слушаю.
   Голос командующего базой сменяет другой.
   – Это инспектор Фоминцев, государь. Рядом с вами государственный преступник Анри Вальдо, он нарушил условия освобождения. Мы должны его арестовать.
   – Конечно, поднимайтесь.
   – Помощь не нужна?
   – Пока нет.
   Я весь внутренне напрягся. Анри наверняка обыскали с раздеванием до нижнего белья, и оружия у него нет. Но мало ли, какие методы известны тессианскому террористу? И без оружия многое возможно. Не роскошно ли захватить в заложники императора?
   Правда, Анри человек. Арест и тюрьма спасли его от Т-синдрома, он был слишком долго изолирован от Сети. Ему со мной не справиться. Но понимает ли это месье Вальдо?
   – Что вы ответили? – спросил он.
   – Сейчас они будут здесь.
   – Я, безусловно, сдамся, но тогда уж не смогу собрать тессианское ополчение.
   – Увы, – сказал я.
   Анри отвернулся. Смотрит на гаснущую полосу закатного неба и первые звезды, вспыхнувшие над ней, кусает губы. Руки по швам, сжались и разжались кулаки.
   Полиция врывается на крышу. По крайней мере рота. Трое сразу бросаются к Анри и заламывают руки, хотя он не оказывает ни малейшего сопротивления. Остальные выстраиваются по периметру, биопрограммер у каждого.
   Ко мне подбегает инспектор Фоминцев (я узнаю его по голосу), спрашивает:
   – Государь, с вами все в порядке?
   Киваю:
   – Да, в порядке.
   Анри уже замкнули руки за спиной. Хорошо знакомые мне пластиковые наручники.
   Он не захватил меня в заложники и не попытался бежать (хотя в темноте и всеобщей суматохе, возможно, был шанс). Интересно, будет теперь просить?
   Нет, ни слова. Даже смотрит в другую сторону.
   Его ведут к лестнице. Нет, не оборачивается.
   Перед ним открывают дверь.
   – Стойте! – говорю я. – Снимите с него наручники.
   Мне с некоторым удивлением подчиняются.
   – Анри, идите сюда! – зову я.
   Он подходит. На лице такое выражение, словно он боится поверить в свое счастье.
   – Месье Вальдо, запрет вы нарушили, так что без обид. Заслужили. Собирайте ваше ополчение.
   Вот теперь он улыбается совершенно счастливо.
   – Благодарю вас, государь.
   Я поворачиваюсь к полицейскому.
   – Господин Фоминцев, я прощаю месье Вальдо это небольшое нарушение. Отныне он имеет право находиться не только в Лагранже, но и на базе «Закат». Я поставлю полицию в известность. Можете быть свободны.
   Пока они уходят, я связываюсь с министром полиции и говорю об изменении границ передвижения месье Вальдо.
   Он чертовски похож на меня характером, этот тессианский террорист. Я сразу вспомнил свою игру ва-банк и аудиенцию у Страдина сразу по прилету на Кратос. Право, Юлины вкусы отличаются постоянством. Это его, Анри, игра ва-банк. И у него получилось.
   – Люблю смельчаков! – говорю я ему.
 
   Это было месяц назад. Я снова на базе «Закат».
   Месье Вальдо эффективно собирает добровольцев, и нареканий на него нет.
   Он здоров. У него была возможность заразиться сразу после освобождения. Но болезнь пока не проявилась, может быть, повезло. Таких, как Анри, процентов тридцать по всей империи, и это число неуклонно уменьшается.
   Кроме Анри здоров Хазаровский, видимо, по той же причине. В ближайшее время я собираюсь передать ему малое кольцо.
   Я приказал пересмотреть его дело альтернативным составом суда. Неприлично как-то будущему императору иметь за плечами такой багаж.
   Пересмотрели, естественно. Отклонили все обвинения одно за другим. Полностью реабилитировали и вернули орден «За заслуги перед Отечеством».
   Они правильно поняли. Да, моему приемнику это необходимо. Однако я кривлю душой. Были, были 20% реальных обвинений. Мне осталось только горько усмехнуться человеческому низкопоклонству и угодничеству.
   Все равно будут угождать, не мне, так другому. И что если это будет человек, озабоченный не судьбой Кратоса, а личной выгодой? Что если ему приглянется чужой бизнес, чужой дом, чужая жена? Как часто мы принимаем тактически верное решение, чтобы потом расплачиваться за это долгие годы.
   Сейчас не отправляют на войну, как Давид отправил Урию. Сейчас судят по закону, но Давида хватило хотя бы на то, чтобы покаяться.
   Когда же мы станем гражданами, а не рабами? Не все, конечно, я реалист. Страна, в которой 10% населения граждане, – уже Империя Солнца!
   Ройтман утешает и баюкает мою совесть, утверждая, что после Психологического центра можно смело снимать все обвинения. Это как христианская исповедь – смывает грехи. Хочется ему верить. В конце концов, свою работу он сделал.
   Мои часы тикают все быстрее. Оставаться без преемника больше нельзя. Я завещаю ему позаботиться о Юлии и Артуре, пока они живы, и не трогать Анри.
   Мимо острова плывет стая цертисов – серебристые шары на фоне темно-синего неба. Теперь это тоже деталь пейзажа. Они заселяют опустевшие земли. Впрочем, земли им не нужны. Они заселяют оставшихся людей. Здоровые их, слава богу, не интересуют. Они сливаются с Преображенными. Я не препятствую, рассматривая это как форму симбиоза.
   Судя по всему, к возникновению Т-синдрома они действительно не имеют отношения, хотя никто еще не доказал, что цертис не может написать сложный код. Наверняка может, и посложнее, чем человек.
   Очевидно лишь то, что симбиоз с цертисом активизирует верхние чакры, и это во благо. Такие Преображенные живут несколько дольше, и управлять ими приятнее, они куда мудрее и менее агрессивны. Но и это не спасает от смерти. Я уже нескольких проводил в храм.
   Это часть религии метаморфов. Проводить в храм может только теос с активизированными верхними чакрами. Меня просят часто: слава, почет, честь для семьи. Я соглашаюсь редко, только для старых друзей и тех, кто много сделал для империи. Не самое приятное занятие провожать в последний путь.
   Сумерки. Зима: солнце садится раньше обычного, хотя эта разница ощущается здесь не так явно, как в Кириополе.
   Я стою у причала. Охрана мнется поодаль. Здесь у меня назначена встреча.
   Метаморфы не признают гравипланов, думаю, боятся удара с воздуха. На Ихтусе нет посадочной площадки. Туда можно только приплыть на катере.
   – Государь, – услышал я и обернулся.
   В трех шагах от меня склонил голову Саша Прилепко. Его черты плывут, как у всех нас на последней стадии болезни. Но что-то позволяет мне его узнать. Человек не внешность, теос – тем более.
   – Добрый вечер, Саша, – говорю я.
   – Вы согласились выполнить мою просьбу.
   Я киваю.
   – Я помню. Меня Даней зовут.
   Почему-то после инаугурации мое имя застревает в горле даже у старых друзей.
   – Пойдем, – говорю я.
   Дорогой я пытаюсь заставить себя думать о том, что теряю еще одного друга, но мысли все время возвращаются к верфям Кратоса, где строятся новые боевые корабли. Строятся с расчетом на малый военный контингент, так, чтобы один человек через устройство связи мог управлять сразу несколькими кораблями. В общем-то, в современной ситуации железо играет куда большую роль, чем пушечное мясо. Последнего нужно не так уж много.
   Я терплю на Кратосе храмы метаморфов, черт с ними, пусть стоят: один здесь, другой – в Кириополе. Но махдийскому флоту хватит болтаться на орбите Рэма, я не собираюсь оставлять это потомкам.
   Перед нами вырастает темная громада острова. Море лижет серые скалы и шумит в гротах. Мы поднимаемся на причал и идем к храму.
   Охрана осталась у ворот, мы поднимаемся с уровня на уровень. Чтобы меня убить, лучшего места не найти, добавить чего-нибудь в трубку или настроить на большую мощность Иглу Тракля на верхнем уровне. Я понимаю, что это риск, но есть люди, которым я не в состоянии отказать.
   Вот и последний этаж с окнами, дымчатой Иглой, словно вырезанной из гематита и отполированной до блеска.
   Я не теряю сознания. Тогда, в храме Огненного Братства, меня покинула цертис. Теперь я один. Цертис с тех пор не возвращалась ко мне, не посещала она и Юлю. Приступов тоже нет, зато ощущение уплывания мира, словно я лишь одной ногой на земле.
   Кто проводит меня сюда?
   – Прощайте, государь! – говорит Саша и подставляет под Иглу ладонь.
   – Прощай!
   Я почти не ужасаюсь зрелищем исчезновения еще живого тела. Я привык.
   За окнами темнеет небо, спускаюсь с белого уровня на фиолетовый, синий, голубой. На моем пальце оживает императорское кольцо. Кто там по мою душу?
   Срочное сообщение из исследовательского центра СБК. Они нашли средство!
 
   К этому сообщению я сразу отнесся скептически. Оно не первое. Все предыдущие, увы, оказывались пустышками. Запросил подробности. В отчете говорилось, что за три месяца эксперимента из ста добровольцев умерло только пять человек с последней стадией болезни. У остальных течение Т-синдрома явно замедлилось, и приступы прекратились. Параспособности при этом значительно слабеют, но сохраняются в тем большей степени, чем дальше зашла болезнь.
   – Хорошо, – резюмировал я. – Давайте его всем желающим.
   У меня, вероятно, нет шансов, но на следующее утро я поехал в исследовательский центр СБК, просто чтобы показать благой пример населению.
   Меня положили под стационарный биопрограммер, что вызвало неприятные ассоциации с Центром психологической помощи и судьбой Хазаровского. Привязать не посмели. Операция заняла минуту, ощущений никаких.
   – Эту программу можно запустить в Сеть? – спросил я.
   – Да.
   – Тогда действуйте.
   В более спокойной ситуации было бы разумнее подождать, пока средство пройдет все проверки, но времени нет, я хватаюсь за соломинку.
 
   Эти визиты стали традиционными. Про себя я окрестил их «К бабе Насте на расстегаи». Мои люди гадали, что это я зачастил в ничем не примечательный особняк, и сочли, что у меня любовница. Слушок дошел до Юли, что меня несколько насторожило. Мне и так стоило много крови выдрать ее с орбиты и поселить во дворце. Анри я не воспринимал как конкурента, зато у Юли взыграла гордость, и она объявила, что ее не устраивает положение императорской любовницы, и предпочла остаться с флотом.
   Сыграли свадьбу, хотя это казалось просто смешным при данных обстоятельствах. Т-синдром у Юли зашел почти так же далеко, как у меня.
   Она не поленилась выяснить, в какой именно особняк я езжу, и это ее несколько успокоило. О нашей общей знакомой она знала поболее меня.
   Закончился период дождей и пронизывающего холода, настала весна. Мы дожили до нее. В императорских садах расцвели крокусы и на райских яблонях набухли красные почки. А за городом, на нетронутых людьми лугах раскрылись хищные местные цветы, коричневые, багровые, алые, больше отвратительные, чем красивые.
   У Анастасии Павловны за окнами земные вишни, белым-бело.
   Она угощает меня мясным пирогом, улыбается усталой улыбкой. Черты плывут. Значит, осталось недолго.
   – Анастасия Павловна, теперь вас можно узнать, – замечаю я.
   – Знаю. Я почти не выхожу отсюда. Ну, что ты вокруг да около, давай о деле. Чай не пироги есть пришел?
   – Я собираюсь обнародовать ваше завещание.
   Она кивнула.
   – Самое время. Что-то ты не торопился.
   Я не стал оправдываться.
   – Замечательный пирог, спасибо. Вы не перешлете рецепт моему повару?
   Она усмехнулась.
   – Ну что, остались вопросы после архива?
   – Да. Кто меня спас?
   Императрица задумалась.
   – Узнаешь в свое время, – сказала она. – Ты проводишь меня в храм?
   – Скоро?
   – Надеюсь еще немного протянуть. Вдруг поможет твое средство?
   Нам нет, даже мне нет, не говоря об Анастасии Павловне. Но я не стал говорить об этом вслух.
   – Провожу, – сказал я. – Конечно.
   – Вот тогда и узнаешь.
 
   Со дня на день я жду ноты от метаморфов. Новый флот империи уже на космодроме Кратоса. Пять линкоров и два десятка легких кораблей.
   Метаморфы знают, не могут не знать, а потому я тороплюсь.
   – К вам Леонид Хазаровский, – докладывает охрана.
   – Пусть войдет.
   Мы пьем кофе в моем кабинете, и я размышляю о странностях судьбы. Вот, тот самый человек, которого я когда-то хотел видеть своим государем вместо Страдина, ждет моего решения, а я еще сомневаюсь, подходит ли он для той роли, которую я для него готовлю.
   Хазаровский не военный, и на орбите ему делать нечего. Мой долг успеть заключить мир, настоящий мир без махдийских кораблей в часе лета от Кратоса.
   Я изучающе смотрю на возможного преемника.
   Он молчит, хотя молчание дается ему с трудом. Он привык солировать в обществе и быть центром компании. В спокойный период процветания из него бы получился отличный император. Очаровывал бы иностранных посланников, финансировал искусства да интриговал против махдийцев и своих доморощенных сепаратистов. Но сейчас нужен строитель, а не дипломат.
   Сможет ли?
   А кто еще?
   Юля? Во-первых, у нее Т-синдром. Во-вторых, ничем не лучше Лео. Немного поболее авантюризма, поменьше размаха и любви к искусствам. А так Хазаровский в юбке. К тому же бывшая жена Анри Вальдо в качестве императрицы – это еще скандал.
   Герман? Получим второго Страдина, только без его изворотливости, гораздо грубее и проще. Правда, Герман Маркович честнее, но это единственное преимущество.
   В своих владениях Хазаровский блестяще управлял делами…
   – У меня для вас подарок, Леонид Аркадьевич, – говорю я.
   Он улыбается, чуть наклоняет набок голову, вопросительно смотрит на меня.
   Я кладу на середину стола перстень с лиловым камнем.
   – Леонид Аркадьевич, можете ответить честно, справитесь? Это нынче не синекура.
   Он кивнул.
   – Я понимаю ваши сомнения, государь. Но мне уже приходилось заниматься восстановлением из руин. Пятнадцать лет назад я купил несколько покинутых месторождений на Дарте, которые считали выработанными, и два полумертвых города в придачу: Андерсон и Ойне. Два года назад они процветали.
   Известная история, именно на нее напирала Анастасия Павловна, когда рекомендовала Хазаровского.
   – Те, за которые вы не заплатили? – поинтересовался я.
   Леонид Аркадьевич опустил глаза и поставил чашечку на блюдце, она звякнула. Яростно сверкнули камни в многочисленных перстнях на тонкой руке. Я предположил, что он считает про себя до десяти.
   Но его голос прозвучал довольно спокойно.
   – Это неправда, государь. Я просрочил выплаты, но императрица знала об этом и шла мне навстречу. До ее ухода все проблемы с казной были улажены. Но страдинский суд отказался приобщить к делу эти документы.
   Было такое. Хотя я узнал об этом постфактум, после пересмотра решения суда.
   – Анастасия Павловна многое вам прощала.
   – Это неправда, – терпеливо проговорил Хазаровский. – Чувства никогда не были для нее важнее империи. Она действовала разумно. И уладить дело так, чтобы эффективный управляющий продолжал работу, было для нее важнее, чем наказать за финансовые нарушения. Если же говорить о расплате – я расплатился с лихвою – у меня отобрали все.
   Мне интересны не ответы Леонида Аркадьевича, а его реакция. Все мои сомнения на самом деле сводятся к вопросу: «Можно ли делать гвозди из Хазаровского?» Мне кажется, что для императора в его характере слишком сильна истероидная составляющая. Однако внутренний стержень у него есть (если говорить о материале для гвоздей). Попробуем!
   – Знаю, – сказал я. – Вы лишились финансовой империи, но теперь у вас есть шанс обрести империю истинную. Кратос стоит ваших миллиардов. Берите, – я кивнул в сторону кольца. – Это не совсем по завещанию Анастасии Павловны, но пока так. Вам недолго ждать следующего.
   – Благодарю вас, государь.
   Он берет кольцо, не задумываясь, надевает на средний палец правой руки. Уж он-то знает, на каком пальце его носят.
   Всего лишь еще один перстень среди прочих, которыми унизаны его пальцы.
   Я усмехаюсь.
   – Еще одно замечание, Леонид Аркадьевич. Вы могли сколько угодно купаться в роскоши как частное лицо, но императора это недостойно.
   Он съел, только склонил голову.
 
   На Юле красное бархатное платье с золотым шитьем. Она очаровательна, как никогда. Мы вернулись после банкета, посвященного введению в должность Леонида Хазаровского и моему отбытию на орбиту. Завтра старт.
   – Будешь ждать меня? – спрашиваю я.
   – Ждать? – возмущенно повторяет она. – Ты хочешь бросить меня здесь?
   – Я хочу, чтобы ты осталась на Кратосе и в случае чего поддержала Хазаровского. На флоте нет ни одного сильного адмирала: Хлебников погиб, Кузнецов погиб, Липскерова я сам две недели назад отвел в храм.
   – Я была с тобой в дни несчастий и поражений, когда ты терял половину кораблей! А теперь ты хочешь отнять у меня победу.
   Она повернулась и пошла из комнаты, по дороге сдирая дорогой бархат. По полу зазвенели золотые браслеты и рубиновое колье. Я бросился за ней. У дверей гардеробной она справилась наконец с непокорной застежкой на спине и швырнула на пол платье. Распахнула двери и начала выбрасывать из шкафов свои наряды. Нашла военную форму Кратоса, остановилась, перекинула вешалку через плечо.
   – Это я надену завтра, и ты от меня не отвяжешься.
   На следующий день мы вместе прошли по титанобетону космодрома Кратоса.
   Все прошло на удивление спокойно. Мы вывели флот на орбиту, не произведя ни одного выстрела. Я был намерен встретиться с Михаэлем и предъявить ему ультиматум.
   Встречу назначили на нейтральной территории, в средней точке между орбитами Рэма и Кратоса. Туда подошел наш линкор «Возрождение» и их «Тиль».
   Михаэль согласился подняться к нам.
   К «Возрождению» пристыковывается шлюп. Мы ждем. Юля рядом со мной.
   Открывается дверь, и Михаэль шагает к нам.
   Его вид поражает. Черты плывут и изменяются, но этого мало. Кожа приобрела синеватый оттенок, и от нее идет серебристое свечение. Так выглядит цертис, когда принимает форму человека.
   Я шокирован, но стараюсь не подавать виду.
   – Прошу садиться, – говорю я.
   И сам сажусь в кресло вполоборота к нему.
   – Мы требуем увести ваш флот с орбиты Рэма, – начинаю я. – Иначе он будет уничтожен.
   – Это не наш флот.
   Я не понимаю, слышу ли я слова или мы обмениваемся мыслями, я не уверен слышат ли нас остальные.
   – Нас осталось очень мало, – говорит Михаэль. – Нам не нужны ваши земли. Те, кто еще остался, думают только о переходе, тем, кто уже перешел грань, не интересны земные дела. Я здесь потому, что меня попросили об этом. Уничтожение флота Махди для нас безразлично. Могу обещать, что наши корабли не примут участие в сражении. У нас еще несколько теосов, которые должны пройти через храм. После этого вы сможете забрать «Экзюпери» и «Тиля». Нам безразлично, кому они будут принадлежать: Махди или Империи, но вы дали нам приют, пусть принадлежат вам. Вы можете уничтожить наши храмы, я не сомневаюсь, что Ихтус у вас под прицелом, а в Кириополе это еще проще, но вам тоже нужно уходить. Для вас разумнее построить еще, а не уничтожать существующие. Слишком много Преображенных гибнут на Кратосе напрасно.
   – Хорошо, – сказал я. – Неучастие двух ваших линкоров меня вполне устроит.
   Мы встали и пожали друг другу руки, ощущение почти такое же, как от прикосновения цертиса, словно наши ладони на мгновение слились и стали одним.
 
   Я веду флот к Рэму, чтобы сразу нанести удар. Я не собираюсь вести переговоры с махдийцами, старинными врагами Кратоса, хотя самому странно, что мне легче договориться с метаморфами, чем с людьми. Хотя, а я кто?
   Уже видна туча черных точек на орбите желтой планеты. Это значит, что и они видят нас: россыпь далеких звездочек.
   Но для боя еще слишком далеко.
   Мы поднимаемся вверх над плоскостью эклиптики. Иначе наша позиция будет слишком невыгодной: снова против солнца и слишком близко к нему.
   Я различаю типы их кораблей, вспыхнувших над солнечной стороной планеты. И тогда мы наносим удар. Слава богу, успеваем первыми!
   В первые минуты боя они теряют линкор и восемь легких кораблей. Горящие обломки совершают медленный оборот вокруг планеты и тонут в ее раскаленной атмосфере.
   Рассредоточиться не успеваем. Они отвечают. Почти столь же слаженно, как и мы.
   Воронкой Тракля слизывает линкор и два легких корабля.
   Их хватает на час активного боя. За это время они теряют еще два линкора и четыре легких корабля. Мы – линкор и пять кораблей. Преимущество явно на нашей стороне.
   И тогда один из их линкоров «Аиша» вдруг уходит в сторону, сбивается с курса, переходит на слишком низкую орбиту и сгорает в атмосфере Рэма, раскалываясь на сотню частей.
   Мы накрываем еще один линкор. У меня создается впечатление, что кораблями управляет компьютер. Их действия слишком легко предугадать, мы играючи уходим от ударов.
   Но ведь десять минут назад было не так!
   Неужели?
   У них есть зараженные Т-синдромом? Но я считал, что Т-синдром – изобретение махдийской теократии. Почему же у них нет иммунитета. Значит, залезли в имперскую Сеть с целью шпионажа и подцепили болезнь.
   Я предусмотрителен. На моих кораблях есть люди, которые в случае приступа могут подменить теосов. К тому же при активизированных верхних чакрах болезнь протекает по-другому. За несколько месяцев до конца приступы прекращаются. Их сменяют медленные, но необратимые изменения организма: плывут черты, синеет кожа и земля, кажется, тянет меньше.