Точильникова Наталья. Кратос

   Третьи сутки я совершенно один, нет даже тюремщика, приносящего еду. Она появляется три раза в день в прозрачном ящике на стене, мгновенная доставка. Есть можно, я привык к скромному рациону.
   Попытка расстрела вышибла из головы все мысли о тессианском товаре. Но здесь они вернулись. К чему относилось многозначительное подмигивание Инъиго: к его товару или к общности моей судьбы и судьбы Анри Вальдо?
   Я не сомневаюсь, что за мной наблюдают. Встал посредине камеры и сказал, обращаясь к потолку:
   – Мне необходимо встретиться с Антоном Петровичем Роковым, у меня для него важная информация.
   В течение дня реакции не последовало. Тогда я повторил еще.
   – Мне необходимо встретиться с посланником, пусть проверят тессианский груз.
   Я сел на кровать, весьма приличную, застеленную чистым бельем. В экспедиции приходилось спать в гораздо худших условиях. Взгляд упал на противоположную стену. Прямо над столом, на стене, странные следы, словно пластик расплавлен чем-то толщиной порядка сантиметра, три такие полосы. Я вспомнил, что пластик огнеупорный и суперстойкий, и мне стало не по себе.
   К посланнику вызвали утром четвертого дня.
   Дверь камеры тяжело отъехала в сторону, мне сомкнули руки за спиной.
   Коридор линкора скупо освещен желтоватым светом, за иллюминаторами – незнакомый рисунок созвездий. Мне пришло в голову, что здесь господин Роков вполне может довести дело до конца: в шлюз для легких кораблей и за борт без скафандра. Император будет доволен: тихо и эффективно.
   Посланник сидит в кресле в кают-компании. Я, как подозреваемый в государственном преступлении, естественно, перед ним стою. Он в придворном камзоле с золотым шитьем, я в одной рубашке (мой камзол так и остался валяться на складе под портретом Анри Вальдо). Волосы у меня распущены, не из любви к моде поэтов и бунтовщиков, просто меня разбудили и, не дав прийти в себя, потащили сюда, так что я не успел заплести косу. Копия упомянутого портрета, только сменить цвет волос и нахлобучить берет с известной надписью.
   – У меня для вас хорошая новость, – говорит Роков. – Император отложил исполнение приговора, – он усмехнулся. – Поздравляю!
   – И что?
   – Вас приказано доставить на Кратос и подвергнуть дело детальному разбирательству.
   – Я ни в чем не виноват.
   Он развел руками.
   – Это не в моей компетенции. Я не следователь и не суд. Мое дело вас довезти.
   – Вы проверили тессианский груз?
   – Конечно, еще при погрузке. Что вы об этом знаете?
   Я пожал плечами.
   – Ничего. Сердце неспокойно.
   – В вашем положении трудно сохранять спокойствие, – заметил посланник.
   Я не стал в очередной раз упоминать о своей невиновности. Какое мне дело, в конце концов? Даже если там наркотики, мне-то что – пусть экипаж развлекается.
 
   Я начал терять ощущение времени. Даже нечем сделать зарубку на стене!
   Хоть бы оставили доступ к новостям и открытым библиотекам, сволочи!
   Мне снилась девушка в полупрозрачном покрывале на сияющих волосах, прекрасная, как сон. Ее окутывало белое свечение.
   – Пойдем со мной, – сказала она.
   Голос, как пение скрипки.
   Покрывало всколыхнулось под ветром, но под узкой стопой не примялась трава.
   Я шагнул за ней.
   Мы на вершине горы, внизу – лес и озера, шпили и купола храмов и город вдали.
   Земля зашаталась, меня бросило на траву, и я проснулся.
   Корабль дрожит, ложка дергается в стакане, он ползет к краю стола. Вибрации нарастают. Что за болтанка? Линкор тряхнуло, с полки посыпались упаковки с едой. Я вскочил, бросился к двери. Движение скорее инстинктивное. Даже если будет эвакуация, обо мне вряд ли вспомнят. Да и куда эвакуация? Я понятия не имею, где мы находимся. Что если в сотне парсеков от ближайшей населенной звездной системы?
   Ладони в отчаянии поползли вниз, оставляя на двери неглубокие оплавленные следы, возле кончиков пальцев – синеватое свечение, и за каждым тянется дымящаяся бороздка. Я отпрянул, минуту смотрел на изуродованный пластик. Раздался скрежет, волосы тронул ветер, рванул вверх. Сила тяжести исчезла, и я поплыл по воздуху рядом с колбасой и нарезанным кусочками сыром, стаканом, ложкой, мылом и зубной пастой, вылетевшей из-за перегородки. Погас свет. Я с трудом смог сгруппироваться, повернуться и посмотреть на потолок. Надо мной раскрывается звездное небо, и все заливает серебряное сияние, словно корабль повернулся и в пробоину ворвался свет близкой синей звезды. И этот свет вливается в меня, проникая сквозь кожу. Как во время казни.
   Я смог дотянуться до дверцы шкафа, схватился за нее и бросил себя к двери. Серебряное сияние потекло из пальцев, я провел по правому краю бронированного покрытия, где-то здесь должен быть замок. Металл под рукой потек и закипел, с запястий закапал расплавленный пластик блокировочных браслетов.
   Дверь открылась почти бесшумно, отъехала в сторону, и я вылетел в коридор. Попытался запереть за собой, но она и так приварилась к стене. Рядом повисли капли расплавленного металла. Трещина и здесь, бежит и ветвится по потолку. Значит, переборки не помогут. Линкору осталось жить от силы минут десять.
   Бросился по коридору к отсеку челноков, императорские линкоры имеют похожую планировку, я летал на таком. Воздуха становится все меньше, сила тяжести исчезла совсем, лечу, отталкиваясь от стен. Впереди закрытая переборка. Не дверь камеры, не открыть. Наверное, это конец. Передо мной разгорается серебряное пламя.
   Провал в памяти. Выпало минут пять, хотя откуда я знаю? Переборки позади, я рядом с дверью отсека шлюпов, она открыта – бросаюсь внутрь.
   Меня мутит, я задыхаюсь. Мимо проплывает труп с изуродованным декомпрессией лицом и вылезшими из орбит глазами, перед ним висит облако капелек крови. Я не понимаю, почему еще жив.
   Снова толчок, меня бросает к стене, слышен скрежет. Значит, еще есть воздух, если проходит звуковая волна. Корабль раскалывается пополам. Я этого не вижу и не чувствую – я знаю.
   Передо мной шкаф с распахнутыми дверцами. Рядом кружатся и уплывают по коридору несколько скафандров. Удается поймать один, последним усилием, уже в полузабытьи я влезаю в него и надеваю шлем. Кислород есть – наконец-то вдыхаю полной грудью.
   Осталось спуститься к челнокам. Я отталкиваюсь руками от перил железной лестницы запасного выхода.
   Вот они! Точнее он. Остался один челнок, остальные серебристыми игрушками падают вниз в чудовищный разлом в брюхе линкора. А над разломом вертится человек в скафандре, и его утягивает за кораблями. Мне легче, здесь уже почти нет воздуха, а значит, нет и того чудовищного вихря, что утащил в космос десантные корабли и того несчастного.
   На стене отсека кровавая надпись: «RAT». Республиканская Армия Тессы.
   Я держусь, добираюсь до челнока и забираюсь в кабину. Она пуста, но на панели управления горит зеленый огонек автопилота. Значит, выставлены координаты. Слава создателю! Без устройства связи я не могу управлять кораблем.
   Опускаю стекло кабины, автопилот должен на это среагировать. Стекло кажется серебряным от заполнившего кабину сияния. Словно зеркало. Я вижу отражение в потолке кабины: человек в белом скафандре полулежит в кресле пилота.
   Челнок мягко трогается с места и летит в провал. Если мы далеко от обитаемой планеты – это все равно смерть. В челноке я не продержусь больше суток.
   Мы в открытом космосе. Челнок поворачивает, повинуясь командам автопилота, и я вижу линкор «Святая Екатерина», медленно разламывающийся пополам с оплавленными и почерневшими краями разлома.
   Снова провал. Насколько – не знаю, но я точно терял сознание.
   Полнеба занимает планета вполне живого бело-голубого цвета. Не Светлояр и не Кратос. Теперь осталось немного: не сгореть в атмосфере и не упасть в океан.
   На панели управления мигает желтый сигнал запроса. Значит, нас заметили и жаждут выяснить, кто мы, и, возможно, подкорректировать курс. Но без кольца связи я не могу ответить. Он и мигает потому, что молчу. Автопилот мог бы справиться сам. Но корабль военный. Вдруг это разведывательная миссия? Ему нужно позволение пилота на ответ. Но и его я не могу дать. Я бессилен, как собачка Лайка.
   Дай-то бог, чтобы не сбили!
   Меня стремительно несет в закат. Но нет, я не падаю и не горю. Движение замедляется, под нами лесистые горы. Плохо! Слава богу, автопилот понимает это не хуже меня. Ищет подходящее место.
   Горное озеро с багровой от заката водой. Я еще успеваю подумать, что это наверняка бывший кратер вулкана, а значит, глубоко, прежде чем за бортом поднимается фонтан алых брызг, и корабль выносит на песок. По борту скрежещет черная прибрежная скала, челнок разворачивает и ставит на крыло, оно ломается, машина переворачивается, и я повисаю на ремнях.
   Тишина. Неподвижность. Но не стоит обманываться. С трудом выбираюсь из кабины. Что-то с ногой. Перелом? Вывих? Наступать чудовищно больно. Мутит. Биомодераторы должны помочь, но им нужно время. Лучше всего отлежаться, но я не могу оставаться рядом с челноком, его будут искать.
   Отползаю за скалу. И вовремя. Раздается взрыв, над черным камнем поднимается оранжевое пламя, пахнет гарью.
   На фоне заката в горах виден силуэт здания. Один не выживу. Значит, мне туда. Сдираю тяжелый скафандр и остаюсь в рубашке.
   Идти вверх невероятно трудно, и временами я начинаю ползти. В тело впиваются то ли черви, то ли мелкие пресмыкающиеся, то ли пиявки. Их легко смахнуть, но боль все сильнее. Надеюсь, они не смертельно ядовиты, и биомодераторы залатают следы от укусов, а яд будет отфильтрован и обезврежен. Можно бы отлежаться в лесу, но он слишком враждебен.
   Становится темнее. Оказываюсь на поляне с неведомым строением. Не могу поднять головы, чувствую под ладонями теплый камень ступеней и теряю сознание.
 
   Я очнулся на белом каменном полу, скупо освещенном неверным колеблющимся светом. Попытался сесть, голова закружилась, перед глазами поплыла золотая решетка и за ней возвышение со скульптурой. Вращение остановилось, и я смог рассмотреть обнаженную по пояс куклу высотой с взрослого человека. Кукла сидит в позе лотоса и имеет четыре руки, в одной руке – трезубец, на другой, раскрытой, – горит огонь, третья повернута к зрителю в жесте благословения. На ладони – символ «Ом». Четвертая держит маленький барабан. На груди – ожерелье из черепов. Шива.
   Голова снова закружилась, я упал на руку. На запястье почему-то нет блокировочного браслета. Мрамор оплавился и вдавился под пальцами, словно воск. Меня подташнивает. Хочется выйти на воздух, и чем скорее, тем лучше, но подняться я не в состоянии. Густо пахнет индийскими благовониями, отчего становится еще хуже.
   Справа от решетки что-то скрипнуло. Я с трудом повернул голову. Там открылась дверь, обычная деревянная, и в зал вышел бритый молодой человек вполне европейской наружности. На белокожее тело намотана индийского стиля простыня, именуемая, кажется, дхоти. Неоиндуисты? Традиционные не принимают европейцев в свои ряды и до сих пор не покидают Индии, что на Старой Земле.
   – Кто вы? – удивленно спросил он. – Что вы делаете в храме?
   Говорит на языке Кратоса, но с легким акцентом, пока не понимаю каким.
   Я протянул к нему руку.
   – Помогите встать. Мне нужно на воздух.
   Он подбежал, присел рядом, наверное, я выгляжу очень хреново. Закинул мою руку себе на шею. И тут я запоздало испугался, что его одежда вспыхнет и кожа задымится под моими пальцами. Попытался освободиться.
   – Что с вами? – спросил он. – Все в порядке. Попробуйте встать.
   Нет. Ни пламени, ни дыма, ни запаха паленого мяса. Ну и слава богу! Прекратилось? Или вообще почудилось?
   Мы вышли из храма. Сумерки. Рядом шумит лес.
   – Туда, ради бога! – прошептал я.
   Меня вырвало у подножия вековых деревьев, и мне стало легче.
   – Где мы? – с трудом спросил я.
   – На Земле. Храм Шивы-Натараджи.
   Я поднял голову. Слишком темно, чтобы в деталях рассмотреть стволы и листья, но еще достаточно светло, чтобы понять, что к Старой Земле они не имеют никакого отношения.
   Выпрямился, посмотрел вверх: в небе сияют незнакомые звезды.
   – На Земле, говорите?
   – Конечно, это Шамбала, – он пожал плечами так, словно ничего нет естественнее жизни в Шамбале на Старой Земле.
   Но меня это навело на некоторые размышления. Эх! Была бы связь! Я бы выяснил все за считанные секунды.
   – У вас есть устройство связи?
   – Что?
   – Устройство связи, – повторил я несколько раздраженно.
   – А что это?
   Я промолчал. Кажется, мои предположения оправдываются.
   – Как тебя зовут?
   – Бхишма.
   Наверняка «Борька», подумал я.
   – Дан… – начал я и тут же сообразил, что этим именем лучше не называться. – Дмитрий.
   Я протянул ему руку. Он пожал вполне родным жестом, не имеющим отношения ни к каким индусам. Кажется, не обжегся.
   Храм стоит на вершине невысокой лесистой горы. Перед входом – лужайка с травой и цветами. Легкий ветер доносит сладкий аромат. Прямо напротив дверей – огромный постамент, на нем – мраморная статуя танцующего Шивы. За ней практически ничего не видно, только угадывается спуск в широкую долину и вершины соседних гор.
   Многочисленные конечности Шивы смазываются и текут, я хватаюсь за руку Бхишмы.
   – Пойдемте, вам надо отдохнуть, – говорит он.
   Поднимаю голову. Вроде нормально, контуры обрели четкость, не тошнит.
   – Пойдемте.
 
   При храме есть помещение для монахов, что-то вроде маленького монастыря. Кроме Бхишмы я насчитал еще восемь человек. Среди них одна женщина. Тонкие черты лица, русые волосы, заплетенные в толстую косу. Одета в сари, синее в мелких белых цветочках, на руке – широкий браслет. Жена пуджари. Я сижу за золотистым деревянным столом трапезной, и меня поят чаем, вполне привычным, черным, но пахнущим лимоном и травами. Терпеть не могу портить благородный напиток лишними ингредиентами, но сейчас это бодрит и помогает прийти в себя, так что я не в обиде.
   Я обратил внимание на их руки. У каждого кольцо, обыкновенное железное, с символом «Ом». Неужели обычные, без устройства связи? Сейчас такие делают?
   Меня расспрашивает собрат Бхишмы. Он выглядит старше, чуть худее и выше ростом, завернут в поросячьего цвета простыню, конец ее перекинут через плечо. Зовут Вирата. Бхишма сидит рядом с ним и странно смотрит на меня. Он очень бледнокож, так что среднестатистический европеец Вирата кажется по сравнению с ним знойным испанцем. Цвет волос неизвестен, поскольку голова чисто выбрита, но подозреваю, что светлый. Наверняка, выходец с Дарта. Лишь дартианское холодное солнце способно выращивать настолько бледнолицых.
   Я рассказываю о катастрофе, не вдаваясь в лишние подробности.
   – Не знаю, что случилось. Корабль словно переломился пополам, и в разлом я увидел звезды.
   – Вы плыли в трюме? – удивился Бхишма.
   – Разве рядом есть море? – спросил Вирата.
   – Космический корабль, – пояснил я.
   – Какой? – разом поразились они.
   Я не был уверен, что стоит пытаться объяснить.
   – Тот, который летает среди звезд, – устало сказал я.
   Они переглянулись и сочувственно посмотрели на меня.
   – Вам надо поспать, – заботливо сказал Вирата. – Завтра проснетесь, и все встанет на свои места.
   – Совершенно не понимаю, как к вам попал, – сдался я. – Думаю, был спасен милостью Господа Шивы.
   Мои собеседники заулыбались: ну, наконец-то я рассуждаю здраво.
   – А вы не заметили ничего необычного перед моим появлением? – поинтересовался я.
   – Накануне была Шиваратри, великая ночь Шивы. Всю ночь мы молились, пели гимны во славу Господа Шивы и жгли огни. Праздник закончился в четыре утра, а через час была первая пуджа. Днем часть монахов ушла на ярмарку и праздник в деревне. Ниже есть деревня, где живут вайшьи, они дают нам для освящения фрукты и молоко. Когда они вернулись в храм, мы обмыли и одели мурти Господа Шивы, была шестая пуджа, поднесли ему плоды. Вы кушайте. Прасад.
   Предрассудками я не обременен. Похожий на банан зеленоватый фрукт оказался много сочнее и кислее земного аналога. Прасад так прасад.
   – А дальше? – спросил я.
   – Ушли в трапезную. Храм остался пуст. Потом Бхишма услышал стон, вернулся в храм и нашел вас.
 
   Я проснулся до рассвета. Из окна, не застекленного, завешенного крупной сеткой, в маленькую келью втекает прохладный утренний воздух, откуда-то доносятся лесные голоса. В последних чудится тревога. Слишком они другие: ни пение птиц на Земле, ни щебетание их же на терроформированном Кратосе, ни свист и переливы фауны на открытой мной планете.
   Нога почти не беспокоит. Видимо, было растяжение, по крайней мере, ничего серьезного.
   Встаю, неумело наматываю желтую индийскую простыню, выданную монахами взамен вконец изодранной и прожженной военной формы, и выхожу из храма.
   За танцующим Шивой встает солнце: руки и железные пряди волос истончаются и тают в его огне. Абсолютно черный силуэт индийского бога на фоне золотого неба и над ним алые облака.
   Я обошел пьедестал. Когда солнце поднялось выше, смог рассмотреть то, что находится в долине. Там раскинулся город.
   – Намашивайя! – приветствовал меня Вирата.
   – Доброе утро! – ответил я.
   – Как спали?
   – Отлично, спасибо. А что там за город?
   – Калапа. Столица Шамбалы.
   Я посмотрел внимательнее. Слишком далеко, чтобы оценить размеры и архитектуру строений. Что это за белые башни? Небоскребы или дворцы древнего царя?
   Калапа… Калапа… Невозможно помнить тысячи городов империи. Впрочем, что-то знакомое. И не только по мифологии. Крупные города и космодромы выучить вполне реально. Если так – мне повезло. Я, кажется, понимаю, где я. Но это не объясняет и половины того, что произошло.
   – Как туда попасть? – спрашиваю я.
   – День пути. Лучше всего спуститься в деревню и найти проводника.
   – Проводите до деревни?
   – Конечно.
 
   Деревня состоит из одно-двухэтажных домов с побеленными стенами. Вокруг каждого дома – веранда с деревянными колоннами. На склонах горы – плантации темно-зеленых кустов, наверное, чай. Жарко. Солнце палит, как в настоящей Индии.
   Крестьянин, вышедший к нам навстречу, смотрит на меня подозрительно. Средних лет мужик, одет по-индийски, в странного вида штаны и длинную белую рубаху. На пальце кольцо, серебристое, широкое, без всяких надписей. Он тоже смотрит на мои руки, еще подозрительнее, чем на физиономию.
   – Что ж, – говорит, – в город проводить можно.
   И протягивает мне руку:
   – Шивадаса.
   Я медлю. Как я так бестрепетно пожал руку Бхишме, то ли не в себе был, то ли поверил в отсутствие у него устройства связи?
   Биомодераторы могут передавать слабые сигналы, которые при телесном контакте воспринимают устройства связи – рукопожатия достаточно. Если кольцо на руке этого крестьянина не просто кольцо, биомодераторы сообщат мой генетический код. По нему можно послать запрос в банк данных, там наверняка уже есть информация о государственном преступнике Данииле Данине, которого разыскивает служба безопасности Кратоса.
   Но если я не пожму ему руку – это вызовет не меньше подозрений.
   Ладно, пан или пропал!
   И я вложил руку в широкую крестьянскую ладонь, едва обхватив ее.
   – Дмитрий.
   На лице Шивадасы отразилось удивление, сменившееся недоумением.
   – Что случилось? – спросил Вирата.
   – Ничего… да… провожу в город.
   Я купил у Шивадасы одежду, белые холщовые штаны и такую же белую рубаху, пообещав расплатиться в Калапе. Он не возражал, но смотрел озадаченно. Через пару часов, не меньше, мы двинулись в путь. К вечеру дойдем, заверил крестьянин.
 
   Прошло не больше часа, когда мой проводник предложил сделать привал. Я удивился.
   – Почему так рано?
   – Разговор есть, – пояснил он.
   Сердце кольнуло.
   Место для привала насиженное. Тропа вывела к кострищу и бревнам вокруг него. Рядом течет горный ручей. Шивадаса набрал воды в закопченный котелок и поставил чай. Сел напротив, помедлил, не зная с чего начать.
   – Слушай, меня по-нормальному Шурой зовут.
   Я улыбнулся:
   – Очень приятно.
   – Так, мужик, – осмелел он. – Дмитрий, говоришь? Ну, хрен с тобой, Дмитрий. Ты мне объясни, где твое блокировочное кольцо?
   Я на минуту задумался.
   – Как у монахов? С символом «Ом»?
   – Ну да, с загогулиной.
   – Я не монах.
   – Понятно, что не монах… Я думал, паломник.
   – Да вроде того. Заблудился в лесу, чуть не погиб, монахи подобрали.
   – Мудрено здесь погибнуть, – сказал мужик. – Ну ладно, не хочешь – не говори.
   – Слушай, Шура, а почему блокировочное? – решился спросить я.
   Он чуть рот не раскрыл.
   – Ты что с луны свалился?
   – Ну, допустим, свалился. Так почему?
   – Потому что монахи, которые здесь живут, желают пребывать в древней Шамбале, а не в Кратос Анастасис, испорченной гребаной современной цивилизацией. Как только новый монах или паломник прилетает на Скит, – я, наконец, услышал название планеты и понял, что угадал, – он идет в Общий центр изменения сознания и делает заявку. Его привозят на вертолете в один из местных центров, где внушают, что он в Шамбале, на островах блаженных, в древнем Китае, на Афоне или где он там хочет. А никакого Кратоса нет и никогда не было. Он папу с мамой забывает, не то что Кратос. В случае Шамбалы его приводят сюда, на это самое место, и сотрудник центра, одетый как древний индус, надевает ему кольцо, и он жизнь свою забывает, а вспоминает другую, словно с рождения здесь жил, и нет ни Сети, ни биомодераторов, ни устройств связи. Для паломников блокировка действует на время паломничества, для монахов – всегда.
   – И нет пути назад?
   – Ну, почему? Кольцо можно снять. Но это должен сделать кто-то другой. Нежелание снимать кольцо – часть внушения. Чтобы не произошло случайной разблокировки.
   – Значит, у них действительно нет устройств связи? – спросил я.
   – Нет. Кстати, а почему его нет у тебя?
   – Потерял.
   – Ладно, не мое дело.
   Он замялся:
   – Слушай, мужик, а ты не призрак?
   – Призрак?
   – У тебя биомодераторы молчат.
 
   Центр изменения сознания западного сектора Шамбалы представляет собой небольшой двухэтажный дом. Крыша украшена антеннами всех видов: здесь и радужный кристалл быстрой связи, и белая тарелка медленной. Одна стена дома – из тонированного стекла, сияет зеленоватым зеркалом. За домом – вертолетная площадка. Отсюда до храма Шивы – часа полтора ходьбы спокойным шагом, от храма до Центра – две с половиной тысячи лет развития цивилизации.
   В дверях нас встретил директор центра, темноволосый, поджарый. Лет сорок с небольшим. Впрочем, в наше время трудно оценить возраст, насколько человек выглядит, больше зависит от степени изменений генома и качества биомодераторов, чем от количества лет. Ошибка может составлять более ста лет в ту и другую стороны.
   Он кивнул моему проводнику.
   – Нам нужно в город, – сказал Шура.
   – Хорошо, – улыбнулся директор и кивнул в сторону вертолетов.
   – Вы проводите меня до Калапы? – тихо спросил я у своего провожатого.
   Это некоторая наглость, он и так много сделал, но если биомодераторы молчат, я не смогу управлять вертолетом. Вообще ничем. Все бортовые компьютеры реагируют на сигналы биомодераторов, передаваемые через устройство связи. И расплатиться тоже не смогу, потому что без биомодераторов и устройства связи не могу управлять счетом. Я усмехнулся. Впрочем, он наверняка заблокирован.
   – Идем, – сказал Шивадаса.
   – Я сейчас не могу заплатить, – сказал я. – В городе попытаюсь достать деньги.
   – Ничего, потом посчитаемся.
   – Стойте! – услышал я, когда мы подошли к вертолету и Шура уже открыл дверь.
   К нам идет Бхишма. Все в том же индийском наряде и сандалиях. Не обращает никакого внимания на современное здание центра и тот летательный аппарат, в который мы собираемся сесть, – видит только меня.
   Подошел, сложил руки, поклонился.
   – Господин… Дмитрий, могу я сопровождать вас?
   Смотрит так же странно, как за чаем в монастыре.
   – Что случилось? – спросил я.
   – Когда я нашел вас, я увидел сияние возле ваших пальцев. Это знак, вы отмечены Господом Шивой. Братья не поверили мне. И я не смог ничего доказать, хотя вашего появления в храме, кажется, достаточно, чтобы в это поверить. Но я-то знаю. Я хочу следовать за вами.
   – Хорошо, – кивнул я. – Но с одним условием.
   – Я приму любые условия, – смотрит так, словно я мурти обожаемого божества, если не сам Натараджа.
   – Снимите кольцо.
   – Но это знак преданности Господу Шиве!
   – Я его не отбираю. Просто снимите. Сами решите, что с ним делать.
   Пытается снять кольцо, но оно не поддается. По-моему, причины здесь скорее психологические.
   – Дайте руку, – сказал я.
   Он послушался, и я легко снял кольцо.
   Бхишма огляделся с выражением человека, который долго спал и вдруг проснулся в совершенно неожиданном месте.
   – Центр изменения сознания, – прошептал он.
   – Именно, – сказал я. – Сколько времени вы прожили в монастыре?
   – Кажется… три года.
   – Ну что? Летите с нами?
   – Да, – твердо сказал он. – Только в центре остались мои вещи. Вы подождете меня?
   – Сколько это может занять времени?
   – Не больше часа, – ответил за него Шивадаса.
   Мы остались вдвоем возле вертолета.
   – Почему вы мне помогаете? – спросил я.
   – Давай на «ты», а?
   – Без проблем.
   – Знаешь, я же не просто так здесь живу. Да, конечно, дело выгодное, ферма большая и Вселенский Союз Бхактов Шивы доплачивает. Но и сама религия мне нравится. Красиво. Огни, гирлянды из цветов, песни, танцы. И мрачновато иногда: черепа, погребальный пепел. Но тоже необычно. Православие-то наше надоело до смерти. Так что в Шиву я верю, может, не меньше их. А ты отмечен, факт. Уж не знаю, с какого бока ты нужен Господу и как с ним связан, но вы связаны – тут уж ничего не попишешь. Говорят, тебя в храме нашли? Прямо у ног мурти?