Точинов Виктор Павлович. Логово (Пасть - 2)

   - Это вы называете аргентизацией со смертельным исходом? - спросил Руслан. - По-моему, для этого есть другое определение. Ремиссия. Полная спонтанная ремиссия.
   И он посмотрел на Мастера и Деточкина. Очень нехорошо посмотрел. Деточкин подумал, что глаза у него рысьи - зеленые с желтизной. Хотя меряться взглядами с крупными представителями семейства кошачьих главному технарю Лаборатории не приходилась. Но возникла такая вот ассоциация. Может, причиной тому была пластика Руслана - мягкая, хищная.
   .Мастера не испугал взгляд начальника службы безопасности. Они давно были не в особо дружеских отношениях - с тех пор, как у Лаборатории появились новые спонсоры и привели своих людей. В том числе и Мастера. Глухая вражда тлела почти год, но до серьезного конфликта пока не дошла. Пока. До позавчерашнего инцидента, в котором, как ни крути, были повинны подчиненные Мастера.
   Ничего, думал Мастер, зыркай сколько угодно. Кончается твое время.
   Деточкин попытался разрядить тяжелое молчание:
   - Может, он того? Ну, сдох, в общем... А кто-нибудь нашел труп-то... Ну и забрал... Чего валятся, правильно?.. К участковому повез, скажем...
   Его собеседники не удостоили ответом эту версию. Спецгруппа, прибывшая по срочному вызову вместе с Русланом, в разговоре не участвовала, стояла поодаль.
   Потом они двинулись по следу, уходящему от кучи шерсти вверх, к обрыву. След оказался нечетким, высохший песок позволял лишь понять, что здесь кто-то двигался. Обрыв был невысок, наверху - тонкий слой дерна с торчащими корнями. Из-под него порой сползали новые порции песка, более влажного.
   На одной такой мини-осыпи четко отпечаталась отнюдь не лапа - босая человеческая нога.
   Он остановился резко, едва затормозив на краю обрыва. Это была река.
   Отсюда, с высокого берега, открывался шикарный вид - человек не обратил на него внимания. Он высматривал главное. И не видел ничего - ни жилья, ни моста, ни пристани или причала... Лес на этом берегу, лес на том - низком, болотистом. Источником механического звука был старый, в потеках ржавчины, буксир, тащивший по реке баржу-лесовоз. До буксира было меньше километра, и он приближался.
   Человек с трудом удержался от того, чтобы закричать, замахать руками, привлекая к себе внимание... Подумал, что никто не станет приставать с груженой баржей, увидев на берегу орущего нудиста, - почему-то в этом сомнений не возникало.
   Придется нлыть.
   Человек потер лоб, пытаясь вспомнить, входит ли искусство плавания в число его умений. Не вспомнил ничего и стал спускаться, почти скатываться с обрыва...
   Солнце клонилось к закату, когда человек услышал слабый звук.
   Лес был полон звуками, негромкими, порой непонятными, но этот оказался особенным. Механическим. Далеко впереди работало что-то, созданное людскими руками.
   Он посмотрел на ручей. Русло уходило в сторону от направления, в котором слышался звук. Лощина за минувшие часы и километры стала шире и глубже, превратилась в огромный овраг с крутыми склонами. Человек, не раздумывая, расстался со своим журчащим проводником. Поспешил, позабыв про голод, головную боль и усталость - туда, откуда доносилось слабое тарахтение.
   Деревья впереди расступались, редели. Лес кончался. Звук усиливался, слегка смещаясь. Шоссе? Поле с работающим трактором? Неважно. Он нашел, что искал - людей. Человек перешел на быстрый бег.
   Глава 4
   Гольцов матерился и драил палубу - причем первое делал гораздо энергичнее, чем второе. И виртуознее - замысловато-физиологичные, лексические конструкции изящно вплетали в себя Северо-Западное речное пароходство вообще и буксир БР-58 в частности; и романтику дальних странствий, на которую Гольцов так дешево купился; и утопленный поутру дюралевый багор, который Дергач пригрозил вычесть из невеликого гольцовского жалованья. Швабре, постоянно слетавшей с ручки, тоже порядком доставалось.
   Большие и малые боцманские загибы, разносившиеся над палубой, отличались литературно-правильным построением фраз - Петя Гольцов перешел на третий курс литфака. Идя по стопам Джека Лондона, он трудоустроился на лето в речное пароходство - дабы познать жизнь и набраться впечатлений для будущих шедевров изящной словесности.
   К концу третьего рейса Гольцов пришел к выводу, что ему гораздо ближе творческая манера Жюля Верна, как известно, описывавшего романтику далеких морей, не покидая уютного кабинета. Жизнь проплывала мимо, пока Петя приводил дряхлое суденышко в надлежащий вид - и познаваться как-то не спешила...
   Потоки воды катились по наклонной палубе к низко сидящей корме буксира. Гольцов двигался за ними. Дело шло к концу.
   Он отложил швабру, подхватил ведро, привязанное к веревке, замахнулся действия сопровождались лихо закрученной тирадой, апогей которой должен был совпасть с вы-плескиванием воды за борт.
   Над фальшбортом показалась рука - перед самым носом Гольцова.
   Пальцы вцепились в нагретый солнцем металл. Изумленный Петька не успел сдержать богатырский замах - и щедрая порция грязной воды угодила в голову подтянувшемуся над фальшбортом человеку. Человек замотал головой, зафыркал, как кот, и перевалился на палубу.
   Ведро звякнуло о деревянное покрытие. Гольцов открыл рот - и закрыл, ничего не произнеся. Онемел он не от страха, скорей от удивления.
   Человек - рослый мужчина, с неестественно белой для летнего времени кожей, - протирал глаза и тоже молчал. Пауза затягивалась.
   Сцена приобретала сюрреалистичный оттенок, усиливаемый тем, что незваный гость был совершенно голый. На нем не было не только плавок, но и не единого волоска на голове и теле - отсутствовали даже брови и ресницы.
   Наконец, дар речи вернулся к Пете. И он постарался, чтобы речь эта оказалась достойна будущего писателя.
   - Рад приветствовать вас на борту нашего скромного судна, - любезно сказал Гольцов, изобразив ручкой швабры некий приветственный артикул. Простите, вы русалка мужского пола? Так сказать, Хомо Ихтиандрус? Или жертва кораблекрушения?
   Мужчина молчал. Гольцов не знал, что сказать еще.
   - Отскичь, Петруха! - услышал он. Не от гостя - из-за спины
   Обернулся, увидел - моторист Зворыкин выскочил, лицо перекошено, в руках обшарпанная "тулка", ствол нацелен в живот ему, Петьке.
   - От...би, говорю! - рявкнул Зворыкин.
   Петька отпрыгнул, сообразив, что целятся не в него.
   - А ты - за борт, живо! Давай, давай! - орал моторист, делая угрожающие жесты одностволкой. - Не хрен тут! Взяли, бля, моду! Прыгай, сука! Пристрелю! Ни хрена за тебя, уркана, не будет!
   Голый и безволосый пришелец прыгнул. Но не за борт - в сторону.
   Петька, опасливо смотревший на ружье в руках Зворыкина - неужели пальнет-таки? - не уследил за прыжком. Увидел, что мужик оказался в другой точке палубы. Еще один прыжок - быстрый, едва уловимый глазом. Гольцов понял, что голый сокращает дистанцию рваным зигзагом и сейчас..
   - Отставить!!! - громыхнуло над палубой.
   Моторист опустил "тулку", автоматически выполнив приказ. Потому что голос, никогда не нуждавшийся в мегафонах принадлежал Прохору Савельевичу Дергачеву, капитану буксира БР-58.
   - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью... - продекламировал Генерал с нехорошей улыбкой.
   Эскулап молчал. Знал прекрасно - когда начальник начинает цитировать старые песни, то рот лучше лишний раз не раскрывать.
   - Три дня назад банальный опыт по банальному телеуправлению банальным объектом весьма оригинально закончился, - сказал Генерал. - Объект перемахнул периметр и бесследно исчез.
   Эскулап остался невозмутим:
   - Что же тут оригинального? Дело Колыванова, вторая серия. Только закончится все быстро. Теперь без поддерживающих инъекций на воле долго не протянет.
   - Уже не протянул. Перекинулся.
   Эскулап не понял:
   - Сдох?
   - Пе-ре-ки-нул-ся. Как в старых добрых сказках про оборотней. Раз - и снова человек.
   - Где он? Вскрытие проводили? Почему меня не известили сразу же?
   - Хотел бы я знать - где? И хотел бы иметь уверенность, что все-таки потом сдох... Но с места, где произошла ремиссия, ушел на своих двоих. И протопал как минимум несколько километров. Дальше след потерян - на берегах болотистой речушки.
   Эскулап молчал, переваривая услышанное. Потом спросил:
   - Есть вероятность взять живым?
   - Вероятность всегда есть. Но меня интересует другое: психическое состояние бывшего объекта. Кого мы сейчас ищем? Животное? Человека? Если человека, что он может помнить о своем недавнем прошлом?
   Эскулап ответил осторожно:
   - Не один из подвергнутых аргенторемиссии пикантропов вновь человеческую психику не обрел. Но, с другой стороны, никто из них и нескольких километров бы не прошел - быстро умирали, несмотря на все наши старания. Мне нужен этот экземпляр. Желательно живым. На худой конец свежий труп.
   - Ищем. Но места глухие, безлюдные. Сдохнет - и может месяцами под кустом валяться, на радость сорокам да воронам. Кстати: маленький, но интересный нюанс - беглый объект из партии "лямбда-2".
   - Проще говоря - из "лысых"?
   - Из них, из них... А это значит - если труп найдем не мы, то есть вероятность, что его идентифицируют. Небольшая, но есть. Поэтому я отзову Руслана из Логова, нечего ему по лесам шататься. Если наш потеряшка выйдет к людям, выйдет живым, и если кто-то и как-то его опознает - здесь все должно быть готово к встрече.
   - А кто будет руководить поиском там? В Логове?
   - Мастер.
   Это короткое слово прозвучало в устах Генерала как ругательство. Эскулап сделал вид, что не заметил. Помолчал и сказал:
   - Мне надо вылететь в Логово. Поднять все записи в лабораторных журналах, все результаты анализов и тестов, короче - перелопатить все, что делали с этим экземпляром.
   У Генерала идея восторга не вызвала.
   - Все записи и результаты можно доставить сюда, - сказал он сумрачно.
   - Хочу все осмотреть на месте. В истории науки такое бывало - открытия делались не то что случайно, но просто по небрежности. Похмельный лаборант перепутал флаконы с реактивом, или намудрил с дозировкой...
   - Хорошо. Поезжайте. Но одно условие: обо всех результатах - как положительных, так и отрицательных - не сообщать даже по нашим каналам связи. Доложите по возвращении. Мне. Лично.
   Вот даже-как, подумал Эскулап. И ничего не сказал вслух.
   Тридцать лет, подумал Эскулап, возвращаясь от Генерала к себе, в третий блок. Именно столько мы делали сказку былью. И сделали таки. Одна беда сами не знаем, каким образом.
   Тридцать лет назад появился на свет документ, сразу угодивший под гриф "совершенно секретно". Сводный доклад Марченко - Чернорецкого. Марченко давно мертв, а фамилию Чернорецкий носил тогда Эскулап. С тех пор у него было много фамилий...
   Порой Эскулап задумывался, как повернулась бы его судьба, если бы серьезные люди, принимавшие невидимые миру решения, просто бы посмеялись, прочитав тот документ... Доклад, в котором сводились воедино все бесчисленные, кочующие по странам и континентам истории о людях, способных спонтанно либо сознательно превращаться в зверей, в опасных и почти неуязвимых тварей. Если бы главный вывод документа: во всех легендах и историях есть зерно истины - не восприняли бы серьезно, то...
   То что бы со мной тогда было? - думал Эскулап. Докторскую защитил бы, конечно, позже, - но под своей фамилией. Сидел бы на какой-нибудь теме, в каком-нибудь НИИ, бедствовал бы в голодные для науки девяностые...
   Но все произошло так, как произошло. Серьезные люди приняли доклад серьезно. И дали приказ: найти пресловутое рациональное зерно, очистить от шелухи и предоставить пред светлые очи начальства. Средств на подобные проекты в те годы не жалели - и карусель завертелась. Тридцать лет...
   А шестнадцать лет назад был достигнут их главный успех. Полученный штамм впервые превратил человека во что-то иное - как физически, так и психологически... Тогда же во главе темы встал Генерал. Был он не ученый и не администратор от науки, псевдоним его вполне совпадал со званием. Генерал невидимой армии, ведущей невидимую миру войну.
   С тех пор они продвинулись вперед, далеко продвинулись, но... Но успехи были локальные и половинчатые. Чудодейственные снадобья, грозившие перевернуть и обрушить все медицину вкупе с фармацевтикой, обладали либо крайне избирательным действием, либо чудовищными побочными эффектами.
   И вот теперь наметился прорыв. Менявший очень многое.
   И в первую очередь - для Эскулапа лично...
   ...Он шагал все медленнее, и остановился, не дойдя до третьего корпуса. Тяжело привалился к стене. Режущая боль внутри, справа, нарастала. Эскулап выдернул из кармана плоскую фляжку, сделал несколько торопливых глотков... Постоял, прислушиваясь к ощущениям.
   Полегчало.
   Но в последнее время к безотказному лекарству приходилось прибегать всё чаще и чаще.
   Матросская роба - новая, хрустящая - покалывала под мышками. В отдраенный иллюминатор светило красное закатное солнце, выхватывая лицо гостя, как театральным прожектором. Сам Прохор Савельевич оставался в тени. Собеседник капитана подозревал, что усадили его так не случайно. Но не протестовал, хотя солнечный свет был ему неприятен.
   Горлышко бутылки звякнуло о граненую стопку, о другую (капитан, выставив из своих запасов бутылку "для сугреву", и сам не преминул воспользоваться оказией).
   Выпили.
   Дергачов похрустел огурцом, подцепил из миски вареную сардельку. Лицо у него было простецкое - круглое, добродушное. Морщинки у глаз, нос картошкой. Но глаза смотрели на гостя цепко, изучающе.
   Прожевав закуску, сказал:
   - Насчет урки беглого Зворыкин, едренть его, погорячился, ясный день. И не в том даже дело, что тут, на Свири, лагерей нет поблизости. Вот дальше к северу хватает, и нагляделся я на зеков - и беглых, и просто расконвоированных... Их во что ни одень - глаза выдают. Настороженные зенки, злые и ко всему готовые. Знаешь, у собак, у бездомных, - совсем другой взгляд, чем у тех псов, которые при хозяевах живут. Вот и урканы так же смотрят, как псы бездомные...
   Человек слушал молча. Стопроцентной уверенности в правоте Прохора Савельевича у него не было. Ни в чем другом, впрочем, то.же.
   Капитан продолжал:
   - А насчет истории твоей темной и запутанной есть у меня мыслишка. Видывал я таких, на тебя похожих... Сдается мне, парень, что ты ликвидатор...
   Гость посмотрел недоуменно. Слово "ликвидатор" ему ни о чем не сказало.
   -Ну, в смысле, чернобылец... Что, и про это не помнишь? Едренть, крепко тебя жизнь приложила... Но ту историю я те пересказывать не буду. Может, и никакой ты не чернобылец, а где-то еще под облучение угодил... Был у нас тоже один такой, в пароходстве, с Северного флота демобилизованный - после нештатной ситуации на подлодке, на атомной. Чисто как поросенок опаленный; ни волосинки. Точь-в-точь, как у тебя...
   - Его тоже в лесу нашли? Голого, под деревом?
   - А ты, едренть, дослушай сначала, а потом юмор шути тут. Я как мыслю: что не захотелось тебе в городе-то жить на пенсию ликвидаторскую или военную, решил к природе поближе податься. На том берегу, откуда ты нырнул к нам-то - заповедник, Нижне-Свирский. Сдается мне, там ты и работал- егерем, или охотничьим инспектором, я в этом разбираюсь не сильно... Но что сейчас не сезон - знаю точно. Зворыкин, правда, по уткам все равно палит - но с оглядкой. Ну а в заповеднике, так там круглый год охота закрыта. Так вот. Думаю, прихватил ты там браконьеров. Они нынче-то отмороженные, в лес на джипярах гоняют, на вертолетах летают, с многозарядками импортными, чуть не с пулеметами, что им правила да сроки... Ну и шарнули тебе по затылку, бросили под кустом - думали, не оклемаешься. А у тебя, едренть, черепушка слишком толстая оказалась. Но память напрочь отшибло. При таком раскладе, ежели прикинуть, где ты к реке вышел, то обход твой был где-то в районе Калачинского урочища... Ничего похожего не вспоминается?
   Человек покачал головой. Капитан настаивал:
   - Ты сам рассуди: по лесу топал почти целый день - и не заплутал, в болото не влетел - ровнехонько к реке вышел, к людям. Да какой-нибудь городской до сих пор там, на поляне той, под кустом.сидел бы. Глотку бы сорвал, "Ау!" кричавши- и все.
   Гость задумался. Действительно, по лесу он шел на редкость уверенно, не сомневаясь, - и уверенность эта казалась тогда сама собой разумеющейся...
   Затем ему вспомнился момент в лесной одиссее, который мог поколебать логику Прохора Савельевича.
   - Птицы у меня из-под ног взлетели, - сказал человек. - Вроде рябчики... А может и нет. Егерь сразу бы их узнал, не раздумывая.
   Капитан разлил еще по одной.
   Выпили, закусили и только после этого Дергачев возразил:
   - Ерунда. Против солнца взлетели, да упорхнули тут же... Да будь ты городским, ты и слово бы "рябчик" не вспомнил. Им что рябчик, что глухарь, все едино. Кстати, кое-что и проверить можно... Подожди, я сейчас...
   Он вышел из каюты, быстро вернулся с ружьем - с тем самым, которым моторист Зворыкин пытался пресечь попытку безбилетного проезда. Протянул гостю.
   - Держи. Попробуй разобрать. Только быстро, не задумываясь...
   Человек повертел одностволку в руках, переломил, заглянул в патронник пусто. Подцепил пальцем стальную пластинку, потянул - цевье с щелчком отсоединилось. За ним последовал ствол. Последним на койку лег приклад с ложей.
   - Все. Дальше без инструментов никак.
   - Ну вот видишь. Вполне знакомое дело.
   - Может, я просто охотник-любитель?
   - Говорю тебе - не сезон. И вообще - заповедник.
   - Ну, тогда браконьер...
   - А кто тебе, едренть, по затылку-то вмазал? Медведь лапой? Потом раздел и ружье забрал, да? Инспекторам да егерям незачем такие шутки шутить - им штраф побольше слупить интересно. А в чужие какие разборки мне не верится. Не повезли бы тебя в такую даль, точно тебе говорю. Вот кабы там какое шоссе проходило... Егерь ты, ясный день. Ну а чтобы не кликать "эй, ты!" - предлагаю временно назвать тебя Иваном.
   На протяжении этой тирады капитана его собеседник сидел, опустив веки. И, казалось, глубоко размышлял. На деле же он просто смотрел на Дергачева. Смотрел с закрытыми глазами.
   Прохор Савельевич при таком способе наблюдения (и при солнечном свете, продавливающемся сквозь веки) выглядел совокупностью ярких пятен, сливающихся в разноцветную фигуру, отдаленно напоминающую контур человека. Одно из этих пятен казалось неприятным чисто физически - пульсирующее, ядовито-оранжевого цвета... Что это было? Какой-то больной орган? Что-то другое? Может, раньше, в позабытой жизни, он был экстрасенсом? Народным целителем? Память - ее осколки, ошметки, клочья - подсказывала, что так быть не должно. Не положено видеть людей с закрытыми глазами. С ним, по крайней мере, не бывало. Фантом, галлюцинация?
   - Э-э-э, да тебя никак в горизонт повело, - заметил капитан состояние собеседника. - Намаялся, едренть... Ты хоть слышишь, о чем я те тут толкую-то?
   Человек открыл глаза.
   - Я - егерь, - сказал он без всякого выражения. - Егерь Иван...
   Хотя весьма в этом сомневался.
   Глава 5
   На закате Руслан вышел за периметр, на берег. Солнце тонуло в озере протяженном, довольно узком, километра два в ширину, западным берегом уходящим к горизонту. Таких водоемов с кристально-прозрачной водой много тут, в северо-западной, европейской, тайге, что привольно раскинулась на границе Карелии и Ленинградской области (хотя сибиряки, понятно, слово "тайга" к тому, что растет западнее Урала, считают категорически неприменимым). И вправду - не Сибирь с ее полным на сотни верст безлюдьем куда гуще население и тайга посильнее прорежена леспромхозами.
   Хотя именно тут, у Логова, на многие километры окрест жилья не было. Под Питером такого не увидишь: большое озеро, живописное, - и ни одной лодки на воде, ни одной машины на берегах, ни одного купающегося-загорающего, вообще ни малейшего намека на пляж.
   Курорт - шишкинские сосны-великаны, свежайший воздух... Северная Швейцария. Но у Руслана настроение было не курортное.
   Второй день поисков результатов не принес - прошедший ночью дождь помешал работать срочно переброшенным сюда овчаркам (ягд-терьеры были натасканы брать единственный в своем роде след, прочие посторонние запахи игнорируя). Искали вслепую: три вертолета барражировали над лесом, внимательно исследуя поляны, прогалины, долины лесных речушек - и десантируя небольшие мобильные группы в казавшиеся подозрительными места... Впустую.
   К вечеру, как всегда и бывает в таких случаях, вопрос "что делать?" сменился на "кто виноват?". Мастер вину за собой и своими людьми признавать отказался категорически - во всем, дескать, виноваты яйцеголовые спецы Лаборатории, пустившие на испытания ненадежный и слабо закрепленный на башке зверя прибор...
   ...На воде расходились круги, раздавались чмокающие звуки, панически выбрасывалась из воды мелкая рыбешка - стая крупных окуней вышла на охоту. Руслан пожалел, что не прихватил спиннинг, рыбалка на озере была бесподобная.
   Вот так и устроена жизнь - жестоко и справедливо, думал он. Окуни едят мелочь, мы - окуней, а ликантропы... Они тоже жрать хотят.
   "Проект W" в своем нынешнем виде появился на свет, когда Руслан еще ходил в школу (комсомольский значок на груди, по утрам - политинформации об очередных победах перестройки). А попав в Лабораторию после училища, молодым лейтенантом, он угодил в сложившийся коллектив, со своими писаными и неписаными правилами и традициями... И секретами.
   В секреты вновь пришедших посвящали медленно, осторожно, - и внимательно отслеживали реакцию. Многие оказывались непригодны и отсеивались. Уходили в другие подразделения Конторы, не подозревая, на периферии какой тайны им довелось побывать... Руслан не ушел. Остался. И постепенно, шажок за шажком, узнал все.
   Сейчас он даже не помнил - был ли у него шок, когда стало ясно, чем занимаются вежливые и спокойные люди в белых халатах, охранять коих Руслан был призван. Наверное, не было шока... В него впадают, столкнувшись со странным и страшным в одиночку или в толпе объятых паническим ужасом людей... А когда вокруг работают уверенные профессионалы, от них поневоле заражаешься спокойным, даже циничным отношением к делу.
   К тому же в зверей превращались не совсем чтобы люди. Бомжи, и без того сами себя низводящие до уровня животных...
   В общем, то, что могло показаться кошмаром стороннему наблюдателю, для Руслана стало рутиной. Но недавно в этой рутине - или в кошмаре - появилось нечто новое...
   Руслан сплюнул на песок.
   Ему не правилась сама идея - создать управляемого и неуязвимого монстра-киллера. Слишком часто приходилось видеть, как выходят из-под контроля просчитанные, казалось, до мелочей события. Еще меньше нравилась идея опробовать штамм-57 на абсолютно здоровых людях...
   Но ничем помешать происходящему невозможно. ... Год назад у Лаборатории появился не то партнер, не то спонсор - крупный фармацевтический концерн "Фарм-Трейд инкорпорейтед". Не заграничный, как того добивался в свое время Генерал и как можно было судить по названию, но наш, доморощенный, заполонивший рекламой все телеканалы. Съел "Эратозол" - и опять садись за стол, - Руслан снова сплюнул, вспомнив навязчивый рекламный слоган, оглашаемый с экранов благодушным, смахивающим на Айболита доктором...
   Довольно скоро Руслану стало ясно, что люди, которым принадлежал сей человеколюбивый бизнес, излишним благодушием не страдали. Скорее наоборот. Фармацевтика всегда манила криминал - и не единственно в свободном доступе к психотропным и наркотическим веществах было дело. Приносящее огромные барыши производство поддельных лекарств; огромный поток налички, текущий через аптеки; разработка и производство синтетиков нового поколения - наркотиков, не требующих импорта природного сырья, целиком производимых на месте. Девушки в белых халатах, стоявшие за аптечными прилавками, наверняка не знали, на кого в конечном счете работают... Руслан - знал: И ему это не нравилось.
   Выгода от сотрудничества поначалу была очевидна - впервые за последние годы у Лаборатории перестала ощущаться нехватка средств. Они восстановили полигон взамен уничтоженного пять лет назад своими руками, привлекли новых людей, закупили новейшее оборудование... Службе безопасности тоже достался изрядный кусок пирога.
   "Но от этого куска - может, стоит назвать его бесплатным сыром? изрядно несет тухлятиной", - думал Руслан, глядя как ели медленно теряют зеленый цвет, превращаясь в зазубренные контуры, словно вырезанные из черной бумаги. Совсем, впрочем, не стемнело - пора белых ночей была в самом разгаре.
   Хозяином "ФТ-инк." - настоящим, если не брать в расчет подставные организации, владеющие пакетами акций, - был некий господин Савельев. Руслан не был знаком с ним лично, но досье изучил хорошо. Путь г. Савельева к сотрудничеству с Лабораторией был вполне характерен для российской действительности постсоветских лет - бывший спортсмен, не снискавший особых медалей и рекордов, бывший глава команды, "охранявшей" только-только легализовавшихся предпринимателей от других любителей делить незаработанное... Савельев, чудом выжив в криминальных войнах начала-середины девяностых (его джип изрешетили из двух автоматов, убив шофера и охранника) ныне сменил имидж - стал вполне благопристойным и респектабельным бизнесменом. Но, как выяснилось, сохранил прежние волчьи повадки... В частности, очень не любил делиться. И сейчас неторопливо, но уверенно его люди перехватывали нити управления Лабораторией, оттесняя старое руководство... Человек из окружения Савельева, курирующий "проект W", носил псевдоним Мастер. Создание дистанционно управляемых монстров-киллеров было его идеей.