– Устроит и через тридцать. Как мне вас узнать? – спросил Граев, отнюдь не уверенный, что отправится на неожиданное свидание.
Женщина объяснила. Имени своего она так и не назвала.
Глава третья. Как иногда опасно пить пиво
– А ты давно на острове?
– С той самой ночи, как меня убили…
1.
Остров был обитаемый.
Или, по меньшей мере, часто посещаемый, – два пешеходных моста связывали его с двумя берегами Луги. Автомост, облюбованный Джазменом, с острова не виден, – между ними три километра и крутой изгиб речного русла.
Большая часть посещавших остров граждан на нем не задерживалась, – пересекала по дорожке, соединявшей упомянутые мосты. Но кое-кто – судя по обильно разбросанным между деревьями пустым бутылкам и использованным презервативам – бывал здесь и с культурно-развлекательными целями.
Раннее утро, впрочем, оказалось неурочным временем для веселящихся компаний. Единственный абориген сидел под деревом и задумчиво счищал острой щепкой остатки алебастра с мокрых джинсов…
Этим задумчивым островитянином был Макс.
Джинсы постепенно высыхали и очищались, приобретая вид, не позволяющий отнести их обладателя к сословию бомжей. Но ясности в раздумьях не добавлялось. Сплошные вопросы.
Кто убрал акваланг? Джазмен? Есть и такая вероятность. Макс снова и снова прокачивал финальные реплики, звучавшие на мосту. Искал второй смысл, намек на отсутствие палочки-выручалочки на дне… Как известно, второй смысл можно обнаружить в чем угодно, – если старательно поискать. «Будешь удивляться всю оставшуюся жизнь…» – чем ни намек на исчезнувший акваланг?
Но тогда возникает другой вопрос: как Джазмен узнал о тайнике в нише опоры? Случайно – никак не мог. После закладки прошло меньше десяти часов, а экскурсии в свой подводный музей он совершает по жесткому расписанию, два раза в неделю.
Кто-то что-то случайно углядел?
Ага, Жак-Ив Кусто невзначай проплывал мимо и заметил Макса с Райнисом, прячущих акваланг и укладывающих цепь на дно. Цепь, кстати, не исчезла…
Самый реальный вариант: утечка. И единственно возможный ее источник – Райнис. Намеренно сдавать Макса резона у него нет, это понятно. Никто не станет так старательно просчитывать и тщательно готовить сложную многоходовку только ради того, чтобы в самый ответственный момент подставить напарника.
Однако – он не ждал в условленном месте с сухой одеждой и горячим кофе. И – блеска объектива на тщательно выбранной для съемки позиции Макс не заметил. Что, впрочем, ничего не значило, присматриваться времени не было…
Примерно так мог рассуждать любой аналитик, только что счастливо избежавший участи Муму. А еще чудом спасшийся аналитик должен был бы принять в расчет при планировании дальнейших действий и менее вероятные возможности. Дабы вновь не угодить на подводное кладбище – на этот раз с надежно связанными руками…
Макс аналитиком не был.
И его размышления венчал простой вывод: надо рвать когти. Немедленно. Добраться автостопом до Питера и залечь на дно, хоть это и звучит дурным каламбуром…
2.
Она уже сидела за средним столиком – за десять минут до назначенного ею самой срока. Брюнетка, на вид между тридцатью и тридцатью пятью, летний брючный костюм, явно не дешевый…
Граев прошел к стойке, не обращая на женщину внимания. Подождал, пока пиво тонкой струйкой наполнит высокий фирменный стакан с толстенным донцем. Взял блюдечко с сушеными кальмарами. Расплатился. Сел за соседний столик.
Женщина никак на Танцора не реагировала. Один короткий взгляд, когда он подходил к кафе, – и все. Тут же потеряла интерес. Надо понимать, таинственные рекомендатели описали ей внешность Максима или даже предоставили снимок.
Это хуже. Может и не пойти на контакт…
Разве что изобразить, будто Макс заделался крупной шишкой и ведет переговоры исключительно через посредника? Знать бы еще, решением каких проблем для столь респектабельных дам он занимается… Выслеживает неверных мужей? Или находит угнанные автомобили? Или отлавливает сбежавших болонок? Или…
Граев сидел, медленно прихлебывал пиво. Пиво, кстати, здесь оказалось сравнительно дорогим, равно как и закуска, – и жаждущий рабочий класс не рвался сюда промочить глотку после тяжелого трудового дня. Или, учитывая время суток, – тяжелым похмельным утром.
Посему посетителей было немного – трое, кроме Танцора и женщины. Парень с девушкой, увлеченно смотрящие друг на друга, и коренастый мужчина лет сорока, почти столь же увлеченно смотрящий в «Спорт-Экспресс».
На засаду никак не похоже… Возможно, конечно, что все трое посетителей кэмээсы по пулевой стрельбе и черные пояса в единоборствах, а у барменши под стойкой спрятан автомат с подствольником… Но сомнительно. Макс – неплохой оперативник, идеальный исполнитель, не более. Выстраивать такие хитрые комбинации, чтобы заманить в его ловушку?
Хотя чего только не могло случиться за пять лет…
Ладно, посмотрим. В любом случае убивать или похищать постороннего человека едва ли кто-нибудь станет…
Он взял пиво, закуску, пересел за столик женщины. Спросил, не здороваясь и не представляясь:
– В чем проблема? Не подлежащая обсуждению по телефону?
Она посмотрела с легким удивлением.
– Это вы? Вроде голос ваш… Но мне говорили, что вы несколько младше. Хотя, при такой работе…
Граев был старше Макса на девять лет и моложе своего возраста не выглядел. Но фото женщине явно не показывали, и особых подозрений насчет самозванства она не питает – иначе не сказала бы то, что сказала.
Впрочем, возможностей проколоться сколько угодно, на том же, к примеру, Гривцовом переулке…
Он повторил, придвинув стул ближе к ней:
– В чем проблема?
Женщина молчала, откровенно изучая Граева.
Описывая свой внешность, она не упомянула, что весьма высока ростом. Не меньше, чем метр восемьдесят пять, точнее у сидящей не определить. На каблуках, пожалуй, незнакомка оказалась бы немногим ниже Граева. Дамы такого роста редко носят каблуки. Эта носила. Не сутулится, не пытается подсознательно уменьшить рост – уверенная осанка, плечи развернуты. Бывшая спортсменка? Вполне возможно…
Облик Граева, судя по всему, удовлетворил женщину.
– Я забыла вам представиться… Людмила Полякова.
Представляясь, достала из сумочки визитную карточку, протянула.
Кусочек жесткой глянцевой бумаги с золотым обрезом информировал несколько более полно: Полякова Людмила Петровна зарабатывала на жизнь в должности генерального директора фирмы «Электро-Лайн»…
Бизнес-вумен, или бизнес-леди, или, проще говоря, деловая женщина. Остается только надеяться, что встречу она назначила не с целью изучить прейскурант на отстрел конкурентов.
– Вы можете звать меня просто Людмила.
– Хорошо, – сказал Граев. И подумал, что лицо собеседницы кажется ему смутно знакомым. Мелькала в телехронике или на страницах газет? Если и так, то очень давно… Он знал, что рано или поздно вспомнит – память на лица у Танцора была абсолютная. Но иногда капризная…
– У меня пропала дочь, – сказала Людмила. На удивление спокойно сказала.
– При каких обстоятельствах? – спросил он так же спокойно и деловито. – Похищение?
– До конца не понятно. Никаких требований о выкупе не было. Лара школьница, через три месяца ей исполнится пятнадцать. Была на автобусной экскурсии с классом. «Русские крепости Северо-Запада». Копорье, Ивангород, Ямбург… На последней остановке, в Ямбурге, девчонки побежали к ларькам – купить шоколада, жвачек, колы… Через несколько минут все вернулись. Кроме Лары.
Она сделала паузу, сглотнула. Добавила так же спокойно:
– Мне будет проще, если вы станете задавать вопросы…
У Граева вопросов не было. Соответствует или нет действительности рассказ Людмилы – совершенно неважно. Важно другое. Макс подвизался в частнодетективной деятельности – и, судя по предосторожностям, какими обставляются его клиенты, работает без лицензии и на грани закона. Или за гранью… У Макса всегда собственные представления о справедливости превалировали над статьями Уголовного Кодекса. Судя по призыву о помощи – влип он во что-то серьезное, Робин Гуд доморощенный…
В принципе, от Людмилы получена вся возможная информация…
Теперь нужно сказать ей, что такие дела не совсем по его, псевдо-Макса, профилю… Сказать и спокойно расстаться. Денег у дамочки, по всему судя, достаточно. Сможет и ментам хорошо доплатить, и частных сыскарей нанять…
Он посмотрел ей в глаза, формулируя про себя вежливый отказ.
В глазах было то, что никак не отражалось на спокойном лице и в спокойном тоне. Боль, страх, затаенная надежда… И что-то еще – чему нет, наверное, названия.
Женщина молчала.
Ждала вопросов.
Он вынул из кармана сигаретную пачку – тоже молча. Достал сигарету, но не закурил, а поставил вертикально на гладкую поверхность стола. Достал вторую, осторожно, филигранными движениями водрузил на первую – так же вертикально. Достал третью. Не дыша, попытался возвести третий ярус. Конструкция рухнула…
Граев вздохнул и начал задавать вопросы.
– Тревогу подняли сразу? В милицию обратились немедленно?
– Нет. В автобусе был охранник из службы безопасности школы – на всякий случай. Они с преподавателем сначала попытались отыскать Лару. Уже стемнело, они ходили вокруг, кричали…
– Как давно все произошло? – перебил Танцор.
Если это не похищение для выкупа, то дело плохо. Тогда на счету был каждый час, и надежд на благополучный исход мало… Крайне мало.
– Они выехали в пятницу, переночевали в интуристовской гостинице, а потом…
Она говорила, он слушал внимательно, задавал вопросы, но по въевшейся привычке ни на миг не переставал контролировать окружающую обстановку.
Мысленно очертил некую окружность и внимательно наблюдал за всеми, ее пересекавшими и находившимися внутри. Пока ничего подозрительного. Вот подъехал «ниссан», парень открыл дверцу, махнул – девушка в короткой юбчонке подбежала, чмокнула в щеку. Села на пассажирское место. Уехали. Вот нетвердо шагающий гражданин зашел за пластиковое ограждение кафе, подплыл к стойке, долго шевелил губами, глядя на цены, – и отчалил в неизвестном направлении. Вот их коренастый сосед, читатель «Спорт-Экспресса», сложил газету, оставил ее на столике, накинул на руку летний плащ и пошел к выходу. Лицо у любителя спорта было удивленно-радостное, даже несколько ошарашенное. Словно он сейчас прочитал о том, что питерский «Зенит» вышел в финал Лиги Чемпионов…
– В классе все ученики из обеспеченных семей? – спросил Граев.
Людмила не успела ответить – любитель спорта поравнялся с ними, сдернул плащ с правой руки резким движением матадора.
В руке был пистолет. Большой, громоздкий, с хищно вытянутым дулом. АПС – автоматический пистолет Стечкина. Падающий плащ еще не долетел до пола – «Стечкин» взорвался длинной очередью. Прямо по сидящим за столиком.
По Танцору и Людмиле.
3.
В лесу было хорошо.
Утренний холодок ушел, но высоко поднявшееся солнце не успело пробиться сквозь кроны деревьев и нагреть, раскалить воздух здесь, у земли. Сквозь подлесок шныряли пичуги, выискивая каких-то букашек на потребу вечно голодным птенцам. Неподалеку барабанил дятел.
Макс не обращал на природные красоты внимания. Он наблюдал за домом Райниса. Журналист снял домик здесь, на улице Заречной, – чтобы, по его словам, быть поближе к природе: птичий хор на рассвете, утренняя пробежка по лесу и прочие пейзанские радости.
Заречная улица Ямбурга не так давно именовалась деревней Заречье – и осталась деревней до сих пор, несмотря на смену официального названия. Деревянные дома, вытянувшиеся в одну линию вдоль берега Луги, сады-огороды, срубы колодцев (полагавшийся по обретенному городскому статусу водопровод в экс-Заречье подвели, установили несколько колонок, но жители по старинке питьевую воду набирали в колодцах – вкуснее).
С другой стороны к улице-деревне вплотную примыкал лес. Макс подозревал, что выбор жилья Райнисом с птичками-бабочками связан мало. Просто в случае необходимости легче унести ноги. Пробежал пятнадцать метров, нырнул – и поминай, как звали (аквалангистом Райнис был серьезным, не чета Максу). Или – если от реки отрежут – уходи лесом. Удобно.
Вот только, по всему судя, идеальная позиция ничем этому ботанику не помогла. Пришли ночью парни Крымаря, приставили к башке шпалер, – и всё, отнырялся-отбегался.
Ничем другим свое утреннее приключение Макс объяснить не смог.
Врезали ботанику раз-другой – и поплыл, раскололся. Сдал весь план операции. А завтра, на рассвете, придет его черед нырять с моста «солдатиком». Джазмену плевать на иностранное гражданство, утопит и не поморщится. Отморозок, одно слово.
Только эти соображения удержали Макса от первоначального порыва – выйти на Таллиннское шоссе и заняться демократической процедурой голосования. Дело было даже не в том, что сегодня Джазмен напялит акваланг и отправится на свою арт-выставку – принять и разместить новый экспонат. То есть Макса. И наверняка заинтересуется оного экспоната отсутствием. И выпотрошит из Райниса (если еще не выпотрошил) всё, что журналист знает о неудачливом кандидате в утопленники. А знал тот немало…
…Райнис отыскал Макса в Питере и предложил безумную на первый взгляд идею: прикончить удельное княжество Джазмена репортажем о его садистских забавах. Макс отреагировал адекватно: покрутил пальцем у виска. Райнис давил на гуманизм и описывал страдания тонущих жертв. Макс резонно возражал, что свято место пусто не бывает, придет кто-то другой и начнет менее экзотично зарывать криминальные трупы в лесу, или же обзаведется цистерной с щелочью…
Прибалт зашел с другого фланга, и поведал о потоке белой гадости, текущем через Ямбург в Балтию, и о судьбе бедных прибалтийских юношей и девушек, севших на иглу стараниями Джазмена. Макс не расчувствовался – кто ищет ширева, тот найдет, с Джазменом или без него.
Райнис попробовал припугнуть, и показал неизвестно каким путем полученные ментовские фотографии, изображавшие квартиру, которую арендовали два торговца мандаринами. Эти коммерсанты, оставив жен на солнечной родине, на шлюх не тратились, а имели обыкновение разнообразить свой досуг, затаскивая вечером в машину одиноко идущих славянских девушек помоложе, – а утром вышвыривали их, голых и изнасилованных всеми способами, на дальних загородных пустырях. Одна из девчонок, попавшаяся джигитам зимой, лишилась пальцев на руках и ногах, сильно обморозившись; еще одна наложила на себя руки…
На снимках квартира торговцев вид имела малоэстетичный – для граждан, не видящих особой эстетики в кастрированных трупах.
Макс заинтересованно просмотрел фотографии и спросил: какое отношение имеет эта коллекция к нему? Может быть, имеются свидетельские показания? Или отпечатки пальцев?
Тогда Райнис бухнул на стол свой главный козырь, долженствующий стать, наряду с ямбургским мостом, основой для убойного эксклюзива. В Ямбурге начиналась глубоко законспирированная караванная тропка, поставлявшая в Европу уникальный, куда там героину, товар. Детей-доноров. Лже-усыновления. Банальная покупка в детских домах и приютах детей, которые списывались потом как убежавшие. Наконец, похищения. О судьбе мальчишек и девчонок, отдававших свои органы детям западных миллионеров, Райнис не знал, но подозрения имел самые мрачные. Никто из них никогда не выступал с жалобой на незаконно изъятую, к примеру, почку. А иные операции с дальнейшей жизнью донора просто не совместимы.
На этом Макс сломался…
Попросил два дня на раздумья, – хотя знал: раздумывать не о чем. За некоторые вещи надо убивать. И не компроматом. Но согласившись на предложение Райниса, можно было получить всю собранную прибалтами информацию, не теряя времени на разведку. Результатами раздумий стали попытка связаться со Граевым (быстро тот не откликнулся, а ждать Макс не мог) и поездка в Ямбург, – закончившаяся на дне Луги…
…Короче говоря, если Райнис сдаст (или уже сдал) все, что знает о Максе – домой можно не торопиться. Все равно вернуться в Ямбург придется не во всеоружии, а в багажнике машины, связанным по рукам и ногам. При таком раскладе единственный способ поквитаться с Джазменом – остаться здесь, и, не медля, попробовать добраться до него с подручными средствами. Выломать, например, в лесу дубину потолще…
Наверное, примерно такими выкладками оправдывал бы свои действия Танцор, любивший, в отличие от Макса, логические построения.
Макс, готовясь пойти в сельский домик, где почти наверняка ждала засада, думал проще: своих бросать нельзя. Нигде. Никогда.
СТАЯ – II(май)
– Кабаны… – негромко сказал Пузырь. – Бля буду…
– Будешь, точно будешь, – подтвердил Игоша, не отрываясь от дела: выпутывал из сети подлещика, рядом шевелили жабрами еще два. Кабанами этих подтощалых недомерков можно было назвать только с изрядного перепою. А они с Пузырем хоть и врезали вчера по водочке, но умеренно.
– Да ты, ёптыть, бо?шку-то поверни! – заорал Пузырь, отчего-то шепотом. Трудно орать шепотом, но Пузырь сумел.
Игоша повернул – недовольно. И аж выпустил из рук и сеть, и подлещика.
В предрассветном тумане смутно виднелись массивные силуэты, рассекавшие воду. Похоже, и впрямь кабаны.
– Три… Четыре… – считал вполголоса Пузырь. – А вона еще поотставших два… Цельная стая… Мяса-то…
– Может, подгребем? – загорелся Игоша. Он был охоч до халявного мяса. И до халявной рыбы. И до халявной водки. И вообще до халявы.
– Подгребешь – и что? – остудил его пыл Пузырь. – За ушком ему почешешь? Или веслом по кумполу?
Весла на их надувной лодке и в самом деле стояли несерьезные – пластмассовые, с вихлючими тонкими лопастями. Где уж тут по кумполу…
– Может, сетью накрыть? – не сдавался Игоша. – Мелкого какого? Подсвинка?
– Не егози… Пока ты сеть с воды выберешь, они уж на берегу будут. Да и была б наготове – он те бо?шкой мотнет, клыком борт вспорет, – и открывай, ёптыть, купальный сезон.
Игоша понуро вздохнул, глядя, как исчезают, растворяются в тумане халявные окорока и карбонат.
– Видать, на острове их каком подтопило, – рассудительно сказал Пузырь. – По льду зашли, а теперь обратно.
– Может, с того берега? – предположил Игоша.
– Да нет, далековато плюхать от куратов, – усомнился Пузырь.
И в самом деле, Нарвское водохранилище, вобрав воды и Наровы, и Плюссы, раскинулось здесь широко, привольно, – до дальнего, эстонского берега километров пятнадцать будет, а то и больше. Вплавь действительно далековато.
– Хорош пялиться, уплыло? мясо, – подвел итог Пузырь. – Давай сеть… Ах ты, ёптыть, раззява!
Потом они долго переругивались, кто виноват: Игоша, упустивший сетку, или Пузырь, отвлекший его внимание на дурацких кабанов. Потом еще дольше нашаривали «кошкой» опустившуюся на дно снасть – утренний ветерок отнес изрядно в сторону легкую лодку. Нашарили, продолжили выбирать рыбу – улов не сильно радовал, массовый ход леща, ради которого и выбрались на рыбалку приятели, отчего-то запаздывал.
Побултыхали к другим сетям, стояло их у Игоши с Пузырем чуть ли не полкилометра общей погонной длины. Возились долго – рассвело окончательно, туман рассеялся.
– Глянь-ка, – сказал Пузырь, когда они причалили к подтопленной луговинке, – никак тут вся стая ихняя на берег выбралась…
– Понимал бы ты чё, – откликнулся Игоша. – Стая у волков, а у кабанов – стадо!
Однако, как скопище кабанов не назови, стаей ли, стадом ли, – на топкой грязи виднелись многочисленные следы, оставленные явно не сапогами двух приятелей-рыболовов.
Пузырь – на сей раз была его очередь – потащил садок к палатке, стояла она ближе к лесу, где чуть повыше. Особо не надрывался, но худо-бедно килограммов десять за утро взяли.
Игоша же выволок лодку на берег – оставляли ее здесь же, место глухое, никто не тронет. Потом заинтересовался следами, вздыхая про себя: знать бы загодя, что именно здесь кабаны причалить решат… Уж сообразили бы тогда какую-нибудь петлю, или яму-ловушку выкопали бы. Хотя нет, выкопать тут едва ли светит, – место топкое, чуть лопатой ковырнешь – ямка тут же водой заполняется.
«Потопталось мясо, да и в лес подалось, ищи-свищи…» – разочарованно подумал Игоша, разглядывая расплывшиеся, заполненные водой вмятины. А потом вдруг застыл, как Робинзон Крузо, обнаруживший на песке след босой ноги дикаря-людоеда.
След, столь поразивший Игошу, отпечатался не на песке, на такой же грязи, однако на чуть более высоком месте – и не расплылся, не заполнился водой, не потерял четкость очертаний…
Не босая нога. И не кабанье копыто. Лапа.
Натуральная лапа с пятью длинными когтями, глубоко вдавившимися в грунт. Размеры впечатляли.
«Волки, не кабаны?» – неуверенно подумал Игоша, следопытом он был неважным. Других зверей с этакой лапкой тут не водится. Вроде бы…
Нет, ерунда… Хоть и туман, а видно ж было: плывущие туши слишком массивные для волков. И слишком темные, почти черные…
Тогда один волк… Ну да, засек серый хищник издалека, с другого края затона, как свинина на берег выбралась, потом добрался сюда и пошел дальше по следу.
Пузырь что-то крикнул от палатки. Игоша даже подозревал, что именно: кончай, мол, филонить. С уловом, дескать, разобраться надо, что-то на уху почистить, остальное засолить…
Он лишь отмахнулся, не стал перекрикиваться через всю луговину. Искал подтверждение своей логичной и непротиворечивой версии о волке, преследовавшем кабанов. Высматривал качественный отпечаток раздвоенного свиного копыта.
Но высмотрел нечто вовсе уж несуразное…
Четкий след оставил не кабан. И не волк, – хоть и когтистая лапа, но по длине ту, первую, вдвое превосходит. Размером с подошву сапога Игоши, а то и побольше…
Медведь? Вроде больше некому…
Полная ахинея получается. За дикими свиньями волк, за волком медведь… Следующим кто будет?
А не Пузырь ли тут, случаем, развлекался? Следы палочкой изображал?
Придумать причину, способную подвигнуть дружка на столь глупое занятие, Игоша не успел. Пузырь, легок на помине, от вида бездельничающего приятеля вовсе на говно изошел: завопил, будто резали.
Да иду уж, иду… – Игоша пошагал к палатке.
Пузырь завопил совсем уж дико. Затем истошный вопль смолк – резко, неожиданно.
Игоша сбился с ноги, увидев, как заваливается палатка, как растяжки одна за одной выдергивают из земли колышки…
А внутри, под обвисшей синей тканью, происходило какая-то странная возня, совершенно непонятная, никак не мог ворочающийся Пузырь…
Мысль осталась незаконченной. Игоша развернулся и молча понесся к воде. К лодке. Бежал так, как не бегал ни разу в жизни.
Несся абсолютно бездумно – размышлять о том, что за огромная косматая тварь вымахнула из кустов и понеслась к нему громадными прыжками, Игоша не хотел. Хотел лишь одного – столкнуть лодку на воду и отплыть как можно дальше.
Он успел, он почти успел… Тварь передвигалась гораздо быстрее, но Игоша имел хорошую фору. Короткий оглушительный рев лишь подстегнул, добавил прыти.
Игоша навалился на лодку. Слышал мягкие прыжки за спиной. Затылком ощущал приближение смерти.
Лодка соскользнула на воду. Игоша навалился на пухлый надувной борт, изо всех сил оттолкнулся ногами от берега. И тут его цапнуло – легко, несильно… Опоздала, сука! Лишь скользнула по сапогу зубищами…
Покачиваясь, лодка отплывала все дальше, постепенно теряя полученную от толчка инерцию. Сердце билось бешено, гнало адреналин в кровь. Мышцы, внезапно перешедшие от дикого напряжения к полному покою, рвались не то продолжить бег, не то заняться еще чем-то…
С берега доносились гнусные звуки – словно громадная собака трепала громадный тапок. Смотреть туда Игоша не хотел.
Ноги полоскались в ледяной воде, он перетянул себя через борт, попытался шагнуть к скамейке, взяться за весла, – и вдруг шлепнулся, растянулся на податливой резине…
Сел, ничего не понимая. Опустил взгляд. И широко разинул рот, словно собирался испустить дикий крик, да так и не испустил…
Сапог, по которому прошлись зубы твари, снизу заканчивался рваным срезом голенища. Дальше ничего не было.
И боли не было…
И крови…
И ступни тоже.
Через несколько бесконечных мгновений кровь хлынула – как из шланга, упругой алой струей. И тогда Игоша заорал.
Он не видел, как с берега метнулась в высоком длинном прыжке мохнатая бестия, – вопил, уставившись на красную лужу, разлившуюся по резиновому днищу…
Лодка встала на дыбы, черпанула кормой воду. Воздух с тугим шорохом рванул из располосованных баллонов. Дикий вопль смолк на самой пронзительной ноте…
…Тварь выбралась на берег, отряхнулась совершенно по-собачьи. Вода успокоилась, ветер постепенно относил в сторону полузатопленную лодку.
На поверхности медленно ширилось и бледнело кровавое пятно.
Глава четвертая. На какие неожиданности можно напороться в сельских домиках
Первый раз такого вижу, а еще верил ему, как отцу родному…
1.
Людмила не поняла ничего.
Удар в плечо, она падает, что-то шумно рушится, над головой грохочет…
«Выстрелы…» – отрешенно думает она. И удивляется, что не больно…
Потом она оказалась на ногах – не помня и не понимая, как. Плечо и грудь болели, но крови не было. Звуков в окружающем мире тоже не было, лишь эхо выстрелов перекатывалось в ушах.