– Поговорю обязательно, – пообещал Граев.
Глава седьмая. Мальбрук в поход собрался…
– И непременно надо их убивать?
– Ну еще бы! Это самое лучшее. Некоторые авторитеты думают иначе, но вообще считается лучше убивать…
1.
За руль зверообразного «Чероки», принадлежавшего покойному Крымарю, Макс садиться не стал. Слишком хорошо этот джип известен многим в Ямбурге. Найденные в кармане прибалта ключи подошли к машине Райниса, стоявшей под навесом. Райнис ездил по доверенности на «четверке» с российскими номерами. Неприметная и самая обыденная для провинциального городка тачка,– то, что надо.
Он загрузил в «четверку» трофейное оружие и почти всю взрывчатку, вернулся в дом, прихватив канистру с бензином… Крымарь и Райнис лежали рядышком, в углу, на старом брезенте. Именно там, где псевдожурналист собирался уложить напарника.
Макс не обращал на трупы внимания.
Открыл шкаф, окинул взглядом развешанную там одежду. Выбрал серый костюм – летний, из легкой ткани; переоделся, сняв измазанную кровью и остатками алебастра одежду. Висевший там же камуфляжный комплект прихватил с собой. Райнис был немного выше и полнее Макса, костюм сидел чуть-чуть мешковато, но в общем и целом не производил впечатления снятого с чужого плеча.
На столе лежали вещи, вынутые из карманов мертвецов. Макс еще раз просмотрел их, отложил в сторону два сотовых телефона, расческу, опустошенный бумажник, начатую пачку «орбита»…
Больше Макса заинтересовали ключи. У покойного Крымаря их имелось с избытком – аж три связки. Одна из них удивила: на ней оказался всего один ключ, трехлопастной, с бородками хитрой формы, и коробочка-пульт, отключающая сигнализацию.
Это было странно.
Именно такой пульт и именно такой ключ Макс видел вчера вечером у Гоши-гориллоида, привезшего его в «рыбачий домик» Джазмена. В этом уединенном строении на берегу приговоренные к утоплению проводили свою последнюю ночь, и оттуда же Джазмен отправлялся с аквалангом на экскурсии в подводный музей.
Но насколько понял Макс, свои чикагские игры Джазмен конспирировал даже от подчиненных, в том числе и от Крымаря. О существовании домика знала лишь личная охрана – Гоша и еще три типа, не превосходящие его интеллектом и не уступающие преданностью боссу. Больше о «рыбачьем домике» не знал никто – так, по крайней мере, считал Джазмен. По-видимому, зря. Крымарь, надо понимать, или выследил шефа, или подкупил посвященных в тайну людей… Или сделал и то, и другое.
«Да и черт с ихними разборками», – решил Макс. Но ключ вместе с пультом прибрал в карман. Пригодится.
На другую странность Макс как-то не обратил внимания. Крымарь пришел к Райнису один, пришел мирно, обратившись в дверях по имени… Но Макс не задумался, какие дела могли связывать начальника службы безопасности промышленно-финансовой группы «Альянс» и выдававшего себя за журналиста сотрудника «Кайтсеполицай», – иначе говоря, Департамента охранной полиции…
В дверях Макс оглянулся, хлопнул себя по лбу. Осторожно обошел лужу бензина, подошел к столу и захватил баллончик – тот самый, заменяющий архаичные перчатки гражданам, не любящим оставлять отпечатки пальцев.
Ну, вроде все… Поставленный на полный оборот таймер-детонатор, прикрепленный к шашке ТП-2000, бесшумно отсчитывал секунды.
Уходя, Макс аккуратно притворил дверь. Так же аккуратно закрыл ворота, выехав на деревенскую улочку на «четверке». Бросил несколько быстрых взглядов по сторонам – вроде бы никто из аборигенов за его отбытием не наблюдал. Да и не страшно, в конце концов, – за последние несколько дней Макс здесь примелькался, неоднократно бывал у Райниса. Хотя близко, – так, чтобы разглядеть лицо, – никто его не видел.
Летний жаркий день шел к полудню. На небе не было ни облачка, над раскаленным серо-пыльным асфальтом стояло марево. От реки доносился плеск и визг купающихся детей. Мимо прокатила на велосипеде полнотелая деваха – Макс отвернулся, изобразив, что поправляет зеркало заднего вида… И неторопливо поехал в сторону выезда на шоссе. Черный кот, а может, и кошка, лениво пересекавшая улицу, вдруг ускорилась и прошмыгнула перед самыми колесами. Макс сплюнул через левое плечо и совершенно нелогично обругал кошку, а может, и кота, «сукой»…
Макс был суеверен.
Реку он пересек по дальнему, объездному автомосту; через несколько километров добрался до развилки, – и остановился на обочине. Налево шла дорога на Петербург, направо – на Ямбург. Очень хотелось свернуть налево, и навсегда забыть про этот городок, где под мостом стоят ровные шеренги полуразложившихся трупов, и где ушедшие погулять дети порой не возвращаются никогда…
Макс свернул направо.
План его был прост и незамысловат: найти и пристрелить Джазмена. А заодно всех, кто попробует преградить дорогу.
Бить – так уж первым.
И наповал.
2.
– Не особо познавательная была тут экскурсия у класса вашей дочери, – сказал Граев. – Хотя пейзаж, конечно, шикарный.
Они с Людмилой стояли на остатках угловой башни крепости Ям (так в старые, допетровские времена именовался Ямбург). Внизу, под высоким, почти вертикальным обрывом сверкала на солнце широкая лента Луги. Противоположный берег был низким и вид сверху открывался на много километров… Величественный вид.
Время, да и постоянные войны то со шведами, то с орденскими немцами мало что оставили от древней Ямской крепости.
По большому счету, ныне она представляла собой лишь скопление зеленеющих травой пригорков. Протяженные холмы, повторяющие контуры когда-то грозных стен, и холмы округлые, стоящие на месте былых башен. Лишь кое-где выступали из земли остатки древней кладки. Внутреннее пространство крепости заросло деревьями и превратилось в городской парк…
Днем в парке было немноголюдно. Сидели пенсионеры по лавочкам да прогуливались немногочисленные молодые мамаши с колясками.
Граев с Людмилой спуститесь тропинкой по осыпающемуся валу, прошли берегом рва (превратившегося в заросший пруд, в котором мальчишки удили карасиков).
Перед ними предстало мрачное здание старинной постройки, сложенное из грубо обтесанных блоков местного дикого камня – у Граева мелькнуло подозрение, что эти камни и есть остатки исчезнувших стен и башен крепости. На здании имелась непритязательная вывеска: «Городской краеведческий музей».
– Они осмотрели крепость, а потом зашли в музей, – объяснила Людмила. – Экспозиция тут небольшая, и все заняло меньше часа. А потом, на выезде из города, автобус остановился у автовокзала, там и…
В музей они заходить не стали, вернулись к машине.
Пересекая крепость-парк, Граев думал, что ближе к вечеру в таких местах наверняка тусуется по кустам молодежь, и если какой-нибудь отморозок положил именно тут глаз на Ларису (девчонка, судя по фотографии, вполне симпатичная), то вполне мог, при наличии тачки, проследить за автобусом до самого автовокзала… Тогда дело плохо, тогда все шансы за то, что найдут ее в укромном месте и мертвой.
Версия, конечно, хилая, и объясняет только произошедшее здесь, в Ямбурге. Стрельба на Греческом проспекте в нее не укладывается… Впрочем, она вообще никуда не укладывается. Хорошо одно – похоже, их быстрый отъезд сбил со следа преследователей. Хотя если убийцы охотились именно за Людмилой, то догадаться о ее местонахождении особого труда не составит.
…Автовокзал ничего особенного из себя не представлял. Одноэтажное протяженное здание, рядом небольшая площадь, окаймленная цепочкой коммерческих киосков. Других домов поблизости нет – с одной стороны пустырь, с другой сквер, довольно открытый, с редкими низкорослыми деревцами.
– Вы знаете, где остановился автобус? – спросил Граев.
Людмила показала рукой на дальний от здания конец площади.
– Вон там. Идущие от Питера останавливаются возле вокзала, а к Питеру – с той стороны.
Автобусов не видно. Однако ожидавшие их пассажиры кучковались внутри автовокзала – возле касс, в зальчике ожидания, сидели и снаружи, на скамейках. Вечером, когда пропала Лариса, народу, надо думать, было еще больше…
Они подошли к ларькам – обычный ассортимент, обычные цены, нет ничего, способного зацепить внимание… Граев сам не знал, что он ищет. В оперативной работе он привык полагаться на довольно-таки иррациональное чутье, на своего рода шестое чувство. На негромкий тревожный звоночек, порой раздававшийся внутри в самые, казалось бы, безобидные моменты.
Сейчас звоночек молчал.
Граев прошел вдоль киосков, остановился у торгующего газетами, купил план города. Потом поманил Людмилу и проскользнул в широкую, около метра, щель между киосками. На задах автовокзала оказалась заасфальтированная площадка, украшенная столбом с табличкой – большая буква «Т» и таксистские шашечки едва виднелись сквозь потеки ржавчины. Однако ни одной машины на стоянке не было. Сбоку виднелись довольно густые заросли кустарника.
– Там, на площади, Ларису не могли насильно схватить так, чтобы никто не обратил внимания, – поделился соображениями Граев. – Продавцы из ларьков, девчонки-подружки, пассажиры – кто-нибудь бы что-нибудь да заметил… Вариантов два: либо она зачем-то зашла сюда, либо вообще не пошла к киоскам, что бы там ни говорили подруги. Причем вовсе не обязательно, что они осознанно лгали. В компании даже из семи-восьми человек отсутствие одного можно и не заметить, будучи при этом свято уверенным, что он тут, рядом. Вполне распространенная ошибка в свидетельских показаниях. Вопрос: зачем она сюда прошла? Может, в дороге приспичило, а туалет вокзала был закрыт на уборку? Вслух о намерении тихонько отлить в кустиках действительно могла и не оповестить…
– Исключено, – отмела версию Людмила. – Автобус у школы хороший, шведский, со всеми удобствами. В том числе и с туалетом.
Граев хотел спросить, не курила ли тайком Лара и не могла ли уединиться с этой целью, – и не успел.
На площадке откуда-то появился человек. Только что не было его – и появился. Направлялся человек прямо к ним.
Старею, подумал Граев. Сорок четвертый пошел… Не те реакции, что в молодости. Конечно, дверь в задней стене автовокзала почти незаметна под этим углом зрения, но только «почти». А если бы из нее высунулся еще один любитель пострелять из «Стечкина»?
Впрочем, направлявшийся к ним индивид был настроен внешне миролюбиво. Высокий, средних лет, кожаная жилетка с трудом сходилась на объемистом пузе. Суперкороткая стрижка не слишком успешно скрывала изрядную лысину.
– Такси желаете, молодые люди? – без обиняков обратился к ним подошедший. – Минут пять подождать придется, рейсовый недавно проходил, все в разгоне…
Мирная речь толстяка контрастировала с его взглядом – колючим, неприязненным.
«Едва ли в этом городишке имеется таксопарк, – подумал Граев. – Скорее частные водилы отстегивают кому положено за право брать пассажиров в бойком месте, а этот тип приглядывает, чтобы платежи шли бесперебойно, а чужаки не подбирались к поделенному пирогу… Обычная практика».
– Так вы едете, или что? – Толстяк извлек мобильник, занес сарделькообразный палец над клавишами.
Людмила вопросительно посмотрела на Граева.
– Нет, спасибо, нам тут и пешком недалеко, – сказал он.
Толстяк мгновенно утерял интерес к бесперспективной парочке, и вразвалку отправился в свою берлогу.
– Почему вы его не расспросили? – удивленно сказала Людмила, когда они возвращались к машине. – Или он, или его сменщик могут что-либо знать…
Граев не стал объяснять, что толстяк наверняка работает на людей, весьма настороженно относящихся к любого рода расспросам. И уж тем более не стал говорить, что методы получения информации, которыми здесь пришлось бы пользоваться, подразумевают отсутствие свидетелей при их применении. Вместо этого сказал:
– Сначала надо встретиться и поговорить с местным пинкертоном, с Крапивиным. Узнать, что он накопал. И вообще пусть просветит, кто есть кто в этом городке. А то мы как в темном лесу без фонаря – а между деревьев сплошные растяжки. Опасно дергать за ниточки, не зная, к чему они привязаны… Попробуйте связаться с ним прямо сейчас и договориться о встрече.
Людмила достала записную книжку и новый, недавно купленный мобильник. (Из осторожности приобрели его по дороге, оформив подключение на имя Зубова. Переплатить пришлось безбожно, магазинчик на трассе, надо понимать, ориентировался на богатых клиентов, не мыслящих и часа прожить без сотовой связи…)
Разговор получился коротким. Глядя, как изменилось лицо Людмилы, Граев понял, что оторваться поспешным отъездом от всех неприятностей им не удалось.
– Крапивин сбит машиной, вчера поздно вечером, – сказала она, убирая телефон в сумочку. – Сейчас в больнице. Состояние тяжелое. Больше ничего не сказали, трубку бросили…
На что же умудрилась наступить Лариса, подумал Граев, на какой такой фугас, – что осколки летят и летят, приканчивая всех окружающих… Но вслух сказал бодро:
– Ладно хоть так, а то мне бесследные исчезновения и беспричинная пальба уже действуют на нервы. Съездим в больницу, расспросим. Вполне вероятно, банальный наезд по пьянке, в провинции часто за руль садятся, опрокинув стакан-другой…
Прозвучало это несколько фальшиво. Людмила, по крайней мере, бодрому тону не поверила.
3.
Кондиционер в пультовой сломался три дня назад – и чинить его, похоже, никто не собирался.
Четверо мужчин в камуфляже уже устали материться по этому поводу. Лениво пили теплую «кока-колу» и обсуждали вчерашнюю новость: впервые представитель Ямбурга, некто Кроликов, выступил в популярнейшей телевизионной игре на деньги – и не просто выступил, а огреб куш аж в четверть миллиона!
Как обычно и бывает в маленьких городках, с победителем у четверки нашлись общие знакомые – один был знаком лично, хоть и не слишком близко, другой учился в ПТУ с женой счастливчика, правда, на разных специальностях, у третьего шурин в свое время продал машину будущему четверть-миллионеру.
Разговор был оживлен и довольно бессвязен:
– …Дык, Колян, прикинь, мы вооще в сауне были, ну что у автопарка…
– ..Эт щас она ничего, а тогда была мочалка мочалкой, одна радость – сиськи большие…
– …Так вот, шурин-то…
– …И тут Васяня на мобилу звонит: дескать, ящик врубайте…
– … Я сам к ней клинья бил, да не успел, пошел на первую ходку…
– …Нет, слушайте, шурин и говорит…
– …Ну, мы видак отключили, НТВ ловим, гля – Кролик сидит, во весь экран рожа…
– …А вернулся, она за этого придурка уже…
– …Да подождите, я про шурина-то…
Мелодично запиликал сигнал. Четвертый камуфляжник, у которого не нашлось с Кроликовым общих знакомых, посмотрел на маленький черно-белый экран. Снаружи, перед дверью, – молодой человек в сером костюме. На голове кепка, несколько с костюмом дисгармонирующая, – яркая, с длинным козырьком, наполовину закрывающим лицо. У ног кейс, в руке папка. Коммерческий агент, не иначе. Причем на этой стезе недавно. Не то знал бы, что без особой нужды давить кнопку на железной двери небольшого двухэтажного особнячка не рекомендуется. Особнячок – целиком – занимало частное охранное агентство «Восточный щит» и коммерческих агентов тут не жаловали.
Но в сегодняшнюю жару вставать и идти учить щенка хорошим манерам не хотелось. Кондиционер кондиционером, но на улице еще хуже. Полная Сахара. Четвертый охранник гаркнул на коллег «Ша, уроды! Достали со своими шуринами…», надавил кнопку и сказал в микрофон:
– К кому?
Динамик ответил слегка искаженным голосом:
– Пакет для Крымаря Александра Анатольевича. Он на месте? – молодой человек приоткрыл папку, демонстрируя пресловутый пакет.
А. А. Крымарь числился генеральным директором «Восточного щита», но на деле был лишь вторым человеком в агентстве. Командовал всем не занимавший официального поста человек, известный под прозвищами Джазмен и Витя Кингисеппский.
– Нету его, когда будет – не докладывал.
– Но расписаться-то в получении кто-нибудь сможет? – настаивал молодой человек.
– Сможет, сможет… – сказал охранник, уже отпустив кнопку микрофона и лениво направляясь к двери.
Остальные принялись с жаром обсуждать перипетии выигрыша, все более склоняясь к выводу, что столько денег Кроликову абсолютно ни к чему. Просто обязан Кроликов поделиться, – и в первую очередь со старыми знакомыми жены и родственниками людей, продававших ему машины. На экран, демонстрирующий пространство перед входной дверью, никто не смотрел. На другой – с видом коридора, который вел от входа к лестнице, и куда выходила дверь пультовой, – тоже не взглянул никто.
Это стало грубым нарушением инструкций – главной обязанностью дежурившей четверки было наблюдать в четыре пары глаз за мониторами, отражающими положение дел в особняке и вокруг него. Но нарушителям не суждено было оказаться уличенными в пренебрежении служебными обязанностями и получить заслуженное наказание…
Потому что дверь пультовой распахнулась, – и их начали убивать.
Глава восьмая. Никогда не экономьте на дверных цепочках
Я взялся за ручку и тихонько нажал на дверь – еще и еще, пока кто-то не сказал:
– Так, теперь довольно, просунь голову в дверь.
Просунуть-то я просунул, а сам думаю: сейчас ее и отрубят.
1.
Больниц в Ямбурге оказалось целых две – центральная районная, сокращенно ЦРБ, и стационар химкомбината.
Граев решил начать поиск с первой – благо, от автовокзала ее отделяло меньше километра. Он не ошибся, в справочной ЦРБ подтвердили поступление пациента по фамилии Крапивин.
Дальше началось непонятное. К пациенту Граева категорически не пустили. Не помог даже набор универсальных отмычек к человеческим душам – серо-зеленые бумажки с портретами заморских президентов. Дежурившая по отделению медсестра смотрела на них так, словно в Ямбурге до сих пор действовала статья УК, сурово карающая за владение иностранной валютой. Даже назвать палату, где лежал Крапивин, отказывалась.
Людмила, державшаяся поодаль, куда-то исчезла в самом начале попыток Граева улестить цербершу. Он удивился, увидев ее спустя недолгое время – шла по коридору уверенно, в белом халате и в бахилах, в руках пакет с печеньем и яблоками. Шла и совершенно не обращала внимания на препирательства Граева с дежурной. Глядя на ее уверенную походку, никто бы не усомнился, что женщина здесь не первый раз, знает, куда идет, и имеет на это полное право.
Он подыграл мгновенно: пошел на медсестру, как на амбразуру, качая права и угрожая жалобами медицинскому начальству, хамил двум выскочившим на громкие голоса санитарам, – и был в конце концов вытолкан с позором прочь.
Людмила прошла на отделение беспрепятственно.
Яблоки и печенье продавались внизу, в холле. Происхождение же халата с бахилами осталось загадкой. Надо думать, не весь персонал относился столь пренебрежительно к валюте бывшего потенциального противника.
Граев ждал Людмилу у больничного корпуса, наблюдая, как мимо ковыляет на костыле мужичонка в пижаме гнусно-серого цвета. Тот помялся неподалеку, опасливо поглядывая на Граева. Потом наконец решился, и ловко, несмотря на загипсованную ногу, нырнул в кучу сваленного у забора хлама, густо проросшую бурьяном. Повозился там и заковылял обратно, – к поджидающим его двум жестикулирующим фигурам в таком же больничном прикиде. Серая ткань на талии у мужичка натянулась и явственно обрисовала силуэт поллитровки…
Людмила вышла – уже без халата, бахил и пакета с передачей. И сразу объявила:
– В палате не Крапивин!
– Кто же?
– Понятия не имею… Лежит забинтованная с ног до головы личность, вместо головы – марлевый шар, а на спинке кровати табличка «Крапивин И.С.». Но не он, совершенно точно…
– Табличка… – недоверчиво протянул Граев. Насколько он знал, в провинциальных больницах такие вещи в ходу не были.
– Вот-вот… В палате, между прочим, еще три занятых койки – и ни на одной подобного украшения нет…
Наблюдательная, мысленно похвалил он. И спросил:
– О чем же вы поговорили с этим лже-Крапивиным?
– Ни о чем. Я сразу извинилась, сказала, что ошиблась палатой… И ушла.
– Не понял. Как же вы его разоблачили?
– По глазам. У Крапивина – настоящего – глаза очень характерные, голубые-голубые… А у этого – черные, цыганские.
– Хорошо, что там не засветились… Однако я поспешил, сказав, что исчезновения вроде закончились… Свой домашний телефон Крапивин вам давал?
– Да. Сотового у него нет. Вернее, он сказал, что нет.
– Ладно, адрес вычислим… Только придется разделиться. Я попробую разузнать, что значит вся эта клоунада с забинтованным двойником, а вы в это время…
– Скажите, Игорь… – Людмила осеклась, и Граев понял, что не уследил за мимикой – сморщился, как от зубной боли.
И подумал: «Какого черта? Если охота идет конкретно на меня, а не на знакомца Макса либо Людмилы, пока не установленного, – то имя мое и так известно. Если же нет… Ну что же, дамочка не раз доказала, что нервами обладает железными… И при посторонних будет обращаться правильно…»
– Меня на самом-то деле зовут Граев, Павел Иванович, – сказал он. – Можно просто Граев.
– А меня… – Людмила выдержала многозначительную паузу, – …Людмила. Полякова. Простите, не смогла ответить такой же откровенностью.
Она улыбнулась, и Граев с удивлением понял, что впервые видит ее улыбку.
2.
Палец Граева надавил на кнопку. За стальной дверью кастрируемым поросенком заверещал звонок.
«За подобными дверями, как правило, живут обеспеченные люди, особенно в провинции», – подумал Граев. Но в каждом правиле есть исключения – и здесь имело место одно из них.
Металл двери оказался порнографично-голым – не обшит роскошным и дорогим заморским деревом, и не обколочен деревом самым обычным и везде растущим, и не обтянут казенно-дерматиновой пародией на кожу, и даже не обляпан гнуснопрославленной среди пассажиров метро самоклейкой…
Дверь была выкрашена дешевой серой краской. Так красят боевые корабли – дабы на фоне свинцово-серых волн как можно позже заметили их вражьи наблюдатели – традиция в век радаров, честно говоря, архаичная. В наше время боевые корабли вполне могут быть хоть розовые в зеленый горошек – локаторы и сонары засекут их точно так же, а матросикам все повеселее будет служба казаться…
Но не о море и не о кораблях напомнила Граеву дверь.
Дверь напомнила о тюрьме.
Вопрос: кто может проходить через такое сооружение по несколько раз в день, сохранив при этом физическое и психическое здоровье? Ответ: лишь бывший либо настоящий труженик ГУИН. Говоря проще, – вертухай.
Но жил за этой дверью капитан И. С. Крапивин, занимавшийся в Ямбургском РУВД розыском пропавших без вести лиц, – занимавшийся до тех пор, пока якобы не угодил под колеса.
Шаги, глазок на мгновение затемнился – самый обычный, оптический, узкофокусный. Граев изобразил на лице приветливую доброжелательность – и чуть-чуть при этом деловую, слегка казенную – людям с такими лицами открывают всего охотнее. Изобразил и стал ждать стандартного вопроса: кто?
Вопрос не прозвучал. Вместо этого скрежетнул замок, взвизгнули плохо смазанные петли, лязгнула вытянувшаяся во всю длину цепочка.
Женщина. Бесцветно-бесформенно-безвозрастная – такими, собственно, женщины средних лет почти все и бывают без макияжа, в шлепанцах и домашних халатах последнего срока носки.
– Разрешите от вас позвонить? Попал в совершенно безвыходную ситуацию, – с обаятельным напором сказал Граев.
Он постарался изобразить безобидность на фоне интеллигентной стеснительности. Надетые очки весьма в том помогали, а что они без диоптрий – надо быть тертым профи, чтобы с ходу заметить и оценить значение сей детали… Спрашивать что-либо о Крапивине Граев счел пока преждевременным.
На бесцветно-безвозрастном лице женщины читалось тревога, переходящая в страх. Читалась легко и просто, как на экране дисплея. Едва ли она там одна, или с кем-то, из кого опора и защита нулевая, решил Граев. Скорее, с людьми, которыми до смерти напугана. И это не засада, иначе дверь бы сразу гостеприимно распахнулась.
Слова, звучавшие из квартиры, вроде бы подтверждали сделанные из вазомоторики выводы:
– Я не могу открыть, – монотонно говорила женщина. – Я одна в доме, вы скажите номер, я наберу и дам вам трубку…
Говорила она очень тихо.
Голос был полон страха. Страха, от которого не вопят, от которого немеют, который цепкими когтями сдавливает горло…
Есть мнение, что все замки – от честных людей. В таком случае все дешевые дверные цепочки – от людей хилых. Именно к таким дешевым цепочкам относилась преградившая Граеву путь. Вот только он к хилым людям не относился…
Цепочка лопнула с негромким бытовым звуком. Дверь распахнулась во всю ширь. Граев скользнул внутрь. Точнее, сделал один быстрый шаг вперед – совершенно синхронно с шарахнувшейся назад хозяйкой.