– Что за операция? – спросил Крапивин так же тихо и неприязненно.
– Правильнее назвать ее контроперацией… Здесь, в Ямбургском районе, зарубежные «друзья» России затевают большую провокацию. Сложную, многоцелевую – замешаны как политические, так и экономические интересы. Наша задача – сорвать замысел. Нанести упреждающий удар.
– Нельзя ли конкретнее? – спросил Граев.
– Нельзя, – отрезал Сергей Борисович. – До тех пор, пока господин Крапивин нас не покинет либо не присоединится, – нельзя.
– Не присоединюсь, не мечтай, – сказал капитан. – Что мне до вашей политики с экономикой… Мое дело маленькое: чтобы в районе люди спокойно спали, чтобы дети – и мои тоже – без опаски могли из дому выходить.
– Вот-вот… Боюсь, через несколько месяцев Ямбургский район станет очень неспокойным местом. И опасным. Практика показала, что даже таких громких акций, как Беслан и Норд-Ост, – недостаточно, чтобы как следует раскачать Россию. И зарубежные аналитики пришли к выводу: необходимо нечто уж совершенно запредельное. Кошмарное. Непредставимое. Впрочем, вы можете успеть сменить место службы и жительства. Время есть.
– Пугаешь, – констатировал капитан. – И на слабо берешь. Ладно… Рассказывай, черт с тобой. Считай, что я в деле.
– Стоп-стоп-стоп, – Макс выставил руку ладонью вперед, словно хотел отгородиться от секретной информации, совершенно ему не нужной. – А я-то здесь при чем? Чего это ради меня-то в добровольцы принудительно записали? В чем мой профит?
– Ну-у-у, господин Безуглов… – укоризненно покачал головой Сергей Борисович. – Во-первых, в добровольцы вы записались сами, без принуждения, – хоть ваш вербовщик оказался предателем, но проблема-то остается: детей действительно похищают, и используют… для очень нехороших дел используют.
Граеву показалось, что едва заметный кивок Сергея Борисовича после этих слов был как раз адресован ему, Граеву – в ответ на его вопросительный взгляд. Намек понятен…
– А во-вторых, закрытые дела о взрыве жилого дома на Заречной улице и офисного здания на Театральной – неплохой профит, не находите?
Макс изумленно захлопал ресницами.
– Заречная – это где? Впервые слышу…
Сергей Борисович не стал тратить слов – молча протянул фотографию.
– Во-о-от оно что… – протянул Макс. – Значит, та девка на велосипеде… Теперь все ясно. Вопрос снят. Дан приказ ему на запад…
– Кому девка, а кому и сотрудница, – наставительно произнес Сергей Борисович. Повернулся к Граеву и Людмиле: – У вас, господа, может быть, тоже имеются вопросы или возражения?
Граев покачал головой. И без того ясно, что скажет ему Сергей Борисович: ваш профит, господин Граев, в том, что вам и дальше позволят проживать хапнутые денежки. А Ксюша или Катя не окажутся «перевезенными в безопасное место».
Людмила сказала:
– По-моему, пора приступить к рассказу.
И Сергей Борисович приступил.
По его словам, совсем неподалеку, с эстонской стороны границы, не так давно появился секретный объект. Биологические опыты. На человеческом материале. Хозяева – не одни лишь эстонские спецслужбы. Главные кураторы проекта из… В общем, из страны, предпочитающей всевозможные запрещенные конвенциями и договорами объекты (например, концлагеря, где к военнопленным применяются пытки) размещать не на своей территории.
Опыты проводятся над животными – хищными, безмерно опасными, обладающими зачатками разума. (Ваше недоверие, господин Крапивин, вполне понятно – но позже вы можете расспросить своих коллег, им доводилось сталкиваться с такими зверушками.) Вернее, даже не опыты, – полевые испытания. Причем на нашей территории… Но это лишь цветочки, одиночные вылазки зверей-мутантов. Ягодки будут чуть позже. Массовая атака практически неуязвимых для оружия ночных монстров, залитый кровью район, хаос, неразбериха, полное падение престижа власти. А затем, в самый кульминационный момент, – общественности предъявят виновников. Фальшивый, загодя созданный на российской территории квази-объект, – здесь, дескать, покрываемая властями «кровавая гэбня» ставила свои чудовищные опыты, здесь выпустила джинна из бутылки… Когда это произойдет, объяснять не надо, – ровнехонько под президентские выборы. И результат их станет непредсказуемым. Не исключен и вариант какой-нибудь «березовой» революции – если для подобного мероприятия найдутся спонсоры, все-таки не Украина и не Грузия, требуются на порядок большие капиталовложения.
Задача проста: объект должен быть уничтожен. Причем людьми, никак с российским государством не связанными. Чтобы случае провала мировой общественности могли предъявить трупы гражданина Германии, находящегося в российском розыске, и авантюристки-наемницы, давно ушедшей с государственной службы, и другого наемника, засветившегося в паре балканских стран и числящегося в розыскных списках Гаагского трибунала. (При этих словах Макс приосанился – понятия не имел, что он столь популярная на Западе персона.) И еще один труп, не поддающийся опознанию, – потому что капитан милиции Крапивин, увы, в случае неудачи скончается в больнице после травм, полученных в дорожно-транспортном происшествии…
А чтобы избежать подобного исхода и оставить с носом жаждущую трупов мировую общественность – операцию надо подготовить и провести ювелирно.
Вот и вся вводная информация. А в качестве бонуса он, Сергей Борисович, готов ответить на один вопрос каждого из присутствующих. Лишь на один, но правдиво и исчерпывающе. Кто первый?
Первым, не особо задумываясь, поднял руку Макс.
– Можно ли увольнительную на денек получить? А то тут один хмырь живых людей топить повадился, надо б с ним разговор закончить…
– Уже не надо, – покачал головой Сергей Борисович. – Виктор Ильич Понырев, он же Витя Кингисеппский, он же Джазмен, – арестован сегодня ночью. Он и трое его подручных. Взяты с поличным, с оружием в руках, – в квартире, где находились два трупа, застреленные из этого самого оружия. И один полуживой человек со следами самых изуверских пыток. Кому принадлежала та конспиративная квартира – объяснять, думаю, не надо. Так что возможность закончить разговор появится лет через двадцать, никак не раньше. Кто следующий?
– Зачем эстонцы вообще полезли в это дело? – спросил Граев. – Такой кусок им явно не зубам и не по желудку… Кровавая бойня в Ямбургском районе может и через границу перекинуться, знаю я, какие те звери шустрые. А «березовая» революция и по соседям России ударить может, так что мало не покажется…
– Звери те, да не те… Управляемые. Можно сказать, дрессированные. Известно ведь, что куда легче начинать дрессировку щенка, чем взрослой собаки. Здесь та же картина. А на всю Россию наши друзья не замахиваются. Их цель куда проще и конкретней: порты.
Граев не понял. Сергей Борисович пояснил: проект создания в Ленинградской области новых портов, несмотря на все препоны, близок к завершению. В Ямбургском районе – в Усть-Луге – уже работают угольный и нефтеналивной терминалы, лесной порт вот-вот выйдет на проектную мощность. Очень скоро пойдет полновесный грузопоток – причем в обход Таллиннского и Рижского портов. И для соседей настанут трудные времена. Особенно для Эстонии – не секрет, что больше половины ее бюджета составляют поступления от транзита грузов. Альтернатив тому нет – невозможно развивать промышленность при отсутствии полезных ископаемых и технологической базы, а сельское хозяйство на столь скудных почвах. Экономический крах неизбежно повлечет за собой политический – ликвидацию нынешнего государства, основанного на дискриминации сотен тысяч русских «мигрантов». И те, кто стоит сейчас у руля в Таллине, готовы на всё, лишь бы пресечь поток инвестиций в порты Ленобласти. В буквальном смысле на всё. На любую кровавую провокацию… А наивный Джазмен полагал, что коли уж на его территории появился столь жирный пирог, – ломоть ему причитается. И угодил между молотом и наковальней.
Крапивин свой вопрос задал по-прежнему неприязненным тоном:
– А почему, собственно, мы тебе верить должны? Ты нас на тот берег загонишь, сам тут останешься, большие люди свои порты получат, тебе денежек отслюнят, – а нам могилки под куратскими кустиками. Не выберемся ведь, кто ж нас оттуда живьем выпустит…
– Я не останусь тут, пойду с вами. И закончить жизнь под куратским кустиком не хочу. Так что будем выбираться.
– Хо-хо… Не ждал… – Крапивин самым простецким жестом поскреб затылок. – А чего так-то?
– Ну… скажем так: я тоже в своем роде штрафник. Приходится расплачиваться за кое-какие ошибки.
– Что, в Лондоне траванул кого-то не аккуратно? – спросил Макс насмешливо. – Или…
Сергей Борисович заткнул его без слов – одним лишь взглядом. Ну-ну, подумал Граев, посмотрим, каков ты в деле…
Людмила (она же, как выяснилось, Надежда) абстрактных вопросов не задавала. Подошла к делу конкретно:
– Где расположен объект? Давайте-ка за работу браться, раньше начнем – раньше кончим.
И началась работа – конкретная, над картой.
Выяснилось – в самом истоке Наровы, там, где река вытекает из Чудского озера, расположена деревушка Васк-Нарва. Имеется там старая, разрушенная крепостица – небольшое укрепление, основанная в давние времена еще шведами. В крепости два года назад провели восстановительные работы, обнесли оградой из колючей проволоки, установили жилые домики… Обитает там около полусотни военнослужащих, стоит кое-какая аппаратура… Официально – радионавигационный маяк Министерства обороны. Но… Судя по всему – объект ложный, причем ложный дважды… Навигацией там и не пахнет, понятно. Но и биологические опыты не проводятся. Крепость – всего лишь место дислокации для охранников объекта истинного, расположенного где-то в стороне, неподалеку. Подземного, хорошо замаскированного, с минимальным количеством посвященного персонала.
Увы, агентурная разведка точного расположения подземелья не выявила, что затруднит операцию. Придется тратить время на поиск.
– Не придется, – сказал Граев. – Знаю я этот объект, тоже мне, бином Ньютона…
Все без исключения присутствующие уставились на него изумленно. Он пояснил:
– Все очень просто. Был у меня один знакомый шпион…
Шпион Яван Яфимович – II
Достаточно интересный вопрос о различии в системах обучения советских и германских шпионов Яван Яфимович дипломатично обходил молчанием.
Отмечал лишь, что у немцев кормили хуже, – добавки не допросишься. И никаких увольнительных – хоть до родных Ваниных мест было рукой подать, даже одним глазком не смог взглянуть, что дома творится.
Но, похоже, абвер готовил своих рекрутов все же тщательнее, чем Красная Армия в сумятице сорок первого…
По крайней мере, отучился в Яван Яфимович в разведшколе полтора с лишним года.
В шпионских науках вновь не блистал, но доучился, с большим трудом сдав экзамены. Он бы, может, и завалил их, с радостью оставшись на второй срок. Да вот только второгодников его педагоги не жаловали. Сильно неуспевающих грузили ночью в машину и увозили в неизвестном направлении. Ваня очень сомневался, что отправляли их обратно в лагерь военнопленных – слишком быстро грузовик возвращался. Вернее всего, земной путь этих разгильдяев и двоечников обрывался в каком-то не слишком отдаленном лесном овраге…
А Явану Яфимовичу пришла пора отправляться в советский тыл и отрабатывать пайку хлеба, намазанного эрзац-мармеладом…
Но он давно уже прикидывал своим цепким крестьянским умом, как бы этой напасти избежать. О побеге, правда, не задумывался. Пара пойманных и принародно повешенных на аппель-плацу беглецов мысли такие искоренила напрочь.
Помог Ване его здоровый образ жизни – он не курил и не пил выдаваемое по воскресениям спиртное. Поклонившись трехлитровой флягой шнапса, сэкономленного за месяцы обучения, и несколькими блоками сигарет заместителю начальника школы, гауптману Крюге (большому любителю того и другого), Яван Яфимович остался после выпуска при школе… инструктором.
Понятно, стрельбе и рукопашному бою, парашютным прыжкам и минному делу обучить он никого не сумел бы. Его, с легкой руки Крюге, поставили работать с несколькими группами белоэмигрантов второго поколения, – ставить произношение. Те ребята говорили на русском образца 1913 года, да еще изрядно подпорченном наречиями тех стран, по которым их насобирали…
«Ня тяк говори, мяхще говори – п-я-я-яска…» – поучал заважничавший Ваня старательно конспектирующих белогвардейских сынков. «Пяской» говор его местности именовал ладонь.
Военно-исторической науке неизвестно, сколько его учеников засыпались, вызвав подозрения у сотрудников СМЕРШа своим странным диалектом, но невольный и косвенный вклад Явана Яфимовича в победу антигитлеровской коалиции не подлежит сомнению. Такой союзник, как он, похуже иного врага будет.
Но, как часто случается, конец беспечальной педагогической карьере пришел нежданно-негаданно. Благодетель Крюге погорел в конце 43-го года на каких-то махинациях не то с казенными харчами, не то с горючим, – и отправился командовать ротой на трещавший по швам Восточный фронт. А Иван отправился в тыл. В советский… Офицеру, сменившему Крюге, оказалось достаточно послушать всего одну филологическую лекцию…
Первое, что сделал Ваня, приземлившись с парашютом в тылу 2-го Белорусского фронта, – дезертировал из рядов абвера.
Дезертировал очень просто: не явился к месту сбора группы. А потом двинул в свои родные места. Как он добирался туда в течении семи месяцев, как разминулся с кишащими в белорусских лесах бандами, дезертирами и немцами-окруженцами, как не угодил в руки активно зачищавших прифронтовую полосу органов, – никто и никогда уже не узнает. По крайней мере, героических и кровопролитных историй в духе известного романа «Момент истины» Граев никогда от Явана Яфимовича не слышал.
«Добрыя люди помог(яли…» – вот и весь рассказ об этом периоде жизни. Но ранней весной сорок пятого он добрался до родной деревни. От деревни остались только печи, да высокие, в рост человека, фундаменты, на чухонский манер сложенные из дикого камня… Пришлось податься в соседнюю, частично уцелевшую, деревушку Переволок, где были у него и знакомые, и даже дальние родственники.
Последовав давнишнему совету старосты, шпион оборудовал в густом приречном лесу бункер. Ковырять еще замерзшую землю не хотелось, и Яван Яфимович приспособил под жилье бетонированный блиндаж, оставшийся не то от немцев, не то еще от эстонцев. Позже он засадил холмик, прикрывавший сверху схрон, густыми кустарниками, на второе лето совершенно скрывшими секретное обиталище… Впрочем, гораздо чаще, чем в своей берлоге, прятался нелегал в деревне, в доме бездетной овдовевшей солдатки.
Потянулись месяцы, затем годы подпольной жизни. Яван Яфимович все больше к ней привыкал, и все меньше соблюдал хоть какие-то правила конспирации. Местные жители тоже к нему привыкли и старались не замечать Ваню, пробирающегося вечерними сумерками в избу вдовицы. Изредка наведывавшийся участковый (тоже из местных) старательно смотрел в другую сторону, когда проходил мимо Явана Яфимовича, занимающегося какими-либо дворовыми работами.
Поскольку ни трудодней, ни продовольственных карточек Ване не полагалось, он соорудил легкую плоскодонку и занялся рыболовным промыслом, освоив это дело за три года в совершенстве. И даже спустя тридцать лет очень любил посидеть на берегу с выстроганной из орехового хлыста удочкой, зачастую вылавливая больше, чем приезжие рыболовы, оснащенные по последнему слову техники…
А потом в густых окрестных лесах очутилась банда эстонских националистов, переправившаяся с левого берега Наровы. Там их сильно допекли отряды НКГБ, и бандиты надеялись тихо отсидеться на русском берегу. Не вышло. В Ленинградской области, под боком города-героя, терпеть их никто не стал, – в лесах и деревнях провели войсковую операцию. И Яван Яфимович угодил в сети грандиозной облавы.
Надо сказать, что Родина-мать не забыла о своем блудном шпионе.
Папка с его делом лежала в соответствующем шкафу соответствующего учреждения, и ориентировки с Ваниными приметами рассылались куда положено. Казус был в том, что ловили его на западных границах и в Восточной Германии. Бывшие коллеги по абверовской разведшколе, попадая в руки СМЕРШа, пытались списать на кого угодно собственные теракты и диверсии. Канувший как в воду Яван Яфимович подходил для этого лучшим образом, – послужной как бы его список в упомянутой папке был длинен и весьма кровав. В описываемое время Ваня числился сдавшимся американцам и активно работающим в разведцентре ОСС-ЦРУ под Мюнхеном.
Личность шпиона установили быстро. И начали раскручивать по полной программе: «Имена? Агентурные псевдонимы? Пароли? Явки?»
Искренние ответы Вани, естественно, чекисты принимали за подготовленную американскими специалистами легенду…
Случись все это году в 44-м или в 45-м, надо думать, шпионская карьера Явана Яфимовича завершилась бы самым печальным образом. Разговор со шпионами тогда был короткий: допрос, трибунал, расстрел. Но на дворе стоял 1949 год, о котором стоит сказать чуть подробнее.
* * *
Сорок девятый год занимал особое место в подготовке гения всех времен и народов к победоносной третьей мировой войне. В сорок девятом у Сталина появилась бомба. А полеты через полюс Чкалова и других сталинских соколов доказали, что бомбить Америку, в принципе, можно. Причем самолетостроение за годы, прошедшие с середины тридцатых, не стояло на месте…
В сорок девятом году схватка с мировым империализмом, теоретически необходимая для выживания СССР, стала помалу приобретать конкретные черты. И уже в следующем году, в Корее, отец народов попробовал на зуб противника номер один.
Но в грандиозных планах имелась одна загвоздка. При почти неисчерпаемых природных ресурсах страны, – людские ее резервы находились в критическом состоянии. Слишком большим числом погубленных миллионов было уплачено за победу…
Сталин осознал проблему и задумался о путях ее решения, когда только-только стал ясен исход второй мировой.
И уже в конце сорок четвертого года начался поход за увеличение рождаемости: появилось звание «Мать-героиня» и одноименный орден, заработала система льгот и поощрений многодетным семьям.
После войны грянул полный запрет абортов, и крайне суровые наказания для подпольных акушеров. Об полном отсутствии противозачаточных средств и говорить не приходится, – презервативы и те продавались по рецептам. Процедура развода стала чуть ли не сложнее, чем в иных католических странах…
Более того, в традиционно мусульманских регионах СССР началось, с указания столичного начальства, некоторое шевеление в области возрождения национальных традиций. И много лет спустя бывшие ответственные работники, ставшие персональными пенсионерами, на полном серьезе уверяли, что прорабатывался вопрос о возрождении… многоженства.
Все это, конечно, работало на достаточно отдаленную перспективу.
А людей остро не хватало сейчас. И Сталин отменил смертную казнь. Власовцы, бандеровцы, пособники и просто уголовники, валящие лес и добывающие золото, были гораздо полезнее для страны, чем поставленные к стенке. И в мемуарах политических сидельцев тех лет упоминается засилье в лагерях бывших пособников врага, ранее, в годы войны, без особых затей расстреливаемых…
* * *
Высшую меру шпион Ваня не получил.
Более того, миновал его даже «тяжеляк» (двадцать пять лет лагерей), заменивший расстрел для особо закоренелых врагов народа, – от части облыжных обвинений удалось отмазаться.
Яван Яфимович на пятнадцать лет поехал валить лес в республику Коми, в Печорлаг…
Одна из хрущевских амнистий – грянувшая к сорокалетнему юбилею революции – заменила ему последние пять лет лагеря на поселение. Изменения, впрочем, оказались минимальными – отвратный климат, тяжелая работа и скудная еда остались теми же.
Хотя многие из поселенцев, попривыкнув, и после окончания своих сроков оставались жить на севере. Но только не Яван Яфимович. Как перелетных птиц неведомый инстинкт ведет за тысячи километров к их гнездовьям, так и его неудержимо тянуло в родные леса и болота.
И он вернулся – одинокий, на исходе пятого десятка мужик, как-то незаметно растративший всю жизнь на шпионские игрища…
От крестьянского труда совсем отвык, работал продавцом и одновременно директором крохотного сельского магазинчика, занимающего половину стоявшей на берегу халупы, – другая половина служила Явану Яфимовичу казенным жильем. Позже, когда построили новую торговую точку, – кирпичную и более просторную, – хибара перешла в полное владение вышедшего на пенсию экс-шпиона…
* * *
Вот, собственно, и вся шпионская история.
Но случился у нее эпилог – спустя тридцать лет. Пятнадцатилетний Пашка Граев долго уговаривал старика показать логово диверсантов и шпионов абвера… И однажды уговорил-таки.
Плыли долго – длинная и узкая лодка бывшего шпиона приводилась в движение маломощным и астматическим мотором «Салют»…
Пашку ждало разочарование – ничего загадочного и любопытного от шпионского гнезда не уцелело. По словам Явана Яфимовича, немцы схитрили. Размещенные вокруг аппель-плаца бараки были пустышкой, декорацией – и несколько бомбовых ударов по ним не причинили особого вреда. Настоящий же разведцентр располагался под землей – была тут у шведов в давние времена небольшая каменоломня, брали камень для строительства крепости, чтобы не возить за тридевять земель… Немцы расширили и оборудовали катакомбы, проложили коммуникации – воду, электричество, канализацию.
Увы, Пашке Граеву не довелось пошастать в таинственных подземельях, где скелеты в эсэсовских мундирах сжимают в костяшках истлевших рук поржавевшие «шмайссеры». Ведущий под землю ход оказался перекрыт обвалом – не то естественным, не то вызванным взрывом… Пришлось удовлетвориться лишь рассказами старика.
Однако место Граев запомнил хорошо.
Глава тринадцатая. А в это время Бонапарт переходил границу…
Что нехорошо и против нравственности, так мне на это ровным счетом наплевать.
1.
– Не передумал? – с тоскливой надеждой спросил капитан Орлов. – У меня все наготове: катер есть на воздушной подушке – зверь-машина, и всех разом заберет, и огнем с берега прикроет… Всего неделя, как получили, в деле не использовали – кураты о нем пока не знают. «Ибрис» в военном варианте. Не «Самум» и не «Зубр», конечно, – но два КПВТ стоят… Ребята надежные есть, пятеро, – хоть в огонь, хоть в воду, б-а-а-льшие счеты на той стороне имеют. Неужто тебе шесть штыков и огневая поддержка лишними будут?
Орлов очень хотел на тот берег. В последние дни, после страшной смерти племянника, он изменился: стал молчалив и угрюм, не слышно ни обычных шуточек-прибауточек, ни рыбацких баек о вот такенных лососях. Временами в разговоре замолкал, смотрел куда-то отсутствующим взором, сразу видно – не здесь человек. Граеву такие симптомчики были знакомы, и на месте пограничного начальства он бы встревожился и принял бы меры: Митя Чередниченко после смерти брата, под Урус-Мартаном на фугасе подорвавшегося, тоже такой вот, сам не свой, ходил, а потом тако-о-ое учудил…
– Нельзя, – отрезал Бомбер. – Ни самому нельзя, ни людям. Думаешь, на той стороне на тебя полное досье не лежит? Лежит, и во всех видах ты там, молодой да красивый. Так что ты мне тут международный конфликт не провоцируй. Как говорится: один солдат – уже знамя, уже армия.
– Ну а катер-то хоть? – не сдавался пограничник. – Всяко ведь по-мирному уйти не получится. Начнут с берега по лодкам садить – охота тебе, дело сделав, в последний момент загибаться?
– Нельзя. Пусть лучше все там ляжем, чем катер твой на мелководье подобьют. Ты свою задачу знаешь, и давай без самодеятельности.
– Знаю…
Орлов, помрачнев еще больше, отвернулся. Смотрел в угол, о чем-то задумавшись…
– Не ссы, граница, – сказал Валет, фартовый человек. – Всё шито-крыто заделаем. Ты ж знаешь, если я за дело берусь – комар носа не подточит.
Орлов промолчал, Крапивин же продемонстрировал родственнику кулак – судя по всему, отнюдь не в шутку. Отношение его к брату весьма напоминало родственные чувства библейского Каина к Авелю – разве что до смертоубийства дело не доходило. Однако, хоть сторожем своему непутевому брату Крапивин-старший никак не мог считаться, карьера его замерла пятнадцать лет назад на звании капитана во многом благодаря Валету, – самому дерзкому и удачливому на все Принаровье контрабандисту. Валет же, напротив, зла на брата не таил. И, надо понимать, согласился участвовать в операции ради него.
– Пригодился бы катер, – вздохнула Надежда. – А еще лучше пару звеньев «сушек» бы послать. Неопознанных. И раздолбать их берлогу к чертовой матери, чтоб трава десять лет не росла.
На это безответственное и авантюрное предложение Бомбер даже отвечать не стал. Бомбером, кстати сказать, он стал с легкой руки Макса – сначала тот сократил Сергея Борисовича до СБ, потом расшифровал аббревиатуру как Средний Бомбер, потом «Средний» отсеялся – все равно в бою проговаривать долгие прозвища некогда.
– Минус тридцать, – сказал Бомбер, что в переводе на русский означало: до начала первой фазы операции полчаса. – Проверяем снаряжение.
Проверили. Снаряжение и оружие было собрано с бору по сосенке: пистолеты – швейцарские, автоматы – немецкие, два ручных пулемета – бельгийские, гранаты и средства защиты – американские. Никакой ниточки, ведущей к России. За единственным исключением: Валет объявил, что импортными пукалками он пользоваться не обучен, и учиться не собирается – и вооружился обрезом двустволки-вертикалки.