ла позволяла ему видеть. Знания, которые он таким образом
получал, несомненно, были часто ему полезны; но вид великой
мощи Мордора, которую ему показывали, сеял отчаяние в его
сердце, пока он не сошел с ума.
-- Теперь я понимаю то, что казалось мне странным, -
сказал Пиппин, вздрагивая от воспоминания. - Повелитель ухо-
дил из комнаты, где лежал Фарамир; и когда он вернулся, я
заметил в нем перемену: он казался старым и разбитым.
-- В тот самый час, когда Фарамира принесли в Башню,
многие из нас видели странный свет в верхнем кабинете, -
сказал Берегонд. - Но мы видели этот свет и раньше, и в Го-
роде давно говорили, что иногда повелитель мысленно борется
с Врагом.
-- Увы! Значит, я догадался верно, - сказал Гэндальф. -
Так воля Саурона проникла в Минас Тирит; и это меня задержа-
ло здесь. И я вынужден буду еще некоторое время оставаться
здесь, потому что, кроме Фарамира, здесь скоро будут и дру-
гие больные.
А сейчас я должен спуститься, чтобы встретить тех, кто
придет. Я видел на поле зрелище, опечалившее мое сердце, а
может прийти еще большая печаль. Иди со мной, Пиппин! А вы,
Берегонд, вернитесь в Цитадель и расскажите командиру гвар-
дии о происшедшем. Кго обязанностью будет, как я думаю, отс-
транитиь вас от службы в гвардии; и скажите ему, что я сове-
тую послать вас в Дома Излечения, чтобы вы охраняли своего
капитана и служили ему, чтобы вы были рядом, когда он очнет-
ся - если он очнется. Ибо вы спасли его от огня. Идите же! Я
скоро вернусь.
С этими словами Гэнадальф повернулся и направился вмес-
те с Пиппиным в нижний город. И когда они спускались, ветер
принес серый дождь, пожары погасли и на их месте поднялись
столбы дыма.

    Глава VIII. Дома излечения.




Глаза Мерри застилало туманом от слез и усталости, ког-
да они подходили к разрушенным Воротам Минас Тирита. Он об-
ращал мало внимания на обломки и разрушения вокруг. Огонь,
дым и зловоние заполняли воздух - множество машин было по-
дожжено и брошено в огненные ямы вместе со множеством уби-
тых; тут и там лежали тела огромных чудовищ южан, полусго-
ревшие, убитые камнями из катапульт или застреленные в глаза
доблестными лучниками. Дождь на время прекратился, показа-
лось солнце, но весь нижний город по-прежнему был окутан
удушливым дымом.
Люди уже расчищали путь через обломки и другие следы
битвы; от Ворот принесли носилки. Эовин осторожно уложили на
мягкие подушки; тело короля накрыли драгоценным золотым пок-
рывалом, перед ними несли факелы, и их пламя, бледное в сол-
нечных лучах, раздувалось ветром.
Так прибыли в столицу Гондора Теоден и Эовин, и все,
кто видел их, обнажили головы и поклонились; они прошли че-
рез пепел и копоть сожженного круга и начали подниматься по
каменным улицам. Мерри же этот подВем показался вечным, ка-
ким-то бессмысленным путешествием в ненавистном сне, все
длящемся и длящемся, движущемуся к какому-то концу.
Факелы перед ним медленно потускнели, он шел во тьме и
думал: "Это туннель, ведущий к могиле, здесь мы останемся
навсегда".
Но неожиданно в его грезы ворвался голос:
-- Мерри! Слава Богу, я нашел тебя!
Мерри поднял голову, и туман в его глазах немного рас-
сеялся. Пиппин! Они лицом к лицу столкнулись на узкой улоч-
ке; она была пуста. Мерри протер глаза.
-- Где король? - спросил он. - И Эовин?
Потом повернулся, сел на какой-то порог и снова начал
плакать.
-- Они прошли в Цитадель, - сказал Пиппин. - Ты, веро-
ятно, уснул на ходу и свернул не в ту сторону. Когда обнару-
жилось, что тебя с ними нет, Гэндальф послал меня на поиски.
Бедный старина Мерри! Как я рад снова видеть тебя! Но ты ус-
тал, и я не стану беспокоить тебя разговорами. Скажи, ты ра-
нен?
-- Нет, - ответил Мерри. - Я думаю, что нет. Но у меня
не действует правая рука, Пиппин, с тех пор, как я ударил
его. И мой меч сгорел, как кусок дерева.
Пиппин встревожился.
-- Лучше пойдем побыстрее, - сказал он. - Я хотел бы
отнести тебя. Ты не можешь больше идти. Тебе вообще нельзя
было позволять идти, но прости их. Так много ужасного прои-
зошло в Городе, Мерри, что легко было просмотреть одного
бедного хоббита, возвращающегося с битвы.
-- Не всегда плохо, когда тебя не замечают, - сказал
Мерри. - Меня не заметил... Нет, нет, я не хочу говорить об
этом. Помоги мне, Пиппин! Все темнеет перед глазами, а рука
у меня такая холодная.
-- Обопрись на меня, Мерри! - сказал Пиппин. - Идем!
Шаг за шагом. Это близко.
-- Вы меня сожжете? - спросил Мерри.
-- Конечно нет, - ответил Пиппин, стараясь, чтобы голос
у него звучал весело, хотя сердце его разрывалось от страха
и жалости. - Нет, мы идем в Дома Излечения.

Они свернули с узкой улочки, шедшей между высокими до-
мами и стеной четвертого круга, и вышли на главную улицу,
поднимающуюся к Цитадели. Шаг за шагом шли они, пока Мерри
не зашатался и не начал бормотать, как в бреду.
"Я не доведу его, - подумал Пиппин. - Неужели никто не
поможет мне? Я не могу оставить его здесь..."
И как раз в этот момент сзади к нему подбежал мальчик,
и Пиппин узнал в нем Бергила, сына Берегонда.
-- Привет, Бергил! - сказал он. - Куда ты идешь? Рад
снова видеть тебя и видеть живым.
-- У меня поручение к лекарям, - ответил Бергил. - Не
могу задерживаться.
-- И не нужно! - сказал Пиппин. - Но скажи им, что у
меня тут больной хоббит, пришедший с битвы. Не думаю, чтобы
он смог сам дойти туда. Если Митрандир там, он будет рад
этому сообщению.
Бергил убежал.
"Лучше я подожду здесь, - подумал Пиппин. Он осторожно
опустил Мерри на мостовую и сел рядом с ним, положив голову
Мерри себе на колени. Потом взял в свои руки руки друга.
Правая рука была холодна, как лед.
Вскоре появился сам Гэндальф. Он склонился к Мерри и
тронул его лоб, потом осторожно поднял его.
-- Он заслужил честь быть почетным гостем в этом горо-
де, - сказал колдун. - Он оправдал мое доверие, ибо если бы
Элронд не послушался меня, ни ты, ни Мерри не выступили бы с
нами; и тогда печальные дела этого дня были бы гораздо пе-
чальнее. - Он вздохнул. - Вот и еще один больной на моем по-
печении, а сражение достигло равновесия.

Фарамира, Эовин и Мериадока уложили на постели в Домах
Излечения; здесь за ними хорошо ухаживали. Хотя знания древ-
них в эти дни во многом были забыты, в Гондоре сохранилось
умение лечить раны и болезни. Не умели только лечить ста-
рость... И действительно, продолжительность жизни гондорцев
теперь не намного превышала продолжительность жизни других
людей, и мало кто из них доживал до ста лет, за исключением
семей с чистой кровью. Искусство лечения болезней еще больше
ухудшилось в последние годы: появилась болезнь, которую на-
зывали Черной Тенью, потому что ее распространяли назгулы.
Пораженные этой болезнью впадали в глубокий сон, тело их
становилось холодным, и они умирали. И лекари решили, что
невысоклик и леди Рохана тяжело больны этой болезнью. Утром
они начинали говорить, бормоча в бреду какие-то слова, и ле-
кари внимательно слушали их, надеясь узнать что-нибудь та-
кое, что может облегчить их положение. Но скоро они вновь
впадали в тьму, и по мере того, как солнце сколнялось к за-
паду, лица их все более покрывала тень. А Фарамир горел в
лихорадке, которую ничем нельзя было успокоить.
Гэндальф переходил от одного больного к другому, и ему
говорили все, что они сказали в бреду. Так тянулся день, а
битва за стенами Города продолжалась, и все новые странные
известия приходили к Гэндальфу. А он по-прежнему ждал и наб-
людал за больными. Наконец красный закат заполнил небо, и
свет через окна упал на серые лица больных. Стоявшим рядом
показалось в этом свете, что на лица вернулось здоровье, но
это был лишь обман зрения.
Старуха по имени Иорет, самая старшая из женщин, обслу-
живающих Дома, глядя на прекрасное лицо Фарамира, заплакала,
так как все любили его. И она сказал:
-- Увы! Он умрет. Если бы здесь были короли Гондора,
как в старые времена. Ибо сказано в старину: руки короля -
руки целителя. Так можно узнать законного короля.
И Гэндальф, стоявший рядом, сказал:
-- Люди должны долго вспоминать ваши слова, Иорет! В
них наша надежда. Может быть, король действительно вернулся
в Гондор; или вы не слышали странных новостей, достигших Го-
рода?
-- Я была слишком занята этими, чтобы обращать внимание
на крики.
Гэндальф торопливо вышел, и в это время небесный пожар
погас, холмы померкли, и серый, как пепел, вечер пополз оп
полям.

На закате солнца Арагорн, Эомер и Имрахил со своими ка-
питанами и рыцарями подошли к Воротам, и здесь Арагорн ска-
зал:
-- Смотрите на солнце, сидящее в большом огне! Это знак
конца и падения многих дел и существ, знак перемены в тече-
нии мира. Но этот Город и королевство долгие годы управля-
лось наместниками, и боюсь, что если я войду непрошенным,
возникнут сомнения и раздоры, а их не должно быть пока не
кончена война. Я не войду и не буду ничего заявлять, пока не
станет ясно, кто побеждает: мы или Мордор. Мою палатку уста-
новят в поле, и здесь я буду ждать приглашения повелителя
Города.
Но Эомер сказал.
-- Вы уже подняли знамя королей и показали знаки дома
Элендила. Вы хотите скрыть их?
-- Нет, - ответил Арагорн, - но я считаю, что время еще
не пришло. Я не хочу бороться ни с кем, кроме нашего Врага и
его слуг.
И принц Имрахил сказал:
-- Ваши слова мудры, если их может оценивать родствен-
ник повелителя Денетора. Он горд и обладает сильной волей,
но он стар... К тому же после смерти сына он очень изменил-
ся. Но я не позволил бы вам оставаться у дверей, как проси-
телю.
-- Не как просителю, - сказал Арагорн, - а допустим,
как капитану следопытов, которые не привыкли к городам и к
каменным домам.
И он приказал свернуть свое знамя; сняв Звезду Северно-
го Королевства, он отдал ее на сохранение сыновьям Элронда.

Тогда принц Имрахил и Эомер Роханский оставили его,
прошли через Город, через толпы людей и поднялись в Цита-
дель; они пришли в зал Башни, разыскивая наместника. Но
кресло его было пусто, а перед помостом лежал король Марки
Теоден; около него горело двенадцать факелов и стояло две-
надцать часовых - рыцарей Гондора и Рохана. Его постель была
завешана зелеными и белыми тканями, но сам король по грудь
был укрыт драгоценной парчой, поверх которой лежал его обна-
женный меч, а у ног - щит. Свет факелов отражался в его бе-
лоснежных волосах, как солнце в брызгах фонтана, но лицо у
него было прекрасное и юное; только мирное выражение лица не
было свойственно юности; казалось он спит.
Когда они молча постояли возле короля, Имрахил сказал:
-- Где наместник? И где Митрандир?
А Эомер добавил:
-- Где леди Эовин, моя сестра? Она должна лежать рядом
с королем. Куда ее положили?
Но Имрахил на это возразил:
-- Но леди Эовин была жива, когда ее несли сюда. Разве
вы не знаете?
Надежда так неожиданно вспыхнула в сердце Эомера, а с
ней страх и забота, что он больше ничего не сказал, но по-
вернулся и быстро вышел из зала. Принц последовал за ним.
Когда они вышли, уже опустился вечер, и много звезд зажглось
в небе. Подошел Гэндальф и с ним человек, закутанный в се-
рое. Они встретились у входа в Дома Излечения. Поздоровав-
шись с Гэндальфом они сказали:
-- Мы ищем наместника. Люди говорят, что он здесь. Неу-
жели он ранен или заболел? И где леди Эовин?
И Гэндальф ответил:
-- Она лежит там; она не мертва, но близка к смерти. А
Фарамир ранен злой стрелой, как вы, наверное, слышали, и он
теперь новый наместник: Денетор ушел, и дом его превратился
в пепел.
И они преисполнились горя и удивления от его рассказа.
-- Итак, победа лишает радости, какое горькое совпаде-
ние, что Гондор и Рохан в один день лишились своих повелите-
лей. Но Рохиррим правит Эомер. А кто будет пока править Го-
родом? Не нужно ли послать за Арагорном?
И закутанный в плащ человек сказал:
-- Он пришел.
И они увидели, когда он сделал шаг к лампе, что это
Арагорн, одетый в серый плащ из Лориена поверх кольчуги и не
имеющий на себе никаких отличительных знаков, кроме зеленого
камня Галадриэль.
-- Я пришел по просьбе Гэндальфа, - сказал он. - Но по-
ка я всего лишь капитан Дунедайн из Арнора; принц Дол Амрота
будет править Городом, пока не придет в себя Фарамир. И мой
совет: пусть Гэндальф правит всеми нами во все последующие
дни и во всех делах, связанных с Врагом.
И они согласились с ним.
Тогда Гэндальф сказал:
-- Не будем стоять у дверей: время дорого. Войдем! Лишь
в приходе Арагорна остается надежда для тех, кто лежит в До-
мах Излечения. Так сказала Иорет, мудрая женщина Гондора:
"Руки короля - руки целителя, и так можно узнать короля".
Арагорн вошел первым, остальные последовали за ним. У
входа стояли два стражника в мундирах Цитадели: одни высо-
кий, а другой ростом с мальчика. Маленький, увидев Арагорна,
громко воскликнул от удивления и радости.
-- Бродяжник! Как хорошо! Я догадывался, что это вы на
черных кораблях. Но все кричали "пираты" и не слушали меня.
Как вы это проделали?
Арагорн рассмеялся и взял хоббита за руку.
-- Приятная встреча! - сказал он. - Но не время сейчас
для рассказов.
Но Имрахил сказал, обращаясь к Эомеру:
-- Разве так зовут нашего короля? Может, он примет дру-
гое имя?
Арагорн, услышав его, обернулся и ответил:
-- Вероятно, так как на высоком языке древности я Элес-
сар, Эльфийский Камень и Энвиньяр, Обновитель, - и он снял с
груди зеленый камень. - Но если будет основан мой дом, имя
ему будет Бродяжник. На высоком древнем языке это будет зву-
чать не так прозаично - Телекентар. Так будут называться и
все мои потомки.
С этими словами они вошли в Дома, и пока они шли по
комнатам, где лежали больные, Гэндальф рассказывал о деяниях
Эовин и Мериадока.
-- Я долго стоял над ними, - сказал он, - и они многое
говорили в бреду, прежде чем впасть в смертельную тьму. К
тому же мне дано видеть многое.
Арагорн вначале подошел к Фарамиру, потом к леди Эовин
и наконец к Мерри. Посмотрев на лица больных, он вздохнул:
-- Мне придется применить всю мою силу и все искусство.
Лучше бы тут оказался Элронд: он старейший в нашей расе и
обладает наибольшим могуществом.
А Эомер, видя, что Арагорн печален и устал, сказал:
-- Может, вы вначале отдохнете хотя бы немного?
Но Арагорн ответил:
-- Нет, для этих троих, и особенно для Фарамира, время
не ждет. Нужно спешить.
Потом он подозвал Иорет и спросил:
-- Есть ли в этом доме запас лечебных трав?
-- Да, повелитель, - ответила она, - но я думаю, что их
недостаточно, они не помогут. Не знаю, где найти другие тра-
вы: все сгорело в эти несчастливые дни, и все дороги закры-
ты. Уже много дней никто нне приезжал с травами из Лосарна-
ха. Но попробуем получше использовать то, что у нас есть,
если вы знаете, что нужно делать.
-- Посмотрим, - ответил Арагорн. - Но прежде всего: ес-
ти ли у вас ателас?
-- Не знаю, повелитель, - сказала она, - во всяком слу-
чае не под таким названием... Пойду спрошу знатока трав: он
знает все старые названия.
-- Ее называют также королевский узор, - сказал Ара-
горн, - и, может быть, вы знаете ее под таким названием, по-
тому что в поздине дни так ее называли крестьяне.
-- Ах, это! - сказала Иорет. - Ну если бы ваша милость
так сразу и сказали, я бы ответила вам. Я уверена, что здесь
это травы нет. И я никогда не слыхала, чтобы она обладала
каким-нибудь достоинством. Часто говорила я своим сестрам,
когда мы встречали эту траву в лесу: "Королевский узор. Что
странное название. Интересно почему ее так называют? Если бы
я была королем, в моем саду росли бы растения прекрасней".
Когда ее разотрешь, она приятно пахнет, верно? Приятно не то
слово; может, правильнее сказать - полезно.
-- Очень полезно, - сказал Арагорн. - Теперь моя милая,
если вы любите повелителя Фарамира, бегите так же быстро,
как быстр ваш язык, и принесите мне "королевский узор", если
в Городе найдется хотя бы листок.
-- А если нет, - сказал Гэндальф, - я поскачу в лес Ло-
сарнаха с Иорет, Обгоняющий Тень покажет, что такое ско-
рость.
Когда Иорет ушла, Арагорн попросил других женщин приго-
товить горячей воды. Потом он взял руку Фарамира в свою, а
другую руку положил больному на лоб. Фарамир не двигался и,
казалось, не дышал.
--Он почти погиб, - сказал Арагорн, поворачиваясь к
Гэндальфу. - Но не от раны. Смотрите: она излечена. Если бы
его ударила стрела назгула, как вы думали, он бы уже умер.
Он ранен стрелой южанина. Кто ее выдернул? Сохранилась ли
она?
-- Я вынул стрелу и остановил кровотечение, - сказал
Имрахил. - Но я не сохранил стрелу: у меня и так было много
дел. Она была точно такой, какие используют южане. Но я ду-
мал, она вылетела из Тени: иначе непонятно его состояние.
Ведь рана сама по себе не глубока. Как вы это обВясните?
-- Усталость, горе из-за отца, рана и... Больше всего
Черное Дыхание, - сказал Арагорн. - Он человек сильной воли,
потому и был близок к Тени еще перед битвой. И Тьма медленно
захватывала его. Если бы я оказался здесь раньше!

Тем временем появился знаток трав.
-- Ваша милость спрашивает о растении, которое на низ-
ком языке называется "Королевский узор", а на высоком -
"ателас" - сказал он. - Ателасом называют его те, кто знает
кое-что о великореансах...
-- Я знаю, - перебил его Арагорн, - и мне все равно,
назовете ли вы его "королевским узором" или "абса аралион".
-- Прошу прощения, ваша милость. Я вижу, вы не только
военачальник, но и настоящий знаток трав. Но увы, сэр, мы не
держим эту траву в Домах Излечения: здесь ведь излечиваются
только серьезные больные и серьезные раны. А лечебные свойс-
тва этой травы нам неизвестны. Ее можно использовать только
чтобы был приятный запах в воздухе или чтобы разогнать лег-
кую усталость. Впрочем, может быть, вы обратили внимание на
странное стихотворение, которое женщины, такие как наша доб-
рая Иорет и ее подруги, повторяет, не понимая его значения:
Когда дует черное дыхание,
Когда растет тень смерти,
Когда гаснет любой свет,
Приходи, ателас! Приходи, ателас!
Оживи умирающих, лежа в королевских руках!
Но, боюсь, что это всего лишь бессмыслица, удерживающаяся в
памяти старух. Предоставляю вам судить о значении этой за-
гадки, если вы сумеете. Но старики до сих пор используют
настойку этой травы от головной боли.
-- Тогда, во имя короля, идите и отыщите этих стариков,
меньше знающих, но более мудрых, отыщите у них эту траву! -
воскликнул Гэндальф.

Арагорн склонился к Фарамиру и положил ладонь ему на
лоб. Окружающие видели, что идет борьба. Лицо Арагорна посе-
рело от усталости и напряжения; время от времени он произно-
сил имя Фарамира, каждый раз все тише и слабее, как будто
сам Арагорн удалялся от них и бродил где-то далеко в темной
долине, призывая того, кто потерян.
Наконец прибежал Бергил и принес шесть листиков.
-- Это "королевский узор", сэр, - но не свежий. Его
сорвали не меньше двух недель назад. Надеюсь он пригодится,
- и, взглянув на лицо Фарамира, он разрыдался.
Но Арагорн улыбнулся.
-- Пригодится, - сказал он. - Худшее позади. Успокойся!
Положив на ладонь два листка, он подул на ни них, а по-
том размял, и странная живительная свежесть заполнила комна-
ту, воздух как будто зазвенел в ушах, искрясь радостью. За-
тем Арагорн бросли листья в котел с кипятком, и все почувст-
вовали радость в сердцах, ибо доносившийся до них запах на-
поминал воспоминание о росистом утре, и о ярком солнце в ми-
ре, не знающем тени. Арагорн распрямился, освеженный, и в
глазах его была улыбка, он поднес котел к лицу Фарамира.
-- Ну кто бы мог поверить! - сказал Иорет другим женщи-
нам. - Эта трава лучше, чем я думала. Она напомнила мне о
розах в Имлот Мелуй, когда я была еще девочкой.
Неожиданно Фарамир зашевелился, открыл глаза и взглянул
на склонившегося к нему Арагорна. В глазах его загорелся
свет сознания и любви, и он тихонько сказал:
-- Повелитель, вы звали меня. Я пришел. Что вы прикаже-
те мне?
-- Не уходить больше в тень, проснуться, - сказал Ара-
горн. - Вы устали. Немного отдохните, поешьте и подготовь-
тесь к моему возвращению.
-- Хорошо, повелитель, - сказал Фарамир. - Кто же будет
лежать без дела, когда король вернулся?
-- Тогда расстанемся на время, - сказал Арагорн. - Я
должен идти к другим нуждающимся во мне.
И он вышел из комнаты вместе с Гэндальфом и Имрахилом;
но Берегонд и его сын остались, не в силах сдержать своей
радости. Пиппин, шедший за Гэндальфом, услышал восклицание
Иорет:
-- Король! Вы слышали? Что я говорила?.. Руки короля -
руки целителя, вот что сказала я.
И вскоре по всему городу распространилась из Дома Изле-
чения известие, что вернулся король и что после войны он
принесет исцеление.

Арагорн пришел к Эовин и сказал:
-- Вот где самая серьезная рана и самый тяжелый удар.
Сломанная рука получила нужное лечение и скоро срастется,
если у Эовин будут силы для жизни. Поранена у нее левая ру-
ка, но главная опасность идет от руки, державшей меч. Она
кажется неживой, хотя она и не сломана.
Увы! Она сражалась с врагом, превосходящим силы ее ума
и тела. Тот, кто поднимет оружие на такого врага, должен
быть крепче стали, и все равно шок может убить его. Злая
судьба привела ее на его тропу. Она прекрасная девушка, са-
мая прекрасная из всех королев. И все же не знаю, как гово-
рить с нею. Когда я впервые посмотрел на нее и понял, как
она несчастна, мне показалось, что я вижу прекрасный и гор-
дый белый цветок, похожий на лилию, нежный и в то же время
прочный, как будто он выкован из стали. А может, это мороз
превратил его сок в лед, и вот он стоит все еще прекрасный,
но обреченный на гибель. Ее болезнь началась гораздо раньше
этого дня, верно, Эомер?
-- Я удивляюсь, что вы спрашиваете меня об этом, - от-
ветил Эомер. - Ведь Эовин, моя сестра, не была тронута моро-
зом, пока не увидела вас. Она была заботлива и неутомима и
разделяла со мной все тревоги во дни Змеиного Языка и болез-
ни короля; и она ухаживала за королем с растущим в ней стра-
хом. Но не это привело ее к такому состоянию.
-- Друг мой, - сказал Гэндальф, - у вас были лошади,
войны, простороное поле, а у нее, рожденной в теле девушки,
дух и храбрость были не менее мужественными, чем у вас. Но
она была осуждена находиться рядом со стариком, которого она
любила как отца, и видеть, как он впадает в бесчестное сла-
боумие, и ее роль казалось ей более низкой, чем посох, на
который он опирался.
Вы думаете, у Змеиного Языка был яд только для ушей Те-
одена? "Старый дурак! Что такое дом Эорла, как не крытый со-
ломой сарай, где пирует банда пьяных в дым разбойников, а их
отродье возится на полу с собаками!" Разве вы не слышали
этих слов раньше? Их произнес Саруман, учитель Змеиного Язы-
ка. Хотя я не сомневаюсь, что дома Змеиный Язык облекал их
значение в более хитрые слова. Повелитель, если бы любовь
сестры к вам, если бы сознание своего долга не закрыли бы ее
губ, вы многое могли бы услышать. И кто знает, что говорила
она одна, во тьме, в горечи своих ночных бдений, когда жизнь
казалась ей конченной, а стены спальни смыкались вокруг нее,
как стены клетки пойманного дикого животного.
Эомер молча посмотрел на сестру, как бы заново пережи-
вая прошлое. Но Арагорн сказал:
-- Я видел то же, что и вы, Эомер. Мало найдется в мире
горестей, равных этой: видеть любовь прекрасной и отважной
леди и не ответить на нее. Печаль и жалость сопровождали ме-
ня после нашей последней встречи в Дунхарроу; и не за себя
боялся я, а за то, что может случиться с нею. И все же, я
говорю вам, Эомер, она любит вас больше, чем меня; вас она
любит и знает; а во мне она любит лишь сове воображение и
надежду на славу и великие деяния, надежду на земли, далекие
от полей Рохана.
У меня, может быть, хватит силы исцелить ее тело, вы-
вести ее из темной долины. Но для чего она очнется: для на-
дежды, забытья или отчаяния - я не знаю. И если для отчая-
ния, то лучше ей умереть, если только не придет другой исце-
литель, более искусный, чем я. Увы! А ее деяния отводят ей
место в ряду славнейших королей.
Арагорн наклонился и посмотрел ей в лицо, белое, как
лилия, холодное как лед, и твердое, как ровный камень. Поце-
ловав ее в лоб, он тихо позвал:
-- Эовин, дочь Эомунда, проснись! Твой враг ушел!
Она не шевельнулась, но все увидели, что она дышит
глубже: грудь ее под белым покрывалом поднималась и опуска-
лась. Арагорн растер снова два листка ателаса и бросил их в
кипящую воду; этой водой он смочил ей лоб и правую руку, хо-
лодную и бесчувственную.
-- Проснись, Эовин, леди Рохана! - снова сказал Арагорн
и, взяв ее правую руку почувствовал, как к ней возвращается
жизнь. - Проснись! Тень ушла и вся тьма рассеялась!
Вложив ее руки в руки Эомера, он отошел и, проговорив
"Позовите ее", молча вышел из комнаты.
-- Эовин, Эовин! - воскликнул Эомер, плача. Она открыла
глаза и сказала:
-- Эомер! Какая радость! Они говорили, что ты убит.
Нет, это были лишь темные голоса в моем сне. Долго ли я спа-
ла?
-- Недолго, сестра, - ответил Эомер. - Но не думай
больше об этом.
-- Я страшно устала, - сказала она. - Мне нужно отдох-
нуть. Но скажи, что с повелителем Марки. Увы! Не говори, что
это был сон: я знаю, что это не так. Он мертв, как и предс-
казывал.
-- Он мертв, - подтвердил Эомер, - и он просил перед
смертью передать прощальный привет Эовин, более дорогой для
него, чем дочь. Он лежит теперь в Цитадели Гондора.
-- Как печально! - вздохнула она. - Но это все же лучше
тех темных дней, когда я думала, что дом Эорла впадает в
бесчестье и станет хуже шалаша пастуха. А что с королевским
оруженосцем, с невысокликом? Эомер, ты должен сделать его
рыцарем Марки за храбрость.
-- Он лежит поблизости в этом доме, и я пойду к нему, -
сказал Гэндальф. - Эомер же останется здесь. Но не говорите
о войне и о печали, пока не поправитесь. Великая радость ви-
деть такую отважную леди возрожденной для здоровья и надеж-
ды!
-- Для здоровья! - сказал Эовин. Может быть, и так. По