Если бы я знал наверно, что за бочонком меня встретит новый запас пищи, я бы
работал с большей настойчивостью и энергией. Но это было сомнительно. Десять
шансов против одного, что я не найду ни ящика с галетами, ни вообще
чего-нибудь съедобного.
Единственный выигрыш от того, что я взломал бочонок с бренди, был
выигрыш в пространстве.
Если я проберусь дальше, за бочонок, и там не найдется пищи, то я смогу
перенести какой-нибудь предмет внутрь бочонка и очистить себе дорогу для
дальнейших поисков.
Дело принимало новый оборот. Но тут еще лучшая идея озарила мой мозг и
придала моим мыслям радостный оттенок. Вот что я придумал: если я легко
прокладываю дорогу от ящика к ящику, почему бы не проложить ход наверх и не
добраться до палубы?
Мысль эта меня поразила. До сих пор она, как ни странно, ни разу не
приходила мне в голову. Я объясняю это подавленным состоянием, в котором
долго находился и при котором такая попытка показалась бы невозможной.
Правда, наверху огромное количество ящиков, один на другом. Они
заполняют весь трюм, на дне которого я нахожусь. Я вспомнил и то, что в свое
время так меня удивило: что погрузка шла необыкновенно долго -- она
продолжалась два дня и две ночи. Теперь все понятно. Весь огромный груз
должен быть надо мной. Если считать, что там около десятка ярусов и что я
могу в день пройти только через один ярус, то это составит десять дней
работы -- и я окажусь под палубой!
Эта отрадная мысль была бы совсем хороша, приди она мне в голову
раньше, но теперь она сопровождалась величайшими сожалениями. Не слишком ли
поздно я додумался, как спастись? Не глупо ли вел себя до сих пор? Будь у
меня ящик с галетами, я бы легко мог привести этот план в исполнение, но
теперь... увы, остались жалкие крошки! Нет, план был безнадежный.
Но все-таки я не мог отказаться от прекрасной надежды завоевать себе
жизнь и свободу. Я отбросил все печальные сомнения и стал обдумывать
дальнейшее положение.
Самое главное было выиграть время, и это беспокоило меня больше всего.
Я боялся, что, прежде чем проделаю отверстие на другом конце бочонка, пища у
меня кончится и силы оставят меня. Возможно, что я умру в самом разгаре
работы.
Я погрузился в глубокое раздумье. И вдруг еще одна новая мысль
зародилась у меня в голове. Это была очень неплохая мысль, хотя она может
показаться ужасной тому, кто не голодал. Голод и страх смерти делают
человека неприхотливым, а желудок уступчивым.
Я перестал быть разборчивым и не привередничал с едой. В сущности, я
готов был съесть все, что годится в пищу. А теперь расскажу вам, что я
придумал.
Я уже давно не упоминал о крысах. Но не думайте, что они ушли и
оставили меня в покое! Нет, они шныряли вокруг меня все так же проворно и
суетливо. Нельзя было вести себя наглее! Они только не нападали на меня, но
не замедлили бы напасть, если бы я не остерегался.
Что бы я ни делал, я прежде всего заботился о том, чтобы отгородиться
от них стенами, построенными из рулонов материи. Только таким образом я
держал их в отдалении. Переходя с места на место, я то и дело слышал их
рядом и натыкался на них; два или три раза они меня кусали. Только моя
исключительная бдительность и осторожность удерживали их от нападения.
По этому отступлению вы, конечно, догадаетесь, к чему я веду разговор,
и поймете, что за мысль овладела мной. Мне пришло в голову, что, вместо того
чтобы позволить крысам съесть себя, лучше я съем их сам. Да, вот к какому
выводу привели меня размышления!
Мне вовсе не было противно думать о такой пище -- и вам бы не было
противно, если бы вы оказались в моем положении. Наоборот, я был очень
доволен, что дошел до такой мысли, потому что с ее помощью мог осуществить
свой план: добраться до палубы -- другими словами, спасти свою жизнь. Больше
того, я чувствовал себя уже спасенным. Оставалось только осуществить свое
намерение.
Я знал, что крыс в трюме много: раньше количество их меня пугало, но
теперь я относился к этому иначе. Во всяком случае, их достаточно, чтобы
обеспечить мне провиант надолго. Вопрос был только в том, как их поймать.
Конечно, смело хватать их руками и душить, пока они не издохнут. Я уже
пытался их ловить, но без успеха. Как вы знаете, я убил одну единственным
способом, который имелся в моем распоряжении, и тем же способом я мог убить
еще одну или двух, но это было все равно что ничего. Предположим, что я убью
двух крыс, остальные станут меня бояться и уйдут далеко в трюм. Следовало
придумать, как их поймать побольше сразу и сделать запас пищи на десять --
двенадцать дней. За это время я могу ведь наткнуться и на более подходящую
пищу. Это будет умнее, да и надежнее. И я стал придумывать способ убить
одним ударом несколько крыс.
Нужда порождает изобретения. Полагаю, что именно нужде, а не своему
таланту я обязан тем, что придумал крысоловку. Это было простейшее
приспособление, но я был уверен, что оно вполне подойдет. Следовало сделать
большой мешок из сукна, что было очень легко: отрезать кусок материи
надлежащей длины, сложить его и прошить бечевкой. Бечевки у меня было много,
потому что рулоны материи были связаны крепким шпагатом, куски которого
валялись рядом. Нож послужит мне вместо иголки, и при помощи этого же
инструмента я протащу вокруг отверстия мешка кусок шпагата, чтобы затягивать
мешок, когда попадется крыса.
Так я и сделал. Меньше чем через час у меня был мешок с веревкой вокруг
отверстия -- крысоловка была готова к употреблению.
Я приступил к выполнению своего намерения. Я тщательно все продумал,
приготовляя мешок. Теперь оставалось "поставить западню".
Сначала я убрал груды сукна, чтобы очистить место. Тут мне помог пустой
бочонок из-под бренди -- я наполнил его материей.
Я заткнул все щели и дыры, оставив только одну, самую большую, которой
крысы обычно пользовались для посещений.
Перед этим отверстием я разложил мешок так, чтобы он покрыл его
целиком, остальную часть мешка я растянул на палочках, которые сделал
специально для этого, придав им надлежащую длину. Встав на колени у самого
отверстия мешка, я растянул его пошире, а веревку взял в руки, держа ее
наготове. В таком положении я стал ждать появления крыс.
Я был уверен, что они войдут в мешок, потому что положил в него
приманку. Приманка состояла из нескольких крошек -- это были последние из
моего запаса. Как говорят моряки, я "поставил на карту последний грош". Я
рисковал всем. Если крысы съедят крошки и убегут, у меня не останется больше
никакой пищи.
Я знал, что грызуны не замедлят явиться, сомневался только, будет ли
хороший "улов". Я боялся, что они начнут прибегать по одной и растащат всю
приманку. Поэтому я истолок крошки в настоящий порошок. Я рассчитывал, что
первые посетители задержатся и в мешок постепенно набьется множество крыс.
Тогда я закрою им обратный путь, затянув веревку.
Мне повезло. Не больше минуты пришлось мне стоять на коленях: я услышал
снаружи топот маленьких лапок и повизгиванье пронзительных голосов. В
следующий момент мешок зашевелился у меня под руками -- мои жертвы наполнили
его. Толчки становились все более резкими, и я убедился в том, что крыс
становится все больше и каждая старается пробиться к хлебному порошку. Они
толкались, взбирались друг на друга и ссорились, яростно пища.
Настала решающая минута -- я потянул веревку. В следующее мгновение я
плотно затянул ее, и отверстие мешка наглухо закрылось.
Ни одна крыса не вышла обратно. Я с удовольствием установил, что мешок
до половины заполнен этими свирепыми существами.
Однако я не мог терять времени на возню с ними. Часть пола в моем
помещении была совершенно ровная и прочная, это были твердые дубовые доски
корабля. Я положил туда мешок с крысами, накрыл его доской и влез наверх,
изо всех сил действуя коленями и придавливая крыс своей собственной
тяжестью.
Крысы толкались, царапались, барахтались, кусались, и я слышал их вопли
в мешке. Я не обращал на них никакого внимания и продолжал давить крыс, пока
подо мной не прекратилось движение и не наступило полное молчание.
Затем я открыл мешок и ознакомился с его содержимым. Я был вознагражден
за массовое истребление своих врагов. В "крысоловке" находилось множество
крыс, и все они были убиты!
Я пересчитывал их с большой осторожностью, вынимая одну за другой из
мешка. Их было десять!
-- Ага,-- воскликнул я, обращаясь к крысам,-- наконец-то я поймал вас,
негодные твари! Это вам за то, что вы мучили меня! Если бы вы оставили меня
в покое, вы избежали бы своей злой судьбы. Но вы не оставили мне никакого
выбора. Вы сожрали мои галеты, и, для того чтобы спастись, от голодной
смерти, я вынужден есть вас!
Окончив свое обращение, я начал сдирать шкурку с одной из крыс.
Если вы думаете, что я чувствовал какую-нибудь брезгливость, то глубоко
ошибаетесь. Да, голод сделал меня неразборчивым!
Я был так голоден, что не постарался даже как следует содрать шкурку.
Через пять минут крыса была съедена.
Дела мои теперь решительно изменились к лучшему. Продовольственный
склад наполнился пищей, которой хватит по меньшей мере на десять дней,
потому что я принял решение съедать по одной крысе в день. Теперь я мог
надеяться на выполнение своей задачи -- задачи, которая до сих пор казалась
мне невыполнимой,-- проложить дорогу к палубе.
"Если я буду съедать по крысе в день,-- думал я,-- то не только спасусь
от смерти, но восстановлю свои силы. Регулярно работая десять дней подряд, я
достигну верхнего яруса груза, наполняющего трюм. Может быть, даже скорее!
Чем скорее, тем лучше; но за десять дней я наверняка доберусь до верха, даже
если между мной и палубой лежит десять этажей ящиков".
Таковы были новые надежды, воодушевлявшие меня после удачной охоты на
крыс. Снова ко мне вернулись уверенность и хладнокровие, которых я уже давно
не ведал.
Только одно обстоятельство смущало меня -- бочонок из-под бренди.
Теперь я уже не боялся, что работа в нем займет слишком много времени, ибо
времени у меня было достаточно. Но я все еще опасался испарений алкоголя,
которые внутри бочонка были все так же крепки. Я опасался, что снова потеряю
сознание, несмотря на мое решение быть настороже и не оставаться слишком
долго в бочонке. Ведь когда я вторично влез туда, я едва успел выбраться
обратно!
Все-таки я решил сопротивляться изо всех сил действию резкого запаха,
царившего внутри бочонка, и отступить в ту минуту, когда почувствую, что
больше не могу ему противостоять.
Хотя мне уже не приходилось так дорожить временем, как раньше, я не
собирался тратить его попусту. Запив свой обед большим количеством воды из
бочки, я вооружился ножом и направился к пустому бочонку, чтобы снова
попытаться расширить отверстие.
Да, ведь бочонок полон материи! Увлекшись охотой на "дармоедов", я
забыл, что засунул в пустой бочонок всю материю.
"Конечно,-- думал я,-- надо снова освободить бочонок, а то мне не
хватит места для работы". Я отложил нож и стал вытаскивать рулоны.
За этим делом мне пришли в голову новые вопросы:
"Зачем я вытаскиваю материю из бочонка? Пусть она лежит там, где
лежала. Зачем мне вообще нужен этот бочонок?"
Действительно, теперь незачем пробиваться в этом направлении. Раньше
это имело смысл -- там могла оказаться пища. Но теперь, для моего нового
предприятия, вовсе не нужно было пролезать сквозь этот бочонок. Наоборот,
это был самый неправильный путь. Он ведь не вел к палубному люку, а мне
нужно было именно туда прокладывать туннель. Я точно знал, где находится
люк, потому что помнил, каким путем шел от люка к бочке с водой, когда
впервые спустился в трюм.
Я тогда сразу повернул направо и по прямой линии пролез к бочке. Все
эти подробности я отчетливо помнил и был уверен, что нахожусь где-то около
середины корабля, в той стороне, которую моряки называют "штирборт"[41].
Идти через бочонок -- значит уклоняться от главного люка, через который я
попал сюда. Мало того, длительная работа над дубовой клепкой может привести
к тому, что я задохнусь в испарениях алкоголя. Гораздо легче пробиться через
еловые ящики, чем через дубовую бочку; да я уже и начал пробиваться в том
направлении, то есть вправо. Обсудив все, включая опасности и трудности, я
пришел к выводу, что через бочонок продвигаться не следует. И я повернул
направо.
Перед тем как взяться за ящики, я снова уложил материю в бочонок. Я
укладывал ее аккуратнейшим образом, рулон за рулоном, и придавливал, сколько
у меня хватало сил.
Я догадался также спрятать убитых крыс в мешок и затянуть веревку. Ведь
не все корабельные крысы были уничтожены, и я боялся, что собратья этих
мерзких созданий могут возыметь намерение съесть своих товарищей. Я слышал,
что у этих отвратительных животных бывают и такие повадки, и решил уберечь
свой улов.
Когда все было сделано, я выпил чашку воды и забрался в один из пустых
ящиков.
Я находился в ящике из-под сукна, который стоял рядом с ящиком из-под
галет. Я выбрал первый ящик отправной точкой для моего туннеля.
Вы думаете, что, забравшись в него, я сразу приступил к работе? Нет! Я
довольно долго лежал не шевелясь. Но я не бездействовал, а усиленно думал.
План, который я только что составил, пробудил во мне новую энергию.
Надежда на спасение овладела мной сейчас так сильно, как никогда с самого
начала моего заточения. Перспективы открывались превосходные. Обнаружив в
свое время бочку с водой и ящик с галетами, я испытал, правда, огромную
радость -- я убедился в том, что мне хватит пищи и питья до конца
путешествия. Но впереди было тюремное заключение -- мне предстояло
претерпеть месяцы молчания и мрачного одиночества!
Теперь все шло по-другому. Если судьба мне улыбнется, то через
несколько дней я увижу сияющее небо, вдохну в себя чистый воздух, увижу лица
людей и услышу сладчайшие из всех звуков -- голоса моих собратьев.
Я чувствовал себя как путник, который после долгого странствования по
пустыне видит на горизонте признаки жизни цивилизованных людей: темные
очертания деревьев, голубой дымок, поднимающийся над дальним очагом... Все
это порождает в нем надежду, что скоро он вернется в среду своих товарищей.
Такая надежда была и у меня. С каждой минутой она становилась все
сильнее и превращалась в уверенность.
Именно эта уверенность, может быть, и удерживала меня от слишком
поспешного выполнения плана. Дело было слишком серьезно, чтобы относиться к
нему легкомысленно и осуществлять его поспешно и небрежно. Могли возникнуть
непредвиденные обстоятельства, из-за пустого случая все могло провалиться.
Чтобы избежать этого, я решил действовать с величайшей осторожностью и,
перед тем как приступить к делу, обдумать все самым тщательным образом.
Одно было ясно -- моя задача была совсем не легка. Я уже говорил, что
находился на дне трюма, а я прекрасно знал, каким глубоким может быть трюм
на большом корабле. Я вспомнил, что скользил по канату очень долго, пока
добрался донизу. И когда после этого взглянул наверх, то увидел отверстие
люка высоко над собой. Если все это пространство загружено товарами -- а
это, без сомнения, так и есть,-- то предстоит проделать длинный туннель.
Кроме того, я буду прокладывать себе дорогу не только вверх, но и по
направлению к люку, то есть придется пройти и половину ширины судна.
Последнее меня не очень беспокоило, я знал, что все равно не удастся
двигаться по прямой линии, потому что на пути непременно будут встречаться
грузы. Придется обходить тюки с полотном или другими твердыми предметами
такого рода. И каждый раз надо будет решить, двигаться вверх или в
горизонтальном направлении, то есть выбирать то, что полегче.
Таким образом, я буду как бы подниматься по ступенькам, все время
направляясь к люку.
Однако ни число ящиков, ни расстояние до палубы не беспокоило меня так
сильно, как характер товаров, заключающихся в этих ящиках. Вот мысль,
которая занимала меня больше всего, потому что трудности могут увеличиться
или уменьшиться в зависимости от того, какие материалы придется убирать с
пути. Некоторые товары, будучи распакованы, увеличиваются в объеме, и, если
я не сумею их уплотнить, мне будет угрожать недостаток пространства для
работы. В сущности, это было худшее из моих опасений. Я уже раз испытал, что
это за несчастье, и если бы не удача с бочонком из-под бренди, то все мои
нынешние планы оказались бы невыполнимыми.
Больше всего я боялся полотна. Оно "непроходимо", а если его вынимать
кусками, то сложить обратно почти невозможно. Оставалось надеяться, что
среди груза немного этой прекрасной и полезной ткани.
Я передумал о множестве вещей, которые могли находиться в большом
деревянном хранилище "Инки". Я даже старался припомнить, что за страна Перу
и какие товары туда возят из Англии, но так ничего и не вспомнил -- я ведь
был полным невеждой в области экономической географии. Одно было ясно: я мог
встретить на своем пути любые товары, производимые в наших крупных
промышленных городах. Около получаса я провел в размышлениях такого рода и
убедился в их полной бесполезности. В лучшем случае это догадки. Нельзя
определить, "какой металл находится в земле, пока его не тронешь ломом".
Пора было приступать к работе. Отбросив всякие рассуждения и домыслы, я
начал осуществлять свою задачу.
Вы, конечно, помните, что при моей первой экспедиции в ящики с
материей, когда я надеялся найти галеты или что-нибудь съестное, я
обследовал и те грузы, которые их окружали, и те, которые были размещены над
ними. Вы помните также, что сбоку от первого ящика, ближе к главному люку, я
нашел тюк с полотном; над этим ящиком был еще один такой же ящик с материей.
В последнем ящике я уже проделал отверстие, поэтому мог считать, что путь
вверх мной начат. Опустошив верхний ящик, я поднимусь на одну ступень в
нужном направлении. Я уже раньше пробил одну сторону первого ящика и
прилегающую к нему сторону второго,-- значит, время и труд, ушедшие на это
дело, не потеряны напрасно. Теперь оставалось только вытащить рулоны материи
из верхнего ящика и сложить их позади.
Задача была не из легких. Мне снова пришлось пройти через те трудности,
что и раньше. Трудно было отделить рулоны друг от друга и стащить их с мест,
где они были тщательно уложены. Однако я справился с ними. Я вынимал их по
одному и относил -- вернее, оттаскивал -- в самый дальний угол моего
помещения, возле бочонка из-под бренди. Там я их приводил в порядок, не
как-нибудь, небрежно, а с величайшим старанием, чтобы они занимали поменьше
места и не оставалось пустых углов между ними и балками трюма -- углов, в
которых могли притаиться крысы.
Впрочем, я об этом теперь не очень-то беспокоился. Я больше не думал о
крысах. Я знал, что они находятся где-то по соседству, но мой последний
кровавый "набег" нагнал иа них страху. Отчаянные вопли крыс, попавших в мою
ловушку, разнеслись по всему трюму и послужили хорошим предупреждением для
остальных. Без сомнения, то, что они слышали, сильно напугало их.
Убедившись, что я опасный сосед, они уступили мне господство над трюмом на
весь остаток путешествия.
Поэтому не боязнь крысиного нашествия заставила меня закупорить все
лазейки, а просто экономия пространства, потому что, как я уже говорил,
именно этот вопрос внушал мне самые большие опасения.
Итак, работая усиленно и осторожно, я очистил наконец верхний ящик и
сложил его содержимое позади себя. Теперь я был вполне уверен, что сохранил
максимум ценнейшего для меня пространства.
Результат работы меня приободрил, и я пришел в прекрасное настроение,
какого у меня уже давно не было. С веселым сердцем поднялся я в верхний ящик
-- в тот, который только что опорожнил,-- и, положив доску поперек отверстия
на дне, сел на нее, свесив ноги. В таком новом для меня положении я мог
сидеть выпрямившись, отчего испытывал величайшее удовольствие. Я долго
находился в помещении высотой немного более трех футов -- а во мне было
роста четыре фута -- и вынужден был стоять наклонившись или сидеть, согнув
колени и упрятав в них подбородок. Это небольшие неудобства, когда их
испытываешь недолго, но когда они затягиваются, начинаешь утомляться и
чувствуешь боль во всем теле. Поэтому возможность сидеть, выпрямив спину и
вытянув ноги, была для меня не только отдыхом, но и роскошью. Больше того, я
мог даже стоять во весь рост, потому что проломленные ящики соединялись
между собой и от дна одного до крышки другого было полных шесть футов.
Я недолго оставался в сидячем положении. Я встал во весь рост и сразу
заметил, как приятно так отдыхать. Обычно люди отдыхают сидя, я же делал это
стоя. И в этом нет ничего странного, если вспомнить, сколько долгих дней и
ночей я провел сидя или стоя на коленях. Я был счастлив занять то гордое
положение, которое отличает человека от других существ. Я чувствовал, что
возможность стоять во весь рост -- это подлинное наслаждение, и довольно
долго оставался в этом положении, не шевеля ни одним мускулом.
Но я не терял времени даром. Мозг мой, как всегда, работал. Я думал о
том, какое избрать направление для туннеля: прямо вверх, через крышку вновь
очищенного ящика, или через тот его конец, который находился в стороне люка?
Мне приходилось выбирать между горизонтальным и вертикальным направлением.
Каждое имело свои преимущества -- преимущества, которые противоречили друг
другу. Взвесить все это и окончательно определить, в каком направлении мне
продвигаться, было так существенно, что прошло порядочно времени, прежде чем
я мог сделать заключение и определить, каковы будут мои дальнейшие планы.
Было одно соображение, по которому мне следовало продвигаться вверх,
через крышку ящика. Избрав это направление, я скорее достигну верхнего яруса
груза; там я могу отыскать свободное пространство между грузом и палубой и
пройти к люку. Туннель будет меньше, ибо вертикальная линия короче, чем
диагональная, направленная прямо к люку. В сущности, каждый фут, пройденный
по горизонтали, можно считать не пройденным вовсе, потому что после этого
все равно нужно будет еще подниматься по вертикали.
Весьма возможно, что между грузом и бимсами, на которых лежит палуба,
есть пустое пространство. Рассчитывая на это, я намеревался двигаться по
горизонтали только в том случае, если меня вынудит к этому какое-нибудь
препятствие, которого я не сумею одолеть. Но все-таки я решил начать работу
именно по горизонтали по трем причинам. Во-первых, доски боковой стенки
ящика почти совсем отошли, и их легко было выломать. Во-вторых, просунув нож
через крышку, я нащупал мягкий, но упругий материал, очень похожий на
ужасные тюки, которые уже раньше мешали мне и которые я всячески проклинал.
Я совал нож в трещину в разных местах и везде натыкался на что-то, явно
напоминающее тюк с полотном. Я попробовал конец ящика -- там клинку
сопротивлялось дерево. Это, видимо, была ель, из которой были сделаны и
другие ящики. Но будь это даже самое твердое дерево, я бы сладил с ним
скорее, чем с полотном. Уже этого было достаточно, для того чтобы выбрать
горизонтальное направление.
Но у меня имелось еще и третье соображение.
Это третье соображение нелегко понять тому, кто незнаком с устройством
трюмов на кораблях, то есть на кораблях того времени, а это было много лет
назад. Для кораблей, построенных иначе,-- в частности, для тех, которые мы
научились строить у американцев,-- это соображение неприменимо.
Для того чтобы вы могли понять все это, придется пуститься в
подробности. Но в то же время, уклонившись немного от нити повествования, я
надеюсь, мои юные друзья, преподать вам урок политической мудрости, который
может быть полезен и вам, и вашей стране, когда вы вырастете и сумеете им
воспользоваться.
Я являюсь сторонником теории, или, вернее сказать, я уже давно осознал
тот факт (потому что здесь нет никакой теории), что изучение того, что
обычно называют "политическими науками", есть самое важное из всего, что
когда-либо занимало внимание людей. Эта область охватывает все сферы жизни и
оказывает влияние на всю общественную жизнь. Любое из искусств, наук и
ремесел связано с нею, и от нее зависит их успех или неудача. Даже сама
мораль есть не более как производное от политического устройства, и
преступление есть следствие плохой организации общества. Политическое
устройство страны есть основная причина ее благосостояния или нищеты.
Никогда еще правительство не делало ничего, хотя бы похожего на
справедливость. Отсюда -- нет такого народа, который был бы когда-нибудь
счастлив! Бедность, нищета, преступление, вырождение -- вот судьба
большинства во всех странах!
Итак, как я уже сказал, законодательство страны -- другими словами, ее
политическое состояние -- распространяется на все. Сюда относится и корабль,
на котором мы плывем, и повозка, в которой мы едем, и орудия нашего труда, и
утварь, которой мы пользуемся в наших жилищах, и даже удобства самих жилищ.
Но еще важнее то, что они влияют на нас самих -- на наши тела и склонности
наших душ. Росчерк пера деспота или глупое постановление парламента,
работал с большей настойчивостью и энергией. Но это было сомнительно. Десять
шансов против одного, что я не найду ни ящика с галетами, ни вообще
чего-нибудь съедобного.
Единственный выигрыш от того, что я взломал бочонок с бренди, был
выигрыш в пространстве.
Если я проберусь дальше, за бочонок, и там не найдется пищи, то я смогу
перенести какой-нибудь предмет внутрь бочонка и очистить себе дорогу для
дальнейших поисков.
Дело принимало новый оборот. Но тут еще лучшая идея озарила мой мозг и
придала моим мыслям радостный оттенок. Вот что я придумал: если я легко
прокладываю дорогу от ящика к ящику, почему бы не проложить ход наверх и не
добраться до палубы?
Мысль эта меня поразила. До сих пор она, как ни странно, ни разу не
приходила мне в голову. Я объясняю это подавленным состоянием, в котором
долго находился и при котором такая попытка показалась бы невозможной.
Правда, наверху огромное количество ящиков, один на другом. Они
заполняют весь трюм, на дне которого я нахожусь. Я вспомнил и то, что в свое
время так меня удивило: что погрузка шла необыкновенно долго -- она
продолжалась два дня и две ночи. Теперь все понятно. Весь огромный груз
должен быть надо мной. Если считать, что там около десятка ярусов и что я
могу в день пройти только через один ярус, то это составит десять дней
работы -- и я окажусь под палубой!
Эта отрадная мысль была бы совсем хороша, приди она мне в голову
раньше, но теперь она сопровождалась величайшими сожалениями. Не слишком ли
поздно я додумался, как спастись? Не глупо ли вел себя до сих пор? Будь у
меня ящик с галетами, я бы легко мог привести этот план в исполнение, но
теперь... увы, остались жалкие крошки! Нет, план был безнадежный.
Но все-таки я не мог отказаться от прекрасной надежды завоевать себе
жизнь и свободу. Я отбросил все печальные сомнения и стал обдумывать
дальнейшее положение.
Самое главное было выиграть время, и это беспокоило меня больше всего.
Я боялся, что, прежде чем проделаю отверстие на другом конце бочонка, пища у
меня кончится и силы оставят меня. Возможно, что я умру в самом разгаре
работы.
Я погрузился в глубокое раздумье. И вдруг еще одна новая мысль
зародилась у меня в голове. Это была очень неплохая мысль, хотя она может
показаться ужасной тому, кто не голодал. Голод и страх смерти делают
человека неприхотливым, а желудок уступчивым.
Я перестал быть разборчивым и не привередничал с едой. В сущности, я
готов был съесть все, что годится в пищу. А теперь расскажу вам, что я
придумал.
Я уже давно не упоминал о крысах. Но не думайте, что они ушли и
оставили меня в покое! Нет, они шныряли вокруг меня все так же проворно и
суетливо. Нельзя было вести себя наглее! Они только не нападали на меня, но
не замедлили бы напасть, если бы я не остерегался.
Что бы я ни делал, я прежде всего заботился о том, чтобы отгородиться
от них стенами, построенными из рулонов материи. Только таким образом я
держал их в отдалении. Переходя с места на место, я то и дело слышал их
рядом и натыкался на них; два или три раза они меня кусали. Только моя
исключительная бдительность и осторожность удерживали их от нападения.
По этому отступлению вы, конечно, догадаетесь, к чему я веду разговор,
и поймете, что за мысль овладела мной. Мне пришло в голову, что, вместо того
чтобы позволить крысам съесть себя, лучше я съем их сам. Да, вот к какому
выводу привели меня размышления!
Мне вовсе не было противно думать о такой пище -- и вам бы не было
противно, если бы вы оказались в моем положении. Наоборот, я был очень
доволен, что дошел до такой мысли, потому что с ее помощью мог осуществить
свой план: добраться до палубы -- другими словами, спасти свою жизнь. Больше
того, я чувствовал себя уже спасенным. Оставалось только осуществить свое
намерение.
Я знал, что крыс в трюме много: раньше количество их меня пугало, но
теперь я относился к этому иначе. Во всяком случае, их достаточно, чтобы
обеспечить мне провиант надолго. Вопрос был только в том, как их поймать.
Конечно, смело хватать их руками и душить, пока они не издохнут. Я уже
пытался их ловить, но без успеха. Как вы знаете, я убил одну единственным
способом, который имелся в моем распоряжении, и тем же способом я мог убить
еще одну или двух, но это было все равно что ничего. Предположим, что я убью
двух крыс, остальные станут меня бояться и уйдут далеко в трюм. Следовало
придумать, как их поймать побольше сразу и сделать запас пищи на десять --
двенадцать дней. За это время я могу ведь наткнуться и на более подходящую
пищу. Это будет умнее, да и надежнее. И я стал придумывать способ убить
одним ударом несколько крыс.
Нужда порождает изобретения. Полагаю, что именно нужде, а не своему
таланту я обязан тем, что придумал крысоловку. Это было простейшее
приспособление, но я был уверен, что оно вполне подойдет. Следовало сделать
большой мешок из сукна, что было очень легко: отрезать кусок материи
надлежащей длины, сложить его и прошить бечевкой. Бечевки у меня было много,
потому что рулоны материи были связаны крепким шпагатом, куски которого
валялись рядом. Нож послужит мне вместо иголки, и при помощи этого же
инструмента я протащу вокруг отверстия мешка кусок шпагата, чтобы затягивать
мешок, когда попадется крыса.
Так я и сделал. Меньше чем через час у меня был мешок с веревкой вокруг
отверстия -- крысоловка была готова к употреблению.
Я приступил к выполнению своего намерения. Я тщательно все продумал,
приготовляя мешок. Теперь оставалось "поставить западню".
Сначала я убрал груды сукна, чтобы очистить место. Тут мне помог пустой
бочонок из-под бренди -- я наполнил его материей.
Я заткнул все щели и дыры, оставив только одну, самую большую, которой
крысы обычно пользовались для посещений.
Перед этим отверстием я разложил мешок так, чтобы он покрыл его
целиком, остальную часть мешка я растянул на палочках, которые сделал
специально для этого, придав им надлежащую длину. Встав на колени у самого
отверстия мешка, я растянул его пошире, а веревку взял в руки, держа ее
наготове. В таком положении я стал ждать появления крыс.
Я был уверен, что они войдут в мешок, потому что положил в него
приманку. Приманка состояла из нескольких крошек -- это были последние из
моего запаса. Как говорят моряки, я "поставил на карту последний грош". Я
рисковал всем. Если крысы съедят крошки и убегут, у меня не останется больше
никакой пищи.
Я знал, что грызуны не замедлят явиться, сомневался только, будет ли
хороший "улов". Я боялся, что они начнут прибегать по одной и растащат всю
приманку. Поэтому я истолок крошки в настоящий порошок. Я рассчитывал, что
первые посетители задержатся и в мешок постепенно набьется множество крыс.
Тогда я закрою им обратный путь, затянув веревку.
Мне повезло. Не больше минуты пришлось мне стоять на коленях: я услышал
снаружи топот маленьких лапок и повизгиванье пронзительных голосов. В
следующий момент мешок зашевелился у меня под руками -- мои жертвы наполнили
его. Толчки становились все более резкими, и я убедился в том, что крыс
становится все больше и каждая старается пробиться к хлебному порошку. Они
толкались, взбирались друг на друга и ссорились, яростно пища.
Настала решающая минута -- я потянул веревку. В следующее мгновение я
плотно затянул ее, и отверстие мешка наглухо закрылось.
Ни одна крыса не вышла обратно. Я с удовольствием установил, что мешок
до половины заполнен этими свирепыми существами.
Однако я не мог терять времени на возню с ними. Часть пола в моем
помещении была совершенно ровная и прочная, это были твердые дубовые доски
корабля. Я положил туда мешок с крысами, накрыл его доской и влез наверх,
изо всех сил действуя коленями и придавливая крыс своей собственной
тяжестью.
Крысы толкались, царапались, барахтались, кусались, и я слышал их вопли
в мешке. Я не обращал на них никакого внимания и продолжал давить крыс, пока
подо мной не прекратилось движение и не наступило полное молчание.
Затем я открыл мешок и ознакомился с его содержимым. Я был вознагражден
за массовое истребление своих врагов. В "крысоловке" находилось множество
крыс, и все они были убиты!
Я пересчитывал их с большой осторожностью, вынимая одну за другой из
мешка. Их было десять!
-- Ага,-- воскликнул я, обращаясь к крысам,-- наконец-то я поймал вас,
негодные твари! Это вам за то, что вы мучили меня! Если бы вы оставили меня
в покое, вы избежали бы своей злой судьбы. Но вы не оставили мне никакого
выбора. Вы сожрали мои галеты, и, для того чтобы спастись, от голодной
смерти, я вынужден есть вас!
Окончив свое обращение, я начал сдирать шкурку с одной из крыс.
Если вы думаете, что я чувствовал какую-нибудь брезгливость, то глубоко
ошибаетесь. Да, голод сделал меня неразборчивым!
Я был так голоден, что не постарался даже как следует содрать шкурку.
Через пять минут крыса была съедена.
Дела мои теперь решительно изменились к лучшему. Продовольственный
склад наполнился пищей, которой хватит по меньшей мере на десять дней,
потому что я принял решение съедать по одной крысе в день. Теперь я мог
надеяться на выполнение своей задачи -- задачи, которая до сих пор казалась
мне невыполнимой,-- проложить дорогу к палубе.
"Если я буду съедать по крысе в день,-- думал я,-- то не только спасусь
от смерти, но восстановлю свои силы. Регулярно работая десять дней подряд, я
достигну верхнего яруса груза, наполняющего трюм. Может быть, даже скорее!
Чем скорее, тем лучше; но за десять дней я наверняка доберусь до верха, даже
если между мной и палубой лежит десять этажей ящиков".
Таковы были новые надежды, воодушевлявшие меня после удачной охоты на
крыс. Снова ко мне вернулись уверенность и хладнокровие, которых я уже давно
не ведал.
Только одно обстоятельство смущало меня -- бочонок из-под бренди.
Теперь я уже не боялся, что работа в нем займет слишком много времени, ибо
времени у меня было достаточно. Но я все еще опасался испарений алкоголя,
которые внутри бочонка были все так же крепки. Я опасался, что снова потеряю
сознание, несмотря на мое решение быть настороже и не оставаться слишком
долго в бочонке. Ведь когда я вторично влез туда, я едва успел выбраться
обратно!
Все-таки я решил сопротивляться изо всех сил действию резкого запаха,
царившего внутри бочонка, и отступить в ту минуту, когда почувствую, что
больше не могу ему противостоять.
Хотя мне уже не приходилось так дорожить временем, как раньше, я не
собирался тратить его попусту. Запив свой обед большим количеством воды из
бочки, я вооружился ножом и направился к пустому бочонку, чтобы снова
попытаться расширить отверстие.
Да, ведь бочонок полон материи! Увлекшись охотой на "дармоедов", я
забыл, что засунул в пустой бочонок всю материю.
"Конечно,-- думал я,-- надо снова освободить бочонок, а то мне не
хватит места для работы". Я отложил нож и стал вытаскивать рулоны.
За этим делом мне пришли в голову новые вопросы:
"Зачем я вытаскиваю материю из бочонка? Пусть она лежит там, где
лежала. Зачем мне вообще нужен этот бочонок?"
Действительно, теперь незачем пробиваться в этом направлении. Раньше
это имело смысл -- там могла оказаться пища. Но теперь, для моего нового
предприятия, вовсе не нужно было пролезать сквозь этот бочонок. Наоборот,
это был самый неправильный путь. Он ведь не вел к палубному люку, а мне
нужно было именно туда прокладывать туннель. Я точно знал, где находится
люк, потому что помнил, каким путем шел от люка к бочке с водой, когда
впервые спустился в трюм.
Я тогда сразу повернул направо и по прямой линии пролез к бочке. Все
эти подробности я отчетливо помнил и был уверен, что нахожусь где-то около
середины корабля, в той стороне, которую моряки называют "штирборт"[41].
Идти через бочонок -- значит уклоняться от главного люка, через который я
попал сюда. Мало того, длительная работа над дубовой клепкой может привести
к тому, что я задохнусь в испарениях алкоголя. Гораздо легче пробиться через
еловые ящики, чем через дубовую бочку; да я уже и начал пробиваться в том
направлении, то есть вправо. Обсудив все, включая опасности и трудности, я
пришел к выводу, что через бочонок продвигаться не следует. И я повернул
направо.
Перед тем как взяться за ящики, я снова уложил материю в бочонок. Я
укладывал ее аккуратнейшим образом, рулон за рулоном, и придавливал, сколько
у меня хватало сил.
Я догадался также спрятать убитых крыс в мешок и затянуть веревку. Ведь
не все корабельные крысы были уничтожены, и я боялся, что собратья этих
мерзких созданий могут возыметь намерение съесть своих товарищей. Я слышал,
что у этих отвратительных животных бывают и такие повадки, и решил уберечь
свой улов.
Когда все было сделано, я выпил чашку воды и забрался в один из пустых
ящиков.
Я находился в ящике из-под сукна, который стоял рядом с ящиком из-под
галет. Я выбрал первый ящик отправной точкой для моего туннеля.
Вы думаете, что, забравшись в него, я сразу приступил к работе? Нет! Я
довольно долго лежал не шевелясь. Но я не бездействовал, а усиленно думал.
План, который я только что составил, пробудил во мне новую энергию.
Надежда на спасение овладела мной сейчас так сильно, как никогда с самого
начала моего заточения. Перспективы открывались превосходные. Обнаружив в
свое время бочку с водой и ящик с галетами, я испытал, правда, огромную
радость -- я убедился в том, что мне хватит пищи и питья до конца
путешествия. Но впереди было тюремное заключение -- мне предстояло
претерпеть месяцы молчания и мрачного одиночества!
Теперь все шло по-другому. Если судьба мне улыбнется, то через
несколько дней я увижу сияющее небо, вдохну в себя чистый воздух, увижу лица
людей и услышу сладчайшие из всех звуков -- голоса моих собратьев.
Я чувствовал себя как путник, который после долгого странствования по
пустыне видит на горизонте признаки жизни цивилизованных людей: темные
очертания деревьев, голубой дымок, поднимающийся над дальним очагом... Все
это порождает в нем надежду, что скоро он вернется в среду своих товарищей.
Такая надежда была и у меня. С каждой минутой она становилась все
сильнее и превращалась в уверенность.
Именно эта уверенность, может быть, и удерживала меня от слишком
поспешного выполнения плана. Дело было слишком серьезно, чтобы относиться к
нему легкомысленно и осуществлять его поспешно и небрежно. Могли возникнуть
непредвиденные обстоятельства, из-за пустого случая все могло провалиться.
Чтобы избежать этого, я решил действовать с величайшей осторожностью и,
перед тем как приступить к делу, обдумать все самым тщательным образом.
Одно было ясно -- моя задача была совсем не легка. Я уже говорил, что
находился на дне трюма, а я прекрасно знал, каким глубоким может быть трюм
на большом корабле. Я вспомнил, что скользил по канату очень долго, пока
добрался донизу. И когда после этого взглянул наверх, то увидел отверстие
люка высоко над собой. Если все это пространство загружено товарами -- а
это, без сомнения, так и есть,-- то предстоит проделать длинный туннель.
Кроме того, я буду прокладывать себе дорогу не только вверх, но и по
направлению к люку, то есть придется пройти и половину ширины судна.
Последнее меня не очень беспокоило, я знал, что все равно не удастся
двигаться по прямой линии, потому что на пути непременно будут встречаться
грузы. Придется обходить тюки с полотном или другими твердыми предметами
такого рода. И каждый раз надо будет решить, двигаться вверх или в
горизонтальном направлении, то есть выбирать то, что полегче.
Таким образом, я буду как бы подниматься по ступенькам, все время
направляясь к люку.
Однако ни число ящиков, ни расстояние до палубы не беспокоило меня так
сильно, как характер товаров, заключающихся в этих ящиках. Вот мысль,
которая занимала меня больше всего, потому что трудности могут увеличиться
или уменьшиться в зависимости от того, какие материалы придется убирать с
пути. Некоторые товары, будучи распакованы, увеличиваются в объеме, и, если
я не сумею их уплотнить, мне будет угрожать недостаток пространства для
работы. В сущности, это было худшее из моих опасений. Я уже раз испытал, что
это за несчастье, и если бы не удача с бочонком из-под бренди, то все мои
нынешние планы оказались бы невыполнимыми.
Больше всего я боялся полотна. Оно "непроходимо", а если его вынимать
кусками, то сложить обратно почти невозможно. Оставалось надеяться, что
среди груза немного этой прекрасной и полезной ткани.
Я передумал о множестве вещей, которые могли находиться в большом
деревянном хранилище "Инки". Я даже старался припомнить, что за страна Перу
и какие товары туда возят из Англии, но так ничего и не вспомнил -- я ведь
был полным невеждой в области экономической географии. Одно было ясно: я мог
встретить на своем пути любые товары, производимые в наших крупных
промышленных городах. Около получаса я провел в размышлениях такого рода и
убедился в их полной бесполезности. В лучшем случае это догадки. Нельзя
определить, "какой металл находится в земле, пока его не тронешь ломом".
Пора было приступать к работе. Отбросив всякие рассуждения и домыслы, я
начал осуществлять свою задачу.
Вы, конечно, помните, что при моей первой экспедиции в ящики с
материей, когда я надеялся найти галеты или что-нибудь съестное, я
обследовал и те грузы, которые их окружали, и те, которые были размещены над
ними. Вы помните также, что сбоку от первого ящика, ближе к главному люку, я
нашел тюк с полотном; над этим ящиком был еще один такой же ящик с материей.
В последнем ящике я уже проделал отверстие, поэтому мог считать, что путь
вверх мной начат. Опустошив верхний ящик, я поднимусь на одну ступень в
нужном направлении. Я уже раньше пробил одну сторону первого ящика и
прилегающую к нему сторону второго,-- значит, время и труд, ушедшие на это
дело, не потеряны напрасно. Теперь оставалось только вытащить рулоны материи
из верхнего ящика и сложить их позади.
Задача была не из легких. Мне снова пришлось пройти через те трудности,
что и раньше. Трудно было отделить рулоны друг от друга и стащить их с мест,
где они были тщательно уложены. Однако я справился с ними. Я вынимал их по
одному и относил -- вернее, оттаскивал -- в самый дальний угол моего
помещения, возле бочонка из-под бренди. Там я их приводил в порядок, не
как-нибудь, небрежно, а с величайшим старанием, чтобы они занимали поменьше
места и не оставалось пустых углов между ними и балками трюма -- углов, в
которых могли притаиться крысы.
Впрочем, я об этом теперь не очень-то беспокоился. Я больше не думал о
крысах. Я знал, что они находятся где-то по соседству, но мой последний
кровавый "набег" нагнал иа них страху. Отчаянные вопли крыс, попавших в мою
ловушку, разнеслись по всему трюму и послужили хорошим предупреждением для
остальных. Без сомнения, то, что они слышали, сильно напугало их.
Убедившись, что я опасный сосед, они уступили мне господство над трюмом на
весь остаток путешествия.
Поэтому не боязнь крысиного нашествия заставила меня закупорить все
лазейки, а просто экономия пространства, потому что, как я уже говорил,
именно этот вопрос внушал мне самые большие опасения.
Итак, работая усиленно и осторожно, я очистил наконец верхний ящик и
сложил его содержимое позади себя. Теперь я был вполне уверен, что сохранил
максимум ценнейшего для меня пространства.
Результат работы меня приободрил, и я пришел в прекрасное настроение,
какого у меня уже давно не было. С веселым сердцем поднялся я в верхний ящик
-- в тот, который только что опорожнил,-- и, положив доску поперек отверстия
на дне, сел на нее, свесив ноги. В таком новом для меня положении я мог
сидеть выпрямившись, отчего испытывал величайшее удовольствие. Я долго
находился в помещении высотой немного более трех футов -- а во мне было
роста четыре фута -- и вынужден был стоять наклонившись или сидеть, согнув
колени и упрятав в них подбородок. Это небольшие неудобства, когда их
испытываешь недолго, но когда они затягиваются, начинаешь утомляться и
чувствуешь боль во всем теле. Поэтому возможность сидеть, выпрямив спину и
вытянув ноги, была для меня не только отдыхом, но и роскошью. Больше того, я
мог даже стоять во весь рост, потому что проломленные ящики соединялись
между собой и от дна одного до крышки другого было полных шесть футов.
Я недолго оставался в сидячем положении. Я встал во весь рост и сразу
заметил, как приятно так отдыхать. Обычно люди отдыхают сидя, я же делал это
стоя. И в этом нет ничего странного, если вспомнить, сколько долгих дней и
ночей я провел сидя или стоя на коленях. Я был счастлив занять то гордое
положение, которое отличает человека от других существ. Я чувствовал, что
возможность стоять во весь рост -- это подлинное наслаждение, и довольно
долго оставался в этом положении, не шевеля ни одним мускулом.
Но я не терял времени даром. Мозг мой, как всегда, работал. Я думал о
том, какое избрать направление для туннеля: прямо вверх, через крышку вновь
очищенного ящика, или через тот его конец, который находился в стороне люка?
Мне приходилось выбирать между горизонтальным и вертикальным направлением.
Каждое имело свои преимущества -- преимущества, которые противоречили друг
другу. Взвесить все это и окончательно определить, в каком направлении мне
продвигаться, было так существенно, что прошло порядочно времени, прежде чем
я мог сделать заключение и определить, каковы будут мои дальнейшие планы.
Было одно соображение, по которому мне следовало продвигаться вверх,
через крышку ящика. Избрав это направление, я скорее достигну верхнего яруса
груза; там я могу отыскать свободное пространство между грузом и палубой и
пройти к люку. Туннель будет меньше, ибо вертикальная линия короче, чем
диагональная, направленная прямо к люку. В сущности, каждый фут, пройденный
по горизонтали, можно считать не пройденным вовсе, потому что после этого
все равно нужно будет еще подниматься по вертикали.
Весьма возможно, что между грузом и бимсами, на которых лежит палуба,
есть пустое пространство. Рассчитывая на это, я намеревался двигаться по
горизонтали только в том случае, если меня вынудит к этому какое-нибудь
препятствие, которого я не сумею одолеть. Но все-таки я решил начать работу
именно по горизонтали по трем причинам. Во-первых, доски боковой стенки
ящика почти совсем отошли, и их легко было выломать. Во-вторых, просунув нож
через крышку, я нащупал мягкий, но упругий материал, очень похожий на
ужасные тюки, которые уже раньше мешали мне и которые я всячески проклинал.
Я совал нож в трещину в разных местах и везде натыкался на что-то, явно
напоминающее тюк с полотном. Я попробовал конец ящика -- там клинку
сопротивлялось дерево. Это, видимо, была ель, из которой были сделаны и
другие ящики. Но будь это даже самое твердое дерево, я бы сладил с ним
скорее, чем с полотном. Уже этого было достаточно, для того чтобы выбрать
горизонтальное направление.
Но у меня имелось еще и третье соображение.
Это третье соображение нелегко понять тому, кто незнаком с устройством
трюмов на кораблях, то есть на кораблях того времени, а это было много лет
назад. Для кораблей, построенных иначе,-- в частности, для тех, которые мы
научились строить у американцев,-- это соображение неприменимо.
Для того чтобы вы могли понять все это, придется пуститься в
подробности. Но в то же время, уклонившись немного от нити повествования, я
надеюсь, мои юные друзья, преподать вам урок политической мудрости, который
может быть полезен и вам, и вашей стране, когда вы вырастете и сумеете им
воспользоваться.
Я являюсь сторонником теории, или, вернее сказать, я уже давно осознал
тот факт (потому что здесь нет никакой теории), что изучение того, что
обычно называют "политическими науками", есть самое важное из всего, что
когда-либо занимало внимание людей. Эта область охватывает все сферы жизни и
оказывает влияние на всю общественную жизнь. Любое из искусств, наук и
ремесел связано с нею, и от нее зависит их успех или неудача. Даже сама
мораль есть не более как производное от политического устройства, и
преступление есть следствие плохой организации общества. Политическое
устройство страны есть основная причина ее благосостояния или нищеты.
Никогда еще правительство не делало ничего, хотя бы похожего на
справедливость. Отсюда -- нет такого народа, который был бы когда-нибудь
счастлив! Бедность, нищета, преступление, вырождение -- вот судьба
большинства во всех странах!
Итак, как я уже сказал, законодательство страны -- другими словами, ее
политическое состояние -- распространяется на все. Сюда относится и корабль,
на котором мы плывем, и повозка, в которой мы едем, и орудия нашего труда, и
утварь, которой мы пользуемся в наших жилищах, и даже удобства самих жилищ.
Но еще важнее то, что они влияют на нас самих -- на наши тела и склонности
наших душ. Росчерк пера деспота или глупое постановление парламента,