Страница:
такого рода судно могло выполнить этот маневр. И тут он вдруг увидел, что
его усилия совсем или почти совсем бесполезны. Сбавив ход, плот со своим
огромным, неуклюжим парусом продолжал удаляться от догонявших его пловцов, и
расстояние между ними, как заметил Вильям, все увеличивалось. Даже Снежок,
который, покончив с акулой, направился прямо к "Катамарану",--даже он не
приближался ни на дюйм к гонимому ветром плоту.
Наступил самый напряженный момент. Тревога, казалось, достигла
наивысшего предела: все видели, что плот не поддается управлению и уходит
все дальше и дальше...
В таком положении дело долго оставаться не могло. Видно было, что оба
пловца изнемогают от усталости. Снежок, плававший, как морская утка, мог еще
продержаться некоторое время, но матрос, обремененный ношей, неминуемо
должен был скоро пойти ко дну. Да и Снежок не мог плыть до бесконечности.
Если погоня за уходящим по ветру "Катамараном" продолжится, негр неминуемо
тоже окажется жертвой всепоглощающего океана.
В течение нескольких минут -- они казались часами -- продолжалось
состязание между людьми и плотом без каких-либо видимых успехов для той или
другой стороны. Правда, некоторая перемена в их взаимном расположении все же
произошла Вначале негр плыл на несколько саженей позади Бена Браса и
спасенной им девочки. Теперь позади были они, и, увы, они отставали все
больше и больше. И хотя Снежок уплывал все дальше и дальше от Бена, к
"Катамарану" он не приближался. Плот оказался более быстрым парусником, чем
Снежок -- пловцом.
Вначале, когда Снежок бросился догонять плот, он рассчитывал быстро
добраться до него и повернуть его в сторону обессилевшего пловца.
Уверенный в своем умении плавать, он считал это вполне осуществимым. Но
теперь, проплыв следом за плотом несколько минут, он убедился, что
расстояние между ним и "Катамараном" не только не уменьшается, а, наоборот,
увеличивается. И им овладело сильнейшее беспокойство.
И беспокойство это росло: напрасно греб он во всю мочь, напрасно
работал он крепкими ногами, напрягая все силы,--все та же широкая синяя
полоса воды отделяла его от "Катамарана".
И когда наконец он увидел, что все усилия тщетны и что "Катамаран"
уходит, беспокойство его сменилось мучительной тревогой. Неизвестно, было ли
все на самом деле так, как ему казалось, но он решил, что догнать плот
невозможно, и прекратил свои усилия.
Однако он не собирался оставаться на месте. Отказавшись от
преследования "Катамарана", он ловко, как бобер, повернулся в воде и
взглянул назад. Там, на расстоянии примерно двухсот морских саженей,
виднелись две точки, настолько сливаясь друг с другом, что они казались
одним пятнышком, черневшим над гребнями волн.
Да и заметить их можно было, только приподнявшись на несколько дюймов
над водой.
И Снежок приподнялся еще выше, ибо знал, что там чернелось...
Ни секунды не колеблясь, он, рассекая воду, поплыл прямо туда.
Его не раздирали больше противоречивые чувства. Одна мысль завладела им
целиком. Он плыл не с осознанной целью помочь, а лишь побуждаемый отчаянием,
чтобы, пока в нем есть еще хоть капля сил, не дать утонуть маленькой
Лали--ребенку, вверенному его попечению, а если сила и иссякнет, то
погрузиться вместе с девочкой в огромную бездонную могилу, от которой не
остается ни следа, ни надгробия.
Негр и матрос плыли теперь навстречу друг другу. Бен, правда, двигался
довольно медленно, но нельзя сказать, чтобы и Снежок плыл назад быстро. Впав
в отчаяние, он не чувствовал прежней решимости. Он даже не отдавал себе
отчета, зачем он вернулся, разве только затем, чтобы утонуть вместе с двумя
другими. По-видимому, теперь всех их ждал именно такой конец.
Как ни медленно они плыли, встретились они скоро. В их глазах застыло
тяжкое отчаяние, какое бывает у людей, утративших последнюю надежду.
"Катамаран" был уже теперь на таком расстоянии, что если бы он даже
стал на якорь, то вряд ли бы они добрались до него вплавь. Уже плот и
привязанные вокруг него бочки скрылись из виду. Один лишь парус белел вдали,
словно курчавое облачко, летящее по небу, да и он вот-вот грозил
превратиться в белую точку, а там, может быть, и исчезнуть из виду. Какая уж
тут надежда!
Бен Брас недоумевал, почему парус все еще не был убран. В первые
минуты, нагоняя плот, он кричал Вильяму, чтобы тот отпустил шкоты, кричал до
хрипоты, пока не стал задыхаться и совсем потерял голос. Да и плот тем
временем отнесло так далеко, что вряд ли юнга услышал его. Наконец матрос
перестал кричать; он продолжал плыть, храня мрачное молчание, недоумевая,
почему Вильям не выполнил его приказа, и испытывая от этого грусть и досаду.
Еще бы -- ведь убери юнга парус, они могли бы еще надеяться нагнать
"Катамаран"!
И в ту минуту, когда матрос погрузился в свое угрюмое молчание, он
увидел, что к нему приближается Снежок. Как же тут не предаться отчаянию!
Даже такой отличный пловец, как негр, отказался от попытки догнать плот.
Ясно, значит, что для него дело и вовсе безнадежно.
Через несколько мгновений пловцы очутились рядом. Они обменялись
взглядами и поняли друг друга без слов. Каждый прочел в глазах другого
ожидавшую его страшную участь. Им суждено утонуть.
Первый нарушил тягостное молчание Снежок:
-- Послушайте, масса Бен, вы, должно быть, совсем обессилели. Дайте-ка
мне нашу девочку!.. Ну-ка, Лали, возьмись за мое плечо, пусть масса Брас
переведет немножко дух.
-- Нет, нет, не надо! -- запротестовал матрос безнадежным тоном.-- Чего
уж там, подержу-ка ее еще немного. Все равно недолго осталось...
-- Т-ш-ш! -- перебил его негр свистящим шепотом и многозначительно
показал взглядом на Лали.-- Я так понимаю,-- продолжал он спокойным тоном,
предназначавшимся для девочки,-- что опасности пока нет. Ясное дело, мы
потихоньку догоним "Катамаран". Ветер переменится и пригонит его к нам...
Говорите лучше по-французски. Бедная крошка не знает французского языка,--
обратился он снова к Бену, переходя на жаргон, употребляемый жителями
французских колоний.-- Я-то знаю, что и вам, и мне, и плоту--всем нам конец!
Но пусть хоть девочка не знает об этом до последней минуты. Зачем ей
напрасно мучиться!
-- Ладно, ладно! -- забормотал Бен, мешая без разбору французские и
английские слова.-- Бедная девочка, пусть она, правда, не знает, что ее ждет
впереди! Помилуй нас, Господи!.. Вот и плота уже не видно! Куда он
девался?.. Не видишь ты его, Снежок?
-- Ах ты, Боже праведный, нет его! -- ответил негр, приподняв голову
над водой.--Исчез! Кончено дело -- теперь мы его больше не увидим!
Нота отчаяния в его голосе прозвучала еле слышно. Если до этого у них
была еще какая-то слабая надежда на спасение, то теперь, когда плот исчез и
даже его парус не виднелся на фоне голубого неба, и она пропала. И поэтому
этот новый поворот в разыгрывавшейся драме не изменил настроения его главных
участников. Смерть смотрела им в лицо с неумолимой неотвратимостью. Если в
чем и произошла перемена, так это не в их настроении, а в действиях. Пловцы
больше не двигались по какому-либо определенному направлению: им некуда было
плыть. Парус исчез, и они теперь не знали, где находится плот. Может быть,
он затонул, оставив их одних среди безбрежного океана?
-- Да и к чему плыть?! -- сказал Бен в отчаянии.--Только силы тратить,
а их у нас и так немного осталось.
-- И правда, не к чему,-- согласился негр.-- Будем плавать на одном
месте -- так легче будет, мы дольше продержимся. Послушайте, масса Бен,
дайте мне нашу девочку! Вы, ей-ей, больше моего устали... Лали, держись за
мое плечо... Вот так.
И, подплыв к матросу, негр осторожно снял ослабевшие руки девочки с его
плеч и переложил их на свои.
Бен больше не пытался отказываться от благородного предложения своего
товарища. Теперь, признаться, эта помощь была ему как нельзя более нужна.
Они продолжали плавать, стараясь расходовать сил столько, сколько нужно было
для того, чтобы удержаться на поверхности воды.
В течение нескольких минут оказавшиеся за бортом катамаранцы оставались
все в том же опасном положении, почти не двигаясь среди темно-синих волн,
словно повиснув между водой и воздухом, между жизнью и смертью. Ни негр, ни
белый больше не думали о том, как избавиться от смерти,-- они не сомневались
в том, что наверняка погибнут.
Да и как могли они в этом сомневаться! Для них это был только вопрос
времени. Пройдет час, два, а может, и меньше, потому что усталость и
напряжение уже подточили их силы,-- и все будет кончено. Они не избегнут
законов природы: закона тяготения, или, точнее говоря, закона удельного
веса, и погрузятся в бездонную и неведомую глубь океана; и маленькая Лали --
это прелестное безропотное дитя, невинная жертва судьбы,-- разделит их
горестный жребий: исчезнет навсегда из этого мира.
Все это время девочка не обнаруживала никаких признаков панического
страха, что при данных обстоятельствах было бы только естественно. Рожденная
и выросшая в стране, где человеческая жизнь ценится недорого, она привыкла к
зрелищу смерти, а это до известной степени лишает смерть ее ужаса,-- ведь
люди, часто наблюдавшие ее, обладают более стоическим равнодушием.
Но было бы ошибочно предположить, что девочка безразлично относилась к
своей участи. Наоборот, она испытывала вполне естественный страх. Однако
потому ли, что ее сознание было затемнено крайней опасностью положения, или
она не чувствовала, насколько велика эта опасность, но поведение ее с начала
и до конца было отмечено каким-то почти сверхъестественным спокойствием.
Возможно также, что ее поддерживала вера в своих мужественных защитников.
Оба они даже в эти роковые минуты избегали говорить ей о том, что жить им
осталось недолго.
И все-таки они были в этом уверены далеко не в равной степени. Белый
ощущал неизбежность гибели больше, чем негр. Трудно сказать почему. Может
быть, потому, что Снежку очень часто приходилось бывать на самом краю гибели
и всякий раз ему удавалось избегнуть ее, и, несмотря на, казалось бы, полную
невозможность спастись, в его груди еще теплился слабый луч надежды.
Другое дело -- матрос. Ни тени уверенности не оставалось в его душе. Он
считал, что идут последние минуты его жизни. Раз или два у него мелькнула
мысль самому положить конец борьбе и вместе с ней мучительным переживаниям
этого страшного часа. Стоило ему только перестать двигать руками--и он
пойдет ко дну. Его останавливал только врожденный инстинкт, которому претит
самоуничтожение и который подсказывает нам, или, вернее, принуждает нас,
дожидаться того последнего мгновения, когда смерть придет сама.
Так, в силу разных причини рассуждая по-разному, три выброшенных за
борт скитальца с "Катамарана" продолжали держаться на воде. Маленькая Лали
-- потому, что рядом был Снежок; Снежок -- потому что где-то в глубине души
еще теплился слабый луч надежды; а матрос -- потому, что инстинкт
самосохранения удерживал его от совершения поступка, который при любых
обстоятельствах считается в цивилизованном обществе преступлением.
Никто не проронил ни слова после тех нескольких фраз, основной смысл
которых Снежок и матрос старались скрыть от Лали, говоря по-французски.
Ужас приближающейся смерти сковал язык Снежка и матроса. Долго хранили
почти совсем обессиленные пловцы глубокое молчание.
Ничто не прерывало безмолвия этой торжественной минуты. Слышно было
только, как волны, гонимые легким ветерком, плескались о тела измученных
пловцов. Но трое несчастных даже не замечали этого, как не замечали и криков
морской чайки. А если и замечали, то эти пронзительные крики только
усиливали объявший их ужас.
И вдруг среди этого глубокого молчания и глубочайшей безнадежности
послышался голос... Оба пловца вздрогнули от испуга, словно это был голос с
того света. И действительно, он звучал так нежно, будто и впрямь исходил из
другого мира. Но ничего сверхъестественного, однако, не было. Это был голос
маленькой Лали.
Уцепившись за плечо негра, девочка видела дальше, чем державший ее
Снежок или матрос, плывший рядом, так как находилась на несколько дюймов
выше, чем они. Поэтому она заметила то, чего не могли увидеть измученные
пловцы, еще боровшиеся за то, чтобы удержаться на поверхности океана:
какой-то темный предмет плыл по воде довольно близко от них.
Ее слова так поразили обоих мужчин, что они сразу очнулись от своего
оцепенения.
-- Что ты видишь, маленькая Лали? Что, что там такое, а? -- закричал
Снежок первый.-- Взгляни-ка опять, дорогая девочка! -- продолжал он,
стараясь в то же время приподнять повыше плечо, за которое держался
ребенок.-- Что ты увидела? Не плот, не "Катамаран", а?
-- Да нет, нет, -- ответила Лали, -- не "Катамаран"... Это что-то
маленькое, четырехугольное, вроде ящика.
-- Ящика? Откуда же тут взяться ящику? Ящик! Ах, черт возьми...
-- Разрази меня гром, если это не мой сундучок! -- перебил его матрос,
поднимая голову над водой, как гончая в поисках раненой утки.-- Ну да, это
он и есть, не будь я Бен Брас!
-- Ваш сундук? -- переспросил Снежок, в свою очередь поднимая курчавую
голову над водой, чтобы лучше видеть -- Вот чертовщина!.. Так и есть! Как же
это случилось? Вы же оставили его на плоту!
-- В том-то и дело, что оставил,--ответил матрос. -- Можно сказать,
последняя вещь, которую я держал в руках, перед тем как прыгнуть в воду. Я и
сам глазам своим не верю -- старый мой сундучок! Так и есть.
Разговор этот велся торопливо, и не успел он закончиться, как наши
пловцы двинулись по направлению к так неожиданно появившемуся предмету.
Может, на самом деле это вовсе и не был сундучок Бена Браса, но то, что
это плыл сундучок, а не что-либо другое, было очевидно. Устойчиво
державшийся на воде, он сулил помощь нашим пловцам, до того обессилевшим,
что еще немного -- они бы не выдержали и пошли ко дну.
Это действительно был матросский сундучок, и к тому же принадлежавший
Бену Брасу. Он-то уж никак не мог ошибиться: ему ли не узнать этой плотной
обшивки из парусины, обшивки, сделанной им самим и собственноручно же
окрашенной голубой масляной краской, для того чтобы сделать ее
непромокаемой! А эти ручки из крепкой веревки --не он ли сам их сплел и
прикрепил! А буквы "Б. Б."! Ведь это же его собственные инициалы, крупно
нарисованные им на боку, как раз под самой замочной скважиной, вместе с
якорем наискосок, звездами и другими причудливыми изображениями,
свидетельствовавшими о немалом искусстве его обладателя.
В первую минуту, когда он убедился, что это его собственный сундучок,
Бен решил, что произошло несчастье и плот погиб.
-- Эх, Вильм, Вильм, бедный малыш! -- сказал он.-- Если это так,
кончено его дело...
Однако такое предположение вскоре отпало, и мысли матроса приняли иное
направление.
-- Нет, -- сказал он, возражая против своей первой гипотезы, -- быть
того не может! С чего бы это плот мог вдруг развалиться? Ветра нет, море
тихо... Да просто не с чего такому случиться!.. Ага, теперь я понял!.. Вот
что, дружище мой Снежок, это не иначе, как дело рук Вильма. Это он бросил
сундучок, понадеявшись, что тот доплывет до нас. Вот каким образом он к нам
и попал. Ай да мальчишка, ай да молодец!.. Ну, хватайся за сундучок. Теперь
не все еще потеряно!
Совет был излишним. Не сговариваясь, оба ухватились за ручки сундучка.
Что и говорить, при таких обстоятельствах сундучок представлялся им
весьма заманчивой вещью. Говорят, утопающий хватается за соломинку, а тут им
представлялась возможность ухватиться не за соломинку, а за матросский
сундучок! Плыл он дном вниз и крышкой вверх -- ну, прямо, будто стоял возле
койки Бена в кубрике фрегата! Очевидно, в этом положении его удерживала
полоса железа, подбитая снизу и теперь служившая как бы грузилом. Сундучок
так высоко поднимался над водой, что ясно было -- он пуст или почти пуст.
Даже ручки, приделанные с каждой стороны и отстоявшие на несколько дюймов от
крышки, находились над водой.
За эти ручки удобно было держаться, и это было настолько заманчивым,
что матросу не требовалось уговаривать Снежка, чтобы он схватился за одну из
них, в то время как он, Бен, найдет себе опору, держась за другую.
По молчаливому соглашению, оба подплыли: один с одной, другой с другой
стороны сундучка, и тут же ухватились за его ручки.
Благодаря этому сундучок сохранил равновесие и хотя из-за
прибавившегося веса и погрузился на несколько дюймов глубже в воду, крышка
его, к их огромной радости, все же возвышалась над поверхностью, даже когда
на нее легла легкая фигурка девочки. Между поверхностью воды и захлопнутой
крышкой все еще оставалось несколько дюймов, так что вода не могла
проникнуть в глубь сундучка.
Своеобразную группу представляли наши пловцы через две-три минуты после
того, как добрались до сундучка. По правую сторону, наискосок от края,
вытянулась фигура матроса, причем левую руку он по локоть пропустил через
плетеную петлю ручки. Таким образом, добрая половина его веса приходилась на
плавучий сундучок, и, чтобы держаться на поверхности, ему приходилось только
слегка грести правой рукой. Как он ни устал, это было ему по силам: после
всего перенесенного то был не труд, а отдых.
С другой стороны сундучка, в точно такой же позе, плыл Снежок, с той
только разницей, что он, наоборот, опирался правой рукой, а греб левой.
Как уже было отмечено, маленькая Лали переместилась с плеча Снежка на
более возвышенное место--на крышку сундучка -- и лежала на животе, удобно
держась ручками за выступающий край.
Излишне говорить, что благодаря такой перемене в положении и
обстоятельствах произошла также перемена и в их планах на будущее. Смерть,
правда, могла им казаться все такой же неизбежной, как и несколько минут
назад,-- она все еще стояла у порога,-- только теперь она не так уж
торопилась... С помощью этого сундучка -- чем не первоклассный спасательный
круг! -- они продержатся на воде много часов, пока, обессилев от жажды и
голода, не пойдут ко дну. Все зависит от того, сколько времени они смогут
так протянуть. А окажись у них некоторый запас продовольствия и воды, то они
могли бы рассчитывать на долгое путешествие, хотя и совершая его таким
необычным способом. Но, конечно, все это при условии, если не налетит буря и
не нападут акулы.
Увы! В любой момент можно было ждать и того и другого.
Правда, они пока не думали о такой опасности, как и о том, что погибнут
от голода или его неразлучной спутницы -- жажды. Удивительное совпадение,
что сундучок приплыл к ним в момент, когда они едва не погибли, произвело не
менее удивительную перемену в мыслях моряка и негра, породив у них если не
твердую уверенность в спасении, то, во всяком случае, некое блаженное
предчувствие, что их еще ждет впереди другая, более надежная и постоянная
помощь и что им не суждено утонуть, или, по крайней мере, пока еще не
суждено утонуть.
Надежда, сладкая, утешительная надежда, вспыхнула в их груди, а вместе
с ней пришла и решимость продолжать борьбу за спасение своей жизни. Оба
могли теперь свободно обмениваться разными соображениями и советами, и они
принялись толковать о своем положении.
Прежде всего они стали гадать, каким образом появился здесь сундучок.
Предположение, пришедшее в первый момент в голову его хозяину, будто плот
погиб и сундучок -- просто один из обломков происшедшего крушения, оказалось
несостоятельным, а потому было тут же отвергнуто. Никакого сильного движения
водных или воздушных стихий, которые могли бы разрушить "Катамаран", не
произошло. Это замысловатое сооружение, целое и невредимое, плавало где-то в
океане, красуясь своими фантастическими очертаниями.
Правда, его нигде не было видно. Даже маленькая Лали, которой,
поскольку она находилась на более высоком месте, поручено было вести
наблюдение, ничего не видела, хотя и старалась выполнить свою задачу со всей
тщательностью.
Если бы плот находился на расстоянии одной--двух лиг[16], то большой
четырехугольник паруса был бы достаточно хорошо виден. Но никакого паруса
девочка не заметила.
Так она и доложила своим спутникам: ничего вокруг, только море и небо.
Отсюда можно было заключить, что "Катамаран" если даже и не утонул, то
его отнесло так далеко, что им никогда его не догнать. Однако моряк,
умудренный опытом, не предавался отчаянию. Догадки его были более
утешительного характера. Основываясь на кое-каких других фактах и хорошенько
пораскинув умом, он решил, что появление среди морских волн морского
сундучка -- дело не случайное. Это, несомненно, работа рук Вильяма,
действовавшего по какому-то плану.
-- Будь уверен, Снежок,-- говорил он коку,-- мальчишка выбросил этот
сундучок за борт, наперед зная, что, если мы не догоним "Катамаран", он нас
выручит. Сундук-то стоял посередине плота, когда я в нем рылся. Что ж, он
сам, что ли, прыгнул в воду? Да ведь в нем были всякие вещи, а сейчас, будь
уверен, он пуст -- иначе бы так не плыл. Взял, значит, малыш этот самый
сундучок, вытряхнул из него все мои вещички, и раз его -- за борт! И очень
умно сделал. Вот голова! Только он мог такое сообразить. Я и прежде замечал,
что он дошлый парень. Ты только подумай, какой это молодец! А?
После этого потока похвал Бен переживал про себя свои восторги.
-- Может быть, очень даже может быть,-- согласился с ним негр.
-- А потом он вот что сделал,--продолжал Бен плести свою цепь догадок.
-- Что же?
-- Взял да убрал парус. Не знаю только, почему он не сделал этого
раньше. Я же ему кричал, и он, должно быть, меня слышал. Сдается мне, он
ничего не мог с ним поделать. Сейчас я вспоминаю, что, поднимая наш
парусишко, я затянул на шкотах такой узел, что ой-ей! Как же он мог быстро
его развязать? Ведь пальцы-то у него маленькие! Вот в чем и была загвоздка!
А теперь он убрал наконец парус, значит, ему удалось все-таки развязать мой
узлище, а может, он просто взял да перерубил канат-- вот почему мы и паруса
не видим, а на самом деле "Катамаран" совсем близехонько. Быть того не
может, чтобы он далеко уплыл, особенно если парус был уже спущен, когда мы
увидели, что он исчез из виду.
-- А ведь верно! Я тоже заметил, что парус ни с того ни с сего вдруг
исчез, будто его кто сдернул.
-- Значит, Снежок,-- продолжал матрос все более веселым тоном,-- если
все так, как мы гадаем, то плот от нас недалеко ушел -- на один или, может,
на два узла. Видеть далеко мы ведь не можем, потому что сидим по шею в воде.
Во всяком случае, я скажу тебе: плот наверняка идет по ветру, и без паруса
его понесет не быстрее, чем мы поплывем. Это уж точно. Поэтому давай-ка
махнем милю или две ему навстречу, а тогда видно будет, барахтается ли он
еще где-то тут или прости-прощай навеки. Это будет, пожалуй, самое лучшее,
а?
-- Точно, масса Брас, это будет самое правильное! Ничего лучше не
придумать, как пуститься и нам по ветру.
И без дальнейших разговоров они принялись осуществлять свою задачу.
Один греб правой рукой, другой левой, но оба с одинаковой силой и
решимостью. Быстрота их движения стала такой, что море так и пенилось вокруг
и брызги долетали даже до уцепившихся за крышку сундучка пальчиков маленькой
Лали.
Плыли они недолго. Вдруг Лали вскрикнула -- и двое мужчин прекратили
свои усилия.
Пока матрос и кок усердно трудились, Лали, стоя на коленях на крышке,
смотрела вперед. И внезапно она увидела нечто, вызвавшее если не радостный,
то, во всяком случае, достаточно веселый возглас.
-- Что такое, Лали? -- нетерпеливо спросил негр.-- Ты что-то увидела?
Святое небо, да неужто же "Катамаран"?
-- Да нет же! Это только бочка плывет по воде...
-- Бочка? Какая такая бочка? -- удивился негр.
-- Наверно, одна из пустых бочек от нашего плота... Ну да, на ней
веревки.
-- Так и есть,-- подтвердил Бен, который, приподнявшись как можно выше,
тоже увидел бочку.-- Разрази меня гром! Все-таки, видать, наш плотик
развалился... Э, нет! Все понятно!.. Это работа нашего Вильма -- он обрубил
у бочки веревки. Послал нам ее в помощь, на случай, если нам не
повстречается сундучок. Обо всем подумал! Говорю тебе, голова у него!..
-- А что, если б нам доплыть до этой бочки и тоже прихватить ее на
буксир? -- предложил кок.-- Это было бы не лишним. Поднимется ветер, и тогда
сундучок не очень нам поможет. Зато бочка еще как пригодится -- в самый раз
будет!
-- Правильно, Снежок! Захватим и бочку. Сундучок сослужил нам хорошую
службу, а все-таки бочка в бурном море более верное дело. Так и держи на нее
-- она прямехонько перед нами.
Через пять минут пловцы поравнялись с бочкой. По веревкам они сразу
узнали, что это бочка от плота. И матрос тут же разглядел, что веревки не
перерезаны аккуратно ножом или каким-либо другим острым орудием, а, видимо,
"перепилены" в спешке, так как концы их измочалились и во все стороны торчат
волокна.
-- Опять работа Вильма! Он, видать, перерубил веревки старым топором. А
топор-то у нас тупой... Ура нашему славному мальчишке!..
-- Постой-ка! -- закричал Снежок, прерывая бурные восторги матроса.--
Держитесь пока за сундучок, масса Брас, а я заберусь на бочку и
взгляну--может, и увижу наш "Катамаран".
-- Правильно, Снежок! Валяй, забирайся! Я буду один держать сундучок.
его усилия совсем или почти совсем бесполезны. Сбавив ход, плот со своим
огромным, неуклюжим парусом продолжал удаляться от догонявших его пловцов, и
расстояние между ними, как заметил Вильям, все увеличивалось. Даже Снежок,
который, покончив с акулой, направился прямо к "Катамарану",--даже он не
приближался ни на дюйм к гонимому ветром плоту.
Наступил самый напряженный момент. Тревога, казалось, достигла
наивысшего предела: все видели, что плот не поддается управлению и уходит
все дальше и дальше...
В таком положении дело долго оставаться не могло. Видно было, что оба
пловца изнемогают от усталости. Снежок, плававший, как морская утка, мог еще
продержаться некоторое время, но матрос, обремененный ношей, неминуемо
должен был скоро пойти ко дну. Да и Снежок не мог плыть до бесконечности.
Если погоня за уходящим по ветру "Катамараном" продолжится, негр неминуемо
тоже окажется жертвой всепоглощающего океана.
В течение нескольких минут -- они казались часами -- продолжалось
состязание между людьми и плотом без каких-либо видимых успехов для той или
другой стороны. Правда, некоторая перемена в их взаимном расположении все же
произошла Вначале негр плыл на несколько саженей позади Бена Браса и
спасенной им девочки. Теперь позади были они, и, увы, они отставали все
больше и больше. И хотя Снежок уплывал все дальше и дальше от Бена, к
"Катамарану" он не приближался. Плот оказался более быстрым парусником, чем
Снежок -- пловцом.
Вначале, когда Снежок бросился догонять плот, он рассчитывал быстро
добраться до него и повернуть его в сторону обессилевшего пловца.
Уверенный в своем умении плавать, он считал это вполне осуществимым. Но
теперь, проплыв следом за плотом несколько минут, он убедился, что
расстояние между ним и "Катамараном" не только не уменьшается, а, наоборот,
увеличивается. И им овладело сильнейшее беспокойство.
И беспокойство это росло: напрасно греб он во всю мочь, напрасно
работал он крепкими ногами, напрягая все силы,--все та же широкая синяя
полоса воды отделяла его от "Катамарана".
И когда наконец он увидел, что все усилия тщетны и что "Катамаран"
уходит, беспокойство его сменилось мучительной тревогой. Неизвестно, было ли
все на самом деле так, как ему казалось, но он решил, что догнать плот
невозможно, и прекратил свои усилия.
Однако он не собирался оставаться на месте. Отказавшись от
преследования "Катамарана", он ловко, как бобер, повернулся в воде и
взглянул назад. Там, на расстоянии примерно двухсот морских саженей,
виднелись две точки, настолько сливаясь друг с другом, что они казались
одним пятнышком, черневшим над гребнями волн.
Да и заметить их можно было, только приподнявшись на несколько дюймов
над водой.
И Снежок приподнялся еще выше, ибо знал, что там чернелось...
Ни секунды не колеблясь, он, рассекая воду, поплыл прямо туда.
Его не раздирали больше противоречивые чувства. Одна мысль завладела им
целиком. Он плыл не с осознанной целью помочь, а лишь побуждаемый отчаянием,
чтобы, пока в нем есть еще хоть капля сил, не дать утонуть маленькой
Лали--ребенку, вверенному его попечению, а если сила и иссякнет, то
погрузиться вместе с девочкой в огромную бездонную могилу, от которой не
остается ни следа, ни надгробия.
Негр и матрос плыли теперь навстречу друг другу. Бен, правда, двигался
довольно медленно, но нельзя сказать, чтобы и Снежок плыл назад быстро. Впав
в отчаяние, он не чувствовал прежней решимости. Он даже не отдавал себе
отчета, зачем он вернулся, разве только затем, чтобы утонуть вместе с двумя
другими. По-видимому, теперь всех их ждал именно такой конец.
Как ни медленно они плыли, встретились они скоро. В их глазах застыло
тяжкое отчаяние, какое бывает у людей, утративших последнюю надежду.
"Катамаран" был уже теперь на таком расстоянии, что если бы он даже
стал на якорь, то вряд ли бы они добрались до него вплавь. Уже плот и
привязанные вокруг него бочки скрылись из виду. Один лишь парус белел вдали,
словно курчавое облачко, летящее по небу, да и он вот-вот грозил
превратиться в белую точку, а там, может быть, и исчезнуть из виду. Какая уж
тут надежда!
Бен Брас недоумевал, почему парус все еще не был убран. В первые
минуты, нагоняя плот, он кричал Вильяму, чтобы тот отпустил шкоты, кричал до
хрипоты, пока не стал задыхаться и совсем потерял голос. Да и плот тем
временем отнесло так далеко, что вряд ли юнга услышал его. Наконец матрос
перестал кричать; он продолжал плыть, храня мрачное молчание, недоумевая,
почему Вильям не выполнил его приказа, и испытывая от этого грусть и досаду.
Еще бы -- ведь убери юнга парус, они могли бы еще надеяться нагнать
"Катамаран"!
И в ту минуту, когда матрос погрузился в свое угрюмое молчание, он
увидел, что к нему приближается Снежок. Как же тут не предаться отчаянию!
Даже такой отличный пловец, как негр, отказался от попытки догнать плот.
Ясно, значит, что для него дело и вовсе безнадежно.
Через несколько мгновений пловцы очутились рядом. Они обменялись
взглядами и поняли друг друга без слов. Каждый прочел в глазах другого
ожидавшую его страшную участь. Им суждено утонуть.
Первый нарушил тягостное молчание Снежок:
-- Послушайте, масса Бен, вы, должно быть, совсем обессилели. Дайте-ка
мне нашу девочку!.. Ну-ка, Лали, возьмись за мое плечо, пусть масса Брас
переведет немножко дух.
-- Нет, нет, не надо! -- запротестовал матрос безнадежным тоном.-- Чего
уж там, подержу-ка ее еще немного. Все равно недолго осталось...
-- Т-ш-ш! -- перебил его негр свистящим шепотом и многозначительно
показал взглядом на Лали.-- Я так понимаю,-- продолжал он спокойным тоном,
предназначавшимся для девочки,-- что опасности пока нет. Ясное дело, мы
потихоньку догоним "Катамаран". Ветер переменится и пригонит его к нам...
Говорите лучше по-французски. Бедная крошка не знает французского языка,--
обратился он снова к Бену, переходя на жаргон, употребляемый жителями
французских колоний.-- Я-то знаю, что и вам, и мне, и плоту--всем нам конец!
Но пусть хоть девочка не знает об этом до последней минуты. Зачем ей
напрасно мучиться!
-- Ладно, ладно! -- забормотал Бен, мешая без разбору французские и
английские слова.-- Бедная девочка, пусть она, правда, не знает, что ее ждет
впереди! Помилуй нас, Господи!.. Вот и плота уже не видно! Куда он
девался?.. Не видишь ты его, Снежок?
-- Ах ты, Боже праведный, нет его! -- ответил негр, приподняв голову
над водой.--Исчез! Кончено дело -- теперь мы его больше не увидим!
Нота отчаяния в его голосе прозвучала еле слышно. Если до этого у них
была еще какая-то слабая надежда на спасение, то теперь, когда плот исчез и
даже его парус не виднелся на фоне голубого неба, и она пропала. И поэтому
этот новый поворот в разыгрывавшейся драме не изменил настроения его главных
участников. Смерть смотрела им в лицо с неумолимой неотвратимостью. Если в
чем и произошла перемена, так это не в их настроении, а в действиях. Пловцы
больше не двигались по какому-либо определенному направлению: им некуда было
плыть. Парус исчез, и они теперь не знали, где находится плот. Может быть,
он затонул, оставив их одних среди безбрежного океана?
-- Да и к чему плыть?! -- сказал Бен в отчаянии.--Только силы тратить,
а их у нас и так немного осталось.
-- И правда, не к чему,-- согласился негр.-- Будем плавать на одном
месте -- так легче будет, мы дольше продержимся. Послушайте, масса Бен,
дайте мне нашу девочку! Вы, ей-ей, больше моего устали... Лали, держись за
мое плечо... Вот так.
И, подплыв к матросу, негр осторожно снял ослабевшие руки девочки с его
плеч и переложил их на свои.
Бен больше не пытался отказываться от благородного предложения своего
товарища. Теперь, признаться, эта помощь была ему как нельзя более нужна.
Они продолжали плавать, стараясь расходовать сил столько, сколько нужно было
для того, чтобы удержаться на поверхности воды.
В течение нескольких минут оказавшиеся за бортом катамаранцы оставались
все в том же опасном положении, почти не двигаясь среди темно-синих волн,
словно повиснув между водой и воздухом, между жизнью и смертью. Ни негр, ни
белый больше не думали о том, как избавиться от смерти,-- они не сомневались
в том, что наверняка погибнут.
Да и как могли они в этом сомневаться! Для них это был только вопрос
времени. Пройдет час, два, а может, и меньше, потому что усталость и
напряжение уже подточили их силы,-- и все будет кончено. Они не избегнут
законов природы: закона тяготения, или, точнее говоря, закона удельного
веса, и погрузятся в бездонную и неведомую глубь океана; и маленькая Лали --
это прелестное безропотное дитя, невинная жертва судьбы,-- разделит их
горестный жребий: исчезнет навсегда из этого мира.
Все это время девочка не обнаруживала никаких признаков панического
страха, что при данных обстоятельствах было бы только естественно. Рожденная
и выросшая в стране, где человеческая жизнь ценится недорого, она привыкла к
зрелищу смерти, а это до известной степени лишает смерть ее ужаса,-- ведь
люди, часто наблюдавшие ее, обладают более стоическим равнодушием.
Но было бы ошибочно предположить, что девочка безразлично относилась к
своей участи. Наоборот, она испытывала вполне естественный страх. Однако
потому ли, что ее сознание было затемнено крайней опасностью положения, или
она не чувствовала, насколько велика эта опасность, но поведение ее с начала
и до конца было отмечено каким-то почти сверхъестественным спокойствием.
Возможно также, что ее поддерживала вера в своих мужественных защитников.
Оба они даже в эти роковые минуты избегали говорить ей о том, что жить им
осталось недолго.
И все-таки они были в этом уверены далеко не в равной степени. Белый
ощущал неизбежность гибели больше, чем негр. Трудно сказать почему. Может
быть, потому, что Снежку очень часто приходилось бывать на самом краю гибели
и всякий раз ему удавалось избегнуть ее, и, несмотря на, казалось бы, полную
невозможность спастись, в его груди еще теплился слабый луч надежды.
Другое дело -- матрос. Ни тени уверенности не оставалось в его душе. Он
считал, что идут последние минуты его жизни. Раз или два у него мелькнула
мысль самому положить конец борьбе и вместе с ней мучительным переживаниям
этого страшного часа. Стоило ему только перестать двигать руками--и он
пойдет ко дну. Его останавливал только врожденный инстинкт, которому претит
самоуничтожение и который подсказывает нам, или, вернее, принуждает нас,
дожидаться того последнего мгновения, когда смерть придет сама.
Так, в силу разных причини рассуждая по-разному, три выброшенных за
борт скитальца с "Катамарана" продолжали держаться на воде. Маленькая Лали
-- потому, что рядом был Снежок; Снежок -- потому что где-то в глубине души
еще теплился слабый луч надежды; а матрос -- потому, что инстинкт
самосохранения удерживал его от совершения поступка, который при любых
обстоятельствах считается в цивилизованном обществе преступлением.
Никто не проронил ни слова после тех нескольких фраз, основной смысл
которых Снежок и матрос старались скрыть от Лали, говоря по-французски.
Ужас приближающейся смерти сковал язык Снежка и матроса. Долго хранили
почти совсем обессиленные пловцы глубокое молчание.
Ничто не прерывало безмолвия этой торжественной минуты. Слышно было
только, как волны, гонимые легким ветерком, плескались о тела измученных
пловцов. Но трое несчастных даже не замечали этого, как не замечали и криков
морской чайки. А если и замечали, то эти пронзительные крики только
усиливали объявший их ужас.
И вдруг среди этого глубокого молчания и глубочайшей безнадежности
послышался голос... Оба пловца вздрогнули от испуга, словно это был голос с
того света. И действительно, он звучал так нежно, будто и впрямь исходил из
другого мира. Но ничего сверхъестественного, однако, не было. Это был голос
маленькой Лали.
Уцепившись за плечо негра, девочка видела дальше, чем державший ее
Снежок или матрос, плывший рядом, так как находилась на несколько дюймов
выше, чем они. Поэтому она заметила то, чего не могли увидеть измученные
пловцы, еще боровшиеся за то, чтобы удержаться на поверхности океана:
какой-то темный предмет плыл по воде довольно близко от них.
Ее слова так поразили обоих мужчин, что они сразу очнулись от своего
оцепенения.
-- Что ты видишь, маленькая Лали? Что, что там такое, а? -- закричал
Снежок первый.-- Взгляни-ка опять, дорогая девочка! -- продолжал он,
стараясь в то же время приподнять повыше плечо, за которое держался
ребенок.-- Что ты увидела? Не плот, не "Катамаран", а?
-- Да нет, нет, -- ответила Лали, -- не "Катамаран"... Это что-то
маленькое, четырехугольное, вроде ящика.
-- Ящика? Откуда же тут взяться ящику? Ящик! Ах, черт возьми...
-- Разрази меня гром, если это не мой сундучок! -- перебил его матрос,
поднимая голову над водой, как гончая в поисках раненой утки.-- Ну да, это
он и есть, не будь я Бен Брас!
-- Ваш сундук? -- переспросил Снежок, в свою очередь поднимая курчавую
голову над водой, чтобы лучше видеть -- Вот чертовщина!.. Так и есть! Как же
это случилось? Вы же оставили его на плоту!
-- В том-то и дело, что оставил,--ответил матрос. -- Можно сказать,
последняя вещь, которую я держал в руках, перед тем как прыгнуть в воду. Я и
сам глазам своим не верю -- старый мой сундучок! Так и есть.
Разговор этот велся торопливо, и не успел он закончиться, как наши
пловцы двинулись по направлению к так неожиданно появившемуся предмету.
Может, на самом деле это вовсе и не был сундучок Бена Браса, но то, что
это плыл сундучок, а не что-либо другое, было очевидно. Устойчиво
державшийся на воде, он сулил помощь нашим пловцам, до того обессилевшим,
что еще немного -- они бы не выдержали и пошли ко дну.
Это действительно был матросский сундучок, и к тому же принадлежавший
Бену Брасу. Он-то уж никак не мог ошибиться: ему ли не узнать этой плотной
обшивки из парусины, обшивки, сделанной им самим и собственноручно же
окрашенной голубой масляной краской, для того чтобы сделать ее
непромокаемой! А эти ручки из крепкой веревки --не он ли сам их сплел и
прикрепил! А буквы "Б. Б."! Ведь это же его собственные инициалы, крупно
нарисованные им на боку, как раз под самой замочной скважиной, вместе с
якорем наискосок, звездами и другими причудливыми изображениями,
свидетельствовавшими о немалом искусстве его обладателя.
В первую минуту, когда он убедился, что это его собственный сундучок,
Бен решил, что произошло несчастье и плот погиб.
-- Эх, Вильм, Вильм, бедный малыш! -- сказал он.-- Если это так,
кончено его дело...
Однако такое предположение вскоре отпало, и мысли матроса приняли иное
направление.
-- Нет, -- сказал он, возражая против своей первой гипотезы, -- быть
того не может! С чего бы это плот мог вдруг развалиться? Ветра нет, море
тихо... Да просто не с чего такому случиться!.. Ага, теперь я понял!.. Вот
что, дружище мой Снежок, это не иначе, как дело рук Вильма. Это он бросил
сундучок, понадеявшись, что тот доплывет до нас. Вот каким образом он к нам
и попал. Ай да мальчишка, ай да молодец!.. Ну, хватайся за сундучок. Теперь
не все еще потеряно!
Совет был излишним. Не сговариваясь, оба ухватились за ручки сундучка.
Что и говорить, при таких обстоятельствах сундучок представлялся им
весьма заманчивой вещью. Говорят, утопающий хватается за соломинку, а тут им
представлялась возможность ухватиться не за соломинку, а за матросский
сундучок! Плыл он дном вниз и крышкой вверх -- ну, прямо, будто стоял возле
койки Бена в кубрике фрегата! Очевидно, в этом положении его удерживала
полоса железа, подбитая снизу и теперь служившая как бы грузилом. Сундучок
так высоко поднимался над водой, что ясно было -- он пуст или почти пуст.
Даже ручки, приделанные с каждой стороны и отстоявшие на несколько дюймов от
крышки, находились над водой.
За эти ручки удобно было держаться, и это было настолько заманчивым,
что матросу не требовалось уговаривать Снежка, чтобы он схватился за одну из
них, в то время как он, Бен, найдет себе опору, держась за другую.
По молчаливому соглашению, оба подплыли: один с одной, другой с другой
стороны сундучка, и тут же ухватились за его ручки.
Благодаря этому сундучок сохранил равновесие и хотя из-за
прибавившегося веса и погрузился на несколько дюймов глубже в воду, крышка
его, к их огромной радости, все же возвышалась над поверхностью, даже когда
на нее легла легкая фигурка девочки. Между поверхностью воды и захлопнутой
крышкой все еще оставалось несколько дюймов, так что вода не могла
проникнуть в глубь сундучка.
Своеобразную группу представляли наши пловцы через две-три минуты после
того, как добрались до сундучка. По правую сторону, наискосок от края,
вытянулась фигура матроса, причем левую руку он по локоть пропустил через
плетеную петлю ручки. Таким образом, добрая половина его веса приходилась на
плавучий сундучок, и, чтобы держаться на поверхности, ему приходилось только
слегка грести правой рукой. Как он ни устал, это было ему по силам: после
всего перенесенного то был не труд, а отдых.
С другой стороны сундучка, в точно такой же позе, плыл Снежок, с той
только разницей, что он, наоборот, опирался правой рукой, а греб левой.
Как уже было отмечено, маленькая Лали переместилась с плеча Снежка на
более возвышенное место--на крышку сундучка -- и лежала на животе, удобно
держась ручками за выступающий край.
Излишне говорить, что благодаря такой перемене в положении и
обстоятельствах произошла также перемена и в их планах на будущее. Смерть,
правда, могла им казаться все такой же неизбежной, как и несколько минут
назад,-- она все еще стояла у порога,-- только теперь она не так уж
торопилась... С помощью этого сундучка -- чем не первоклассный спасательный
круг! -- они продержатся на воде много часов, пока, обессилев от жажды и
голода, не пойдут ко дну. Все зависит от того, сколько времени они смогут
так протянуть. А окажись у них некоторый запас продовольствия и воды, то они
могли бы рассчитывать на долгое путешествие, хотя и совершая его таким
необычным способом. Но, конечно, все это при условии, если не налетит буря и
не нападут акулы.
Увы! В любой момент можно было ждать и того и другого.
Правда, они пока не думали о такой опасности, как и о том, что погибнут
от голода или его неразлучной спутницы -- жажды. Удивительное совпадение,
что сундучок приплыл к ним в момент, когда они едва не погибли, произвело не
менее удивительную перемену в мыслях моряка и негра, породив у них если не
твердую уверенность в спасении, то, во всяком случае, некое блаженное
предчувствие, что их еще ждет впереди другая, более надежная и постоянная
помощь и что им не суждено утонуть, или, по крайней мере, пока еще не
суждено утонуть.
Надежда, сладкая, утешительная надежда, вспыхнула в их груди, а вместе
с ней пришла и решимость продолжать борьбу за спасение своей жизни. Оба
могли теперь свободно обмениваться разными соображениями и советами, и они
принялись толковать о своем положении.
Прежде всего они стали гадать, каким образом появился здесь сундучок.
Предположение, пришедшее в первый момент в голову его хозяину, будто плот
погиб и сундучок -- просто один из обломков происшедшего крушения, оказалось
несостоятельным, а потому было тут же отвергнуто. Никакого сильного движения
водных или воздушных стихий, которые могли бы разрушить "Катамаран", не
произошло. Это замысловатое сооружение, целое и невредимое, плавало где-то в
океане, красуясь своими фантастическими очертаниями.
Правда, его нигде не было видно. Даже маленькая Лали, которой,
поскольку она находилась на более высоком месте, поручено было вести
наблюдение, ничего не видела, хотя и старалась выполнить свою задачу со всей
тщательностью.
Если бы плот находился на расстоянии одной--двух лиг[16], то большой
четырехугольник паруса был бы достаточно хорошо виден. Но никакого паруса
девочка не заметила.
Так она и доложила своим спутникам: ничего вокруг, только море и небо.
Отсюда можно было заключить, что "Катамаран" если даже и не утонул, то
его отнесло так далеко, что им никогда его не догнать. Однако моряк,
умудренный опытом, не предавался отчаянию. Догадки его были более
утешительного характера. Основываясь на кое-каких других фактах и хорошенько
пораскинув умом, он решил, что появление среди морских волн морского
сундучка -- дело не случайное. Это, несомненно, работа рук Вильяма,
действовавшего по какому-то плану.
-- Будь уверен, Снежок,-- говорил он коку,-- мальчишка выбросил этот
сундучок за борт, наперед зная, что, если мы не догоним "Катамаран", он нас
выручит. Сундук-то стоял посередине плота, когда я в нем рылся. Что ж, он
сам, что ли, прыгнул в воду? Да ведь в нем были всякие вещи, а сейчас, будь
уверен, он пуст -- иначе бы так не плыл. Взял, значит, малыш этот самый
сундучок, вытряхнул из него все мои вещички, и раз его -- за борт! И очень
умно сделал. Вот голова! Только он мог такое сообразить. Я и прежде замечал,
что он дошлый парень. Ты только подумай, какой это молодец! А?
После этого потока похвал Бен переживал про себя свои восторги.
-- Может быть, очень даже может быть,-- согласился с ним негр.
-- А потом он вот что сделал,--продолжал Бен плести свою цепь догадок.
-- Что же?
-- Взял да убрал парус. Не знаю только, почему он не сделал этого
раньше. Я же ему кричал, и он, должно быть, меня слышал. Сдается мне, он
ничего не мог с ним поделать. Сейчас я вспоминаю, что, поднимая наш
парусишко, я затянул на шкотах такой узел, что ой-ей! Как же он мог быстро
его развязать? Ведь пальцы-то у него маленькие! Вот в чем и была загвоздка!
А теперь он убрал наконец парус, значит, ему удалось все-таки развязать мой
узлище, а может, он просто взял да перерубил канат-- вот почему мы и паруса
не видим, а на самом деле "Катамаран" совсем близехонько. Быть того не
может, чтобы он далеко уплыл, особенно если парус был уже спущен, когда мы
увидели, что он исчез из виду.
-- А ведь верно! Я тоже заметил, что парус ни с того ни с сего вдруг
исчез, будто его кто сдернул.
-- Значит, Снежок,-- продолжал матрос все более веселым тоном,-- если
все так, как мы гадаем, то плот от нас недалеко ушел -- на один или, может,
на два узла. Видеть далеко мы ведь не можем, потому что сидим по шею в воде.
Во всяком случае, я скажу тебе: плот наверняка идет по ветру, и без паруса
его понесет не быстрее, чем мы поплывем. Это уж точно. Поэтому давай-ка
махнем милю или две ему навстречу, а тогда видно будет, барахтается ли он
еще где-то тут или прости-прощай навеки. Это будет, пожалуй, самое лучшее,
а?
-- Точно, масса Брас, это будет самое правильное! Ничего лучше не
придумать, как пуститься и нам по ветру.
И без дальнейших разговоров они принялись осуществлять свою задачу.
Один греб правой рукой, другой левой, но оба с одинаковой силой и
решимостью. Быстрота их движения стала такой, что море так и пенилось вокруг
и брызги долетали даже до уцепившихся за крышку сундучка пальчиков маленькой
Лали.
Плыли они недолго. Вдруг Лали вскрикнула -- и двое мужчин прекратили
свои усилия.
Пока матрос и кок усердно трудились, Лали, стоя на коленях на крышке,
смотрела вперед. И внезапно она увидела нечто, вызвавшее если не радостный,
то, во всяком случае, достаточно веселый возглас.
-- Что такое, Лали? -- нетерпеливо спросил негр.-- Ты что-то увидела?
Святое небо, да неужто же "Катамаран"?
-- Да нет же! Это только бочка плывет по воде...
-- Бочка? Какая такая бочка? -- удивился негр.
-- Наверно, одна из пустых бочек от нашего плота... Ну да, на ней
веревки.
-- Так и есть,-- подтвердил Бен, который, приподнявшись как можно выше,
тоже увидел бочку.-- Разрази меня гром! Все-таки, видать, наш плотик
развалился... Э, нет! Все понятно!.. Это работа нашего Вильма -- он обрубил
у бочки веревки. Послал нам ее в помощь, на случай, если нам не
повстречается сундучок. Обо всем подумал! Говорю тебе, голова у него!..
-- А что, если б нам доплыть до этой бочки и тоже прихватить ее на
буксир? -- предложил кок.-- Это было бы не лишним. Поднимется ветер, и тогда
сундучок не очень нам поможет. Зато бочка еще как пригодится -- в самый раз
будет!
-- Правильно, Снежок! Захватим и бочку. Сундучок сослужил нам хорошую
службу, а все-таки бочка в бурном море более верное дело. Так и держи на нее
-- она прямехонько перед нами.
Через пять минут пловцы поравнялись с бочкой. По веревкам они сразу
узнали, что это бочка от плота. И матрос тут же разглядел, что веревки не
перерезаны аккуратно ножом или каким-либо другим острым орудием, а, видимо,
"перепилены" в спешке, так как концы их измочалились и во все стороны торчат
волокна.
-- Опять работа Вильма! Он, видать, перерубил веревки старым топором. А
топор-то у нас тупой... Ура нашему славному мальчишке!..
-- Постой-ка! -- закричал Снежок, прерывая бурные восторги матроса.--
Держитесь пока за сундучок, масса Брас, а я заберусь на бочку и
взгляну--может, и увижу наш "Катамаран".
-- Правильно, Снежок! Валяй, забирайся! Я буду один держать сундучок.