Страница:
Свинтон вновь зажег трубку и задумался.
- Трубка не к лицу гвардейцу, - с улыбкой отметил его гость. - Фавориты в Министерстве иностранных дел курят только регалии.*
______________ * Regalia (исп.) - регалия, большая сигара высшего качества.
Свинтон ответил на эту шутку улыбкой, что означало для него возрождение надежды.
- Возьмите лучше это, - предложил баронет, открывая свой позолоченный портсигар.
Свинтон отложил в сторону трубку из корня колючего кустарника и зажег сигару.
- Вы правы, сэр Роберт, - сказал он, - мне стоит попробовать. Вы мне дали очень хороший совет. Но что я должен сделать? Я совершенно не знаком с пэром, о котором вы говорите, и никто из моих друзей с ним не знаком.
- Но вы ведь меня не включаете в число этих не знакомых с ним друзей?
- Дорогой Котрелл! Не говорите так! После того, что произошло между нами, было бы неблагодарностью с мой стороны не считать вас самым лучшим и единственным другом, которого я встречал в своей жизни.
- Хорошо, я скажу прямо. Разве я не говорил, что знаком с лордом достаточно хорошо знаком, чтобы дать вам рекомендательное письмо к нему? Я не скажу, что это решит все проблемы, но вы должны использовать этот шанс. Я могу только обещать, что он вас примет; и если вы не будете слишком капризны в отношении характера работы, я думаю, он может предложить вам кое-что. Вы меня понимаете, Свинтон?
- Безусловно! Не очень приятно, сэр Роберт, жить в такой бедной комнате и вспоминать тот роскошный завтрак, который я только что имел - я и моя бедная жена!
- Ах, между прочим, я в долгу перед мадам, приношу свои извинения, что до сих пор не справился о ее здоровье. Надеюсь, у нее все в порядке?
- Спасибо! Здоровье в порядке, как у малого ребенка, если не считать этих наших неприятностей.
- Разве я не буду иметь удовольствие видеть ее?
Гость задал этот вопрос лишь ради приличия. Ему не хотелось столкнуться с ней в такой компании.
- Я сейчас посмотрю, сэр Роберт, - ответил муж, поднявшись со стула и направившись в спальню. - Я полагаю, Фан сейчас не одета.
Сэр Роберт втайне надеялся, что это действительно так. При подобных обстоятельствах разговор с ней мог быть весьма неуместен.
Его желание было удовлетворено. Она была не только не одета, но к тому же еще лежала в постели, страдая от мигрени! Она просила прощения у баронета за то, что не может выйти к нему из спальни!
Такие слова она передала через посредника-мужа.
Теперь посетителю осталось только выполнить свое обещание насчет рекомендательного письма.
Он сел за стол и написал рекомендацию небрежным почерком. Он не оставил конверт открытым, как это обычно принято. Дело в том, что в письме было пара моментов, которые он хотел бы скрыть от бывшего гвардейца. Это были следующие слова: "Мистер Свинтон - именно такой джентльмен, который как раз мог бы пригодиться Вашей Светлости. Он неудачник..."
Смочив кончиком своего аристократического языка слой клея, он запечатал конверт и вручил это послание хозяину.
- Я уверен, - сказал он, что лорд А. будет рад быть вам полезным. Вы могли бы найти его в Министерстве иностранных дел; но вам не стоит идти туда. Там слоняется слишком много посторонних, которым не следует знать, зачем вы туда пришли. Отнесите это к нему домой, в его резиденцию в Парк-лане. Как мне известно, в таких случаях, как у вас, он предпочел бы принять вас там. Вам стоит пойти туда как можно скорее. Есть много претендентов на эту или подобную должность, которые могут вас опередить. Его Сиятельство будет дома, вероятно, около трех часов дня. Я вскоре вам позвоню, чтобы узнать, что у вас получилось. Бай, мой дорогой друг. До свидания!
Снова надев перчатки на свои тонкие аристократические пальцы, баронет удалился, оставив бывшего гвардейца с рекомендательным письмом, которое должно было оказать огромное влияние на дальнейшую судьбу неудачника.
ГЛАВА XLI
СЦЕНА В ПАРК-ЛАНЕ
В Парк-лане, который, как известно, расположен напротив Гайд-парка, размещается несколько самых престижных особняков в Лондоне. В эти особняках находятся резиденции главным образом английской аристократии, представляющей высший свет общества.
* * * * *
В тот самый день, когда сэр Роберт Котрелл оплатил свое непреднамеренное посещение мистера Ричарда Свинтона, в полуденный час можно было заметить открытый фаэтон, запряженный парой элегантных пони с роскошными гривами и хвостами, двигавшийся по Парк-лану и остановившийся перед одним из самых роскошных особняков, принадлежащим аристократу самого высокого положения.
Вожжи были в руках джентльмена, который, как видно, умел управлять лошадьми; с другой стороны экипажа сидела леди, в то время как мальчик-лакей в сапогах с отворотом и пуговицами стоял сзади.
Хотя джентльмен был молод и красив, так же как и леди, а лакей тщательно исполнял свою роль, тем не менее наметанный глаз по внешнему виду ливреи мог распознать во всем этом не более чем спектакль, специально разыгрываемый по случаю.
Все это было нанято Ричардом Свинтоном, поскольку именно он держал сейчас кнут, а его жена была привлекательной леди, обращавшей внимание на экипаж.
Пони подъехали и были остановлены с тем расчетом, чтобы фаэтон оказался прямо под окнами гостиной особняка знатного аристократа.
В этом и заключалась идея представления.
Лакей, спрыгнув с повозки, словно кузнечик, скользнул к двери, позвонил в звонок и спросил, дома ли хозяин.
Его Светлость были дома.
- Возьми вожжи, Фан, - сказал Свинтон, выходя из фаэтона. - Держи из натянутыми, так, чтобы не позволить пони сдвинуться с места, где они сейчас стоят, ни на дюйм!
Без того, чтобы постигнуть смысл и цель этого распоряжения, Фан обещала его исполнить.
Воспоминания о том, как ей неоднократно приходилось уступать насилию со стороны мужа, весьма способствовали ее беспрекословному повиновению.
Сказав это и передав вожжи, бывший гвардеец подошел к двери, представил свою визитную карту и прошел в гостиную.
ГЛАВА XLII
СИЛА ОБАЯНИЯ
Помещение, в которое прошел мистер Свинтон, было комнатой-приемной большой квартиры, обставленной в роскошном стиле.
На некоторое время он был предоставлен самому себе: лакей, исполнявший обязанности привратника, ушел передать его визитную карту.
Его окружали дорогие декорации - предметы старины и роскоши, отражавшиеся в многочисленных зеркалах, окружавших со всех стороны комнату и простиравшихся от пола до потолка.
Но мистер Свинтон не обращал внимания ни на дорогие вещи, ни на зеркала, их отражавшие.
Предоставленный на несколько мгновений самому себе, он скользнул к одному из окон и направил взгляд на улицу.
- Это должно сработать, - пробормотал он, довольный собой. - Все на месте, и Фан - разве она не венчает картину? Ей-Богу! Она прекрасно выглядит. Никогда в жизни не видел ее более прекрасной! Если Его светлость бросит взгляд на нее, я получу это назначение! Милая Фан! Я заработал на тебе этим утром пять фунтов. Твой взгляд на вес золота или его денежного эквивалента. Не опускай свою прекрасную головку, мой цыпленок! Пусть увидят свой прекрасный лик сквозь окно! Сделай так, чтобы тебя заметили, и, как мне известно, тебя оценит знаток! Ха! Ха! Ха!
Фан была слишком далеко, чтобы услышать это риторическое обращение.
Но вот смех Свинтона был прерван появлением лакея, чинно, с соблюдением всех нюансов этикета провозгласившего:
- Его светлость примет вас в библиотеке.
Посетителя Его светлости словно окатили холодной водой. Улыбка мгновенно слетела с лица мистера Свинтона.
Веселое настроение отнюдь не вернулось к нему, когда он обнаружил, что библиотека представляла собой довольно мрачное помещение, стены которого были заставлены книгами, а окна выходили на задний внутренний двор. Это совсем не соответствовало его надеждам на интервью в приемной, окна которой выходили на улицу.
Подобное разочарование, вместе с тишиной мрачной комнаты, в которую он был препровожден, мало способствовало успеху его предприятия.
- Изложите ваше дело, сэр! - потребовал титулованный господин, в присутствие которого проник мистер Свинтон.
Требование было высказано без грубости или излишней строгости. Лорд отличался учтивостью, что для непосвященного могло показаться благосклонностью!
В ответ экс-гвардеец представил рекомендательное письмо. Это все, что он был в состоянии сделать, и теперь он стоял молча, ожидая результата.
В то же время он инстинктивно подумал, насколько иным могло оказаться интервью в приемной, чем здесь, в этом мрачном складе книг.
- Я сожалею, мистер Свинтон, - сказал Его светлость, закончив чтение рекомендательного письма сэра Роберта. - Жаль, в самом деле жаль, что я не смогу ничем вам помочь. Мне ничего не известно относительно вакантной должности, о которой здесь написано. Ко мне ежедневно приходит очень много соискателей, которые рассчитывают, что я смогу что-то сделать для них. Я был бы счастлив сделать что-либо полезное для друга сэра Роберта Котрелла, если бы это было в моей власти. Но - уверяю вас, что в реальности я ничего сделать не могу.
Ричард Свинтон был смущен - более всего тем, что потратил тридцать шиллингов, наняв фаэтон с пони и соответствующим лакеем. Эти деньги были взяты их тех пяти фунтов, которые дал предусмотрительный баронет. То была немалая сумма наличными, выброшенная на ветер, ибо теперь его предприятие было на грани провала.
Свинтон стоял, не зная, что сказать. Беседа, казалось, подошла к концу - Его светлость выражал осторожное желание завершить ее и отправить посетителя восвояси.
В этот момент кризиса некое случайное происшествие пришло ему на помощь.
Эскадрон "Колдстримс" ("Холодные ручьи") маршировал по Парк-Лане. Их горн, игравший сигнал "двойной быстрый", послышался в апартаментах лорда. Его светлость, желая установить причину этого движения военных, встал с огромного кожаного стула, в котором принимал посетителя, и быстро прошел в приемную, оставив мистера Свинтона в библиотеке.
Через окно лорд увидел, как драгуны маршируют мимо его дома. Но взгляд его ненадолго задержался на них. Внизу, у тротуара, обнаружился объект гораздо более привлекательный, чем яркие униформы гвардейцев. Это была молодая и красивая леди, сидевшая в открытом фаэтоне и державшая в руках вожжи, - похоже, что она ожидала того, кто вошел в дом.
Эта прекрасная картина открылась лорду перед фасадом его собственного дома, и, значит, человек, который покинул фаэтон, должен был быть внутри очевидно, им был Свинтон, тот самый прекрасно выглядевший посетитель, который ходатайствовал перед лордом о своем назначении!
В тот же миг претендент, уже почти уволенный, был вызван к Его светлости - на сей раз в приемную.
- Впрочем, мистер Свинтон, - сказал лорд, - вы можете оставить мне свой адрес. Я очень обязан моему другу, сэру Роберту; и хотя сейчас я не хотел бы давать никаких обещаний, кто знает... Да! Эта леди в фаэтоне. Она имеет к вам какое-то отношение?
- Это моя жена, Ваша светлость.
- Как жаль, что вы заставили ее дожидаться снаружи! Вы должны были привести ее сюда с собой.
- Мой лорд! Я не решился на такую бестактность: привести ее сюда без приглашения.
- О, пустяки! Мой дорогой сэр! Привести леди в любом случае не может быть бестактным. Хорошо, оставьте ваш адрес, и если что-нибудь подходящее появится, будьте уверены, я вспомню о вас. Я буду очень рад услужить сэру Котреллу.
Свинтон оставил адрес и подобострастно попрощался с титулованной особой.
Возвращаясь обратно и проезжая по мостовой Пикадилли, он с удовольствием заключил для себя, что экипаж и пони были наняты совсем не напрасно.
Теперь он знал слабости характера человека, к которому обратился с ходатайством.
ГЛАВА XLIII
В ДЕРЕВНЮ
Есть только одна страна в мире, где деревенская жизнь имеет смысл и где она действительно приятна. Это Англия!
Правда, эти радости доступны немногим: лишь дворянству Англии. Ее фермер ничего не знает об этом, а чернорабочий - еще меньше.
Но английскому джентльмену было бы весьма приятно ненадолго уехать из города и пожить в деревне!
Утром он будет наслаждаться охотой, с гоном или стрельбой, в зависимости от характера этой увлекательной игры. Вечером его ждет обед, который подготовят Люсилиен и другие лучшие повара из Франции, в компании самых образованных и благовоспитанных мужчин и женщин.
Летом - экскурсии, пикники, приемы на открытом воздухе; а в последние годы - знаменитый крокет и игры в теннис - все это завершается тем же обедом, иногда танцами в гостиной, под семейную музыку на фортепьяно; реже игрой военного оркестра, набранного из окрестных воинских частей, или организованного штабом волонтеров, добровольцев или милиции.
Во всех этих мероприятиях нет ни излишнего шума, ни беспорядка, все они - совершенно тихие и в рамках этикета. Иначе и быть не могло в обществе, составлявшем цвет английской аристократии, и особенно социальный срез благородного дворянства - людей, которые всю свою жизнь проводили в изысканных развлечениях.
И потому не было ничего удивительного в том, что капитан Майнард человек, имевший не так много истинных друзей и к тому же потерявший часть из них в огне революции, - ликовал в душе, будучи приглашенным на один из таких обедов, о котором шла речь выше.
В примечании к приглашению сообщалось, что ему предлагается остановиться на несколько дней в доме хозяина и принять участие в охоте на куропаток, сезон охоты на которых только начался.
Приглашение было тем более привлекательным, что исходило от Джорджа Вернона, Вернон Холл, в окрестностях Севеноакс Кент.
Майнард не видел английского баронета с того дня, как тот накинул ему на плечи Британский флаг, сохранивший жизнь капитану. Условием его освобождения было требование покинуть Париж и немедленно вернуться в Англию, страну, где он с тех пор и находился.
Но он не проводил время в праздности. Революции были подавлены, и он отложил в сторону меч и взялся за перо. За лето он написал роман и передал его в распоряжение издателя. Он ожидал, что роман скоро выйдет в свет.
В последнее время он написал сэру Джорджу - как он слышал, последний вернулся в свою страну, - и выразил искреннюю благодарность за спасение жизни.
Но Майнард хотел бы также лично поблагодарить баронета. Ситуация теперь изменилась. Его собственная услуга была полностью оплачена, и он колебался, имеет ли он право воспользоваться старым приглашением, чтобы не оказаться непрошенным гостем. При таких обстоятельствах новое приглашение значило для него несколько больше, чем просто "Добро пожаловать!"
Севеноакс расположен не очень далеко от Лондона. При этом его окружают декорации, которые напоминают о старине, и деревенские ландшафты, которые характерны для старинных графств в Англии, - очаровательные декорации Кент.
Только свисток паровоза с проходящей рядом железной дороги напоминает о современности и несколько нарушает идиллию старины, окружающей Севеноакс.
С сердцем, наполненным счастьем и бьющимся в ожидании удовольствия предстоящей встречи, отправился в путь бывший революционный лидер. Но не на лошадях, а в "пролетке", зафрахтованной на железнодорожной станции, чтобы доставить его в семейную обитель Вернон, расположенную примерно в четырех милях от города.
Карета была открытой, была превосходная ясная погода, - лучшее время для сельского пейзажа: зеленела брюква, желтело жнивьё, леса и рощи приобрели цвет охры в преддверии осени. Пшеница была уже убрана. Куропатки, целым выводком, все еще словно ручные, прогуливались возле пней, в то время как фазаны, уже поредевшие после охоты, были более осторожны и старались спрятаться. Глядя на это, он мог бы представить себе, какое удовольствие от охоты было ему было предложено!
Но Майнард не думал об этом. Мысли о предстоящем удовольствии от охоты его не занимали. Он думал только об образе этой красивой девочки, которую впервые увидел на палубе атлантического парохода, и в последний раз - на балконе напротив сада Тюильри; с тех пор он не видел Бланш Вернон.
Но он часто думал о ней. Часто - не то слово! Каждый день, каждый час!
И теперь его душа была поглощена таким же любованием, но только не природы, а сцен и эпизодов, в которых принимал участие этот прекрасный образ - ее первое появление, сопровождавшееся этим странным предзнаменованием; ее лицо, отраженное в зеркале салона; эпизод в Мерсей, который подарил ему ее ответный взгляд, когда они расстались на пристани в Ливерпуле; и, наконец, последний, тот краткий взгляд с балкона, который он успел заметить, ведомый жестокой силой своих тюремщиков.
От этого воспоминания у него были самые сладкие и приятные чувства. Не от того, что он ее увидел; но от мысли, что благодаря ее вмешательству он был спасен от позорной смерти, и это была судьба! Он знал также, что был обязан своим спасением ее отцу.
И теперь он ехал, чтобы встретиться с этим прелестным молодым созданием - в рамках семейного круга и с санкции родительской власти - чтобы ему было позволено поближе с ней познакомиться, что совпадало с его собственными тайными желаниями!
Не удивительно, что в ожидании такой перспективы он не обращал внимания на куропаток, прогуливавшихся по жнивью, или на фазанов, прячущихся от посторонних взоров!
Прошло уже почти два года, как он впервые ее увидел. Теперь ей было пятнадцать, или что-то вроде этого. В том быстром мимолетном взгляде на балкон он успел заметить, что она выросла и повзрослела.
Тем лучше, думал он, ведь теперь еще ближе то время, когда он сможет проверить истинность своего предчувствия.
Хотя радость и переполняла его, он не был уверен. Кто он такой? Без имени и титула, почти бездомный авантюрист, огромная пропасть разделяет его и дочь английского баронета, отмеченного титулом, не говоря уж о богатстве. Какие надежды мог он питать на то, что этот разрыв будет преодолен?
Никаких, кроме надежды на удачу судьбы; возможно, только потому, что это совпадает с его желанием.
Но это могло быть лишь иллюзией. В дополнение к огромному разрыву в социальном положении - даже если не принимать это во внимание - могли быть и другие претенденты на ее руку и сердце.
Бланш Вернон была единственным ребенком, слишком дорогим, чтобы не позаботиться о выборе будущего мужа, и слишком красивой, чтобы на ее сердце не было претендентов. Возможно, ей уже сделали предложение, и оно было принято.
Вполне возможно, отец уже подготовил ей подходящую партию.
При таких размышлениях тень опускалась на лицо Майнарда, но это не очень его печалило, поскольку сильнее была его вера в судьбу.
Эти мысли покинули его окончательно, поскольку карета подъехала к въезду в Вернон Парк, и ворота открылись, чтобы впустить его.
Спокойно стало у него на душе, когда хозяин этого Парка встретил его в вестибюле своей обители и предложил теплый, добрый прием и гостеприимство.
ГЛАВА XLIV
НА ОХОТЕ
Нет ничего более величественного, чем охота в английских охотничьих угодьях - будь то охота с шотландскими борзыми или охота на лис. Захватывает главным образом великолепие всего сражения, с сомкнутыми рядами и беспрерывно лающей собачьей стаей, а также не менее впечатляющая живописная картина преобладающих над зелеными алых перьев птиц, украшающих охотников; гончие нетерпеливо вертятся на поводках золотого цвета вокруг егерей, лошади как безумные то и дело вздымаются на дыбы, словно пытаются сбросить своих седоков, периодически слышны звуки веселого горна и резкое щёлкание хлыста, чтобы держать собак под контролем.
Картина не будет полной, если не упомянуть о веренице четырёхместных колясок и фаэтонов, запряженных пони, с прекрасными дамами внутри; о шикарном экипаже, запряжённом четвёркой, с герцогом и герцогиней; о фермере на своей двуколке рядом с ними; и, кроме всего прочего, - о пеших участниках в рабочих халатах - "Хаб, Дик и Хик, бьют дубинками в шуны*" - их скромное, тусклое одеяние резко контрастирует с алым цветом, но каждый из них - если, конечно, он прирожденный охотник - питает надежды на победу, чтобы его смогли щедро вознаградить за успешную охоту.
______________ * Shoon - нет перевода. Очевидно, это литавры, в которые били для вспугивания дичи.
Именно в такой охоте принимал участие капитан Майнард, верхом на коне, любезно предоставленном сэром Джорджем Верноном. Рядом с ним был сам баронет, а недалеко от него - дочь баронета, сидевшая в открытой четырёхместной коляске; ее сопровождала служанка Сабина.
Эта темнокожая служанка в тюрбане - которая больше подошла бы к восточной охоте на тигра - тем не менее добавляла еще один живописный штрих ко всей этой пестрой картине.
Люди этой этнической группы не известны в тех частях Англии, где осели набобы, вернувшиеся из Восточной Индии, чтобы спокойно прожить остаток своих дней.
В этих местах даже индийский принц в костюме Типпу Сагиба появляется нечасто.
Погода была более чем подходящей для охоты. Ясное небо, воздух чистый, передающий все запахи, и достаточно прохладный, чтобы можно было быстро ехать на лошади. Кроме того, собаки были свежие и отдохнувшие.
Господа были веселы, леди расцветали в улыбках, люди в рабочих одеждах рассматривали дам с довольным выражением на своих бесстрастных лицах.
Все выглядели счастливыми и ждали только сигнала - рожка охотника, чтобы приступить к действу.
Был только один человек во всей компании, кто не разделял всеобщую радость; человек этот сидел верхом на гнедой лошади, рядом с четырёхместной коляской, в которой находилась Бланш Вернон.
Этим человеком был Майнард.
Почему же он не разделял всеобщую радость?
Причина, возможно, заключалась в человеке, также сидевшем верхом на лошади и находившемся по другую сторону четырёхместной коляски, который называл Бланш Вернон своей кузиной.
Как и Майнард, он остановился в Вернон Парке - но как близкий родственник, он был размещен ближе к семье Вернон, чем капитан.
Звали его Скадамор - Франк Скадамор - он выглядел еще юным и безбородым. Тем не менее, несмотря на это, он был человеком зрелого возраста, так что внешний его вид ни о чем не говорил.
Он был красив собой; светлые волосы с золотистым оттенком, своего рода саксонский Эндимион или Адонис.
И она, будучи с ним в родственных отношениях и имея такой же характер, - да к тому же примерно одинакового с ним возраста - разве она могла испытывать к нему иное чувство, кроме восхищения?
Можно было не сомневаться в том, что он восхищался ею. Майнард обнаружил это сразу, в тот день, когда все трое впервые увиделись.
Он часто наблюдал это и после; но теперь - особенно ревностно, ибо молодой человек, наклонившись в седле, пытался привлечь внимание своей кузины.
И он, казалось, преуспел в этом. Она не глядела ни на кого больше и не слушала кого-либо еще. Она не прислушивалась к лаю собак, она не думала об охоте на лис, она только слушала приятные речи молодого Скадамора.
Все эти наблюдения сильно огорчали Майнарда. Правда, его огорчение было довольно умеренным, по размышлении, что он навряд ли мог ожидать что-то другое.
Да, он оказал Бланш Вернон услугу. Он полагал, что услуга была оплачена, когда, возможно, именно ее вмешательство спасло его от казни зуавов. Но этот ответный благородный шаг мог быть отнюдь не признаком взаимности, - это была просто благодарность чувствительного ребенка!
Пределом его терпения было наблюдать, как она стала что-то нашептывать на ухо молодому Скадамору - очевидно, слова, выражавшие ответные теплые чувства к нему.
Экс-капитану стало не по себе, и он раздраженно подумал:
"Очевидно, у меня слишком много волос на лице. Она предпочитает безбородых юнцов."
Ревность, должно быть, ударила ему в пятки, и он, резко вонзив шпоры в бока лошади, поскакал прочь от четырёхместной коляски!
Возможно, эта ревность возбудила в нем страсть к охоте, поскольку он, пришпоривая коня, держался в первых рядах преследователей и был первым, кто успешно стрелял.
В тот день конь его вернулся в конюшню сэра Джорджа Вернона, задыхаясь от быстрой езды, с кровоточащими от шпор ребрами.
Гость уселся за обеденный стол - этот незнакомец, оказавшийся в кругу охотников, украшенных алыми перьями, заслужил их уважение тем, что охотился, опережая гончих.
ГЛАВА XLV
ОХОТА НА ФАЗАНОВ
На следующий день после охоты на лис гости отправились стрелять фазанов.
С утра стояла прекрасная погода, одна из самых лучших, какая возможна в Англии: ясное синее небо и теплое октябрьское солнце.
- Леди будут сопровождать нас к гнездовищу, - сказал сэр Джордж, к удовольствию гостей-охотников. - Итак, джентльмены, - добавил он, - будьте осторожны при стрельбе.
Идти предстояло недалеко. Фазаны водились в Вернон Парке рядом с домом, между садом и "домашней фермой". Место представляло собой рощу, где тут и там большие деревья возвышались над низким орешником, остролистами, белыми березами, можжевельником, кизилом и колючим кустарником. Оно занимало площадь размером около квадратной мили холмистой земли, изрезанной глубокими лощинами и тихими прохладными полянами, где царил полумрак и через которые, извиваясь, протекал кристально чистый ручей.
- Трубка не к лицу гвардейцу, - с улыбкой отметил его гость. - Фавориты в Министерстве иностранных дел курят только регалии.*
______________ * Regalia (исп.) - регалия, большая сигара высшего качества.
Свинтон ответил на эту шутку улыбкой, что означало для него возрождение надежды.
- Возьмите лучше это, - предложил баронет, открывая свой позолоченный портсигар.
Свинтон отложил в сторону трубку из корня колючего кустарника и зажег сигару.
- Вы правы, сэр Роберт, - сказал он, - мне стоит попробовать. Вы мне дали очень хороший совет. Но что я должен сделать? Я совершенно не знаком с пэром, о котором вы говорите, и никто из моих друзей с ним не знаком.
- Но вы ведь меня не включаете в число этих не знакомых с ним друзей?
- Дорогой Котрелл! Не говорите так! После того, что произошло между нами, было бы неблагодарностью с мой стороны не считать вас самым лучшим и единственным другом, которого я встречал в своей жизни.
- Хорошо, я скажу прямо. Разве я не говорил, что знаком с лордом достаточно хорошо знаком, чтобы дать вам рекомендательное письмо к нему? Я не скажу, что это решит все проблемы, но вы должны использовать этот шанс. Я могу только обещать, что он вас примет; и если вы не будете слишком капризны в отношении характера работы, я думаю, он может предложить вам кое-что. Вы меня понимаете, Свинтон?
- Безусловно! Не очень приятно, сэр Роберт, жить в такой бедной комнате и вспоминать тот роскошный завтрак, который я только что имел - я и моя бедная жена!
- Ах, между прочим, я в долгу перед мадам, приношу свои извинения, что до сих пор не справился о ее здоровье. Надеюсь, у нее все в порядке?
- Спасибо! Здоровье в порядке, как у малого ребенка, если не считать этих наших неприятностей.
- Разве я не буду иметь удовольствие видеть ее?
Гость задал этот вопрос лишь ради приличия. Ему не хотелось столкнуться с ней в такой компании.
- Я сейчас посмотрю, сэр Роберт, - ответил муж, поднявшись со стула и направившись в спальню. - Я полагаю, Фан сейчас не одета.
Сэр Роберт втайне надеялся, что это действительно так. При подобных обстоятельствах разговор с ней мог быть весьма неуместен.
Его желание было удовлетворено. Она была не только не одета, но к тому же еще лежала в постели, страдая от мигрени! Она просила прощения у баронета за то, что не может выйти к нему из спальни!
Такие слова она передала через посредника-мужа.
Теперь посетителю осталось только выполнить свое обещание насчет рекомендательного письма.
Он сел за стол и написал рекомендацию небрежным почерком. Он не оставил конверт открытым, как это обычно принято. Дело в том, что в письме было пара моментов, которые он хотел бы скрыть от бывшего гвардейца. Это были следующие слова: "Мистер Свинтон - именно такой джентльмен, который как раз мог бы пригодиться Вашей Светлости. Он неудачник..."
Смочив кончиком своего аристократического языка слой клея, он запечатал конверт и вручил это послание хозяину.
- Я уверен, - сказал он, что лорд А. будет рад быть вам полезным. Вы могли бы найти его в Министерстве иностранных дел; но вам не стоит идти туда. Там слоняется слишком много посторонних, которым не следует знать, зачем вы туда пришли. Отнесите это к нему домой, в его резиденцию в Парк-лане. Как мне известно, в таких случаях, как у вас, он предпочел бы принять вас там. Вам стоит пойти туда как можно скорее. Есть много претендентов на эту или подобную должность, которые могут вас опередить. Его Сиятельство будет дома, вероятно, около трех часов дня. Я вскоре вам позвоню, чтобы узнать, что у вас получилось. Бай, мой дорогой друг. До свидания!
Снова надев перчатки на свои тонкие аристократические пальцы, баронет удалился, оставив бывшего гвардейца с рекомендательным письмом, которое должно было оказать огромное влияние на дальнейшую судьбу неудачника.
ГЛАВА XLI
СЦЕНА В ПАРК-ЛАНЕ
В Парк-лане, который, как известно, расположен напротив Гайд-парка, размещается несколько самых престижных особняков в Лондоне. В эти особняках находятся резиденции главным образом английской аристократии, представляющей высший свет общества.
* * * * *
В тот самый день, когда сэр Роберт Котрелл оплатил свое непреднамеренное посещение мистера Ричарда Свинтона, в полуденный час можно было заметить открытый фаэтон, запряженный парой элегантных пони с роскошными гривами и хвостами, двигавшийся по Парк-лану и остановившийся перед одним из самых роскошных особняков, принадлежащим аристократу самого высокого положения.
Вожжи были в руках джентльмена, который, как видно, умел управлять лошадьми; с другой стороны экипажа сидела леди, в то время как мальчик-лакей в сапогах с отворотом и пуговицами стоял сзади.
Хотя джентльмен был молод и красив, так же как и леди, а лакей тщательно исполнял свою роль, тем не менее наметанный глаз по внешнему виду ливреи мог распознать во всем этом не более чем спектакль, специально разыгрываемый по случаю.
Все это было нанято Ричардом Свинтоном, поскольку именно он держал сейчас кнут, а его жена была привлекательной леди, обращавшей внимание на экипаж.
Пони подъехали и были остановлены с тем расчетом, чтобы фаэтон оказался прямо под окнами гостиной особняка знатного аристократа.
В этом и заключалась идея представления.
Лакей, спрыгнув с повозки, словно кузнечик, скользнул к двери, позвонил в звонок и спросил, дома ли хозяин.
Его Светлость были дома.
- Возьми вожжи, Фан, - сказал Свинтон, выходя из фаэтона. - Держи из натянутыми, так, чтобы не позволить пони сдвинуться с места, где они сейчас стоят, ни на дюйм!
Без того, чтобы постигнуть смысл и цель этого распоряжения, Фан обещала его исполнить.
Воспоминания о том, как ей неоднократно приходилось уступать насилию со стороны мужа, весьма способствовали ее беспрекословному повиновению.
Сказав это и передав вожжи, бывший гвардеец подошел к двери, представил свою визитную карту и прошел в гостиную.
ГЛАВА XLII
СИЛА ОБАЯНИЯ
Помещение, в которое прошел мистер Свинтон, было комнатой-приемной большой квартиры, обставленной в роскошном стиле.
На некоторое время он был предоставлен самому себе: лакей, исполнявший обязанности привратника, ушел передать его визитную карту.
Его окружали дорогие декорации - предметы старины и роскоши, отражавшиеся в многочисленных зеркалах, окружавших со всех стороны комнату и простиравшихся от пола до потолка.
Но мистер Свинтон не обращал внимания ни на дорогие вещи, ни на зеркала, их отражавшие.
Предоставленный на несколько мгновений самому себе, он скользнул к одному из окон и направил взгляд на улицу.
- Это должно сработать, - пробормотал он, довольный собой. - Все на месте, и Фан - разве она не венчает картину? Ей-Богу! Она прекрасно выглядит. Никогда в жизни не видел ее более прекрасной! Если Его светлость бросит взгляд на нее, я получу это назначение! Милая Фан! Я заработал на тебе этим утром пять фунтов. Твой взгляд на вес золота или его денежного эквивалента. Не опускай свою прекрасную головку, мой цыпленок! Пусть увидят свой прекрасный лик сквозь окно! Сделай так, чтобы тебя заметили, и, как мне известно, тебя оценит знаток! Ха! Ха! Ха!
Фан была слишком далеко, чтобы услышать это риторическое обращение.
Но вот смех Свинтона был прерван появлением лакея, чинно, с соблюдением всех нюансов этикета провозгласившего:
- Его светлость примет вас в библиотеке.
Посетителя Его светлости словно окатили холодной водой. Улыбка мгновенно слетела с лица мистера Свинтона.
Веселое настроение отнюдь не вернулось к нему, когда он обнаружил, что библиотека представляла собой довольно мрачное помещение, стены которого были заставлены книгами, а окна выходили на задний внутренний двор. Это совсем не соответствовало его надеждам на интервью в приемной, окна которой выходили на улицу.
Подобное разочарование, вместе с тишиной мрачной комнаты, в которую он был препровожден, мало способствовало успеху его предприятия.
- Изложите ваше дело, сэр! - потребовал титулованный господин, в присутствие которого проник мистер Свинтон.
Требование было высказано без грубости или излишней строгости. Лорд отличался учтивостью, что для непосвященного могло показаться благосклонностью!
В ответ экс-гвардеец представил рекомендательное письмо. Это все, что он был в состоянии сделать, и теперь он стоял молча, ожидая результата.
В то же время он инстинктивно подумал, насколько иным могло оказаться интервью в приемной, чем здесь, в этом мрачном складе книг.
- Я сожалею, мистер Свинтон, - сказал Его светлость, закончив чтение рекомендательного письма сэра Роберта. - Жаль, в самом деле жаль, что я не смогу ничем вам помочь. Мне ничего не известно относительно вакантной должности, о которой здесь написано. Ко мне ежедневно приходит очень много соискателей, которые рассчитывают, что я смогу что-то сделать для них. Я был бы счастлив сделать что-либо полезное для друга сэра Роберта Котрелла, если бы это было в моей власти. Но - уверяю вас, что в реальности я ничего сделать не могу.
Ричард Свинтон был смущен - более всего тем, что потратил тридцать шиллингов, наняв фаэтон с пони и соответствующим лакеем. Эти деньги были взяты их тех пяти фунтов, которые дал предусмотрительный баронет. То была немалая сумма наличными, выброшенная на ветер, ибо теперь его предприятие было на грани провала.
Свинтон стоял, не зная, что сказать. Беседа, казалось, подошла к концу - Его светлость выражал осторожное желание завершить ее и отправить посетителя восвояси.
В этот момент кризиса некое случайное происшествие пришло ему на помощь.
Эскадрон "Колдстримс" ("Холодные ручьи") маршировал по Парк-Лане. Их горн, игравший сигнал "двойной быстрый", послышался в апартаментах лорда. Его светлость, желая установить причину этого движения военных, встал с огромного кожаного стула, в котором принимал посетителя, и быстро прошел в приемную, оставив мистера Свинтона в библиотеке.
Через окно лорд увидел, как драгуны маршируют мимо его дома. Но взгляд его ненадолго задержался на них. Внизу, у тротуара, обнаружился объект гораздо более привлекательный, чем яркие униформы гвардейцев. Это была молодая и красивая леди, сидевшая в открытом фаэтоне и державшая в руках вожжи, - похоже, что она ожидала того, кто вошел в дом.
Эта прекрасная картина открылась лорду перед фасадом его собственного дома, и, значит, человек, который покинул фаэтон, должен был быть внутри очевидно, им был Свинтон, тот самый прекрасно выглядевший посетитель, который ходатайствовал перед лордом о своем назначении!
В тот же миг претендент, уже почти уволенный, был вызван к Его светлости - на сей раз в приемную.
- Впрочем, мистер Свинтон, - сказал лорд, - вы можете оставить мне свой адрес. Я очень обязан моему другу, сэру Роберту; и хотя сейчас я не хотел бы давать никаких обещаний, кто знает... Да! Эта леди в фаэтоне. Она имеет к вам какое-то отношение?
- Это моя жена, Ваша светлость.
- Как жаль, что вы заставили ее дожидаться снаружи! Вы должны были привести ее сюда с собой.
- Мой лорд! Я не решился на такую бестактность: привести ее сюда без приглашения.
- О, пустяки! Мой дорогой сэр! Привести леди в любом случае не может быть бестактным. Хорошо, оставьте ваш адрес, и если что-нибудь подходящее появится, будьте уверены, я вспомню о вас. Я буду очень рад услужить сэру Котреллу.
Свинтон оставил адрес и подобострастно попрощался с титулованной особой.
Возвращаясь обратно и проезжая по мостовой Пикадилли, он с удовольствием заключил для себя, что экипаж и пони были наняты совсем не напрасно.
Теперь он знал слабости характера человека, к которому обратился с ходатайством.
ГЛАВА XLIII
В ДЕРЕВНЮ
Есть только одна страна в мире, где деревенская жизнь имеет смысл и где она действительно приятна. Это Англия!
Правда, эти радости доступны немногим: лишь дворянству Англии. Ее фермер ничего не знает об этом, а чернорабочий - еще меньше.
Но английскому джентльмену было бы весьма приятно ненадолго уехать из города и пожить в деревне!
Утром он будет наслаждаться охотой, с гоном или стрельбой, в зависимости от характера этой увлекательной игры. Вечером его ждет обед, который подготовят Люсилиен и другие лучшие повара из Франции, в компании самых образованных и благовоспитанных мужчин и женщин.
Летом - экскурсии, пикники, приемы на открытом воздухе; а в последние годы - знаменитый крокет и игры в теннис - все это завершается тем же обедом, иногда танцами в гостиной, под семейную музыку на фортепьяно; реже игрой военного оркестра, набранного из окрестных воинских частей, или организованного штабом волонтеров, добровольцев или милиции.
Во всех этих мероприятиях нет ни излишнего шума, ни беспорядка, все они - совершенно тихие и в рамках этикета. Иначе и быть не могло в обществе, составлявшем цвет английской аристократии, и особенно социальный срез благородного дворянства - людей, которые всю свою жизнь проводили в изысканных развлечениях.
И потому не было ничего удивительного в том, что капитан Майнард человек, имевший не так много истинных друзей и к тому же потерявший часть из них в огне революции, - ликовал в душе, будучи приглашенным на один из таких обедов, о котором шла речь выше.
В примечании к приглашению сообщалось, что ему предлагается остановиться на несколько дней в доме хозяина и принять участие в охоте на куропаток, сезон охоты на которых только начался.
Приглашение было тем более привлекательным, что исходило от Джорджа Вернона, Вернон Холл, в окрестностях Севеноакс Кент.
Майнард не видел английского баронета с того дня, как тот накинул ему на плечи Британский флаг, сохранивший жизнь капитану. Условием его освобождения было требование покинуть Париж и немедленно вернуться в Англию, страну, где он с тех пор и находился.
Но он не проводил время в праздности. Революции были подавлены, и он отложил в сторону меч и взялся за перо. За лето он написал роман и передал его в распоряжение издателя. Он ожидал, что роман скоро выйдет в свет.
В последнее время он написал сэру Джорджу - как он слышал, последний вернулся в свою страну, - и выразил искреннюю благодарность за спасение жизни.
Но Майнард хотел бы также лично поблагодарить баронета. Ситуация теперь изменилась. Его собственная услуга была полностью оплачена, и он колебался, имеет ли он право воспользоваться старым приглашением, чтобы не оказаться непрошенным гостем. При таких обстоятельствах новое приглашение значило для него несколько больше, чем просто "Добро пожаловать!"
Севеноакс расположен не очень далеко от Лондона. При этом его окружают декорации, которые напоминают о старине, и деревенские ландшафты, которые характерны для старинных графств в Англии, - очаровательные декорации Кент.
Только свисток паровоза с проходящей рядом железной дороги напоминает о современности и несколько нарушает идиллию старины, окружающей Севеноакс.
С сердцем, наполненным счастьем и бьющимся в ожидании удовольствия предстоящей встречи, отправился в путь бывший революционный лидер. Но не на лошадях, а в "пролетке", зафрахтованной на железнодорожной станции, чтобы доставить его в семейную обитель Вернон, расположенную примерно в четырех милях от города.
Карета была открытой, была превосходная ясная погода, - лучшее время для сельского пейзажа: зеленела брюква, желтело жнивьё, леса и рощи приобрели цвет охры в преддверии осени. Пшеница была уже убрана. Куропатки, целым выводком, все еще словно ручные, прогуливались возле пней, в то время как фазаны, уже поредевшие после охоты, были более осторожны и старались спрятаться. Глядя на это, он мог бы представить себе, какое удовольствие от охоты было ему было предложено!
Но Майнард не думал об этом. Мысли о предстоящем удовольствии от охоты его не занимали. Он думал только об образе этой красивой девочки, которую впервые увидел на палубе атлантического парохода, и в последний раз - на балконе напротив сада Тюильри; с тех пор он не видел Бланш Вернон.
Но он часто думал о ней. Часто - не то слово! Каждый день, каждый час!
И теперь его душа была поглощена таким же любованием, но только не природы, а сцен и эпизодов, в которых принимал участие этот прекрасный образ - ее первое появление, сопровождавшееся этим странным предзнаменованием; ее лицо, отраженное в зеркале салона; эпизод в Мерсей, который подарил ему ее ответный взгляд, когда они расстались на пристани в Ливерпуле; и, наконец, последний, тот краткий взгляд с балкона, который он успел заметить, ведомый жестокой силой своих тюремщиков.
От этого воспоминания у него были самые сладкие и приятные чувства. Не от того, что он ее увидел; но от мысли, что благодаря ее вмешательству он был спасен от позорной смерти, и это была судьба! Он знал также, что был обязан своим спасением ее отцу.
И теперь он ехал, чтобы встретиться с этим прелестным молодым созданием - в рамках семейного круга и с санкции родительской власти - чтобы ему было позволено поближе с ней познакомиться, что совпадало с его собственными тайными желаниями!
Не удивительно, что в ожидании такой перспективы он не обращал внимания на куропаток, прогуливавшихся по жнивью, или на фазанов, прячущихся от посторонних взоров!
Прошло уже почти два года, как он впервые ее увидел. Теперь ей было пятнадцать, или что-то вроде этого. В том быстром мимолетном взгляде на балкон он успел заметить, что она выросла и повзрослела.
Тем лучше, думал он, ведь теперь еще ближе то время, когда он сможет проверить истинность своего предчувствия.
Хотя радость и переполняла его, он не был уверен. Кто он такой? Без имени и титула, почти бездомный авантюрист, огромная пропасть разделяет его и дочь английского баронета, отмеченного титулом, не говоря уж о богатстве. Какие надежды мог он питать на то, что этот разрыв будет преодолен?
Никаких, кроме надежды на удачу судьбы; возможно, только потому, что это совпадает с его желанием.
Но это могло быть лишь иллюзией. В дополнение к огромному разрыву в социальном положении - даже если не принимать это во внимание - могли быть и другие претенденты на ее руку и сердце.
Бланш Вернон была единственным ребенком, слишком дорогим, чтобы не позаботиться о выборе будущего мужа, и слишком красивой, чтобы на ее сердце не было претендентов. Возможно, ей уже сделали предложение, и оно было принято.
Вполне возможно, отец уже подготовил ей подходящую партию.
При таких размышлениях тень опускалась на лицо Майнарда, но это не очень его печалило, поскольку сильнее была его вера в судьбу.
Эти мысли покинули его окончательно, поскольку карета подъехала к въезду в Вернон Парк, и ворота открылись, чтобы впустить его.
Спокойно стало у него на душе, когда хозяин этого Парка встретил его в вестибюле своей обители и предложил теплый, добрый прием и гостеприимство.
ГЛАВА XLIV
НА ОХОТЕ
Нет ничего более величественного, чем охота в английских охотничьих угодьях - будь то охота с шотландскими борзыми или охота на лис. Захватывает главным образом великолепие всего сражения, с сомкнутыми рядами и беспрерывно лающей собачьей стаей, а также не менее впечатляющая живописная картина преобладающих над зелеными алых перьев птиц, украшающих охотников; гончие нетерпеливо вертятся на поводках золотого цвета вокруг егерей, лошади как безумные то и дело вздымаются на дыбы, словно пытаются сбросить своих седоков, периодически слышны звуки веселого горна и резкое щёлкание хлыста, чтобы держать собак под контролем.
Картина не будет полной, если не упомянуть о веренице четырёхместных колясок и фаэтонов, запряженных пони, с прекрасными дамами внутри; о шикарном экипаже, запряжённом четвёркой, с герцогом и герцогиней; о фермере на своей двуколке рядом с ними; и, кроме всего прочего, - о пеших участниках в рабочих халатах - "Хаб, Дик и Хик, бьют дубинками в шуны*" - их скромное, тусклое одеяние резко контрастирует с алым цветом, но каждый из них - если, конечно, он прирожденный охотник - питает надежды на победу, чтобы его смогли щедро вознаградить за успешную охоту.
______________ * Shoon - нет перевода. Очевидно, это литавры, в которые били для вспугивания дичи.
Именно в такой охоте принимал участие капитан Майнард, верхом на коне, любезно предоставленном сэром Джорджем Верноном. Рядом с ним был сам баронет, а недалеко от него - дочь баронета, сидевшая в открытой четырёхместной коляске; ее сопровождала служанка Сабина.
Эта темнокожая служанка в тюрбане - которая больше подошла бы к восточной охоте на тигра - тем не менее добавляла еще один живописный штрих ко всей этой пестрой картине.
Люди этой этнической группы не известны в тех частях Англии, где осели набобы, вернувшиеся из Восточной Индии, чтобы спокойно прожить остаток своих дней.
В этих местах даже индийский принц в костюме Типпу Сагиба появляется нечасто.
Погода была более чем подходящей для охоты. Ясное небо, воздух чистый, передающий все запахи, и достаточно прохладный, чтобы можно было быстро ехать на лошади. Кроме того, собаки были свежие и отдохнувшие.
Господа были веселы, леди расцветали в улыбках, люди в рабочих одеждах рассматривали дам с довольным выражением на своих бесстрастных лицах.
Все выглядели счастливыми и ждали только сигнала - рожка охотника, чтобы приступить к действу.
Был только один человек во всей компании, кто не разделял всеобщую радость; человек этот сидел верхом на гнедой лошади, рядом с четырёхместной коляской, в которой находилась Бланш Вернон.
Этим человеком был Майнард.
Почему же он не разделял всеобщую радость?
Причина, возможно, заключалась в человеке, также сидевшем верхом на лошади и находившемся по другую сторону четырёхместной коляски, который называл Бланш Вернон своей кузиной.
Как и Майнард, он остановился в Вернон Парке - но как близкий родственник, он был размещен ближе к семье Вернон, чем капитан.
Звали его Скадамор - Франк Скадамор - он выглядел еще юным и безбородым. Тем не менее, несмотря на это, он был человеком зрелого возраста, так что внешний его вид ни о чем не говорил.
Он был красив собой; светлые волосы с золотистым оттенком, своего рода саксонский Эндимион или Адонис.
И она, будучи с ним в родственных отношениях и имея такой же характер, - да к тому же примерно одинакового с ним возраста - разве она могла испытывать к нему иное чувство, кроме восхищения?
Можно было не сомневаться в том, что он восхищался ею. Майнард обнаружил это сразу, в тот день, когда все трое впервые увиделись.
Он часто наблюдал это и после; но теперь - особенно ревностно, ибо молодой человек, наклонившись в седле, пытался привлечь внимание своей кузины.
И он, казалось, преуспел в этом. Она не глядела ни на кого больше и не слушала кого-либо еще. Она не прислушивалась к лаю собак, она не думала об охоте на лис, она только слушала приятные речи молодого Скадамора.
Все эти наблюдения сильно огорчали Майнарда. Правда, его огорчение было довольно умеренным, по размышлении, что он навряд ли мог ожидать что-то другое.
Да, он оказал Бланш Вернон услугу. Он полагал, что услуга была оплачена, когда, возможно, именно ее вмешательство спасло его от казни зуавов. Но этот ответный благородный шаг мог быть отнюдь не признаком взаимности, - это была просто благодарность чувствительного ребенка!
Пределом его терпения было наблюдать, как она стала что-то нашептывать на ухо молодому Скадамору - очевидно, слова, выражавшие ответные теплые чувства к нему.
Экс-капитану стало не по себе, и он раздраженно подумал:
"Очевидно, у меня слишком много волос на лице. Она предпочитает безбородых юнцов."
Ревность, должно быть, ударила ему в пятки, и он, резко вонзив шпоры в бока лошади, поскакал прочь от четырёхместной коляски!
Возможно, эта ревность возбудила в нем страсть к охоте, поскольку он, пришпоривая коня, держался в первых рядах преследователей и был первым, кто успешно стрелял.
В тот день конь его вернулся в конюшню сэра Джорджа Вернона, задыхаясь от быстрой езды, с кровоточащими от шпор ребрами.
Гость уселся за обеденный стол - этот незнакомец, оказавшийся в кругу охотников, украшенных алыми перьями, заслужил их уважение тем, что охотился, опережая гончих.
ГЛАВА XLV
ОХОТА НА ФАЗАНОВ
На следующий день после охоты на лис гости отправились стрелять фазанов.
С утра стояла прекрасная погода, одна из самых лучших, какая возможна в Англии: ясное синее небо и теплое октябрьское солнце.
- Леди будут сопровождать нас к гнездовищу, - сказал сэр Джордж, к удовольствию гостей-охотников. - Итак, джентльмены, - добавил он, - будьте осторожны при стрельбе.
Идти предстояло недалеко. Фазаны водились в Вернон Парке рядом с домом, между садом и "домашней фермой". Место представляло собой рощу, где тут и там большие деревья возвышались над низким орешником, остролистами, белыми березами, можжевельником, кизилом и колючим кустарником. Оно занимало площадь размером около квадратной мили холмистой земли, изрезанной глубокими лощинами и тихими прохладными полянами, где царил полумрак и через которые, извиваясь, протекал кристально чистый ручей.