Томас Рид. Жена-девочка

   - И еще, другая его дочь - Зёй - та, что влюблена, а также очень молода. Гораздо моложе меня. Скажите мне, сэр, это тоже не вымысел?
   Почему был задан этот вопрос? И откуда эта дрожь в голосе, выдававшая в ней более чем простое любопытство?
   Майнард в свою очередь был смущен и колебался, какой дать ответ. Радость наполнила его сердце, поскольку он чувствовал, что именно кроется за этим вопросом.
   Он хотел было признаться во всем и рассказать ей всю правду.
   Но пришло ли уже время для этого?
   "Нет" - ответил он сам себе и продолжил разговор, не сделав признание.
   - Авторы романов, - ответил он наконец, - имеют привилегию на создание воображаемых образов. Иначе это не были бы романы. Эти образы иногда идут от реальных лиц - не обязательно от тех, кто, возможно, фигурировал в описанных сценах, но часто от тех, кто в какое-то время и совсем в другом месте произвел впечатление на автора.
   - И Зёй была одной из них?
   Все еще ощущалась эта дрожь в ее голосе. Как сладкая музыка звучало она в ушах того, у кого спрашивали!
   - Да, она была и она существует.
   - Она все еще жива?
   - Да, она все еще жива!
   - Да, конечно. Почему должно быть иначе? И она должна быть все так же молода?
   - Только пятнадцать лет - на днях исполнилось!
   - Действительно! Какое невероятное совпадение! Вы ведь знаете, что мне как раз вчера исполнилось пятнадцать?
   - Мисс Вернон, есть еще много странных совпадений, кроме этого.
   - Ах! верно; но я не подумала об этом, только о возрасте.
   - О, разумеется - после такого дня рождения!
   - Это действительно был счастливый день. Я была счастлива как никогда.
   - Я надеюсь, чтение книги не опечалило вас? Если так, то я буду сожалеть, что вообще написал ее.
   - Благодарю вас, спасибо! - ответила девочка. - Очень мило с вашей стороны говорить так.
   И, сказав это, она замолчала и задумалась.
   - Но вы сказали, что не все в романе правда? - продолжила она разговор после паузы. - Что именно - выдумка? Вы ведь сказали, что Зёй - реальный образ?
   - Да, это правда. Возможно, только она в романе - правдивый образ. Я могу сказать так. Она была в моем сердце, когда я писал этот образ.
   - О! - воскликнула его собеседница, вздохнув. - Это, не могло быть иначе, я уверена. Без этого бы вы не могли описать то, что она чувствует. Я ее ровесница, я знаю это!
   Майнард слушал эти слова с восхищением. Никогда еще более прекрасной рапсодии не звучало в его ушах!
   Дочь баронета, казалось, пришла в себя. Возможно, врожденная гордость ее положения, возможно, более сильное чувство надежды на взаимность помогли ей справиться с собой.
   - Зёй, - сказала она. - Красивое имя, очень необычное! У меня нет права спрашивать вас об этом, но я не могу обуздать свое любопытство. Это ее настоящее имя?
   - Нет, имя не настоящее. И вы - единственная в мире, кто имеет право знать это.
   - Я! Почему?
   - Потому что настоящее имя - ваше! - ответил он, не в силах более скрывать правду. - Ваше имя! Да, Зёй в моем романе - всего лишь образ красивого ребенка, впервые повстречавшегося мне на пароходе Канард. Она была еще девочкой, но уже прекрасной и привлекательной. И так думал тот, кто увидел ее, пока эта мысль не породила страсть, которая нашла выражение в словах. Он искал и нашел ее. Зёй - это результат, это образ Бланш Вернон, написанный тем, кто любит ее, кто готов умереть ради нее!
   Во время этой страстной речи трепет вновь охватил дочь баронета. Но это не было дрожью от страха. Напротив, это была радость, которая полностью овладела ее сердцем.
   И сердце это было слишком молодое и слишком бесхитростное, чтобы скрывать или стыдиться своих чувств. Не было никакого притворства в быстром и горячем признании, которое затем последовало.
   - Капитан Майнард, правда ли это? Или вы мне льстите?
   - Правда от первого и до последнего слова! - ответил он тем же страстным тоном. - Это правда! С того самого часа, как я увидел вас, я никогда уже не переставал думать о вас. Это безумие, но я никогда не смогу перестать думать о вас!
   - Так же как и я о вас!
   - О, Небеса! Неужели это возможно? Мое предчувствие сбывается? Бланш Вернон! Вы любите меня?
   - Довольно странный вопрос к ребенку!
   Реплика была сделана тем, кто до этого момента не принимал участия в беседе. Кровь застыла у Майнарда в жилах, как только он узнал высокую фигуру Джорджа Вернона, стоявшую рядом, под сенью деодара!
   * * * * *
   Еще не было двенадцати ночи, и у капитана Майнарда было достаточно времени, чтобы успеть на вечерний поезд и вернуться на нем в Лондон.
   ГЛАВА LII
   ЗНАМЕНИТЫЙ ИЗГНАННИК
   Эра революций закончилась, спокойствие было восстановлено; мир установился во всей Европе.
   Но это был мир, основанный на цепях и поддерживаемый штыками.
   Манин был мёртв, Хеккер - в изгнании за океаном, Блюм был убит - так же, как и ряд других выдающихся революционных лидеров.
   Но двое из них все еще были живы, - те, чьи имена наводили страх на деспотов от Балтийского до Средиземного моря и от Европы и до Атлантики.
   Это были Кошут и Маззини.
   Несмотря на мутные потоки очернительства - а власть предержащие приложили к этому много усилий - эти имена все еще обладали притягательной силой, это были символы, способные поднять народы к новому штурму оплотов деспотизма, в борьбе за свободу. Особенно верно это было в отношении Кошута. Некоторая поспешность Маззини - вера в то, что его доктрина также является красной, иными словами, революционной, - трансформировалась со временем в более умеренную и либеральную концепцию.
   Совсем иными были воззрения Кошута. В прошлом он придерживался строгого консерватизма и стремился исключительно к национальной независимости, основанной на республиканском устройстве. Когда говорилось о республике, припудренной демократией, во Франции, он никогда не соглашался не только на пудру, но и вообще на демократию.
   Если когда-нибудь будущий историк и найдет какие-то недостатки у Кошута, так это будет его излишний консерватизм, или, скорее, национализм, а также недостаточно развитая идея универсального пропагандизма.
   К сожалению, он, как и большинство людей, придерживался тактики невмешательства, этого софизма в международном этикете, что позволило королю Дагомеи уничтожить все, что было дорого сердцу революционера, а королю Вити-Вау - съесть его самого, удовлетворив свой аппетит.
   Эта ограниченность мадьярского руководителя была единственным недостатком, известным автору, который не позволил ему стать по-настоящему великим и значительным революционным лидером.
   Но все это, возможно, было лишь маской, чтобы - надо надеяться добиться успеха в своих благородных целях.
   Конечно, были веские основания так думать - он был более последователен, чем другие, более робкие сторонники революционной идеи.
   Но была и другая причина верить в его приверженность революционным идеям, вопреки торжествующим деспотам. Все знали, что провал венгерской революции случится по причинам, не имеющих отношения к личности Кошута, короче говоря, из-за подлого предательства. Со своим гениальным чутьем и энергией всей своей души он боролся против действий, которые привели к этому; и в последнюю минуту ему пришлось бороться с колеблющимися и пораженцами. Он уступил им, но не по добровольному согласию, а вынужденный подчиниться злой силе.
   Все сказанное весьма способствовало росту его популярности, тем более, что в последнее время открылась история измены Георгия.
   Изгнанный из своей родины, Кошут нашел убежище в Англии.
   Пройдя через фанфары официальных встреч, в виде дешевых приемов и многолюдных митингов, - он успешно выдержал это испытание медными трубами, не оставив врагам ни малейшего повода для насмешек, - этот неординарный человек нашел себе спокойное место для жительства в западной районе Лондона.
   Там в окружении своих родных - жены и дочери, а также двух сыновей, благородных молодых людей, вполне достойных прославленного отца, - он, казалось, старался избегать шумных приемов гостей, что представлялось ему ненужной показной роскошью.
   Несколько банкетов, подготовленных такими известными компаниями, как Лендлорды Лондона и Таверна Фримасонов, - вот и все английское приветствие Кошуту, и этого ему вполне достаточно. В своем доме он не только был вынужден купить все необходимое на собственные деньги из оскудевшего кошелька, но и был обманут почти каждым торговцем, с которым ему приходилось иметь дело; причем не столько благодаря обычным торговым спекуляциям, сколько из-за того, что он был чужестранцем!
   Это было хорошим образцом английского гостеприимства по отношению к изгнаннику, того самого гостеприимства, которым так любила бахвалиться пресса английских тори! Но эта пресса ни слова не говорила о британских шпионах, которые - вместе с французскими, на английские деньги - следили за его приходами и уходами, за его ежедневными прогулками, за его друзьями все для того, чтобы по заданию секретных служб выявить то, что может скомпрометировать его, и помочь им завершить его карьеру!
   Многие полагали, что все идет к этому, что власть этого крупного революционера утрачена навсегда, и его влиянию пришел конец.
   Но деспоты более трезво оценивали реальное положение дел. Они знали, что пока Кошут жив и на его репутации нет пятен, мало кому из европейских королей не придется дрожать за свой трон. Даже королева Англии, служившая примером для всех, и тем более немецкий принц, который распоряжался судьбами английской нации, понимали, какое влияние оказывает имя Кошута, и пытались направить своих лучших агентов, чтобы подорвать это влияние.
   Враждебность королевского семейства Англии к бывшему диктатору Венгрии легко объяснима. Она имела под собой две причины: опасение победы республики, а также угроза родственным союзам. Дело в том, что короны Австрии и Англии включали родственные связи. В случае успеха Кошута это было бы крушением надежд как немецких родственников английской короны, так и всей Германии - родственницы Англии.
   Вот чем объясняется интерес коронованных особ свалить Кошута - если не физически, то по крайней мере подмочить его репутацию. Его известность, в сочетании с безупречным характером, ограждала его от преследования закона. Мировое общественное мнение защищало его жизнь, а также препятствовало отправке его в тюрьму.
   Но все еще был шанс безболезненно его устранить, подорвав репутацию и таким образом лишить симпатий, которые до настоящего времени были ему отданы.
   С этой целью использовалась пресса - печально известная популярная газета: инструмент, всегда готовый по сходной цене опорочить кого угодно.
   Открыто и тайно, она начала травлю революционера, обрушив на него поток нелепых обвинений и низких домыслов.
   На его защиту встал молодой писатель, который приобрел известность в литературном мире Лондона сравнительно недавно благодаря своему известному роману; и он так успешно защитил Кошута, что клевета обернулась бумерангом против тех, кто посылал на его голову проклятия.
   За всю долгую карьеру подобной очернительской практики это издание не переживало такого позора. Целый день над ним смеялись как на Фондовой бирже, так и в лондонских клубах.
   Газета не забыла этого оскорбления, и впоследствии частенько не упускала возможность припомнить своему оппоненту эту историю. Впоследствии она использовала всю свою власть и влияние, чтобы подорвать его литературную карьеру и тем самым свести с ним счеты.
   Но молодой писатель не думал об этом, когда писал свои письма в защиту свободы и справедливости. И он не успокоился, пока не добился своей благородной цели.
   Эта цель была достигнута. Репутация знаменитого венгра осталась безупречной - к огорчению подкупленных бумагомарателей и подкупивших их деспотов.
   Оправданный в глазах мирового общественного мнения, Кошут стал еще более чем когда-либо опасен для европейских корон.
   Пресса была не в состоянии опорочить его. Чтобы убрать Кошута, нужны были другие средства.
   И такие средства были задействованы. Был составлен заговор, чтобы не только опорочить его доброе имя, но и лишить его самого жизни. Злодеяние настолько гнусное, что трудно поверить в то, что такое возможно.
   И тем не менее это правда.
   ГЛАВА LIII
   КОРОЛЕВСКАЯ СХЕМА РЕВОЛЮЦИИ
   И снова собрались на тайное совещание представители коронованных особ, теперь уже не во дворце Тюильри, а в особняке английского пэра.
   На сей раз предметом их беседы был бывший диктатор Венгрии.
   - Пока он жив, - сказал специальный уполномоченный той короны, что была больше всего заинтересована в этом деле, - опасность будет грозить всей нашей империи. Каждую неделю, день, час ей будет угрожать распад; и вы знаете, господа, что последует за этим!
   Это сказал австрийский фельдмаршал.
   - За этим последует император без короны, и, возможно, без головы!
   Реплика была высказана веселым джентльменом, хозяином особняка, где собрались заговорщики.
   - Неужели это действительно настолько серьезно? - спросил русский великий князь. - Вы не переоцениваете влияние этого человека?
   - Нисколько, старина. Мы постарались разузнать, каково реальное положение дел. Наши эмиссары, посланные в различные места в Венгрии, сообщают, что нет дома на земле, где бы не вспоминали его. В роскошных домах и в лачугах бедняков они учат произносить имя Кошута более горячо, чем имя Христа, - они учат видеть в нем будущего спасителя нации. Что может получиться из этого, как не новая революция, которая будет угрожать всем королевским домам Европы?
   - Вы имеете в виду также империи? - спросил остроумный англичанин, многозначительно поглядывая на великого князя.
   - Да, разумеется. Включая также и острова, - парировал фельдмаршал.
   Русский усмехнулся. На лице прусского дипломата также появилась скептическая улыбка. Совсем иначе выглядел представитель Франции, тот, кто в короткой речи признал опасность. Для него революция в Европе была так же фатальна, как и для его собственной страны.
   И все же тем, кто предложил мерзкий план устранения Кошута, был человек, который мог меньше всех остальных опасаться влияния великого венгра на свою страну. Это был англичанин!
   - Вы думаете, что Кошут - ваша главная опасность? - обратился он к австрийцу.
   - Мы уверены в этом. Нас не волнует Маззини, с его безумными планами в Италии. Люди там начинают понимать, что он просто сумасшедший. Угроза нам идет с Дуная.
   - И вашу безопасность можно обеспечить, действуя с южной стороны Альп.
   - Как? Каким образом? И что это за действия? - посыпались вопросы одновременно от нескольких заговорщиков.
   - Объяснитесь, мой лорд, - сказал австриец, с мольбой глядя на него.
   - Ба! Это - самая элементарная вещь. Вы хотите, чтобы венгр оказался в вашей власти. А итальянец, вы говорите, вас не беспокоит. Но вы можете спокойно, между делом, легко поймать обоих, и его, и половину другой, маленькой рыбки - обе они легко попадутся в вашу сеть.
   - Они уже в наших руках. Вы хотите сказать, что стоит избавиться от них?
   - Ха! ха! ха! - рассмеялся веселый лорд. - Вы забываете, что находитесь в свободной Англии! Пойти на такое было бы очень опасно. Нет-нет. Мы, островитяне, не настолько опрометчивы. Есть другие способы, чтобы избавиться от этих неприятных иностранцев, не применяя грубые методы их физического устранения.
   - Другие способы! Назовите их! Назовите хотя бы один из них!
   Это требование высказали друзья-заговорщики, которые слушали его затаив дыхание.
   - Хорошо, один из способов кажется мне достаточно простым. Шел разговор о наших неприятностях в Милане. Ваши белые кители не популярны в этой итальянской метрополии, фельдмаршал! Так говорят мои посыльные.
   - С чего вы это взяли, мой лорд? У нас есть сильный гарнизон в Милане. Много богемцев и преданных нам тирольцев. Да, это верно, там есть несколько венгерских полков.
   - Именно так. И на этой неправде есть шанс поймать революционных лидеров. Ваш шанс, если вы сумете им воспользоваться, действуя умело.
   - Умело - как именно?
   - Маззини вмешается в это дело. Я так думаю. Маззини - безрассудный человек. Поэтому вы позволите ему вести свою игру. Поощрите его. Позвольте ему втянуть в эту игру Кошута. Венгр проглотит эту приманку, если вы решите, что именно так и должно быть. Пошлите мятежников в эти венгерские полки. Подбросьте им идею, что они могут поднять восстание, если присоединятся к итальянцам. Эта идея соблазнит не только Маззини и Кошута, но и вместе с ними еще целое братство революционных головешек. Когда они затрепыхаются в вашей сети, вы уже без меня будете знать, что делать с такой рыбой. Они слишком сильны, чтобы попасться в сети, которые мы сможем соткать для них здесь. Господа, я надеюсь, вы понимаете меня?
   - Безусловно! - хором ответили остальные.
   - Великолепная идея! - добавил представитель Франции. - Это будет удачный ход, достойный гения, который придумал это. Фельдмаршал, вы будете действовать как предложил наш лорд?
   Этот вопрос был излишним. Австрийский представитель был счастлив воспользоваться этим заманчивым предложением, на которое он с радостью согласился; еще полчаса ушло на обсуждение деталей, и затем заговорщики разошлись.
   - Это замечательная идея! - рассуждал англичанин, выкуривая сигару, после того, как гости разъехались. - Великолепная идея, как сказал мой французский друг. Я возьму реванш у этого гордого изгнанника после того, как он унизил меня в глазах англичан. Ах! Господин Кошут! Если я не ошибаюсь в своих прогнозах, вашим революционным устремлениям скоро придет конец. Да, мой благородный демагог! Дни, в которые вы будете представлять для нас опасность, уже сочтены!
   ГЛАВА LIV
   ПОДХОДЯЩЕЕ СОСЕДСТВО
   Территория, расположенная к западу от Регентского Парка и отделенная от него Парком Роад, - это район страны, где редко можно встретить те благородные дома, которыми так восхищаются лондонцы и которые носят аристократическое название "виллы".
   Каждый из домов в том районе стоит на участке размером от четверти о половины акра, утопая в кустах сирени, ракитника и лавра.
   Там встречаются все стили архитектуры, известные с древних времен, или современные. А также постройки самых разнообразных размеров; хотя самые крупные из них по ценности недвижимости не стоят и десятой части земли, которую они занимают.
   Из этого можно сделать заключение, что они взяты в аренду, и скорее всего задолжали плату владельцу земли.
   О том же говорят и их ветхий, полуразрушенный вид, и запущенность участка земли, где они стоят.
   Положение было совсем другим несколько лет назад, когда арендные договоры имели некоторый запас времени, и был смысл в ремонте жилья. Тогда эти дома, хоть и не фешенебельные, были по крайней мере вполне пригодными для жилья; и вилла в Лесу Св. Джона (название соседнего района) была пределом мечтаний отставного торговца. Там у него могли быть своя земля, свой кустарник, свои прогулки и даже свои шесть фунтов рыбы в своем пруду. Там он мог сидеть под открытым небом, в халате с кисточками и в кепке для курения, или прогуливаться по Пантеону гипсовых статуй - представляя себя Меценатом*.
   ______________ * Меценат - римский государственный деятель, покровитель Горация и Виргилия.
   В самом деле, жители этого района настолько в мыслях стремились к классике, что один из главных его проездов называют Альфа Роад, а другой Омега Терраса.
   Лес Св. Джона был, да и все еще является любимым местом жительства "профессионалов" - художников, актеров и второразрядных авторов. Арендная плата умеренна - виллы, большинство из них, невелики.
   Лишенный удовольствия тишины, район вилл Леса Св. Джона скоро исчезнет с карты Лондона. Уже окруженный застроенными улицами, он вскоре будет заполнен компактными жилыми блоками, принадлежащими семейству "Ойр", одному из самых богатых в мире.
   Ежегодно истекают арендные договоры, и груды строительных кирпичей начинают появляться на лужайке, где зеленела аккуратно подстриженная трава, и на садовом участке, где росли розы с рододендронами.
   Этот квартал пересекается Регент Каналом, его банки вздымаются ввысь над водой с обеих сторон, и эта возвышенность над землей требует компенсации. Таковая приходится на Парк Роад, расположенный в Регент Парке, и далее - к востоку от города.
   Поперек района Леса Св. Джона, с обеих сторон к нему примыкает двойная линия жилых домов, названная соответственно Северным и Южным Банком, между каждым рядом домов пролегает освещенная лампами дорога.
   Они различаются по стилю, многие из них имеют довольно живописный вид, и все они так или иначе укрыты кустарником.
   Те, что граничат с каналом, имеют сады, спускающиеся к самому краю воды, и частные участки на той стороне канала - на южной стороне.
   Декоративные вечнозеленые растения, с плакучими деревьями, свисающими к воде, придают чрезвычайно привлекательный вид садам за домами. Стоя на мосту в Парк Роад и смотря на запад вдоль канала, вы можете усомниться в том, что находитесь в Лондон-сити и окружены плотными рядами зданий, простирающимися более чем на милю.
   * * * * *
   В одной из вилл Южного Банка, с участке земли, примыкающем к каналу, жил шотландец -по имени М'Тавиш.
   Он был всего лишь второразрядным клерком в городском банке; но взглянув на шотландца, можно было предположить, что в один прекрасный день он станет шефом в своей конторе.
   Возможно, он и сам некоторым образом рассчитывал на это, и потому он снял одну из описанных выше вилл и меблировал ее на остаток своих средств.
   Это был один из лучших домов в ряду - достаточно хороший, чтобы жить в нем, или, тем более, чтобы умереть в нем. М'Тавиш решил сделать первое; а второе могло случиться, если это произойдет в сроки его арендного договора, рассчитанного на двадцать один год.
   Шотландец, благоразумный в других отношениях, поступил опрометчиво в выборе своего места жительства. Не прошло и трех дней с момента вселения, как он обнаружил, что печально известная куртизанка живет справа от него, а другая, чуть менее знаменитая, слева, а в доме напротив - знаменитый революционный лидер, которого часто посещают политические беженцы со всех частей угнетенного мира.
   М'Тавиш был сильно разочарован. Он подписался на арендный договор сроком в двадцать один год и уплатил полную стоимость арендной платы, поскольку он заключал эту сделку при посредничестве и по рекомендации своей супруги, специалиста в этом вопросе.
   Если бы он был холостяком, все это волновало бы его гораздо меньше. Но он был Бенедиктом*, с дочерьми, которые вот-вот станут взрослыми. Кроме того, он принадлежал к Пресвитерианской, самой строгой секте, а его жена была еще более строгих взглядов, чем он сам. Оба они, кроме того, были истинными лоялистами**.
   ______________ * См. примечание к главе 6. ** Верноподдаными.
   Его этика делала присутствие таких соседей справа и слева просто невыносимым, в то время как его политические взгляды не позволяли мириться с соседством революционного центра напротив его дома.
   Казалось, нет никакого выхода для решения данной проблемы, кроме как пожертвовать этим купленным за такую высокую цену домом, или утопиться в канале, протекающем позади его участка.
   Поскольку последнее не принесло бы никакой пользы господе М'Тавиш, она убедила мужа отказаться от этой идеи и перепродать дом.
   Увы, это оказалось невозможным для совершившего опрометчивую покупку банковского клерка! Никого нельзя было найти для перепродажи - разве только значительно снизив арендную плату.
   Он был шотландцем и не мог пойти на это. Намного легче было продолжить жить в доме.
   И какое-то время он вынужден был терпеть.
   Ничего другого не оставалось, кроме как пожертвовать арендой. Это было бы не лучшей альтернативой, но другого выхода действительно не было.
   В то время как супруги решали этот вопрос, обсуждая его со всех сторон, их обсуждение было прервано звонком колокольчика на воротах. Был уже вечер, когда банковский клерк, возвратившийся из города, выполнял роль патерфамилияс* в лоне своей семьи.
   ______________ * Патерфамилияс (paterfamilias) - шутл. отец семейства, хозяин дома.
   Кто бы это мог быть в такой поздний час? Было уже слишком поздно для церемониального посещения. Может быть, кто-то из общества "Лэнд оф кэйкс", любящих бесцеремонно заглядывать на огонек, чтобы выпить стакан пунша или виски?
   - Один господин снаружи хочет видеть вас, мистер.
   Это было произнесено девицей с грубой кожей - "прислугой за всем", чье веснушчатое лицо показалось в двери комнаты и чей акцент говорил о том, что она прибыла из той же страны, что и сам М'Тавиш.
   - Желает меня видеть! Кто это, Мэгги?
   - Я не знаю, кто он. Он выглядит как иностранец - довольно красивый, с большой бородой и бакенбардами, которые называются усами. Я спросила, зачем он пришел. Он сказал, что хочет поговорить об аренде дома.
   - Об аренде дома?
   - Да, мистер. Он сказал, что слышал о том, что дом сдается.
   - Впустите его!
   М'Тавиш вскочил с места, опрокинув стул, на котором сидел. Миссис М. и трое дочерей, с волосами соломенного цвета, стремительно удалились в заднюю комнату - словно тигр должен был вот-вот появиться в гостиной.