Он надел часы, просто чтобы знать время. В 9.29 он уже сидел у окна. Дорожка все еще была пуста. 9.30. Пуста. 9.31. Пуста.
Джонни посмотрел на небо: ни одной звездочки. Накрапывал дождик. Какое-то движение за домом привлекло его внимание. Но ему как-то не хотелось смотреть в ту сторону: он знал, что там находится.
Однако посмотреть нужно. Да, кто-то стоял на дорожке. Не Тобес. Женщина. Странная: красный плащ с капюшоном вроде мантии скрывал ее лицо.
Она манила его правой рукой.
Джонни помахал ей в ответ, надеясь увидеть ее лицо. Тобес говорил, что покажет Джонни дух Алисы Морни, так? Но это был не дух, это был Тобес в плаще. Так дай мне увидеть твое лицо, госпожа привидение!
Тобес не станет ждать долго. Джонни неслышно, как тень, скользнул по лестнице вниз. Майк Андерсон и Злая Ведьма отчаянно ссорились: их голоса слышны были в коридоре. Злой Ведьме не нравился этот арендованный дом, она хотела иметь собственный. Этот – слишком большой, слишком неудобный, расположен слишком близко к кладбищу. Она опасалась влияния, которое эта близость могла оказать на мальчика: ха!
Пока Джонни шел по коридору к кухне, он услышал, как Майк заявил, что емунравится этот дом. А Джонни пора уже повзрослеть.
Почему-то мальчика уже больше не пугала необходимость войти в темноту.
Он открыл дверь кухни. Полоса темноты отделяла его от соседского фонаря. Он вступил в нее, смело пошел вперед. Дошел до калитки. И… не увидел никого!
Джонни во все стороны вертел головой, но ничего не видел. Дождь разошелся не на шутку. Порывы ветра раскачивали ветви над его головой, осыпая его градом капель. Холодные струи попадали за воротник.
«Эх, – подумал он, – вернусь-ка я домой! Все это смешно. Это только напуганные до смерти ребята валятся на землю, выпучив глаза, и у них душа уходит в пятки».
Джонни собрался возвращаться. Но когда в последний раз обвел взглядом все вокруг, заметил тонкий лучик света. Он двигался с холма вниз, туда, где начинались могилы. Футах в двадцати отсюда.
Свеча! Как же свеча может гореть под таким ветром и дождем? Может, это не настоящая свеча? Тогда что?
Пламя медленно поднималось. Из темноты возникало лицо. Белое, белое. У-У-У-У…
Даже на следующий день, при свете солнца, Джонни не мог без содрогания вспомнить о том лице. Оно было белым, как снег, а вместо глаз – две черные дырки и такая же дырка – рот. Однако это было человеческое лицо. Не череп. Лицо.
Джонни хотел закричать. Хотел побежать. Но из темноты за свечой появилась рука и поманила его. И вдруг шок прошел, он почувствовал себя увереннее. Потому что это был Тобес, а все, вместе взятое, – просто забава. Подыгрывай ему, и он не обидит тебя.
Джонни медленно приблизился. Он безудержно хихикал, будто ему щекотали живот. Но это был не Тобес. Оно.Еще пара шагов, и он узнает, кто это. Еще шаг.
Фигура медленно стала двигаться вниз по дорожке. На мгновение свеча исчезла. Потом появилась та страшная белая рука со свечой, ее слабый свет освещал мальчику путь…
Они дошли до поворота, дорожка вела в глубь кладбища. И именно туда Тобес хотел отвести Джонни. Мальчик в этом не сомневался. Теперь фигура стала двигаться быстрее. Мальчик побежал, чтобы догнать ее, позвал: «Тобес!» Во рту пересохло, голос прозвучал хрипло. Джонни сглотнул и попытался еще раз покричать Тобесу. Но фигура уже буквально неслась по дорожке. Привидение летело, у него не было ног, оно двигалось бесшумно. Джонни несся следом.
Ветка ободрала его лицо.
– Тобес! – кричал он. – Подожди, остановись. Все это потрясающе, парень, но я хочу увидеть тебя…
Ветки хлестали его по лицу, по глазам. Было больно. Наконец Джонни увидел то, что принимал за привидение, оно двигалось совсем близко. Потом рядом с ним раздался голос. Джонни резко обернулся: перед ним – ужасное белое лицо. Две черные дырки глазниц придвинулись к нему, он увидел полоску крови, сочившейся из пустого провала рта, – нет, это была не кровь, червяк…
Свеча исчезла.
Джонни истошно заорал.
И побежал…
Он одержал бы победу в соревновании по бегу на любую дистанцию. Летел, не оглянувшись ни разу. Ворвался в кухню, совсем не думая о том, какой ужасный шум он поднял. Плюхнувшись за кухонный стол, он закрыл голову руками и заплакал. Нет, он не рыдал. Он плакал беззвучно.
Спор в гостиной продолжался. Теперь разговор шел о деньгах. Внезапно наступила тишина.
– Что это за шум? Кто-то плачет? Джонни? – в тревоге спрашивала Николь.
Послышались торопливые шаги. Джонни хотел бежать. Но бежать было некуда. Он – в ловушке. Злая Колдунья вошла в кухню, включила свет.
Странно, но ему тогда показалось, что это его настоящая мама. Она помогла ему подняться наверх. Приготовила горячий солодовый напиток с печеньем. Долго стояла у кровати, держа его за руку. Она что-то долго тихо говорила ему. Позднее он не мог вспомнить, черт возьми, ни одного слова, – осталось только ощущение чего-то теплого, ласкового.
Майк Андерсон тоже стоял у двери, засунув руки в карманы. Но в комнату не вошел. Похоже, он скучал.
– Спокойной ночи, Джонни, – однако сказал он, когда Николь наконец отпустила руку мальчика и выключила свет.
– Я оставлю свет на площадке, – добавила она уже с порога.
– Николь, – позвал вдруг Джонни.
– Да? – Она поспешно вернулась. – В чем дело, Джонни?
– Наверное, я сошел с ума, – извиняющимся тоном сказал он. – Выйти на улицу так поздно…
Николь оглянулась – хотела убедиться, что Майк уже не наблюдает за ней.
– Ш-ш-ш, – прошептала она, прижав палец к губам. И тогда он понял, что Николь ничего не сказала Майку о его поступке.
Джонни благодарно сжал ее руку.
– Я сказала ему, что тебе приснился страшный сон, – чуть слышно прошептала она. – Он думает, что ты вышел в сад во сне. Не выдавай меня.
Джонни кивнул.
– И еще. Пообещай мне больше не убегать, – добавила она.
– Обещаю.
– Неподалеку отсюда недавно произошли два убийства, – пояснила Николь. – То, что ты совершил, – безумный поступок.
– Безумие, – охотно согласился Джонни.
Николь удовлетворенно кивнула.
– Но что заставило тебя…
– Я увидел привидение. Из окна. Но ведь привидений не существует. Правда?
Джонни видел, что Николь поражена, в самом делепоражена.
– Конечно нет, – ответила она после паузы. – Тебе, должно быть, приснилось.
– Должно быть.
Пожелав ей спокойной ночи, Джонни повернулся на другой бок и закрыл глаза. Он лежал, стараясь не думать о том белом-белом лице, но оно все равно всплывало в памяти. А ведь Тобес знал, что оно появится…
И Джонни решил ввести в курс дела доктора Цзян.
История болезни.Джонни Андерсон, 8 июля.
Проверка умственных способностей Джонни по шкале Уэлчестера показывает, что эта очень одаренный ребенок. У него высокие показатели по игровым способностям, еще более высокие – по искусству речи. Это очень удачное и продуктивное сочетание. Эта проверка подкрепляет мое мнение о том, что ребенок очень развит для своего возраста.
Уже на пятом занятии мы добились определенного успеха. Возможно, даже значительного.
Мальчик показал мне выдержки из своего дневника. Охотно и красочно описал мне, как в прошлую ночь он ушел на кладбище. Мальчик согласился со мной, что это неразумно: заставил родителей понапрасну волноваться и себя подверг ненужной опасности. Однако он насторожен, о соучастниках не рассказывает.
На мой вопрос: почему же все-таки он вышел из дому, ответил: «Мне показалось, что увидел привидение». Прежде чем я успела прореагировать, он заверил меня, что знает – ничего такого, никаких привидений не существует. И ему, должно быть, приснился страшный сон.
Он считает, что это ночное происшествие сблизило его со Злой Колдуньей. «У нее есть свои хорошие качества», – сказал он. Отец все еще не проявляет к нему большого интереса.
Я попыталась объяснить, почему, с моей точки зрения, он называет отца по имени или по имени и фамилии. Не потому ли, что обвиняет Майка Андерсона в смерти первой жены и хочет держаться от него подальше, чтобы оградить свою душу от отрицательных эмоций. Я изложила ему некоторые основные положения процесса передачи энергии. Мне показалось, что он все понял. Джонни уверяет, что обожает своего отца; в его чувстве даже есть оттенок обожествления. Здесь улавливается связь: Бог, непогрешимость, страх. Мальчик говорит, что ему нравится мысленно называть отца Майком: ему кажется, что это как-то уравнивает их, сближает.
Как правило, гораздо реже рассказывает о своем состоянии «выпадения из реального мира», «о потустороннем». Рисунки, которые он делает на занятиях, больше не свидетельствуют о его незащищенности, о недостатке внимания к нему окружающих. Он демонстрирует уверенность в своих силах, показывает, что больше не нуждается в покровительстве.
Мне удалось заставить его дать слово держаться подальше от кладбища, ходить туда только со взрослыми. Он спросил: «С такими, как Тобес?» – «Лучше с родителями. Тобес работает в саду, ты не должен отвлекать его, – объяснила я. – Несправедливо, если он лишится этой работы по твоей вине». – «Мне нравится Тобес», – сказал Джонни. «Хорошо». (Развитие отношений со взрослым человеком показывает, что он готов к установлению постоянных связей: оченьважный шаг на пути к становлению индивидуальности.)
В конце занятий он обнял меня. Совершенно неожиданно. Это нарушение всех моих принципов. Думаю: оставлять ли Тобеса в доме Андерсонов??? Нужно перечитать решение в деле: «Тарасов против членов правления Калифорнийского университета». Проконсультироваться в Ассоциации американских психологов?
Черт возьми, за кого он меня принимает? Я одалживаю платье, гримируюсь, ставлю спектакль, которым мог бы гордиться Шекспир. И что же: аудитория аплодирует? Как бы не так!
На другой день после моего представления, достойного премии «Оскара», он появляется после школы на лестнице. С кувшином лимонада и двумя стаканами в руках. Делаю вид, что не замечаю его. Наливает лимонад и несет стакан мне.
– Вот вам, возьмите, миссис Привидение.
Молча продолжаю косить.
– О, послушайте, миссис Привидение, я знаю, что вы любите лимонад. Злая Колдунья приготовила его с цианидом самого высшего качества.
Хочется рассмеяться, но сдерживаюсь; не время расслабляться перед лицом врага.
– Она покрошила несколько многоножек и бросила их туда, – продолжает соблазнять Джонни. – Сам видел, как она это делала. Честно!
Продолжаю невозмутимо косить, не останавливаюсь ни на минуту.
– Пожалуйста! – просит Джонни.
На секунду испытываю искушение оттаять. Потом мой гнев усиливается, и я умышленно поворачиваюсь так, что ему почти не видно моего лица.
Знаете, что делает этот маленький поросенок? Он хватает меня за пояс, оттягивает мои джинсы и выливает полстакана лимонада мне на задницу!
Бросаю косилку и от неожиданности подпрыгиваю. Первое желание – схватить и побить его, но он так весело хохочет, что я не могу сделать ему больно, не хочу, чтобы он перестал смеяться. Странное у меня состояние – какое? Мне тоже смешно,вот что.
Делаю вид, что хочу схватить его за плечо, вместо этого легонько шлепаю рукой по уху.
– Хочешь лимонада? – спрашивает он весело.
– Да, но на этот раз через ту дырку, которая для этого и предназначена.
– Ух, как ты грубо разговариваешь. Пойди прополощи рот.
Мне не хочется садиться. Прислонившись к стене террасы, не спеша пью лимонад. Лимонад у Николь – так себе, весьма посредственный. Можете сказать ей об этом.
– Алиса говорила мне, что ты так и не появился, – говорю я. – Она сердится.
– Строгая, – соглашается мальчик. Он тоже пьет лимонад. Потом неуверенно: – Тобес… это был ты, правда?
В его словах мольба. Он хочет, чтобы его утешили, успокоили, избавили от страха. Замечательная интонация, мне она нравится.
– Не понимаю, о чем ты говоришь, – продолжаю я притворяться.
– Прошлой ночью. На кладбище. Со свечой.
– Прошлую ночь я провел у Харли с подружкой.
– О, послушай… – настаивает Джонни.
– «О, послушай», – передразниваю его. – Детке я не нравлюсь, не нравлюсь я детке.
– Ты злой.
– Да, я такой. Впрочем, скажу вот что: ты тоже сможешь пойти к Харли, когда подрастешь. Если смелости хватит, конечно.
Джонни резко отворачивается и смотрит в землю.
– Никуда не пойду с тобой, – бормочет он.
– Почему? Испугался, что встретишься с привидением?
– Нет!
– Почему тогда?
– Просто не хочу. И все. Все равно здесь скоро все застроят.
На секунду мне кажется, что он дурачится. Но вскоре понимаю, что он говорит серьезно.
– Что ты сказал о застройке?
– Папина компания собирается построить на кладбище дома.
Вспоминаю тот день, когда я спас его от Арни. Тех людей на кладбище с измерительными инструментами и планами… Почему же я тогда ничего не понял?
– Нет, – бормочу я, – невозможно.
– Это произойдет, говорю тебе, – твердо повторяет Джонни.
– Они не посмеют так поступить. Не посмеют.
Он смотрит на меня как на дурака. И я чувствую себя дураком. Этого не может случиться, не должно, еще не время.
– Почему ты так расстроился?
Хороший вопрос.
– Это… это мое место. Единственное для меня хорошее место. Куда я ухожу, где могу…
Но какое до всего этого дело Джонни?
– Я помешаю этому, – говорю ему. – Алисе Морни не понравятся такие дела. Она охраняет покой остальных.
– Тебе не удастся помешать строительству. Никому не удастся.
– У людей, за которых я переживаю, нет тел,– поясняю я.
– Послушай, привидений не существует.
– Вот почему ты не хочешь идти на кладбище. – Я допиваю свой лимонад и ставлю стакан на ступеньку. «За этим мальчиком нужен глаз да глаз, – думаю я. – Он не мой, пока еще. Но будет моим». – Ты зануда, – говорю ему. – Нет в тебе задора. Я это знал с того момента, как увидел тебя.
– Я не зануда!
– Ты цыпленок.
– Нет.
– Именно так.
Мальчик сердито смотрит на меня. На его лице проступили уродливые красные и белые пятна. Он, как принято говорить, тонкокожий, и мои колкости легко его ранят, колючки моих слов впиваются, как зубья гарпуна в молодого дельфина.
– Неразумно шляться по кладбищу, особенно ночью. Доктор Цзян объяснила мне это сегодня. Я рассказал ей о событиях прошлой ночи.
Так-так. Доктор Диана. Доктор Диана, какое отношение имеет к вам этот мальчик?
– И ты веришь всему, что она говорит? – с тревогой спрашиваю я.
– Конечно нет.
И все же чувство опасности нарастает.
– Ты рассказал ей, что, как тебе показалось, на кладбище был я? – Он трясет головой. Но сигнал тревоги в моей голове не смолкает. – Она заставит выгнать меня с работы, если ты сделаешь это.
– Она не станет так делать. Она милая, – убеждает меня мальчик.
– Диана беспокоится о тебе. Соври ей про меня что-нибудь вроде рассказа о привидении, и я вылечу отсюда быстрее, чем из задницы…
Хочу сказать: «Мягкое говно». Джонни выжидательно смотрит на меня. В душе пусто. Сильно разболелась голова. День жаркий и душный. О чем я говорил?..
– Не волнуйся. Я ничего не скажу ей, – успокаивает меня Джонни. – Ты все равно чокнутый; она это знает.
– Я – что?
– Чокнутый. – Он выразительно вертит пальцем у своего лба. – Спятил.
В мозгу проносится мысль: какие тонкие у него ножки, я мог бы перерезать их одним взмахом косы. Посильнее размахнулся бы, верхняя часть – здесь, нижняя – там. И тогда стало бы два Джонни. Лезвием косы я ударил бы его сбоку, сбил бы его с ножек, и он упал бы на землю. Потом перевернулся бы на бок и истек кровью…
– Надо приниматься за работу, – в замешательстве бормочу я. – Решил прогуляться, да?
Позднее, той же ночью, какая-то сила выгнала меня из дому. Иду к телефонной будке. Уже третий час. Набираю номер домашнего телефона доктора Дианы, без устали, снова и снова. Каждый раз, как она поднимает трубку, даю отбой. Пять, шесть, не помню, сколько раз. Через некоторое время слышу только короткие гудки. Но к тому времени это занятие превращается в забаву. Набираю наобум любые цифры. Наверное, не меньше часа провел я в телефонной будке, крутил и крутил диск. Множество людей в эту ночь обрушивали на меня свой гнев. Телефонная будка раскалилась от их возмущения. А я только молчал, понимаете? Не давал моему гневу вырваться наружу.
Диана спала крепким сном. Она слышала телефонный звонок: это звонит мама, чтобы сообщить ей о смерти Ба-ба. Резко вздрогнув, она проснулась. Задыхаясь, вскочила: звонил телефон. Она подняла трубку: ни звука. Она спросила: «Алло. Кто это?» Молчание. Ни щелчка, ни шороха, просто молчание. Линия работает, кто-то там, на другом конце провода. Просто с ней не хотят разговаривать. Она опустила телефонную трубку на рычаг.
Телефон зазвонил вновь. И снова молчание. На этот раз она напомнила: «Вы знаете, который час?» Никакого ответа.
Она не стала класть трубку на рычаг, положила рядом с аппаратом. А сама пошла в ванную. Когда вернулась, сквозь занавески уже пробивался слабый серый свет, она недолго глядела на океан, на газон; мысленно наметила, в каком месте на нижнем газоне надо разбить пару цветочных клумб. Когда снова забралась в постель, ей захотелось позвонить Эду. Она поколебалась: это эгоистично с ее стороны – ему ведь тоже нужно поспать. Но мысль, раз возникнув, не исчезала.
Диана набрала номер. Он ответил тут же:
– Слушаю.
– Эд? Это я.
– Диана… что… что-то случилось? – заволновался он. А она подумала, что, может быть, звонить Эду ночью – не такая уж блестящая мысль. Что, если он не один?..
– Извини, – сказала она, – мне названивает какой-то призрак.
– Что?
– Кто-то звонил мне недавно раз шесть, не отвечал, когда я поднимала трубку. Я испугалась, вот и все. И подумала, ну, я…
– Я рад, что ты позвонила, Диана.
После первой тревожной реакции голос Эда снова звучал сонно. Но это была такая милая сонливость. Диана откинулась на подушки. Разговор продолжался.
– Как дела?
– Неплохо. У тебя?
– Помаленьку.
– Не более того?
– Угу. Занята, весь день.
– А ночью?
– Ничего особенного.
– У меня тоже.
– Ты ни с кем не встречаешься? – Диана направила беседу в рискованное русло.
– Нет. – Пауза. – А ты?
– Да. Встречаюсь. Отличный парень.
На линии воцарилось долгое молчание.
– Что ж, – стараясь казаться спокойным, сказал Эдвин, – это хорошо.
– Ты его знаешь, очень близко, – лукаво продолжала Диана.
– Вот как? – «Сукин сын!» – послышалось ей в его напряженном молчании.
– Да. – Она заставила его немного потомиться в неизвестности. – Ты видишь его каждый день.
– Хочешь сказать, что он полицейский? – уточнил Эд.
– Детектив.
– В моем участке?
– В твоем зеркальце для бритья, – рассмеялась Диана.
Он не поддержал ее беззаботного веселья. Эдвину требовалось какое-то время, чтобы перестроиться.
– Диана, – произнес он сдержанно, – ты дразнишь меня. Ты ведь понимаешь это?
– Чем это? – кокетничала Диана.
– Начинается с буквы «С».
– Что ж, может быть.
– Правда?
– У меня такое странное ощущение…
Долгая пауза…
– Какое ощущение? Что ты чувствуешь сейчас, когда мы разговариваем? – допытывался Эд.
– О… – Ее рука вышла из-под контроля. Ее рука сбилась с пути, не зная, где остановиться. – Такое странное ощущение… Здесь… и здесь… и…
– Может, помочь тебе отыскать? Я мог бы подъехать…
Теперь напряженное молчание воцарилось на другом конце линии, в квартире Дианы. Рука остановилась, разум прояснился, мысли и чувства успокоились.
– Нет, – ответила она твердо. – Завтра мне рано вставать… Нет – уже сегодня.
– Уверена?
– Уверена. Но… Скоро. Очень скоро. – Она чмокнула в трубку, посылая ему прощальный поцелуй. – Спокойной ночи, Эд. Спасибо.
Он еще продолжал что-то говорить, пока Диана вешала трубку, но она не разобрала слов. Не важно: это были добрые слова. Она уверена в этом.
Только взглянул на эту вещь, сразу понял: то, что надо.
– Эта военная форма, – говорю Максин, – что-то новенькое.
– На прошлой неделе ездила на аукцион в Лос-Анджелес, – пояснила Максин. – Несколько театральных студий устраивали большую распродажу. На таких аукционах обычно я и приобретаю большую часть своего товара.
Офицерская форма времен Второй мировой войны. Капитан сухопутных войск: комплект с кобурой, ремнем, патронташем, амуницией и фуражкой. Это просто для меня!
– Вместо фуражки можешь получить каску. – Максин показала ее. – Можно носить с фуражкой, можно – с каской.
Каска проржавела и покрыта камуфляжной сеткой: это неинтересно. Примеряю фуражку. Она в самый раз.
– Меняю, – говорю Максин, доставая из сумки платье Алисы Морни.
– Ты хочешь форму?
– Хочу забрать форму.
Она уставилась на меня своими коровьими глазищами.
– Ты такой привлекательный. Знаешь об этом? – замурлыкала Максин. – Поцелуй меня.
– Харли станет ревновать.
– А, Харли… Зачем тебе военная форма?
– Для любительского спектакля.
– Можно прийти посмотреть?
– Нет.
– Почему – нет?
Поскольку я не отвечаю, она, скрестив у меня на плече обе руки, целует меня в шею. Отталкиваю ее, но не очень энергично и беззлобно. Максин в порядке, просто не в моем вкусе, вот и все.
– Знаешь, я собиралась стать актрисой, – говорит она застенчиво. – Может, я могла бы помочь вам репетировать, дать полезный совет.
Она все сильнее сжимает мое плечо. Одна рука медленно ползет к моей талии. Высвобождаюсь из ее объятий и снимаю с вешалки форму.
– Лучше сначала ее примерить, – объясняю Максин.
В примерочной задаю себе вопрос, как мне быть с Максин. Она была в прошлом такой же актрисой, как я электриком: сказки все это. Я попал в трудное положение с этой женщиной, но она мне все-таки нравится, и, главное, она мне полезна. Любуясь собой, кручусь перед зеркалом. Надо отдать должное: от Максин действительно много пользы.
Хотел прямо в форме выйти из магазина, но побоялся промокнуть. Переодеваюсь в свое собственное платье и прошу Максин выписать мне счет. Она предлагает пойти вместе с ней перекусить, но я уже опаздываю к доктору Диане.
Сегодня Диана удивила Джулию: попросив ребят успокоиться, она обратилась к группе, стремясь привлечь к себе внимание пациентов:
– Я хочу кое-что сказать вам. Пожалуйста, выслушайте меня внимательно.
Рамон, Джесси, Малыш Билли и Тобес, возившиеся в разных концах игровой комнаты, по-разному отнеслись к ее словам.
– Нам с вами предстоят трудные времена, – начала Диана. – Нами интересуется полиция.
– У меня уже начались трудности, – отозвался Рамон. – Это из-за убийства, да?
– Да. Кого еще навещала полиция? – обвела глазами комнату Диана.
Остальные отрицательно покачали головами. Диана повернулась к Рамону:
– Пожалуйста, расскажи нам обо всем, что знаешь.
Он с готовностью начал выкладывать все, что произошло. Пока он рассказывал, как к нему ворвались эти свиньи, перевернули все вверх дном в его комнате, напугали его маму и подсунули марихуану за его кровать, она внимательно вглядывалась в их лица. Доктор Диана старалась понять, как они воспринимают рассказ Рамона. (Плохо.) «Как странно, – размышляла она, разглядывая их лица, – что у каждого из этих мальчиков можно отметить по меньшей мере одну черту, характерную для облика маньяка-убийцы».
Рамон, который сейчас рассказывал о посещении его дома полицией, получил в детстве удар по голове. Он пролежал без сознания много дней и лечился не один месяц, пока окончательно поправился. По статистике, значительное число убийц-маньяков также в детстве имели серьезную травму головы.
Джесси все время витает в каком-то фантастическом мире. Он никогда не приспособится к окружающей его реальной жизни. Неудавшаяся попытка изнасиловать свою собственную сестру выявила явную склонность к жестокости. Это – мальчик из неблагополучной семьи. Из четырех ребят он наиболее соответствует облику маниакального убийцы.
Малыш Билли немало страдал в детстве сначала от жестокости своего отца, потом – мачехи, а потом – вереницы сожителей своей матери. В характере Билли было что-то, что вызывало агрессивность со стороны старших во возрасту. Чего он только не пережил: его били, резали, пытались поджечь.
Тобесу в детстве тоже доставалось от пьяного отца. Вырос он в страшной бедности, порой не зная, где добыть себе пропитание. Он рассказывал, что над ним издевались в школе, хотя его школьное досье до сих пор так и не найдено, и Диана чувствовала, что это совсем не случайно.
Рамон закончил свое повествование.
– Мне жаль, что полиция доставила тебе столько неприятностей, – сказала Диана, – но им сейчас тоже приходится несладко.
– Поэтому они и подсунули мне травку, верно? – с вызовом в голосе спросил Рамон.
– Рамон, я ни на одну минуту не верю, что тебе подсунули травку. Посмотри в лицо фактам: многие люди курят травку, некоторых ловят с поличным; и все же – это не самое худшее, что с тобой может приключиться. Травка – это неприятно, конечно. Но это же не убийство, правда?
– Конечно, переживу, – улыбнулся Рамон.
– Ты переживешь, – продолжала Диана. – Теперь, ребята, вспомните, о чем только что рассказал Рамон? Полицейские интересовались, нет ли у него моих визитных карточек.