Страница:
как своего рода столица оппозиционного коммунистического движения. Во
французской организации непрерывно происходили расколы, перегруппировки,
объединения и новые расколы, концентрировавшиеся вокруг двух групп лидеров
во главе с Раймоном Молинье и Пьером Навиллем. В первые годы эмиграции
Троцкий покровительствовал Молинье, несмотря (а, может быть, вследствие) той
предпреимчивости и дурной репутации, которая сопутствовала в Париже этому
коммунисту и в то же время нечистоплотному вымогателю. Молинье был,
по-видимому, подобен тем российским социал-демократическим подонкам начала
XX века, вроде В.К.Туратуты, которые могли "по поручению партии" жениться на
богатой даме, чтобы заполучить в партийные фонды ее состояние. Вместе со
своим братом Анри (также последователем Троцкого) Раймон Молинье владел так
называемым Французским институтом сборов, занимавшимся скупкой подешевле
просроченных счетов и "вышибанием" денег у должников путем угроз и клеветы.
Если добавить, что для Р.Молинье были характерны истерические вспышки
(однажды во
время дискуссии он опрокинул на Навилля стол, за которым сидели
диспутанты), то картина окажется еще более живописной. С французскими
оппозиционерами был связан М.Милль (П.Окунь, Обин), русский эмигрант,
занимавшийся в Париже делами Интернационального секретариата Левой
оппозиции. Среди документов читатель найдет немало адресованных ему писем
Троцкого, вначале дружеских, затем все более критических и даже гневных. В
1932 г. Милль раскаялся перед советскими властями и возвратился в СССР. Есть
предположение, что он с самого начала был агентом ОГПУ. Тайным сторонником
Троцкого считался сотрудник полпредства СССР в Париже Харин, предложивший в
1929 г. свое посредничество в связях с СССР и в других делах. Но вскоре
оказалось, что Харин передавал оригиналы посланных ему документов
сотрудникам ОГПУ. Стало ясным, что он был агентом-провокатором. В числе
документов, похищенных Хариным, был оригинал письма Н.К.Крупской, сообщавшей
о теплых чувствах Ленина к Троцкому уже в самом конце жизни большевистского
вождя. Позже в окружении сына Троцкого Л.Л.Седова в Париже свил себе гнездо
Этьен (Марк Зборовский), стремившийся оставаться на вторых ролях как
послушный исполнитель воли
Троцкого и его сына, в на самом деле советский шпион, оказавшийся
способным путем хитроумных махинаций настолько втереться в доверие, что
Троцкий с порога отвергал неоднократные подозрения, выдвинавшиеся по адресу
Этьена. Точно так же непрерывные фракционные дрязги и ссоры разъедали
германских "левых", причем здесь в свою очередь не обошлось без участия
советских спецслужб - братья Рувелис и Абрахам Соболевичусы, известные в
Германии под именами Роман Вель и Адольф Сенин, прилагали свои усилия к
углублению разногласий и способствовали полной потере влияния сторонников
Троцкого в Германии еще до прихода нацистов к власти в 1933 г. Оба они были
раскрыты как советсккие агенты через много лет в США. Еще хуже обстояло дело
в других странах. Китайская группа, например, вначале сравнительно крупная
(есть сведения, что она в 1929-1930 гг. насчитывала около 500 человек), была
полностью уничтожена в 1932 г. тайной полицией Гоминьдана.
* Особенно важным для лидера оппозиции было создание собственной
печатной базы в форме политических журналов и газет на разных языках, прежде
всего на русском, которые давали бы оперативную информацию и оценку текущих
событий, служили бы "коллективным
организатором" его сторонников в различных странах. В разное время и в
различных странах было создано несколько десятков периодических изданий
последователей Троцкого, но почти все они существовали очень недолго,
закрывались и из-за недостатка средств, и из-за фракционных столкновений,
иногда заменялись другими, иногда через некоторое время возобновляли
недолгий выход. Наиболее стабильным оказался русскоязычный журнал "Бюллетень
оппозиции (большевиков-ленинцев)". "Бюллетень оппозиции" начал выходить в
Париже в июле 1929 г. В марте 1931 г. издание журнала было перенесено в
Берлин, куда для руководства им приехал из Турции сын Троцкого Лев Седов,
проявивший великолепные организаторские качества. В начале 1933 г. в связи с
приходом нацистов к власти в Германии издание журнала было опять перенесено
в Париж, в 1934-1935 гг. он издавался в Цюрихе, затем снова в Париже. После
начала второй мировой войны "Бюллетень" перевели в Нью-Йорк, где в августе
1941 г. вышел его последний номер.
Седов публиковал в "Бюллетене" свои сообщения (обычно под псевдонимом
Н. Маркин), подчас предоставлял трибуну сравнительно случайным
корреспондентам, печатал письма из СССР. Но подавляющее большинство
материалов журнала составляли статьи, тезисы, обращения, письма, заметки
самого Л.Д.Троцкого. Фактически "Бюллетень оппозиции" был
персональным органом Троцкого в силу разительного противоречия между
интеллектуальной мощью, производительностью, трудолюбием и напором этой
весьма динамичнской личности и полным отсутствием российской группы
последователей. Единственным устойчивым среди них был родной сын Лев.
Оказавшаяся в окружении Льва во второй половине 30-х годов Лола (Лилия)
Эстрин занималась в основном техническими делами, а еще одно лицо,
участвовавшее одновременно с ней в издании журнала, Марк Зборовский (Этьен),
особенно прочно втершийся в доверие к Седову, был, как уже отмечалось,
агентом советских спецслужб. Он, по-видимому, имел самое прямое отношение к
умерщвлению Седова в 1938 г. "Бюллетень оппозиции" был, по существу дела,
как определил Д.А.Волкогонов, журналом одного автора. Публикации Троцкого
занимали обычно 80-90 % журнальной площади. Некоторые номера "Бюллетеня"
были фактически брошюрами главного оппозиционера. Например, No 8 за декабрь
1929 - январь 1930 г. содержал лишь работу Троцкого "'Третий период' ошибок
Коминтерна". Печатался Троцкий под собственным именем, писал редакционные
материалы без подписи, использовал различные псевдонимы (Г.Гуров, Альфа и
др.). Энергичная деятельность позволила Л.Л.Седову добиться, что "Бюллетень
оппозиции" установил связь со многими странами, библиотеками, книжными
магазинами, книжными
фирмами, политическими организациями различных направлений. Интерес к
журналу был довольно значителен, что позволяло регулярно его выпускать, хотя
и небольшим тиражом, на протяжении свыше двенадцати лет. В СССР журнал
ввозили нелегально лица, возвращавшиеся из зарубежных командировок, а также
иностранцы. Однажды его приобрели официальные головотяпы для магазина
международной книги в Москве. Туда же попало несколько экземпляров
автобиографии Троцкого "Моя жизнь". Но, разумеется, из числа
заинтересованной публики и просто тех, кто стремился получить информацию
иного происхождения, нежели советский официоз, журнал даже в первые годы
издания достигал лишь единиц. А с 1935 г. одно только прикосновение к его
обложке в случае раскрытия этого криминала означало долголетний
концентрационный лагерь или даже расстрел. Троцкий многократно признавал,
что с распространением "Бюллетеня оппозиции" в СССР дело обстоит плачевно.
Зато высшие коммунистические иерархи знакомились с "Бюллетенем оппозиции"
обстоятельно. Журнал закупали для Сталина и его окружения, библиотек ЦК
ВКП(б). Даже в отделе специального хранения библиотеки им. В.И.Ленина (ныне
Государственная публичная библиотека Российской Федерации) отложился его
комплект. Сталин и его подручные несколько раз упоминали "Бюллетень
оппозиции" в своих
публичных выступлениях для разоблачения "троцкизма", трактуя его статьи
как выражение союза с гитлеровской Германией и призыва к террору в СССР.
Сталин цитировал "Бюллетень оппозиции" на XVII cъезде ВКП(б) в 1934 г.. В
1935 г. секретарь ЦК ВКП(б) Н.И.Ежов широко цитировал журнал на закрытом
совещании в ЦК партии, а на пленуме ЦК в июне того же года, утверждал, что
террористическая деятельность против советских руководителей проводилась,
якобы, под непосредственным руководством Троцкого, причем он привлекал
"Бюллетень" в качестве "доказательства". Вот какая, с позволения сказать,
"аргументация" здесь фигурировала: "Во многих статьях, касающихся процесса
по делу убийства товарища Кирова, статьях, опубликованных в его собственном
"Бюллетене" (обратим внимание, что даже на пленуме ЦК Ежов не решился
привести полное наименование журнала - Ю.Ф. и Г.Ч.), Троцкий
разглагольствует против ареста Зиновьева и Каменева и полностью берет их под
свое крыло". Особо отмечалась статья Троцкого "Рабочее государство, термидор
и бонапартизм", в которой будто бы предлагалась программа террора против
руководителей ВКП(б). Для Сталина и его приближенных "Бюллетень оппозиции"
казался
угрожающим, они боялись самого его языка, с которым никакой лексикон в
мире не мог быть сопоставлен по силе обличения и негодования, причем с очень
знакомых советским главарям большевистско-ленинских позиций. Просматривая
"Бюллетень", Сталин, естественно, особое внимание уделял статьям о
собственной персоне, каковые публиковались почти в каждом номере. Через свой
журнал Троцкий вел почти непрерывную дуэль с советским диктатором. Это было
единственное русскоязычное издание в мире, в котором с глубоким знанием
дела, мастерски, да еще и на базе марксистско-ленинской догматики
разоблачалась диктатура "кремлевского горца".
* Важнейшей своей задачей изгнанник считал анализ советских реалий, той
системы, которая сложилась в СССР к концу 20-х - началу 30-х годов. В
многочисленных книгах, статьях, письмах, а затем и в незавершенной работе
"Сталин" Троцкий определил сталинскую диктатуру 30-х годов как бонапартизм,
имея в виду некоторые особенности власти и Наполеона I, и его "маленького
племянника" Наполеона III. Марксистское обществоведение, особенно в его
ленинском обличье, очень любило щеголять терминами, связанными с
революционной историей Франции, транспонируя их на события XX века, особенно
в России. Спекуляции по поводу "бонапартизма" совершенно не
соответствовали действительности. Он рассматривался вне всякого
историчекого контекста как режим, возникающий при неком равновесии борющихся
классовых сил, который прибегает к демагогии, включая обманные плебисциты
или референдумы. С последними в попытках Троцкого применить понятие
"бонапартизм" к сталинскому режиму было особенно накладно, так как никаких
"всенародных голосований" по поставленным вопросам Сталин никогда не
устраивал. Единственное же "всенародное обсуждение" - проекта "Сталинской
конституции" во второй половине 1935 г. - имело место на гребне "большого
террора", между первым и вторым судебными фарсами над реальными и
вымышленными бывшими сторонниками Троцкого, другими оппозиционерами,
опять-таки бывшими, и попросту пристегнутыми лицами. Это было, по существу
дела, вдалбливание в головы населения мошеннического документа, когда вождь
был абсолютно уверен, что никто уже не осмелится пикнуть. В виде
псевдо-плебисцита, причем только в рамках ВКП(б), Троцкий однажды пытался
представить выражение отношения коммунистов к Сталину - кто за него, тот в
партии, кто против - вне ее. Но даже и в таком понимании сталинского
"бонапартизма" Троцкий не был последователен и настойчив; вроде бы придя к
выводу, что таковой уже существует, он тут же заявлял в 1930 г., что
предстоявшийXVI партийный съезд - это "автоматическая подготовка
бонапартизма". Можно полагать, что при всей остроте оценок, обилии
достоверного и разнообразного фактического материала, сущность Сталина и
сталинщины Троцкий понять не смог и даже порой, особенно в начале эмиграции,
несколько идеализировал советского диктатора. "Сталин ведет борьбу с правыми
под кнутом оппозиции", - писал он в первом номере своего журнала, явно
переоценивая место и роль оппозиционной деятельности, с одной стороны, и
представляя Сталина как "центриста", которого еще можно исправить, с другой.
Хотя детали аргументации Троцкого менялись, сущность ее, выраженная в
статьях, письмах, книгах периода эмиграции, а затем и в работе "Сталин",
оставалась неизменной. Он видел в Сталине представителя и выражение
бюрократии, которой удалось захватить контроль над ходом революции и отвлечь
ее от первоначальных, благородных целей. Основной причиной этого был тот
комплекс фактов, что революция, происшедшая в социально- экономически
отсталой России, не была поддержана на развитом Западе, не превратилась
сразу же в "перманентную революцию", а российский пролетариат устал и
истощился в борьбе за преодоление разнообразных трудностей. Пролетариат
оказался не в состоянии сохранить контроль над бюрократией, последняя смогла
установить свое господство, не разрушая социалистических потенций СССР.
Как отмечает исследователь сталинизма Г.Джилл, в стремлении
преуменьшить роль
личности в истории Троцкий рисовал Сталина лишь как представителя
анонимных бюрократичнских сил, недооценивал независимую роль Сталина и
поддержку его из небюрократичнских социальных источников. "Сталин - продукт
машины", - этот афоризм, написанный осенью 1939 г. (читатель встретит его в
последнем томе данного издания), в предельно лаконичной форме выражал
понимание Троцким истоков сталинизма. Такая постановка вопроса, отмечает
Джилл, не дает возможности понять всю совокупность сталинского террора, ибо
он был направлен против самых разнообразных общественных сил, включая
бюрократию.
В то же время глубочайшая личная ненависть к хозяину Кремля, несмотря
на марксистский догматизм и зашоренность верностью социализму, вступали в
противоречие с "социологическим" объяснением сталинизма, заостряли в приступил к
разоблачению политики советского диктатора, не пренебрегая его личными
качествами, а учитывая их. Сильной стороной его критики было великолепное
личное знакомство со всеми коридорами кремлевской власти и его носителями, с
самим главным героем прежде всего.
Трудно быть вполне уверенным в том, что Сталин действительно произнес
знаменитую
фразу, которую Троцкий неоднократно повторял: "Самое лучшее в жизни -
отомстить врагу: хорошо подготовиться, нанести удар и... пойти спать".
Скрытность и рассчетливость Сталина могут поставить под сомнение подлинность
этого высказывания. Но тот факт, что оно адекватно выражало важнейшую личную
черту Сталина - бесспорно, и фиксация Троцким внмания на ней
свидетельствовала, что Сталин был для него отнюдь не только "продуктом
машины". С полным основанием американский историк писал, что Сталин "был
наделен острым чувством политического времени и шестым чувством по отношению
к слабостям своих оппонентов". Многие оценки Троцкого корреспондируют с этим
мнением.
Отлично понимая сущность личных качеств Сталина и их влияние на
развитие событий в СССР, Троцкий тем не менее вновь и вновь характеризовал
его лишь как посредственность, как фигуру, порожденную бюрократической
машиной. Видимо, в такой оценке, помимо приверженности теоретическим схемам,
содержалось еще стремление унизить своего главного противника и в то же
время внушить себе самому чувство утешения, что, мол, не Сталин, а
сложившийся ход исторического процесса обыграл его, отрешил его от власти, а
затем и отправил в изгнание.
Фактически подготовку работы о Сталине Троцкий начал уже в первый год
эмиграции, и свидетельством этого было появление обширных и содержательных
статей "К политической
биографии Сталина" и "Сталин как теоретик". В следующие годы Троцкий
тщательно собирал фактический материал о разных этапах жизни и деятельности
Сталина, особенно до 1922 г., ибо с того времени, как тот стал генсеком,
факты имелись в изобилии, и задача состояла в основном в том, чтобы их
сшруппировать, изложить и объяснить. Разумеется, особое внимание при сборе
фактов Троцкий обращал на те из них, которые тем или иным образом могли
скомпрометировать нынешнего "вождя и учителя". Время от времени в "Бюллетене
оппозиции" появлялись статьи Троцкого о пути Сталина к власти и в изобилии -
о всех нюансах его текущей политики.
С весны 1938 г. Троцкий почти полностью сосредоточился на подготовке
книги о Сталине. По его просьбе, единомышленники в разных странах помогали
ему в сборе данных. Через посредников были использованы и обширные
материалы, собранные известным историком российского революционного движения
меньшевиком Б.И.Николаевским. Публикуемые в предлагаемом издании документы
дают дополнительную информацию о работе над книгой о Сталине.
Крайне нуждавшийся в средствах и стремившийся донести срочно свою
работу до читателей как , автор дал согласие на издание "Сталина" в двух
томах с тем, чтобы первый вышел как можно скорее. Первый том был в основном
завершен к августу 1939 г., работа над
вторым была прервана в начале 1940 г., и Троцкий к ней уже не
возвращался. После гибели Троцкого от руки агента сталинских спецслужб
американское издательство "Harper and Brothers" в 1941 г. опубликовало
подготовленные главы и скомпонованные переводчиком Ч.Маламутом незаконченные
фрагменты на английском языке. Русское издание появилось через много лет.
Небезынтересное сопоставление двух противостоявших фигур (одной - во
всей полноте власти в огромной стране и другой - находившейся в изгнании в
почти полной изоляции) приведены в книге К.Эндрю и О.Гордиевского: "Реальные
Сталин и Троцкий о битали теперь... в созданном ими самими мире, в котором
каждый питался фантазиями другого. Вера Сталина в почти не существовавший
российский троцкизм заражала Троцкого, радость которого при открытии этих
воображаемых последователей в свою очередь убеждала Сталина, что
троцкистская угроза была даже страшнее, чем он предполагал".
*
Как мы уже упоминали, еще в пору открытой деятельности коммунистической
оппозиции в СССР, а затем пребывания оппозиционеров в ссылке и в тюремном
заключении между ними шли жаркие дебаты по поводу советского "термидора",
который то ли уже произошел, то ли только еще угрожает, как некий дамоклов
меч, висящий над страной. Если он произошел, значит в СССР уже
реставрируется капитализм. Троцкий считал, что "термидор" только угрожает
Советскому Союзу, и это мнение он изменил только в середине 30-х годов, да и
то с большими сомнениями и оговорками.
Во всех этих дискуссиях как-то забывалось, что изначальные события
месяца термидора во Франции никакого отношения к дискутируемым явлениями не
имели.
В первые годы эмиграции Троцкий, резко критикуя основы сталинского
курса и власть бюрократии, которая, по его мнению, все более утверждалась в
СССР, в то же время считал, что "термидор", то есть буржуазное перерождение,
является серьезной опасностью, угрожавшей СССР, но еще не свершившимся
фактом. Вопрос о российском, советском "термидоре" занимал огромное место в
его публицистике, в полемике с разнообразными левыми группами.
По вопросу о том, произошла ли буржуазная контрреволюция в СССР,
продолжали дебатироваться различные мнения. Совершенно не обоснованная
исторически, ибо сравнение,
как мы уже писали, проводилось с событиями иной эпохи и иного
происхождения, носившая лишь хлесткий публицистичнский характер, концепция
Троцкого по поводу советского "термидора" была неотделима от сущности его
политических взглядов, от самой его судьбы. Если считать, что "термидор" уже
произошел, значит надо смириться и психологически, и политически с судьбой
вечного эмигранта, оставить надежду на то, чтобы, фигурально выражаясь,
въехать в Москву на белом коне после падения Сталина; войти в историю в
качестве бывшего политика, а затем острого критика советского режима. И
только. До самого конца своей жизни Троцкий мечтал о значительно большем и
потому оставлял себе полуоткрытую дверь для возможного триумфального
возвращения. Правда, по-видимому, с годами он все более четко понимал
иллюзорность таких расчетов.
Тем не менее, признавая, что в Советском Союзе существует антинародная
диктатура (постепенно в его политический лексикон входила категория
"тоталитарная власть" для обозначения сталинской политической системы),
Троцкий до последних месяцев своей жизни продолжал утверждать, что в СССР
сохраняется коллективная собственность на средства производства и что
советское государство продолжает в своей основе оставаться
рабочим. Для обоснования этого тезиса он широко применял марксистскую
догматику, прежде всего диалектику - весьма удобное оружие в руках
ухищренного публициста. * Верность марксистско-ленинской утопии Троцкий
пронес через всю остававшуюся ему еще жизнь, несмотря на то, что эта жизнь
непрерывно давала все новые и новые доказательства ее нереальности. Порой
высказывания Троцкого носили настолько вопиющий характер, что они напоминали
эскапады малограмотных коммунистических фанатиков из
комсомольско-крестьянской среды. В конце 1932 г. имел место единственный
случай, когда Троцкий получил возможность выехать в своего рода заграничную
командировку: он оказался в Копенгагене, где по приглашению датских
студентов-социалистов прочитал лекцию "Что такое Октябрь?" В этом
выступлении, переполненном апологии большевистской власти в первые годы ее
существования, встречались совершенно анекдотические пассажи (текст лекции
публикуется в данном издании). "Недалек уже час, - говорил Троцкий, - когда
наука, играя, разрешит задачу алхимии и станет превращать навоз в золото, а
золото в навоз". Разумеется, это произойдет при коммунизме, предвещал
лектор. В иных
выступлениях Троцкий был недалек от другого, более реалистического
анекдота по поводу великого химика Сталина, который одинаково легко
превращал людей в дерьмо, а дерьмо в людей!
Из рассуждений Троцкого вначале проистекал вывод, что Советскому Союзу
необходима реформа, а не революция. С середины 30-х годов, однако, Троцкий
уже полагал, что только реформой дело не обойдется, хотя желаемая им
революция должна носить только политический, но не социальный характер, так
как в СССР сохраняется коллективная собственность на средства производства.
| *
В предлагаемом издании содержится много констатирующих и полемических
материалов, более или менее реалистически оценивающих внутреннее положение в
СССР. Наибольшей заслугой Троцкого в этом анализе было, как нам
представляется, понимание места и роли чиновничьей номенклатуры, все более
превращавшейся в правящий слой. Мы полагаем, что Троцкий, несмотря на свой
марксистский догматизм, а, может быть, как это ни парадоксально звучит, даже
благодаря ему, был в таком понимании ближе к истине, нежели некоторые
современные обществоведы (М.Восленский, М.Джилас и др.), полагающие, что
номенклатура СССР достаточно рано сформировалась в особый эксплуататорский
класс 76.
Даже в последние годы жизни, уже находясь в Мексике, Троцкий, отмечая
"буржуазный характер бюрократии", ее буржуазный уровень жизни, продолжал
придерживаться мнения, что она представляет собой "новый паразитический
слой", связанный общими интересами со сталинской диктатурой (бюрократия, по
его мнению, поддерживала Сталина, потому что он надежно защищал ее
привилегированное положение), но не новый эксплуататорский класс.
В то же время понимание Троцким промежуточного, межклассового положения
номенклатуры, того факта, что она лишь стремится превратиться в
господствующий класс, но не является таковым, проистекало не из понимания
СССР как тоталитарной системы, где государство вместе с диктатором
(коллективным или единоличным) возвышается над обшеством, где в принципе не
может быть господствующего класса, а существует господствующая клика.
Восприятие номенклатуры, верное в принципе само по себе, носило у Троцкого
служебный характер, ибо признание наличия господствующего класса означало бы
признание завершения буржуазного перерождения.
Троцкий предпочитал писать о "двоевластии" в СССР. Заметим попутно, что
большевикам очень нравился термин "двоевластие", позволявший им войти хотя
бы в какой-то степени в пределы элементарной логики при характеристике
сложных, многогранных социальных процессов, сохраняя в то же время
свойсхематизм. Концепция
двоевластия" в СССР при Сталине нужна была Троцкому для обосноваемя
своего двойственного подхода к внутренним процессам в СССР и к его внешней
политике, проводимой диктатором. Существо концепции состояло в том, что в
СССР сохраняется, хотя и дегенерирующая, извращенная, но все же диктатура
пролетариата, основанная на коллективной собственности, что в правившей
партии сохранились "здоровые" элементы, что многие аспекты внутренней и
внешней политики руководства соответствлвали интересам трудящихся, что
сохранялась возможность поворота на "ленинский путь". В то же время
возникновение оторванного от масс бюрократического слоя, его приход к
власти, воплощенной в Сталине и его группе, ставил социалистическую
перспективу СССР под серьезную угрозу буржуазной контрреволюции. Признавая,
что "двоевластие" не может сохраняться долго, что оно неизбежно и в скором
французской организации непрерывно происходили расколы, перегруппировки,
объединения и новые расколы, концентрировавшиеся вокруг двух групп лидеров
во главе с Раймоном Молинье и Пьером Навиллем. В первые годы эмиграции
Троцкий покровительствовал Молинье, несмотря (а, может быть, вследствие) той
предпреимчивости и дурной репутации, которая сопутствовала в Париже этому
коммунисту и в то же время нечистоплотному вымогателю. Молинье был,
по-видимому, подобен тем российским социал-демократическим подонкам начала
XX века, вроде В.К.Туратуты, которые могли "по поручению партии" жениться на
богатой даме, чтобы заполучить в партийные фонды ее состояние. Вместе со
своим братом Анри (также последователем Троцкого) Раймон Молинье владел так
называемым Французским институтом сборов, занимавшимся скупкой подешевле
просроченных счетов и "вышибанием" денег у должников путем угроз и клеветы.
Если добавить, что для Р.Молинье были характерны истерические вспышки
(однажды во
время дискуссии он опрокинул на Навилля стол, за которым сидели
диспутанты), то картина окажется еще более живописной. С французскими
оппозиционерами был связан М.Милль (П.Окунь, Обин), русский эмигрант,
занимавшийся в Париже делами Интернационального секретариата Левой
оппозиции. Среди документов читатель найдет немало адресованных ему писем
Троцкого, вначале дружеских, затем все более критических и даже гневных. В
1932 г. Милль раскаялся перед советскими властями и возвратился в СССР. Есть
предположение, что он с самого начала был агентом ОГПУ. Тайным сторонником
Троцкого считался сотрудник полпредства СССР в Париже Харин, предложивший в
1929 г. свое посредничество в связях с СССР и в других делах. Но вскоре
оказалось, что Харин передавал оригиналы посланных ему документов
сотрудникам ОГПУ. Стало ясным, что он был агентом-провокатором. В числе
документов, похищенных Хариным, был оригинал письма Н.К.Крупской, сообщавшей
о теплых чувствах Ленина к Троцкому уже в самом конце жизни большевистского
вождя. Позже в окружении сына Троцкого Л.Л.Седова в Париже свил себе гнездо
Этьен (Марк Зборовский), стремившийся оставаться на вторых ролях как
послушный исполнитель воли
Троцкого и его сына, в на самом деле советский шпион, оказавшийся
способным путем хитроумных махинаций настолько втереться в доверие, что
Троцкий с порога отвергал неоднократные подозрения, выдвинавшиеся по адресу
Этьена. Точно так же непрерывные фракционные дрязги и ссоры разъедали
германских "левых", причем здесь в свою очередь не обошлось без участия
советских спецслужб - братья Рувелис и Абрахам Соболевичусы, известные в
Германии под именами Роман Вель и Адольф Сенин, прилагали свои усилия к
углублению разногласий и способствовали полной потере влияния сторонников
Троцкого в Германии еще до прихода нацистов к власти в 1933 г. Оба они были
раскрыты как советсккие агенты через много лет в США. Еще хуже обстояло дело
в других странах. Китайская группа, например, вначале сравнительно крупная
(есть сведения, что она в 1929-1930 гг. насчитывала около 500 человек), была
полностью уничтожена в 1932 г. тайной полицией Гоминьдана.
* Особенно важным для лидера оппозиции было создание собственной
печатной базы в форме политических журналов и газет на разных языках, прежде
всего на русском, которые давали бы оперативную информацию и оценку текущих
событий, служили бы "коллективным
организатором" его сторонников в различных странах. В разное время и в
различных странах было создано несколько десятков периодических изданий
последователей Троцкого, но почти все они существовали очень недолго,
закрывались и из-за недостатка средств, и из-за фракционных столкновений,
иногда заменялись другими, иногда через некоторое время возобновляли
недолгий выход. Наиболее стабильным оказался русскоязычный журнал "Бюллетень
оппозиции (большевиков-ленинцев)". "Бюллетень оппозиции" начал выходить в
Париже в июле 1929 г. В марте 1931 г. издание журнала было перенесено в
Берлин, куда для руководства им приехал из Турции сын Троцкого Лев Седов,
проявивший великолепные организаторские качества. В начале 1933 г. в связи с
приходом нацистов к власти в Германии издание журнала было опять перенесено
в Париж, в 1934-1935 гг. он издавался в Цюрихе, затем снова в Париже. После
начала второй мировой войны "Бюллетень" перевели в Нью-Йорк, где в августе
1941 г. вышел его последний номер.
Седов публиковал в "Бюллетене" свои сообщения (обычно под псевдонимом
Н. Маркин), подчас предоставлял трибуну сравнительно случайным
корреспондентам, печатал письма из СССР. Но подавляющее большинство
материалов журнала составляли статьи, тезисы, обращения, письма, заметки
самого Л.Д.Троцкого. Фактически "Бюллетень оппозиции" был
персональным органом Троцкого в силу разительного противоречия между
интеллектуальной мощью, производительностью, трудолюбием и напором этой
весьма динамичнской личности и полным отсутствием российской группы
последователей. Единственным устойчивым среди них был родной сын Лев.
Оказавшаяся в окружении Льва во второй половине 30-х годов Лола (Лилия)
Эстрин занималась в основном техническими делами, а еще одно лицо,
участвовавшее одновременно с ней в издании журнала, Марк Зборовский (Этьен),
особенно прочно втершийся в доверие к Седову, был, как уже отмечалось,
агентом советских спецслужб. Он, по-видимому, имел самое прямое отношение к
умерщвлению Седова в 1938 г. "Бюллетень оппозиции" был, по существу дела,
как определил Д.А.Волкогонов, журналом одного автора. Публикации Троцкого
занимали обычно 80-90 % журнальной площади. Некоторые номера "Бюллетеня"
были фактически брошюрами главного оппозиционера. Например, No 8 за декабрь
1929 - январь 1930 г. содержал лишь работу Троцкого "'Третий период' ошибок
Коминтерна". Печатался Троцкий под собственным именем, писал редакционные
материалы без подписи, использовал различные псевдонимы (Г.Гуров, Альфа и
др.). Энергичная деятельность позволила Л.Л.Седову добиться, что "Бюллетень
оппозиции" установил связь со многими странами, библиотеками, книжными
магазинами, книжными
фирмами, политическими организациями различных направлений. Интерес к
журналу был довольно значителен, что позволяло регулярно его выпускать, хотя
и небольшим тиражом, на протяжении свыше двенадцати лет. В СССР журнал
ввозили нелегально лица, возвращавшиеся из зарубежных командировок, а также
иностранцы. Однажды его приобрели официальные головотяпы для магазина
международной книги в Москве. Туда же попало несколько экземпляров
автобиографии Троцкого "Моя жизнь". Но, разумеется, из числа
заинтересованной публики и просто тех, кто стремился получить информацию
иного происхождения, нежели советский официоз, журнал даже в первые годы
издания достигал лишь единиц. А с 1935 г. одно только прикосновение к его
обложке в случае раскрытия этого криминала означало долголетний
концентрационный лагерь или даже расстрел. Троцкий многократно признавал,
что с распространением "Бюллетеня оппозиции" в СССР дело обстоит плачевно.
Зато высшие коммунистические иерархи знакомились с "Бюллетенем оппозиции"
обстоятельно. Журнал закупали для Сталина и его окружения, библиотек ЦК
ВКП(б). Даже в отделе специального хранения библиотеки им. В.И.Ленина (ныне
Государственная публичная библиотека Российской Федерации) отложился его
комплект. Сталин и его подручные несколько раз упоминали "Бюллетень
оппозиции" в своих
публичных выступлениях для разоблачения "троцкизма", трактуя его статьи
как выражение союза с гитлеровской Германией и призыва к террору в СССР.
Сталин цитировал "Бюллетень оппозиции" на XVII cъезде ВКП(б) в 1934 г.. В
1935 г. секретарь ЦК ВКП(б) Н.И.Ежов широко цитировал журнал на закрытом
совещании в ЦК партии, а на пленуме ЦК в июне того же года, утверждал, что
террористическая деятельность против советских руководителей проводилась,
якобы, под непосредственным руководством Троцкого, причем он привлекал
"Бюллетень" в качестве "доказательства". Вот какая, с позволения сказать,
"аргументация" здесь фигурировала: "Во многих статьях, касающихся процесса
по делу убийства товарища Кирова, статьях, опубликованных в его собственном
"Бюллетене" (обратим внимание, что даже на пленуме ЦК Ежов не решился
привести полное наименование журнала - Ю.Ф. и Г.Ч.), Троцкий
разглагольствует против ареста Зиновьева и Каменева и полностью берет их под
свое крыло". Особо отмечалась статья Троцкого "Рабочее государство, термидор
и бонапартизм", в которой будто бы предлагалась программа террора против
руководителей ВКП(б). Для Сталина и его приближенных "Бюллетень оппозиции"
казался
угрожающим, они боялись самого его языка, с которым никакой лексикон в
мире не мог быть сопоставлен по силе обличения и негодования, причем с очень
знакомых советским главарям большевистско-ленинских позиций. Просматривая
"Бюллетень", Сталин, естественно, особое внимание уделял статьям о
собственной персоне, каковые публиковались почти в каждом номере. Через свой
журнал Троцкий вел почти непрерывную дуэль с советским диктатором. Это было
единственное русскоязычное издание в мире, в котором с глубоким знанием
дела, мастерски, да еще и на базе марксистско-ленинской догматики
разоблачалась диктатура "кремлевского горца".
* Важнейшей своей задачей изгнанник считал анализ советских реалий, той
системы, которая сложилась в СССР к концу 20-х - началу 30-х годов. В
многочисленных книгах, статьях, письмах, а затем и в незавершенной работе
"Сталин" Троцкий определил сталинскую диктатуру 30-х годов как бонапартизм,
имея в виду некоторые особенности власти и Наполеона I, и его "маленького
племянника" Наполеона III. Марксистское обществоведение, особенно в его
ленинском обличье, очень любило щеголять терминами, связанными с
революционной историей Франции, транспонируя их на события XX века, особенно
в России. Спекуляции по поводу "бонапартизма" совершенно не
соответствовали действительности. Он рассматривался вне всякого
историчекого контекста как режим, возникающий при неком равновесии борющихся
классовых сил, который прибегает к демагогии, включая обманные плебисциты
или референдумы. С последними в попытках Троцкого применить понятие
"бонапартизм" к сталинскому режиму было особенно накладно, так как никаких
"всенародных голосований" по поставленным вопросам Сталин никогда не
устраивал. Единственное же "всенародное обсуждение" - проекта "Сталинской
конституции" во второй половине 1935 г. - имело место на гребне "большого
террора", между первым и вторым судебными фарсами над реальными и
вымышленными бывшими сторонниками Троцкого, другими оппозиционерами,
опять-таки бывшими, и попросту пристегнутыми лицами. Это было, по существу
дела, вдалбливание в головы населения мошеннического документа, когда вождь
был абсолютно уверен, что никто уже не осмелится пикнуть. В виде
псевдо-плебисцита, причем только в рамках ВКП(б), Троцкий однажды пытался
представить выражение отношения коммунистов к Сталину - кто за него, тот в
партии, кто против - вне ее. Но даже и в таком понимании сталинского
"бонапартизма" Троцкий не был последователен и настойчив; вроде бы придя к
выводу, что таковой уже существует, он тут же заявлял в 1930 г., что
предстоявшийXVI партийный съезд - это "автоматическая подготовка
бонапартизма". Можно полагать, что при всей остроте оценок, обилии
достоверного и разнообразного фактического материала, сущность Сталина и
сталинщины Троцкий понять не смог и даже порой, особенно в начале эмиграции,
несколько идеализировал советского диктатора. "Сталин ведет борьбу с правыми
под кнутом оппозиции", - писал он в первом номере своего журнала, явно
переоценивая место и роль оппозиционной деятельности, с одной стороны, и
представляя Сталина как "центриста", которого еще можно исправить, с другой.
Хотя детали аргументации Троцкого менялись, сущность ее, выраженная в
статьях, письмах, книгах периода эмиграции, а затем и в работе "Сталин",
оставалась неизменной. Он видел в Сталине представителя и выражение
бюрократии, которой удалось захватить контроль над ходом революции и отвлечь
ее от первоначальных, благородных целей. Основной причиной этого был тот
комплекс фактов, что революция, происшедшая в социально- экономически
отсталой России, не была поддержана на развитом Западе, не превратилась
сразу же в "перманентную революцию", а российский пролетариат устал и
истощился в борьбе за преодоление разнообразных трудностей. Пролетариат
оказался не в состоянии сохранить контроль над бюрократией, последняя смогла
установить свое господство, не разрушая социалистических потенций СССР.
Как отмечает исследователь сталинизма Г.Джилл, в стремлении
преуменьшить роль
личности в истории Троцкий рисовал Сталина лишь как представителя
анонимных бюрократичнских сил, недооценивал независимую роль Сталина и
поддержку его из небюрократичнских социальных источников. "Сталин - продукт
машины", - этот афоризм, написанный осенью 1939 г. (читатель встретит его в
последнем томе данного издания), в предельно лаконичной форме выражал
понимание Троцким истоков сталинизма. Такая постановка вопроса, отмечает
Джилл, не дает возможности понять всю совокупность сталинского террора, ибо
он был направлен против самых разнообразных общественных сил, включая
бюрократию.
В то же время глубочайшая личная ненависть к хозяину Кремля, несмотря
на марксистский догматизм и зашоренность верностью социализму, вступали в
противоречие с "социологическим" объяснением сталинизма, заостряли в приступил к
разоблачению политики советского диктатора, не пренебрегая его личными
качествами, а учитывая их. Сильной стороной его критики было великолепное
личное знакомство со всеми коридорами кремлевской власти и его носителями, с
самим главным героем прежде всего.
Трудно быть вполне уверенным в том, что Сталин действительно произнес
знаменитую
фразу, которую Троцкий неоднократно повторял: "Самое лучшее в жизни -
отомстить врагу: хорошо подготовиться, нанести удар и... пойти спать".
Скрытность и рассчетливость Сталина могут поставить под сомнение подлинность
этого высказывания. Но тот факт, что оно адекватно выражало важнейшую личную
черту Сталина - бесспорно, и фиксация Троцким внмания на ней
свидетельствовала, что Сталин был для него отнюдь не только "продуктом
машины". С полным основанием американский историк писал, что Сталин "был
наделен острым чувством политического времени и шестым чувством по отношению
к слабостям своих оппонентов". Многие оценки Троцкого корреспондируют с этим
мнением.
Отлично понимая сущность личных качеств Сталина и их влияние на
развитие событий в СССР, Троцкий тем не менее вновь и вновь характеризовал
его лишь как посредственность, как фигуру, порожденную бюрократической
машиной. Видимо, в такой оценке, помимо приверженности теоретическим схемам,
содержалось еще стремление унизить своего главного противника и в то же
время внушить себе самому чувство утешения, что, мол, не Сталин, а
сложившийся ход исторического процесса обыграл его, отрешил его от власти, а
затем и отправил в изгнание.
Фактически подготовку работы о Сталине Троцкий начал уже в первый год
эмиграции, и свидетельством этого было появление обширных и содержательных
статей "К политической
биографии Сталина" и "Сталин как теоретик". В следующие годы Троцкий
тщательно собирал фактический материал о разных этапах жизни и деятельности
Сталина, особенно до 1922 г., ибо с того времени, как тот стал генсеком,
факты имелись в изобилии, и задача состояла в основном в том, чтобы их
сшруппировать, изложить и объяснить. Разумеется, особое внимание при сборе
фактов Троцкий обращал на те из них, которые тем или иным образом могли
скомпрометировать нынешнего "вождя и учителя". Время от времени в "Бюллетене
оппозиции" появлялись статьи Троцкого о пути Сталина к власти и в изобилии -
о всех нюансах его текущей политики.
С весны 1938 г. Троцкий почти полностью сосредоточился на подготовке
книги о Сталине. По его просьбе, единомышленники в разных странах помогали
ему в сборе данных. Через посредников были использованы и обширные
материалы, собранные известным историком российского революционного движения
меньшевиком Б.И.Николаевским. Публикуемые в предлагаемом издании документы
дают дополнительную информацию о работе над книгой о Сталине.
Крайне нуждавшийся в средствах и стремившийся донести срочно свою
работу до читателей как , автор дал согласие на издание "Сталина" в двух
томах с тем, чтобы первый вышел как можно скорее. Первый том был в основном
завершен к августу 1939 г., работа над
вторым была прервана в начале 1940 г., и Троцкий к ней уже не
возвращался. После гибели Троцкого от руки агента сталинских спецслужб
американское издательство "Harper and Brothers" в 1941 г. опубликовало
подготовленные главы и скомпонованные переводчиком Ч.Маламутом незаконченные
фрагменты на английском языке. Русское издание появилось через много лет.
Небезынтересное сопоставление двух противостоявших фигур (одной - во
всей полноте власти в огромной стране и другой - находившейся в изгнании в
почти полной изоляции) приведены в книге К.Эндрю и О.Гордиевского: "Реальные
Сталин и Троцкий о битали теперь... в созданном ими самими мире, в котором
каждый питался фантазиями другого. Вера Сталина в почти не существовавший
российский троцкизм заражала Троцкого, радость которого при открытии этих
воображаемых последователей в свою очередь убеждала Сталина, что
троцкистская угроза была даже страшнее, чем он предполагал".
*
Как мы уже упоминали, еще в пору открытой деятельности коммунистической
оппозиции в СССР, а затем пребывания оппозиционеров в ссылке и в тюремном
заключении между ними шли жаркие дебаты по поводу советского "термидора",
который то ли уже произошел, то ли только еще угрожает, как некий дамоклов
меч, висящий над страной. Если он произошел, значит в СССР уже
реставрируется капитализм. Троцкий считал, что "термидор" только угрожает
Советскому Союзу, и это мнение он изменил только в середине 30-х годов, да и
то с большими сомнениями и оговорками.
Во всех этих дискуссиях как-то забывалось, что изначальные события
месяца термидора во Франции никакого отношения к дискутируемым явлениями не
имели.
В первые годы эмиграции Троцкий, резко критикуя основы сталинского
курса и власть бюрократии, которая, по его мнению, все более утверждалась в
СССР, в то же время считал, что "термидор", то есть буржуазное перерождение,
является серьезной опасностью, угрожавшей СССР, но еще не свершившимся
фактом. Вопрос о российском, советском "термидоре" занимал огромное место в
его публицистике, в полемике с разнообразными левыми группами.
По вопросу о том, произошла ли буржуазная контрреволюция в СССР,
продолжали дебатироваться различные мнения. Совершенно не обоснованная
исторически, ибо сравнение,
как мы уже писали, проводилось с событиями иной эпохи и иного
происхождения, носившая лишь хлесткий публицистичнский характер, концепция
Троцкого по поводу советского "термидора" была неотделима от сущности его
политических взглядов, от самой его судьбы. Если считать, что "термидор" уже
произошел, значит надо смириться и психологически, и политически с судьбой
вечного эмигранта, оставить надежду на то, чтобы, фигурально выражаясь,
въехать в Москву на белом коне после падения Сталина; войти в историю в
качестве бывшего политика, а затем острого критика советского режима. И
только. До самого конца своей жизни Троцкий мечтал о значительно большем и
потому оставлял себе полуоткрытую дверь для возможного триумфального
возвращения. Правда, по-видимому, с годами он все более четко понимал
иллюзорность таких расчетов.
Тем не менее, признавая, что в Советском Союзе существует антинародная
диктатура (постепенно в его политический лексикон входила категория
"тоталитарная власть" для обозначения сталинской политической системы),
Троцкий до последних месяцев своей жизни продолжал утверждать, что в СССР
сохраняется коллективная собственность на средства производства и что
советское государство продолжает в своей основе оставаться
рабочим. Для обоснования этого тезиса он широко применял марксистскую
догматику, прежде всего диалектику - весьма удобное оружие в руках
ухищренного публициста. * Верность марксистско-ленинской утопии Троцкий
пронес через всю остававшуюся ему еще жизнь, несмотря на то, что эта жизнь
непрерывно давала все новые и новые доказательства ее нереальности. Порой
высказывания Троцкого носили настолько вопиющий характер, что они напоминали
эскапады малограмотных коммунистических фанатиков из
комсомольско-крестьянской среды. В конце 1932 г. имел место единственный
случай, когда Троцкий получил возможность выехать в своего рода заграничную
командировку: он оказался в Копенгагене, где по приглашению датских
студентов-социалистов прочитал лекцию "Что такое Октябрь?" В этом
выступлении, переполненном апологии большевистской власти в первые годы ее
существования, встречались совершенно анекдотические пассажи (текст лекции
публикуется в данном издании). "Недалек уже час, - говорил Троцкий, - когда
наука, играя, разрешит задачу алхимии и станет превращать навоз в золото, а
золото в навоз". Разумеется, это произойдет при коммунизме, предвещал
лектор. В иных
выступлениях Троцкий был недалек от другого, более реалистического
анекдота по поводу великого химика Сталина, который одинаково легко
превращал людей в дерьмо, а дерьмо в людей!
Из рассуждений Троцкого вначале проистекал вывод, что Советскому Союзу
необходима реформа, а не революция. С середины 30-х годов, однако, Троцкий
уже полагал, что только реформой дело не обойдется, хотя желаемая им
революция должна носить только политический, но не социальный характер, так
как в СССР сохраняется коллективная собственность на средства производства.
| *
В предлагаемом издании содержится много констатирующих и полемических
материалов, более или менее реалистически оценивающих внутреннее положение в
СССР. Наибольшей заслугой Троцкого в этом анализе было, как нам
представляется, понимание места и роли чиновничьей номенклатуры, все более
превращавшейся в правящий слой. Мы полагаем, что Троцкий, несмотря на свой
марксистский догматизм, а, может быть, как это ни парадоксально звучит, даже
благодаря ему, был в таком понимании ближе к истине, нежели некоторые
современные обществоведы (М.Восленский, М.Джилас и др.), полагающие, что
номенклатура СССР достаточно рано сформировалась в особый эксплуататорский
класс 76.
Даже в последние годы жизни, уже находясь в Мексике, Троцкий, отмечая
"буржуазный характер бюрократии", ее буржуазный уровень жизни, продолжал
придерживаться мнения, что она представляет собой "новый паразитический
слой", связанный общими интересами со сталинской диктатурой (бюрократия, по
его мнению, поддерживала Сталина, потому что он надежно защищал ее
привилегированное положение), но не новый эксплуататорский класс.
В то же время понимание Троцким промежуточного, межклассового положения
номенклатуры, того факта, что она лишь стремится превратиться в
господствующий класс, но не является таковым, проистекало не из понимания
СССР как тоталитарной системы, где государство вместе с диктатором
(коллективным или единоличным) возвышается над обшеством, где в принципе не
может быть господствующего класса, а существует господствующая клика.
Восприятие номенклатуры, верное в принципе само по себе, носило у Троцкого
служебный характер, ибо признание наличия господствующего класса означало бы
признание завершения буржуазного перерождения.
Троцкий предпочитал писать о "двоевластии" в СССР. Заметим попутно, что
большевикам очень нравился термин "двоевластие", позволявший им войти хотя
бы в какой-то степени в пределы элементарной логики при характеристике
сложных, многогранных социальных процессов, сохраняя в то же время
свойсхематизм. Концепция
двоевластия" в СССР при Сталине нужна была Троцкому для обосноваемя
своего двойственного подхода к внутренним процессам в СССР и к его внешней
политике, проводимой диктатором. Существо концепции состояло в том, что в
СССР сохраняется, хотя и дегенерирующая, извращенная, но все же диктатура
пролетариата, основанная на коллективной собственности, что в правившей
партии сохранились "здоровые" элементы, что многие аспекты внутренней и
внешней политики руководства соответствлвали интересам трудящихся, что
сохранялась возможность поворота на "ленинский путь". В то же время
возникновение оторванного от масс бюрократического слоя, его приход к
власти, воплощенной в Сталине и его группе, ставил социалистическую
перспективу СССР под серьезную угрозу буржуазной контрреволюции. Признавая,
что "двоевластие" не может сохраняться долго, что оно неизбежно и в скором