Страница:
времени завершится то ли возврашением к ленинзму, то ли восстановлением
капитализма, Троцкий до конца жизни, как мы уже отмечали, так и не признал,
что в СССР произошел "буржуазный переворот", хотя и широко оперировал
понятием "тоталитаризм". В концу 30-х годов для характеристики политической
власти в СССР он придумал новый термин "бюрократический абсолютизм".
Марксистско-ленинский догматизм мешел Троцкому увидеть реальную
причинно- следственную связь. Он вновь и вновь повторял, что сталинский
бюрократизм, тоталитарный
режим являются пережитками отсталости России. Он не понимал и не мог
понять, что речь идет не об исключении, а о правиле: сталинский режим возник
в качестве формы тоталитаризма, причем зрелой, почти классической формы,
именно вследствии утопичности идеи освобождения рабочего класса в ее
марксистско-ленинском понимании. Как верно отмечал Макс Истмен, Троцкий и
его окружение видели сущность тоталитарного правления, "но обещали, что в
значительно более передовой стране и в том случае, если группа будет иметь
хороших лидеров и будет проводить подлинно пролетарскую политику, возникнет,
как кролик из шляпы, общество свободных и равных [людей]".
Для публикуемых документов, как и для других работ Троцкого, характерно
связанное со сказанным поразительное сочетание глубины и даже прозорливости
некоторых конкретных оценок со штампами и схематизмом в общих взглядах на
сущность процессов, происходивших в СССР. *
Пожалуй, наибольший морально-политический релятивизм или, грубее
говоря, беспринципность, вытекавщую из свойственного ему понимания сущности
СССР, Троцкий проявил в характеристике советской внешней политики.
Уже в 1929 г. такое отношение четко выявилось в оценке
советско-китайского
конфликта на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД). Ряд
оппозиционных коммунистических групп на Западе (германский Ленинбунд,
французские синдикалисты, группировавшиеся вокруг Пьера Монатта, и др.)
заняли позицию осуждения советской империалистической политики в этом
конфликте, исходя из элементарного силлогизма: Маньчжурия принадлежит Китаю,
Китай имеет право на самостоятельность, следовательно, стремление СССР
сохранить собственность на КВЖД есть проявление империалистического насилия.
Конечно, оперировать только этим силлогизмом, который, кстати, был остро
высмеян Троцким, было не совсем верно - можно было бы вспомнить историю,
поставить вопрос о компенсациях и т. д. Но очевидно было, что втягивание в
вооруженный конфликт с Китаем на китайской территории за имущество,
находившееся там, в корне противоречило советским декларациям по поводу
поддержки борьбы Китая за национальное самоопределение. Троцкий же в своих
статьях и письмах пустился во все тяжкие, доказывая, что передать дорогу
Китаю означало бы помешать китайской революции.
Но особенно рельефно противоречивость и необоснованность его позиции в
защите агрессивного внешнеполитичнского курса СССР, то есть сталинской
внешней политики, проявилась в 1939-1940 гг., когда он, с одной стороны,
резко критиковал пакт Гитлера- Сталина (который почему-то обычно без
каких-либо к тому оснований называют пактом Риббентропа-Молотова), называл
Сталина "интендантом Гитлера", а, с другой стороны,
полностью поддержал советское соучастие в нацистской агрессии - захват
восточной части Польши, стран Балтии, агрессию против Финляндии.
Особое негодование Троцкого вызывало то, что Сталин продолжал начатый
еще при Ленине (это, естественно, Троцкий игнорировал или отрицал) курс на
прямое подчинение своей воле зарубежных компартий и Коминтерна. Троцкий
показывал, как Сталин использовал эти партии в интересах своих политических
ходов на международной арене, добиваясь неукоснительного устранения тех
руководителей, которые ему чем-то не угодили, и замены их рабски покорными.
Троцкий писал о такого рода тасовании, как при игре в карты, руководителей
компартии США Рутенберга, Ловстона, Фостера. Об обращении с европейскими
партиями он высказывался еще в 1929 г.: "'Братскими партиями' Сталин
управляет, как старый турецкий паша управлял своей провинцией. Для Тельмана
и Семара даже окрика не нужно: достаточно движния пальцем". *
В публикуемых документах, как и в других работах Троцкого, содержится
обширная и в основе своей достоверная информация о внутреннем положении
СССР, состоянии его экономики, политических поворотах сталинского
руководства, все большей бюрократизации советского режима. Приблизительно до
конца 1932 г. эти сведения поступали главным
образом от открытых и тайных союзников, которым удавалось посылать
"пророку в изгнании" свои документы и письма. Наиболее глубокие из них
принадлежали перу Х.Г.Раковского, находившегося в ссылке в Барнауле. Личных
встреч, по-видимому, не было, если не считать визита Я.Г.Блюмкина, который
был почти тотчас же после возвращения расстрелян за этот "криминальный"
поступок. Параллельно с письмами, а после их прекращения фактически
единственными источниками информации оставались критически анализируемые
материалы советской и зарубежной печати, а также впечатления и материалы
иностранцев, возвращавшихся из СССР. Последние охотно снабжали Троцкого
самыми разнообразными сведениями, зная его отношение к сталинской власти и
весьма острое перо.
Оценивая коллективизацию сельского хозяйства, Троцкий пророчески
предрекал значительный подрыв и без того низкой его производительности, хотя
вновь и вновь он демонстрировал непонимание насильственных возможностей
террористической власти. Отсюда проистекало ошибочное пророчество о
неизбежности распада большинства колхозов. Впрочем, в некоторых документах
Троцкий ставил сталинскую "революцию сверху" под защиту, например, отстаивая
необходимочть "раскулачивания", хотя и в несколько более мягких формах.
Троцкий резко критикивал сверхинтерсивные темпы индустриализации,
бюрократические нелепости в планировании. Он подчеркивал, что
индустриализация проводится за счет рабочих, уровень жизни которых неуклонно
падает. Первый пятилетний план он с полным основанием характеризовал как
"экономический авантюризм". Вместе с тем он не видел коренных пороков и
противоречий советского планирования, неизбежности диспропорций и дефицитов,
вытекавших из имманентно присущей советскому режиму невозможности учесть
многомиллионные показатели в государственной экономике, вырванной из
естественной регулирующей стихии рынка. Троцкий писал своему недолгому
стороннику Виктору Сержу в июне 1936 г., выражая совершенно необоснованный
оптимизм и непонимание экономически реалий: "Планирование - это единственный
путь, который обеспечит независимость и будущее развитие страны... Ясно, что
только этот [советский] режим все еще способен на развитие производительных
сил".
Наибольшее негодование, наиболее острые критические стрелы,
убийственный сарказм вызывала общая сталинская концепция построения
социализма в одной стране в условиях капиталистического окружения,
сформулированная еще в 1924 г. и вскоре ставшая генеральной линией ВКП(б), о
чем уже мы упоминали. Эта концепция, действительно замыкавшая социализм в
рамки экономически отсталого СССР и противоречившая взглядам дооктябрьского
Ленина, в известном смысле была развитием ленинской политики, начиная с
Брестского мира с Германией 1918 г., но Троцкий в эмиграции решительно
отказывался это признать, утверждая, что она является коренным отходом от
ленинизма в целом. Главное, конечно, состояло в том, что "социализм в одной
стране" был прямо противоположен концепции "перманентной революции", которую
Троцкий отстаивал на протяжении десятилетий.
Троцкий доказывал, что сталинская теория носит националистический
характер. Он даже называл ее национал-социализмом, разумеется, не проводя
никакой параллели с нацистами в Германии, для автора созвучие скорее всего
было в основном случайным, хотя, рассматривая явления в ретроспекции, можно
было бы найти глубинные корни в этом внешнем совпадении понятий,
характеризовавших сходные и в то же время весьма отличавшиеся тоталитарные
режимы. В определенной мере в своей концепции "национал- социализма" Троцкий
следовал, хотя и с прямо противоположных позиций, анализу эмигрантов -
сторонников "сменовеховства" (Н.В.Устрялов и др.), которые утверждали, что в
СССР происхожит становление "национал-большевизма", революция 1917 г.
необратима и необходимо возвращение на родину и содействие ее развитию.
Троцкий убеждал читателей его статей и книг в пораженческом характере
концепции
"революции в одной стране", ибо она, по его мнению, откладывала
революцию в капиталистических и колониальных странах на десятилетия.
Социализм в СССР в условиях капиталистического окружения можно строить,
утверждал изгнанник, но построить его можно лишь в обществе свободы,
равенства, материального и духовного изобилия, то есть после
социалистической революции на Западе, которая, как он чрезмерно
оптимистически полагал, была намного ближе, нежели социалистическое общество
в СССР.
"Социализму в одной стране" Троцкий противопоставлял "перманентную
революцию", которая теперь мыслилась как длительный и взаимосвязанный
всемирный процесс политической и социальной борьбы, с самого начала
содержащей социалистический потенциал, хотя и проходящий через различные
этапы. Российская революция оправдана, полагал он, лишь постольку, поскольку
она станет катализатором революций в странах зрелого капитализма. Теория
"перманентной революции" была близка взглядам Ленина в 1917 г., после победы
Февральской революции в России, и отчасти после Октябрьского переворота, но
в основном лишь до Брестского мира и уж во всяком случае до введения новой
экономической политики в 1921 г.
Только политическими соображениями можно, видимо, объяснить, почему в
голове этого образованного и сравнительно трезвого мыслителя совмещались
положения о коллективной собственности, строительстве социализма в СССР с
концепцией тоталитаризма
в этой же стране. Почти невозможно представить себе, что это были плоды
слепого догматизма, умозрительные писания, не прошедшие через мыслительный
процесс, отторгаемый им. Значительно логичнее полагать, что выраженные им
допущения носили служебный, инструментальный характер.
Комплексный анализ современного состояния СССР Троцкий дал в книге "Что
такое Советский Союз и куда он идет?", изданной на русском языке в Париже в
1936 г., а в следующем году появившйся на английском, французском и
испанском языках. Советский режим здесь рассматривался как "рабочее
государство", не являющееся социалистичнским и управляемое "кастой, чуждой
социализму". "Теримидор" в СССР оценивался как уже свершившийся факт, а
сталинская диктатура как новый тип бонапартизма, управляющий тоталитарными
методами. Только новая пролетарская революция может восстановить развитие
СССР по социалистическому пути, делал вывод автор. Весьма своеобразным и
неожиданным положением работы было утверждение о необходимости введения в
СССР многопартийности.
*
В анализе международной обстановки и ситуации в отдельных странах,
военных
конфликтов 30-х годов у Троцкого также было немало точных и тонких
наблюдений. В ряде случаев ему были присущи оригинальные, подчас глубокие
оценки явлений мировой экономической ситуации, в частности связанных с
развитием конъюнктурного цикла под влиянием "великой депрессии" 1929-1933
гг.
Он прозорливо обнаруживал рост влияния США, новые тенденции в англо-
американском соперничестве в пользу великой заокеанской державы. Элементы
трезвого учета реальных факторов можно встретить при рассмотрении ситуации в
Индии, аграрного вопроса в Венгрии и многих других сюжетов.
Но особенно привлекают внимание рассуждения Троцкого в связи с
ситуацией в Германии в начале 30-х годов, а затем приходом к власти нацистов
и установлением их террористической диктатуры.
Уже с первых месяцев пребывания в эмиграции Троцкий бил тревогу в
отношении опасной демагогии, роста политического и организационного влияния
Национал- социалистической рабочей партии Германии. В это время в документах
Коминтерна, заявлениях советских лидеров и покорно повторявших их "мудрые
указания" германских коммунистичнских вожаков во главе с недалеким и
сервильным Эрнстом Тельманом нацистская опасность даже не недооценивалась,
а фактически сводилась на нет, в качестве главного врага называлась
социал-демократия, и прежде всего ее левое крыло. Затем, когда избирательные
успехи нацистов стали очевидными и их рывок к власти общепризнанным,
коммунистичнские "стратеги" стали тешить себя иллюзией, что приход Гитлера к
власти окажется прологом социалистической революции в Германии. В противовес
этому казенному оптимизму Троцкий во многих письмах и статьях предупреждал,
что опасность нацизма в Германии налицо, что приход Гитлера к власти
означает резкий откат назад в развитии не только Германии, но и всей Европы,
что власть национал-социалистов чревата опасностью новой мировой войны. В
1931 г. Троцкий дал определение фашизма как "особой специфической диктатуры
финансового капитала, которая вовсе не тождественна с империалистической
диктатурой как таковой". Через два года такой подход лег в основу новой
советско-коминтерновской дефиниции фашизма, хотя, разумеется, ее творцы
отнюдь не ссылались на источник, по существу дела пойдя на примитивный
плагиат.
Тревожные оценки стали особенено определенными после того, как в январе
1933 г. Гитлер стал во главе правительства и нацисты начали установление
своей тоталитарной диктатуры.
В отличие от многих наблюдателей того времени и мнений части историков
впоследствии Троцкий твердо оценил образование правительства Гитлера
(он называл его вначале правительством Гитлера-Гугенберга) лишь в качестве
начала установления нацистской диктатуры. Точно и образно он писал в феврале
1933 г.: "Государственный переворот [в Германии] проводится в рассрочку".
Буквально пророчески Троцкий оценивал перспективы агрессии Гитлера.
Хотя в его высказываниях еще некоторое время продолжали звучать надежды на
германскую революцию, он довольно точно прогнозировал не только объекты, но
и время агрессии Германии, а также Японии. В 1935 г. он писал: "Сталинизм и
фашизм, несмотря на огромные отличия в их социальной базе, - это
симметрические явления. Многими своими чертами они демонстрируют
убийственное сходство".
Неизменно подчеркивая противоположность социальной базы обоих режимов -
монополистический капитал в первом случае и рабочий класс во втором, Троцкий
через два года уже не исключает возможности союза Гитлера со Сталиным. После
же подписания осенью 1938 г. Мюнхенского соглашения западных держав с
Германией о передаче последней Судетской области Чехословакии предположение
о предстоявшей сделке двух тоталитарных диктаторов становится оформленным и
высказывается мнение, что результатом этого будет новая мировая война и
физическое уничтожение восточноевропейских евреев. Именно как предложение
начать дипломатический торг Троцкий оценил некоторые пассажи из доклада
Сталина на XVIII съезде ВКП(б) (март 1939 г.), и эта оценка в основном
совпадала с позицией ряда наиболее дальновидных западных наблюдателей. Когда
же предположения стали реальностью, и Сталин превратился в помощника Гитлера
в разделе Восточной Европы, Троцкий стал высказывать мнение о неизбежности
разрыва между ними и советско-германской войны.
Документы Троцкого, включая публикуемые в данном издании, убедительно
свидетельствуют, что он был одним из очень немногих аналитиков, которые уже
в первой половине 30-х годов отчетливо представляли себе, что нацизм - это
страшная угроза для европейской цивилизации.
Подобно советским пропагандистам, а также многим западным политологам,
Троцкий называл национал-социалистическую власть в Германии фашистской
диктатурой, хотя и толковалфашизм не столь расширительно, как
большевистско-коминтерновские авторы, заложившие основы восприятия этого
термина не как историко-социологической категории, а как грубого
политического ругательства.
Троцкий отвергал и высмеивал оценку социал-демократии как социал-
фашизма. Задолго до того, как Коминтерн воспринял тактику народного
фронта, он считал возможным сотрудничество руководимых им партий, групп и
движений с социал-демократами. Впрочем, в его отношении к реформистской
социал-демократии прослеживается крайняя
непоследовательность. После всевозможных разоблачений реформизма в
первой половине 30-х годов он вдруг в 1935 г. совершил удивительный
тактический пирует - одобрил вступление своих французских сторонников в
Социалистическую партию ("французский поворот"), назвал его смелым
организационным шагом. Правда, долго сторонники Троцкого в Социалистичнской
партии не удержались.
Анализ международной обстановки и ситуации в отдельных странах
неизменно процеживался сквозь фильтр перспективы "мировой революции",
которая являлась политическим воплощением теоретико-стратегической концепции
"перманентной революции", о которой уже говорилось. Гипотетически Троцкий
позволял себе предположить, что, если мир еще десятилетие просуществует без
революционных потрясений, то он станет свидетелем непрерывного роста
владычества США. Но такое предположение выдвигалось лишь для того, чтобы
объяснить его нереальность, несбыточность, фиктивность. С помощью цепи не
доказанных и не доказуемых рассуждений Троцкий убеждал в неизбежности
революционных потрясений в капиталистическом мире в самом скором времени. В
качестве основной программной международной установки он выдвигал лозунг
"Соединенных Штатов Европы". Что же касается США, то перспективу
революционных потрясений в этой стране он прогнозировал осторожнее, хотя не
исключал и ее.
Приход нацистов к власти в Германии был рубежом в тактических подходах
Троцкого к
задачам и организации международного движения его сторонников.
В публикуемой документации и многих других, изданных работах
Л.Д.Троцкий уделял большие внимание ситуации во Франции и в Испании в 30-е
годы, проблемам, связанным с образованием в этих странах народных фронтов с
участием социалистов, коммунистов и других левых партий, образованием
правительств народного фронта, испанской гражданской войной 1936-1939 гг.
Решительно осуждая компартии за их правительственные комбинации,
предпринятые по команде Сталина, он полагал, что выживание как французской,
так и испанской демократий возможно только на путях "перманентной
революции", то есть непосредственного перехода к социалистическим
преобразованиям. Пророчества Троцкого в этом смысле звучали весьма
оптимистично. Он полагал, что забастовочная волна во Франции летом 1936 г.
является началом социалистической революции ("Французская революция
началась", - писал он в июне 1936 г.), что к такому же результату могут
привести уличные столкновения в испанском городе Барселоне через год,
которые на самом деле были чреваты существенным подрывом сил испанских
республикацев.
Более того, выражалась надежда, почти уверенность, что испанская
гражданская война окажется стимулом к революционному подъему в международном
масштабе, подобно революции 917 г. в России. "Советы повсюду" - таков был
лозунг Троцкого и его сторонников во время
войны в Испании. Троцкий даже собирался тайно переправиться в Испанию,
чтобы лично возглавить революционные силы, но этот план в результате более
трезвых размышлений был оставлен.
Иначе говоря, конкретные события текущей европейской, и не только
европейской, истории, с их специфическими причинно-следственными связями
Троцкий неизменно рассматривал через увеличительное стекло своей концепции
"перманентной революции", которая объективно должна была вырваться за
пределы как отдельной страны, так и узких рамок демократии. Крах этих надежд
Троцкий связывал исключительно с "субъективным фактором" - отсутствием во
Франции и Испании, а также в других странах массовых еволюционных партий.
Немало гневных обличительных слов было произнесено по адресу испанских и
французскиз коммунистичнских лидеров.
В любом случае, каждый раз розовые прогнозы, вообще весьма часто
свойственные нашему герою, терпели полное крушение. * Первоначально не
только применительно к СССР, но и в международном масштабе группы и течения,
враждебные официальному большевистскому и коминтерновскому курсу,
рассматривались как своего рода "внутренняя" оппозиция, хотя и оказавшаяся
вне компартий,
ибо эти группы были вышиблены из партий, руководимых Москвой.
Троцкий сохранял курс объединенной оппозиции 1926-1927 гг.,
предусматривавший лишь острую критику политики Сталина и его сторонников в
ВКП(б) и Коминтерне, которых именовал "центристами", а также "правых"
(Н.И.Бухарина и его последователей в СССР и за его рубежами). Впрочем, от
"правых" уже к концу 1929 г. почти ничего не осталось, ибо Бухарин и близкие
к нему А.И.Рыков и М.П.Томский покаялись, будучи снятыми с ответственных
постов (Рыков еще год оставался главой правительства, но реальной власти уже
не имел и его устранение было предрешенным),а их последователи в зарубежных
компартиях либо последовали примеру старших советских товарищей, либо были
исключены. Троцкий добивался изменения политического курса ВКП(б) и
Коминтерна путем фактического принятия его платформы. Естественно, это могло
произойти только путем отстранения Сталина от руководства, что в концу 20-х
- начале 30-х годов было уже почти невозможно.
Применительно к организациям своих сторонников вождь оппозиции проявлял
четко прослеживаемую по документам двойственность - он отказывался считать
их объединения параллельными компартиями и называл эти объединения
оппозиционными группами, течениями, лигами и т. п., но в то же время
добивался их внутренней структуризации, строгой
дисциплины в них, единой идеологии, то есть фактически они
рассматривались если не как партии, то, по крайней мере, в качестве зачатков
партий. Было образовано и международное объединение этих групп во главе с
подававшими мало признаков жизни Международным бюро и Международным
секретариатом, находившимися в Париже.
Планы были весьма обширными. Предполагалось, например, уже в 1929 г.
создать крупный международный журнал под условным наименованием "Оппозиция",
который сцементировал бы гетерогенные группы в разных странах вокруг единой
политической идеологии. Но создать такой журнал так и не удалось.
Международный секретариат оказался в состоянии лишь изредка, без какой-либо
периодичности, выпускать свой бюллетень.
С самого начала, как это обычно бывает с мелкими отколовшимися
политическими единицами, в оппозиционных группах и между ними происходили
острые столкновенимя по вопросам догматики, организации, личного престижа.
Последний мотив был немаловажным, ибо вокруг оппозиционных коммунистичнских
групп терлось немало авантюристов, мошенников и тайных агентов советских
спецслужб, о чем мы уже упоминали в другой связи. Соперничавшие политики и
политиканы стремились привлечь Троцкого в качестве своего защитника и
арбитра, и он обычно охотно, хотя и весьма неосторожно ввязывался во
всевозможные конфликты и дрязги, хотя подчас и старался соблюсти
позицию отца- примирителя. Эта поза, однако, ему редко удавалась, хотя
окружавшие и смотрели на него
снизу вверх, а он сам всячечски поощрял такую иерархию, сочетая ее с
внешним демократизмом. Последний, впрочем, призван был вновь и вновь
продемонстрировать величие его носителя.
*
В течение всех лет своей политической деятельности Троцкий держался
особняком и свысока с окружающими. У него почти не было личных друзей.
Только двоих из товарищей по партии - Христиана Раковского и Адольфа Иоффе -
он именовал этим именем (Иоффе покончил самоубийством в 1927 г., а Раковский
с 1928 г. находился в ссылке). Будучи убежденным в своей постоянной
теоретической и политической правоте, обладая острым аналитическим умом и
жалящим пером, Троцкий в ту пору, когда он был в числе вождей, никогда не
снисходил до мещанского, как он полагал, уровня других партийных боссов.
На заседаниях Политбюро, когда обсуждались вопросы, не представлявшие
для него интереса, он демонстративно читал французские романы на языке
оригинала, что вызывало естественную озлобленность всех этим сталиных и
молотовых, калининых и орджоникидзе. В книге воспоминаний, впервые иданной в
1930 г. в Берлине, Троцкий писал о времени своего пребывания в высшем
партийной эшелоне: "Если я не участвовал в тех развлечениях, которые все
больше входили в нрав нового правящего слоя, то не из моральных принципов, а
из
нежелания подвергать себя испытаниям худших видов скуки. Хождение друг
к другу в гости, прилежное посещение балета, коллективные выпивки,
капитализма, Троцкий до конца жизни, как мы уже отмечали, так и не признал,
что в СССР произошел "буржуазный переворот", хотя и широко оперировал
понятием "тоталитаризм". В концу 30-х годов для характеристики политической
власти в СССР он придумал новый термин "бюрократический абсолютизм".
Марксистско-ленинский догматизм мешел Троцкому увидеть реальную
причинно- следственную связь. Он вновь и вновь повторял, что сталинский
бюрократизм, тоталитарный
режим являются пережитками отсталости России. Он не понимал и не мог
понять, что речь идет не об исключении, а о правиле: сталинский режим возник
в качестве формы тоталитаризма, причем зрелой, почти классической формы,
именно вследствии утопичности идеи освобождения рабочего класса в ее
марксистско-ленинском понимании. Как верно отмечал Макс Истмен, Троцкий и
его окружение видели сущность тоталитарного правления, "но обещали, что в
значительно более передовой стране и в том случае, если группа будет иметь
хороших лидеров и будет проводить подлинно пролетарскую политику, возникнет,
как кролик из шляпы, общество свободных и равных [людей]".
Для публикуемых документов, как и для других работ Троцкого, характерно
связанное со сказанным поразительное сочетание глубины и даже прозорливости
некоторых конкретных оценок со штампами и схематизмом в общих взглядах на
сущность процессов, происходивших в СССР. *
Пожалуй, наибольший морально-политический релятивизм или, грубее
говоря, беспринципность, вытекавщую из свойственного ему понимания сущности
СССР, Троцкий проявил в характеристике советской внешней политики.
Уже в 1929 г. такое отношение четко выявилось в оценке
советско-китайского
конфликта на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД). Ряд
оппозиционных коммунистических групп на Западе (германский Ленинбунд,
французские синдикалисты, группировавшиеся вокруг Пьера Монатта, и др.)
заняли позицию осуждения советской империалистической политики в этом
конфликте, исходя из элементарного силлогизма: Маньчжурия принадлежит Китаю,
Китай имеет право на самостоятельность, следовательно, стремление СССР
сохранить собственность на КВЖД есть проявление империалистического насилия.
Конечно, оперировать только этим силлогизмом, который, кстати, был остро
высмеян Троцким, было не совсем верно - можно было бы вспомнить историю,
поставить вопрос о компенсациях и т. д. Но очевидно было, что втягивание в
вооруженный конфликт с Китаем на китайской территории за имущество,
находившееся там, в корне противоречило советским декларациям по поводу
поддержки борьбы Китая за национальное самоопределение. Троцкий же в своих
статьях и письмах пустился во все тяжкие, доказывая, что передать дорогу
Китаю означало бы помешать китайской революции.
Но особенно рельефно противоречивость и необоснованность его позиции в
защите агрессивного внешнеполитичнского курса СССР, то есть сталинской
внешней политики, проявилась в 1939-1940 гг., когда он, с одной стороны,
резко критиковал пакт Гитлера- Сталина (который почему-то обычно без
каких-либо к тому оснований называют пактом Риббентропа-Молотова), называл
Сталина "интендантом Гитлера", а, с другой стороны,
полностью поддержал советское соучастие в нацистской агрессии - захват
восточной части Польши, стран Балтии, агрессию против Финляндии.
Особое негодование Троцкого вызывало то, что Сталин продолжал начатый
еще при Ленине (это, естественно, Троцкий игнорировал или отрицал) курс на
прямое подчинение своей воле зарубежных компартий и Коминтерна. Троцкий
показывал, как Сталин использовал эти партии в интересах своих политических
ходов на международной арене, добиваясь неукоснительного устранения тех
руководителей, которые ему чем-то не угодили, и замены их рабски покорными.
Троцкий писал о такого рода тасовании, как при игре в карты, руководителей
компартии США Рутенберга, Ловстона, Фостера. Об обращении с европейскими
партиями он высказывался еще в 1929 г.: "'Братскими партиями' Сталин
управляет, как старый турецкий паша управлял своей провинцией. Для Тельмана
и Семара даже окрика не нужно: достаточно движния пальцем". *
В публикуемых документах, как и в других работах Троцкого, содержится
обширная и в основе своей достоверная информация о внутреннем положении
СССР, состоянии его экономики, политических поворотах сталинского
руководства, все большей бюрократизации советского режима. Приблизительно до
конца 1932 г. эти сведения поступали главным
образом от открытых и тайных союзников, которым удавалось посылать
"пророку в изгнании" свои документы и письма. Наиболее глубокие из них
принадлежали перу Х.Г.Раковского, находившегося в ссылке в Барнауле. Личных
встреч, по-видимому, не было, если не считать визита Я.Г.Блюмкина, который
был почти тотчас же после возвращения расстрелян за этот "криминальный"
поступок. Параллельно с письмами, а после их прекращения фактически
единственными источниками информации оставались критически анализируемые
материалы советской и зарубежной печати, а также впечатления и материалы
иностранцев, возвращавшихся из СССР. Последние охотно снабжали Троцкого
самыми разнообразными сведениями, зная его отношение к сталинской власти и
весьма острое перо.
Оценивая коллективизацию сельского хозяйства, Троцкий пророчески
предрекал значительный подрыв и без того низкой его производительности, хотя
вновь и вновь он демонстрировал непонимание насильственных возможностей
террористической власти. Отсюда проистекало ошибочное пророчество о
неизбежности распада большинства колхозов. Впрочем, в некоторых документах
Троцкий ставил сталинскую "революцию сверху" под защиту, например, отстаивая
необходимочть "раскулачивания", хотя и в несколько более мягких формах.
Троцкий резко критикивал сверхинтерсивные темпы индустриализации,
бюрократические нелепости в планировании. Он подчеркивал, что
индустриализация проводится за счет рабочих, уровень жизни которых неуклонно
падает. Первый пятилетний план он с полным основанием характеризовал как
"экономический авантюризм". Вместе с тем он не видел коренных пороков и
противоречий советского планирования, неизбежности диспропорций и дефицитов,
вытекавших из имманентно присущей советскому режиму невозможности учесть
многомиллионные показатели в государственной экономике, вырванной из
естественной регулирующей стихии рынка. Троцкий писал своему недолгому
стороннику Виктору Сержу в июне 1936 г., выражая совершенно необоснованный
оптимизм и непонимание экономически реалий: "Планирование - это единственный
путь, который обеспечит независимость и будущее развитие страны... Ясно, что
только этот [советский] режим все еще способен на развитие производительных
сил".
Наибольшее негодование, наиболее острые критические стрелы,
убийственный сарказм вызывала общая сталинская концепция построения
социализма в одной стране в условиях капиталистического окружения,
сформулированная еще в 1924 г. и вскоре ставшая генеральной линией ВКП(б), о
чем уже мы упоминали. Эта концепция, действительно замыкавшая социализм в
рамки экономически отсталого СССР и противоречившая взглядам дооктябрьского
Ленина, в известном смысле была развитием ленинской политики, начиная с
Брестского мира с Германией 1918 г., но Троцкий в эмиграции решительно
отказывался это признать, утверждая, что она является коренным отходом от
ленинизма в целом. Главное, конечно, состояло в том, что "социализм в одной
стране" был прямо противоположен концепции "перманентной революции", которую
Троцкий отстаивал на протяжении десятилетий.
Троцкий доказывал, что сталинская теория носит националистический
характер. Он даже называл ее национал-социализмом, разумеется, не проводя
никакой параллели с нацистами в Германии, для автора созвучие скорее всего
было в основном случайным, хотя, рассматривая явления в ретроспекции, можно
было бы найти глубинные корни в этом внешнем совпадении понятий,
характеризовавших сходные и в то же время весьма отличавшиеся тоталитарные
режимы. В определенной мере в своей концепции "национал- социализма" Троцкий
следовал, хотя и с прямо противоположных позиций, анализу эмигрантов -
сторонников "сменовеховства" (Н.В.Устрялов и др.), которые утверждали, что в
СССР происхожит становление "национал-большевизма", революция 1917 г.
необратима и необходимо возвращение на родину и содействие ее развитию.
Троцкий убеждал читателей его статей и книг в пораженческом характере
концепции
"революции в одной стране", ибо она, по его мнению, откладывала
революцию в капиталистических и колониальных странах на десятилетия.
Социализм в СССР в условиях капиталистического окружения можно строить,
утверждал изгнанник, но построить его можно лишь в обществе свободы,
равенства, материального и духовного изобилия, то есть после
социалистической революции на Западе, которая, как он чрезмерно
оптимистически полагал, была намного ближе, нежели социалистическое общество
в СССР.
"Социализму в одной стране" Троцкий противопоставлял "перманентную
революцию", которая теперь мыслилась как длительный и взаимосвязанный
всемирный процесс политической и социальной борьбы, с самого начала
содержащей социалистический потенциал, хотя и проходящий через различные
этапы. Российская революция оправдана, полагал он, лишь постольку, поскольку
она станет катализатором революций в странах зрелого капитализма. Теория
"перманентной революции" была близка взглядам Ленина в 1917 г., после победы
Февральской революции в России, и отчасти после Октябрьского переворота, но
в основном лишь до Брестского мира и уж во всяком случае до введения новой
экономической политики в 1921 г.
Только политическими соображениями можно, видимо, объяснить, почему в
голове этого образованного и сравнительно трезвого мыслителя совмещались
положения о коллективной собственности, строительстве социализма в СССР с
концепцией тоталитаризма
в этой же стране. Почти невозможно представить себе, что это были плоды
слепого догматизма, умозрительные писания, не прошедшие через мыслительный
процесс, отторгаемый им. Значительно логичнее полагать, что выраженные им
допущения носили служебный, инструментальный характер.
Комплексный анализ современного состояния СССР Троцкий дал в книге "Что
такое Советский Союз и куда он идет?", изданной на русском языке в Париже в
1936 г., а в следующем году появившйся на английском, французском и
испанском языках. Советский режим здесь рассматривался как "рабочее
государство", не являющееся социалистичнским и управляемое "кастой, чуждой
социализму". "Теримидор" в СССР оценивался как уже свершившийся факт, а
сталинская диктатура как новый тип бонапартизма, управляющий тоталитарными
методами. Только новая пролетарская революция может восстановить развитие
СССР по социалистическому пути, делал вывод автор. Весьма своеобразным и
неожиданным положением работы было утверждение о необходимости введения в
СССР многопартийности.
*
В анализе международной обстановки и ситуации в отдельных странах,
военных
конфликтов 30-х годов у Троцкого также было немало точных и тонких
наблюдений. В ряде случаев ему были присущи оригинальные, подчас глубокие
оценки явлений мировой экономической ситуации, в частности связанных с
развитием конъюнктурного цикла под влиянием "великой депрессии" 1929-1933
гг.
Он прозорливо обнаруживал рост влияния США, новые тенденции в англо-
американском соперничестве в пользу великой заокеанской державы. Элементы
трезвого учета реальных факторов можно встретить при рассмотрении ситуации в
Индии, аграрного вопроса в Венгрии и многих других сюжетов.
Но особенно привлекают внимание рассуждения Троцкого в связи с
ситуацией в Германии в начале 30-х годов, а затем приходом к власти нацистов
и установлением их террористической диктатуры.
Уже с первых месяцев пребывания в эмиграции Троцкий бил тревогу в
отношении опасной демагогии, роста политического и организационного влияния
Национал- социалистической рабочей партии Германии. В это время в документах
Коминтерна, заявлениях советских лидеров и покорно повторявших их "мудрые
указания" германских коммунистичнских вожаков во главе с недалеким и
сервильным Эрнстом Тельманом нацистская опасность даже не недооценивалась,
а фактически сводилась на нет, в качестве главного врага называлась
социал-демократия, и прежде всего ее левое крыло. Затем, когда избирательные
успехи нацистов стали очевидными и их рывок к власти общепризнанным,
коммунистичнские "стратеги" стали тешить себя иллюзией, что приход Гитлера к
власти окажется прологом социалистической революции в Германии. В противовес
этому казенному оптимизму Троцкий во многих письмах и статьях предупреждал,
что опасность нацизма в Германии налицо, что приход Гитлера к власти
означает резкий откат назад в развитии не только Германии, но и всей Европы,
что власть национал-социалистов чревата опасностью новой мировой войны. В
1931 г. Троцкий дал определение фашизма как "особой специфической диктатуры
финансового капитала, которая вовсе не тождественна с империалистической
диктатурой как таковой". Через два года такой подход лег в основу новой
советско-коминтерновской дефиниции фашизма, хотя, разумеется, ее творцы
отнюдь не ссылались на источник, по существу дела пойдя на примитивный
плагиат.
Тревожные оценки стали особенено определенными после того, как в январе
1933 г. Гитлер стал во главе правительства и нацисты начали установление
своей тоталитарной диктатуры.
В отличие от многих наблюдателей того времени и мнений части историков
впоследствии Троцкий твердо оценил образование правительства Гитлера
(он называл его вначале правительством Гитлера-Гугенберга) лишь в качестве
начала установления нацистской диктатуры. Точно и образно он писал в феврале
1933 г.: "Государственный переворот [в Германии] проводится в рассрочку".
Буквально пророчески Троцкий оценивал перспективы агрессии Гитлера.
Хотя в его высказываниях еще некоторое время продолжали звучать надежды на
германскую революцию, он довольно точно прогнозировал не только объекты, но
и время агрессии Германии, а также Японии. В 1935 г. он писал: "Сталинизм и
фашизм, несмотря на огромные отличия в их социальной базе, - это
симметрические явления. Многими своими чертами они демонстрируют
убийственное сходство".
Неизменно подчеркивая противоположность социальной базы обоих режимов -
монополистический капитал в первом случае и рабочий класс во втором, Троцкий
через два года уже не исключает возможности союза Гитлера со Сталиным. После
же подписания осенью 1938 г. Мюнхенского соглашения западных держав с
Германией о передаче последней Судетской области Чехословакии предположение
о предстоявшей сделке двух тоталитарных диктаторов становится оформленным и
высказывается мнение, что результатом этого будет новая мировая война и
физическое уничтожение восточноевропейских евреев. Именно как предложение
начать дипломатический торг Троцкий оценил некоторые пассажи из доклада
Сталина на XVIII съезде ВКП(б) (март 1939 г.), и эта оценка в основном
совпадала с позицией ряда наиболее дальновидных западных наблюдателей. Когда
же предположения стали реальностью, и Сталин превратился в помощника Гитлера
в разделе Восточной Европы, Троцкий стал высказывать мнение о неизбежности
разрыва между ними и советско-германской войны.
Документы Троцкого, включая публикуемые в данном издании, убедительно
свидетельствуют, что он был одним из очень немногих аналитиков, которые уже
в первой половине 30-х годов отчетливо представляли себе, что нацизм - это
страшная угроза для европейской цивилизации.
Подобно советским пропагандистам, а также многим западным политологам,
Троцкий называл национал-социалистическую власть в Германии фашистской
диктатурой, хотя и толковалфашизм не столь расширительно, как
большевистско-коминтерновские авторы, заложившие основы восприятия этого
термина не как историко-социологической категории, а как грубого
политического ругательства.
Троцкий отвергал и высмеивал оценку социал-демократии как социал-
фашизма. Задолго до того, как Коминтерн воспринял тактику народного
фронта, он считал возможным сотрудничество руководимых им партий, групп и
движений с социал-демократами. Впрочем, в его отношении к реформистской
социал-демократии прослеживается крайняя
непоследовательность. После всевозможных разоблачений реформизма в
первой половине 30-х годов он вдруг в 1935 г. совершил удивительный
тактический пирует - одобрил вступление своих французских сторонников в
Социалистическую партию ("французский поворот"), назвал его смелым
организационным шагом. Правда, долго сторонники Троцкого в Социалистичнской
партии не удержались.
Анализ международной обстановки и ситуации в отдельных странах
неизменно процеживался сквозь фильтр перспективы "мировой революции",
которая являлась политическим воплощением теоретико-стратегической концепции
"перманентной революции", о которой уже говорилось. Гипотетически Троцкий
позволял себе предположить, что, если мир еще десятилетие просуществует без
революционных потрясений, то он станет свидетелем непрерывного роста
владычества США. Но такое предположение выдвигалось лишь для того, чтобы
объяснить его нереальность, несбыточность, фиктивность. С помощью цепи не
доказанных и не доказуемых рассуждений Троцкий убеждал в неизбежности
революционных потрясений в капиталистическом мире в самом скором времени. В
качестве основной программной международной установки он выдвигал лозунг
"Соединенных Штатов Европы". Что же касается США, то перспективу
революционных потрясений в этой стране он прогнозировал осторожнее, хотя не
исключал и ее.
Приход нацистов к власти в Германии был рубежом в тактических подходах
Троцкого к
задачам и организации международного движения его сторонников.
В публикуемой документации и многих других, изданных работах
Л.Д.Троцкий уделял большие внимание ситуации во Франции и в Испании в 30-е
годы, проблемам, связанным с образованием в этих странах народных фронтов с
участием социалистов, коммунистов и других левых партий, образованием
правительств народного фронта, испанской гражданской войной 1936-1939 гг.
Решительно осуждая компартии за их правительственные комбинации,
предпринятые по команде Сталина, он полагал, что выживание как французской,
так и испанской демократий возможно только на путях "перманентной
революции", то есть непосредственного перехода к социалистическим
преобразованиям. Пророчества Троцкого в этом смысле звучали весьма
оптимистично. Он полагал, что забастовочная волна во Франции летом 1936 г.
является началом социалистической революции ("Французская революция
началась", - писал он в июне 1936 г.), что к такому же результату могут
привести уличные столкновения в испанском городе Барселоне через год,
которые на самом деле были чреваты существенным подрывом сил испанских
республикацев.
Более того, выражалась надежда, почти уверенность, что испанская
гражданская война окажется стимулом к революционному подъему в международном
масштабе, подобно революции 917 г. в России. "Советы повсюду" - таков был
лозунг Троцкого и его сторонников во время
войны в Испании. Троцкий даже собирался тайно переправиться в Испанию,
чтобы лично возглавить революционные силы, но этот план в результате более
трезвых размышлений был оставлен.
Иначе говоря, конкретные события текущей европейской, и не только
европейской, истории, с их специфическими причинно-следственными связями
Троцкий неизменно рассматривал через увеличительное стекло своей концепции
"перманентной революции", которая объективно должна была вырваться за
пределы как отдельной страны, так и узких рамок демократии. Крах этих надежд
Троцкий связывал исключительно с "субъективным фактором" - отсутствием во
Франции и Испании, а также в других странах массовых еволюционных партий.
Немало гневных обличительных слов было произнесено по адресу испанских и
французскиз коммунистичнских лидеров.
В любом случае, каждый раз розовые прогнозы, вообще весьма часто
свойственные нашему герою, терпели полное крушение. * Первоначально не
только применительно к СССР, но и в международном масштабе группы и течения,
враждебные официальному большевистскому и коминтерновскому курсу,
рассматривались как своего рода "внутренняя" оппозиция, хотя и оказавшаяся
вне компартий,
ибо эти группы были вышиблены из партий, руководимых Москвой.
Троцкий сохранял курс объединенной оппозиции 1926-1927 гг.,
предусматривавший лишь острую критику политики Сталина и его сторонников в
ВКП(б) и Коминтерне, которых именовал "центристами", а также "правых"
(Н.И.Бухарина и его последователей в СССР и за его рубежами). Впрочем, от
"правых" уже к концу 1929 г. почти ничего не осталось, ибо Бухарин и близкие
к нему А.И.Рыков и М.П.Томский покаялись, будучи снятыми с ответственных
постов (Рыков еще год оставался главой правительства, но реальной власти уже
не имел и его устранение было предрешенным),а их последователи в зарубежных
компартиях либо последовали примеру старших советских товарищей, либо были
исключены. Троцкий добивался изменения политического курса ВКП(б) и
Коминтерна путем фактического принятия его платформы. Естественно, это могло
произойти только путем отстранения Сталина от руководства, что в концу 20-х
- начале 30-х годов было уже почти невозможно.
Применительно к организациям своих сторонников вождь оппозиции проявлял
четко прослеживаемую по документам двойственность - он отказывался считать
их объединения параллельными компартиями и называл эти объединения
оппозиционными группами, течениями, лигами и т. п., но в то же время
добивался их внутренней структуризации, строгой
дисциплины в них, единой идеологии, то есть фактически они
рассматривались если не как партии, то, по крайней мере, в качестве зачатков
партий. Было образовано и международное объединение этих групп во главе с
подававшими мало признаков жизни Международным бюро и Международным
секретариатом, находившимися в Париже.
Планы были весьма обширными. Предполагалось, например, уже в 1929 г.
создать крупный международный журнал под условным наименованием "Оппозиция",
который сцементировал бы гетерогенные группы в разных странах вокруг единой
политической идеологии. Но создать такой журнал так и не удалось.
Международный секретариат оказался в состоянии лишь изредка, без какой-либо
периодичности, выпускать свой бюллетень.
С самого начала, как это обычно бывает с мелкими отколовшимися
политическими единицами, в оппозиционных группах и между ними происходили
острые столкновенимя по вопросам догматики, организации, личного престижа.
Последний мотив был немаловажным, ибо вокруг оппозиционных коммунистичнских
групп терлось немало авантюристов, мошенников и тайных агентов советских
спецслужб, о чем мы уже упоминали в другой связи. Соперничавшие политики и
политиканы стремились привлечь Троцкого в качестве своего защитника и
арбитра, и он обычно охотно, хотя и весьма неосторожно ввязывался во
всевозможные конфликты и дрязги, хотя подчас и старался соблюсти
позицию отца- примирителя. Эта поза, однако, ему редко удавалась, хотя
окружавшие и смотрели на него
снизу вверх, а он сам всячечски поощрял такую иерархию, сочетая ее с
внешним демократизмом. Последний, впрочем, призван был вновь и вновь
продемонстрировать величие его носителя.
*
В течение всех лет своей политической деятельности Троцкий держался
особняком и свысока с окружающими. У него почти не было личных друзей.
Только двоих из товарищей по партии - Христиана Раковского и Адольфа Иоффе -
он именовал этим именем (Иоффе покончил самоубийством в 1927 г., а Раковский
с 1928 г. находился в ссылке). Будучи убежденным в своей постоянной
теоретической и политической правоте, обладая острым аналитическим умом и
жалящим пером, Троцкий в ту пору, когда он был в числе вождей, никогда не
снисходил до мещанского, как он полагал, уровня других партийных боссов.
На заседаниях Политбюро, когда обсуждались вопросы, не представлявшие
для него интереса, он демонстративно читал французские романы на языке
оригинала, что вызывало естественную озлобленность всех этим сталиных и
молотовых, калининых и орджоникидзе. В книге воспоминаний, впервые иданной в
1930 г. в Берлине, Троцкий писал о времени своего пребывания в высшем
партийной эшелоне: "Если я не участвовал в тех развлечениях, которые все
больше входили в нрав нового правящего слоя, то не из моральных принципов, а
из
нежелания подвергать себя испытаниям худших видов скуки. Хождение друг
к другу в гости, прилежное посещение балета, коллективные выпивки,