Страница:
Елисеев снова представил себе тесную камеру, заплеванную и грязную, забитую вонючими человеческими отбросами. Представил свою жену, чуть свет она занимает очередь у окошка под стенами тюрьмы, чтобы передать мужу жратвы и сигарет. Бесконечная вереница хмурых людей едва движется или стоит на месте, трудно понять. В этой очереди можно упасть в обморок, можно отлучиться на пару часов, можно даже забеременеть, и никто из окружающих, поглощенных собственным горем, этого даже не заметит.
– Нет, на нары не хочу.
– Тогда слушайте меня, – Закиров вставил в диктофон кассету, перемотал пленку. – И набросайте в голове некий план. Пункт первый: Мальгин убедил вас ввязаться в это грязное дело. Он долго, день за днем вас обрабатывал, капал на мозги, брал за глотку. А вы поддались на уговоры, согласились, потому что «Каменный мост» оказался в трудном положении. На самом деле вы хотели сдать Барбера в уголовку, как только он вернет деньги. Пункт второй: Мальгин и юрист гражданин Израиля Григорий Левин подготовили и осуществили побег Барбера с зоны.
– Но это не так. Я уже говорил, что с идеей утроить побег носился мой брат. О покойных не говорят плохо, но…
– Еш твою мебель, опять начинается. Занимайтесь чистоплюйством в свободное время, не сейчас.
– Но Мальгин на допросе станет утверждать, что я его оговорил. Скажет, что мой брат…
– Все, что он скажет, – сплошной базар-вокзал, художественный свист и низкий треп. Итак, я продолжаю. Пункт третий: Мальгин вступил в сговор с беглым зэком, изъял деньги из тайника, устроенного на кладбище. А вместо них заложил взрывное устройство. Он убрал лишних свидетелей: вашего брата и другого сотрудника службы безопасности Агапова. Впоследствии Мальгин и Барбер поделили два лимона и разбежались. Лично вы придерживаетесь этой версии. И она подкреплена фактами. Больше о деньгах, спрятанных на кладбище, никто не знал. Значит, заменить бабки на взрывчатку имел возможность только Мальгин. И план сработал. Двое, Агапов и ваш брат, выбыли из игры. Остался один опасный свидетель – это вы. Понимаете?
– Не совсем, – помотал головой Елисеев.
– Объясняю. Вы напуганы, опасаетесь, что разделите судьбу брата и ляжете рядом с ним в могилу. Наконец, вас замучила совесть. Поэтому вы сами, подчеркиваю, сами явились ко мне. Не я вас за ушко вытащил на допрос. Вы пришли, а я оформил явку с повинной.
– Да, разумеется… Совесть совсем замучила. Окончательно.
Абстрактное понятие «совесть» впервые в жизни обрело для Елисеева конкретный практический смысл. Закиров встал из-за стола и положил на стол стопку чистой бумаги. Елисеев сидел неподвижно, уронив руки. Он смотрел в узкое окно на дом через улицу, но, кажется, ничего не видел.
– Вы чистосердечно каетесь в содеянном, – продолжил Закиров. – Но держите в уме три пункта, которые мы наметили. Понимаете? Для начала вооружитесь ручкой, никуда не торопитесь, обдумывая каждое слово, опишите все, как было. Затем снова накатаем ваши показания на диктофон. И помните, что из этого кабинета есть две дороги: одна домой, вторая на кичу. Я даю вам шанс. А вы даете показания.
– Почему вы хотите утопить именно Мальгина?
– Потому что в этой истории нет других действующих лиц, и все роли уже расписаны, – честно ответил Закиров. – Есть трупы: Агапов и ваш брат. Плюс Онуфриенко. Но покойников на скамью подсудимых не посадишь. Адвоката Левина не вытащишь из Израиля. С Барбером все ясно. Если он еще не выехал из страны, мы его прихватим, возьмем живым или мертвым. Но я в этом очень сомневаюсь. Вы – главный свидетель обвинения. На ваших показаниях, как на фундаменте, держится все построение. Остается Мальгин. И пусть мы немного преувеличиваем его значение в этой истории, но по существу он виновен. Именно он – вдохновитель, организатор, исполнитель целой серии тяжких и крайне дерзких преступлений. Согласны? По глазам вижу, что согласны.
– Как скоро вы задержите Мальгина?
– Это вопрос одного-двух дней. Мы не станем устраивать засады у подъезда его дома и на той самой съемной квартире, где вы с вашей цыпочкой по четвергам изучали, так сказать, азбуку любви. Это слишком сложно. Да и Мальгин не так глуп, чтобы подолгу задерживаться на одном месте. Телефон на его квартире не отвечает. Возможно, он отсиживается у какой-нибудь знакомой или знакомого. Да мало ли где… И тут я надеюсь на вашу помощь.
– Мою? – удивился Елисеев.
– А чью же еще? У Мальгина ваш мобильный телефон. Кроме того, вы человек, которому он доверят целиком и полностью. Сегодня посоветуюсь с начальством, предложу план захвата преступника. А план таков. Сегодня же вечером сотрудники технического отдела поставят на прослушку ваш рабочий и домашний телефоны. Плюс мобильник. На работе и дома с вами будут неотлучно находиться наши милицейские оперативники. Короче, мы наберемся терпения и будем ждать звонка Мальгина.
– Но я знаю номер его сотового телефона. Могу позвонить ему хоть сейчас.
– Нет. Так не годится. Что вы ему скажете? Надо срочно встретиться и поговорить на отвлеченные темы? Только все испортите. Мальгин сам бывший опер, он все поймет в две секунды. Ищи его тогда. Надо обязательно дождаться его звонка. Никуда он не денется, позвонит. Ему могут понадобиться деньги или еще что-то. А за это время мы придумаем, что вам нужно говорить, распишем каждую реплику. Сочиним что-то вроде сценария.
– А что я должен говорить?
– Ну, если Мальгин сам не попросит о встречи, вы сообщаете ему, что есть срочный разговор. Назначаете свидание, скажем, на утро понедельника или вторника. Вы увидитесь в каком-нибудь не немноголюдном месте, которое мы выберем позднее. Потому что он вооружен и может ненароком пристрелить или взять в заложники кого-то из случайных пешеходов. Нужно все подготовить, хотя времени у нас не так много. Отсюда вы поедите к себе домой и вместе с нашими сотрудниками будете ждать звонка. Жену отправьте на дачу, чтобы не крутилась под ногами. Если звонка не будет сегодня и завтра, опера станут дежурить в вашем рабочем кабинете. Если все пойдет, как мы задумали, Мальгина упакуют так быстро, что он охнуть не успеет. А дальше начнется сплошное бумаготворчество, рутина следствия. Допросы, допросы… Теперь все ясно?
– Я бы не хотел участвовать во всем этом. Назначать встречу и все такое. Я чувствую, как бы точнее выразиться, что-то вроде вины…
– Не хотите, но придется, – коротко ответил Закиров. – А теперь пишите. Так и озаглавьте свой опус «Чистосердечное признание».
Тяжело вздохнув, Елисеев вытащил из кармана чернильную ручку, снял колпачок и нежно подышал на кончик золотого пера.
Глава вторая
– Нет, на нары не хочу.
– Тогда слушайте меня, – Закиров вставил в диктофон кассету, перемотал пленку. – И набросайте в голове некий план. Пункт первый: Мальгин убедил вас ввязаться в это грязное дело. Он долго, день за днем вас обрабатывал, капал на мозги, брал за глотку. А вы поддались на уговоры, согласились, потому что «Каменный мост» оказался в трудном положении. На самом деле вы хотели сдать Барбера в уголовку, как только он вернет деньги. Пункт второй: Мальгин и юрист гражданин Израиля Григорий Левин подготовили и осуществили побег Барбера с зоны.
– Но это не так. Я уже говорил, что с идеей утроить побег носился мой брат. О покойных не говорят плохо, но…
– Еш твою мебель, опять начинается. Занимайтесь чистоплюйством в свободное время, не сейчас.
– Но Мальгин на допросе станет утверждать, что я его оговорил. Скажет, что мой брат…
– Все, что он скажет, – сплошной базар-вокзал, художественный свист и низкий треп. Итак, я продолжаю. Пункт третий: Мальгин вступил в сговор с беглым зэком, изъял деньги из тайника, устроенного на кладбище. А вместо них заложил взрывное устройство. Он убрал лишних свидетелей: вашего брата и другого сотрудника службы безопасности Агапова. Впоследствии Мальгин и Барбер поделили два лимона и разбежались. Лично вы придерживаетесь этой версии. И она подкреплена фактами. Больше о деньгах, спрятанных на кладбище, никто не знал. Значит, заменить бабки на взрывчатку имел возможность только Мальгин. И план сработал. Двое, Агапов и ваш брат, выбыли из игры. Остался один опасный свидетель – это вы. Понимаете?
– Не совсем, – помотал головой Елисеев.
– Объясняю. Вы напуганы, опасаетесь, что разделите судьбу брата и ляжете рядом с ним в могилу. Наконец, вас замучила совесть. Поэтому вы сами, подчеркиваю, сами явились ко мне. Не я вас за ушко вытащил на допрос. Вы пришли, а я оформил явку с повинной.
– Да, разумеется… Совесть совсем замучила. Окончательно.
Абстрактное понятие «совесть» впервые в жизни обрело для Елисеева конкретный практический смысл. Закиров встал из-за стола и положил на стол стопку чистой бумаги. Елисеев сидел неподвижно, уронив руки. Он смотрел в узкое окно на дом через улицу, но, кажется, ничего не видел.
– Вы чистосердечно каетесь в содеянном, – продолжил Закиров. – Но держите в уме три пункта, которые мы наметили. Понимаете? Для начала вооружитесь ручкой, никуда не торопитесь, обдумывая каждое слово, опишите все, как было. Затем снова накатаем ваши показания на диктофон. И помните, что из этого кабинета есть две дороги: одна домой, вторая на кичу. Я даю вам шанс. А вы даете показания.
– Почему вы хотите утопить именно Мальгина?
– Потому что в этой истории нет других действующих лиц, и все роли уже расписаны, – честно ответил Закиров. – Есть трупы: Агапов и ваш брат. Плюс Онуфриенко. Но покойников на скамью подсудимых не посадишь. Адвоката Левина не вытащишь из Израиля. С Барбером все ясно. Если он еще не выехал из страны, мы его прихватим, возьмем живым или мертвым. Но я в этом очень сомневаюсь. Вы – главный свидетель обвинения. На ваших показаниях, как на фундаменте, держится все построение. Остается Мальгин. И пусть мы немного преувеличиваем его значение в этой истории, но по существу он виновен. Именно он – вдохновитель, организатор, исполнитель целой серии тяжких и крайне дерзких преступлений. Согласны? По глазам вижу, что согласны.
– Как скоро вы задержите Мальгина?
– Это вопрос одного-двух дней. Мы не станем устраивать засады у подъезда его дома и на той самой съемной квартире, где вы с вашей цыпочкой по четвергам изучали, так сказать, азбуку любви. Это слишком сложно. Да и Мальгин не так глуп, чтобы подолгу задерживаться на одном месте. Телефон на его квартире не отвечает. Возможно, он отсиживается у какой-нибудь знакомой или знакомого. Да мало ли где… И тут я надеюсь на вашу помощь.
– Мою? – удивился Елисеев.
– А чью же еще? У Мальгина ваш мобильный телефон. Кроме того, вы человек, которому он доверят целиком и полностью. Сегодня посоветуюсь с начальством, предложу план захвата преступника. А план таков. Сегодня же вечером сотрудники технического отдела поставят на прослушку ваш рабочий и домашний телефоны. Плюс мобильник. На работе и дома с вами будут неотлучно находиться наши милицейские оперативники. Короче, мы наберемся терпения и будем ждать звонка Мальгина.
– Но я знаю номер его сотового телефона. Могу позвонить ему хоть сейчас.
– Нет. Так не годится. Что вы ему скажете? Надо срочно встретиться и поговорить на отвлеченные темы? Только все испортите. Мальгин сам бывший опер, он все поймет в две секунды. Ищи его тогда. Надо обязательно дождаться его звонка. Никуда он не денется, позвонит. Ему могут понадобиться деньги или еще что-то. А за это время мы придумаем, что вам нужно говорить, распишем каждую реплику. Сочиним что-то вроде сценария.
– А что я должен говорить?
– Ну, если Мальгин сам не попросит о встречи, вы сообщаете ему, что есть срочный разговор. Назначаете свидание, скажем, на утро понедельника или вторника. Вы увидитесь в каком-нибудь не немноголюдном месте, которое мы выберем позднее. Потому что он вооружен и может ненароком пристрелить или взять в заложники кого-то из случайных пешеходов. Нужно все подготовить, хотя времени у нас не так много. Отсюда вы поедите к себе домой и вместе с нашими сотрудниками будете ждать звонка. Жену отправьте на дачу, чтобы не крутилась под ногами. Если звонка не будет сегодня и завтра, опера станут дежурить в вашем рабочем кабинете. Если все пойдет, как мы задумали, Мальгина упакуют так быстро, что он охнуть не успеет. А дальше начнется сплошное бумаготворчество, рутина следствия. Допросы, допросы… Теперь все ясно?
– Я бы не хотел участвовать во всем этом. Назначать встречу и все такое. Я чувствую, как бы точнее выразиться, что-то вроде вины…
– Не хотите, но придется, – коротко ответил Закиров. – А теперь пишите. Так и озаглавьте свой опус «Чистосердечное признание».
Тяжело вздохнув, Елисеев вытащил из кармана чернильную ручку, снял колпачок и нежно подышал на кончик золотого пера.
Глава вторая
Следующие полутора суток с вечера субботы до полудня понедельника показались Максиму Павловичу Елисееву вечностью, наполненной непереносимыми моральными муками. Когда закончился допрос в прокуратуре, ему разрешили уехать домой на персональной машине. По дороге страховщик угрюмо молчал и на вопрос водителя Васи, как, мол, дела, только раздраженно махнул рукой, процедил сквозь зубы: «Лучше некуда». Подъехали к дому на Фрунзенской набережной, Елисеев велел водиле никуда не отлучаться, ждать у подъезда, потому что нужно срочно отвезти супругу на дачу. Поднявшись на этаж, открыл дверь своим ключом.
Жена на счастье оказалась дома одна. Одетая в коротенький полупрозрачный халатик, едва прикрывавший интересные места, она, сидя в кресле, уставившись в телевизионный экран, рукой прижимала к уху телефонную трубку и щебетала, как райская птичка. Елисеев выключил телек и сердито потряс в воздухе кулаком, молча сигнализирую жене, чтобы та свертывала базар. Вика закруглила беседу и хотела наброситься на мужа с вопросами. Максима отпустили домой – это добрый знак. Но он зол, он явно не в своей тарелке.
– Макс, что сказал следователь?
Жена встала с кресла, развела руки в стороны, намереваясь заключить Елисеева в объятия. Но тот ловко извернулся, рухнул на диван и объявил:
– Следователь велел передать, чтобы через пятнадцать минут духу твоего здесь не было. Ты уезжаешь на дачу и пробудешь там до среды. Машина у подъезда.
– Но почему? – выпучила глаза Вика. – Мы же завтра собирались на крестины к Петровскому.
– Через четверть часа в квартире будет полно оперативников. Это не обыск. Просто они станут слушать все звонки, – ответил Елисеев. – Если не успеешь одеться, тебя выставят на площадку в твоем порнографическом халатике.
Вика поджала губы, муж как с цепи сорвался, и в такие минуты с ним лучше не спорить. Елисеев неожиданно вспомнил, что в свое время, примерно год назад, до него дополз слушок, что Вика якобы трахалась с его водителем Васей. Прямо на заднем сидении представительской машины. Дело, кажется, было под Новый год… Господи, почему только вся эта белиберда, все эти гнусные россказни про распутное поведение жены, вспоминаются так некстати, в критический переломный момент жизни? В час, когда решается его судьба? Почему так? Ведь несколько часов назад он думал о жене с нежностью, представляя ее стоящей в бесконечной очереди, протянувшейся вдоль тюремной стены. В руке передачка, глаза красные от слез.
– Здесь устроят засаду? – решилась на последний вопрос Вика. – На кого?
– Не волнуйся, не на тебя, – отрезал муж.
Елисеев решил, что Вика, проводя дни в праздной болтовне, шатаясь по магазинам и кафешкам, листая глянцевые журналы, глупеет просто не по дням, а по часам. Глупеет пугающе быстро. Что с ней станет через несколько лет?
– Время пошло.
Он и постучал пальцем по стеклу наручных часов. Вика, сорвавшись с места, побежала в спальню переодеваться, видно, и всерьез испугалась, что опера выкинут ее голяком на лестницу. Она собралась за пять минут, натянув на себя какой-то мятый сарафан и шлепанцы на танкетке, чмокнув мужа в щеку, выскользнула за дверь. Даже сумочку не взяла.
…Два милицейских опера и два работника технической службы ГУВД явились только к семи вечера. Технари потребовали у хозяина трубку мобильного телефона, без спроса прошли в его кабинет, расставили на письменном столе свои приборы, подключились к телефонной линии, размотав провода, стали проверять какие-то контакты и соединения. Опера, сняв пиджаки, устроились в гостиной. Усадив хозяина на стул посредине комнаты точно под люстрой, начали инструктаж.
– Когда он позвонит, говорите ровным спокойным голосом, не напрягайтесь, не выдавайте своего волнения, – говорил один опер. – Отвечайте на вопрос только тогда, когда поймете его смысл.
Не успевал говоривший закончить последнюю фразу, как в разговор вступал второй мент.
– Мы уже подключились к вашим аппаратам через телефонный узел и вашего оператора сотовой связи, – говорил он. – Но в вашем кабинете сейчас установят магнитофоны и аппаратуру, с помощью которой можно определить место, из которого звонит абонент. Например, телефонную будку. Возможно, все дело решит один звонок. Это в том случае, если Мальгин воспользуется линейной связью. Тогда мы задержим его без вашей помощи. Вы понимаете меня?
– Понимаю, чего тут не понять, – кивнул Елисеев, чувствуя, что по горло сыт впечатлениями сегодняшнего дня. От переизбытка негативных эмоций, от всех этих бесконечных вопросов и ответов у него начинается сильнейший приступ мигрени, а к горлу подкатывала тошнота.
– Вам надо неотлучно находиться в своем кабинете и ждать, – молол языком опер. – Теперь поговорим о том, как следует вести беседу. Начнем с начала. Вот несколько практических советов. Во время разговора вы не должны покашливать – это выдает волнение, беспокойство.
Елисеев поднялся на ноги:
– Я не буду покашливать, – пообещал он. – Разрешите, я таблетку приму. Голова раскалывается.
Опера переглянулись.
– Отставить таблетку, – сказал старший, который при встрече представился Николаем Рыбаковым. И неожиданно перешел на «ты». – У тебя должна быть ясная и чистая башка. Усек? Никаких таблеток. А головную боль перетерпишь.
– Но это простой аспирин, – робко возразил Елисеев.
– Я сказал «нет», – опер опустил руку на плечо Елисеева, усадив того на стул. – Аспирин – это дерьмо белого цвета. Тебе даже кофе пить нельзя, даже чая. Хлебнешь минералки, когда закончим разговор.
Елисеев едва не застонал. Господи, да эти менты в сто крат глупее Вики. Они доведут его до сердечного приступа, до кондрашки доведут и успокоятся лишь, когда Елисеев сдохнет от сердечного приступа…
Выходные у Василия Полуйчика – самые напряженные дни недели, потому что именно в субботу и воскресенье народ желает гулять, а Василий как-никак владелец престижного ресторана и ночного клуба. Если пускать дела на самотек, от высокой репутации его кабаков не останется и следа.
В субботу Полуйчик до ночи торчал в одном из своих заведений «Серебряном аисте», подбивая бабки за прошедшие три месяца, и пришел к выводу, что в делах продолжается сезонный застой. Проще говоря, заведение едва сводит концы с концами и, судя по всему, оживления активности не следует ждать раньше середины сентября. Василий, встав перед высоким зеркалом, сунул ноги в новые туфли и сменил темный двубортный пиджак на светлый в мелкую клеточку. Он хотел выйти в зал, где веселился с компанией один старый приятель, присоединившись к застолью, отвезти душу за разговором. Но тут зазвонил телефон.
Полуйчик упал в кресло и снял трубку. Звонил некто Щеглов, личность темная, по слухам, в прошлом он был связан с ментами. После короткого обмена приветствиями Щеглов сказал:
– Хотел к тебе заскочить на ужин, но не получается. Поэтому скажу по телефону. Сегодня утром у себя на даче погиб Штоппер. Его натурально выловили из выгребной ямы. Он плавал в дерьме. Решили, что он утонул в нечистотах. Поскользнулся на мокрой доске и нырнул вниз тяжелым местом.
– Печально, – процедил Полуйчик, стараясь выдавить из себя грустную ноту, но получилось фальшиво. Он водрузил на стол ногу и стал завязывать шнурок на ботинке с белым лаковым верхом. – Очень печально.
Надо же, Штопор утонул в сортире. Дурацкая смерть, какая-то нелепая, даже дикая… Впрочем, он Штопор продажная шкура. Кажется, он был рожден для того, чтобы захлебнуться в дерьме. Такой уж человек. Туда ему и дорога. Выполнил, так сказать, свое природное предназначение.
– Но потом оказалось, что его пристрелили, – продолжил Щеглов. – Всадили пулю в затылок. Стреляли видимо в упор. Пуля застряла в голове.
Полуйчик почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он снял ногу со стола, так и не завязав шнурок, плотнее прижал к уху трубку.
– Пристрелили? – переспросил он. – Это точно?
– Точнее не бывает.
– А почему ты решил сообщить мне об этом? – насторожился Полуйчик. – Ну, о том, что Максима того, грохнули? Странно это, ты звонишь мне на ночь глядя и говоришь…
– Чего тут странного? Вы все-таки старые знакомые.
– Брось. Какие мы знакомые. Я не помню, в каком году последний раз его видел.
– Ну, позвонил и все.
– Нет, почему ты мне позвонил? Почему именно мне?
– Я же сказал: Штоппер твой приятель. Пусть бывший, но ты его знал. Человек погиб. Если для тебя это пустой звук, хрен с ним. Забудем.
– Нет, ты все-таки объясни…
– Что тут объяснять?
– Нет, ты мне скажи…
– Ты что, не с той ноги сегодня встал? Совсем охренел? Или пьяный? В таком случае, до свидания.
Запищали короткие гудки. Полуйчик бросил трубку. Он обхватил голову ладонями и несколько минут неподвижно сидел в кресле, приоткрыв рот и беззвучно шевеля языком.
Когда до Полуйчика дошел слух, что Витя Барбер бежал из колонии под Иркутском, ресторатор сильно занервничал и предпринял меры для собственной защиты. Ясно, Барбер, очутившись в Москве, первым делом вооружится лопатой и отправится на кладбище, чтобы забрать из тайника свои миллионы. Эта прогулка должна стать для него последней. Полуйчик встретился с одним из старых приятелей, криминальным авторитетом по кличке Зачес, попросил свести его с человеком, хорошо знакомым с взрывным делом, который сможет изготовить надежную адскую машинку. Эта встреча состоялась через несколько дней на пустыре неподалеку от Звенигорода.
Взрывотехник, некий Алексей Черепанов, оказался тщедушным человеком средних лет, и внешне напоминал учителя провинциальной школы: козлиная бороденка с проседью, очки в металлической оправе, дешевый костюм. Полуйчик объяснил задачу: взрывное устройство с поражающим элементом надо заложить в чемодан «самсонит», оно приводится в действие, когда поднимают крышку. Мощность бомбы не слишком велика, иначе взрыв разнесет половину кладбища, но убойной силы должно хватить, чтобы положить всех, кто окажется в момент взрыва рядом с чемоданом.
«Справитесь? – спросил Полуйчик. – Только честно. Тут не должно быть никаких осечек. Работа тонкая». «Какая к черту тонкая. Семечки. Я делал игрушки и посложнее. То есть гораздо сложнее», – с достоинством ответил Черепанов, поправляя засаленный, свернувшийся трубочкой галстук. Он действительно оказался спецом своего дела, чемодан, начиненный взрывчаткой, рублеными гвоздями и гайками, был готов через пять дней. «Самсонит», завернутый в целлофан, Полуйчик собственноручно положили в футляр из-под аккордеона и закопал на том самом месте, откуда три года назад исчезли два миллиона зеленых.
И тут началось великое ожидание. К тайнику почему-то никто не являлся. Полуйчик, бессонными ночами ворочался на кровати, спрашивая себя, куда же делся Барбер, где искать его следы? Почему он не приходит на кладбище? Возможно, уехал из страны? Или скрывается где-то в России? Если руководствоваться человеческой логикой, для начала Барбер должен выпотрошить свой тайник, а уж потом уйти в бега. Полуйчик окончательно потерял сон, чтобы заглушить страх неизвестности, стал слишком часто прикладываться к бутылке. Он сотни раз на дню задавал себе одни и те же вопросы. Мысли путались и рвались, как гнилые нитки, но ответов не было.
В конце концов, он отправился в частное охранное агентство и заключил договор о комплексном обслуживании. Согласно этой бумажке, Полуйчика и его супругу день и ночь должны сопровождать вооруженные мордовороты, бывшие спецназовцы. Не исключено, что Барбер по своим каналам узнает, кто именно подставил его и покойных друзей под пули ментов, а затем вытащил деньги из кладбищенского тайника. Разумеется, Барбер не станет угрожать жизни своего врага до тех пор, пока не исчерпает все возможности получить назад два миллиона долларов. Ясно же, если Полуйчик погибнет, то и Барберу шиш чего обломится. Нужно ждать, нужно набраться терпения…
Но дни текли за днями, Витя как в воду канул. Один вид охранников, раздражавших Полуйчика с первого же дня своего появления, теперь вызывал зубную боль. Эти неотесанные парни лезли не в свои дела, давили никчемные советы, которые вычитали в справочнике для идиотов, путались под ногами, торчали в его рабочем кабинете, дежурили возле подъезда, на лестничной клетке, распугивая соседей. Короче, отравляли жизнь, как умели. Полуйчик, сжав зубы, терпел, убеждая себя в том, что ради личной безопасности приходится идти на жертвы. Но терпению пришел конец, он снова приехал в офис охранного агентства и досрочно разорвал комплексный договор, заплатив неустойку.
И уже через два дня бомба, заложенная на кладбище, сработала.
Как удалось выяснить, погибли посторонние люди, два сотрудника страховой компании «Каменный мост», которую в свое время нагрел Барбер. Один из погибших – Николай Елисеев, родной брат генерального директора фирмы. К вопросам, которые терзали душу Полуйчика, добавились новые безответные вопросы и страхи. Поле долгих размышлений Полуйчик пришел к выводу, что ему нужно уехать за границу на пару месяцев, никому не сообщая о месте своего пребывания, подождать, когда уляжется пыль. Возможно, Барбера найдут и вернут на зону менты. Или старые дружки посадят на перо. Или достанут и грохнут сотрудники службы безопасности того же «Каменного моста». Сейчас главное отсидеться, переждать весь этот кипеш, глядишь, проблема сама собой рассосется.
В начале недели Полуйчик отправился в туристическое агентство и купил путевку на Кипр, а жене сказал, что совершенно выдохся за последние месяцы, буквально язык на плече, поэтому он улетает отдохнуть в Турцию на месяц. Супруга не возражала против отпуска, но твердо настаивала на том, чтобы ее дорогой Вася справил свой сорокалетний юбилей здесь в Москве, в кругу семьи и друзей, а не в Турции в компании случайных собутыльников. Напрасно он убеждал Галину в том, что справлять сорокалетие плохая примета. «Никаких пышных торжеств не будет, – ответила жена. – Просто вечер проведем в „Серебряном аисте“. Ты пригласишь своих приятелей. Ну, кого хочешь. А в Турцию лети хоть на следующий день». Сорок лет Полуйчику исполнялось в следующую среду. Ждать недолго. Он подумал и согласился, решив не обострять отношения с супругой из-за пустяка. Ну, посидят вечер в собственном кабаке под охраной десятка вышибал. Сколько уж раз проходили подобные посиделки и ничего не случалось.
Но сейчас, получив известие об убийстве Штоппера, Полуйчик взглянул на ситуацию с другой стороны. Уверенность в том, что каталу шлепнул именно Барбер, мгновенно окрепла в душе. Вопрос только в том, что сказал перед смертью Штоппер. Хоть к гадалке иди, но правды все равно не узнаешь. Может статься, ничего не сказал. Просто получил пулю в затылок и нырнул в выгребную яму.
Когда снова зазвонил телефон, Полуйчик вздрогнул. Он сорвал трубку, и услышал голос жены.
– Вася, уже без четверти двенадцать. Ты домой собираешься?
– Да, кисонька, – елейным голосом пропел Полуйчик. – Уже переоделся, хотел выходить, – он посмотрел на свои не зашнурованные лаковые ботинки. – Но тут столько бумаг накопилось, что экскаватором не разгребешь.
– Бумаги потерпят до понедельника.
– Да, конечно. Потерпят.
– Через полчаса приедешь?
– Через полчаса? – тупо переспросил Полуйчик. Он хотел сказать жене, что торжество по поводу его сорокалетия отменяется. Завтра же он поменяет билеты и уже вечером вылетит за границу. Потому что обстоятельства складываются не в его пользу. Но сказал совсем другое. – Я выезжаю через десять минут.
Он положил трубку, прошелся по кабинету.
– Не паникуй, – вслух сказал Полуйчик. – Только не паникуй. Ничего не случилось. Все в полном порядке.
Он подошел к зеркалу, посмотрел на свое отражение и подумал, что смотрится неплохо. Именно так должен выглядеть солидный крутой мужик, не обремененный серьезными проблемами. Три года назад жизнь дала Полуйчику шанс разбогатеть, и он вцепился в эту возможность руками и зубами, потому что так поступил бы на его месте любой человек, у которого мозги на месте. Василий постепенно отошел от криминальных дел, прикрыл два паршивых катрана, приносивших больше неприятностей с милицией, чем денег. Порвал отношения с московскими каталами и мелким жульем. Он легализовал свой бизнес, отстирав деньги, открыл шикарный ночной клуб, а вслед за ним модерновый кабак «Серебряный аист».
А восемь месяцев назад состоялась весьма удачная, разумеется, с коммерческой точки зрения, женитьба на вдове Галине Чинцовой, унаследовавшей от безвременно ушедшего мужа приличные состояние и доходный бизнес. Чинцова занималась строительством элитных коттеджей под Москвой, перепродажей строительных материалов, земельных участков и весьма преуспела в своем деле. Галя старше Василия на пять лет, ростом не велика, широка в кости. И физиономия так себе, не сказать, что Мерлин Монро… К тому же супруга имеет взрослого сына Диму, нервного, избалованного парня с барскими замашками и совершенно несносным характером. Впрочем, черт с ним, с этим парнем. Сын совместному бизнесу не помеха. Ему кость кинешь, он и рад.
Возможно, в своей прошлой жизни Василий на такую женщину и не посмотрел, но теперь, когда из бандита, содержащего пару карточных притонов, он переродился в респектабельного бизнесмена, взгляды и амбиции изменились радикально. Перед свадьбой Василий сказал себе, что на двухметровых манекенщицах из московского дома моделей женятся только дураки, которые мечтают пойти по миру с протянутой рукой. Талант Чинцовой в том, что она умеет делать бабки, а не на подиуме задом вертеть. Еще он сказал себе, что с лица воду не пить, а деньги всегда женятся на деньгах. На том и успокоился.
Полуйчик подошел к сейфу, открыл дверцу и вытащил с нижней полки «Браунинг» девятого калибра. Засунул снаряженную обойму в рукоятку. Затем вызвал к себе Зудина, начальника службы охраны ресторана, и сказал, что требуется пара крепких вышибал с пушками. Они будут охранять Полуйчика до четверга, пока тот не сядет в самолет.
– Сейчас смена заканчивается, ребята устали, – сказал Зудин. – Боюсь, толку от них мало. Целый день на ногах. Давайте так: до четверга рядом с вами буду я. И еще кого-нибудь завтра подберу.
– Хорошо, – согласился хозяин. – Сейчас переоденусь, и ты повезешь меня домой.
– Вы получили какие-то угрозы по телефону?
– Пожалуй.
– Вам угрожает конкретный человек?
– Мне никто не угрожает, – ответил Полуйчик, не сообразив, что сам себе противоречит. Он полез в сейф, вытащил фото Барбера и протянул ее Зудину. – Если ты ненароком пристрелишь или удавишь это чмо, можешь рассчитывать на большую премию. Очень большую. Сейчас же размножь фотографию, раздай ее всем ребятам, кто работает на дверях или в зале. Что делать дальше, я тебе по дороге расскажу.
Жена на счастье оказалась дома одна. Одетая в коротенький полупрозрачный халатик, едва прикрывавший интересные места, она, сидя в кресле, уставившись в телевизионный экран, рукой прижимала к уху телефонную трубку и щебетала, как райская птичка. Елисеев выключил телек и сердито потряс в воздухе кулаком, молча сигнализирую жене, чтобы та свертывала базар. Вика закруглила беседу и хотела наброситься на мужа с вопросами. Максима отпустили домой – это добрый знак. Но он зол, он явно не в своей тарелке.
– Макс, что сказал следователь?
Жена встала с кресла, развела руки в стороны, намереваясь заключить Елисеева в объятия. Но тот ловко извернулся, рухнул на диван и объявил:
– Следователь велел передать, чтобы через пятнадцать минут духу твоего здесь не было. Ты уезжаешь на дачу и пробудешь там до среды. Машина у подъезда.
– Но почему? – выпучила глаза Вика. – Мы же завтра собирались на крестины к Петровскому.
– Через четверть часа в квартире будет полно оперативников. Это не обыск. Просто они станут слушать все звонки, – ответил Елисеев. – Если не успеешь одеться, тебя выставят на площадку в твоем порнографическом халатике.
Вика поджала губы, муж как с цепи сорвался, и в такие минуты с ним лучше не спорить. Елисеев неожиданно вспомнил, что в свое время, примерно год назад, до него дополз слушок, что Вика якобы трахалась с его водителем Васей. Прямо на заднем сидении представительской машины. Дело, кажется, было под Новый год… Господи, почему только вся эта белиберда, все эти гнусные россказни про распутное поведение жены, вспоминаются так некстати, в критический переломный момент жизни? В час, когда решается его судьба? Почему так? Ведь несколько часов назад он думал о жене с нежностью, представляя ее стоящей в бесконечной очереди, протянувшейся вдоль тюремной стены. В руке передачка, глаза красные от слез.
– Здесь устроят засаду? – решилась на последний вопрос Вика. – На кого?
– Не волнуйся, не на тебя, – отрезал муж.
Елисеев решил, что Вика, проводя дни в праздной болтовне, шатаясь по магазинам и кафешкам, листая глянцевые журналы, глупеет просто не по дням, а по часам. Глупеет пугающе быстро. Что с ней станет через несколько лет?
– Время пошло.
Он и постучал пальцем по стеклу наручных часов. Вика, сорвавшись с места, побежала в спальню переодеваться, видно, и всерьез испугалась, что опера выкинут ее голяком на лестницу. Она собралась за пять минут, натянув на себя какой-то мятый сарафан и шлепанцы на танкетке, чмокнув мужа в щеку, выскользнула за дверь. Даже сумочку не взяла.
…Два милицейских опера и два работника технической службы ГУВД явились только к семи вечера. Технари потребовали у хозяина трубку мобильного телефона, без спроса прошли в его кабинет, расставили на письменном столе свои приборы, подключились к телефонной линии, размотав провода, стали проверять какие-то контакты и соединения. Опера, сняв пиджаки, устроились в гостиной. Усадив хозяина на стул посредине комнаты точно под люстрой, начали инструктаж.
– Когда он позвонит, говорите ровным спокойным голосом, не напрягайтесь, не выдавайте своего волнения, – говорил один опер. – Отвечайте на вопрос только тогда, когда поймете его смысл.
Не успевал говоривший закончить последнюю фразу, как в разговор вступал второй мент.
– Мы уже подключились к вашим аппаратам через телефонный узел и вашего оператора сотовой связи, – говорил он. – Но в вашем кабинете сейчас установят магнитофоны и аппаратуру, с помощью которой можно определить место, из которого звонит абонент. Например, телефонную будку. Возможно, все дело решит один звонок. Это в том случае, если Мальгин воспользуется линейной связью. Тогда мы задержим его без вашей помощи. Вы понимаете меня?
– Понимаю, чего тут не понять, – кивнул Елисеев, чувствуя, что по горло сыт впечатлениями сегодняшнего дня. От переизбытка негативных эмоций, от всех этих бесконечных вопросов и ответов у него начинается сильнейший приступ мигрени, а к горлу подкатывала тошнота.
– Вам надо неотлучно находиться в своем кабинете и ждать, – молол языком опер. – Теперь поговорим о том, как следует вести беседу. Начнем с начала. Вот несколько практических советов. Во время разговора вы не должны покашливать – это выдает волнение, беспокойство.
Елисеев поднялся на ноги:
– Я не буду покашливать, – пообещал он. – Разрешите, я таблетку приму. Голова раскалывается.
Опера переглянулись.
– Отставить таблетку, – сказал старший, который при встрече представился Николаем Рыбаковым. И неожиданно перешел на «ты». – У тебя должна быть ясная и чистая башка. Усек? Никаких таблеток. А головную боль перетерпишь.
– Но это простой аспирин, – робко возразил Елисеев.
– Я сказал «нет», – опер опустил руку на плечо Елисеева, усадив того на стул. – Аспирин – это дерьмо белого цвета. Тебе даже кофе пить нельзя, даже чая. Хлебнешь минералки, когда закончим разговор.
Елисеев едва не застонал. Господи, да эти менты в сто крат глупее Вики. Они доведут его до сердечного приступа, до кондрашки доведут и успокоятся лишь, когда Елисеев сдохнет от сердечного приступа…
***
Выходные у Василия Полуйчика – самые напряженные дни недели, потому что именно в субботу и воскресенье народ желает гулять, а Василий как-никак владелец престижного ресторана и ночного клуба. Если пускать дела на самотек, от высокой репутации его кабаков не останется и следа.
В субботу Полуйчик до ночи торчал в одном из своих заведений «Серебряном аисте», подбивая бабки за прошедшие три месяца, и пришел к выводу, что в делах продолжается сезонный застой. Проще говоря, заведение едва сводит концы с концами и, судя по всему, оживления активности не следует ждать раньше середины сентября. Василий, встав перед высоким зеркалом, сунул ноги в новые туфли и сменил темный двубортный пиджак на светлый в мелкую клеточку. Он хотел выйти в зал, где веселился с компанией один старый приятель, присоединившись к застолью, отвезти душу за разговором. Но тут зазвонил телефон.
Полуйчик упал в кресло и снял трубку. Звонил некто Щеглов, личность темная, по слухам, в прошлом он был связан с ментами. После короткого обмена приветствиями Щеглов сказал:
– Хотел к тебе заскочить на ужин, но не получается. Поэтому скажу по телефону. Сегодня утром у себя на даче погиб Штоппер. Его натурально выловили из выгребной ямы. Он плавал в дерьме. Решили, что он утонул в нечистотах. Поскользнулся на мокрой доске и нырнул вниз тяжелым местом.
– Печально, – процедил Полуйчик, стараясь выдавить из себя грустную ноту, но получилось фальшиво. Он водрузил на стол ногу и стал завязывать шнурок на ботинке с белым лаковым верхом. – Очень печально.
Надо же, Штопор утонул в сортире. Дурацкая смерть, какая-то нелепая, даже дикая… Впрочем, он Штопор продажная шкура. Кажется, он был рожден для того, чтобы захлебнуться в дерьме. Такой уж человек. Туда ему и дорога. Выполнил, так сказать, свое природное предназначение.
– Но потом оказалось, что его пристрелили, – продолжил Щеглов. – Всадили пулю в затылок. Стреляли видимо в упор. Пуля застряла в голове.
Полуйчик почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он снял ногу со стола, так и не завязав шнурок, плотнее прижал к уху трубку.
– Пристрелили? – переспросил он. – Это точно?
– Точнее не бывает.
– А почему ты решил сообщить мне об этом? – насторожился Полуйчик. – Ну, о том, что Максима того, грохнули? Странно это, ты звонишь мне на ночь глядя и говоришь…
– Чего тут странного? Вы все-таки старые знакомые.
– Брось. Какие мы знакомые. Я не помню, в каком году последний раз его видел.
– Ну, позвонил и все.
– Нет, почему ты мне позвонил? Почему именно мне?
– Я же сказал: Штоппер твой приятель. Пусть бывший, но ты его знал. Человек погиб. Если для тебя это пустой звук, хрен с ним. Забудем.
– Нет, ты все-таки объясни…
– Что тут объяснять?
– Нет, ты мне скажи…
– Ты что, не с той ноги сегодня встал? Совсем охренел? Или пьяный? В таком случае, до свидания.
Запищали короткие гудки. Полуйчик бросил трубку. Он обхватил голову ладонями и несколько минут неподвижно сидел в кресле, приоткрыв рот и беззвучно шевеля языком.
Когда до Полуйчика дошел слух, что Витя Барбер бежал из колонии под Иркутском, ресторатор сильно занервничал и предпринял меры для собственной защиты. Ясно, Барбер, очутившись в Москве, первым делом вооружится лопатой и отправится на кладбище, чтобы забрать из тайника свои миллионы. Эта прогулка должна стать для него последней. Полуйчик встретился с одним из старых приятелей, криминальным авторитетом по кличке Зачес, попросил свести его с человеком, хорошо знакомым с взрывным делом, который сможет изготовить надежную адскую машинку. Эта встреча состоялась через несколько дней на пустыре неподалеку от Звенигорода.
Взрывотехник, некий Алексей Черепанов, оказался тщедушным человеком средних лет, и внешне напоминал учителя провинциальной школы: козлиная бороденка с проседью, очки в металлической оправе, дешевый костюм. Полуйчик объяснил задачу: взрывное устройство с поражающим элементом надо заложить в чемодан «самсонит», оно приводится в действие, когда поднимают крышку. Мощность бомбы не слишком велика, иначе взрыв разнесет половину кладбища, но убойной силы должно хватить, чтобы положить всех, кто окажется в момент взрыва рядом с чемоданом.
«Справитесь? – спросил Полуйчик. – Только честно. Тут не должно быть никаких осечек. Работа тонкая». «Какая к черту тонкая. Семечки. Я делал игрушки и посложнее. То есть гораздо сложнее», – с достоинством ответил Черепанов, поправляя засаленный, свернувшийся трубочкой галстук. Он действительно оказался спецом своего дела, чемодан, начиненный взрывчаткой, рублеными гвоздями и гайками, был готов через пять дней. «Самсонит», завернутый в целлофан, Полуйчик собственноручно положили в футляр из-под аккордеона и закопал на том самом месте, откуда три года назад исчезли два миллиона зеленых.
И тут началось великое ожидание. К тайнику почему-то никто не являлся. Полуйчик, бессонными ночами ворочался на кровати, спрашивая себя, куда же делся Барбер, где искать его следы? Почему он не приходит на кладбище? Возможно, уехал из страны? Или скрывается где-то в России? Если руководствоваться человеческой логикой, для начала Барбер должен выпотрошить свой тайник, а уж потом уйти в бега. Полуйчик окончательно потерял сон, чтобы заглушить страх неизвестности, стал слишком часто прикладываться к бутылке. Он сотни раз на дню задавал себе одни и те же вопросы. Мысли путались и рвались, как гнилые нитки, но ответов не было.
В конце концов, он отправился в частное охранное агентство и заключил договор о комплексном обслуживании. Согласно этой бумажке, Полуйчика и его супругу день и ночь должны сопровождать вооруженные мордовороты, бывшие спецназовцы. Не исключено, что Барбер по своим каналам узнает, кто именно подставил его и покойных друзей под пули ментов, а затем вытащил деньги из кладбищенского тайника. Разумеется, Барбер не станет угрожать жизни своего врага до тех пор, пока не исчерпает все возможности получить назад два миллиона долларов. Ясно же, если Полуйчик погибнет, то и Барберу шиш чего обломится. Нужно ждать, нужно набраться терпения…
Но дни текли за днями, Витя как в воду канул. Один вид охранников, раздражавших Полуйчика с первого же дня своего появления, теперь вызывал зубную боль. Эти неотесанные парни лезли не в свои дела, давили никчемные советы, которые вычитали в справочнике для идиотов, путались под ногами, торчали в его рабочем кабинете, дежурили возле подъезда, на лестничной клетке, распугивая соседей. Короче, отравляли жизнь, как умели. Полуйчик, сжав зубы, терпел, убеждая себя в том, что ради личной безопасности приходится идти на жертвы. Но терпению пришел конец, он снова приехал в офис охранного агентства и досрочно разорвал комплексный договор, заплатив неустойку.
***
И уже через два дня бомба, заложенная на кладбище, сработала.
Как удалось выяснить, погибли посторонние люди, два сотрудника страховой компании «Каменный мост», которую в свое время нагрел Барбер. Один из погибших – Николай Елисеев, родной брат генерального директора фирмы. К вопросам, которые терзали душу Полуйчика, добавились новые безответные вопросы и страхи. Поле долгих размышлений Полуйчик пришел к выводу, что ему нужно уехать за границу на пару месяцев, никому не сообщая о месте своего пребывания, подождать, когда уляжется пыль. Возможно, Барбера найдут и вернут на зону менты. Или старые дружки посадят на перо. Или достанут и грохнут сотрудники службы безопасности того же «Каменного моста». Сейчас главное отсидеться, переждать весь этот кипеш, глядишь, проблема сама собой рассосется.
В начале недели Полуйчик отправился в туристическое агентство и купил путевку на Кипр, а жене сказал, что совершенно выдохся за последние месяцы, буквально язык на плече, поэтому он улетает отдохнуть в Турцию на месяц. Супруга не возражала против отпуска, но твердо настаивала на том, чтобы ее дорогой Вася справил свой сорокалетний юбилей здесь в Москве, в кругу семьи и друзей, а не в Турции в компании случайных собутыльников. Напрасно он убеждал Галину в том, что справлять сорокалетие плохая примета. «Никаких пышных торжеств не будет, – ответила жена. – Просто вечер проведем в „Серебряном аисте“. Ты пригласишь своих приятелей. Ну, кого хочешь. А в Турцию лети хоть на следующий день». Сорок лет Полуйчику исполнялось в следующую среду. Ждать недолго. Он подумал и согласился, решив не обострять отношения с супругой из-за пустяка. Ну, посидят вечер в собственном кабаке под охраной десятка вышибал. Сколько уж раз проходили подобные посиделки и ничего не случалось.
Но сейчас, получив известие об убийстве Штоппера, Полуйчик взглянул на ситуацию с другой стороны. Уверенность в том, что каталу шлепнул именно Барбер, мгновенно окрепла в душе. Вопрос только в том, что сказал перед смертью Штоппер. Хоть к гадалке иди, но правды все равно не узнаешь. Может статься, ничего не сказал. Просто получил пулю в затылок и нырнул в выгребную яму.
Когда снова зазвонил телефон, Полуйчик вздрогнул. Он сорвал трубку, и услышал голос жены.
– Вася, уже без четверти двенадцать. Ты домой собираешься?
– Да, кисонька, – елейным голосом пропел Полуйчик. – Уже переоделся, хотел выходить, – он посмотрел на свои не зашнурованные лаковые ботинки. – Но тут столько бумаг накопилось, что экскаватором не разгребешь.
– Бумаги потерпят до понедельника.
– Да, конечно. Потерпят.
– Через полчаса приедешь?
– Через полчаса? – тупо переспросил Полуйчик. Он хотел сказать жене, что торжество по поводу его сорокалетия отменяется. Завтра же он поменяет билеты и уже вечером вылетит за границу. Потому что обстоятельства складываются не в его пользу. Но сказал совсем другое. – Я выезжаю через десять минут.
Он положил трубку, прошелся по кабинету.
– Не паникуй, – вслух сказал Полуйчик. – Только не паникуй. Ничего не случилось. Все в полном порядке.
***
Он подошел к зеркалу, посмотрел на свое отражение и подумал, что смотрится неплохо. Именно так должен выглядеть солидный крутой мужик, не обремененный серьезными проблемами. Три года назад жизнь дала Полуйчику шанс разбогатеть, и он вцепился в эту возможность руками и зубами, потому что так поступил бы на его месте любой человек, у которого мозги на месте. Василий постепенно отошел от криминальных дел, прикрыл два паршивых катрана, приносивших больше неприятностей с милицией, чем денег. Порвал отношения с московскими каталами и мелким жульем. Он легализовал свой бизнес, отстирав деньги, открыл шикарный ночной клуб, а вслед за ним модерновый кабак «Серебряный аист».
А восемь месяцев назад состоялась весьма удачная, разумеется, с коммерческой точки зрения, женитьба на вдове Галине Чинцовой, унаследовавшей от безвременно ушедшего мужа приличные состояние и доходный бизнес. Чинцова занималась строительством элитных коттеджей под Москвой, перепродажей строительных материалов, земельных участков и весьма преуспела в своем деле. Галя старше Василия на пять лет, ростом не велика, широка в кости. И физиономия так себе, не сказать, что Мерлин Монро… К тому же супруга имеет взрослого сына Диму, нервного, избалованного парня с барскими замашками и совершенно несносным характером. Впрочем, черт с ним, с этим парнем. Сын совместному бизнесу не помеха. Ему кость кинешь, он и рад.
Возможно, в своей прошлой жизни Василий на такую женщину и не посмотрел, но теперь, когда из бандита, содержащего пару карточных притонов, он переродился в респектабельного бизнесмена, взгляды и амбиции изменились радикально. Перед свадьбой Василий сказал себе, что на двухметровых манекенщицах из московского дома моделей женятся только дураки, которые мечтают пойти по миру с протянутой рукой. Талант Чинцовой в том, что она умеет делать бабки, а не на подиуме задом вертеть. Еще он сказал себе, что с лица воду не пить, а деньги всегда женятся на деньгах. На том и успокоился.
Полуйчик подошел к сейфу, открыл дверцу и вытащил с нижней полки «Браунинг» девятого калибра. Засунул снаряженную обойму в рукоятку. Затем вызвал к себе Зудина, начальника службы охраны ресторана, и сказал, что требуется пара крепких вышибал с пушками. Они будут охранять Полуйчика до четверга, пока тот не сядет в самолет.
– Сейчас смена заканчивается, ребята устали, – сказал Зудин. – Боюсь, толку от них мало. Целый день на ногах. Давайте так: до четверга рядом с вами буду я. И еще кого-нибудь завтра подберу.
– Хорошо, – согласился хозяин. – Сейчас переоденусь, и ты повезешь меня домой.
– Вы получили какие-то угрозы по телефону?
– Пожалуй.
– Вам угрожает конкретный человек?
– Мне никто не угрожает, – ответил Полуйчик, не сообразив, что сам себе противоречит. Он полез в сейф, вытащил фото Барбера и протянул ее Зудину. – Если ты ненароком пристрелишь или удавишь это чмо, можешь рассчитывать на большую премию. Очень большую. Сейчас же размножь фотографию, раздай ее всем ребятам, кто работает на дверях или в зале. Что делать дальше, я тебе по дороге расскажу.