Троицкий Андрей Борисович. Награда для Иуды

   Вскоре вместе с Барбером исчез и Мальгин. Затем пришла весть о гибели Полуйчика. Ясно, кто свел старые счеты с ресторатором. Девчонка, Оля Антонова, подружка Мальгина, так и не назвала места, где он прячется. И умерла. Члены бригады Алексеенко кто убиты, кто разбежались, как тараканы, а сам бригадир исчез. Близилось общее собрание акционеров компании «Каменный мост», грозившее Елисееву разоблачением. И он запаниковал всерьез, понял: если сейчас же не сгинет за бугром, то сгинет в Сибири, где-нибудь на отдаленной лесосеке. Там он быстро отбросит копыта, потому что от такой работы лошади дохнут.
   И тут началась полоса головокружительных удач. Следователь Закиров снял с него подписку, а Барбер, позвонив по телефону, сам назначил встречу и, что уж совершенно невероятно, принес чемодан с миллионом долларов. Путь за границу свободен, Барбер остался в дураках, потому что так и не узнал правды. А Мальгин, которого ищет милиция, наверняка залег на дно, вздрагивая от страха, сидит где-нибудь на съемной квартире и скучает.
   – Я рассказал все, что знаю, – закончил Мальгин.
   – У тебя есть какие-то доказательства твоих слов?
   – При мне копии документов о денежных переводах на заграничные счета Елисеева, – Мальгин постучал пальцами по кожаной папке. – Есть его референт, который помогал ему отстирывать бабки и выполнял другие поручения. Как он выражается, деликатного свойства. Кочетков подтвердит мои слова хоть сейчас. Документы я оставлю тебе.
   – Мне не нужны бумажки.
   – Допустим, я поверил. Какие предложения?
   – Завтра дневным поездом Елисеев уезжает в Берлин. Он боится летать на самолетах. Думаю, в Берлине он надолго не задержится. Сменит документы, переедет в другую страну, обратится к пластическому хирургу. Снова сменит документы. И тогда его следы потеряются окончательно. Но сейчас его еще можно достать. Поезд идет через Белоруссию, через Минск и Барановичи. К международным вагонам прицеплены обычные купированные вагоны для российских пассажиров, билеты до Бреста или Минска еще есть в продаже, я узнавал. Можно пройти из конца в поезда в его начало. Я бы сел в тот поезд. Я хочу в него сесть. Но в этом случае мне предстоит всю оставшуюся жизнь скрываться от милиции и ФСБ.
   – У тебя документы и свидетель. Почему ты не хочешь сдать Елисеева ментам?
   – У меня на то личные мотивы.
   – Та убитая девчонка?
   – Пожалуй.
   – Где миллион долларов, который я передал Елисееву?
   – Наверное, он держит его при себе, – пожал плечами Мальгин. – Ведь таможенники не заглядывают в каждый чемодан. Они проверяют паспорта. Пограничный контроль длится считанные минуты. И поезд едет дальше.
   – Пожалуй, я прокачусь на том поезде вместо тебя. Сойду в Минске или в Бресте.
   Барбер полез в карман плаща и протянул Мальгину квитанцию почтовом переводе.
   – Я перевел доллары в рубли, на всякий случай, – сказал он. – А потом кинул деньги на проволоку. Ну, отправил их телеграфом по адресу. Первый раз в жизни совершил такую глупость.
   – Не огорчайся. По моим подсчетам, у тебя остались кое-какие сбережения. И будь осторожен.
   – Раз завтра я уезжаю, надо собраться в дорогу.
   Барбер пожал руку Мальгина, встал и направился к метро. Через минуту его фигура потерялась среди фигур других пешеходов.
 

***

 
   Ужинать в вагон-ресторан Елисеев решил не ходить. Он, слушая перестук колес, сидел в своем одноместном купе и наблюдал, как за окном поезда мелькали далекие огоньки, проносились мимо освещенные платформы и небольшие станции. На столике лежал нераскрытый пакет с бутербродами, в пустом стакане звенела ложечка. Елисеев ехал налегке, он взял с собой лишь дорожную сумку и портфель, набитый никчемными бумагами. Все остальное, одежду и несколько пар приличных ботинок, он купит уже в Берлине. Сейчас там задержалось лето, подмосковной осенью и не пахнет. В эту минуту Елисеев жалел только об одном: в тесном купе лишь один нижний диван, некуда положить вытянутые ноги. Когда в дверь постучали, он, погруженный в лирические раздумья, даже не повернул головы.
   – Входите, – громко сказал Елисеев, решив, что это вышколенный проводник международных рейсов, седовласый дядька, облаченный в фирменный китель с нашивками, светлую сорочку и галстук, явился забрать стакан и спросить, не желает ли господин еще чаю или минеральной воды.
   Дверь приоткрылась, по стене скользнула чья-то тень. Щелкнул замок, запертый изнутри. Елисеев повернул голову и застыл с раскрытым от изумления ртом.
   – Только пикни, сука, – едва слышно проговорил Барбер и поставил на пол большой полупустой баул. Такими сумками пользуются челноки во время заграничных поездок. – Дернись – и ты дубарь.
   Елисеев видел ствол пистолета, направленный ему в живот. Нет, пожалуй, не в живот, чуть ниже. Елисеев приподнял руки, давая понять, что оружия при нем нет, защищаться или звать на помощь – пустое дело. Это он понимает, пуля летит быстрее, чем бегает проводник. Да и какой толк от этого старикана.
   – Встань, – приказал Барбер. – Опусти жалюзи на окне.
   Елисеев безмолвно выполнил приказ. Повернувшись лицом к столику, потянул вниз металлическое кольцо жалюзи и, подняв руки, стал ждать дальнейших приказов. Откуда Барбер узнал о его вояже в Берлин? Впрочем, Елисеев не делал секрета из своей поездки. А напрасно. И что нужно Барберу? Ясно, он хочет вернуть свой миллион. Барбер сделал широкий жест, слишком широкий жест, затем одумался, схватился за голову, попытался что-то исправить. И вот он здесь, правда, пришел Барбер не по адресу. Елисеев не потащит с собой через границу чемодан с деньгами.
   Он лихорадочно соображал, как вести себя в такой ситуации, что делать. Надо заговорить Барберу зубы, выиграть время, а там видно будет. Вокруг люди, Барбер, если он не самоубийца, не посмеет выстрелить. И ножом действовать не будет, иначе купе превратится в мясную лавку, кровь придется собирать чуть ли не ведрами. Но зачем Барбер притащил этот огромный баул, на вид полупустой? Зачем приказал опустить жалюзи? Поезд проезжает безлюдные пустоши, платформы, на которых почти нет пассажиров. Да и кто оттуда, с другой стороны, разглядит через окно, что происходит в купе поезда, мчащегося со скорость сто километров в час?
   – Теперь вытащи все, что лежит в карманах, брось на полку. Если вздумаешь…
   Елисеев выгреб из карманов их содержимое, загранпаспорт с открытой визой, бумажник, битком набитый кредитными карточками и деньгами, ключи от квартиры, в которую он больше никогда не войдет. Побросал все мелочи на диван.
   – У меня нет оружия, – жалобно пропел он. – Я пушку и в Москве не ношу. А тут международный поезд, таможня и все такое.
   – Заткни пасть. Молчи. И ни звука. Сними пиджак и брось его.
   – На полку?
   – Куда хочешь. Так. Хорошо.
   Елисеев скинул пиджак. В эту секунду он разгадал загадку опущенных жалюзи. Этот подонок, поставил его лицом к окну, потому что купе слишком тесное, больше стоять просто негде. Барбер не хочет, чтобы его отражение в стекле, его действия, видел Елисеев. Но почему? Что он делает там за его спиной? Почему он ничего не говорит о деньгах.
   – Подними руки выше.
   Барбер опустил пистолет в карман пиджака, вытащил из левого рукава шило с двадцатисантиметровым клинком и рукояткой, обмотанной бечевкой. Провел ладонью по спине Елисеева. Провел еще раз. Он словно женщину ласкал. Горячая ладонь остановилась, замерла там, где билось, словно паровой молот, сердце Елисеева.
   – Ты не боишься? – спросил Барбер.
   – Я уверен, мы поладим, – проглотив комок, ответил Елисеев. – Если дело в деньгах, вопрос можно решить очень быстро. На это уйдет всего несколько часов. Мы ведь деловые люди.
   – А напрасно ты не боишься. Стой, не шевелись.
   Барбер изо всех сил сжал рукоятку шила.
   – Брось, мы поладим. Мы деловые…
   Елисеев не успел закончить фразы. Барбер слегка повернул корпус, отвел правую руку, согнутую в локте, назад. Он наметил место, куда должна войти поражающая часть его оружия. Барбер нанес удар под прямым углом, вогнав шило между ребер точно в сердце страховщика. Тихо вскрикнув, Елисеев повалился на стол, сполз вниз, в узкий проход между диваном и стеной купе, увлекая за собой пустой стакан и вазочку с салфетками.
 

***

 
   Барбер присел на полку, рывком вытащил шило из спины своей жертвы. На месте смертельного ранения выступила капелька крови. Даже дырочку в испорченной рубашке не разглядишь. Удар профессионала. Всего одна капелька крови. И в ней вся жизнь. Барбер привстал, поднял жалюзи, потянул вниз ручку окна, чуть опустив стекло. Бросил в щель шило, разобрал пистолет и частями отправил его следом за орудием убийства. Закрыв окно, снова сел на диван. В дверь постучали.
   – Я занят, – крикнул Барбер. – Прошу не беспокоить.
   – Это проводник, я насчет стакана. Вам не угодно…
   – Прошу не беспокоить, – властно повторил Барбер. – Я работаю.
   Он полистал паспорт Елисеева, поставил себе под ноги баул из синтетической ткани. Выложил на столик краску для волос, коробочку с контактными линзами, пластмассовый тазик, трехлитровый термос с теплой водой, косметический набор и еще кое-какие мелочи. Он откинулся назад, сунул в рот сигарету и прикурил, выпустив облачко синего дыма.
   Впереди ночь. Длинная бессонная ночь, которая будет заполнена работой. Для начала он разденет Елисеева догола, затолкает тело в баул. Затем перекрасит и уложит волосы, выщиплет брови, чтобы они смотрелись «домиком», как у покойного страховщика. Вставит в глаза контактные линзы голубого цвета. Ведь у Елисеева были бледно голубые глаза. Наденет очки с простыми стеклами вместо оптических линз, которые Елисеев носил для форсу, чтобы напустить на себя вид человека, затраханного делами государственной важности. К утру мать родная не отличит Барбера от покойного, не то что проводник, который видел пассажира седьмого купе всего два раза, да и то мельком.
   Во время встречи в ночном клубе «Последнее пристанище» Елисеев, разумеется, не обратил внимания на то, что после перенесенной пластической операции Барбер здорово на него смахивает. Елисеев тогда ничего не увидел, кроме тех денег, что два часа считал в сортире, не уловил сходства. Тот же прямой нос, тот же разрез глаз.
   И телосложение у них схожее, среднее. Правда, Елисеев был выше Барбера на пару сантиметров, немного сутулился при ходьбе. Но два-три сантиметра – это мелочь, на которую никто не обратит внимания. Даже ботинки на каблуках не потребуются. А согнуть спину и Барбер сможет. Пластический хирург не старался придать ему сходство с Елисеевым. Так уж получилось, так легла фишка. И грех не воспользоваться подарком судьбы. Если вчера Мальгин не подбросил идею прокатиться на поезде, Барбера бы эта мысль самого осенила. Мальгину достаточно было сказать, каким поездом и куда отправляется эта скотина. Все остальные слова – лишние. Пожить какое-то время чужой жизнью… Такое бывало не раз. Почему бы сейчас не попробовать?
   Около трех часов ночи Барбер выглянул из купе, осмотрел пустой коридор вагона. И, сгибаясь под тяжестью баула, вышел из купе и медленно дошагал до тамбура. Поставил сумку на пол, открыл дверь универсальным ключом, и, выглянув из вагона, прищурил газа от ветра. Тараня темноту ослепительным светом прожектора, приближался встречный поезд. Он был еще далеко. Настолько далеко, что Барбер успел спокойно выкурить сигарету и подтащить баул к раскрытой двери. Когда до встречного поезда оставалось метров тридцать, Барбер спихнул огромную сумку прямо под колеса локомотива.
 

***

 
   Второй час Мальгин сидел в прокуренном кабинете следователя прокуратуры Закирова. Явившись сюда ровно в полдень, Мальгин получил пропуск, поднявшись на второй этаж, постучал в дверь. Не обращая внимания на удивленную физиономию старшего следователя, сказал, что хочет сделать заявление. Для начала без протокола. А дальше, если Закиров сочтет необходимым все оформить документально, они приступят к писанине.
   Мальгин вторично удивил следователя, сказав, что дело о взрыве на кладбище раскрыто, преступник найден и в настоящее время отдыхает в подвале одного из боксов гаражного кооператива «Соната». Зовут преступника Алексеенко Роман Павлович. Он бывший сотрудник службы безопасности фирмы «Каменный мост». Взрыв на кладбище устроил из-за того, что с руководителем фирмы Елисеевым у него сложились неприязненные отношения. Алексеенко отдал страховой фирме все свои знания и опыт, посвятил лучшие годы. А вместо благодарности получил пинок под зад. Елисеев заподозрил охранника в интимной связи со своей женой и выставил на улицу, даже не выплатил расчета. Алексеенко долго вынашивал планы мести, раздумывал, как расправиться с бывшим боссом, не подставив самого себя. И нашел решение.
   Заложил на кладбище взрывное устройство, отправил своему обидчику анонимное письмо. Дескать, доброжелатель сообщает вам, что в таком-то месте закопаны фотографии и видеокассеты, подтверждающие интимные связи вашей жены с некоторыми знакомыми вам мужчинами. Ясно, что Елисеев, не хотел, чтобы на него показывали пальцем и называли мужем потаскухи. По всем прикидкам, он должен был отправиться на место в одиночестве. Но вопреки всем расчетам злоумышленника, отрядил на кладбище двух охранников, Мальгина и Агапова, а также своего брата, возглавлявшего службу безопасности. Вместо видеокассет порученцы нашли чемоданчик, который взорвался в руках Елисеева младшего.
   Алексеенко был доволен таким исходом дела. Он ранил бывшего начальника в самое сердце. Один раз его вызывали, сюда, в прокуратуру, потому что тягали всех бывших и нынешних сотрудников страховой фирмы. Но следователь, поговорив с Алексеенко полчаса, отпустил его домой. В круг подозреваемых он не попадал, поэтому жил спокойно, будто ничего и не случилось. Позднее Алексеенко, владевший мастерской по пошиву автомобильных чехлов, и его знакомый Пузырев изнасиловали и, чтобы скрыть следы преступления, убили Ольгу Антонову, студентку. Позже, избавляясь от свидетеля, Алексеенко застрелил своего приятеля Пузырева. Мальгин предпринял самостоятельное расследование, вышел на Алексеенко и во время разговора в подвале одного из гаражных боксов получил его признательные показания.
   – Почему же ты раньше не пришел с результатами своего расследования? – усмехнулся Закиров, выслушав историю до конца.
   – Я пришел.
   – Что же это получается? – Закиров передвинул с места на место пепельницу. – Похищение и незаконное лишение свободы человека? Прибавим к этому истязания и побои. Сколько лет тебе определят заседатели за такие фокусы?
   – Я не похищал и насильно не удерживал Алексеенко. Он сам зашел ко мне в гости, в гараж. Ну, и немного задержался, потому что ему там понравилось. Он все рассказал, снял с души камень.
   – Здесь, в прокуратуре, он откажется от всего, что наговорил там в гараже. Не подпишет признательные показания даже под побоями. А у меня нет права задержать Алексеенко, потому что ему нечего предъявить. Да, в пошивочной мастерской «Олаф» произошло убийство некоего Пузырева, в прошлом дважды судимого за разбой. У меня нет доказательств, что к убийству причастен хозяин этой шарашки. Да и гибель Пузырева меня мало волнует. Понимаешь?
   – Разумеется. Пузырь – это шваль, отброс уголовного мира, мелкая сошка. Жив он или мертв – этот вопрос интересует разве что его бывших собутыльников. И плевать на Пузыря. Вы ведете дело о взрыве на кладбище. Это громкое преступление, которое получило широкую огласку. О нем писали все газеты, болтало радио. Вас трясет начальство, на вас давят городские власти. Им нужен результат. А результата не видно. Но вот появляюсь я, и все становится на свои места. Теперь у вас есть Алексеенко.
   – Скажи честно, – Закиров перешел на «ты». – Как тебе удалось его разговорить? Ты что, загонял иголки под ногти?
   – Между нами говоря, мне совсем не хочется мотать срок за этот взрыв, за преступление, которого я не совершал. Поэтому я связал Алексеенко, взял в руки ножовку и пообещал отпилить ему ноги и руки. А он поверил, что я это сделаю. Разговор, разумеется, между нами?
   – Конечно. Если бы у меня была правовая возможность действовать такими методами, раскрываемость преступлений поднялась до ста процентов. И все-таки, что станется, если Алексеенко даст задний ход и ничего не подпишет? Что будем делать тогда?
   – Он все расскажет, и все подпишет. Теперь Алексеенко знает, чью дочь он изнасиловал, пытал и убил. Если вдруг в последний момент он передумает писать явку с повинной, имя убийцы дочери станет известно отцу Антоновой. Вы отпустите Алексеенко, но он не проживет на воле и суток. Он все это знает. Самое безопасное место для него – одиночка в «Матросской тишине».
   – Ты серьезно?
   – Разумеется. Алексеенко берет на себя организацию побега Барбера с зоны, взрыв на кладбище, убийство Пузыря. Все берет. Кроме одного эпизода, кроме убийства Антоновой. Он спит и видит тюремную шконку и толстые бетонные стены. Хочет, чтобы и после суда его определи в отдельную камеру в крытой тюрьме. И никаких контактов с заключенными. Мало ли, вдруг слухи о том, что именно он убил девушку, дойдут до ее отца. И тогда Антонов сведет с ним счеты через урок. Во время прогулки в тюремном дворе в печень Алексеенко воткнут заточенный черенок столовой ложки. Или чиркнут по горлу шлюмкой. А дальше долгая и мучительная смерть в тюремном лазарете.
   – Что же выходит: все в говне, а ты весь в белом?
   – Выходит так.
   – А как быть с показаниями Елисеева старшего? Они подшиты к делу. Все концы он вешает на тебя одного. Он – главный свидетель обвинения. Ни о каком анонимном письме, об изменах жены в этих показаниях и слова нет.
   – Пока не поздно, выбрасывайте эти бумаги в корзину. Елисеев оговорил меня. У нас сложные отношения. И меня он подозревает в связи со своей женой. Только Алексеенко Викторию не трогал. А у меня с ней было один раз, под Новый год, на заднем сидении представительской машины. Все это я готов это подтвердить на очной ставке с Елисеевым.
   – Он сейчас за границей. Вернется со дня на день. Поэтому очная ставка откладывается на неделю. Ладно, давай ключи от гаража и записывай адрес. Тебя отведут в комнату, где ты посидишь некоторое время. Пока я буду разбираться с этим Алексеенко. Если ты сказал правду, если Алексеенко все подпишет, ты уйдешь отсюда свободным человеком.
 

***

 
   Комната, куда дежурный наряд милиционеров отвел Мальгина, оказалась тесным помещением, похожим на ученический пенал. Единственное зарешеченное окно выходило в тесный внутренний двор межрайонной прокуратуры, заставленный машинами. Из мебели в комнатенке стоял однотумбовый стол и проволочная корзина для бумаг. Усевшись на широкий подоконник, Мальгин коротал время, вырывая из толстого блокнота чистые листочки и, комкал их в шарики. Поставив корзину для бумаг у двери, бросал в ее шары. Каждый пятый бросок заканчивался точным попаданием. К четырем вечера листки в блокноте кончились. Собрав бумажный мусор в корзину, Мальгин стал расхаживать от окна к двери, скрестив руки за спиной.
   В пять часов в комнате включили свет. В шесть часов кто-то заглянул в глазок и с другой стороны двери спросил Мальгина, хочет ли тот выйти на оправку. Он нашел в кармане какую-то бесполезную бумажку, скомкал ее в шарик, сел на подоконник и загадал желание: если до семи вечера Закиров не появится здесь, в школьном пенале, значит, дело туго, Алексеенко все отрицает. Мальгин прицелился. Бросок. И бумажный шарик пролетел мимо цели, чиркнув по краю корзины.
   Минут через десять дверь открылась, в комнату вошел Закиров. Он выглядел довольным, будто только что вернулся с собственного дня рождения, где огреб целый воз ценных подарков.
   – Ты свободен, – сказал старший следователь.
   – Алексеенко, он…
   – Давай без вопросов. Мне и следственной бригаде еще полночи его крутить.
   – Но один вопрос можно? Что насчет Елисеева?
   – Мы сделали запрос. В гостинице, где Елисеев обещал остановиться, он так и не появился. Правда, с пограничного контроля сообщают, что гражданин Елисеев благополучно пересек границу и теперь находится на территории Германии. Возможно, в отеле не было мест, и он решил поселиться в другом месте.
   – Возможно, – кивнул Мальгин. – Очень даже возможно.
   – Мы его найдем, – как-то неуверенно пообещал Закиров и протянул Мальгину подписанный пропуск.– Иди и расслабься. Выпей за меня. За успех.
   – Да такие успехи случаются не каждый день. Пожалуй, я так и сделаю.
 

***

 
   В ночном клубе «Зеленое такси», выступали те же джазмены, время стриптиза еще не настало. Мальгин помахал своей бывшей жене Насти Черниковой, присел на высокий табурет у стойки и заказал рюмку хорошего коньяка.
   – Что-то ты сегодня разгулялся, – сказала Настя. – Пить дорогой коньяк – это не в твоем вкусе. Есть повод?
   – Пожалуй, – кивнул Мальгин.
   – Что получил ту премию. Ну, которую обещал мужик, оставивший тебе письмо? Я тебе уже напоминала, что алименты платят со всех видов доходов. А с премии сам бог велел.
   Мальгин покопался в карманах, вытащил потертый бумажник и положил на заляпанную стойку две зеленые сотни. Вот опять начинается старая жизнь: алименты, алименты… Будто других тем для разговора у этой женщины просто нет.
   – И это все? Что-то маловато.
   – Потом будет больше, – буркнул Мальгин. – Давай поговорим о чем-нибудь кроме денег. Я целый день провел в прокуратуре, и меня башка, как твоя барная стойка. Тупая и стучит.
   Мальгин побарабанил пальцами по стойке.
   – Ты был в прокуратуре?
   – Почему бы и нет. Кстати, там, как и в вашем заведении, тоже встречаются приличные люди.
   – Не сомневаюсь. Тогда почему же ты до сих пор на свободе?
   – Потому что с алиментами не рассчитался.
   Надя засмеялась, потрясая пышным бюстом, и, отсмеявшись, перешла на интимный шепот.
   – Нашу забегаловку закрывают. Хозяина Васю Полуйчика застрелили прямо в его кабаке «Серебряный аист». А «Зеленое такси» принадлежит ему же. Здесь он, можно сказать, начинал. Я осталась без работы. Правда, один хороший человек, обещал меня устроить официанткой в гриль-бар. Работа днем, не ночью. И в окладе я ничего не теряю, плюс чаевые. И если ты не будешь задерживать алименты…
   Мальгин раздавил окурок в пепельнице.
   – Слушай, положи мне в пакет бутылку рома. Я ее дома выпью.
   – Заверну. Но, по-моему, ты всегда дожидался стриптиза.
   – У меня изменились привычки.
   Мальгин вышел на улицу, сжимая под мышкой увесистую бутылку. Он пройдется квартал до остановки, дождется троллейбуса и двинет домой.