Страница:
Андрей Троицкий
Награда для Иуды
Часть первая: Путешествие вокруг смерти
Пролог
В дверь с табличкой "Начальник службы безопасности страховой компании «Каменный мост» постучали. Порог переступил среднего роста плотный господин лет пятидесяти, одетый так, будто он возвращался с торжественного мероприятия или с похорон. Темный костюм, светлая рубашка и черный галстук. Лицо человека было печальным, бескровные губы поджаты, а брови нахмурены. Остановившись на пороге, человек переложил из руки в руку тощий портфель, провел ладонью по черным с проседью волосам и перевел взгляд с одного письменного стола на другой.
– Моя фамилия Караваев, – сказал человек и кашлянул в кулак, ожидая ответа.
В кабинете помимо начальника службы безопасности Николая Елисеева, уже знакомого Караваеву, находился еще один человек, представительный мужчина лет сорока. Человек развалился в кресле за письменным столом, закинул ногу на ногу и ковырялся в зубах заточенной спичкой.
– А меня зовут Олег Мальгин, – незнакомец поднялся на ноги, не протянув руки посетителю, показал пальцем на стул.
– Значит, вы мне и нужны.
– Я заместитель начальника службы безопасности страховой компании, -сказал Мальгин. – Наш разговор, надеюсь, надолго вас не задержит. Присаживайтесь. Хотите чаю?
– Спасибо. Хочу положить в этот портфель страховое возмещение.
Караваев занял предложенное место, положив на колени портфель, оглянулся назад, словно ожидал поддержки от Елисеева. Но тот, опустив голову, сосредоточено слюнявил палец, перебирая какие-то казенные бумажки.
– Тут какое-то недоразумение, – сказал посетитель. – Сегодня я должен был получить страховое возмещение. Руководитель компании сам назначил мне день и час, когда я смогу забрать деньги. Я прихожу в его приемную, но секретарь сообщает, что мое дело откладывается. Дескать, сначала я должен ответить на какие-то вопросы в службе безопасности, поговорить с Мальгиным. И вот я здесь.
– Не волнуйтесь.
– Я уже устал волноваться. Я уже отвечал на все вопросы. Мне их задавали в милиции, в прокуратуре, наконец, я несколько раз беседовал с вашим непосредственным начальником, – посетитель повернулся и показал пальцем на Елисеева, продолжавшего копаться в бумажках. – Знаете, это ни на что не похоже. Моя молодая жена погибла, я потерял дорогую яхту. Все это случилось три месяца назад, но я до сих пор околачиваю пороги вашей конторы и не могу получить и копеечной компенсаций.
– Я знаю, – кивнул Мальгин. – Послушайте…
Но Караваев не хотел слушать. Он с чувством похлопал ладонью по портфелю.
– Жизнь моей жены застрахована. Также как и яхта на случай возможного уничтожения или повреждения. Все документы я четвертый месяц ношу с собой. Смерть молодой женщины. Потеря яхты, в которую я вбухал целое состояние. Вам этого мало? Если бы я знал, что страхование жизни и имущества обернется такой бюрократической казуистикой, чистым издевательством над человеком, пережившим страшное чудовищное горе, то обратился бы в другую фирму. На пушечный выстрел не подошел бы к вашей, простите за выражение, шарашке.
– Я попросил вас успокоиться.
Но Караваев, кажется, разошелся ни на шутку.
– Я только и делаю, что хожу из кабинета в кабинет. Отвечаю на идиотские унизительные для человеческого достоинства вопросы. Я заработал гипертонию, гастрит и еще сто одну хроническую болезнь. Но конца моим мучениям не видно. Вы хотите положить меня в могилу рядом с покойной женой. И вместо компенсации в семьсот пятьдесят тысяч долларов выделить мне венок с лентой и бумажными цветами. Хотите дешево отделаться. Так?
– Не совсем.
– Ах, не совсем? – щеки Караваева налились краской, бескровные губы порозовели. – Я деловой человек, крупный бизнесмен и мне некогда заниматься ерундой. Я не желаю больше унижаться перед каждым клерком. Но если вы упорствуете… Тогда я вот что скажу: в этой стране еще существует суд, куда я и отправлюсь. Если я сегодня же не получу…
Мальгин не перебивал собеседника, постукивал кончиком ручки о столешницу он дожидался, когда Караваев выпустит пар. Действительно в последних числах мая Караваев вместе с супругой вышел на своей новенькой яхте «Оникс» в Истринского водохранилища. Погода стояла паршивая, шел дождь, с берега дул крепкий ветер. В девятом часу вечера Караваев, услышав по радио, что ожидается дальнейшее ухудшение погоды, развернул «Оникс», спустил парус, включил дизельный двигатель и взял курс к берегу. Быстро темнело, небо до самого горизонта заволокли тяжелые грозовые тучи. Караваев велел жене Зое спуститься вниз, в каюту, а сам остался в рубке.
Когда до берега оставалось полторы мили, яхта на полном ходу столкнулась с плавающим на поверхности водохранилища бревном. Удар был такой силы, что Караваев, отлетел от руля, ударился затылком о заднюю стену рубки и потерял сознание. Когда он пришел в себя посудина уже шла ко дну. Двигатель заглох, проникнуть в нижнюю каюту, где оставалась жена, не было возможности. В радиостанцию попала вода, и она не подавала признаков жизни. Яхта дала деферент и погружалась на дно. Караваев успел лишь натянуть спасательный жилет. Следующие несколько часов он отчаянно боролся с волнами, плыл к берегу, ориентируясь на прибрежные огни.
Яхту подняли со дна водохранилища спустя месяц после катастрофы. Караваев похоронил жену, прошел двухнедельный курс реабилитации у психиатра, отдохнул в подмосковном санатории и готовился получить страховую премию в размере семьсот пятидесяти тысяч долларов. Но ожидание затягивалось.
– Прошу прощения, – сказал Мальгин, дождавшись, когда Караваев выговорится. – Хочу объяснить, почему возникла задержка с выплатой страхового возмещения. Милиции и прокуратуре глубоко плевать на вашу яхту, а смерть жены для них – очередной несчастный случай на воде. Поэтому уголовное дело по факту гибели Зои Михайловны Потаповой, двадцати четырех лет, уроженки города Красная Поляна Краснодарского края, быстро закрыли. Но «Каменный мост» – частная страховая компания, здесь знают счет деньгам. Мы провели несколько независимых, весьма дорогостоящих экспертиз. Привлекли именитых специалистов. Результаты исследований изменили ситуацию.
– Что вы имеете в виду? – помрачнел Караваев.
– Яхта была построена из негодного материала. В частности, использовали клееную фанеру толщиной в ноль четыре сантиметра. А также…
– Значит, подрядчик меня бессовестно обманул. Но ведь это не меняет сути дела. Ваши специалисты перед тем, как оформить договор страхования, долго осматривали «Оникс» и убедились, что это настоящая яхта, а не ржавое корыто.
Мальгин не стал возражать.
– Далее. Эксперты утверждают, что пробоина в корпусе была сделана не плавучим бревном. А металлическим предметом. Например, кувалдой. В корпусе яхты сохранились микрочастицы металла и ржавчины. У меня на руках акт экспертизы.
– Чушь. Это ни о чем не говорит. Плавающее бревно – это версия следствия. Яхту могла протаранить и моторная лодка. Ничего не имею против. Какие-нибудь отморозки из хулиганских побуждений могли…
На этот раз не дослушал Мальгин.
– На похороны жены вы не вызвали ее мать и сестру. Вы сообщили матери о смерти Зои только после того, как кремировали труп. Странно, не правда ли?
– К чему вы клоните?
– Наш сотрудник срезал несколько волосков с головы вашей жены. На средства «Каменного моста» мы провели генетическую экспертизу, специалисты пришли к выводу, что утонувшая женщина – не Зоя Потапова. Вероятность ошибки экспертов одна десятая процента. Вот копия экспертного заключения. Посмотрите, кто подписал документ. Доктора наук, ведущие специалисты в своей области.
Мальгин положил на стол несколько листков бумаги и фотографии. Караваев даже ухом не повел.
– На этот раз ваши спецы ошиблись, – он покачал головой. – Кроме того, вы не имели права проводить подобные следственные действия. Этим занимается прокуратура и милиция.
– У прокуратуры нет денег на генетическую экспертизу. Мы заплатили за исследование около пяти тысяч долларов. Прокурору было достаточно того, что вы опознали труп. Им хотелось поскорее закрыть дело.
– А вам не хотелось платить компенсацию? – усмехнулся Караваев.
– Мы не платим денег аферистам.
– Выбирайте выражения.
– Ваше предприятие обанкротилось полгода назад. Но вы решили, что дела можно поправить. Спешно достроили яхту «Оникс» из негодного дешевого материала, через туристическую фирму достали подложный загранпаспорт паспорт для супруги. Затем свели знакомство с женщиной легкого поведения, внешне напоминавшей Зою Михайловну. Вы пригласили дамочку отдохнуть на яхте. Подпоив ее шампанским, в который подмешали клофелин, заперли ее в каюте. Затем пробили кувалдой дыру в обшивке ниже ватерлинии. Надели спасательный жилет, прыгнув за борт, наблюдали, как яхта идет ко дну.
– Вы бредите. Остудите голову. Вы больной человек.
– Накануне «кораблекрушения» ваша супруга выехала в Болгарию, в Варну. Где она и проживает по сей день в гостинице «Гастоф». Перед отъездом вы запретили Зое звонить вам или писать письма. Но она все-таки прислала несколько открыток на адрес своей близкой подруги, чтобы та передала весточки вам. Но одна из таких открыток со штемпелем гостиницы «Гастоф» совершенно случайно попала к нам. Я съездил на пару дней в те края, в Варну, и сделал вот эти снимки.
– Вы шпионили за мной и подругой жены?
Мальгин достал из ящика и веером разложил фотографии девицы с крашеными светлыми волосами.
– Ваша жена неплохо выглядит. Ну, для утопленницы. Кстати, в солнечной Болгарии у нее появились поклонники. Зоя и один чернявый молодой человек тот, что на снимке, наверняка размышляют над проблемой: как потратить ваши деньги. С чем вас и поздравляю. Впрочем, все это уже не имеет значения. Результаты экспертиз, фотографии вашей супруги и другие материалы мы передали куда следует. У прокуратуры возникнет к вам много вопросов. То есть уже возникли.
– Это провокация, – прошипел Караваев. – Я найду на вас управу. Вы ответите…
Он медленно поднялся со стула, вышел из кабинета, хлопнув дверью.
– Ну, блин, ты его уделал, – впервые подал голос Николай Елисеев. – Высший пилотаж. Сколько лет ты проработал в ФСБ?
– Кажется, всю жизнь.
– Видна школа спецслужбы.
Он встал с кресла, подошел к окну и поднял жалюзи. Мальгин встал рядом, у подоконника. С этой позиции было видно, как Караваев вышел из подъезда и, опустив голову, медленно поплелся по тротуару. Из светлой «Волги» выбрались два мужчины в штатском и преградили ему путь. Один мужчина предъявил удостоверение сотрудника милиции. Второй подхватил клиента под локоть и помог забраться на заднее сидение. Машина сорвалась с места и умчалась.
– Все, – вздохнул Елисеев. – А ты свободен до завтрашнего вечера. Отдыхай. И помни, какой завтра день. День ценою в два миллиона долларов.
– Я помню, – ответил Мальгин. – Кстати, мне не мешает выспаться.
– Тогда шагом марш.
– Моя фамилия Караваев, – сказал человек и кашлянул в кулак, ожидая ответа.
В кабинете помимо начальника службы безопасности Николая Елисеева, уже знакомого Караваеву, находился еще один человек, представительный мужчина лет сорока. Человек развалился в кресле за письменным столом, закинул ногу на ногу и ковырялся в зубах заточенной спичкой.
– А меня зовут Олег Мальгин, – незнакомец поднялся на ноги, не протянув руки посетителю, показал пальцем на стул.
– Значит, вы мне и нужны.
– Я заместитель начальника службы безопасности страховой компании, -сказал Мальгин. – Наш разговор, надеюсь, надолго вас не задержит. Присаживайтесь. Хотите чаю?
– Спасибо. Хочу положить в этот портфель страховое возмещение.
Караваев занял предложенное место, положив на колени портфель, оглянулся назад, словно ожидал поддержки от Елисеева. Но тот, опустив голову, сосредоточено слюнявил палец, перебирая какие-то казенные бумажки.
– Тут какое-то недоразумение, – сказал посетитель. – Сегодня я должен был получить страховое возмещение. Руководитель компании сам назначил мне день и час, когда я смогу забрать деньги. Я прихожу в его приемную, но секретарь сообщает, что мое дело откладывается. Дескать, сначала я должен ответить на какие-то вопросы в службе безопасности, поговорить с Мальгиным. И вот я здесь.
– Не волнуйтесь.
– Я уже устал волноваться. Я уже отвечал на все вопросы. Мне их задавали в милиции, в прокуратуре, наконец, я несколько раз беседовал с вашим непосредственным начальником, – посетитель повернулся и показал пальцем на Елисеева, продолжавшего копаться в бумажках. – Знаете, это ни на что не похоже. Моя молодая жена погибла, я потерял дорогую яхту. Все это случилось три месяца назад, но я до сих пор околачиваю пороги вашей конторы и не могу получить и копеечной компенсаций.
– Я знаю, – кивнул Мальгин. – Послушайте…
Но Караваев не хотел слушать. Он с чувством похлопал ладонью по портфелю.
– Жизнь моей жены застрахована. Также как и яхта на случай возможного уничтожения или повреждения. Все документы я четвертый месяц ношу с собой. Смерть молодой женщины. Потеря яхты, в которую я вбухал целое состояние. Вам этого мало? Если бы я знал, что страхование жизни и имущества обернется такой бюрократической казуистикой, чистым издевательством над человеком, пережившим страшное чудовищное горе, то обратился бы в другую фирму. На пушечный выстрел не подошел бы к вашей, простите за выражение, шарашке.
– Я попросил вас успокоиться.
Но Караваев, кажется, разошелся ни на шутку.
– Я только и делаю, что хожу из кабинета в кабинет. Отвечаю на идиотские унизительные для человеческого достоинства вопросы. Я заработал гипертонию, гастрит и еще сто одну хроническую болезнь. Но конца моим мучениям не видно. Вы хотите положить меня в могилу рядом с покойной женой. И вместо компенсации в семьсот пятьдесят тысяч долларов выделить мне венок с лентой и бумажными цветами. Хотите дешево отделаться. Так?
– Не совсем.
– Ах, не совсем? – щеки Караваева налились краской, бескровные губы порозовели. – Я деловой человек, крупный бизнесмен и мне некогда заниматься ерундой. Я не желаю больше унижаться перед каждым клерком. Но если вы упорствуете… Тогда я вот что скажу: в этой стране еще существует суд, куда я и отправлюсь. Если я сегодня же не получу…
Мальгин не перебивал собеседника, постукивал кончиком ручки о столешницу он дожидался, когда Караваев выпустит пар. Действительно в последних числах мая Караваев вместе с супругой вышел на своей новенькой яхте «Оникс» в Истринского водохранилища. Погода стояла паршивая, шел дождь, с берега дул крепкий ветер. В девятом часу вечера Караваев, услышав по радио, что ожидается дальнейшее ухудшение погоды, развернул «Оникс», спустил парус, включил дизельный двигатель и взял курс к берегу. Быстро темнело, небо до самого горизонта заволокли тяжелые грозовые тучи. Караваев велел жене Зое спуститься вниз, в каюту, а сам остался в рубке.
Когда до берега оставалось полторы мили, яхта на полном ходу столкнулась с плавающим на поверхности водохранилища бревном. Удар был такой силы, что Караваев, отлетел от руля, ударился затылком о заднюю стену рубки и потерял сознание. Когда он пришел в себя посудина уже шла ко дну. Двигатель заглох, проникнуть в нижнюю каюту, где оставалась жена, не было возможности. В радиостанцию попала вода, и она не подавала признаков жизни. Яхта дала деферент и погружалась на дно. Караваев успел лишь натянуть спасательный жилет. Следующие несколько часов он отчаянно боролся с волнами, плыл к берегу, ориентируясь на прибрежные огни.
Яхту подняли со дна водохранилища спустя месяц после катастрофы. Караваев похоронил жену, прошел двухнедельный курс реабилитации у психиатра, отдохнул в подмосковном санатории и готовился получить страховую премию в размере семьсот пятидесяти тысяч долларов. Но ожидание затягивалось.
– Прошу прощения, – сказал Мальгин, дождавшись, когда Караваев выговорится. – Хочу объяснить, почему возникла задержка с выплатой страхового возмещения. Милиции и прокуратуре глубоко плевать на вашу яхту, а смерть жены для них – очередной несчастный случай на воде. Поэтому уголовное дело по факту гибели Зои Михайловны Потаповой, двадцати четырех лет, уроженки города Красная Поляна Краснодарского края, быстро закрыли. Но «Каменный мост» – частная страховая компания, здесь знают счет деньгам. Мы провели несколько независимых, весьма дорогостоящих экспертиз. Привлекли именитых специалистов. Результаты исследований изменили ситуацию.
– Что вы имеете в виду? – помрачнел Караваев.
– Яхта была построена из негодного материала. В частности, использовали клееную фанеру толщиной в ноль четыре сантиметра. А также…
– Значит, подрядчик меня бессовестно обманул. Но ведь это не меняет сути дела. Ваши специалисты перед тем, как оформить договор страхования, долго осматривали «Оникс» и убедились, что это настоящая яхта, а не ржавое корыто.
Мальгин не стал возражать.
– Далее. Эксперты утверждают, что пробоина в корпусе была сделана не плавучим бревном. А металлическим предметом. Например, кувалдой. В корпусе яхты сохранились микрочастицы металла и ржавчины. У меня на руках акт экспертизы.
– Чушь. Это ни о чем не говорит. Плавающее бревно – это версия следствия. Яхту могла протаранить и моторная лодка. Ничего не имею против. Какие-нибудь отморозки из хулиганских побуждений могли…
На этот раз не дослушал Мальгин.
– На похороны жены вы не вызвали ее мать и сестру. Вы сообщили матери о смерти Зои только после того, как кремировали труп. Странно, не правда ли?
– К чему вы клоните?
– Наш сотрудник срезал несколько волосков с головы вашей жены. На средства «Каменного моста» мы провели генетическую экспертизу, специалисты пришли к выводу, что утонувшая женщина – не Зоя Потапова. Вероятность ошибки экспертов одна десятая процента. Вот копия экспертного заключения. Посмотрите, кто подписал документ. Доктора наук, ведущие специалисты в своей области.
Мальгин положил на стол несколько листков бумаги и фотографии. Караваев даже ухом не повел.
– На этот раз ваши спецы ошиблись, – он покачал головой. – Кроме того, вы не имели права проводить подобные следственные действия. Этим занимается прокуратура и милиция.
– У прокуратуры нет денег на генетическую экспертизу. Мы заплатили за исследование около пяти тысяч долларов. Прокурору было достаточно того, что вы опознали труп. Им хотелось поскорее закрыть дело.
– А вам не хотелось платить компенсацию? – усмехнулся Караваев.
– Мы не платим денег аферистам.
– Выбирайте выражения.
– Ваше предприятие обанкротилось полгода назад. Но вы решили, что дела можно поправить. Спешно достроили яхту «Оникс» из негодного дешевого материала, через туристическую фирму достали подложный загранпаспорт паспорт для супруги. Затем свели знакомство с женщиной легкого поведения, внешне напоминавшей Зою Михайловну. Вы пригласили дамочку отдохнуть на яхте. Подпоив ее шампанским, в который подмешали клофелин, заперли ее в каюте. Затем пробили кувалдой дыру в обшивке ниже ватерлинии. Надели спасательный жилет, прыгнув за борт, наблюдали, как яхта идет ко дну.
– Вы бредите. Остудите голову. Вы больной человек.
– Накануне «кораблекрушения» ваша супруга выехала в Болгарию, в Варну. Где она и проживает по сей день в гостинице «Гастоф». Перед отъездом вы запретили Зое звонить вам или писать письма. Но она все-таки прислала несколько открыток на адрес своей близкой подруги, чтобы та передала весточки вам. Но одна из таких открыток со штемпелем гостиницы «Гастоф» совершенно случайно попала к нам. Я съездил на пару дней в те края, в Варну, и сделал вот эти снимки.
– Вы шпионили за мной и подругой жены?
Мальгин достал из ящика и веером разложил фотографии девицы с крашеными светлыми волосами.
– Ваша жена неплохо выглядит. Ну, для утопленницы. Кстати, в солнечной Болгарии у нее появились поклонники. Зоя и один чернявый молодой человек тот, что на снимке, наверняка размышляют над проблемой: как потратить ваши деньги. С чем вас и поздравляю. Впрочем, все это уже не имеет значения. Результаты экспертиз, фотографии вашей супруги и другие материалы мы передали куда следует. У прокуратуры возникнет к вам много вопросов. То есть уже возникли.
– Это провокация, – прошипел Караваев. – Я найду на вас управу. Вы ответите…
Он медленно поднялся со стула, вышел из кабинета, хлопнув дверью.
– Ну, блин, ты его уделал, – впервые подал голос Николай Елисеев. – Высший пилотаж. Сколько лет ты проработал в ФСБ?
– Кажется, всю жизнь.
– Видна школа спецслужбы.
Он встал с кресла, подошел к окну и поднял жалюзи. Мальгин встал рядом, у подоконника. С этой позиции было видно, как Караваев вышел из подъезда и, опустив голову, медленно поплелся по тротуару. Из светлой «Волги» выбрались два мужчины в штатском и преградили ему путь. Один мужчина предъявил удостоверение сотрудника милиции. Второй подхватил клиента под локоть и помог забраться на заднее сидение. Машина сорвалась с места и умчалась.
– Все, – вздохнул Елисеев. – А ты свободен до завтрашнего вечера. Отдыхай. И помни, какой завтра день. День ценою в два миллиона долларов.
– Я помню, – ответил Мальгин. – Кстати, мне не мешает выспаться.
– Тогда шагом марш.
Глава первая
Не доехав двух кварталов до нужного места, Олег Мальгин, решив размять ноги, попросил водителя остановить машину, расплатился и, выбравшись из такси, зашагал по тротуару.
Московская окраина, застроенная домами, давно не знавшими ремонта, укрытая кронами старых тополей, тонула в густом фиолетовом мареве августовского вечера, обещавшего теплый дождь. Мальгин свернул в узкую арку, остановился прикурить сигарету, чиркнул спичкой. Спичка сломалась. Этой секундой промедления воспользовался огромный черный кот, хозяин здешних помоек и убийца раскормленных голубей, кот возник у выхода из арки, остановился, глянул на чужака красными светящимися глазами, недобрыми, какими-то безжизненными, и побежал дальше, забыв о существовании человека, которому только что перебежал дорогу. Мальгин и не подумал повернуть обратно, добраться до места другим маршрутом. Выдохнув табачный дым, он продолжил путь.
В свои сорок лет Мальгин окончательно перестал верить в вещие сны, плохие приметы и черных котов, якобы приносящих несчастье. Правда, сегодня случай особый, вечером, буквально через пару часов, предстояло авантюрное и весьма рискованное дело, которое при неудачном стечении обстоятельств могло закончиться плохо, то ли тюрьмой, то ли чем похуже.
Чувство близкой опасности, для определения которой не подходило ни одно из человеческих слов, терзало душу со вчерашнего вечера. Мальгин плохо спал ночю, беспокойно ворочался и просыпался то от воя милицейской сирены за окном, то скрипа пружин дивана. Поднявшись чуть свет, вышел на балкон, но роскошное летнее утро, заполненное солнцем и светом, не принесло душевного успокоения. Чтобы не маяться неопределенностью, он решил начать ежедневную пятикилометровую пробежку на час раньше обычного. Переодевшись в майку без рукавов, кроссовки и спортивные штаны, вышел в прихожую, присев на корточки, расстегнул рюкзак из прочной синтетической ткани, засунул руку внутрь и на ощупь пересчитал кирпичи, лежавшие один на другом: шесть штук.
Мальгин полез под галошницы, вытащил из-под нее один кирпич, сунув его в рюкзак, крепко затянул тесемки и застегнул клапан. Можно начинать. Он рывком взвалил на себя рюкзак, пристроив его так, чтобы кирпичи не давили спину, а широкие лямки на поролоне не натирали плечи до кровавых волдырей. Все неосознанные страхи, недобрые предчувствия и прочая белиберда выйдет из него вместе с потом во время пробежки.
Через пару часов Мальгин, принял душ, накинул халат и, развалившись в кресле, сунул нос в газету, но чуть не умер от тоски, дойдя до раздела биржевых новостей. Тогда он врубил телек и стал тупо пялиться в экран, прикидывая, как безболезненно и незаметно скоротать томительные часы ожидания, отделявшие его от сегодняшнего вечера, но так и не придумал ничего толкового. «Скорей бы все кончилось», – сказал вслух Мальгин. Никто не ответил, потому что отвечать было не кому.
После полудня позвонил начальник службы безопасности страховой компании «Каменный город» Николай Елисеев и спросил, как дела. «Жду вечера, – честно ответил Мальгин. – Лезет в голову всякое дерьмо… Впрочем, это не имеет значения». «Приезжай на час позже, – сказал Елисеев. – В девять слишком светло для такого дела. Выедем на место в десять или одиннадцать. Как стемнеет. А пока развлеки себя чем-нибудь. Не пей. Будь хорошим мальчиком. Лады?» Поле разговора с начальником на душе сделалось совсем гадко. Мальгин положил трубку и вспомнил, что за последние два дня ни разу не прослушивал сообщений, записанных на автоответчик. Он нажал кнопку «пуск».
Женский голос, тонкий, злой с металлической ноткой. Это Лена, недавнее увлечение Мальгина, нахальная глазастая деваха с неярко выраженной талией. Романчик, который остался рядовой любовной победой, так и не переродился в искренне чувство: «Это я, – Лена взяла драматическую паузу, словно давала Мальгину время на осмысление этого веского заявления. – Немедленно сними трубку… Ладно, как хочешь. Но предупреждаю: это мой последний звонок. От тебя ни слуху, ни духу уже неделю. Если ты завел себе какую-нибудь молоденькую потаскушку из кабака… Что ж, мог бы просто поставить меня в известность. Хотя ты последняя свинья, я как-нибудь переживу измену. Черт побери, как мне все это надоело. Я выпрашиваю у тебя эти свидания, будто мне это одной нужно. Выпрашиваю, как милостыню. Позвони. Нет… Не звони. Пошел к черту. Пошел ты…» Дальше одни ругательства. Острая на язычок дама.
«Олег, это я, – Мальгин узнал голос бывшей жены Насти, с которой оформил развод два года назад. – Я, как всегда, насчет алиментов. Между прочим, деньги ты платишь не лично мне, а нашему ребенку. Жду неделю, потом подам в суд, раз по-хорошему ты не хочешь».
После щелчка и коротких гудков прорезался мужской голос, вкрадчивый и тихий, так разговаривают люди, которые ни на что хорошее в жизни уже не рассчитывают, не ждут подарков судьбы: «Это я, Гога. Напоминаю насчет твоего долга. Ты брал до конца мая, но уже начало августа. Возможно триста баксов для тебя деньги небольшие, о них и забыть можно. Но у меня сейчас проблемы. Только забрал машину из ремонта. Поэтому…» Мальгин выключил автоответчик. Все одно и то же, слушать тошно: и месяц назад, и на прошлой неделе те же люди напоминали о долгах, а одна дамочка с бешеным упрямством напрашивались в гости.
Платить алименты и раздавать долги с тех жалких копеек, что в последние четыре месяца он получал на службе в страховой компании «Каменный город», значит, обречь себя на голодную смерть. Дела у фирмы идут плохо, хуже некуда. Но другой, денежной работы все равно не подворачивается. Остается надеяться, что лучшие времена наступят не сегодня, так завтра.
Мальгин подумал, что если вечером все выгорит, пройдет, как задумано, он сможет получить хорошие премиальные и расслабиться. Недели три не бегать по парку с кирпичами в рюкзаке, не тягать штангу, не ходить на работу в страховую компанию, а пожить простой обывательской жизнью в свое удовольствие: встретить бархатный сезон на море, завести новую интрижку и даже, чем черт не шутит, заплатить кое-какие долги, которых по мелочи накопилось столько, что страшно считать. Чистая астрономия. Но в удачный исход дела мешало поверить все тоже проклятое предчувствие большой неотвратимой беды. Беды, которую невозможно предупредить, потому что в ход событий, заранее расписанных, Мальгин не может вмешаться. Не он принимает решения. Ход сделан. И поворачивать поздно.
…Неторопливо Мальгин пересек двор, украшенный детской песочницей, загаженной бродячими собаками, кинул взгляд на качели с оторванным сидением и кривыми стойками, искореженными какой-то совершенно нечеловеческой силой. Ветер поднимал сухую пыль, которая щекотала нос и скрипела на зубах. Через минуту он попал в соседний двор, оккупированный старухами, возле помойных баков повернул налево, сделал еще несколько замысловатых виражей, пока наконец не оказался в темном подъезде без лифта. Шагая через ступеньку, поднялся наверх, остановившись на лестничной площадке третьего этажа, утопил пальцем кнопку звонка: два коротких сигнала и два длинных. Дверь открыли без спроса.
Мальгин вошел в тесную прихожую, тряхнул руку Николая Елисеева, звонившего с утра, свернул в кухню. Открутив вентиль, долго пил из крана воду, отдающую ржавчиной и хлоркой. Утолив жажду, расстегнул пиджак, поправил рукоятку пистолета в подплечной кобуре. Эта съемная запущенная квартира пропахла не домашним уютом, а пылью веков, крысами и беспросветно бедностью. Старуха хозяйка, получив деньги вперед, исчезла, как бестелесное привидение, пообещав не напоминать о своем существовании в обозримом будущем.
Елисеев, спортивный мужчина лет тридцати с небольшим, стоял у окна и смотрел, как разгулявшийся ветер срывает со старого тополя первые желтые листья, а в дальнем сквере зажигают фонари. Он был сосредоточен на каких-то своих мыслях но, кажется, не разделял дурные предчувствия Мальгина.
– Как наш клиент? – Мальгин плотно закрыл дверь на кухню и сел к столу.
– Спокон. Как удав, сожравший кролика. Твердит, что скоро станет свободным человеком.
– Значит, никакой агрессии, никаких фокусов?
– Ничего такого.
– Не нравится мне все это, – Мальгин вытянул ноги под столом.
– А мне, думаешь, нравится? Витя Барбер обул нашу фирму на два лимона баксов. И это мне, руководителю службы безопасности, должно нравиться? Генеральный директор «Каменного города», как тебе известно, мой родной брат. Считай, Барбер вытащил деньги из нашего семейного кармана. Но теперь этот малый сидит в соседней комнате, пристегнутый цепью к двухпудовой гире. И он просто-таки мечтает вернуть бабки, чтобы остаться в живых. Другого шанса спасти шкуру у него не будет.
– А если он гонит порожняк?
– Хренота, – Елисеев продолжал смотреть в окно. Ветер разошелся не на шутку, на быстро темнеющее небо надвигались низкие грозовые тучи. – Барбер не лох с трех вокзалов. Он понимает, с кем имеет дело. Кого он кинул, сука, кого опустил на деньги, он все знает. Его шанс, его единственный счастливый билет – выложить баксы. Иначе… Витя Барбер представляет себе, какой смертью умрет. Я все объяснил ему доходчиво: спущу шкуру, с еще живого.
– Я не об этом хотел сказать. Не о двух лимонах. И не о Барбере. Я думал о нашем деле. Понимаешь, все это слишком сложно, слишком запутано, чтобы оказаться правдой.
– Не понял? – Елисеев оторвал взгляд от окна и сверху вниз посмотрел на Мальгина.
– Вопрос первый: почему украденные деньги Барбер, как он утверждает, зарыл на старом кладбище, возле какого-то склепа, то есть надгробья плачущей девы? Ну, ты бы так поступил на его месте? Почему он просто не абонировал банковскую ячейку? Заключить договор и оплатить услугу на несколько лет вперед – это проще и надежней.
– Чушь. Закопать баксы на кладбище – предосторожность разумного, тертого жизнью человека. Банк может лопнуть, как мыльный пузырь. И банковские аферисты, которым счета нет, перед тем, как смыться за бугор с деньгами вкладчиков, выгребут все бабки и ценности из ячеек. Таких случаев множество. Друзей в изначальном значении этого слова у Вити Барбера нет. Женщин он покупал. Ни одной близкой души. Значит, некому оставить бабки, некому доверить свое состояние. А старое кладбище отличное место. Там нет новых захоронений, старые могилы, тем более склепы, редко посещают родственники.
– Возможно, – кивнул Мальгин. – Но почему тогда он не объяснит нам, где именно закопал свой чемодан?
– Слушай, мы все это уже обсуждали. Чемодан закопан возле старинного надгробия, на котором установлена выбитая из гранита плачущая дева. На кладбище четырнадцать гранитных дев, я сам их пересчитал. Но если побродить там весь световой день, пожалуй, найдешь еще десяток похожих надгробий. Надпись на цоколе то ли стерта, то ли ее вовсе не было. Ведь Барбер берется показать на все на месте. У него хорошая зрительная память. Конечно, он сукин сын, последняя сволочь. И наверняка привирает по мелочи. Но ведь принципиально это ничего не меняет. Поедет Барбер с нами или мы, перекопав всех каменных дев, сами найдем деньги… Какая разница?
– И все-таки… Я не знаю, что он придумал, но…
– Заткнись… Все… Слушать не хочу, – Елисеев взмахнул руками, видимо, он переволновался, на щеках проступили болезненные пятна румянца. – Мы вытащили Барбера с края земли, выудили его, откуда люди назад вообще не возвращаются или возвращаются инвалидами. Только затем, чтобы подохнуть на воле под забором. Из самого ада его достали. Слепили ксиву, привезли в Москву, поселили на этой чертовой хате. На это ушло три долгих месяца. Мы рисковали, мы играли ва-банк. И теперь в последний день, в последний час, когда решается все, ты пускаешь сопли ручьем и задаешь идиотические вопросы? Раньше ты не мог этого сделать? Ну, придумать какой-нибудь умный вопрос?
– Ночь, кладбище… Не нравится мне…
– Какой ты нежный. А когда прикажешь копать? Средь бела дня явиться на погост и объяснить сторожам, мол, как и так, мы тут грешным делом пару лимонов закопали. И теперь хотим разворотить один памятник и забрать бабки. Только представ эту сцену… Забавно.
Мальгин скомкал бумажную салфетку и промолчал. Елисеев сел к столу, поставил локти на столешницу и, уперев подбородок в сжатые кулаки, внимательно посмотрел в глаза собеседника. Молчание длилось минуту.
– Если ты струсил, скажи сейчас. Я еще успею найти человека на твое место. Скажи. Я ни в чем тебя не упрекну. Струсить может любой. Просто минутная слабость. Я все пойму.
– Я все сделаю, как надо, – Мальгин покачал головой. – Я не струсил.
– Тогда давай начинать.
Елисеев полез в карман и положил на стол ключи от наручников.
Мальгин вышел из кухни в коридор, свернул в проходную комнату. На разложенном диване валялся сослуживец Мальгина Юрий Агапов. Подняв здоровую ручищу, помахал лапой гостью и протер глаза.
– Вставай, – сказал Мальгин. – Подгоняй машину. Мы выезжаем.
Широко распахнув пасть, Агапов зевнул, поднялся с дивана, сунул руки в рукава пиджака и, засунув пистолет под брючный ремень, пошел на выход. Мальгин распахнул дверь спальни. На железной кровати, застеленной пледом, сидел мужчина, в трусах и майке без рукавов. Темно короткие каштановые волосы, лицо мужественное. Нос с горбинкой, тяжелый подбородок с ямочкой посередине. Мужчину звали Виктором Барбером. Слюнявя палец, он переворачивал страницы глянцевого журнала, делая вид, что увлечен этим занятием.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Барбер и даже растянул губы в улыбке. – Как дела?
Мальгин, оставив вопрос без ответа, смотрел на пленника. К голени правой ноги наручниками пристегнули толстую короткую цепь, другой конец которой еще одной парой браслетов пристегнули к ручке двухпудовой гири. На ночь Барбера пристегивали цепью трубе центрального отопления, но днем позволяли некие вольности, например, свободу передвижения по квартире. Пристегнутый к гире Барбер, позвякивая цепью и таская в правой руке два пуда чугуна, мог без сопровождения пить чай на кухне, пускать сигаретный дым в открытое окно, ходить в туалет и ванную комнату. Правда, дверь в сортир всегда должна оставаться распахнутой. В квартире днем и ночью, сменяя друг друга, присутствовали два вооруженных охранника, готовые, случись что, пустить пулю между глаз своего пленника. Поэтому шансы Барбера, оказав сопротивление, вырваться из мышеловки, были ничтожны.
Московская окраина, застроенная домами, давно не знавшими ремонта, укрытая кронами старых тополей, тонула в густом фиолетовом мареве августовского вечера, обещавшего теплый дождь. Мальгин свернул в узкую арку, остановился прикурить сигарету, чиркнул спичкой. Спичка сломалась. Этой секундой промедления воспользовался огромный черный кот, хозяин здешних помоек и убийца раскормленных голубей, кот возник у выхода из арки, остановился, глянул на чужака красными светящимися глазами, недобрыми, какими-то безжизненными, и побежал дальше, забыв о существовании человека, которому только что перебежал дорогу. Мальгин и не подумал повернуть обратно, добраться до места другим маршрутом. Выдохнув табачный дым, он продолжил путь.
В свои сорок лет Мальгин окончательно перестал верить в вещие сны, плохие приметы и черных котов, якобы приносящих несчастье. Правда, сегодня случай особый, вечером, буквально через пару часов, предстояло авантюрное и весьма рискованное дело, которое при неудачном стечении обстоятельств могло закончиться плохо, то ли тюрьмой, то ли чем похуже.
***
Чувство близкой опасности, для определения которой не подходило ни одно из человеческих слов, терзало душу со вчерашнего вечера. Мальгин плохо спал ночю, беспокойно ворочался и просыпался то от воя милицейской сирены за окном, то скрипа пружин дивана. Поднявшись чуть свет, вышел на балкон, но роскошное летнее утро, заполненное солнцем и светом, не принесло душевного успокоения. Чтобы не маяться неопределенностью, он решил начать ежедневную пятикилометровую пробежку на час раньше обычного. Переодевшись в майку без рукавов, кроссовки и спортивные штаны, вышел в прихожую, присев на корточки, расстегнул рюкзак из прочной синтетической ткани, засунул руку внутрь и на ощупь пересчитал кирпичи, лежавшие один на другом: шесть штук.
Мальгин полез под галошницы, вытащил из-под нее один кирпич, сунув его в рюкзак, крепко затянул тесемки и застегнул клапан. Можно начинать. Он рывком взвалил на себя рюкзак, пристроив его так, чтобы кирпичи не давили спину, а широкие лямки на поролоне не натирали плечи до кровавых волдырей. Все неосознанные страхи, недобрые предчувствия и прочая белиберда выйдет из него вместе с потом во время пробежки.
Через пару часов Мальгин, принял душ, накинул халат и, развалившись в кресле, сунул нос в газету, но чуть не умер от тоски, дойдя до раздела биржевых новостей. Тогда он врубил телек и стал тупо пялиться в экран, прикидывая, как безболезненно и незаметно скоротать томительные часы ожидания, отделявшие его от сегодняшнего вечера, но так и не придумал ничего толкового. «Скорей бы все кончилось», – сказал вслух Мальгин. Никто не ответил, потому что отвечать было не кому.
После полудня позвонил начальник службы безопасности страховой компании «Каменный город» Николай Елисеев и спросил, как дела. «Жду вечера, – честно ответил Мальгин. – Лезет в голову всякое дерьмо… Впрочем, это не имеет значения». «Приезжай на час позже, – сказал Елисеев. – В девять слишком светло для такого дела. Выедем на место в десять или одиннадцать. Как стемнеет. А пока развлеки себя чем-нибудь. Не пей. Будь хорошим мальчиком. Лады?» Поле разговора с начальником на душе сделалось совсем гадко. Мальгин положил трубку и вспомнил, что за последние два дня ни разу не прослушивал сообщений, записанных на автоответчик. Он нажал кнопку «пуск».
Женский голос, тонкий, злой с металлической ноткой. Это Лена, недавнее увлечение Мальгина, нахальная глазастая деваха с неярко выраженной талией. Романчик, который остался рядовой любовной победой, так и не переродился в искренне чувство: «Это я, – Лена взяла драматическую паузу, словно давала Мальгину время на осмысление этого веского заявления. – Немедленно сними трубку… Ладно, как хочешь. Но предупреждаю: это мой последний звонок. От тебя ни слуху, ни духу уже неделю. Если ты завел себе какую-нибудь молоденькую потаскушку из кабака… Что ж, мог бы просто поставить меня в известность. Хотя ты последняя свинья, я как-нибудь переживу измену. Черт побери, как мне все это надоело. Я выпрашиваю у тебя эти свидания, будто мне это одной нужно. Выпрашиваю, как милостыню. Позвони. Нет… Не звони. Пошел к черту. Пошел ты…» Дальше одни ругательства. Острая на язычок дама.
«Олег, это я, – Мальгин узнал голос бывшей жены Насти, с которой оформил развод два года назад. – Я, как всегда, насчет алиментов. Между прочим, деньги ты платишь не лично мне, а нашему ребенку. Жду неделю, потом подам в суд, раз по-хорошему ты не хочешь».
После щелчка и коротких гудков прорезался мужской голос, вкрадчивый и тихий, так разговаривают люди, которые ни на что хорошее в жизни уже не рассчитывают, не ждут подарков судьбы: «Это я, Гога. Напоминаю насчет твоего долга. Ты брал до конца мая, но уже начало августа. Возможно триста баксов для тебя деньги небольшие, о них и забыть можно. Но у меня сейчас проблемы. Только забрал машину из ремонта. Поэтому…» Мальгин выключил автоответчик. Все одно и то же, слушать тошно: и месяц назад, и на прошлой неделе те же люди напоминали о долгах, а одна дамочка с бешеным упрямством напрашивались в гости.
Платить алименты и раздавать долги с тех жалких копеек, что в последние четыре месяца он получал на службе в страховой компании «Каменный город», значит, обречь себя на голодную смерть. Дела у фирмы идут плохо, хуже некуда. Но другой, денежной работы все равно не подворачивается. Остается надеяться, что лучшие времена наступят не сегодня, так завтра.
Мальгин подумал, что если вечером все выгорит, пройдет, как задумано, он сможет получить хорошие премиальные и расслабиться. Недели три не бегать по парку с кирпичами в рюкзаке, не тягать штангу, не ходить на работу в страховую компанию, а пожить простой обывательской жизнью в свое удовольствие: встретить бархатный сезон на море, завести новую интрижку и даже, чем черт не шутит, заплатить кое-какие долги, которых по мелочи накопилось столько, что страшно считать. Чистая астрономия. Но в удачный исход дела мешало поверить все тоже проклятое предчувствие большой неотвратимой беды. Беды, которую невозможно предупредить, потому что в ход событий, заранее расписанных, Мальгин не может вмешаться. Не он принимает решения. Ход сделан. И поворачивать поздно.
***
…Неторопливо Мальгин пересек двор, украшенный детской песочницей, загаженной бродячими собаками, кинул взгляд на качели с оторванным сидением и кривыми стойками, искореженными какой-то совершенно нечеловеческой силой. Ветер поднимал сухую пыль, которая щекотала нос и скрипела на зубах. Через минуту он попал в соседний двор, оккупированный старухами, возле помойных баков повернул налево, сделал еще несколько замысловатых виражей, пока наконец не оказался в темном подъезде без лифта. Шагая через ступеньку, поднялся наверх, остановившись на лестничной площадке третьего этажа, утопил пальцем кнопку звонка: два коротких сигнала и два длинных. Дверь открыли без спроса.
Мальгин вошел в тесную прихожую, тряхнул руку Николая Елисеева, звонившего с утра, свернул в кухню. Открутив вентиль, долго пил из крана воду, отдающую ржавчиной и хлоркой. Утолив жажду, расстегнул пиджак, поправил рукоятку пистолета в подплечной кобуре. Эта съемная запущенная квартира пропахла не домашним уютом, а пылью веков, крысами и беспросветно бедностью. Старуха хозяйка, получив деньги вперед, исчезла, как бестелесное привидение, пообещав не напоминать о своем существовании в обозримом будущем.
Елисеев, спортивный мужчина лет тридцати с небольшим, стоял у окна и смотрел, как разгулявшийся ветер срывает со старого тополя первые желтые листья, а в дальнем сквере зажигают фонари. Он был сосредоточен на каких-то своих мыслях но, кажется, не разделял дурные предчувствия Мальгина.
– Как наш клиент? – Мальгин плотно закрыл дверь на кухню и сел к столу.
– Спокон. Как удав, сожравший кролика. Твердит, что скоро станет свободным человеком.
– Значит, никакой агрессии, никаких фокусов?
– Ничего такого.
– Не нравится мне все это, – Мальгин вытянул ноги под столом.
– А мне, думаешь, нравится? Витя Барбер обул нашу фирму на два лимона баксов. И это мне, руководителю службы безопасности, должно нравиться? Генеральный директор «Каменного города», как тебе известно, мой родной брат. Считай, Барбер вытащил деньги из нашего семейного кармана. Но теперь этот малый сидит в соседней комнате, пристегнутый цепью к двухпудовой гире. И он просто-таки мечтает вернуть бабки, чтобы остаться в живых. Другого шанса спасти шкуру у него не будет.
– А если он гонит порожняк?
– Хренота, – Елисеев продолжал смотреть в окно. Ветер разошелся не на шутку, на быстро темнеющее небо надвигались низкие грозовые тучи. – Барбер не лох с трех вокзалов. Он понимает, с кем имеет дело. Кого он кинул, сука, кого опустил на деньги, он все знает. Его шанс, его единственный счастливый билет – выложить баксы. Иначе… Витя Барбер представляет себе, какой смертью умрет. Я все объяснил ему доходчиво: спущу шкуру, с еще живого.
– Я не об этом хотел сказать. Не о двух лимонах. И не о Барбере. Я думал о нашем деле. Понимаешь, все это слишком сложно, слишком запутано, чтобы оказаться правдой.
– Не понял? – Елисеев оторвал взгляд от окна и сверху вниз посмотрел на Мальгина.
– Вопрос первый: почему украденные деньги Барбер, как он утверждает, зарыл на старом кладбище, возле какого-то склепа, то есть надгробья плачущей девы? Ну, ты бы так поступил на его месте? Почему он просто не абонировал банковскую ячейку? Заключить договор и оплатить услугу на несколько лет вперед – это проще и надежней.
– Чушь. Закопать баксы на кладбище – предосторожность разумного, тертого жизнью человека. Банк может лопнуть, как мыльный пузырь. И банковские аферисты, которым счета нет, перед тем, как смыться за бугор с деньгами вкладчиков, выгребут все бабки и ценности из ячеек. Таких случаев множество. Друзей в изначальном значении этого слова у Вити Барбера нет. Женщин он покупал. Ни одной близкой души. Значит, некому оставить бабки, некому доверить свое состояние. А старое кладбище отличное место. Там нет новых захоронений, старые могилы, тем более склепы, редко посещают родственники.
– Возможно, – кивнул Мальгин. – Но почему тогда он не объяснит нам, где именно закопал свой чемодан?
– Слушай, мы все это уже обсуждали. Чемодан закопан возле старинного надгробия, на котором установлена выбитая из гранита плачущая дева. На кладбище четырнадцать гранитных дев, я сам их пересчитал. Но если побродить там весь световой день, пожалуй, найдешь еще десяток похожих надгробий. Надпись на цоколе то ли стерта, то ли ее вовсе не было. Ведь Барбер берется показать на все на месте. У него хорошая зрительная память. Конечно, он сукин сын, последняя сволочь. И наверняка привирает по мелочи. Но ведь принципиально это ничего не меняет. Поедет Барбер с нами или мы, перекопав всех каменных дев, сами найдем деньги… Какая разница?
– И все-таки… Я не знаю, что он придумал, но…
– Заткнись… Все… Слушать не хочу, – Елисеев взмахнул руками, видимо, он переволновался, на щеках проступили болезненные пятна румянца. – Мы вытащили Барбера с края земли, выудили его, откуда люди назад вообще не возвращаются или возвращаются инвалидами. Только затем, чтобы подохнуть на воле под забором. Из самого ада его достали. Слепили ксиву, привезли в Москву, поселили на этой чертовой хате. На это ушло три долгих месяца. Мы рисковали, мы играли ва-банк. И теперь в последний день, в последний час, когда решается все, ты пускаешь сопли ручьем и задаешь идиотические вопросы? Раньше ты не мог этого сделать? Ну, придумать какой-нибудь умный вопрос?
– Ночь, кладбище… Не нравится мне…
– Какой ты нежный. А когда прикажешь копать? Средь бела дня явиться на погост и объяснить сторожам, мол, как и так, мы тут грешным делом пару лимонов закопали. И теперь хотим разворотить один памятник и забрать бабки. Только представ эту сцену… Забавно.
Мальгин скомкал бумажную салфетку и промолчал. Елисеев сел к столу, поставил локти на столешницу и, уперев подбородок в сжатые кулаки, внимательно посмотрел в глаза собеседника. Молчание длилось минуту.
– Если ты струсил, скажи сейчас. Я еще успею найти человека на твое место. Скажи. Я ни в чем тебя не упрекну. Струсить может любой. Просто минутная слабость. Я все пойму.
– Я все сделаю, как надо, – Мальгин покачал головой. – Я не струсил.
– Тогда давай начинать.
Елисеев полез в карман и положил на стол ключи от наручников.
***
Мальгин вышел из кухни в коридор, свернул в проходную комнату. На разложенном диване валялся сослуживец Мальгина Юрий Агапов. Подняв здоровую ручищу, помахал лапой гостью и протер глаза.
– Вставай, – сказал Мальгин. – Подгоняй машину. Мы выезжаем.
Широко распахнув пасть, Агапов зевнул, поднялся с дивана, сунул руки в рукава пиджака и, засунув пистолет под брючный ремень, пошел на выход. Мальгин распахнул дверь спальни. На железной кровати, застеленной пледом, сидел мужчина, в трусах и майке без рукавов. Темно короткие каштановые волосы, лицо мужественное. Нос с горбинкой, тяжелый подбородок с ямочкой посередине. Мужчину звали Виктором Барбером. Слюнявя палец, он переворачивал страницы глянцевого журнала, делая вид, что увлечен этим занятием.
– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Барбер и даже растянул губы в улыбке. – Как дела?
Мальгин, оставив вопрос без ответа, смотрел на пленника. К голени правой ноги наручниками пристегнули толстую короткую цепь, другой конец которой еще одной парой браслетов пристегнули к ручке двухпудовой гири. На ночь Барбера пристегивали цепью трубе центрального отопления, но днем позволяли некие вольности, например, свободу передвижения по квартире. Пристегнутый к гире Барбер, позвякивая цепью и таская в правой руке два пуда чугуна, мог без сопровождения пить чай на кухне, пускать сигаретный дым в открытое окно, ходить в туалет и ванную комнату. Правда, дверь в сортир всегда должна оставаться распахнутой. В квартире днем и ночью, сменяя друг друга, присутствовали два вооруженных охранника, готовые, случись что, пустить пулю между глаз своего пленника. Поэтому шансы Барбера, оказав сопротивление, вырваться из мышеловки, были ничтожны.