Страница:
К тому времени Барбер успел незаметно перебраться в фургон, спрятался за хлебными поддонами. Водитель закрыл задние дверцы, сел за руль и поехал к другим воротам, ведущим на производственную зону. У склада готовой продукции топтался мастер производственного обучения Алексей Васильевич Дикун. Он не стал звать зеков из столярного цеха, чтобы те помогли загрузить в «ЗИЛ» несколько кухонных шкафчиков-пеналов, пяток разобранных кухонных столов, табуретки и другую мелочь. Вдвоем с Мурзаяном, стали перетаскивать это добро в фургон.
Барбер вылез из-за поддонов, сжав плечи, залег в «пенал» и закрыл дверцу. Темнота, дышится трудно. В эту минуту он почувствовал, что лежит вовсе не в шкафчике, а в гробу на дне могилы, и уже через минуту глубокую яму закидают землей. Но Барбер отогнал дурные мысли, сказав себе, что за последние годы свобода не была так близка, как сейчас. Поверх первого «пенала» положили еще четыре точно таких же шкафчика. Барбер слышал, как захлопнулись двери фургона, лязгнула задвижка, машина тронулась с места, но уже через пару минут остановилась в «шлюзе» у контрольно-пропускного пункта. Барбер слышал обрывки разговора солдат срочников, охранявших КПП и досматривающих транспорт, и простуженный баритон водителя Мурзаяна.
Солдаты при помощи зеркальца, приделанного к длинной палке, осмотрели днище грузовика и велели открыть двери фургона. Мурзаян был вынужден подчиниться. Барбер, лежа на дне шкафчика, слышал, как кто-то из солдат, пыхтя, забирается в кузов, гремит наваленными поддонами, ножками кухонных столов. «Снимайте верхний шкаф, тот, что в углу, – сказал солдат. – Посмотрим, что там у вас». Тут, как и было задумано, в дело вступил мастер производственного обучения Дикун. Он, хлопнув дверцей, вылез из кабины и что-то сердито прокричал. До Барбера донеслись слова: «Заказчик ждать не будет, пока мы тут… Мебель – те же деньги… Без порток останемся…» А дальше по матери. Солдат спрыгнул на землю, дверцы закрылись, снова лязгнула задвижка.
Вдалеке послышался шум мотора и лязг цепей, приводивших в движение створки лагерных ворот, которые начали медленно раздвигаться. «ЗИЛ» качнулся, медленно тронулся с места, миновал шлюз, проехал вдоль поселка. Барбер облегченно вздохнул. Пронесло. Главная опасность позади. Но уже через пять минут он понял, что не доедет живым до места, задохнется в тесном узком «пенале», потому что дышится в нем труднее, чем в пластиковом мешке для трупов. Дикун забыл или не захотел просверлить отверстия в боковых стенках «пенала», ну, хотя бы одну дырочку сделал, чтобы заключенный в деревянном ящике человек смог хватать через нее глотки воздуха. Барбер, выставив ладони вперед, уперся ими в дверцу шкафчика, стремясь сбросить наваленные сверху «пеналы». Он вложил в это движение всю свою силу, всю жажду жизни, но дверца не сдвинулась ни на миллиметр. Он повторил попытку пять, десять раз, но только выбился из сил.
Пот заливал глаза, воздуха в «пенале» совсем не осталось. Внутри было так тесно, что Барбер не мог выпрями руки, чтобы изо всей силы надавить на дверцу шкафчика или с разворота врезать по ней тяжелыми кулаками. Тогда он сполз вверх, насколько позволяло тесное пространство, приподнял колени и каблуками ботинок врезал по днищу. Удар вышел слабым. Следующие четверть часа Барбер, задыхаясь, исходя потом, молотил ногами по днищу, чувствуя, что миллиметр за миллиметром отвоевывает жизненное пространство. Он подумал, что плотники на зоне под чутким руководством мастера Дикуна сколачивают на удивление крепкую мебель. С такими вещами фабричное дерьмо рядом не лежало.
Барбер молотил ногами по днищу, он так старался, что носом хлынула кровь. Горячим ручейком она стекала по верхней губе и щекам за ворот рубашки, насквозь пропитавшийся потом. Грузовик трясло на ухабах, плечи сдавливали стенки шкафчика, голова кружилась от духоты и слабости, а перед глазами мерцали блики праздничного салюта. Но Барбер, уже растрачивая последние силы, не сдавался, продолжая изнурительную борьбу со смертью.
Дважды он терял сознание. То были короткие мгновения забытья. Он приходил в себя, снова поднимал ноги и бил подошвами по доскам. Барбер выломал каблуками днище шкафчика, когда был близок к последнему предсмертному обмороку. Извиваясь змеей, ногами вперед выполз из «пенала» и еще долго лежал среди деревяшек, поддонов из-под хлеба на дне кузова, вдыхая полной грудью воздух, медленно приходя в себя. Силы, кажется, навсегда покинувшие его, медленно возвращались. Содрав с себя черную зековскую куртку с нашивкой на груди, окровавленную рубаху, подстелил эти тряпки под спину. Через час с небольшим «ЗИЛ» остановился, хлопнула дверца, послышались неясные голоса, слов было не разобрать. Наконец, распахнулись дверцы фургона.
Барбер, зажмурившись от яркого дневного света, спрыгнул на дорогу. Перед ним стояли два мужика, одетые не по здешней моде. Сразу видно, столичные штучки. "Моя фамилия Елисеев, – тихо сказал тот, что пониже ростом. – Я родной брат хозяина страховой фирмы «Каменный мост». «Очень приятно, – пробормотал Барбер и, поплевав на тряпицу, что нашел в кармане, вытер с губы запекшуюся кровь. – Будем знакомы: Виктор Барбер». «Почему ты весь в крови?» – Елисеев часто заморгал глазами. «Потому что я чуть было не подох в этом поганом шкафу, чуть не задохнулся, – Барбер бросил тряпку под ноги. – Эта сука, – он показал пальцем на Дикуна, стоящего возле кабины „ЗИЛа“, – эта сука не просверлила в шкафу ни одной дырки».
Вид Барбера, сжавшего кулаки, перепачканного грязью и кровью, был настолько страшен, что мастер производственного обучения попятился спиной к обочине. Дикун хотел многое сказать в свое оправданье, связные убедительные мысли посетили его бедовую голову. Да, он перестраховался с этими дырками. Обещал сделать, но слова не сдержал. Думал, как-нибудь Барбер выберется из шкафа. Да, человек чуть копыта не отбросил по его вине. Но ведь «чуть» не считается. Если бы те дырки заметили при осмотре фургона на КПП, побег мог закончиться еще и не начавшись. А Дикун… Что бы случилось с ним? Позднее, когда «ЗИЛ» выехал из поселка при зоне, можно было остановиться и выпустить Барбера из «пенала», но тогда Дикун, уже натерпевшийся страху, забыл обо всем на свете. Память словно кирпичом отшибло.
Мастер уже открыл рот, чтобы выдать целую речь в свое оправдание, но увидел занесенный кулак, не смог уйти от удара. И понял, что его словам грош цена. Дикун хотел отмахнуться, но не успел. Барбер наотмашь ударил с левой, ребром ладони по переносице. Дикун, ослепленный дикой болью, почувствовал, что в носу что-то хрустнуло, переломилось. На дорожную пыль брызнула кровь. И тут же кулак Барбера врезался в шею, а другой кулак в солнечное сплетение. Дикун согнулся пополам и получил коленом в нижнюю челюсть. Он успел подумать, что обещанных денег ему не видать, как своих ушей. Барбер ударил локтем в шею. В глазах мастера заплясали искры. Он опустился на колени, Дикун не ждал пощады или сострадания. Казалось, Барбер на глазах честной компании забьет его до смерти. Медленно и больно.
Водитель Карен Мурзаян, не вылезая из кабины, равнодушно наблюдал за происходящим. Свои деньги он получил вперед, а судьба Дикуна волновала не больше, чем судьба помойной мухи, бившейся в лобовое стекло. Открутят мастеру голову и схоронят бренные останки в лесу или просто от души набьют морду, какая разница… Сверху из кабины было видно, как Дикун корчится в пыли, пытаясь встать, и получает увесистые удары ногами под ребра, в живот, в пах.
«Хватит, – заорал Елисеев, но не сделал ничего, чтобы остановить жестокое избиение. – Ты убьешь его». Мальгин рванулся вперед, повис на спине Барбера, заломил за спину руку и стал оттаскивать его от мастера производственного обучения. Но напоследок Барбер все же изловчился и пнул Дикуна носком ботинка в голову, жестким рантом рассек кожу чуть выше уха. Дикун повалился на грудь поперек грунтовой дороги и пролежал так минут пять. Мальгин осуждающе покачал головой, достал из багажника «Жигулей» пакет с цивильной одеждой для Барбера и канистру с водой. Он лил воду, а Барбер отойдя в сторонку, растирал себя мылом и смывал серую пену с груди и спины.
Дикун, придя в себя, на карачках отполз к обочине, сел, свесив ноги в канаву. Казалось, он оглох на одно ухо, передние зубы шатались и готовы были вывалиться изо рта. В глазах стояли слезы, в голове шумело, но мастер помнил о деньгах. Он видел, как Барбер, переодевшись в джинсы и куртку, залез на заднее сидение синих «Жигулей». Дикун, пошатываясь, поднялся на ноги, сделал пару неуверенных шагов к машине. «Деньги, – крикнул он и не услышал своего голоса. – Вы должны мне двенадцать с половиной тысяч». Елисеев, уже открывший дверцу, что-то прокричал в ответ, но мастер не услышал его слов, из уха сочилась кровь, а шум в голове сделался невыносимым. Елисеев подошел к мастеру вплотную и проорал: «Хрен тебе на рыло. А теперь пошел к такой матери». Сел в машину, «Жигули» сорвались с места и исчезли в облаке дорожной пыли. «ЗИЛ» тоже тронулся вслед за «пятеркой». Дикун видел через лобовое стекло физиономию Карена Мурзаяна, расплывшуюся в улыбке.
Мастер остался один на пустынной дороге, по которой за сутки проезжали две-три машины. Он сел на прежнее место у обочины, обхватил голову руками и, вытирая кровавые сопли, застонал от бессильной злобы. Он понимал, что никогда больше не увидит персонажей этой истории. На зону с попутной машиной добрался ближе к ночи. С тяжелым сердцем отправился к заместителю начальника колонии по режиму, который вечно засиживался в своем кабинете дотемна. По версии Дикуна, водитель «ЗИЛа» Мурзаян вступил в преступный сговор с заключенным Барбером, который незамеченным выбрался с зоны, спрятавшись в фургоне за мебелью и поддонами из-под хлеба. Они избили мастера на пустой проселочной дороге и смылись в неизвестном направлении на хлебном фургоне.
«Посмотрите, что эти сволочи со мной сделали, – повторял Дикун, решив про себя, что ссадины и синяки убедят начальство: лично он к побегу не причастен. – Чуть до смерти не забили. Одно слов – зверье, отморозки. Им человека убить, как, как… Не расстреливать таких надо, а вешать на площади в базарный день». «Подожди ты, балабол, – кум, недобро прищурившись, глянул на мастера. – Следствие разберется, отморозков вешать на площади или еще кого». «Вы мне не верите? – Дикун пустил слезу. – В медсанчасти сказали, что у меня три ребра сломаны, двух зубов как не было. Живого места на теле не осталось. И вы мне не верите?» «Я никому не верю, у меня работа такая», – отрезал кум. Дикун упал на стул и заплакал от жалости к самому себе и навсегда потерянным деньгам.
К утру на ноги были поставлены все бурятские милиционеры, поиски пропавшего зека и водителя «ЗИЛа» длились без малого месяц, но не дали никаких результатов. Дикун взял больничный. Валяясь на кровати, горевал две недели кряду, отходил от побоев. Зализав раны, оправившись от панического животного страха разоблачения, утешил себя тем, что неплохо наварил на этом деле. Как-никак тринадцать с половиной тысяч долларов, спрятанные в кубышку, – по здешним меркам это целое состояние. А сломанные ребра и левое ухо, на которое мастер стал хуже слышать, – это мелочи жизни.
…Во второй половине дня, не доехав до Иркутска, трех десятков километров, Мальгин остановил «пятерку» в том месте, на которое указал Елисеев. Тут в сосновых посадках стоял «Москвич». Спутники сменили машину. Мальгин сунул в бензобак «пятерки» промасленную тряпку и поджег ее. Через несколько секунд тачка взорвалась, «Москвич» продолжил путь.
Елисеев, неожиданно впавший в состояние депрессии, сидел сзади рядом с Барбером и шепотом молился. Ему казалось, что менты непременно остановят машину, они проверяют весь транспорт, въезжающий в город, потому что уже получили информацию о побеге заключенного из колонии. «Надо было заплатить этому сукину сыну Дикуну, – бормотал Елисеев. – Тогда бы он не слишком спешил обратно в колонию со своим сообщением. Зря мы так». «Мы все сделали правильно, – процедил Барбер. – Навешали ему фонарей и бросили на дороге. До зоны он доберется затемно. Это если повезет с попуткой. В натуре, Дикун и штукаря не заработал».
Пост ДПС на въезде в город проехали спокойно, «Москвич» оставили на стоянке у Дворца культуры вагоноремонтного завода. До съемной квартиры добрались общественным транспортом. Теперь нужно было спокойно отсидеться, не привлекая внимания соседей, лишний раз не высовывая носа на улицу, затворниками прожить в квартире месяц. За это время волосы Барбера отрастут, побег начнет стираться из памяти ментов, его вытеснят другие события, более значительные, важные. Скажем, республиканское совещание руководящего состава МВД.
На квартире было все необходимое, чтобы избавить ее жителей от скуки: телек, книги, сигареты, даже игровая приставка. Но из развлечений Елисеев и Барбер выбрали карты. Целыми днями они дулись в секу и буру, делая копеечные ставки, что не помешало Елисееву к концу июня продуть пять тысяч зеленых. «У меня с собой только казенные деньги, – нахмурился Елисеев, когда Барбер, перед самым отъездом из города напомнил о долге. – Рассчитаюсь с тобой, когда ты вернешь все, что украл у нас». В первых числах июля, путая следы, самолетом долетели до Новосибирска и снова залегли на дно, осев в частном доме на окраине города.
«Все, кончился мой срок», – сказал Барбер. Он окончательно поверил, что теперь менты его не достанут.
Глава пятая
Барбер вылез из-за поддонов, сжав плечи, залег в «пенал» и закрыл дверцу. Темнота, дышится трудно. В эту минуту он почувствовал, что лежит вовсе не в шкафчике, а в гробу на дне могилы, и уже через минуту глубокую яму закидают землей. Но Барбер отогнал дурные мысли, сказав себе, что за последние годы свобода не была так близка, как сейчас. Поверх первого «пенала» положили еще четыре точно таких же шкафчика. Барбер слышал, как захлопнулись двери фургона, лязгнула задвижка, машина тронулась с места, но уже через пару минут остановилась в «шлюзе» у контрольно-пропускного пункта. Барбер слышал обрывки разговора солдат срочников, охранявших КПП и досматривающих транспорт, и простуженный баритон водителя Мурзаяна.
Солдаты при помощи зеркальца, приделанного к длинной палке, осмотрели днище грузовика и велели открыть двери фургона. Мурзаян был вынужден подчиниться. Барбер, лежа на дне шкафчика, слышал, как кто-то из солдат, пыхтя, забирается в кузов, гремит наваленными поддонами, ножками кухонных столов. «Снимайте верхний шкаф, тот, что в углу, – сказал солдат. – Посмотрим, что там у вас». Тут, как и было задумано, в дело вступил мастер производственного обучения Дикун. Он, хлопнув дверцей, вылез из кабины и что-то сердито прокричал. До Барбера донеслись слова: «Заказчик ждать не будет, пока мы тут… Мебель – те же деньги… Без порток останемся…» А дальше по матери. Солдат спрыгнул на землю, дверцы закрылись, снова лязгнула задвижка.
Вдалеке послышался шум мотора и лязг цепей, приводивших в движение створки лагерных ворот, которые начали медленно раздвигаться. «ЗИЛ» качнулся, медленно тронулся с места, миновал шлюз, проехал вдоль поселка. Барбер облегченно вздохнул. Пронесло. Главная опасность позади. Но уже через пять минут он понял, что не доедет живым до места, задохнется в тесном узком «пенале», потому что дышится в нем труднее, чем в пластиковом мешке для трупов. Дикун забыл или не захотел просверлить отверстия в боковых стенках «пенала», ну, хотя бы одну дырочку сделал, чтобы заключенный в деревянном ящике человек смог хватать через нее глотки воздуха. Барбер, выставив ладони вперед, уперся ими в дверцу шкафчика, стремясь сбросить наваленные сверху «пеналы». Он вложил в это движение всю свою силу, всю жажду жизни, но дверца не сдвинулась ни на миллиметр. Он повторил попытку пять, десять раз, но только выбился из сил.
Пот заливал глаза, воздуха в «пенале» совсем не осталось. Внутри было так тесно, что Барбер не мог выпрями руки, чтобы изо всей силы надавить на дверцу шкафчика или с разворота врезать по ней тяжелыми кулаками. Тогда он сполз вверх, насколько позволяло тесное пространство, приподнял колени и каблуками ботинок врезал по днищу. Удар вышел слабым. Следующие четверть часа Барбер, задыхаясь, исходя потом, молотил ногами по днищу, чувствуя, что миллиметр за миллиметром отвоевывает жизненное пространство. Он подумал, что плотники на зоне под чутким руководством мастера Дикуна сколачивают на удивление крепкую мебель. С такими вещами фабричное дерьмо рядом не лежало.
Барбер молотил ногами по днищу, он так старался, что носом хлынула кровь. Горячим ручейком она стекала по верхней губе и щекам за ворот рубашки, насквозь пропитавшийся потом. Грузовик трясло на ухабах, плечи сдавливали стенки шкафчика, голова кружилась от духоты и слабости, а перед глазами мерцали блики праздничного салюта. Но Барбер, уже растрачивая последние силы, не сдавался, продолжая изнурительную борьбу со смертью.
Дважды он терял сознание. То были короткие мгновения забытья. Он приходил в себя, снова поднимал ноги и бил подошвами по доскам. Барбер выломал каблуками днище шкафчика, когда был близок к последнему предсмертному обмороку. Извиваясь змеей, ногами вперед выполз из «пенала» и еще долго лежал среди деревяшек, поддонов из-под хлеба на дне кузова, вдыхая полной грудью воздух, медленно приходя в себя. Силы, кажется, навсегда покинувшие его, медленно возвращались. Содрав с себя черную зековскую куртку с нашивкой на груди, окровавленную рубаху, подстелил эти тряпки под спину. Через час с небольшим «ЗИЛ» остановился, хлопнула дверца, послышались неясные голоса, слов было не разобрать. Наконец, распахнулись дверцы фургона.
***
Барбер, зажмурившись от яркого дневного света, спрыгнул на дорогу. Перед ним стояли два мужика, одетые не по здешней моде. Сразу видно, столичные штучки. "Моя фамилия Елисеев, – тихо сказал тот, что пониже ростом. – Я родной брат хозяина страховой фирмы «Каменный мост». «Очень приятно, – пробормотал Барбер и, поплевав на тряпицу, что нашел в кармане, вытер с губы запекшуюся кровь. – Будем знакомы: Виктор Барбер». «Почему ты весь в крови?» – Елисеев часто заморгал глазами. «Потому что я чуть было не подох в этом поганом шкафу, чуть не задохнулся, – Барбер бросил тряпку под ноги. – Эта сука, – он показал пальцем на Дикуна, стоящего возле кабины „ЗИЛа“, – эта сука не просверлила в шкафу ни одной дырки».
Вид Барбера, сжавшего кулаки, перепачканного грязью и кровью, был настолько страшен, что мастер производственного обучения попятился спиной к обочине. Дикун хотел многое сказать в свое оправданье, связные убедительные мысли посетили его бедовую голову. Да, он перестраховался с этими дырками. Обещал сделать, но слова не сдержал. Думал, как-нибудь Барбер выберется из шкафа. Да, человек чуть копыта не отбросил по его вине. Но ведь «чуть» не считается. Если бы те дырки заметили при осмотре фургона на КПП, побег мог закончиться еще и не начавшись. А Дикун… Что бы случилось с ним? Позднее, когда «ЗИЛ» выехал из поселка при зоне, можно было остановиться и выпустить Барбера из «пенала», но тогда Дикун, уже натерпевшийся страху, забыл обо всем на свете. Память словно кирпичом отшибло.
Мастер уже открыл рот, чтобы выдать целую речь в свое оправдание, но увидел занесенный кулак, не смог уйти от удара. И понял, что его словам грош цена. Дикун хотел отмахнуться, но не успел. Барбер наотмашь ударил с левой, ребром ладони по переносице. Дикун, ослепленный дикой болью, почувствовал, что в носу что-то хрустнуло, переломилось. На дорожную пыль брызнула кровь. И тут же кулак Барбера врезался в шею, а другой кулак в солнечное сплетение. Дикун согнулся пополам и получил коленом в нижнюю челюсть. Он успел подумать, что обещанных денег ему не видать, как своих ушей. Барбер ударил локтем в шею. В глазах мастера заплясали искры. Он опустился на колени, Дикун не ждал пощады или сострадания. Казалось, Барбер на глазах честной компании забьет его до смерти. Медленно и больно.
Водитель Карен Мурзаян, не вылезая из кабины, равнодушно наблюдал за происходящим. Свои деньги он получил вперед, а судьба Дикуна волновала не больше, чем судьба помойной мухи, бившейся в лобовое стекло. Открутят мастеру голову и схоронят бренные останки в лесу или просто от души набьют морду, какая разница… Сверху из кабины было видно, как Дикун корчится в пыли, пытаясь встать, и получает увесистые удары ногами под ребра, в живот, в пах.
«Хватит, – заорал Елисеев, но не сделал ничего, чтобы остановить жестокое избиение. – Ты убьешь его». Мальгин рванулся вперед, повис на спине Барбера, заломил за спину руку и стал оттаскивать его от мастера производственного обучения. Но напоследок Барбер все же изловчился и пнул Дикуна носком ботинка в голову, жестким рантом рассек кожу чуть выше уха. Дикун повалился на грудь поперек грунтовой дороги и пролежал так минут пять. Мальгин осуждающе покачал головой, достал из багажника «Жигулей» пакет с цивильной одеждой для Барбера и канистру с водой. Он лил воду, а Барбер отойдя в сторонку, растирал себя мылом и смывал серую пену с груди и спины.
Дикун, придя в себя, на карачках отполз к обочине, сел, свесив ноги в канаву. Казалось, он оглох на одно ухо, передние зубы шатались и готовы были вывалиться изо рта. В глазах стояли слезы, в голове шумело, но мастер помнил о деньгах. Он видел, как Барбер, переодевшись в джинсы и куртку, залез на заднее сидение синих «Жигулей». Дикун, пошатываясь, поднялся на ноги, сделал пару неуверенных шагов к машине. «Деньги, – крикнул он и не услышал своего голоса. – Вы должны мне двенадцать с половиной тысяч». Елисеев, уже открывший дверцу, что-то прокричал в ответ, но мастер не услышал его слов, из уха сочилась кровь, а шум в голове сделался невыносимым. Елисеев подошел к мастеру вплотную и проорал: «Хрен тебе на рыло. А теперь пошел к такой матери». Сел в машину, «Жигули» сорвались с места и исчезли в облаке дорожной пыли. «ЗИЛ» тоже тронулся вслед за «пятеркой». Дикун видел через лобовое стекло физиономию Карена Мурзаяна, расплывшуюся в улыбке.
Мастер остался один на пустынной дороге, по которой за сутки проезжали две-три машины. Он сел на прежнее место у обочины, обхватил голову руками и, вытирая кровавые сопли, застонал от бессильной злобы. Он понимал, что никогда больше не увидит персонажей этой истории. На зону с попутной машиной добрался ближе к ночи. С тяжелым сердцем отправился к заместителю начальника колонии по режиму, который вечно засиживался в своем кабинете дотемна. По версии Дикуна, водитель «ЗИЛа» Мурзаян вступил в преступный сговор с заключенным Барбером, который незамеченным выбрался с зоны, спрятавшись в фургоне за мебелью и поддонами из-под хлеба. Они избили мастера на пустой проселочной дороге и смылись в неизвестном направлении на хлебном фургоне.
«Посмотрите, что эти сволочи со мной сделали, – повторял Дикун, решив про себя, что ссадины и синяки убедят начальство: лично он к побегу не причастен. – Чуть до смерти не забили. Одно слов – зверье, отморозки. Им человека убить, как, как… Не расстреливать таких надо, а вешать на площади в базарный день». «Подожди ты, балабол, – кум, недобро прищурившись, глянул на мастера. – Следствие разберется, отморозков вешать на площади или еще кого». «Вы мне не верите? – Дикун пустил слезу. – В медсанчасти сказали, что у меня три ребра сломаны, двух зубов как не было. Живого места на теле не осталось. И вы мне не верите?» «Я никому не верю, у меня работа такая», – отрезал кум. Дикун упал на стул и заплакал от жалости к самому себе и навсегда потерянным деньгам.
К утру на ноги были поставлены все бурятские милиционеры, поиски пропавшего зека и водителя «ЗИЛа» длились без малого месяц, но не дали никаких результатов. Дикун взял больничный. Валяясь на кровати, горевал две недели кряду, отходил от побоев. Зализав раны, оправившись от панического животного страха разоблачения, утешил себя тем, что неплохо наварил на этом деле. Как-никак тринадцать с половиной тысяч долларов, спрятанные в кубышку, – по здешним меркам это целое состояние. А сломанные ребра и левое ухо, на которое мастер стал хуже слышать, – это мелочи жизни.
…Во второй половине дня, не доехав до Иркутска, трех десятков километров, Мальгин остановил «пятерку» в том месте, на которое указал Елисеев. Тут в сосновых посадках стоял «Москвич». Спутники сменили машину. Мальгин сунул в бензобак «пятерки» промасленную тряпку и поджег ее. Через несколько секунд тачка взорвалась, «Москвич» продолжил путь.
Елисеев, неожиданно впавший в состояние депрессии, сидел сзади рядом с Барбером и шепотом молился. Ему казалось, что менты непременно остановят машину, они проверяют весь транспорт, въезжающий в город, потому что уже получили информацию о побеге заключенного из колонии. «Надо было заплатить этому сукину сыну Дикуну, – бормотал Елисеев. – Тогда бы он не слишком спешил обратно в колонию со своим сообщением. Зря мы так». «Мы все сделали правильно, – процедил Барбер. – Навешали ему фонарей и бросили на дороге. До зоны он доберется затемно. Это если повезет с попуткой. В натуре, Дикун и штукаря не заработал».
Пост ДПС на въезде в город проехали спокойно, «Москвич» оставили на стоянке у Дворца культуры вагоноремонтного завода. До съемной квартиры добрались общественным транспортом. Теперь нужно было спокойно отсидеться, не привлекая внимания соседей, лишний раз не высовывая носа на улицу, затворниками прожить в квартире месяц. За это время волосы Барбера отрастут, побег начнет стираться из памяти ментов, его вытеснят другие события, более значительные, важные. Скажем, республиканское совещание руководящего состава МВД.
На квартире было все необходимое, чтобы избавить ее жителей от скуки: телек, книги, сигареты, даже игровая приставка. Но из развлечений Елисеев и Барбер выбрали карты. Целыми днями они дулись в секу и буру, делая копеечные ставки, что не помешало Елисееву к концу июня продуть пять тысяч зеленых. «У меня с собой только казенные деньги, – нахмурился Елисеев, когда Барбер, перед самым отъездом из города напомнил о долге. – Рассчитаюсь с тобой, когда ты вернешь все, что украл у нас». В первых числах июля, путая следы, самолетом долетели до Новосибирска и снова залегли на дно, осев в частном доме на окраине города.
«Все, кончился мой срок», – сказал Барбер. Он окончательно поверил, что теперь менты его не достанут.
Глава пятая
Первую половину дня Мальгин и Плотников не вылезали из рабочего кабинета, устроенного в мансарде. Для начала повозились с портретом Барбера, составленного со слов Оли Антоновой. Зарисовки Мальгина сканировали, вывели изображение на компьютерный монитор, отформатировали и наложили рисунки один на другой. Затем сканировали фотографию Барбера, сделанную уже после побега. Поделив экран на две части, расположили рядом рисунок и фотографию.
– Есть вещи, которые пластический хирург не может изменить, – сказал Плотников. – Например, кости черепа, нижняя и верхняя челюсти, форма скул. То есть в принципе сделать можно, но на всю эту канитель уйдут многие месяцы лечения, пациенты предстоит пережить несколько операций, исход которых сомнителен. Да и денег потребуется вагон. Барбер такой задачи перед врачом не ставил.
– Точно, не ставил. Они посоветовались и решили ограничиться изменением формы носа, бровей, разреза глаз, – сказал Мальгин. – Как видишь, прежде у Барбера был нос с горбинкой, пухлые чувственные губы, форма глаз – миндалевидная, цвет карий. Хирург слегка «облегчил» подбородок. Губы сделал тоньше, нос прямым, коротким. Брови опустил, изменив их форму, теперь они немного вразлет. Поэтому выражение лица Барбера слегка удивленное. В клинике провели несколько сеансов лазерной терапии, чтобы избавиться от шрамов. Затем на лицо, шею и кисти рук наложили омолаживающие маски, чтобы наш клиент выглядел едва ли не юношей.
– Хорошо, – кивнул Плотников и внес изменение в рисунок.
– Наконец волосы, – добавил Мальгин. – У него вьющиеся каштановые волосы. До ареста Барбер носил пышную шевелюру. После операции подстригся коротко и наверняка перекрасил свои кудри. Наиболее вероятный цвет – русый. Рыжий и светлый блондин отпадает. Слишком приметно. Брюнет – это близко к шатену. Остается русый. Распространенный, неброский… И еще цветные контактные линзы. Теперь у него не карие, а серо-голубые глаза.
– Согласен, – кивнул Плотников и внес в портрет новые изменения. – Теперь, мне кажется, мы получим нечто близкое к оригиналу.
Плотник свел на экране фотографию Барбера и рисунок, убрал все лишнее, морщины, косой шрам над левым глазом, чуть поправил шевелюру. Провозившись около часа, щелкнул кнопкой «мыши» и сказал:
– Готово.
Через несколько секунд из принтера стали выскакивать листки с напечатанной на них новой физиономией Барбера. Мальгин сложил распечатки в портфель.
– Теперь надо «пробить» по компьютеру тот расстрелянный джип «Блейзер», – сказал Плотников. – У меня есть доступ в базу данных ФСБ. Один генерал, не хочу называть имен, разрешил мне пользоваться для входа в систему своим паролем. Разумеется, доступа к совершенно секретной информации у меня нет. Но выяснить всякие пустяки, например, кто владеет машиной, это запросто. Возможно, сейчас мы узнаем имя и адрес человека, организовавшего охоту за тобой. Сейчас…
Мальгин назвал номер «Блейзера». Плотников, склонившись над клавиатурой, азартно забарабанил пальцами по клавишам. Через четверть часа поиски владельца джипа подошли к концу. Лицо Плотникова вытянулось от досады.
По документам машина принадлежала некоей Пелагее Андреевне Крюковой, вдове, уроженке и жительницы поселка Володарского Домодедовского района Подмосковья. Старухе семьдесят два года от роду, она плохо видит, хромает на одну ногу. Водительских прав, разумеется, не получала. Единственный сын сорокапятилетний Сергей Крюков, инвалид второй группы, живет и работает диспетчером автоколонны за тысячи верст от матери, в Барнауле. Внуков, других близких родственников Крюкова не имеет. Год назад старуха оформлена доверенность с правом продажи транспортного средства на некоего Сидорчука. Самое интересное, что этот Сидорчук, по профессии рабочий путеец, погиб в результате несчастного случая. Попал под скорый поезд. Так что, установить по базе данных, кто реально катался на «Блейзере» не представляется возможным.
Плотников выключил компьютер.
– Что ты теперь собираешься делать? – спросил он.
– Исправить свои ошибки. Последние месяцы моей жизни – это сплошная лажа. В моей программе три пункта. Первое – найти Барбера. Если я сделаю это, пойду с повинной в милицию. «Каменный мост» наймет мне хорошего адвоката, а не какого-нибудь пьяницу вроде Гриши Левина. В этом случае я получу минимальный срок. А если адвокат окажется не просто хорошим, но и немного везучим, смогу рассчитывать на условный срок. Второе – надо найти деньги. В этом случае у меня будет пять адвокатов. И все знаменитости. Третье – следует понять, кто за мной охотится. И сделать все, чтобы эта охота, наконец, закончилась. Иначе я не смогу выполнить первые две задумки.
– Кто же тебя преследует?
– У меня есть версия, и я убежден почти на все сто, что она верная. Барбер и покойный Онуфриенко сидели в одной зоне под Иркутском. Идея побега пришла в голову Вити как минимум за полгода до того, как он выбрался из колонии. Долгий срок, полгода, а?
– Что ты имеешь в виду?
– Понимаешь, зона, в которой изо дня в день существуют, едят, спят, работают три тысячи рыл – это тесное сообщество, слишком тесное. Очень трудно сохранить в тайне самый ничтожный секрет. Даже день, когда к тебе приходит дачка с воли, заранее известен. Зэки знают все друг о друге. Любые бытовые мелочи из прошлой вольной жизни. О жене, о любовнице, родственниках… Вокруг полно сук, составляющих лагерный актив, которые стучат куму. Шестерок, которые обо всем докладывают смотрящему зоны.
– И все-таки я не понимаю.
– Барбер и Онуфриенко, срок, которого закончился раньше, обсуждали между собой все детали побега, до мелочей. Барбер рассказал о том, как ему удалось нагреть «Каменный мост». Они, разумеется, говорили и о деньгах, спрятанных на кладбище. Два миллиона долларов… Большинство зэков, тянувших срока там, под Иркутском, пошли на мокрые дела, в итоге не получив и малой толики тех денег. Короче, о планах Барбера, о его кладе узнали кто-то из авторитетных бандитов, чей срок был уже на исходе. А дальше ты знаешь: они пытали Онуфриенко в заброшенном гараже. Когда убедились, что тот не знает, где деньги, кончили его. Самого Барбера они найти пока не могут, потому что к нему не ведет никакой ниточки. Поэтому охотятся за мной.
– Но возможен и другой вариант, – сказал Плотников. – Дружки по зоне узнали о месте, где устроен тайник. Забрали бабки, заложили взрывное устройство, чтобы избавиться разом от всех свидетелей. Не получилось. И теперь эти парни выслеживают тебя. Потом дойдет очередь до Елисеева старшего, потому что он тоже в курсе многих дел. Пока Елисеев на допросах молчит, но может заговорить в любой момент. Значит, он потенциально опасный свидетель. Это моя версия.
– Что ж, вполне логично. Но версий много, а истина одна.
– Как ты собираешься найти Барбера? Ходить по вокзалам и кабакам, показывать его портрет на всех углах? Или расклеишь его изображение на фонарных столбах, а внизу укажешь номер своего контактного телефона. Нашедшему – премию, ящик водки. Звонков будет много.
– Я собрал на Барбера небольшое досье. Вот, посмотри, если интересно.
Мальгин вытащил из портфеля тощую пластиковую папку и, пока Плотников шуршал листками бумаги, перебирал фотографии, обрисовал свой план.
Барбер по всем прикидкам останется в городе до тех пор, пока не получит назад свои деньги, следовательно, он станет искать, точнее, уже ищет человека, который их прикарманил. Кто может помочь в поисках? Друзей у Барбера не осталось. Остается любовница из поселка Апрелевка. Екатерина Юрьевна Комкова не рассчитывала, что ее бывший дружок вдруг объявится, не отсидев до звонка. Зекам, мотающим срока по «мокрым» статьям, амнистии или условно-досрочное освобождение не светит. Поэтому Комкова не настроила себя на долгое ожидание, лучшие годы уходят, а ей как-никак надо устраивать личную жизнь. Барбер навестил Катерину еще в ту пору, когда Мальгин валялся на больничной койке. Возможно, старая любовь действительно не ржавеет, и Барбер провел в апрелевском гнездышке одну-две ночи, но на большее рассчитывать не мог.
Комкова за словом в карман не лезет. Она выложила бывшему любовнику все, что думает. А думает она следующее: какая уж там личная жизнь, какое семейное счастье с белым зэком. Сплошные неприятности и убыток. Когда Мальгин навестил женщину и рассказал ей о посылке, оставленной в ночном клубе, она связалась с Барбером по телефону или по пейджеру, передала информацию. А затем съездила в клуб и забрала альбом, потому что Барбер просил об этом, сам он не рискнул появляться в «Зеленом такси». Через пару дней Екатерина вместе с каким-то мужчиной укатила в Ялту. Мальгин узнал об этом, когда позвонил по ее домашнему телефону. Комкова оставила ключи своей пожилой соседке тете Паше, чтобы та поливала цветы. Вот с этой соседкой Мальгин и разговаривал. Тетя Паша по простоте душевной доложила, что за молодухой приехал ее постоянный ухажер, представительный, очень солидный мужчина лет пятидесяти, седой, плотного сложения. В темном костюме и блестящих ботинках. Судя по виду, – очень большой начальник, заведующий складом, а то и магазином, никак не ниже. Сам снес вниз чемоданы и сумки, и счастливая парочка отчалила. Ниточка оборвалась, выйти на Барбера через Комкову невозможно.
Однако кое-какие зацепки все же остались.
В Москве у Барбера есть знакомые, есть враги. Мальгин составил короткий список лиц, которым нужно наведаться в гости. Первыми в этом списке стоит некто Максим Штоппер по кличке Штопор, профессиональный карточный катала. Когда Барбера судили, картежник выступил главным свидетелем обвинения. Якобы Барбер со своими ныне покойными дружками ворвались к нему в квартиру, истязал его, избили рояльной струной, проткнул ногу гвоздем. Штоппер выложил деньги, все свои накопления, якобы нажитые непосильным трудом и кровавыми мозолями. Штопор утверждал на суде, что бандиты готовятся совершить террористический акт, который проплатила одна из этнических преступных группировок.
Ясно, что эту ахинею он нес по чьей-то указке, потому что ему хорошо заплатили. Барбер совершает террористический акт… Это сюжет для юмористического рассказа. Он может пырнуть человека ножом, пристрелить, обворовать, изнасиловать или повесить. Но терроризм не его профиль. Барбер слишком злопамятный человек, чтобы простить Штопперу оговор. Теперь, когда на руках у Мальгина более или менее реалистичный портрет Барбера, следует навестить каталу. Штоппер увидит портрет своего врага и это, возможно, спасет ему жизнь. Но услуга за услугу… Можно пообещать катале свою защиту или деньги в обмен на информацию. Этот черт много чего знает и надо заставить его открыть варежку и заговорить.
Вторым в списке Мальгина стоит некто Василий Полуйчик, в прошлом воровской положенец, содержатель катранов. Однако за последние годы он сумел подняться, женился на вдовой бабе, у которой денег, как грязи. Порвал отношения с братвой, с профессиональными каталами, влез в шкуру обеспеченного обывателя, не знающего проблем. В прежней воровской жизни Полуйчик был приятелем Барбера, даже как-то проходил с ним по одному уголовному делу о незаконном присвоении чужого имущества насильственным путем. Но то дело развалилось, потерпевший, видимо, до смерти запуганный сообщниками грабителей, забрал заявление из милиции. А Барбер и Полуйчик навсегда остались друзьями. Не исключено, что Барбер найдет или уже нашел новоявленного ресторатора, обратится к нему за помощью, за деньгами или новыми документами.
– Есть вещи, которые пластический хирург не может изменить, – сказал Плотников. – Например, кости черепа, нижняя и верхняя челюсти, форма скул. То есть в принципе сделать можно, но на всю эту канитель уйдут многие месяцы лечения, пациенты предстоит пережить несколько операций, исход которых сомнителен. Да и денег потребуется вагон. Барбер такой задачи перед врачом не ставил.
– Точно, не ставил. Они посоветовались и решили ограничиться изменением формы носа, бровей, разреза глаз, – сказал Мальгин. – Как видишь, прежде у Барбера был нос с горбинкой, пухлые чувственные губы, форма глаз – миндалевидная, цвет карий. Хирург слегка «облегчил» подбородок. Губы сделал тоньше, нос прямым, коротким. Брови опустил, изменив их форму, теперь они немного вразлет. Поэтому выражение лица Барбера слегка удивленное. В клинике провели несколько сеансов лазерной терапии, чтобы избавиться от шрамов. Затем на лицо, шею и кисти рук наложили омолаживающие маски, чтобы наш клиент выглядел едва ли не юношей.
– Хорошо, – кивнул Плотников и внес изменение в рисунок.
– Наконец волосы, – добавил Мальгин. – У него вьющиеся каштановые волосы. До ареста Барбер носил пышную шевелюру. После операции подстригся коротко и наверняка перекрасил свои кудри. Наиболее вероятный цвет – русый. Рыжий и светлый блондин отпадает. Слишком приметно. Брюнет – это близко к шатену. Остается русый. Распространенный, неброский… И еще цветные контактные линзы. Теперь у него не карие, а серо-голубые глаза.
– Согласен, – кивнул Плотников и внес в портрет новые изменения. – Теперь, мне кажется, мы получим нечто близкое к оригиналу.
Плотник свел на экране фотографию Барбера и рисунок, убрал все лишнее, морщины, косой шрам над левым глазом, чуть поправил шевелюру. Провозившись около часа, щелкнул кнопкой «мыши» и сказал:
– Готово.
Через несколько секунд из принтера стали выскакивать листки с напечатанной на них новой физиономией Барбера. Мальгин сложил распечатки в портфель.
– Теперь надо «пробить» по компьютеру тот расстрелянный джип «Блейзер», – сказал Плотников. – У меня есть доступ в базу данных ФСБ. Один генерал, не хочу называть имен, разрешил мне пользоваться для входа в систему своим паролем. Разумеется, доступа к совершенно секретной информации у меня нет. Но выяснить всякие пустяки, например, кто владеет машиной, это запросто. Возможно, сейчас мы узнаем имя и адрес человека, организовавшего охоту за тобой. Сейчас…
Мальгин назвал номер «Блейзера». Плотников, склонившись над клавиатурой, азартно забарабанил пальцами по клавишам. Через четверть часа поиски владельца джипа подошли к концу. Лицо Плотникова вытянулось от досады.
По документам машина принадлежала некоей Пелагее Андреевне Крюковой, вдове, уроженке и жительницы поселка Володарского Домодедовского района Подмосковья. Старухе семьдесят два года от роду, она плохо видит, хромает на одну ногу. Водительских прав, разумеется, не получала. Единственный сын сорокапятилетний Сергей Крюков, инвалид второй группы, живет и работает диспетчером автоколонны за тысячи верст от матери, в Барнауле. Внуков, других близких родственников Крюкова не имеет. Год назад старуха оформлена доверенность с правом продажи транспортного средства на некоего Сидорчука. Самое интересное, что этот Сидорчук, по профессии рабочий путеец, погиб в результате несчастного случая. Попал под скорый поезд. Так что, установить по базе данных, кто реально катался на «Блейзере» не представляется возможным.
Плотников выключил компьютер.
– Что ты теперь собираешься делать? – спросил он.
– Исправить свои ошибки. Последние месяцы моей жизни – это сплошная лажа. В моей программе три пункта. Первое – найти Барбера. Если я сделаю это, пойду с повинной в милицию. «Каменный мост» наймет мне хорошего адвоката, а не какого-нибудь пьяницу вроде Гриши Левина. В этом случае я получу минимальный срок. А если адвокат окажется не просто хорошим, но и немного везучим, смогу рассчитывать на условный срок. Второе – надо найти деньги. В этом случае у меня будет пять адвокатов. И все знаменитости. Третье – следует понять, кто за мной охотится. И сделать все, чтобы эта охота, наконец, закончилась. Иначе я не смогу выполнить первые две задумки.
– Кто же тебя преследует?
– У меня есть версия, и я убежден почти на все сто, что она верная. Барбер и покойный Онуфриенко сидели в одной зоне под Иркутском. Идея побега пришла в голову Вити как минимум за полгода до того, как он выбрался из колонии. Долгий срок, полгода, а?
– Что ты имеешь в виду?
– Понимаешь, зона, в которой изо дня в день существуют, едят, спят, работают три тысячи рыл – это тесное сообщество, слишком тесное. Очень трудно сохранить в тайне самый ничтожный секрет. Даже день, когда к тебе приходит дачка с воли, заранее известен. Зэки знают все друг о друге. Любые бытовые мелочи из прошлой вольной жизни. О жене, о любовнице, родственниках… Вокруг полно сук, составляющих лагерный актив, которые стучат куму. Шестерок, которые обо всем докладывают смотрящему зоны.
– И все-таки я не понимаю.
– Барбер и Онуфриенко, срок, которого закончился раньше, обсуждали между собой все детали побега, до мелочей. Барбер рассказал о том, как ему удалось нагреть «Каменный мост». Они, разумеется, говорили и о деньгах, спрятанных на кладбище. Два миллиона долларов… Большинство зэков, тянувших срока там, под Иркутском, пошли на мокрые дела, в итоге не получив и малой толики тех денег. Короче, о планах Барбера, о его кладе узнали кто-то из авторитетных бандитов, чей срок был уже на исходе. А дальше ты знаешь: они пытали Онуфриенко в заброшенном гараже. Когда убедились, что тот не знает, где деньги, кончили его. Самого Барбера они найти пока не могут, потому что к нему не ведет никакой ниточки. Поэтому охотятся за мной.
– Но возможен и другой вариант, – сказал Плотников. – Дружки по зоне узнали о месте, где устроен тайник. Забрали бабки, заложили взрывное устройство, чтобы избавиться разом от всех свидетелей. Не получилось. И теперь эти парни выслеживают тебя. Потом дойдет очередь до Елисеева старшего, потому что он тоже в курсе многих дел. Пока Елисеев на допросах молчит, но может заговорить в любой момент. Значит, он потенциально опасный свидетель. Это моя версия.
– Что ж, вполне логично. Но версий много, а истина одна.
– Как ты собираешься найти Барбера? Ходить по вокзалам и кабакам, показывать его портрет на всех углах? Или расклеишь его изображение на фонарных столбах, а внизу укажешь номер своего контактного телефона. Нашедшему – премию, ящик водки. Звонков будет много.
– Я собрал на Барбера небольшое досье. Вот, посмотри, если интересно.
Мальгин вытащил из портфеля тощую пластиковую папку и, пока Плотников шуршал листками бумаги, перебирал фотографии, обрисовал свой план.
***
Барбер по всем прикидкам останется в городе до тех пор, пока не получит назад свои деньги, следовательно, он станет искать, точнее, уже ищет человека, который их прикарманил. Кто может помочь в поисках? Друзей у Барбера не осталось. Остается любовница из поселка Апрелевка. Екатерина Юрьевна Комкова не рассчитывала, что ее бывший дружок вдруг объявится, не отсидев до звонка. Зекам, мотающим срока по «мокрым» статьям, амнистии или условно-досрочное освобождение не светит. Поэтому Комкова не настроила себя на долгое ожидание, лучшие годы уходят, а ей как-никак надо устраивать личную жизнь. Барбер навестил Катерину еще в ту пору, когда Мальгин валялся на больничной койке. Возможно, старая любовь действительно не ржавеет, и Барбер провел в апрелевском гнездышке одну-две ночи, но на большее рассчитывать не мог.
Комкова за словом в карман не лезет. Она выложила бывшему любовнику все, что думает. А думает она следующее: какая уж там личная жизнь, какое семейное счастье с белым зэком. Сплошные неприятности и убыток. Когда Мальгин навестил женщину и рассказал ей о посылке, оставленной в ночном клубе, она связалась с Барбером по телефону или по пейджеру, передала информацию. А затем съездила в клуб и забрала альбом, потому что Барбер просил об этом, сам он не рискнул появляться в «Зеленом такси». Через пару дней Екатерина вместе с каким-то мужчиной укатила в Ялту. Мальгин узнал об этом, когда позвонил по ее домашнему телефону. Комкова оставила ключи своей пожилой соседке тете Паше, чтобы та поливала цветы. Вот с этой соседкой Мальгин и разговаривал. Тетя Паша по простоте душевной доложила, что за молодухой приехал ее постоянный ухажер, представительный, очень солидный мужчина лет пятидесяти, седой, плотного сложения. В темном костюме и блестящих ботинках. Судя по виду, – очень большой начальник, заведующий складом, а то и магазином, никак не ниже. Сам снес вниз чемоданы и сумки, и счастливая парочка отчалила. Ниточка оборвалась, выйти на Барбера через Комкову невозможно.
Однако кое-какие зацепки все же остались.
В Москве у Барбера есть знакомые, есть враги. Мальгин составил короткий список лиц, которым нужно наведаться в гости. Первыми в этом списке стоит некто Максим Штоппер по кличке Штопор, профессиональный карточный катала. Когда Барбера судили, картежник выступил главным свидетелем обвинения. Якобы Барбер со своими ныне покойными дружками ворвались к нему в квартиру, истязал его, избили рояльной струной, проткнул ногу гвоздем. Штоппер выложил деньги, все свои накопления, якобы нажитые непосильным трудом и кровавыми мозолями. Штопор утверждал на суде, что бандиты готовятся совершить террористический акт, который проплатила одна из этнических преступных группировок.
Ясно, что эту ахинею он нес по чьей-то указке, потому что ему хорошо заплатили. Барбер совершает террористический акт… Это сюжет для юмористического рассказа. Он может пырнуть человека ножом, пристрелить, обворовать, изнасиловать или повесить. Но терроризм не его профиль. Барбер слишком злопамятный человек, чтобы простить Штопперу оговор. Теперь, когда на руках у Мальгина более или менее реалистичный портрет Барбера, следует навестить каталу. Штоппер увидит портрет своего врага и это, возможно, спасет ему жизнь. Но услуга за услугу… Можно пообещать катале свою защиту или деньги в обмен на информацию. Этот черт много чего знает и надо заставить его открыть варежку и заговорить.
Вторым в списке Мальгина стоит некто Василий Полуйчик, в прошлом воровской положенец, содержатель катранов. Однако за последние годы он сумел подняться, женился на вдовой бабе, у которой денег, как грязи. Порвал отношения с братвой, с профессиональными каталами, влез в шкуру обеспеченного обывателя, не знающего проблем. В прежней воровской жизни Полуйчик был приятелем Барбера, даже как-то проходил с ним по одному уголовному делу о незаконном присвоении чужого имущества насильственным путем. Но то дело развалилось, потерпевший, видимо, до смерти запуганный сообщниками грабителей, забрал заявление из милиции. А Барбер и Полуйчик навсегда остались друзьями. Не исключено, что Барбер найдет или уже нашел новоявленного ресторатора, обратится к нему за помощью, за деньгами или новыми документами.