– Питер! Питер!
   – Нет, нет, не надо…- Я цепляюсь за остатки сна.
   – Питер, уже больше десяти! Ты жив?
   Я со стоном поворачиваюсь на песке.
   – Более-менее, – мысленно отвечаю я.
   Открываю глаза и с удивлением вижу слабый свет.
   – Ты знаешь, где ты?
   Все тело у меня болит. При попытке встать все мои раны сразу дают о себе знать. Я осматриваюсь.
   – Понятия не имею… Я плыл… Долго. Какой-то свет. Еще здесь очень высокий водопад и огромное круглое озеро.
   – А выход есть?
   – Пока не знаю.
   Взглянув вверх, открываю рот от изумления.
   – Питер!
   – Пещера просто гигантская! Я бы смог здесь летать.
   Потолок пещеры – в нескольких сотнях футов надо мной. Несколько лучиков света просачиваются сквозь узкие расселины, окруженные тысячами висящих вниз головами летучих мышей.
   – Похоже, именно здесь живут все летучие мыши Ямайки. Тут полно их экскрементов. Но трещин достаточно больших, чтобы вылезти, не видно.
   – Лучше бы такие нашлись! – Мысли Хлои печальны, как-то приглушенны.
   Впервые с минуты своего побега я подумал о том, каково сейчас моей невесте. Сидеть в запертой комнате и беспомощно ждать!
   – Как ты? Что там у вас происходит? – спрашиваю я.
   – Мама и отец в бешенстве. Да иначе и быть не могло. Они прекрасно знают, что мы можем переговариваться скрытно, мы все это умеем. Родители сказали, что, если ты вскоре не вернешься и не расскажешь, где сокровища, они отыграются на Генри.
   – Неужели они способны причинить вред сыну собственной дочери?
   – Не знаю. Думаю, отец мог бы. Все будет зависеть от мамы. Дерек сделает все, что ему прикажут.
   Папа сказал, что дает тебе еще несколько дней. После этого он собирается отправиться в Кингстон про
   верить, нет ли почты от Дерека. Если мой брат найдет сокровище, я уверена, что никто не пострадает.
   Я думаю о потайном ходе, о секретной двери.
   – Сомневаюсь, что твой брат когда-нибудь найдет путь в сокровищницу.
   – Тогда тебе надо поскорее выбираться.
   – Я выберусь, если есть хоть какая-то возможность, – говорю я.
   Хотел бы я сам быть уверенным в том, что говорю сейчас. Мне прекрасно известно: чтобы залечить раны, нужны отдых и пища.
   – Нам надо было поискать другой путь!
   – Но мы этого не сделали,- возражаю я,- и потому придется идти до конца этим.
   – Что ты собираешься делать?
   Свет в пещере вдруг слегка мигает: это несколько летучих мышей снимаются с места. Я провожаю их взглядом. Отвратительные, мерзкие твари. Но делать нечего…
   – Первым делом я собираюсь поесть.
   – Но что, Питер?
   – Потом скажу, – сердито отвечаю я.
 
   Летая под сводами пещеры, я заглатываю летучих мышей. Они извиваются, пытаясь спастись от меня, гримасничают. Жую мясо этих жестких, кожистых, отвратительных на вкус тварей, раз уж нет ничего другого.
   Насытившись, я возвращаюсь на свое песчаное ложе и залечиваю все царапины и ссадины. Мои мускулы вновь наливаются силой. Хочется спать, но я сопротивляюсь. Мне нужно торопиться, чтобы поскорее спасти Хлою и Генри.
   Я исследую пещеру, пробиваясь сквозь громоздящиеся на полу сталагмиты, задевая позвякивающие сталактиты, чувствуя себя маленьким зверьком, ищущим выход из пасти огромного чудовища, стремящимся пролезть между его зубами. Наконец обнаруживается ручеек, утекающий из противоположного водопаду конца озера в какой-то темный коридор. Я доверяюсь этому ручейку, но, прежде чем уйти в полную темноту, оглядываюсь на относительный комфорт слабо освещенной пещеры, и у меня вырывается вздох сожаления.
   Продвигаюсь, осторожно вытянув перед собой передние лапы, строго следуя руслу ручья, позволяя ветерку легонько подталкивать меня в спину. Скоро мне начинает казаться, что я иду уже несколько часов, а то и дней. Переходя из коридора в коридор, продираюсь сквозь сталагмиты и сталактиты. Ручей постепенно расширяется и становится похож на реку.
   – Питер!
   С трудом преодолеваю искушение сделать передышку.
   – Что? Уже утро?
   – Уже почти девять, любимый. У тебя все в порядке?
   – Если можно так выразиться, когда понятия не имеешь, где находишься, то да, у меня все в порядке.
   – Надеюсь, – печально говорит Хлоя. – Отец каждое утро спрашивает у меня, когда ты собираешься рассказать ему то, что ему нужно узнать. Ты должен добраться к нам раньше, чем он уедет в Кингстон.
 
   Я бегу так быстро, что боюсь упасть в темноте и сломать шею, спотыкаюсь о камни, натыкаюсь на скалы. Одна пещера сменяется другой. Река все разрастается и крепнет, ветер подталкивает меня вперед. Хлоя сообщает мне, что день прошел и наступила полночь.
   Не позволяя себе отдохнуть, я все иду и иду вперед, пока до меня не доносится шум воды, низвергающейся в ущелье. Я осторожно ощупываю ногами дорогу. Над ущельем есть спасительная узенькая кромка, которая постепенно расширяется в тропинку из гальки.
   – Круто! – говорит кто-то неподалеку.
   – Не то слово! – отвечает другой.
   Я улыбаюсь, слыша человеческие голоса. Судя по выговору, это американцы. Я готов смеяться от счастья, завидев слабый свет. Поспешно превратившись в человека, бегу на свет, не обращая внимания на то, что оставляю за собой кровавые следы. Видимо, свет исходит из узкого проема, что справа от моей тропинки. С трудом протискиваюсь в него и с радостью обнаруживаю, что он сразу же расширяется.
   В воздухе стоит запах марихуаны. Я иду по извилистому коридору к его источнику.
   – Ладно, дружище. Уже поздно. Тебе еще фотографировать. Пошли к памятнику, сделаем не
   сколько снимков и выберемся отсюда.
   – Сейчас… Еще чуть-чуть.
   Камера вспышкой освещает небольшую пещерку как раз в момент моего появления. Я заслоняю лицо от яркого света, перед глазами пляшут огненные точки. На меня в упор смотрят два молодых человека, оба белые, в грязной одежде, в касках с фонариками. Они стоят в противоположном конце пещеры. Между ними и мной – темно-коричневый сталагмит, по форме напоминающий кролика, присевшего на задние лапы.
   Тот, что пониже, держит в руке папиросу-самокрутку. Он глубоко затягивается, удерживает в себе дым, потом выдыхает и протягивает папиросу мне:
   – Эй, парень, не хочешь курнуть?
   Я отрицательно качаю головой. Это совсем не то, что мне сейчас нужно. Второй молодой человек примерно с меня ростом.
   – Лазаете по пещерам голым? А я-то думал, что круче нас не бывает.
   Улыбаясь, подхожу к ним поближе:
   – Я заблудился. Это длинная история. Где мы?
   – Это Кроличий коридор, – отвечает парень с камерой. – Вам надо вернуться туда, откуда вы пришли. Там, недалеко, выход. Еще три пещеры – Причал, Большая верфь и Королевская отмель. В общем, каких-то пара тысяч футов – и вы у выхода.
   – . А куда выход? – спрашиваю я.
   Мой желудок начинает урчать, напоминая о том, сколько времени мне пришлось провести без пищи. Эти двое так молоды, полны сил и энергии. Если бы можно было обойтись без… Но не обойтись.
   Молодые люди переглядываются. Потом тот, что с камерой, отвечает:
   – В Виндзор, приятель. Да как, черт возьми, вас угораздило потеряться?
   Я пожимаю плечами и, обойдя сталагмит, подхожу к ним:
   – Вы меня не подбросите, ребята?
   – Да, конечно, – на этот раз отвечает тот, что пониже. – У Эрика снаружи папашин джип. Нам только нужно здесь кое-что закончить. Мы уже собираемся уходить. Хотим успеть до темноты.
   – А во что вы собираетесь одеться? – спрашивает парень с камерой.
   В этот момент я хватаю его за голову и с хрустом ломаю ему шею. Он падает как тряпичная кукла. Маленький роняет свою папиросу, пятится.
   – Ты что, черт тебя побери? Что такое? Мы тебе ничего плохого не сделали!
   – Я знаю, – говорю я, идя за ним и позволяя ему наконец упереться в стену. – Просто мне нужно то, что у вас есть.
 
   Я волоку оба тела к реке. Потом принимаю свое настоящее обличье и ем.. Свежее мясо! Я насыщаюсь до отвала, а остатки выбрасываю в реку вместе с песком, испачканным кровью.
   Борясь с расслабленностью, которая всегда меня одолевает после еды, и усталостью от долгого путешествия, снова превращаюсь в человека и надеваю на себя одежду того парня, что повыше. Тесно. В его рубашке и брюках я чувствую себя как сосиска в целлофановой упаковке. Но у меня нет ни времени, ни желания делать свое тело тоньше и ниже, чтобы одежда пришлась впору. Хорошо, по крайней мере, что я снова одет и что у меня есть лампа, чтобы осветить себе путь.
   Не заехать ли в Бартлет-Хаус, чтобы переодеться? Но у меня нет уверенности, что Дерек оставил там хоть какую-то одежду. Кроме того, как бы близко ни находился мой дом, ехать до него – это все-таки время. А мне сейчас надо побыстрее добраться до Ямы Моргана и встретиться с Чарльзом Бладом,
   Я надеваю шлем убитого мною мужчины, обшариваю карманы обоих, нахожу ключи от джипа, деньги – всего-навсего двести двадцать три доллара на двоих и их кредитные карточки. Потом открываю камеру и засвечиваю пленку при свете лампочки на шлеме. Выбросив камеру, кредитные карточки и все, что принадлежало убитым, в реку, я кладу деньги в карман и бросаюсь к выходу. Миновав три пещеры, оказываюсь, как и обещал мне тот парень, у выхода в Виндзор.
   Снаружи я останавливаюсь на несколько минут, смотрю на утреннее небо: темнота потихоньку начинает уступать место свету. В ветвях африканского тюльпанового дерева резвится стайка зеленых попугаев, нарушая тишину своей болтовней. Я вдыхаю свежий воздух: ни следа запаха экскрементов и гнили.
   Джип с открытым верхом стоит в дюжине ярдов от выхода из пещеры. Я подхожу к машине, вытираю утреннюю росу с сидений. Мотор заводится с одного поворота ключа.
   – Хлоя! – мысленно зову я.- Я выбрался.
   Мне приходится позвать еще дважды, прежде чем она откликается:
   – Что, Питер?
   – Я уже еду.
   Даю задний ход, разворачиваюсь и выезжаю на дорогу.
   – Ты где?
   – Недалеко от Страны Дыр. У меня джип. Думаю, что смогу вспомнить дорогу в Яму Моргана.
   – А дальше что? Ты не справишься с ними обоими. Будь даже отец один, его нелегко победить.
   – Если бы я собирался сражаться с ними, я бы просто прилетел в Яму Моргана. Когда твой отец выезжает в Кингстон?
   – Он говорит, что завтра. Я удивлена, что он на это решился. Когда-то мне пришлось упрашивать его несколько месяцев, чтобы он позволил Дереку научить меня водить машину. Чтобы он согласился, мне пришлось пообещать, что я никогда не стану выезжать за пределы долины. Отец ненавидит автомобили. Не думаю, что он садился за руль с тех пор, как опробовал «лендровер», когда Дерек купил его. А это было восемь лет назад.
   – А твоя мать?
   – Она останется смотреть за домом.
   – Разве это нельзя поручить Филиппу?
   – Нет. Они его тоже заперли. После твоего побега. О чем ты думаешь, Питер?
   Как бы мне ни хотелось размозжить голову Чарльзу Бладу, приходится принимать в расчет его габариты.
   – Я думаю о том, что должен быть другой способ справиться с твоим отцом.
   С дороги, ведущей в Трои, сворачиваю в Страну Дыр. Оказывается, я прекрасно помню, как мы ехали с Дереком.
   – Что, если ты с ним все-таки не справишься?
   – Что ж, тогда, если они не убьют меня сразу, я скажу им все, что они хотят знать о сокровище.
   Генри не должен пострадать. Но…
   И тут я представляю себе крутой обрыв возле поворота на Яму Моргана, так и вижу большие острые камни, торчащие на дне впадины.
   – Но не думаю, что до этого дойдет, – заканчиваю я.
 
   При том что еду я медленнее, чем Дерек, до поворота на Яму Моргана мне удается добраться задолго до ночи. Проехав мимо пропасти, разворачиваюсь, еще раз проезжаю мимо нее, нахожу подходящее место и прячу джип в кустах у дороги. В густой зелени машину совершенно не видно.
   Остаток дня я провожу, собирая листья и ветки, маскируя джип так, чтобы его нельзя было заметить с дороги. С наступлением ночи сажусь за руль. Все тело у меня болит, в животе урчит, глаза слипаются.
   – Хлоя! – зову я.
   – Да?
   – Как ты узнаешь, что твой отец уехал?
   – Я услышу.
   – Пожалуйста, сразу дай мне знать. Сейчас я должен отдохнуть.
   – Хорошо.
   – Хлоя, завтра мы будем вместе.
   – Как бы мне этого хотелось, Питер!
   – Больше я никому не позволю разлучить нас.
   – Спи, Питер. Я жду тебя.

21

   Всю ночь на меня льет дождь и донимают насекомые. И все же я просыпаюсь лишь на какие-то мгновения, а потом снова засыпаю. Только зов Хлои спустя несколько часов после рассвета полностью пробуждает меня от дремоты:
   – Вставай, Питер! Отец уже выехал.
   Я резко выпрямляюсь на сиденье, включаю зажигание, разогреваю мотор.
   – Значит, он будет здесь через несколько минут, – говорю я.
   Смех Хлои заполняет собою все мое сознание. Я улыбаюсь. Давно мне не приходилось слышать, чтобы она так весело смеялась. Все радостное и счастливое для нас осталось там, в прошлом, до этого проклятого свадебного пира.
   – Ты просто никогда не видел папу за рулем, – говорит она. – Он окажется там гораздо позже, чем ты думаешь.
 
   Проходят пятнадцать минут, потом полчаса, прежде чем до меня доносится низкое урчание мотора «лендровера». Я привстаю, опираюсь на ветровое стекло и убираю несколько веток, чтобы обеспечить себе обзор. Потом снова сажусь за руль, завожу джип и жду Чарльза Блада.
   Наконец показывается «лендровер». Чарльз Блад сидит, вцепившись в руль так, как это делают старики. Он напряженно смотрит вперед, то и дело опасливо поглядывая в боковые окна.
   Я дожидаюсь момента, когда машина оказывается прямо напротив меня, до отказа выжимаю педаль газа. Джип делает рывок вперед и врезается «лендроверу» в бок. На дверце вмятина, стекло разбито вдребезги. Вдруг – р-раз! – и в «лендровере» надувается аварийная воздушная подушка. К моему удивлению, машина Блада сдвигается к пропасти всего лишь на фут.
   Оглушенный столкновением, прижатый к своему сиденью подушкой, Чарльз с трудом поворачивает голову и замечает меня.
   – ТЫ! – мысленно цедит он.- СЧИТАЙ, ЧТО ТЫ МЕРТВЕЦ!
   Моя нога все еще на педали газа. Все четыре колеса крутятся как ненормальные. «Лендровер» подвигается еще на несколько дюймов к краю. Я стискиваю зубы, покрепче вцепляюсь в руль и… жму на газ.
   Мой джип окутывает облако пыли. «Лендровер» подползает к обрыву еще на несколько дюймов, потом на фут.
   Чарльз наконец понимает, что ему грозит.
   – Черт тебя побери! – орет он и сам жмет на газ, но слишком поздно. Его машина хочет рвануться вперед уже тогда, когда ее передние колеса почти висят над пропастью. Они крутятся в воздухе. Я снимаю ногу с педали и спокойно наблюдаю за «лендровером», который, как в замедленной съемке, соскальзывает в пропасть. Он задевает за какой-то куст у самого края, замирает на секунду, боковые колеса уже висят в воздухе, и видно днище автомобиля.
   – Довольно! – беззвучно вопит Чарльз Блад. – Ты победил, черт с тобой! Помоги мне выбраться!
   – И что дальше? – интересуюсь я.
   Руки Чарльза судорожно хватаются за дверцу. Показывается его голова. Он пытается вылезти в окно.
   – А дальше… я разорву тебя на куски!
   Моя нога вновь выжимает педаль акселератора. Джип делает рывок, бьет «лендровер» в брюхо. Я резко торможу, а «лендровер», кувыркаясь в воздухе, летит на дно с Бладом внутри. Я вылезаю из джипа и бросаюсь к обрыву. «Лендровер» падает, задевая деревья, бьется о камни и, наконец, ударяется об острые белые осколки скал, торчащие на дне. Теперь машина дном вверх насажена на самый большой из них. Ее колеса продолжают крутиться в воздухе.
   Я надеялся, что будет взрыв и много огня, как в боевиках. Тогда бы все было кончено. А теперь этот подлец не погибнет, а всего лишь отделается ранениями. Впрочем, Хлоя так и хотела.
   Словно в подтверждение моих подозрений, до меня доносятся мысли Чарльза:
   – Саманта! Ты мне нужна. Я застрял в этой чертовой машине!
   – Что? Что случилось?
   – Черт возьми, женщина, подробности – потом!
   А сейчас у меня все кости переломаны. Мне нужна твоя помощь. Я в яме, за поворотом.
   – Как ты там оказался?
   – Все этот проклятый Питер! Давай быстрее!
 
   Саманта Блад, в своем настоящем обличье, появляется в воздухе, как раз когда я въезжаю в долину. Она видит меня и описывает круг над моей машиной.
   – Пока вы будете драться со мной, ваш муж умрет, – предупреждаю я. – Лучше поспешите ему на помощь. У меня нет желания убить вас.
   – Если, вернувшись, мы еще застанем тебя и мою дочь, то нападем на вас, – злобно шипит Саманта.
   Чарльз сильно пострадал. Он долго будет очень слаб. Ему сейчас потребуются отдых, усиленное питание и покой.
   – Если вы с Чарльзом попробуете сразиться со мной и Хлоей прямо сейчас, вы оба погибнете. Хотите, чтобы вас убила собственная дочь? – спрашиваю я.
   Она улетает, оставив мой вопрос без ответа.
   – Питер? Ты уже близко? – мысленно спрашивает Хлоя.
   – Да. Ты готова?
   – Готова ли я? Да я дождаться не могу, когда выберусь из этой проклятой комнаты! Свои вещи я собрала еще утром, как только отец выехал из дому. Надо только открыть дверь, быстро найти несколько сумок, чтобы все это сложить, и можно ехать.
   Я подъезжаю к дому, резко торможу и сразу выскакиваю из машины. Достаю из багажника джипа железный ломик, через две ступеньки взбегаю на крыльцо и бегу к комнате Хлои. Дверь закрыта на массивный железный засов. Сверху еще навешен старый ржавый замок. Заперто на совесть! Хороши родители! Я размахиваюсь и изо всех сил ударяю ломиком по замку. Летят искры, эхо удара разносится по всему дому. Но замок выдерживает.
   – Питер, надо сходить за ключом. Я догадываюсь, где мама хранит его, – говорит Хлоя.
   – Так быстрее, – беззвучно отвечаю я, еще раз занося ломик над головой. Ломик опускается снова и снова. Но замок держится!
   За дверью смеется Хлоя.
   – Глупенький, – нежно думает она. – Все будет проще, если дойти до комнаты моих родителей и заглянуть в верхний ящик сто…
   – Обойдусь! – кричу я и размахиваюсь еще раз.
   На этот раз удар так силен, что у меня немеют руки.
   Засов разлетается на куски, замок беспомощно болтается. Я врываюсь в комнату.
   Моя невеста ждет меня в человеческом обличье. Она сидит на краешке кровати, от волнения сцепив руки, и прижав их к груди. Поза обожания.
   – Ты – мой герой! – говорит Хлоя полушутя – полусерьезно.
   Я хмурюсь в ответ на ее поддразнивание:
   – Кажется, дверь открыта, не так ли?
   Хлоя кивает.
   – Но с ключом было бы гораздо меньше возни,- говорит она с улыбкой. Она встает, подходит и обнимает меня. – А ты, оказывается, очень упрямый.
   Но… – Она целует меня. – Зато все было очень красиво и романтично.
   Я тоже обнимаю ее и целую, заново открывая для себя мягкость ее губ. Хочется держать ее в объятиях долго-долго, но мне слишком хорошо известно, что очень скоро вернутся Чарльз и Саманта Блад.
   – Нам надо бежать, – говорю я.
   Хлоя кивает, но не двигается с места. Она с улыбкой смотрит мне в глаза. Я качаю головой:
   – Нам надо поскорее отсюда убираться.
   Она все не сводит с меня глаз:
   – Я так рада, что ты здесь!
   – Я тоже. – Я замечаю ее одежду, аккуратно
   сложенную на кровати. – Где бы нам раздобыть чемоданы?
   – Ты меня не понял. Мне кажется, я действительно влюбилась в тебя. Я не была уверена, что смогу испытать это.
   – Хлоя, я очень рад, – со вздохом отвечаю я. – Я тоже тебя люблю, но нам пора. А что Филипп?
   – Это его дом. Он не хочет уезжать отсюда.
   Я пожимаю плечами.
   – Что ж… Но уж нам-то определенно пора.
   Хлоя делает знак следовать за ней и ведет меня в комнату своей матери. Она некоторое время роется в шкафу. Я жду, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. Наконец она вытаскивает два кожаных чемодана и отдает их мне. Шаловливо улыбаясь, она говорит:
   – Мне надо еще кое-что найти.
   И снова ныряет в шкаф. Через несколько минут выныривает с маленькой плетеной шкатулочкой и старинной книгой в потрепанном кожаном переплете.
   – Что это такое? – спрашиваю я.
   – О! Это все мамины травы, коренья, листья, в общем, все, что нужно для приготовления настоев, в том числе свадебного напитка. – Хлоя усмехается. – Мама и сейчас зла на меня, но когда обнаружит, что пропали все ее снадобья, она будет просто в бешенстве! Или ты думал, что я убегу с тобой, не взяв приданое?
 
   – Мама, мы уже в пути, – беззвучно сообщает Хлоя Саманте Блад.
   Мы мчимся в джипе по долине.
   – Скатертью дорога! -отвечает ей Саманта.
   Хлоя вздрагивает от холодных и злых мыслей матери.
   – Ты несправедлива, мама. Я твоя дочь. Это хоть что-то должно для тебя Значить! Я не сделала тебе ничего плохого.
   – Ты пошла против нас.
   – А чего ты ожидала? Он мой мужчина, он отец моей дочери.
   – Он предал твою сестру! Он и тебя предаст.
   – Нет!
   – Он чуть не убил твоего отца. Прилетай, взгляни, что он с ним сделал, Хлоя. Мне понадобится не
   сколько часов, чтобы вытащить его из этой ямы. Посмотри на его искалеченное тело в искореженной
   груде металла, насаженной на острый камень, и тогда скажи мне, могу ли я принять Питера в нашу семью!
   – Отец убил бы его.
   – Вот было бы славно!
   – Мама, нам все-таки лучше было бы помириться. Иначе вы можете никогда не увидеть своих внуков.
   Наше сознание заполняет резкий смех Саманты:
   – Это кто же вам сказал, что вы получите Генри обратно? Мой муж не единственный из семьи Блад, кто способен сразиться с Питером. Посмотри на Дерека и на Питера и скажи мне, кто из них сильнее.
   – Мама, пожалуйста!
   – Убирайтесь! Но помните, что мой муж поправится. И когда это случится, вам придется опасаться не только Дерека.
   Хлоя горько качает головой, закусив губу. Она замыкает свое сознание, не желая больше разговаривать с матерью, хотя та продолжает браниться. Ее ругань сопровождает нас до конца долины.
 
   Моя невеста сидит, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками, и смотрит прямо перед собой. Я с трудом подавляю в себе желание остановить машину, обнять и утешить Хлою. Пытаться разговорить ее – бесполезно. Не в моих силах залечить рану, нанесенную матерью.
   Я глажу Хлою по щеке тыльной стороной ладони. Она трется щекой о мою руку. Это вызывает мою улыбку. Пока хватит и того, что любимая просто сидит рядом со мной. У нас еще годы впереди, чтобы наговориться друг с другом.
   Страна Дыр уже заканчивается. Я и не заметил, как мы преодолели это расстояние. Предупреждение Саманты Блад прозвучало как откровенная угроза. Теперь, когда моя любимая в безопасности и сидит рядом со мной, стоит подумать о том, что же делать дальше. Нам предстоит добраться до Майами без денег и документов.
   Когда мы наконец оставляем Страну Дыр позади, Хлоя поворачивается ко мне и говорит:
   – Нам нужно в Кингстон.
   Я удивленно приподнимаю брови:
   – Сейчас?
   – «Клейпул и сыновья» – в Кингстоне. К Вирджилу Клейпулу приходит вся корреспонденция от Дерека на имя отца. Тебе не кажется, что нам не помешает знать, о чем пишет Дерек?
   – Конечно. – Я смотрю, насколько высоко еще солнце. – Но скоро стемнеет. Какой смысл приезжать туда после закрытия офиса?
   Хлоя неуверенно пожимает плечами.
   – Кингстон подождет до завтра, – говорю я. – Мы можем остановиться на ночь в Бартлет-Хаусе.
   – И что мы там будем делать? – Моя невеста улыбается и кладет мне руку на плечо.
   Улыбаюсь в ответ:
   – То, чего так хочется нам обоим, Хлоя.

22

   Когда мы подъезжаем к Бартлет-Хаусу, уже сгущаются сумерки. Тени удлиняются. К моей радости, желтый «ленд-ровер», накрытый полотняным чехлом, на месте, там, где я его оставил. Надеюсь, что и маленькая коробочка с запасными ключами от машины все еще там, где ее спрятал Грэнни. Мне прекрасно известно, как опасно разъезжать в джипе, принадлежащем двум пропавшим без вести людям.
   – Когда окончательно стемнеет, надо будет избавиться от этой машины, – говорю я Хлое, потом указываю на второй автомобиль: – А завтра поедем на той.
   Она кивает. Мы одновременно вылезаем из джипа Дом встречает нас гробовой тишиной. Ни собак, ни лошадей не слышно. Хлоя идет за мной на конюшню.
   – Какой-то город призраков, – говорю я, распахивая дверцы в пустые стойла. На полу – ни клочка сена.
   Хлоя кладет руку мне на плечо:
   – Я же говорила тебе, что Дерек запер дом.
   Я киваю:
   – Все-таки как-то жутковато.
   Вернувшись к «лендроверу», я снимаю с него чехол и нащупываю маленькую коробочку с запасными ключами.
   Хлоя с улыбкой говорит:
   – Жаль, что ты не спрятал здесь и ключи от дома.
   И правда, жаль. Дергаю внешнюю дверь – заперто. Обойдя вокруг дома, мы убеждаемся, что все ставни закрыты, дверь на галерею – тоже.
   – Нам не следует оставаться здесь на ночь. Можно переночевать в каком-нибудь отеле на побережье.
   Я вспоминаю о тех ночах, которые проспал в камере, в подвале дома Хлои, о своем жалком отдыхе беглеца в пещере и за рулем спрятанного в кустах джипа. Решительно мотнув головой, я говорю -«нет!» и пытаюсь плечом высадить дверь на галерею. Дверь содрогается, но не поддается.
   – Сегодня, черт возьми, я хочу спеть в своей собственной постели! – заявляю я и еще раз наваливаюсь плечом на дверь. Она уже немного поддается.