Троуп Алан. Драконья луна

   – Нет, папа.
   Я включаю свет, проношусь по комнате, едва успевая заметить, какой бедлам здесь устроил Дерек: смятые простыни, кучи грязной одежды. Бегу в глубь дома и опять кричу. Хлоя спрашивает: «Ты слышишь?»
   – Нет,- отвечает Генри.
   Я взбегаю на площадку второго этажа, распахиваю двери в комнату Генри, потом во все остальные, в каждой включаю свет, но никого там не обнаруживаю. Хлоя следует за мной по пятам, выключает свет и закрывает дверь в каждую проверенную мною комнату.
   – На всякий случай. Если нам придется быстро уходить, – поясняет она.
   Я бросаюсь наверх, в гостиную, снова зову своего сына.
   – Ты слышишь? – мысленно спрашиваю я Генри.
   – Нет. Прости меня, папа,- виновато отвечает он.
   – Тебе не за что извиняться, сынок.
   Хлоя помогает мне обыскать все шкафы и комоды. Все тщетно. Она еще закрывает за мной ящики, а я уже бегу по винтовой лестнице вниз, на первый этаж.
   – Генри, ты слышишь меня? – кричу я.
   Никто мне не отвечает.
   Я перехожу из камеры в камеру, из кладовой в кладовую. Нигде никаких следов. Теперь мы с Хлоей кричим вместе.
   – Генри! – мысленно зову я.
   – Папа, я ничего не слышал, кроме звонка.
   Я очень старался услышать, папа…
   – Какого звонка?
   – Не знаю. Иногда он звонит очень громко и долго. Потом перестает. Потом, через некоторое время, снова долго звонит, а потом надолго замолкает.
   – Молодец, Генри. Такие наблюдения – это то, что нам нужно, чтобы поскорее найти тебя.
   – Да, папа.
   – Мы скоро найдем тебя.
   – Пожалуйста, папа!
   Я смотрю на Хлою:
   – Его нет на острове.
   – Скорее всего, – отвечает она. – Он бы нас услышал.
   Она берет меня за руку, мы вместе поднимаемся по лестнице и покидаем дом через мою комнату. Я рассказываю ей про звонок, который слышал Генри.
   – Это уже кое-что, – замечает она.
   Мы останавливаемся на галерее. Хлоя смотрит на дом, на темный остров, на море, усеянное огоньками катеров.
   – Здесь красиво,- говорит она,- спокойно. Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится.
   Обнимаю мою любимую, она крепко ко мне прижимается, мы оба смотрим на море, где через каждые десять секунд вспыхивает маяк. Он приблизительно в миле от нас.
   – Мне тоже здесь нравится, – говорит она.
   Клаудиа сигналит нам с борта катера, и мы рука об руку спускаемся по ступеням галереи.
   Когда мы отплываем, Клаудиа говорит:
   – Похоже, Питер и Клейпул собираются провести ночь в гостинице.
   – Вы можете устроить нам причал у Обеденного рифа или у Монти? – спрашиваю я ее. – Хочу быть поближе к «Ла Map», чтобы оказаться там поскорее, когда вся компания соберется.
   – Попробую, – говорит Клаудиа, передает мне руль и звонит по телефону.
   – Что ж, должна признать: она весьма полезна, – говорит Хлоя, наклоняясь ко мне. – Придется с ней подружиться.
   – Или по крайней мере научиться терпеть ее, – улыбаюсь я.
   – Ты не возражаешь, если я поговорю с Генри? – мысленно спрашивает она. – Ему, должно быть, так одиноко. Ведь он ещё так мал. Ничего не будет плохого, если малыш почувствует, что о нем беспокоится не только его отец.
   – Ты знаешь, как маскировать свои мысли?
   – Нет, но ты можешь меня научить.
   – Постараюсь, – говорю я, размышляя, как бы получше это сделать. – В общем, это – как бы думать на других частотах. Ну, будто настраиваешь радиоприемник… Мы можем попробовать с тобой потом, когда приплывем и сможем сосредоточиться.
   – Эй, ребята! – зовет Клаудиа. – Я устроила нам отличную стоянку.
   Мы оборачиваемся к ней.
   – Пирс номер шестнадцать, за городской стеной. Как раз под окнами мэра.
   – Надеюсь, к мэру нам не придется обращаться!
   Клаудиа настаивает на том, чтобы остаться с нами.
   – Я хочу пойти с вами завтра,- говорит она.- И вам не придется ждать меня. Не беспокойтесь, я буду вести себя тихо и не стану мешать молодоженам.
   Мы с Хлоей идем в каюту, разбираем постель, плотно закрываем дверь. Мы не слышим Клаудию, но не можем забыть о том, что в нескольких ярдах от нас спит человек. Мы ловим себя на том, что шепчемся.
   – Ничего себе ночевка! – посмеивается Хлоя.
   Но уже улегшись в постель, она становится серьезной:
   – Я хочу поговорить с Генри.
   – Конечно, – соглашаюсь я и пытаюсь замаскировать свои мысли к Хлое и определить разницу
   между тем, как это происходит с ней и как – с Генри. – Хлоя, я это чувствую, но не могу объяснить словами.
   – Подумай это.
   – Сначала мне нужно убедиться, что с Генри все в порядке.
   Я обращаюсь к своему сыну:
   – Генри, Хлоя хочет научиться мысленно говорить с тобой и маскировать свои мысли. Ты не против?
   – Нет, папа. Она славная.
   – Мне тоже так кажется. Но если я научу ее разговаривать с тобой, она всегда сможет «услышать», как мы с тобой разговариваем. Ты не возражаешь?
   – А ты, папа?
   – Конечно нет.
   – Тогда пускай. О папа! – говорит Генри. – Я опять слышу звонок. На этот раз он был немного раньше, чем всегда. А до звонка я слышал гудок.
   – Какой гудок?
   – Громкий. И еще какой-то шумный звук.
   Шумный звук! Расшифровывать описания пятилетнего ребенка – это задача!
   – Что за шумный звук?
   – Не знаю. Такой громкий и дрожащий, как будто кто-то рычит…
   – Какое-нибудь животное?
   – Папа! – вдруг смеется Генри. – Как большая машина!
   Я пытаюсь понять, что он имеет в виду, но не понимаю.
   – Скажи мне, когда в следующий раз услышишь такой звук,- прошу я.
   – Хорошо, папа.
   – Генри ничего не имеет против того, чтобы я научил тебя с ним говорить. Ты ему нравишься, – говорю я.
   Хлоя отвечает мне улыбкой.
   – Вот я маскирую свои мысли, – беззвучно объясняю я, прижавшись лбом ко лбу Хлои.
   – Да?
   Я чуть перестраиваю свои мысли, как делаю, когда обращаюсь к Генри:
   – Так понимаешь меня?
   – Как-то нечетко. Скажи еще что-нибудь.
   – Проверка, проверка… – повторяю я, как радист на связи, и слежу за лицом своей невесты.
   Она очень старается уловить, что я ей передаю.
   Наконец она улыбается и говорит:
   – Поняла.
   И тогда я «сдвигаю» свои мысли еще немного, и снова она старается изо всех сил. Мы повторяем эту процедуру несколько раз, двигаясь к нашей цели крошечными шагами. Проходят часы. Я начинаю беспокоиться, удастся ли нам хоть немного поспать. Но в следующий раз на мой вопрос «ты понимаешь меня?» Генри и Хлоя в один голос отвечают: «Да!»
   Я откидываюсь на подушку и с улыбкой слушаю, как болтают моя невеста и мой сын. Генри говорит, что он в порядке и что его покормили. Тогда Хлоя спрашивает, не хочет ли он, чтобы она рассказала ему сказку.
   – Пожалуйста, – просит Генри.
   Хлоя говорит, что эту сказку рассказывала ей ее мама. Она о воине-драконе, который бился за свое королевство. Мы вместе с Генри слушаем Хлою, скоро ее слова сливаются в бессвязное бормотание, мои глаза закрываются. Не знаю, кто засыпает первым – я или мой сын.

27

   Я просыпаюсь рядом с Хлоей. Она горячо дышит мне в шею, рука ее лежит у меня на груди, а нога – на моей ноге. Открываю глаза, надо мной потолок каюты. Мне нравится прислушиваться к ритмичному дыханию моей невесты, стараясь дышать в такт. Как хорошо было бы опять провалиться в сон, но сегодня у нас много дел.
   «Луч» вздрагивает в такт работающему по соседству большому катеру. Шуршит занавеска, на носу лодки покашливает проснувшаяся Клаудиа, и я слышу, как ее босые ноги шлепают по палубе. Осторожно высвобождаюсь из объятий Хлои, целую ее в лоб, в прикрытые веки, в чуть припухшие губы.
   – Пора вставать, – шепчу я.
   Она мотает головой и еще крепче прижимается ко мне. Я снова целую ее, она бормочет, все еще не раскрывая глаз:
   – Ладно, ладно, я поняла… Который час?
   Из-за тонкой деревянной перегородки до нас до носится голос Клаудии:
   – Уже почти восемь.
   Мы с Хлоей переглядываемся и дружно хохочем.
   – Да здравствует личная жизнь! – громко кричу я.
 
   На лодке длиной в тридцать футов может быть очень людно, когда три человека утром одновременно приводят себя в порядок. Тем не менее через сорок пять минут наша компания собирается за столом на камбузе, полностью одетая. Мы с Хлоей – в льняных костюмах, купленных вчера в «Фэтсбрук Фреддис». И даже Клаудиа меняет свою привычную одежду для катера на непритязательный деловой костюмчик.
   К моей радости, Хлоя надевает медальон и серьги, которые я подарил ей в ночь нашей несостоявшейся свадьбы. Клаудиа внимательно изучает четырехлепестковый цветок клевера с изумрудом посередине и изумрудики в ушах Хлои.
   – Они так подходят к ее глазам! – восхищается она.
   Но когда я достаю из морозилки замороженные гамбургеры и размораживаю их в микроволновой печи, наша латиноамериканка поднимает взгляд от своей чашки кофе и намазанного маслом тоста и, взглянув на мясо, презрительно оттопыривает нижнюю губу:
   – Вы что, действительно собираетесь есть это на завтрак? Вы знаете, сколько холестерина и жира в каждом из этих гамбургеров?
   – Да,- кивает Хлоя, потом с особым смаком отрезает добрый кусок гамбургера, отправляет в рот и
   жует с таким видом, будто в жизни ничего вкуснее не ела. Затем она приникает к портативному телевизору, стоящему на краю стола, и внимательно следит за местными новостями.
   Телевизор Хлоя включила сразу же, как обнаружила, что он существует.
   – Вы-то уже насмотрелись всего этого по горло, а я никогда не видела, – объясняет она.
   – Смотрите: вот и штормовое предупреждение,- говорит Клаудиа.
   Я бросаю взгляд на экран. Сотрудник метеорологического центра информирует телезрителей о шторме, который должен разразиться завтра утром, а возможно, и раньше. Небольшие грозы, во всяком случае, могут начаться уже сегодня. Затем он сообщает скорость ветра и его направление. Я беспечно пожимаю плечами:
   – Всего лишь ураган первой категории, самое большее – второй.
   Клаудиа озабоченно качает головой:
   – И все же нам придется как следует привязать лодку.
   – Это как пойдет, – говорю я.
   На экране карта Карибов сменяется диаграммой урагана «Эйлин». Ее комментирует диктор.
   .- Возможно,- продолжаю я,- к тому времени, как начнется ураган, нам удастся убрать отсюда катер. Лучшее место для него – гавань моего острова. Оттуда он ни в какой шторм никуда не денется.
   Клаудиа что-то отвечает, но тут мое внимание привлекает женщина-репортер на экране.
   – Джек, – обращается она к ведущему в студии, – владельцы катеров начинают переправлять их в безопасные места. Те, кто старается попасть к своим лодкам и увести их в верховья реки Майами уже образовали пробку. – Слышится гудок, и камера показывает нескончаемый ряд машин. Мост над рекой разводят. То и дело раздается громкий хрипловатый звонок. – Разумеется, никому не нравится торчать в пробке в час пик, – говорит она.
   Репортаж продолжается, в это время створки моста окончательно разводят, и звонок наконец умолкает. Хлоя, которая никогда не видела, как разводят мосты, завороженно смотрит на экран.
   – Ты слышала этот звон? – спрашиваю я.
   – Ты думаешь…
   Я киваю и мысленно обращаюсь к своему сыну:
   – Генри, ты сейчас слышал что-нибудь?
   – Нет, папа.
   Хлоя смотрит на меня и испытующе спрашивает:
   – Здесь есть другие мосты?
   – Возможно. Знаешь, сколько разводных мостов в Южной Флориде?
   – О чем это вы? – не понимает Клаудиа.
   Картинка на экране вновь сменяется картой.
   – О разводных мостах, – отвечает Хлоя.
   – Папа,- говорит мне Генри,- сейчас я слышу гудок.
   – Точно! – кричу я и хлопаю ладонью по столу.
   Клаудиа вздрагивает и смотрит на меня как на сумасшедшего.
   – Это просто замечательно, Генри! – передает Хлоя моему сыну.
   – На каком мосту это снимали? – спрашиваю я Клаудию.
   Она морщит лоб, пытаясь понять, что происходит:
   – А зачем вам?
   – На каком? – рычу я.
   – Вы что, не поняли по противоположному берегу? Это был Бискайский мост через Майами.
   – Как далеко вверх по реке следующий мост? – спрашиваю я.
   – Южная Майами авеню? Через несколько кварталов.
   – У нас есть какая-нибудь собственность поблизости?
   – Не знаю. А в чем дело? – спрашивает Клаудиа.
   – Слышу звонок, – сообщает Генри.
   Ему отвечает Хлоя, просит его описывать нам все звуки, которые он слышит.
   – Мы думаем, что Генри где-то там, – объясняю я Клаудии.
   Девушка широко раскрывает глаза и хватается за сотовый телефон.
   – Опять этот шум, – сообщает Генри.
   – Скрип створок! – громко говорю я.- Он, должно быть, совсем близко от моста, если слышит его.
   – Откуда вы знаете, что он слышит? – спрашивает Клаудиа.
   Я оставляю ее вопрос без ответа.
   – Просто выясните, чем мы владеем поблизости. И еще проверьте, нет ли там чего-нибудь при
   надлежащего Йену.
   Клаудиа кивает. Она набирает какой-то номер и отходит подальше от телевизора, чтобы звук не мешал разговаривать.
 
   Мы с Хлоей переговариваемся с Генри, пока Клаудиа делает звонок за звонком. Когда у Генри затихают звуки, Хлоя просит его рассказать о помещении, в котором он находится.
   – Здесь темно, – отвечает он. – Я ничего не вижу. Мне здесь не нравится.
   – Я знаю, дружок. Мне бы тоже не понравилось. Генри, ты можешь вытянуть руки и ощупать то, что вокруг тебя? – говорит Хлоя.
   – Попробую.
   – Тогда иди вперед, пока не упрешься в стену. Генри замолкает на некоторое время, потом говорит:
   – Тут коробки.
   – А ты обойди их.
   Через несколько секунд Генри докладывает:
   – Все. Я нащупал железную дверь.
   – Ты умеешь считать, Генри? – спрашивает Хлоя.
   – Конечно! Мне уже больше пяти лет. Меня папа научил.
   – Тогда, Генри, повернись к двери спиной и шагай от нее до противоположной стены. Делай одинаковые шаги и считай их.
   Я слушаю, как Генри считает шаги, представляю себе, как он там один, в темноте, шагает по комнате, и стискиваю зубы. Сейчас у меня нет возможности избавить его от этого испытания. К счастью, там только шесть шагов. Хлоя заставляет мальчика повторить всю процедуру, шагая обратно, от стены до железной двери. Результат получается тот же.
   – Это не очень большое помещение: не больше двенадцати футов, – заключает она.
   Я хмуро качаю головой:
   – Эта информация ничего нам не дает.
   – Мы знаем, что он где-то около моста Южная Майами авеню, – напоминает Хлоя.
   – Это как раз в центре нижней части города.
   Там полно зданий, гостиниц, десятки судов…
   Тут моя невеста прикладывает палец к моим губам, побуждая меня замолчать.
   – И все-таки теперь мы знаем чуть больше, чем раньше, – говорит она.
   – Все было бы гораздо проще, если бы я все еще работала в офисе, – говорит Клаудиа, вновь присоединяясь к нам за столом. – Доберись я до телефонов на папином столе, мы уже получили бы ответы на все вопросы. Мои люди говорят, что они смогут предоставить мне полную информацию только днем.
   Клаудиа и моя невеста продолжают смотреть телевизор. Новости сменяются утренним ток-шоу. У меня не хватает терпения выносить приторную болтовню ведущей с гостями, ее обещания, что к концу передачи всем гостьям сделают макияж. Мне не верится, что Хлое и Клаудии интересно это смотреть. Однако они с увлечением обсуждают внешность каждой дамы.
   Не в силах смотреть телевизор, я иду на верхнюю палубу и любуюсь пейзажем, оставив женщин дожидаться звонка о том, что Дерек и компания прибыли наконец в «Ла Map». На небе пока нет никаких следов приближающегося шторма. Разве что несколько серых тучек плывут над головой. Пока ясно и даже жарко, так что на палубе долго не выдержишь. Однако ветерок крепчает, становится порывистым и в воздухе появляется нечто неуловимое, предвещающее шторм. Пусть метеорологи говорят что хотят, а мне ясно, что ураган уже близко.
   Не то чтобы ураган «Эйлин» особенно занимал меня сейчас. Я хожу по палубе туда-сюда и стараюсь придумать, как мне найти моего сына, если поиски Клаудии окажутся бесплодными. Самая лучшая мысль, которая приходит мне в голову: мы должны идти вдоль домов между двумя мостами и подавать сигналы, всякий раз мысленно спрашивая Генри, слышит ли он что-нибудь и как близко. Но нет. Это явно не лучший способ.
   Внизу звонит телефон Клаудии. Я бросаюсь туда. Оказывается, она уже переговорила. Хлоя и Клаудиа по-прежнему сидят за столом, и перед ними кроме сотового телефона лежит полуавтоматический пистолет из нержавеющей стали. Клаудиа берет пистолет со стола.
   – Папа подарил мне его на день рождения. Это магнум, пятидесятый калибр. Отдача – дай бог! -
   улыбается Клаудиа. – Рука болит часами. Но зато эта штука слона свалит.
   Я смотрю на непропорционально толстый ствол пистолета, который кажется еще толще оттого, что он такой короткий: не больше шести дюймов.
   – Не слона, а целое стадо слонов, – улыбаюсь я.
   Клаудиа кивает, оттягивает затвор. Пистолет при этом издает громкий резкий щелчок. Она ставит его на предохранитель и кладет в свою красную кожаную сумку.
   – Звонил один из моих людей, – говорит она. -Питер, Клейпул, Рита и Тинделл уже в офисе.

28

   Здание «Монро» стоит на перекрестке всего в нескольких кварталах от пристани. Мы втроем идем пешком. Никто не произносит ни слова. На небо уже набегают облака, оно темнеет. Когда мы останавливаемся перед высоким зданием, Хлоя спрашивает:
   – Это оно?
   Кивнув, я указываю на окна в верхнем этаже, выходящие на бухту:
   – Офис «Ла Map» – там, наверху. И на сей раз говорить буду я.
 
   Оба охранника, раскрыв рты от изумления, смотрят на меня из-за своей конторки. Тот, что постарше, лысый, бормочет:
   – Мистер де ла Сангре, вы же…
   – Я ускользнул, когда вы отвернулись,- с улыбкой прерываю его я. Разумеется! Я понимаю их смущение. Другой Питер, то есть Дерек, прошел в офис не более чем за полчаса до нас.
   – Но ее… – охранник указывает на Клаудию. – Но мисс Гомес запрещено пускать наверх. Мистер Тинделл приказал.
   – Теперь ей снова разрешено подниматься на верх, – говорю я. – Мистер Тинделл простит нас.
   Я иду к личному лифту, Клаудиа и Хлоя – за мной, и тут до меня доходит, что у меня нет ключа. Клаудиа замечает мое замешательство, роется в своей красной кожаной сумочке и через минуту выуживает оттуда ключ.
   – Мой они отобрали, – говорит она. – Это – папин.
   Когда мы выходим из лифта наверху, Сара реагирует примерно так же, как охранники внизу.
   – Сэр… – Она ошалело смотрит на запертую дверь в кабинет. – Я думала…
   – Это ничего. – говорю я, проходя мимо нее и проводя с собой Клаудиго и Хлою. – Они ведь всё в сборе?
   Сара встает. Она моложе, чем я думал, и тяжеловеснее. Лицо ее застыло мрачной маской.
   – Но, сэр, мисс Гомес уволена. Это закрытое совещание.
   – Сара, это ведь мой офис, верно?
   Она кивает.
   – И совещание тоже мое?
   – Да, сэр.
   – Тогда сядьте и займитесь своим делом.- С этими словами я открываю дверь в кабинет, и мы входим.
   Дерек, который сидит за массивным письменным столом красного дерева, первым поднимает на нас глаза.
   – Ну-ну, – тянет он.
   Рита, сидящая справа от него, и Тинделл, устроившийся слева, тоже поворачиваются к нам. В дальнем углу комнаты, в темных очках, Вирджил Клейпул. Он издевательски усмехается и говорит:
   – Да это же мистер Эймс собственной персоной. А это, вероятно, ваша новая невеста?
   Я холодно улыбаюсь наглому старикашке:
   – Вообще-то, – говорю я, – я – Питер де ла Сангре, а это – моя жена Хлоя.
   Только у Йена Тинделла шок. Я вовсе не удивляюсь, что Дерек остается спокойным. Раз Вирджил здесь, значит, Дерек уже знает о нашем визите в его офис в Кингстоне. Меня удивляет бесстрастное лицо Риты Сантьяго.
   – Рита, – вежливо киваю я ей, – Йен, добрый день. – Я смотрю на разложенные на столе бумаги. – Работаете над документами по слиянию?
   Тинделл собирает бумаги в аккуратную стопку.
   – Кажется, есть кое-что, о чем я не знаю. – Он переводит взгляд с Дерека на меня, а потом на Риту – Вы в курсе?
   Моя рыжеволосая протеже выдерживает его взгляд без единого звука.
   – Мы как раз готовили эти документы для того, чтобы этот Питер де ла Сангре их подписал. – Йен кивает в сторону Дерека. – У вас, кажется, имеются возражения?
   Я киваю:
   – Это не Питер де ла Сангре. Это Дерек Блад. Он самозванец.
   Йен переводит взгляд с меня на Дерека и обратно.
   – И как же мы разрешим эту ситуацию?
   – Рита, – говорю я, – спроситека Дерека, где мы с вами покупали серьги для Хлои.
   Рита сверкает глазами в мою сторону.
   – Не собираюсь. – Она поворачивается к Йену и говорит ему, накрыв своей ладонью ладонь Дерек.
   – Настоящий Питер – он. И он предупредил меня, что может появиться поддельный, с ямайской женщиной.
   Я провела с Питером почти все ночи с тех пор, как он прилетел с Ямайки, Йен. Я бы поняла, если бы он был ненастоящий.
   – Ну да, конечно. – Бледные щеки Йена розовеют. Руки у него слегка трясутся. Он собирает документы и засовывает их в папку, при этом уронив несколько на пол. – А тот факт, что он сразу же повысил вас до одного уровня со мной, случайно не мог повлиять на ваше мнение, Рита? – Тинделл поднимает с пола упавшие бумаги, аккуратно складывает их в папку, захлопывает ее, встает. Направляется к выходу и лишь у двери оборачивается: – Понятия не имею, что здесь у вас происходит, это меня не касается. Кто бы из вас ни был настоящий Питер, слушайте меня внимательно. У вас нет причин предпринимать против меня никаких санкций.
   Я просто выполнял распоряжения того, кого считал Питером де ла Сангре. Я не имел никакого отношения к увольнению Клаудии. Я непричастен к нападению на Артуро и понятия не имею, кто напал на него. Не имел и не имею.
   Тинделл открывает дверь.
   – Повторяю: все происходящее здесь меня не касается. Не касается! – Он смотрит на меня, потом на Дерека. – А сейчас я иду домой. Отдохну несколько дней, пока вы тут разберетесь. К тому времени, как я вернусь, надеюсь, вы двое решите, кто же из вас все-таки настоящий Питер. А я готов выполнять распоряжения этого Питера, кто бы из вас им ни оказался. В отличие от нее. – Он кивает на Риту. – Я не собираюсь рисковать жизнью, встав на ту или другую сторону. Всего наилучшего. Когда дверь за ним закрывается, я усмехаюсь:
   – Лучше вывернуться было невозможно!
   – Ну и что теперь? – спрашивает Дерек.
   – А теперь ты вернешь мне моего сына, – беззвучно сообщаю я Дереку, – и уберешься отсюда.
   Лже-Питер громко смеется и думает мне в ответ.
   – С какой это стати, дружище? Мне здесь нравится. – Он смотрит на Риту. – Она весьма расто
   ропна и чертовски хороша в постели. Так хороша, что я до сих пор ее не съел.
   – Если дойдет до драки, Дерек, – беззвучно сообщает Хлоя, – то имей в виду, что я буду за Питера, а нас двоих тебе не одолеть.
   Рита и Клаудиа обе ничего не понимают. Они ведь не знают, что мы общаемся. Для них мы просто молча смотрим друг на друга, но выражения наших лиц при этом постоянно меняются. Непонятно, почему мы то смеемся, то хмуримся, то улыбаемся. По лицу Вирджила Клейпула вообще ничего нельзя понять – его глаза скрыты за темными очками.
   – Итак, вы собираетесь вдвоем убить меня? – усмехается Дерек.
   – Разве что у нас не будет другого выхода, – беззвучно отвечаю я. – Мне нужен мой сын, и как можно скорее. И еще я хочу, чтобы ты убрался обратно на Ямайку.
   – Извини, старина. – Дерек пожимает плечами. – Не могу. Если я вернусь с пустыми руками,
   отец убьет меня.
   – Тут мы могли бы помочь тебе, – отвечаю я. – Я не возражаю посылать Клейпулу некоторую сумму денег ежегодно.
   – Зачем же соглашаться на часть, когда можно иметь все? – Дерек широко улыбается.
   Гнев, который я так долго сдерживал, проявляется на моем лице, челюсти мои сжимаются. Мне хочется стереть с физиономии Дерека его поганую усмешку.
   – Ну что ж, ты не оставляешь нам выбора. Нам придется тебя убить.
   – Это будет не так просто. Если хотите, можем закончить все это прямо сейчас.
   Последняя мысль исходит не от Дерека! Я бросаю взгляд на Вирджила Клейпула. Он улыбается и снимает темные очки. У Хлои вырывается: «Папа!» Я смотрю в холодные изумрудно-зеленые глаза Чарльза Блада.

29

   Что здесь, черт возьми, происходит? – спрашивает Клаудиа Гомес, запуская руку в сумку. Она выхватывает магнум, снимает его с предохранителя, и щелчок зловеще звучит в тишине комнаты.
   – Подождите, Клаудиа, – говорю я. – Пока… не происходит ничего плохого.
   – Убрать пистолет? – спрашивает она.
   – Цельтесь в него. – Я кивком указываю на Клейпула.- Если я дам вам команду стрелять, убейте его.
   Девушка кивает:
   – Только мне все же хотелось бы, чтобы кто-нибудь из вас хоть что-то сказал. А то как-то жутковато смотреть, как все вы молча строите друг другу рожи. Как будто ты среди глухонемых… и без переводчика.
   – Просто смиритесь с этим, Клаудиа. Мы не сможем объяснить вам этого.
   – Как скажете, Питер.
   Я выразительно смотрю на Чарльза.
 
   – Это полуавтоматический магнум, – беззвучно сообщаю я ему. – Пятидесятый калибр. Более чем достаточно, чтобы пробить твою шкуру, даже если бы ты был в своем настоящем обличье. В магазине у него девять зарядов. Если она разрядит пистолет в вас с Дереком, скорее всего, вы оба не выживете.
   – Тогда твой сын умрет от голода, потому что ему никто не принесет поесть, – отвечает Чарльз.
   Ты ведь, конечно, уже попробовал связаться с ним, не так ли? Значит, если бы вы его нашли, то уже спасли бы его. – У него на лице появляется холодная улыбка. – Он будет умирать от голода в нескольких ярдах от вас, а вы не будете знать где.