Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (Часть 2)

   - Мы нашли этого человека в стороне от тропы, - сказал Аджиб. - И сперва испугались, потому что его явление было похоже на козни ифритов, джиннов или гулей.
   Мальчик и лицом, и голосом постарался передать этот испуг, вызвав в закаленном сердце женщины нечто вроде умиления.
   - Как же такой старец мог уподобиться ифриту, о почтенные? - с сомнением глядя вслед высокопарно шествующему старцу, спросила Шакунта.
   - Очевидно, его спутники приняли его за умершего и похоронили, о госпожа, - отвечал Аджиб. - И они, как это водится у многих народов, обложили его тело камнями, чтобы дикие звери не добрались до него. Мы проезжали мимо, устроили стоянку и услышали раздирающие душу стоны. Сперва мы решили, что это крики раненого, взяли факелы и поехали на розыски. И вдруг мы видим стоны доносятся из-под кучи камней! Мы отступили, посовещались, и, благодарение Аллаху, среди нас нашелся милосердный человек. Он сказал, что голоса гулей ему известны, а это - голос человека. Мы не пускали его, но он, чтобы успокоить нас, призвал имя Аллаха, подошел к этой могиле и отвалил два или три камня. Мы издали светили ему факелами. Потом он подозвал нас и показал лежащего там человека. Мы помогли старцу выбраться, но он не понимал, что с ним происходит. И мы, ради милосердия, решили довезти его до ближайшего города, где при больнице имеется отделение для бесноватых, или даже целое заведение, где их содержат, как в Багдаде. Говорят, среди харранских сабиев на службе повелителя правоверных есть врачи, которые возвращают больным рассудок. Я правильно рассказал?
   - Да хранит тебя Аллах и да приветствует, ты все рассказал правильно! едва ли не хором подтвердили старшие, слушавшие мальчика с понятной гордостью, ибо такой сын или племянник - истинное благословение Аллаха.
   Тем временем невольники, оправив на старце одежду, подвели его к своим господам.
   Безумец устремлял свой взор выше глаз купцов и Шакунты, и шагал он, как человек, не привычный спотыкаться на каменистых тропах, чьи ноги знали лишь гладкие мозаичные полы или толстые ковры.
   - Привет, простор и уют тебе, о дядюшка, - сказал ему старший из купцов без особого почтения.
   Старец, ничего не ответив, быстро опустился наземь, и это было движение человека, привыкшего садиться на возвышение из кожаных подушек. Но подушек не оказалось - и безумец молча завалился назад, так что невольникам пришлось подхватывать его и сажать прямо.
   Он, словно в спине у него что-то надломилось, опустил свою голову до самых колен, так что узкая и длинная седая борода коснулась серого шелковистого песка.
   - Аллах вознаградит вас, - вздохнув, сказала Шакунта. - А не рассказал ли он хоть что-то о себе? Может быть, он укажет, где его родственники?
   - Мы расспрашивали, о госпожа, - отвечал Аджиб. - Но он отзывается лишь на слово "сын".
   - Сын? - поднимая голову, спросил безумец. - Ради Аллаха, отведите нас к нашему благородному сыну! Он стоит на границе и защищает нас от франков и от тюрок-сельджуков! Пусть он пришлет за нами людей и верблюдов!
   - Как нам найти твоего сына, о дядюшка? - склонившись к старцу, спросила Шакунта. - Мы все желаем тебе добра. Успокойся, прохлади свои глаза и расскажи нам, как найти твоего сына.
   - Он среди арабов идет за пятьсот всадников! - приосанившись, сообщил безумец и вдруг заплакал, причитая: - Они везут нас прочь от нашего сына, а нам нет дела до Пестрого замка! Горе нам, мы не хотим в Пестрый замок, мы хотим к нашему сыну! ..
   Шакунта подняла голову и посмотрела на купцов, но те переглянулись с великим недоумением.
   - Это речь человека из благородных, - сказал старший из купцов. Хотелось бы знать, каким царем или эмиром вообразил себя этот несчастный. Это помогло бы нам разгадать загадку.
   - А если он вообразил себя царем Китая? - спросил Аджиб в надежде именно на это. - Где Китай и где мы?
   - Китайский царь называется "фагфур", о сынок, - поправил его средний из купцов. - Следи за своей речью, а то, чего доброго, опозоришься в благородном собрании, и нам придется за тебя краснеть.
   Возможно, он и впрямь отец мальчика, подумала Шакунта, поглядев на юного Аджиба с печальным любопытством. Ведь и ее сыновья наверняка давно стали купцами, и отрастили бороды, и сами посылают караваны за товаром. Она же все еще мечтает о четырнадцатилетнем мальчике, подобном ветке ивы, который злокозненно ускользнул от нее, подсунув вместо себя сварливого долговязого пьяницу, сделавшего из судьбы, дарованной ему Аллахом, посмешище для правоверных!
   - Кто-нибудь из вас или ваших людей знает, где расположен Пестрый замок, о почтенные купцы? - решив подойти к делу с другой стороны, спросила она.
   - Может быть, это знают твои люди, о госпожа? Мы покупаем и продаем, мы знаем города, а в замках нам нет нужды, - разумно ответил старший из купцов. - Да и название у него какое-то странное. Ради Аллаха, за какие свойства можно замок назвать Пестрым?
   Тут в голове у Шакунты забрезжил луч понимания.
   - О дядюшка, ведь все это - козни Хайят-ан-Нуфус? - тихо спросила она.
   Старец разогнул спину и уставил в грудь Шакунте острый грязный перст.
   - Это ты, мы узнали тебя, о проклятая! - закричал он. - Это ты обманом увезла нас из Хиры, о Умм-Мерван! Где наш сын, где наше сокровище, о пятнистая змея? Аллах проклял твою красоту и твой лживый нрав! Где наш благородный сын? Где наша любимица Кут-аль-Кулуб? О люди, свяжите эту женщину! Почему ты отменила казнь подлых айаров? О дети арабов, не дайте уйти матери нашего сына! Ее имя - Умм-Мерван!
   Он, одной рукой пытаясь ухватить Шакунту за вырез джуббы, другой опирался о землю, чтобы подняться, но бессилие не пускало его.
   - Разве у тебя есть от него сын по имени Мерван, который воюет с франками? - удивился юный купец, ибо в его возрасте мужчина еще не умеет определять годы красивой женщины.
   - Клянусь Аллахом, нет, - отстраняя слабую руку старца, сказала Шакунта и, запустив руку под джуббу, достала висевший на шее мешочек с жемчугом. - Женщина, что похитила моего мальчика, зовется Хайят-ан-Нуфус, и она стала причиной бедствий для своего мужа - а это ее муж, о друзья Аллаха! К счастью, я знаю, куда его нужно отвести, чтобы о
   нем заботились до самой его кончины. Смотрите за ним хорошенько, ради Аллаха, и вот вам в возмещение расходов две жемчужины. Они - большие и парные, так что из них получатся хорошие серьги для невесты Аджиба, ведь вы скоро посватаете ему благородную девушку.
   Мальчик, уже достигший положенных для этого дела четырнадцати лет, покраснел от радости и волнения, а старшие купцы заулыбались.
   - И когда ее откроют перед тобой, о дитя, на ней будут эти серьги, добавила, чтобы еще больше порадовать его, Шакунта.
   Два ее сына уже наверняка взяли себе жен, и она, занятая то поединками, то поисками мага, то уж вовсе ненужным делом - охраной Салах-эд-Дина, не приготовила свадебных подарков, и не встречала невест у входа в дом, распоряжаясь певицами и лютнистками, и не убирала свадебного ложа...
   Однако она прогнала эти мысли - как и всякие мысли, мешавшие ей исправлять свое ремесло, и отбросила их, как отбрасывают носком ноги придорожный камушек.
   - Когда ваш караван будет в Хире, - продолжала она, - найдите на рынке оружейников индийского купца по имени Кабур, а по прозвищу аль-Сувайд. Он уже давно торгует там, так что все укажут его лавку. Отдайте ему этого старца и скажите так - Шакунта возвращает часть долга, и он получит эту часть от аль-Асвада, когда отведет старца во дворец.
   - Шакунта возвращает часть долга, но для этого нужно отвести старца во дворец к аль-Асваду, - повторил, запоминая, купец. - А какую часть, о госпожа?
   Шакунта усмехнулась - воистину, трудно было определить в динарах цену престарелого царя Хиры. На рынке невольников за него не дали бы и пяти дирхемов...
   - Скажи - я прошу засчитать старца в счет половины долга, а решение принадлежит ему, - не уточняя цифр, добавила она. Вряд ли аль-Асвад подарил бы тому, кто вернет отца, меньше тысячи динаров, меньше было бы просто неприлично, к тому же, аль-Сувайд может пожелать от Ади не денег, а указа о беспошлинной торговле или чего-то подобного. В том, что индийский купец не останется внакладе, она не сомневалась.
   Старец в попытках оторваться от земли забыл о своих обвинениях и, очевидно, вообразил, что его уже привезли в Пестрый замок.
   - Мы не хотим, мы не желаем, мы прикажем вас казнить! - забормотал он. Скажите нам, о дети арабов, ради Аллаха, за какие качества люди могли назвать этот гнусный замок Пестрым? Клянусь Аллахом, нас погрузили в глубокую темницу! И лишили наших сотрапезников и любимиц... О Умм-Мерван, верни нам нашего сына! И избавь нас от пребывания в этом скверном месте!
   - Нам пора в дорогу, о госпожа, - сказал старший из купцов, и в тот же миг ему подвели верблюда, и заставили животное лечь, и подали ему поводья. - Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного!
   - Да облегчит Аллах вашу заботу, как вы облегчили мою, о дети арабов! отвечала Шакунта.
   Один караван неторопливо уходил от источника, увозя в Хиру ее престарелого и безумного царя. Другой приближался.
   Шакунта села на коня и неторопливо подъехала к своим знакомцам индийским купцам.
   - Не доводилось ли вам слышать о Пестром замке? - спросила она.
   - Безумен был тот, что дал замку такое странное и смешное название, отвечали купцы.
   * * *
   - Она проснулась! - услышала Джейран. - Клянусь собаками, звезда проснулась! Слава псам!
   И прямо над ухом раздалось звонкое чмоканье.
   Одновременно теплое дыхание обдало ей лицо и приподняло несколько лежащих на лбу коротких волосков. Но оно было не человеческим!
   Тогда Джейран открыла глаза и стремительно приподнялась на локте. При этом она чуть не боднула склонившуюся над ней конскую морду.
   Еще не совсем понимая, почему над ней эта бархатистая морда с длинными волосками у губ, наподобие усов, и где она сейчас находится, Джейран обвела глазами окрестности.
   Оказалось, что над ней склонились, кроме вороного коня, Хашим, Бакур, Вави и Хаусадж, причем именно Хаусадж только что с таким восторгом поцеловал себе левую ладонь.
   - Да, я проснулась... - известила всех Джейран, еще на грани сна и яви. Что в этом странного? Нужно ли из-за этого так галдеть?
   - О звезда, а то, что ты проспала четыре дня и четыре ночи, - разве это не странно? - осторожно осведомился Хашим. - Я допускаю, что для звезд это в порядке вещей, но было бы лучше, если бы ты предупредила нас, что собираешься заснуть надолго. Мы бы везли тебя без тревог и сомнений в указанном тобой направлении, клянусь собаками! И нам не пришлось бы сражаться с этим четвероногим чудовищем, которое вообразило себя евнухом, защищающим харим своего повелителя! Мир не видывал более упрямого и изобретательного коня!
   Джейран помолчала. Случилось нечто, превосходящее понимание девушки.
   - А в каком же направлении везли вы меня сейчас, о Хашим? - спросила она.
   - Разумеется, в том, какое ты указала, а разве могло быть иначе, о звезда? - зашумели мальчики.
   - Когда ты, блистая нечеловеческой силой, вывела нас из подземелья, и нам подвели коней и верблюдов, и мы взяли у ворот и в хане нашу добычу, ты привстала в седле и закричала: "Вперед, о любимые, за мной! " И ты указала при этом рукой направление! - наконец-то стал излагать события по порядку Хашим. - И мы скакали следом, пока ты не обернулась и не сказала, что пора делать привал. Сколько фарсангов мы проехали, о Бакур?
   - Не меньше четырех, о шейх, - подумав, сказал юноша.
   - Мы развели костер, и разогрели немного еды, и ты поела с нами, а потом легла и заснула, о звезда, так что мы изумились и растерялись, жалобно произнес Хашим. - Но ты же сама указала рукой направление! Мы взяли тебя, погрузили на верблюда и повезли туда, куда ты велела. Разве мы что-то совершили не так?
   - Нет, вы все сделали правильно, - отвечала девушка, и тут только она осознала, что вороной конь, ласкавший ее дыханием, - собственность аль-Асвада, прибившийся к ее войску после того, как его хозяин был взят в плен, а затем честно отданный аль-Асваду. - О Катуль! .. Нет, его звали иначе... Аль-Яхмум - вот как звал этот проклятый аль-Асвад своего коня! Но как он сюда попал?
   - Когда мы обнаружили, что ты спишь и не просыпаешься, мы решили сделать привал, ведь никто не гнался за нами, так что мы решили не будить тебя и дать тебе отдых. Тут нас и нагнало это бедствие из бедствий! Он подкрался, как выкормыш айаров, и прямо из-под руки утащил у Даубы ячменную лепешку! И он не стал ее есть рядом с Даубой, а отбежал, неся ее в зубах, и сжевал в сторонке! Потом он повел себя так как если бы ему заплатили сто динаров за твою охрану и защиту, о звезда!
   - Он позволил усадить тебя на верблюда, но когда Вави поправлял на тебе аба, он чуть не откусил Вави нос! Нет, он только щелкнул зубами возле самого носа! Он отпихнул Вави боком! Он хотел наступить ему на ногу! Он был как хозяин верблюда! - зашумели мальчики, смеясь и показывая пальцами на едва не пострадавшего от аль-Яхмума Вави.
   - Но вы покормили его? - спросила Джейран, садясь и убеждясь, что после длительного сна руки и ноги слушаются ее, как обычно.
   На ее груди шевельнулось и звякнуло ожерелье.
   Джейран приподняла его, разглядывая и пытаясь вспомнить, как к ней попала эта причудливая и дорогая вещь. Мальчики между тем наперебой докладывали о проделках аль-Яхмума и о его стычках с несговорчивыми черными псами. Вдруг она все вспомнила - и торопливо стащила с шеи переплетенные цепочки.
   - Возьми, о дядюшка, спрячь это! - велела она. - Как ты полагаешь, много ли нам даст за него ювелир?
   - О доченька, я не разбираюсь в камнях! - удивленный и испуганный внезапной яростью в глазах своей звезды, отвечал Хашим. - А разве непременно его нужно продавать? Клянусь собаками, мы везем прекрасную добычу! В ближайшем городе мы купим мальчикам фарджии, как у купеческих сыновей, и шелк на тюрбаны, и верхние шаровары, и нижние...
   - И непременно по две нижних рубахи! - добавила Джейран, вообразив, каково будет стирать столько заношенного белья. Вдруг она вспомнила, что стирать ей уже, по всей видимости, не придется никогда, во всяком случае такого неимоверного количества грязных рубах.
   - По две нижних рубахи, о звезда, и пояса, и я бы хотел, чтобы у них были вышитые платки! - тут Хашим подмигнул Джейран самым ехидным и плутовским образом. - Среди наших мальчиков нет ни одного, кого нельзя было бы сравнить с веткой ивы или с гибким и смуглым самхарским копьем! И женщины будут поглядывать на них! А как подать знак женщине, если не платком? Так пусть же платки у них будут наилучшего качества! Но на это у нас хватит денег и без продажи ожерелья.
   - А кто тебе сказал, о дядюшка, что на это пойдут деньги от продажи ожерелья? - Джейран, не желая прикасаться к внушающей отвращение драгоценности, лежащей на темной ладошке старика, лишь пальцем указала на подарок Абризы. Ей настолько сейчас хотелось избавиться от него, что она не позаботилась, как объяснить свое желание Хашиму и мальчикам, а правду сказать она не могла.
   - Так зачем же его продавать, о звезда? - резонно спросил Бакур. Как самый старший, он уже позволял себе участвовать в беседе, и Хашим обращался с ним при этом, как с равным.
   - Это неизбежно, - вспомнив, что звание звезды позволяет ей необъяснимые сумасбодства, сказала Джейран. Вдруг мудрая мысль осенила ее и она воскликнула с восторгом, которого никто не понял: - Его нужно продать, а деньги раздать нищим!
   - У ворот мечети? - возмутился Хашим.
   - Мы найдем каких-нибудь других нищих, не у ворот мечети, - успокоила его Джейран. - Вы уже успели поесть, о любимые?
   Мальчики заулыбались.
   Джейран встала и внимательно оглядела свое воинство. На вид все были сыты и довольны.
   - Раз так - то в дорогу, - сказала она.
   - Если ты так уж хочешь раздать милостыню, то это можно сделать у дверей христианского храма или синагоги, - вдруг заявил Хашим. - Я помню, где они расположены, вернее, где они были расположены двадцать пять лет назад.
   Джейран удивленно покосилась на него.
   Очевидно, старик знал, куда они направляются, Джейран же до сих пор этого не знала.
   - Хорошо, мы сделаем это, если только христианский храм или синагога не слишком далеко от рынка ювелиров, - сказала она.
   - Совсем рядом, о звезда! - обнадежил старик. - Ар-Руха настолько невелика, что там все - рядом.
   - Ар-Руха... - повторила Джейран и вдруг вспомнила. Там был первый хаммам ее хозяина!
   - Ну разумеется, о шейх! - воскликнула она. - Христиане живут поблизости от большого хаммама, сразу за северными воротами! Там у них даже есть маленький монастырь! Вот где мы найдем нищих в избытке!
   - Значит, за то время, что я не видел города, в нем появился большой хаммам? - удивился Хашим. - А что там еще новенького? Добрались ли до ар-Рухи франки? Починили ли старый минарет, который покосился так, что муэдзины отказывались взбираться на него?
   Джейран сперва растерялась, потом вспомнила о своем высоком звании.
   - Нам нет нужды до франков и минаретов, - как можно более высокомерно отвечала она. - А до хаммама нам есть нужда. Я хочу, чтобы мальчики пошли туда, и чтобы их как следует вымыли и размяли, ведь нельзя, чтобы они прожили жизнь, не узнав этого удовольствия! Клянусь собаками! А который из верблюдов - мой?
   - Думаешь, этот вороной мерзавец, по вредности подобный ифриту, позволит тебе теперь, когда ты проснулась, ехать на верблюде? - спросил Хашим. И, как почти всегда, оказался прав.
   В разговорах о хаммаме и прошла следующая часть их пути, ибо никто из озерных жителей даже не подозревал о его существовании, а Хашим помнил почему-то о хаммаме то, чего быть никак не могло. Он утверждал, что там можно лежать на скамье обнаженным, окруженным благоухающим паром, в то время как юные девушки в четыре руки разминают спину и ноги, а Джейран точно знала, что даже случайная утрата соскользнувшей с бедер повязки позор для мужчины, сходящего в общий водоем, а девушкам в мужское время хозяева не разрешают заходить в парильню.
   И они вьехали в ар-Руху, разделившись на пять небольших отрядов, чтобы не смутить стражу у ворот.
   Там Хашим расспросил прохожих о хане, рядом с которым был бы склад для товаров, и отправил туда Бакура со всем караваном, дав ему ровно столько денег, чтобы снять помещения для Джейран, себя самого, мальчиков и собак, а также оплатить место и корм для лошадей и верблюдов.
   Джейран торопилась поскорее избавиться от ожерелья, так что она, вспомнив местность, без расспросов привела Хашима к рынку ювелиров, и вошла в первую же лавку, с которой начинался ряд, и очень быстро сговорилась с купцом, и торопливо сказала "Я продала тебе это ожерелье с темными камнями", взяв в свидетели юного сына купца и Хашима, который никак не мог понять, зачем такая торопливость.
   Он подозревал, что не так все просто с их поспешным бегством из Хиры, но меньше всего винил в бедствиях своей звезды ту красавицу, которая ехала с войском Джудара ибн Маджида, поражая умы тонким станом, и тяжелыми бедрами, и черными глазами, и восхитительными стихами.
   Они вышли из лавки, покинули крытый рынок, Джейран немедленно высмотрела нищего на углу и поспешила осчастливить его дирхемом. Нищий призвал на нее благословение Аллаха - и она, воровато обернувшись, согласилась с тем, что Аллах велик и милостив.
   Но Хаштму было сейчас не до нее - он остановил разносчика воды, который вез на ишаке высокие кувшины, осведомиться, сколько стоит большая кружка. Джейран подошла как раз вовремя, чтобы разнять их, потому что старик, имея за поясом кошелек с полусотней дирхемов, поднял шум из-за ничтожного даника. Разносчик, прокляв его и поручив его заботам шайтана, скрылся за углом, а Хашим потер руки, из чего девушка поняла, что всю склоку он устроил только ради наслаждения нелепостью обстоятельств. Она, увлекая его за собой, сказала ему об этом, и тут Хашим, уже собравшийся было возразить, вдруг подпрыгнув, дернул Джейран за рукав джуббы:
   - Гляди, о звезда, - едут франки!
   Джейран, считавшая на ходу камни мостовой, подняла голову, увидела лишь правоверных, вопросительно посмотрела на Хашима, но он вместо ответа еще раз подпрыгнул. Тогда она поняла, в чем дело. Франки ехали на лошадях, так что за толпой их было не разглядеть.
   - Отойдем к стене, о звезда, - предложил Хашим. - Они направляются сюда, а кони у них как слоны, и если такой слон прижмет тебя крупом, то ребра могут треснуть.
   Очевидно, жители ар-Рухи уже пострадали от неповоротливых коней франков. Они достаточно быстро расступились, и по проходу к ювелирному ряду подъехали три всадницы. Их сопровождали бородатые мужчины с непокрытыми головами, тоже верхом на крупных конях, в одежде, едва достигающей колен. Ехали также и два мальчика того возраста, когда им еще можно находиться в хариме при матери, оба с длинными светлыми кудрями, одетые так же, как и взрослые, и при оружии.
   Все франки, несмотря на жаркую погоду, были в длинных плащах, спадавших на конские крупы до самых кончиков хвостов, богато отороченных густым и пушистым мехом.
   Джейран во все глаза уставилась на женщин.
   Они ехали, как и полагается неверным, с открытыми лицами. Первая была
   самой старшей, в том возрасте, когда женщине уже стоило бы скрывать лицо из сострадания к ближним. Она ограничилась тем, что убрала волосы под затейливо накрученное белое покрывало. На груди у нее лежала золотая цепь с украшением величиной не меньше кожаной чашки, а камни, которыми оно было выложено, соперничали размером и грубостью огранки с камнями мостовой.
   Но те, что сопровождали ее, удивили Джейран несказанно.
   Обе были молоды, одна еще не достигла двадцати лет, другой, очевидно, уже минуло двадцать пять. На них были похожие лазоревые платья с четырехугольными вырезами, и Джейран не могла понять, как же они влезают по утрам в такие облегающие и не запахивающиеся на груди наряды. Волосы у обеих были распущены и лежали ровными локонами. А их головные уборы внушали страх за их шеи - это были высокие кованые венцы со сквозными зубчиками, которые привязывались к голове широкими белыми лентами, завязанными под самым подбородком. Удивили Джейран и их руки, недоступной для обычных женщин белизны. Что-то было в этой белизне странное и противное естеству. Джейран вгляделась - и поняла, что пальцы обтянуты тонкой тканью, каждый палец - особо. Прищурившись, она даже разглядела наконец швы.
   Но изумительнее всего были их лица.
   Вслед за старухой ехала та из женщин, что постарше, и самая среди них горделивая. Нос у нее - а на него первым делом посмотрела Джейран - был прямой, короткий и чуть вздернутый, подбородок - резко очерченный, а волосы - серые!
   Правда, сейчас, подставленные щедрым солнечным лучам, они немного золотились, и это было золото не красного, а зеленоватого оттенка. Много лет прошло с того дня, когда Джейран подставляла солнцу непокрытую голову, так что она, можно сказать, никогда не видела золотых искорок в своих серых волосах. Но сейчас она, глядя на франкскую женщину, вдруг поняла, что это тоже красиво, и что ее собственные волосы, уложенные на такой манер, выглядели бы не хуже.
   Та из женщин, что помоложе, тоже имела и короткий нос, и серые волосы, и, насколько можно было разобрать, зеленовато-серые глаза. И когда они остановили коней у первой же ювелирной лавки, мужчины бросились подержать им стремя так поспешно и глядели на них при этом с таким восторгом, что Джейран вспомнила слова гуля Хайсагура о том, что у франков она, Джейран, тоже считалась бы красавицей.
   Но первой к ювелиру вошла старуха, высокая и прямая, по виду привыкшая к общему повиновению. Молодые женщины пропустили ее и тоже скрылись а опустившейся занавеской. Мужчины и оба мальчика остались ждать снаружи.
   - Вот будет забавно, если они купят наше ожерелье, о звезда! Наверняка ювелир поднял сейчас его цену втрое, а то и вчетверо! - весело шепнул Хашим.
   Но тут из-за дверной занавески выскочил сынок ювелира, мальчик двенадцати лет, красивый, подобно сбежавшей из рая гурии.
   - О дядюшка! - обратился он к нищему, получившему от Джейран целый дирхем. - Совсем недавно из нашей лавки вышли двое, молодой мужчина и дряхлый старик. Ради Аллаха, не заметил ли ты, куда они пошли?
   - Старик поругался с разносчиком воды, о дитя, а куда направился мужчина, я не заметил, - отвечал нищий. - Но их наверняка видел Азиз Хар-аль-Сус, который сидит на том углу, пойди к нему. Если они не прошли мимо меня, то наверняка прошли мимо него.
   - О дядюшка, если они появятся тут, останови их и пошли в нашу лавку, попросил мальчик, подавая милостыню. - Если же они не захотят идти, скажи им, что их ожерелье оказалось дороже, чем все мы думали, и оно принесло прибыль, и мой отец хочет поделиться с ними, потому что они принесли ему удачу!
   Джейран и Хашим, видевшие и слышавшие все это из-за угла, переглянулись.
   - Нет ли в этом ловушки для нас, о дядюшка? - спросила девушка. - Ведь от франков ждать добра не приходится.
   - Может быть, эти женщины решили, что у тебя есть еще сокровища, подобные этому ожерелью, и пошлют своих рабов выследить тебя, чтобы напасть во время сна? - сообразил Хашим. - Нам только этого недоставало, о звезда! Вспомни, сколько золота мы привезли с собой! А наши мальчики отважны, но неопытны, и всякий пройдоха обведет их вокруг пальца, клянусь псами!
   - Полагаю, что нам следует взять с них пример, - сказала Джейран. Они собираются выследить нас - ну, а мы выследим их! И узнаем об их намерениях!
   Джейран и Хашим затаились за углом.
   Вскоре из лавки ювелира вышли те три женщины, причем первой выступала старуха, а за ней, переговариваясь, - две молодые. И, судя по их лицам и движениям, обе они были очень озадачены и озабочены. Мужчины подсадили их на громоздких коней, чьи длинные и тяжелые попоны сметали со щербатых плит мелкий мусор, и вся эта процессия двинулась прочь от лавки.