Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (Часть 2)

   Вдруг Хайсагур пошевелился. Джинн в два прышка оказался возле него и стремительно склонился над ним. Но Хайсагур сел так быстро, что стукнулся лбом о конскую морду.
   Он схватился за бледные наросты, похожие на округлые рожки.
   - Ради Аллаха, разве ты собрался целоваться со мной? - осведомился он. Твои зубы мало годятся для этого! Убери копыта, о джинн, мне же негде тут пошевелиться!
   - О друг Аллаха, ты нашел Гураба Ятрибского? - Хайсагур не сразу узнал голос, прозвучавший у него в голове, до того он сделался жалобным и дрожащим.
   - Да, я нашел его и оставил наедине с разъяренным ифритом! Но он и сам сейчас порядком рассердился...
   - На тебя, о гуль?
   - На себя, о джинн! Этот твой Гураб Ятрибский вдруг обнаружил, что он учит одному, а делает совсем другое!
   - Горе тебе, ты восстановил его против себя, и он никогда нам не поможет, и я навеки останусь в конском теле и не увижу своей возлюбленной... запричитал Маймун ибн Дамдам.
   - Перестань заполнять мою несчастную голову своими воплями! прикрикнул на него Хайсагур. - Он обещал нам помочь. Но сейчас мы можем лишь ждать. И мы будем ждать, клянусь Аллахом!
   - Если бы нам Аллах оставил что-либо иное... - проворчал джинн.
   После чего оба они молчали довольно долго. Маймун ибн Дамдам выдергивал и жевал горькие стебельки горных трав, Хайсагур время от времени сердито сопел.
   - А еще эта безумная... - вдруг сказал он. - И ее мальчишки... Они наверняка решили, что со мной стряслась беда, и опять отправятся выручать меня, хотя я в этом вовсе не нуждаюсь! Или нет - я так прикрикнул на эту ущербную разумом, что она закается оказывать мужам помощь, не дожидаясь их просьбы...
   - Не говори плохо о Джейран, о гуль, - попросил Маймун ибн Дамдам. Разве она не помогла мне и не избавила меня от власти распутницы?
   - Мне нет дела до Джейран, - проворчал Хайсагур. - Я уверен, что эта девушка не пропадет, и, клянусь Аллахом, она - первая из женщин, о ком я говорю такие похвальные слова! Но там, в Пестром замке, находится человек, к которому я за долгие годы сильно привязался. Он иногда подобен разумом и упрямством ишаку, и забывает все, что случилось мгновение назад, и сварлив, и постоянно нуждается в чьей-то помощи, но я люблю его! Он - из людей знания, о Маймун ибн Дамдам, он - наилучший из звездозаконников Харрана Мессопотамского, а я недостоин завязывать ремни сандалий у худшего из его учеников! О Маймун ибн Дамдам, если мы не спасем его и тех, кто с ним, погибнут древние тайны звездозакония и погибнет все то новое, что сделали Сабит ибн Хатем и его ученики!
   Прокричав все это, Хайсагур вдруг ощутил, как сила и бодрость покинули его, а на их место пришли бессилие и отчаяние. Он бросился наземь, охватив руками свою расщепленную голову, и в его рыке слышался стон страдания.
   Бессильное ожидание помощи оказалось для него более тяжким испытанием, чем он полагал.
   - Умерь свою скорбь, о гуль, - строго сказал ему Маймун ибн Дамдам. Ибо каждый, кто вкусил зелья самообладания, будет в один прекрасный день облачен в доспехи победы.
   - Кто это тут толкует о самообладании? - возмутился Хайсагур. - Да ведь ты готов плакать и причитать по малейшему поводу!
   - Прибавь, о Хайсагур, - попросил Маймун ибн Дамдам. - Ругай меня и проклинай меня, но только не предавайся отчаянию! Когда я вижу, как рычит от бессилия горный гуль, подобный тебе силой и отвагой, мне хочется разбежаться и кинуться в пропасть... Ибо кто я рядом с тобой? И в лучшие мои дни всего моего мужества хватило лишь на то, чтобы похитить любимую и тайно жить с ней!
   - А вот моего мужества на это не хватило бы, - признался гуль.
   И снова предались они ожиданию, и мгновение казалось им часом, а час сутками, а суток они бы не смогли прожить, ибо сутки показались бы им вечностью, а Аллах не создал творения, способного жить вечно.
   Оно оказалось настолько изматывающим, это ожидание, что оба, и гуль, и джинн, впали в какую-то тупую дремоту.
   Внезапно аль-Яхмум поднял голову и насторожил уши. Источник звука был довольно высоко, но он снижался, и конь, испуганный этим странным событием, заржал.
   Маймун ибн Дамдам, утратив в дремоте власть над конем, очнулся от того, что аль-Яхмум в панике несся во весь опор прочь от Хайсагура, рискуя оступиться на щербатой горной дороге и полететь вниз.
   Джинн овладел конским телом, развернул его мордой к тому месту, где был оставлен гуль, и увидел опускающийся с неба шар необычайного цвета красновато-лиловый, окруженный дымом, а в середине этого шара - нечто белое.
   Шар коснулся больших камней, за которыми скрывался Хайсагур, и исчез за ними, оставив лишь лучи, торчащие во все стороны и пронзающие ночное небо.
   Маймун ибн Дамдам несколько обождал. Если бы шар напал на Хайсагура, тот скорее всего, поднял бы крик и рев на всю округу. Или он не успел даже закричать?..
   Джинн вдруг ощутил свое полное одиночество в этих горах, вдали и от рода Раджмуса, и от Джейран, которой он был бессилен помочь, и от гуля, отвага которого в последние часы придавала джинну силу и уверенность. Он подумал, что могло произойти и наихудшее - Гурам Ятрибский не договорился с бешеным ифритом, и упустил его, и ифрит прилетел сюда наказать тех, кто осмелился вызвать его, не владея сильными заклинаниями власти, да впридачу лишил на время огненной плоти.
   Если ифрит пожирал сейчас Хайсагура - значит, Аллах не оставил надежды и Маймуну ибн Дамдаму.
   Покачав горестно головой, джинн решился - он направился обратно, к тем камням, над которыми торчали, колыхаясь, лучи. Если ему предстоит стычка с разъяренным Грохочущим Громом - то нет никакого смысла откладывать ее, все равно ифрит может, поднявшись на небольшую высоту, увидеть коня и наброситься на него. А, явившись добровольно, джинн мог бы и до чего-то договориться с ним, сытым...
   Но Аллах распорядился иначе - завернув за камни, Маймун ибн Дамдам увидел там троих, и первым был Хайсагур, вторым - Гураб Ятрибский, а третьим Грохочущий Гром, сократившийся до человеческого роста.
   - Сюда, сюда, о Маймун ибн Дамдам! - позвал его Хайсагур. - О шейх, однажды ты уже помог этому несчастному - так доверши благодеяние и выручи его во второй раз! Раскрой для него Врата огня!
   Джинну стало стыдно. В то время, как он, дрожа, ожидал насыщения ифрита, гуль помнил о его беде и первым делом попросил не за Сабита ибн Хатема, а за него!
   - Не время, о шейх! - возразил он, увидев по лицу Гураба Ятрибского, что мудрец крайне удивлен звучащим в собственной голове голосом. - Мне ничто не угрожает, а Сабит ибн Хатем и звездозаконники Харрана - в опасности!
   - Так вот он каков, этот прославленный Маймун ибн Дамдам! - с немалой издевкой заговорил Грохочущий Гром. - Я полагал, что этот джинн выше меня ростом и в ярости подобен горящей головне, а он жалобно взывает и сделал своим оружием конские копыта!
   - О Грохочущий Гром, а как вышло, что ты столько лет прожил, благоденствуя, не обремененный ничьей властью? - спросил Гураб Ятрибский. Ведь медное кольцо, которому ты подчиняешься, могло попасть в более скверные руки, чем кувшин, заключавший этого джинна.
   - Я уже поблагодарил тебя за это, о шейх, и взялся до рассвета исполнять твои просьбы, - высокомерно отвечал ифрит, - при том условии, что ты не прикажешь строить разрушенный город, а прикажешь разрушишь построенный город, или убить царя, или разбить войско!
   - Я помню, для чего ты создан, и уважаю замысел Аллаха, - сказал Гураб Ятрибский. - Что ты скажешь о том, чтобы бережно разрушить вон тот замок, именуемый Пестрым?
   - Требуй - и получишь! - ухмыльнулся ифрит.
   - Постой, постой, о шейх! - завопил, бросаясь между ифритом и Гурабом Ятрибским, Хайсагур. - Ведь там - люди, Сабит ибн Хатем со звездозаконниками, прочие мудрецы и маги, и еще эта ущербная разумом со своими вооруженными детьми...
   - Я помню, о гуль. Но дай мне договориться с этим почтенным ифритом так, как это будет приятно ему, - Гураб Ятрибский улыбнулся. - Ты же выполняешь свое предназначение? Так дай и ему выполнить свое! Аллах послал его разрушать - так пусть он и совершит это наилучшим образом!
   При виде озадаченной рожи ифрита Маймун ибн Дамдам не смог удержать ржания, заменявшего ему смех.
   - Мы, ифриты, знали, что Бахрам передал тебе талисманы, которым мы подчиняемся, и мы с нетерпением ждали, когда ты воспользуешься ими и призовешь нас, - заговорил Грохочущий Гром, - ибо нас много, и мы, невзирая на твои заклинания, нашли бы способ погубить тебя! Но никому из нас и в голову не пришло, что ты примешь нашу натуру такой, как сотворил ее Аллах, и не потребуешь, чтобы мы отреклись от своей сути.
   - А почему я должен требовать того, что неугодно Аллаху? - осведомился Гураб Ятрибский.
   Хайсагур уловил в его взгляде и голосе скрытое лукавство.
   - Когда я доверил на время кольцо ас-Самуди, то предупредил его - раб этого кольца может лишь уничтожать, так что призывать его на помощь следует только в случае смертельной опасности, чтобы он испепелил врага и получил от этого радость и удовольствие. Но ас-Самуди предпочел терпеть бедствия, не пуская в ход кольца, - продолжал он. - Скажи, о Грохочущий Гром, испытываешь ли ты дурные чувства по отношению к ас-Самуди? Испытываешь ли ты дурные чувства по отношению ко мне?
   - Нет, разумеется, - отвечал ифрит. - Со времени, когда Сулейман ибн Дауд заклял нас, ифритов, нам никогда не жилось так хорошо, как в последние десятилетия. Мы не чувствовали власти и гнета владельцев талисманов. Это я говорю тебе честно - и вот в чем причина того, что я покорился твоим заклинаниям, и не призвал на помощь братьев, и доставил тебя сюда.
   - Если эти речи продлятся, то наступит утро... - услышал Хайсагур шепот Маймуна ибн Дамдама.
   Гураб Ятрибский, как бы вовсе не заботясь о том, что происходит сейчас в Пестром замке, сел наземь и задумался.
   - О ифрит, передо мной стоит сейчас нелегкая задача, и я нуждаюсь в твоем совете, - сказал он. - Аллах сотворил тебя для разрушения - и только ты можешь сказать, как разрушить этот замок наилучшим образом.
   - До основания? - радостно спросил ифрит.
   - До основания, - подтвердил Гураб Ятрибский.
   - Нет ничего проще!
   - Но одна башня должна уцелеть.
   - На голове и на глазах! - предвкушая радостную возню с каменными глыбами, завопил ифрит.
   - Кроме того, нужно будет согнать в эту башню людей, охраняющих Пестрый замок.
   - Я сделаю это огненными струями, о шейх! И ты насладишься криками тех людей!
   - Насладишься ты, о могучий ифрит, - не поморщившись от мысли о избиваемых огненными струями людях, сказал Гураб Ятрибский. - Мы же договорились - от того, что произойдет, я получу пользу, а ты удовольствие.
   Тут уж призадумался Грохочущий Гром.
   - Ты рассуждаешь очень странно для человека, о шейх, - заметил он. Вот этот скверный гуль, в которого вселилась душа грабителя и вора, только что говорил, что в замке есть люди, которых нужно спасти. И ничтожный джинн, обитающий в конском теле, тоже хочет спасти каких-то звездозаконников. Ты же не мог забыть о них! И ты не желаешь их смерти. Как же я отличу их от тех, кого нужно покарать?
   - А что бы посоветовал ты сам, о подобный пылающему костру ифрит? осведомился Гураб Ятрибский. - Я полностью доверился тебе в деле разрушения. И я знаю, что ты не нарушишь установлений Аллаха и пророка, по которым злые сгорят, а праведные - спасутся.
   Ифрит почесал пятерней в затылке, от чего из-под его толстых пальцев брызнули короткие молнии.
   - Очень трудно, производя обширные разрушения, отличать грешников от праведников, - признался он. - Разрушение - это наша священная пляска перед лицом Аллаха. И если даже ты, о мудрый шейх, в такое мгновение подвернешься мне под руку и прикроешь того, кого нужно пощадить, краем своей одежды, я могу не заметить тебя.
   - Таким тебя сотворил Аллах, - вовсе не обижаясь, подтвердил прежние свои слова Гураб Ятрибский.
   - О шейх! А не можешь ли ты позвать на помощь еще и кого-то из джиннов? озаренный удачной мыслью, воскликнул Грохочущий Гром. - Он бы полетел бок о бок со мной, и я бы разрушал, а он - спасал!
   - Талисманы, которым подчиняются знакомые мне джинны, сейчас далеко, и лететь за ними долго, и единственный джинн, который имеется поблизости, сидит в брюхе вот этого коня, лишенный всякой силы! - Гураб Ятрибский неожиданно расхохотался и ткнул пальцем в бок аль-Яхмума. - Ты не представляешь, о Грохочущий Гром, как я хохотал, узнав, что джинна, для которого закрылись врата Огня, упрятали в конское брюхо!
   Хайсагур раскрыл рот, совершенно забыв, что в присутствии шейха лучше бы прятать клыки. Гураб Ятрибский не хохотал, узнав про злоключения Маймуна ибн Дамдама, он услышал эту историю вкратце, когда Грохочущий Гром опустил его на землю возле Хайсагура, а перепуганный Маймун ибн Дамдам унесся прочь.
   - Воистину, проку от этого джинна сейчас не больше, чем от оческа пакли! - с такими словами расхохотался и Грохочущий Гром.
   - Но другого джинна у нас сейчас нет, о могучий ифрит, - отсмеявшись, заметил Гураб Ятрибский. - Так что твоя прекрасная мысль, к сожалению, неосуществима. А ведь ты придумал то, что мне бы и в голову не пришло, клянусь Аллахом! Неправы те, кто обвиняет ифритов в скудоумии. Вот ты, к примеру, первый ифрит, с кем я когда-либо имел дело, и разве можно упрекнуть тебя в скудоумии?
   - А ты, о шейх, - первый, кто сумел разглядеть подлинную сущность ифрита! - обрадовался Грохочущий Гром.
   Хайсагур помотал головой.
   Жизнь Сабита ибн Хатема, угодившего в ловушку гнусного завистника аш-Шамардаля, была подвешена на волоске, а эти двое развлекались тем, что говорили друг другу любезности!
   Маймун ибн Дамдам молча рыл копытом землю.
   Как Хайсагур переживал из-за своего старого звездозаконника, так джинн из-за Джейран.
   Они переглянулись - и одна мысль объединила их, мысль, которая одновременно вошла в обе головы: стоило тратить столько усилий ради этого хваленого Гураба Ятрибского, оказавшегося всего лишь старым болтуном и, очевидно, позабывшего свои прежние дела с джиннами...
   Гураб Ятрибский же поклонился ифриту с видом человека, признательного за добрые слова о своей особе.
   - Да не закроются для тебя вовеки Врата огня, как закрылись они для этого несчастного, - сказал он, указывая на аль-Яхмума.
   - А как именно они для него закрылись? - спросил ифрит. - Сделай милость, расскажи мне эту историю, достойную того, того...
   Он задумался на мгновение, вспоминая, и закончил, как подобает утонченному собеседнику:
   - ... чтобы быть записанной иглами в уголках глаз в назидание поучающимся!
   - О Маймун ибн Дамдам, порадуй нашего благородного гостя, - велел Гураб Ятрибский, - и расскажи ему о себе.
   Хайсагур вздохнул. Воистину, эта ночь была словно нарочно создана для любезностей и увлекательных историй!
   В голове у него раздался голос джинна - и, поскольку он уже знал, каково было его дело, то и отошел в сторону, пристроившись на камне так, чтобы видеть Пестрый замок.
   Перед ним были ворота с подъемным мостом из тополевых бревен, который уже давно пребывал поднятым, и вдруг он медленно стал опускаться!
   Первое, что пришло на ум Хайсагуру, - неугомонная Джейран и ее десять мальчиков сотворили в замке нечто удивительное, что позволило им пробиться к воротам. Однако ей не было нужды выходить таким способом она могла бы увести своих людей и через дверной проем, разломанный Хйсагуром, если бы не цепь лучников вокруг замка. Хайсагур своими острыми глазами гуля не видел их сейчас, они затаились в камнях, но он знал, что они бодрствуют и готовы к стрельбе.
   Не успел он подумать о Джейран и понять, что она тут ни при чем, как ноги сами понесли его к мосту.
   Маймун ибн Дамдам был краток, да Грохочущему Грому и не требовалось долгого повествования.
   - О шейх, а что ты скажешь о том, чтобы открыть для этого несчастного Врата огня? - спросил он. - Мы, ифриты, наполнены темным пламенем, и я знаю заклинания, чтобы увеличить приток этого пламени. Давай объединим усилия и я создам себе товарища, который полетит рядом со мной, и я буду крушить, а он - спасать!
   - Решение принадлежит тебе, о благороднейший из ифритов, - кротко отвечал Гураб Ятрибский. - Я же сделаю все, что в моих силах, чтобы ты мог осуществить свой прекрасный замысел.
   - Тогда приготовь свои заклинания, я приготовлю свои, - сказал Грохочущий Гром.
   Этого разговора Хайсагур уже не слышал, и потому он был крайне изумлен, когда за спиной у него раздался грохот, как будто камни покатились по откосам, но не вниз, как полагалось бы, а вверх.
   Он обернулся и увидел, что ифрит запрокинул голову, и высунул язык, и из его языка в небо уходит острый и тонкий розоватый луч, а шум происходит из горла Грохочущего Грома, которое набухает и опадает прямо на глазах. Зрелище это было отвратительное, Хайсагур недовольно фыркнул - и тут же ахнул.
   Луч, уйдя в заоблачные просторы, уперся там в нечто тяжелое, и налился весом, и оказался слишком тяжел для ифрита, который рухнул на землю, удерживая задранную голову с большим трудом. сверху по лучу, как бы раздувая его изнутри, быстро поплыл сгусток света, лилового с черными язычками, окруженный дымным облачком.
   Гураб Ятрибский, ждавший этого мига, воздел руки к небесам и заговорил на неизвестном Хайсагуру языке, заговорил крайне убедительно, и он остановил сгусток в его скольжении, и подвел снизу свои руки, и взял его, и как бы снял с розового луча.
   Не желая расставаться со сгустком, луч изогнулся, а Гураб Ятрибский опустился на колени.
   Рядом рухнул наземь аль-Яхмум и забил по воздуху копытами. Казалось, он не желал подпускать к себе близко лиловое пламя.
   Гураб Ятрибский, уворачиваясь от копыт, упал на шею коню, и сгусток остался в одной его руке, правой, а левую он протянул к пасти аль-Яхмума, и завел большой палец за губу, и оттянул ее в том месте, где между конскими зубами был промежуток, и протиснул палец, и, заставив коня разжать челюсти, ухватил его за язык. Тут же он соединил конский язык и пламя.
   Едва старый фалясиф успел скатиться с конской шеи, как аль-Яхмум вскочил на ноги и заржал, высоко задрав морду.
   Тонкий и острый зеленоватый луч вырвался из его пасти и пошел бестолково блуждать по ночному небу.
   Ифрит, от которого к конской пасти тянулся не пожелавший отцепиться от сгустка лучик, на коленях подполз к аль-Яхмуму, с трудом поднялся и сжал его шею в каменном объятии, ухватившись за гриву и натянув ее так, чтобы огненное копье из конской глотки устремилось прямо ввысь.
   Сразу же рядом оказался и Гураб Ятрибский.
   Громко читая заклинания, он помог Грохочущему Грому удержать коня на месте.
   Очевидно, они умудрились нашарить лучом некое место, служившее источником огня и света, потому что по зеленоватому лучу потек вниз другой сгусток, ослепительно-белый, и чем ближе к земле - тем стремительнее было его движение. Став величиной с большое яблоко, он исчез в конской глотке, а сверху неслись по лучу другие сгустки, сверкающие и бесчисленные, и пропадали в конском теле, от чего оно содрогалось.
   Но ифрит и старый фалясиф крепко держали аль-Яхмума.
   - Довольно! - произнес вдруг Грохочущий Гром. - Иначе его оболочка не выдержит!
   Он отступил в сторону, то же сделал и Гураб Ятрибский. Аль-Яхмум метнулся вправо и влево, заржал - и его ржание было подобно стону.
   - Ты погубишь коня, о несчастный! - крикнул Гураб Ятрибский. - Ради Аллаха, покинь его! Разве тебе там жить полюбилось? Он же не вынесет этого огня!
   Ифрит, которого все еще соединял с конем слабый бледно-лиловый луч, послал по нему цепочку искр. Дойдя до конской пасти, они как бы пережгли основание зеленого луча - и он, оборвавшись, растаял. Одновременно с этим раздался крик боли и восторга.
   Очертания конского тела заколебались, задвоились и от него как бы отделился бледный образ, подобный человеческой тени. Он налился золотым блеском, блеск родил завитки прекрасных узоров - и рядом с конем оказался юноша, сын четырнадцати лет, красивый и прелестный, стройный и соразмерный, в парчовом халате и прекрасном тюрбане.
   - Нет Бога, кроме Аллаха, а Мухаммад - пророк Аллаха! - провозгласил он, воздев руки к небесам.
   - Привет, простор и уют тебе, о Маймун ибн Дамдам, - сказал, утирая пот со лба, Гураб Ятрибский. - Ну и досталось же нам...
   - Я чуть не сгорел из-за твоей глупости... - проворчал ифрит, к немалому удивлению Хайсагура, делая то же движение. - Но мы совершили это... Да, мы совершили это, о шейх!
   Вдруг он уставился на Гураба Ятрибского с яростью и раскрыл рот для проклятий.
   - Ты доблестно выполнил свое предназначение, о благородный ифрит, как бы не видя страшного оскала, сказал тот. - Ты разрушил злое заклятие и ты погубил тех, кто наложил на Маймуна ибн Дамдама это заклятие! А теперь лети к Пестрому замку, о прекраснейший и могущественнейший из ифритов, и сравняй его с землей, и сотвори наилучшие в мире руины и развалины!
   - Ко мне, ко мне, о Хайсагур! - крикнул Маймун ибн Дамдам и взмахнул полами своих златотканных одежд. Встав над его плечами, они обернулись в сверкающие крылья. Он взмыл вверх - и сразу же с ним поравнялся Грохочущий Гром.
   - Гибель Пестрому замку! - прогрохотал он, устремляясь вперед, подобно горшку с греческим огнем, выпущенному из метательного орудия.
   - Где ты, о Хайсагур? - взывал джинн, вися между тем над головой Гураба Ятрибского. - Я возьму тебя с собой!
   - Возьми меня! - прокричал старый фалясиф.
   Увеличившись в размерах, Маймун ибн Дамдам протянул сверху руку, подхватил мудреца и посадил себе на плечо.
   - Если бы не ифрит, я бы никогда не смог открыть для тебя Врата огня, сказал Гураб Ятрибский прямо в ухо джинну, держась за его тюрбан. Только его сила помогла достать темное пламя, которое поднесло твое дыхание к Вратам светлого пламени!
   - Как ты искусно справился с ним, о шейх!
   - Тут не требовалось большого искусства, о джинн. Точно так же опытный учитель справляется с ребенком, которого все считали неспособным к учению, - отвечал старый фалясиф. - Ребенок готов откликнуться на каждое доброе слово - точно так же и всякий ифрит! И поверь мне, что искать доброе слово для ребенка - занятие не менее увлекательное, чем возня с заклинаниями.
   - Куда же подевался Хайсагур? - вглядывась в нагромождения камней, спросил Маймун ибн Дамдам. Ифрит, источавший свет неяркий, но достаточный для того, чтобы разглядеть в потемках поросшего темной шерсткой гуля, унесся вперед и уже кружил над Пестрым замком, выбирая наиболее привлекательную для нападения башню. А собственное лицо джинна, подобное луне в ночь ее полнолуния, давало лишь слабый и рассеянный свет.
   - Скорее, о друг Аллаха! - потребовал Гураб Ятрибский. - Недостаток веры погнал его туда, где сейчас всем придется жарко... Впрочем, с чего бы ему вдруг верить мне? Ради Аллаха, скорее!
   А Хайсагур тем временем оказался уже у самого подъемного моста, который откинулся ему навстречу, словно приглашая в замок. И, не успев дождаться, пока бревна зацепятся и улягутся как подобает, на мост взошла Джейран, таща за собой юношу в богатом одеянии. Сзади его держали за плечи и за руки ее мальчики.
   - О Хайсагур, взгляни на эту добычу! - приветствовал гуля остроглазый Дауба. - Вот кто выведет нас всех отсюда!
   - Сюда, о Хайсагур! - позвала и Джейран. - Вот этому скверному мальчишке покоряются все лучники, охраняющие замок! Вот тот, кого эти несчастные считают скрытым имамом! Если мы и пройдем сквозь цепь лучников то лишь благодаря ему!
   - Мне нужно в замок, а не из замка, - отвечал гуль. - Там - Сабит ибн Хатем и прочие звездозаконники, и им угрожает гибель!
   - Я отсрочила их гибель, о друг Аллаха, - отвечала девушка. - Тот проклятый по имени аш-Шамардаль обещал покарать их не раньше, чем завоют водяные часы, а они не завоют никогда! Я забила отверстие клоком изара!
   - Аллах вознаградит тебя! - воскликнул Хайсагур, одним прыжком оказавшись на мосту. - Скорее уводи своих людей, потому что сейчас на этот проклятый замок нападет страшный ифрит! А я должен успеть вывести оттуда этого старого ишака с его учениками...
   - Осторожнее, о гуль! Я буду ждать тебя поблизости! - крикнула она вслед Хайсагуру. - Если тебя долго не будет, мы пойдем искать тебя!
   Хайсагур, уже проскочивший в высокие ворота, обернулся.
   - Чем дальше ты окажешься отсюда, тем лучше для тебя, о Джейран! И для твоих людей!
   Неожиданно для себя гуль улыбнулся, почему-то не стыдясь больше ложащихся на губу острых клыков.
   Он не знал, что вызвало эту улыбку - порывистое ли движение Джейран, пытавшейся устремиться к нему, не выпуская из рук добычу, оживленные ли мальчишеские лица.
   Уже пробегая темными коридорами Пестрого замка, Хайсагур вдруг понял, что это, возможно, была прощальная улыбка.
   Он запросто мог погибнуть под рушащимися сводами вместе с Сабитом ибн Хатемом.
   Но, когда Хайсагур, смахнув по дороге челюсть на сторону какому-то стражнику, вбежал в зал, Сабит ибн Хатем был еще жив, и звездозаконники с ним вместе.
   Хайсагур увидел такую картину.
   Аш-Шамарадаль, стоя на возвышении, только что произнес гневную речь, и его перст был устремлен на звездозаконников, которые почему-то уже стояли отдельно от всех прочих мудрецов, как бы брошенные и покинутые ими. Рядом с ним кивал головой почтенный старец в белых одеяниях, чья серебристая борода лежала на его груди пушистым облаком.
   - И ты полностью согласен с этими гнусными измышлениями, о мудрый Бахрам? - громко спросил Сабит ибн Хатем, обращаясь к старцу. - Скажи же нам хоть слово, или ты отдал свой язык этому человеку, который ищет нашей погибели?