Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (Часть 2)

   Но Джеван-курд молчал.
   Очевидно, он больше не хотел осквернять рот ложью и не мог сказать всей правды.
   В простоте своей души курд был недоволен своим повелителем. Он, столь высоко ценивший благодарность и презиравший неблагодарность, столкнулся с обстоятельствами, в которых не мог разобраться. Он не понимал, правильно ли поступил аль-Асвад по отношению к Джейран и ее людям. Они ушли с богатой добычей - и это было прекрасно. Но они не были обязаны этим царской щедрости аль-Асвада, и это было скверно. К тому же, курда, заботливого супруга своих жен, смущало и неисполнение брачного обещания. Девушка, которая спасла мужчину от смерти, заслужила того, чтобы войти в его харим.
   Если бы Джеван-курд знал, в каком двусмысленном положении оказалась Абриза в царском дворце Хиры, он бы выполнил свой долг мужчины и воина, послав к ней для брачных переговоров разумную женщину. Благодарение Аллаху, он не подозревал, что Абриза нуждается в помощи.
   Что-то нарушилось в той преданности, которую Джеван-курд питал к аль-Асваду. И он, затосковав о былом, не омраченном лишними размышлениями, решил излечить эту болезнь разлукой, и, преодолевая тяготы пути, забыть о своих сомнениях.
   Аль-Мунзир вздохнул.
   - Еще раз скажу - начертал калам, как судил Аллах, - сказал он. - Если ты благополучно выбрался из Хиры и отыскал меня, значит, это было угодно Аллаху. Я рад тебе, о Джеван. Поедем на поиски вместе. Что именно сказал тебе почтенный ибн Оман, когда указывал дорогу, по которой я направился?
   - Он сказал - о друг Аллаха, есть надежда, что именно в этом направлении следует искать следов пятнистой змеи. Строго допросили молодцов Юниса аль-Абдара, которые кое-что знали про ее похождения, нашли и стражников городских ворот, которые были ею подкуплены. Все показания указывают на это направление.
   - И ничего больше не сказал тебе ибн Оман?
   - Ничего больше, о аль-Мунзир. А разве этого для тебя недостаточно?
   Джеван-курд посмотрел на Предупреждающего с такой надеждой, с какой ребенок смотрит на мать, пообещавшую блюдо засахаренного миндаля в уксусе, политого розовой водой с мускусом.
   Аль-Мунзир покачал головой.
   В том, что сведений оказалось недостаточно, было и свое преимущство это сулило долгие странствия в поисках ребенка и оттягивало срок возвращения в Хиру, о которой аль-Мунзир не мог подумать без содрогания.
   - Во имя Аллаха, едем, - приказал он наконец.
   И отряд, в котором было уже не пятеро человек, а восемь, двинулся в дальнейший путь, и проехал около трех фарсангов, и наступило время четвертой обязательной молитвы в три раката, ибо солнце уже садилось, и края неба, смыкаясь с краями пустыни, как будто горели в огне, и следовало поскорее исполнить эту обязанность перед Аллахом, чтобы приготовиться к ночлегу до того времени, когда будет дозволена пятая молитва, самая длительная, в четыре раката.
   - Если мы доедем до колодца, пока не кончится вечерняя заря, то сможем совершить омовение не песком, а водой, - сказал Джеван-курд. - И это предпочтительнее.
   - Благодарение Аллаху, кажется, мы успеем, - отвечал аль-Мунзир. Поторапливайтесь, о молодцы!
   И они совершили молитву у колодца в соответствии с установлениями ислама, и достали из хурджинов еду, и это были еще свежие лепешки, на которые можно было уложить холодное мясо, и разогреть все это в угольях, и прибавили к трапезе наилучшие финики сорта "Кумт", которые легко узнать по золотистой кожице, и тихамский изюм.
   А когда приблизилось время вечернего намаза, аль-Куз-аль-Асвани прислушался к вечерним звукам и шумам пустыни - и вдруг прервал неторопливую беседу аль-Мунзира и Джевана-курда.
   - Ради Аллаха! Нас догонять лошадь!
   - Что бы это значило? - спросил Джеван-курд. - Разве в этих краях водятся дикие лошади? Про диких ослов я слышал, но...
   - Он имеет в виду всадника! - сообразил Абу-Сирхан. - Но какой бесноватый будет странствовать ночью в одиночестве?
   - Такой, которому обстоятельства не позволяют медлить, - отрубил аль-Мунзир. - Может быть, поблизости грабители напали на караван, а этот человек спасается от них?
   И в этом рассуждении был свой резон - сперва аль-Мунзир, а за ним и Джеван-курд выбрали ту из ведущих прочь из Хиры дорог, которой пренебрегали вожаки караванов, хотя в нескольких фарсангах от нее пролегала более оживленная, где на расстоянии дня пути друг от друга стояли удобные и хорошо защищенные караван-сараи, непременное достоинство всех дорог в землях, завоеванных и освоенных правоверными. Джудар ибн Маджид из записей о допросах сделал вывод, что Хайят-ан-Нуфус увела своих людей именно малолюдной дорогой.
   - Изготовьтесь к обороне, о молодцы! - немедленно приказал Джеван-курд. О друг Аллаха, не помешает ли тебе этот мрак?
   - Нет, о господин, - коротко отвечал аль-Катуль, отцепляя от пояса ангустану.
   Тем временем Абу-Сирхан и аль-Куз-аль-Асвани одновременно принялись тушить костер, но зиндж выплеснул на него остатки воды из кожаного ведра, а морской разбойник развязал шнурок шаровар и довершил дело иным способом.
   Абу-ш-Шамат выдернул воткнутые в землю копья, к которым были привязаны животные, и передал поводья людям Джевана-курда. Они не имели с собой луков и стрел, поэтому курд удалился вместе с ними на расстояние сотни шагов от колодца, где заприметил подходящий холм, и увел с собой лошадей и верблюдов, чтобы спрятать их. Люди аль-Мунзира же были вооружены луками и стрелами - и сами, не дожидаясь указаний, разбежались и заняли места, удобные для стрельбы.
   Сам аль-Мунзир затаился у стенки колодца.
   Одинокий всадник приближался, и уже были видны его развевающиеся белые одежды, но не слышалось шума и воплей погони.
   Чем ближе подъезжал он к колодцу, тем медленнее гнал коня, и в конце концов перевел его на рысь, а подъехал и вовсе шагом.
   Этот статный всадник, лицо которого было наполовину закрыто отпущенным подлиннее концом тюрбана, неторопливо объехал вокруг колодца, заставляя аль-Мунзира, стоящего согнувшись и едва касаясь земли одним коленом, отступать, неловко пятясь.
   Конь незнакомца всхрапывал, чуя близость других коней, верблюдов и людей. Наконец он заржал.
   - Ты прав, о Ляхик, - сказал ему всадник. - Клянусь Аллахом, они где-то неподалеку, они не могли миновать этого колодца.
   Узнав этот голос, аль-Мунзир выпрямился.
   - Простор, привет и уют тебе, о друг Аллаха! - воскликнул он. - Что случилось? От кого это ты убегаешь и намного ли опередил погоню?
   - За мной никто не гонится, о аль-Мунзир! - сказал, соскакивая с коня и откидывая конец тюрбана, Хабрур ибн Оман.
   - Но почему же, ради Аллаха, ты оказался ночью, один и на дороге, так далеко от Хиры? - удивился Джабир.
   - А почему ты у колодца один? Куда делись люди, которых дал тебе Джудар ибн Маджид? - вопросом же отвечал не менее удивленный Хабрур.
   - Сюда, о молодцы, опасность миновала! - позвал аль-Мунзир.
   Стрелки поднялись из своих укрытий.
   - Не дашь ли ты мне, ради Аллаха, поесть? Я голоден, как гуль, сказал Хабрур ибн Оман. - И нет ли у тебя гребня? Я уезжал в такой спешке, что оставил дома самое необходимое, а бороду нужно соблюдать в наилучшем порядке...
   Наставник молодого царя провел рукой по своей большой огненной бороде - и Джабир подумал, что сейчас Хабрур попросит еще и хенны, чтобы подкрасить отросшую седину, но этого, благодарение Аллаху, не случилось.
   - Откуда эта спешка и что случилось в Хире? Почему ты покинул аль-Асвада? - подходя к кострищу, спросил он. - Разведи огонь, о аль-Куз-аль-Асвани, а ты, о Абу-Сирхан, достань лепешек и мяса.
   - На голове! - отозвался чернокожий зиндж.
   - На голове и на глазах, - со вздохом поправил его аль-Мунзир. Только так отвечают, когда приказание понято и будет выполнено, а не иначе, уразумел, о несчастный? Сам Аллах послал нам тебя, о ибн-Оман, у меня больше нет сил преподавать этому сыну греха арабский язык. Так почему же ты покинул аль-Асвада?
   - Ты спрашиваешь, почему я покинул аль-Асвада... - Хабрур неторопиливо присел возле аль-Куз-аль-Асвани, который, стоя на коленях, выбивал кремнем и кресалом искру на кусок трута. - Видишь ли, о аль-Мунзир, твое место у аль-Асвада достаточно почетно...
   - Особенно сейчас - буркнул беглец, садясь рядом. - Лишь бы только ему не донесли, что я тайно посетил его харим!
   - Очевидно, когда я наставлял вас с аль-Асвадом, то забыл упомянуть, что воспитанный и образованный человек не перебивает старших годами. Так вот, о аль-Мунзир, когда-нибудь Ади аль-Асвад призовет тебя и скажет: "О брат, мои сыновья подросли, и настало время забрать их из харима и передать от женщин мужчинам. С этого дня ты - наставник моих сыновей, и они обязаны почитать тебя как отца, а ты обязан заменить им отца, если со мной случится худшее". Ты исправно будешь учить этих мальчиков всему, что знаешь сам, и ты минуешь ту ошибку, которой не избежал я...
   - Что же это за ошибка, о друг Аллаха? - в который уже раз за краткое время между двумя молитвами удивился аль-Мунзир.
   - Нельзя воспитывать и наставлять человека до скончания его дней, о сынок, - сказал Хабрур ибн Оман, опустив голову и вздыхая, как если бы он похоронил всех мужчин своего рода. - Нельзя исправлять все его ошибки еще до того, как он осознает их. Нельзя предостерегать его о каждой опасности, как это делал ты, иначе он сам не научится угадывать опасность. И нельзя беречь его гордость, как это делал все годы я, иначе его достоинство не закалится в испытаниях и в час поражения отчаяние и растерянность погубят его. Аль-Асвад не выдержал испытания - и в этом моя вина, о аль-Мунзир. Если бы я воистину относился к нему как к сыну, я бы не жалел его...
   - Был ли между вами разговор об этом? - быстро спросил аль-Мунзир.
   - Он спросил, почему я преподавал ему лишь ремесло воина и не преподавал ремесла царя, - отвечал наставник. - Ему стыдно было глядеть мне в глаза, а мне стыдно было глядеть в глаза ему, клянусь Аллахом! И я понял, что наилучшим для меня было бы умереть, чтобы он знал - никто больше не успокоит его, когда он в ярости, и никто не станет исправлять обстоятельства, которые он испортил! Ему тридцать лет, о аль-Мунзир!
   - Мне почти столько же, - сказал Джабир. - Я старше его на восемь месяцев.
   - Но тебя я никогда не берег и не щадил.
   - Клянусь Аллахом, это так. И ты, сам впав в отчаяние, решил, что наилучшее для тебя - уехать из Хиры так, чтобы след твой затерялся?
   Хабрур хотел было ответить, но тут из темноты раздался грубоватый голос.
   - О аль-Мунзир, кого это принесли ифриты и шайтаны к нашей стоянке? осведомился Джеван-курд, широкими шагами направляясь к костру. - Долго ли нам охранять верблюдов за холмом, как будто мы бедуинские старцы? Может быть, нам еще поискать на этих холмах сморчков или изловить ящерицу, чтобы зажарить ее? Если этот человек - из друзей, то почему ты не подал нам знака?
   Тут Джеван-курд оказался достаточно близко от огня, чтобы увидеть и опознать великолепную бороду Хабрура, волнистые волоски которой играли в свете костра медным блеском.
   - О аль-Мунзир, где ты взял его? - изумился курд. - Точно ли это - он? Эй, человек, встань, чтобы я разглядел тебя! Ты или Хабрур ибн Оман, или сам шайтан!
   - Клянусь Аллахом, это же Джеван-курд! - отвечал, вскакивая, Хабрур. О аль-Мунзир, как попал сюда этот посетитель базаров и вымогатель подарков у купцов? О Джеван, здесь ты не добудешь даже оческа пакли для своего харима!
   - О аль-Мунзир, разве премудрые, богобоязненные и искушенные в науках старцы странствуют в одиночестве по ночам? - завопил Джеван-курд, хватая Хабрура за плечи и яростно встряхивая, чтобы убедиться, что это - раб Аллаха из сынов Адама, а не бесплотный дух.
   - О аль-Мунзир, я оставил этого человека в комнате, которая была похожа на купеческую лавку, и он перекладывал с места на мсето отрезы шелка и покрывала, стараясь поделить их между женами поровну, и ему не хватало для расчетов пальцев рук, так что он попросил меня предоставить свои пальцы! - Хабрур ибн Оман воздел к ночному небу две растопыренные пятерни. - Клянусь Аллахом, меньше всего на свете ожидал я увидеть его здесь! О Джеван, а кто же будет ездить у стремени аль-Асвада?
   - О Хабрур, а кто будет читать ему поучения?
   Аль-Мунзир, вскочив, переводил взгляд с Джевана-курда на Хабрура и с Хабрура - на Джевана-курда. Он не мешал им пререкаться, но когда они задали друг другу вопросы, ответить на которые было бы затруднительно, он громко расхохотался, причем трудно было заподозрить, что сделано это с умыслом, и обнял спорщиков за плечи.
   - Тише, тише, о друзья Аллаха! Вы разбудете всю живность на расстоянии в сто фарсангов!
   Чтобы слова эти прозвучали убедительнее, он еще крепко хлопнул по спинам их обоих.
   И тут произошло изумительное.
   Джеван-курд подпрыгнул на двух ногах, потом - на одной левой, задрав правую насколько позволил живот, и ударил правой пяткой оземь, и снова подпрыгнул, пришлепывая ладонями по шее Хабрура и по плечу аль-Мунзира.
   Они отшатнулись - и увидели самый удивительный пляс, какой только мог изобрести совсем ошалевший от событий курд. Он завертелся, подпрыгивая на одной ноге, словно дервиш из суфиев, и белая джубба завилась вокруг него, и руки в широких рукавах взлетали, помогая плясуну сохранить равновесие.
   Вдруг он остановился, чуть присев, и обвел взглядом всех, стоявших у разгоравшегося костра, - Хабрура ибн Омана, смеющегося аль-Мунзира, оскалившего зубы Абу-Сирхана, и черного зинджа аль-Куз-аль-Асвани, чей рот, и без того вечно полуоткрытый, сейчас растянулся до ушей, и невозмутимого аль-Катуля, и Абу-ш-Шамата, застывшего с бурдюком в руках.
   - Ко мне, о любимые! - позвал он. - Аллах дал нам соединиться - и это прекрасно!
   И они откликнулись, и положили руки друг другу на плечи, и пошли, приплясывая и вскрикивая, вокруг огня, и ускоряли вращение своего круга, и приняли в него всех, и если даже джинны, обитатели пустынных колодцев, выглянули бы на этот шум, круг разомкнулся бы, чтобы принять их.
   Это была мужская пляска, и они предались ей, чтобы не говорить друг другу слов о совместном пути, и о верности, и о достоинстве, и не давать клятв - ибо сказано: Аллах не взыскивает с вам за пустословие в ваших клятвах, но взыскивает с вас за то, что приобрели ваши сердца.
   И они своей пляской возблагодарили Аллаха за то, что приобрели в эту ночь их сердца.
   * * *
   - О звезда, у тебя нет причин для беспокойства! - уверенно сказал Хашим. - Похоже, эти люди вовсе не знают, где находится этот самый Пестрый замок. Посмотри, куда мы заехали! Клянусь псами, это же совершенно дикие края, и я не удивлюсь, если мы встретим здесь наснасов.
   - А кто такие наснасы, о дядюшка? - спросила Джейран.
   - Это люди, у которых только полголовы, один глаз, одна рука и одна нога, - уверенно объяснил Хашим. - И они живут в местности, называемой Вабар.
   - А рот, о дядюшка? Разве у них только половина рта? - удивилась девушка. - Как же это возможно?
   - Половина рта? Клянусь собаками, я не подумал об этом! - воскликнул старик. - Ты, как всегда, видишь недоступное нам, смертным, о звезда!
   Джейран вздохнула. Хашим явно излишествовал в своей вере...
   Уже много дней продолжался их путь, и все яснее становилось, что Барзах заблудился. С одной стороны, это радовало - не найдя Пестрого замка, путешественники повернули бы коней и верблюдов назад, и Джейран избавилась бы от необходимости брать приступом загадочную горную твердыню. С другой стороны, ей было неловко - ведь она и Хашим взяли большие деньги у Шакунты и Барзаха не за то, чтобы сопроводить их в странствиях туда и обратно.
   И потому, когда она жаловалась Хашиму на обстоятельства, ему всякий раз приходилось угадывать, опасается ли она браться за непривычное и опасное дело или же боится, что придется возвращать деньги, которые мальчики уже считают своей добычей.
   - А что это за местность под названием Вабар? - поинтересовалась Джейран.
   - Это область, примыкающая к землям племени Ад, и она была подобна цветущему саду, - охотно, хотя и несколько удивленно объяснил Хашим. По его мнению, звезда, взирающая на семь климатов с небес, должна была знать
   такие простые вещи. - А после гибели адитов Аллах поселил там джиннов, а людей превратил в наснасов, и сделал также... О звезда! Ты права, а я глупец! Ведь это деяние приписывают Аллаху - а значит, лгут! И нет никаких наснасов! Посуди сама, о звезда, человеку создать такое чудище не под силу, а Аллах - лживое измышление. Стало быть - нет никаких наснасов! О звезда, когда же я научусь отличать истинное от ложного?..
   В то время как Хашим в очередной раз убедился в отсутствии Аллаха, ехавшие в середине каравана Барзах и Шакунта тоже пытались определить, в какую местность они угодили.
   - Ты напрасно называешь меня врагом Аллаха, о владычица красавиц! Если мы хотим попасть в земли, где поселились огнепоклонники, то едем совершенно правильно!
   - Что-то я не слышу в твоем голосе уверенности, о Барзах! - отвечала Шакунта. - И ты говорил, что по ночам там горят священные огни, а мы ни одного огня еще не видели.
   - Возможно, для огней уже построили храмы, и лишь поэтому мы их не видим, - подумав, сказал Барзах.
   После всех неудачных попыток справиться с конем он пересел для верблюда и ехал с наименьшим ущербом для тех сокровищ, что оставил ему отец. Шакунта, прекрасная наездница, тоже пересела на верблюда - очевидно, чтобы находиться рядом с Барзахом и отравлять ему все дни и часы путешествия.
   - Когда мусульмане захватили земли, где жили огнепоклонники и принялись обращать их в ислам, то некоторые приняли веру пророка, иные остались при своей старой вере и были обременены особой податью за это, унизительной для них, а были еще и такие, что взяли священные огни и унесли их. В тех местах, где они поселились, сперва было не до строительства храмов, и они устроили огни на открытых площадках, - продолжал он. Собственно, так они поклонялись огню изначально, и об этом писал Абу-Зейд аль-Балхи, и лишь потом они научились ставить над огнями двойные купола и стали ухаживать за ними при помощи сухой древесины тамариска, подкладывая ее серебряными щипцами и закрывая при этом рот, чтобы не осквернить священный огонь своим дыханием. И огни у них носили имена, и один из самых древних назывался Аташ-Бахрам, а раньше в тех храмах поклонялись каменным изваяниям, и они...
   - Ты уморил нас своей ученостью! - воскликнула Шакунта. - Если ты такой
   мудрый, то скажи мне, что это там за строение?
   Она указала рукой туда, где на расстоянии десятка фарсахов простиралась цепь гор со светлыми вершинами, а на их фоне виднелся холм возможно, насыпанный вручную, и этот холм венчала широкая и приземистая башня.
   - Откуда мне знать? Разве я каменщик, чтобы разбираться в строениях? обиженно проворчал Барзах.
   - Ко мне, о предводитель! - крикнула Шакунта.
   Джейран повернула коня и подъехала.
   - Что прикажешь, о госпожа?
   - Пошли своих айаров узнать, что там за башня, - был приказ. - И если в ней живут люди - пусть скажут, имеется ли в этих краях Пестрый замок, или же мы понапрасну тратим время!
   - На голове и на глазах, - с легким поклоном отвечала Джейран. - Ко мне, о Бакур, о Вави!
   Юные всадники направили к ней коней, а она, чтобы не смущать Шакунту и Барзаха странной беседой, двинулась им навстречу.
   - Внимание и повиновение, о звезда! - обратился к ней Вави, второй по старшинству среди мальчиков, хотя полагалось бы самому старшему, Бакуру.
   - Видите ли вон ту башню? - спросила Джейран.
   - Видим, о звезда! - дружно ответили оба и переглянулись. По их простодушным улыбкам девушка поняла, что им и самим не терпится съездить туда и узнать, что это за сооружение.
   - Отдайте свои остроги хотя бы Каусаджу и поезжайте туда, - велела она. Если там живут люди, не вступайте с ними в переговоры, предоставьте это нам. А если башня пуста, осмотрите ее и скажите, годится ли она для ночлега.
   - А на что мы способны без наших острог? - осведомился Бакур. - Чем мы будем отбиваться, если на нас нападут? Клянусь собаками, мы не поедем без оружия!
   - Когда вы научитесь подвязывать остроги к ноге, как бедуины подвязывают копья, тогда и будете скакать на конях с острогами. Я не хочу, чтобы мои люди теряли на скаку оружие! - по лицам мальчиков Джейран поняла, что они осознали справедливость упрека. Правда, остроги теряли вовсе не эти двое, а Дауба и Ханзир, но ведь все они считали себя "ее людьми" и все были готовы ответить за оплошность товарища.
   - У вас есть джамбии. Для того, чтобы отбиться от пеших, этого довольно, а от стрел вас бы и остроги не спасли. И не смейте брать с собой псов! Возможно, здешние жители их не любят, - добавила Джейран.
   Мальчики дружно вздохнули.
   - Скачите быстрее псов - и да пошлет вам вера счастливое возвращение! и она махнула рукой в сторону башни.
   Бакур и Вави подбоднули коней стременами, широкие рукава их белых джубб и концы головных повязок взвились - мальчики направились в конец каравана, чтобы оставить остроги, а затем понеслись туда, куда было приказано.
   Джейран, не приказав каравану останавливаться, следила за ними из-под руки.
   Она видела, как мальчики подъехали к башне и остановили коней. Затем они, видимо, посовещавшись, разделились и один стал объезжать сооружение справа, а другой - слева.
   - О безумцы! - проворчала Джейран. - А если там, за башней, их ждет засада? Ведь она как будто нарочно создана для дорожных грабителей и разбойников!
   Хашим, не следивший за всадниками, ибо зрение не позволяло ему этого, но внимательно наблюдавший за лицом своей звезды, негромко рассмеялся.
   - А разве дорожные грабители водятся в таких диких краях? осведомился он. - Клянусь собаками, они помрут с голода прежде, чем дождутся тут каравана!
   Из-за башни Вави и Бакур выехали уже вместе и принялись махать руками, призывая к себе Джейран.
   - Хотелось бы мне знать, что они там обнаружили, - сказала она. Поедем, о дядюшка, поглядим и мы.
   - Кажется, я знаю, чего они там не обнаружили... - и Хашим первым направил коня к башне.
   - О Ситт-Шакунта, никто, кроме меня, не разберется в этом деле! крикнула Джейран, за время пути привыкшая за всеми распоряжениями обращаться лишь к Ястребу о двух клювах, и обращаться именно так - с почтением. - Я поеду и посмотрю, что там такое! Ко мне, о Чилайб, о Джарайзи!
   Она с умыслом позвала самых младших - они больше прочих обижались, если звезда слишком долго не уделяла им внимания.
   - Поскорее поезжай и поскорее возвращайся! - отвечала Шакунта.
   Подождав мальчиков, Джейран вместе с ними нагнала Хашима и к башне они подъехали уже вчетвером.
   - Насколько я поняла, людей вы тут не нашли, - сказала Джейран Бакуру. Давайте спешимся и войдем в башню.
   - О звезда! .. - хотя отвечать должен был Бакур, но первым заговорил, разумеется, Вави. - Мы недостойны лечь под ноги твоим псам - мы не нашли входа в эту башню!
   Джейран задумалась - и вспомнила, как она карабкалась по горам, убегая из мнимого рая.
   - Может быть, вход расположен выше человеческого роста? - спросила она. Вы же выросли в таком месте, где нет высоких каменных зданий, которые их владельцы должны оборонять от врагов, и вы не знаете, какими могут быть их входы. Успокойтесь, прохладите свои глаза - и поищем вместе.
   - О звезда! - пылко воскликнул Хашим. - Воистину - ты наша звезда и ты приведешь нас ко многим победам во имя веры! Клянусь псами!
   - Да, как в Хире, - осадила его девушка. - Когда вся наша победа свелась к удачному бегству!
   - Поедем вокруг башни, - немедленно предложил лукавый старичок уже не страстным и восторженным, а обычным голосом. - Но сдается мне, что и наверху мы входа не увидим.
   Хашим оказался прав. Ни дверей, ни окон, ни даже дыр, достаточных для того, чтобы пролезла кошка, в башне не оказалось. А между тем это было творение рук человеческих - камни как раз такой величины, какие под силу таскать людям и ослам, а наверху - кирпичный парапет с несколькими щелями, которые могли бы служить бойницами.
   - Что же это за творение, о дядюшка? - озадаченно спросила Джейран. Неужели туда ведет подземный ход?
   Вдруг страшная мысль пришла ей в голову.
   - А если там обитают ифриты или мариды? - шепотом спросила она.
   - Прикажи мальчикам забраться наверх, о звезда, - попросил Хашим. Посмотрим, что они там найдут.
   - Скачи к каравану, о Чилайб, и прикажи, чтобы все заворачивали сюда! крикнула Джейран. - Как ты полагаешь, о дядюшка, не опасно ли здесь ночевать? И далеко ли может быть колодец?
   - Колодец близко - если я только верно понял назначение этой башни... задумчиво сказал старик. - Здесь непременно должна быть поблизости деревня... возможно, заброшенная и покинутая деревня...
   Караван остановился и сменил направление. Мальчики, убежденные, что никакой опасности не предвидится, бросили вьючных верблюдов и поскакали к башне наперегонки.
   - О Бакур, сможешь ли ты забраться наверх при помощи острог? спросила Джейран.
   Юноша запрокинул голову.
   - Здесь больше, чем три человеческих роста, о звезда, - отвечал он. Мы попытается - и да поможет нам вера...
   Вера помогла прислонить остроги к стене и взобраться по ним довольно высоко, но когда на плечи Бакуру встал Чилайб, вера не удержала их - и они свалились вниз, ушибив при этом локти и бедра.
   - У меня есть кое-что получше, чем остроги, - сказала Шакунта, наблюдавшая за этими действиями с высоты верблюжьего горба. - Где мои узлы и корзины?
   Привели верблюда, сняли нужную корзину и Шакунта, покопавшись, достала нечто, вызвавшее огромный интерес не только у мальчиков и Хашима, но и у далекого от воинских забот и забав Барзаха.
   Это была железная перчатка, сделанная точно по руке, и на пальцах имелись длинные когти.