Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (Часть 2)

Трускиновская Далия
Шайтан-звезда (Часть 2)

   Далия Трускиновская
   Шайтан-звезда. Часть вторая
   * * *
   Сухая земля пустыни гудела - шло войско.
   Ни одного пешего не было в нем - ибо войско спешило.
   Неслись взявшие хороший разбег белые беговые верблюды, невысокие и поджарые и на каждом сидело по всаднику в белоснежной джуббе, с подвязанным к ноге длинным гибким копьем, у кого - самхарским, у кого рудейнийским, с небольшим луком. Копья слегка наклонились вперед, и зубцы на них блестели, и отряд за отрядом, ощетинившись, летел вслед за предводителями.
   Шли размеренным галопом прекраснейшие в мире кони, благородные кони арабов, рыжие, белые и вороные, с выгнутыми шеями, с летящими по ветру хвостами. Они несли бойцов в индийских кольчугах, вооруженных ханджарами и круглыми кожаными щитами в железной оковке, сделанной так хитро, чтобы улавливать и ломать ханджар противника.
   У этого войска не было влачащегося обоза - ибо войско спешило!
   А впереди, возглавляя знаменосцев, торопились трое всадников, на лучших конях.
   И справа ехал высокий, статный мужчина с черным лицом, плечистый, подобный хмурому льву, залитый в железо.
   А слева скакал человек не столь выдающегося роста, но зато плотного сложения, и борода у него была, точно банный веник, и сам он со своим немалым пузом сильно смахивал на кабана, который проглотил черные перья, и концы их торчат у него из горла.
   Между ними же ехала женщина с открытым лицом, и если бы красавицы всех времен увидели ее входящей в свой круг, то встали бы и крикнули:
   "Пришедшая - лучше! "
   Она была, подобно мужчинам, затянута в длинную кольчугу, не скрывавшую высокой груди, стана, заставляющего устыдиться ветку ивы, и округлых бедер, с томными глазами, вытянутыми сходящимися бровями и овальными щеками, но локон, который, подобный черной раковине, должен был лежать на блюде ее лба, встречним ветром развило и отнесло назад.
   Ее кудрявые волосы были заплетены в две длинные и толстые косы, чтобы от ветра не обратиться в войлок, но покрывало, которому следовало скрывать их от глаз правоверных, сбилось и сползло, а постоянно поправлять его на всем скаку женщина не желала.
   Вслед за этими тремя неслись юноши-знаменосцы, и к их копьям были подвязаны белые треугольные знамена Хиры, а ленты знамен, что всегда завиваются вокруг древка, словно локоны красавиц, были зеленые.
   Из середины войска вырвался и нагнал предводителей всадник, залитый в железо так, что были видны лишь уголки его глаз, в развевающемся плаще из малинового атласа с золотыми нашивками.
   - О Джабир! - обратился он к чернокожему всаднику. - Мои люди увидели с верблюдов пыль вдали. К нам движутся какие-то конные. Свернем ли мы с дороги, чтобы пропустить их?
   - Пусть сворачивают они, о Джудар ибн Маджид! - отвечал чернокожий. Но если это путешественники из Хиры, нужно взять их в плен и расспросить.
   - Это не путешественники, о аль-Мунзир! - возразил названный Джударом. Я же говорю тебе - они скачут к нам во весь опор, как будто спасаются от врага!
   - Если их враг - царь Хиры, то, клянусь Аллахом, они - наши друзья! ни мгновения не колебавшись, решил Джабир аль-Мунзир. - И мы непременно окажем им покровительство!
   - Может быть, среди них есть женщины, которые нуждаются в помощи, как нуждалась я, когда бежала из царского дворца, - добавила красавица, не поворачивая головы к собеседнику. - И поспешим, ради Аллаха! Вряд ли эти проклятые надолго отложат казнь аль-Асвада!
   - На голове и на глазах, о госпожа! - восторженно воскликнул аль-Мунзир.
   - Как ты выдерживаешь эту скачку, о Абриза? - осведомился Джеван-курд, усердно погоняя своего большого рыжего жеребца.
   - В Хире я свалюсь с коня и просплю не меньше суток, и то еще неизвестно, смогу ли я после этого сделать хоть шаг, о Джеван! - прокричав это, Абриза усмехнулась ему, и он понял эту усмешку, ибо она означала пока Ади аль-Асвад в беде, я не могу предаваться заботам о своем драгоценном здоровье.
   - Да хранит тебя Аллах и да приветствует, о Абриза! - крикнул и он ей, потому что топот копыт, конских и верблюжьих, заглушал голоса.
   Абриза скакала в одном ряду с мужчинами, от возбуждения не ощущая усталости, и более того - тогда, когда ей полагалось бы от изнеможения заснуть в седле, ее ум работал особенно пронзительно, и в голове возникали цепи слов, связанных между собой изысканными ритмами, и она поражалась образам, в которые складывались эти слова, и не могла понять - слышала она такие стихи когда-то прежде, или же сама на скаку сочинила их.
   Вот и сейчас тревога за Ади аль-Асвада была столь велика, что его сухое темное лицо как живое обозначилось перед глазами Абризы, и не стало больше ни пыльной пустыни, ни тысячи всадников, ни даже аль-Мунзира и Джевана-курда, все это исчезло, а были только огненные черные глаза возлюбленного под сходящимися бровями и рождающиеся слова!
   И Абриза произнесла их нараспев, и голос ее оказался до того громок, что перекрыл шум движущегося войска. И это были два бейта, достойные лучших поэтов, а ведь арабы славятся своими поэтами:
   Мой любимый стоит всегда пред глазами, Его имя начертано в моем сердце.
   Его вспомню, так все во мне - одно сердце, Его вижу, так все во мне одно око.
   - Велик Аллах! - воскликнул в великом восхищении Джеван-курд. А Джабир аль-Мунзир, направив коня так, чтобы его колено соприкасалось с коленом скачущей Абризы, потребовал задыхающимся голосом:
   - Прибавь, о госпожа!
   И она прибавила, ибо цепи из слов клубились у нее в голове, и вытягивались, и каждое слово тянуло за собой другое, и каждое слово переливалось в другое слово, так что рожденные бейты были похожи на струю драгоценного румийского вина, крепкого и выдержанного, льющегося в цветной стеклянный кубок из серебряного кувшина:
   Твой призрак меж закрытых век я вижу, В движенье и в покое тебя помню.
   Любовь к тебе в костях моих так льется, Как льется сок в плодах и в гибких ветках!
   - Вперед, вперед! - прокричал Джудар ибн Маджид, и его плащ плеснул по лицу Джевана-курда, потому что Джудар обогнал его и теперь вел скачку. Вперед, о лесные львы, о горные барсы! Если мы спасем аль-Асвада - пост и паломничество для нас обязательны!
   И тут же он придержал коня, ибо углядел в облаке пыли нечто неожиданное.
   То же самое сделал и аль-Мунзир.
   - Клянусь Аллахом, это или призрак, или аль-Асвад! - воскликнул он.
   - Не бывает призраков среди ясного дня, о несчастный! - возразил, нагоняя его, Джеван-курд.
   - Но ты посмотри, как сверкает его лицо! Разве это не маска аль-Кассара?
   - Всякий может нацепить маску, снятую с пленника!
   - Но он - из воинов, посмотрите на его длинные волосы! - добавил Джудар ибн Маджид.
   - Вперед, вперед! - крикнула Абриза, обгоняя их всех. - Разве мужчины у арабов боятся призраков? Да пусть хоть целое войско призраков встанет между мной и Ади!
   Тот, кто несся навстречу, стал виден яснее.
   - Гляди, о Джеван, это же аль-Яхмум! - крикнул курду в ухо Джудар ибн Маджид.
   Его слова услышала Абриза.
   - Те, что подобрали золотую маску, увели и коня! - прокричала она курду в другое ухо. Он кивнул, а Абриза сразу же вспомнила, что маска оказалась в руках переодетой женщины, которой аль-Яхмум оказал предпочтение, и сознание того, что эта женщина любит аль-Асвада, обожгло Абризу.
   - Клянусь Аллахом, сейчас я выясню, что это за призраки! - с такими словами аль-Мунзир, вырвавшись вперед, подбоднул коня стременами и, вовсю работая поводом, приблизился к загадочному всаднику.
   - Ради Аллаха, кто ты? Если ты порожденье шайтана - то убирайся к себе в геенну! А если ты мой брат аль-Асвад - дай верный знак! Ибо всякий может сесть на вороного коня с белыми ногами и надеть позолоченную маску! крикнул он.
   - Если ты из людей Джубейра ибн Умейра, то прочь с дороги, или я убью тебя! - отвечал всадник в золотой маске. - А если ты мой брат аль-Мунзир то вспомни ночь после гибели моей матери и подаренную тебе джамбию, которой я поразил врача!
   - Это могли знать только мы двое, о аль-Асвад! - Джабир придержал пляшущего коня. - Нужно ли тебе доказательство?
   - Нет, клянусь Аллахом!
   И оба они, съехавшись вплотную, обнялись крепчайшим объятием.
   - Как ты оказался тут, посреди пустыни, о Ади? Ведь мы едем спасать тебя от топоров палачей! - только и успел сказать аль-Мунзир, и тут первой подскакала Абриза, за ней - Джудар ибн Маджид, а уж за ними Джеван-курд.
   - Ты жив, о любимый! - восклицала Абриза. - Ты спасен!
   - Ради Аллаха, не останавливайте войска! - приказал аль-Асвад, одной рукой обнимая аль-Мунзира, другую протягивая к Абризе. - Скорее туда там остались те, кто спас меня от смерти! Их верблюды не выдерживают скачки, а за нами - погоня! И все - из-за этого бесноватого аль-Яхмума!
   - Ты бросил тех, кто спас тебя от смерти? - изумился Джеван-курд.
   - Это самая странная история, какая когда-либо случалась с человеком, имеющим коня! - отвечал Ади, занимая положенное ему место во главе войска, под развевающимися знаменами. - Он вытворил еще одну из своих штук, но она, благодарение Аллаху, привела к спасению! За мной, о друзья Аллаха! Доставайте стрелы из колчанов, доставайте ханджары из ножен! И почему вы едете без песни?
   - Ты отучил нас от песен и шума, о аль-Асвад, - упрекнул его Джеван-курд.
   - И мы не знали, застанем ли тебя в живых, - добавил Джудар ибн Маджид. О львята, предводитель хочет, чтобы вы пели!
   И грянули боевые литавры, и, подобно громоносному ветру, полетела песня, и это была песня воинов, опоясанных ханджарами и облаченных в нанизанные кольчуги:
   Стройтесь в ряды под сенью мечей, приобретайте величье! Тот, кто всегда на коврах возлежит, мужа теряет обличье!
   - О Джеван, возьми своих людей и заезжай справа, во имя Аллаха! приказал на скаку Ади.
   Джеван-курд кивнул, приотстал и кликнул из отряда знаменосцев двоих, на рыжих конях. Вместе с ними он отклонился вправо и, встав на стременах, дал рукой знак, по которому часть всадников тоже отошла вправо, под его знамена.
   - А ты, о Джудар да будет доволен тобой Аллах за то, что ты спас мое войско, заезжай со стрелками слева! - приказал аль-Асвад и Джудару ибн Маджиду. - Ты опишешь плавную дугу, чтобы расстрелять сбоку погоню!
   - На голове и на глазах! - отвечал тот, отставая, чтобы также взять знаменосцев и оказаться возле наездников на верблюдах.
   - А тебе, о брат, достанется самое опасное! - обратился Ади к аль-Мунзиру. - Ты вместе с тремя десятками всадников вырвешься сейчас вперед, и встретишь тех, за кем гонятся люди Джубейра ибн Умейра, и вступишь в бой с его людьми, чтобы никто из моих спасителей не пострадал! И ты будешь вести этот бой, оставаясь на одном месте, чтобы Джудар ибн Маджид успел зайти сбоку и расстрелять наших врагов из луков. И они побегут, и их встретят бойцы Джевана-курда, и погонят их к Хире, и мы ворвемся в город, держась за концы их джубб и плащей, клянусь Аллахом!
   Войско на полном скаку перестраивалось так быстро, как если бы оно показывало боевые приемы и уловки на ристалище, чтобы развлечь царя.
   - Поиграйте копьями и повеселите мое сердце! - крикнул вслед уносящимся навстречу пыльной туче аль-Асвад и тогда лишь повернулся к Абризе, все это время молча скакавшей с ним рядом.
   - Как вышло, что ты оказалась с моими людьми? - спросил он. - И где твой ребенок?
   - Я не знаю, где мой ребенок, о аль-Асвад! - отвечала Абриза. - С того дня, как меня похитили из города, где ты поселил меня, я не видела его. И я не знаю, где его искать! Но я нашла тебя, о Ади, и ты жив, и жив аль-Мунзир! А что касается Джевана-курда - то этот обязан жизнью мне, и он все тебе расскажет после боя. И ты тоже расскажешь мне все, что с тобой случилось, о Ади! И ты снимешь эту золотую маску! ..
   - Я не могу ее снять, о госпожа, - возразил аль-Асвад. - Ведь я дал обет, что ни один человек не увидит моего лица, пока я не восстановлю твою честь и твой сын не сядет на престоле Хиры. Довольно того, что ее сорвали с меня, когда взяли в плен... А теперь оставайся здесь, со знаменосцами. Я хочу сам возглавить людей Джевана-курда, чтобы вместе с ними ворваться в Хиру!
   - Погляди, кто едет сюда, о Ади! - воскликнула вдруг Абриза. - Да это же наше бесноватое войско!
   - Бесноватое войско? - переспросил озадаченный аль-Асвад.
   - Ну да, о любимый, мы с Джеваном-курдом встретили в пустыне этих бесноватых, которые не умеют набирать воду из колодца! - смеясь, отвечала красавица Абриза. - Это же были просто обезьяны, которые где-то отыскали кучу женских платьев, изаров и покрывал, и нацепили все это на себя, и ехали с воплями на старых верблюдах! Неужели эти верблюды дошли до Хиры? Джеван-курд утверждал, что они при последнем издыхании!
   - Нет, о Абриза, это - те верблюды, на которых меня, и Хабрура, и Мансура ибн Джубейра, и еще многих везли к месту казни, - вовсе не разделяя ее веселья, сказал аль-Асвад. - Когда мы подъедем поближе, ты убедишься, что они все еще обвешаны лисьими хвостами, лентами и колокольчиками. И на них мы бежали из Хиры, а за нами гнались люди проклятого Джубейра ибн Умейра. А что касается тех, кого ты назвала обезьянами, - так это мальчики, не достигшие шестнадцати лет, которые, очевидно, впервые увидели нарядную одежду. И они рисковали своей жизнью, чтобы спасти меня, ибо их не больше трех десятков, и у них даже нет ханджаров, и их оружие остроги, которыми жители озер бьют кабанов. А если бы они не привели мне аль-Яхмума, то вы, аль-Мунзир, Джудар и Джеван, приехали бы как раз к моему последнему издыханию!
   Говоря все это, аль-Асвад проникался яростью, хотя Абриза не могла знать, что за события произошли на базарной площади Хиры. Но его пылкая натура была такова, что несправедливость, пусть и невольная, делала его подобным горящей головне.
   - Бесноватым нужно быть, чтобы надеяться уйти от погони на этих верблюдах, о Ади! - заметила Абриза. - Впрочем, иначе и быть не могло ведь их возглавляет женщина!
   - Никто и не собирался уходить от погони на верблюдах, о Абриза. Выехав из Хиры, мы повернули на север, чтобы добраться до караван-сарая и захватить там всех свежих лошадей, каких только найдем. Но аль-Яхмум вдруг словно взбесился! Я уж решил, что в него вселился шайтан! Аль-Асвад ласково похлопал коня по холке. - Он понес меня на запад, не слушая ни поводьев, ни стремян, а поскольку я возглавлял отряд, то все поскакали за мной следом. А он, оказывается, учуял влачащееся войско! Я непременно велю сделать ему золотую уздечку и поводья из золотых цепей, клянусь Аллахом!
   На поле боя тем временем все случилось именно так, как он задумал.
   Верблюды, на которых ехали Джейран, Хашим, Хабрур ибн Оман, Мансур ибн Джубейр, Ахмед, прочие осужденные и мальчики, уже выбивались из сил, таща несоразмерную ношу, и всадники, посланные Джубейром ибн Умейром, почти нагнали их, когда подлетели тридцать человек во главе с аль-Мунзиром.
   - Погоняйте верблюдов! - кричал аль-Мунзир, проносясь мимо. - О Хабрур, веди их туда, к знаменам, к аль-Асваду!
   И всадники Джабира аль-Мунзира, обогнув отряд беглецов, выставили копья и понеслись на погоню, и многих сбросили с коней, ибо те не ожидали такого нападения, и пустили своих коней плясать в поле, размахивая ханджарами, и завязался бой, и аль-Мунзир удержал погоню на месте, пока сбоку не зашли лучники на верблюдах.
   Джейран, Хашим и Джарайзи, ехавшие на одном верблюде, первыми приблизились к знаменосцам и ждущим их под белыми знаменами аль-Асваду и Абризе.
   - Вот женщина, которая спасла меня от смерти, о госпожа! - сказал аль-Асвад, указывая рукой на Джейран. - И спасла она меня тем, что потребовала исполнения данного ей слова. Прими ее как сестру, о госпожа, и полюби ее, ибо, когда мы возьмем Хиру, я исполню свое слово - женюсь на Джейран и возьму ее в свой харим!
   - Ты женишься на Джейран и возьмешь ее в свой харим? - не веря своим ушам, переспросила Абриза.
   - Да, клянусь Аллахом!
   Аль-Асвад поправил золотую маску, подбоднул коня стременами и умчался догонять людей Джевана-курда.
   Джейран заставила верблюда лечь, и первым с него спустили черного пса, которого все это время держал в охапке маленький Джарайзи. Затем сошел Хашим, а с другой стороны соскочила девушка.
   - Я знаю тебя, твое имя - Абриза, о госпожа, - сказала она, подходя. Это мне ты отдала золотой крест, чтобы я нашла раба Рейхана или Ади аль-Асвада. Я выполнила то, что обещала!
   - Так я обязана спасением тебе? - изумилась Абриза, стараясь глядеть Джейран в глаза и не разглядывать ее потрепанный в побоище наряд, а также знаки на левой щеке, подобные кусочкам темно-синей шерстяной нитки, причудливо выложенным под самой кожей.
   - Ты обязана спасением Аллаху, о госпожа, - смутившись, отвечала Джейран.
   Она вдруг вспомнила о своем безобразии и представила, как жалко выглядит рядом с прекрасной Абризой, которой даже длинная кольчуга была к лицу и прибавляла ей прелести.
   Абриза же недоумевала, как могло случиться, что Ади аль-Асвад, один из красивейших мужчин среди детей арабов, пообещал ввести к себе в харим эту рослую, словно латник из Британии, и плечистую девушку с изуродованным синими знаками лицом.
   Мысль о том, что Джейран получила обещание, которое предназначалось самой Абризе, была для красавицы невыносима.
   - Тебе удалось выбраться оттуда? - спросила она, хотя это и так было ясно.
   - Удалось, о госпожа.
   Абриза помолчала, опустив глаза, вдруг усмехнулась и шагнула навстречу Джейран, протягивая к ней руки.
   - О сестрица! - воскликнула она. - Как я рада, что мы вместе войдем в харим аль-Асвада! Как только мы въедем в Хиру и войско расправится с врагами, непременно будет пышная свадьба! Он станет нашим мужем, о сестрица! ..
   Джейран, вовсе не ожидавшая такого поворота дел, отступила и посмотрела на Хашима в поисках поддержки.
   - Ади аль-Асвад займет отцовский престол и станет нашим мужем! следуя за девушкой с распростертыми объятиями, продолжала Абриза. - И будет ночь тебе и ночь мне!
   Она достаточно усвоила нравы дочерей арабов, чтобы вовремя припомнить и употребить приветствие-уговор, принятое между женами одного мужчины.
   - Ты же христианка, о госпожа! - напомнила Джейран. - По вашей вере мужчине не положено иметь двух жен.
   - Но ведь аль-Асвад - не христианин, и пророк дозволяет ему иметь столько жен, сколько он может прокормить, - возразила Абриза, обнаружив, что интерес к этому делу в ней зародился давно и что она успела заготовить все необходимые доводы. - Вот если бы я взяла себе двух мужей - это было бы преступлением. А так ни один из нас не нарушит закона своей веры, о сестрица! Он берет столько жен, сколько ему позволено, а я беру столько мужей, сколько позволено мне!
   Хашим, от которого растерявшаяся Джейран ждала вмешательства, только переводил взгляд с одной невесты аль-Асвада на другую. И на его подвижном лице читалось явное недовольство обстоятельствами.
   Тем временем Хабрур и прочие осужденные вместе с мальчиками и псами сошли с верблюдов. И, к великому удивлению соратников аль-Асвада, мальчики принялись, отцепляя от верблюдов лисьи хвосты и колокольчики, украшать себя ими. Очевидно, они еще не поняли, что эта роскошь, которой снабдили осужденных, носила шутовской и издевательский характер.
   Сорвав с себя колпак, украшенный пестрыми лоскутами, и обмотав голову вместо тюрбана куском огненно-желтой ткани, покрывавшей бока его верблюда, Хабрур ибн Оман разгладил свою прекрасную бороду и, соблюдая достоинство, подошел к Абризе.
   - Простор, привет и уют тебе, о госпожа! - сказал он, слегка поклонившись.
   Абриза повернулась к нему - и глаза ее округлились, а рука потянулась ко рту, желая зажать срывающийся с губ смех.
   Хабрур красил бороду, но не голову, хотя и у него были длинные волосы, как положено воину. Сейчас они, совершенно седые, свешивались уже не крутыми локонами, а лохматыми прядями по обе стороны лица из-под желтого подобия тюрбана. При всем при этом на нем был халат из самой дорогой парчи, ибо неприлично было везти на казнь наставника царевича Ади в чем-то более дешевом, чем золотая парча.
   Пока Абриза боролась со смехом, Хабрур ибн Оман повернулся к Джейран и низко поклонился ей со всем возможным достоинством.
   - Мы раскаиваемся в том, что подозревали тебя, о девушка, - сказал он, округлым движением отведя руку в сторону и указав на спасенных соратников. - И мы благодарим Аллаха, что ты не затаила вражды к нам! И мы рады, что аль-Асвад сдержит свое слово и возьмет тебя в свой харим, ибо подобных тебе цари приберегают на случай бедствий!
   Пока он говорил, все его товарищи подошли и окружили Джейран, за исключением Ахмеда, которого сняли с верблюда и уложили на песок, потому что от жары, скачки и потери крови он поминутно терял сознание.
   Джейран смутилась и опустила голову, ища рукой изар, который, как она помнила, свешивался с плеча. Но она не нашла изара и закрыла лицо обеими руками.
   - Если вы правоверные, то отвернитесь и не заставляйте ее стыдиться и краснеть! - вмешался Хашим. - Разве прилично смотреть в лицо невесте вашего повелителя?
   - Мы уже видели ее без изара, о шейх! - ответил кто-то, чьего имени Джейран не знала.
   Мальчикам показалось, что их звезде грозят бедствия от столпившихся вокруг нее людей. Немедленно в грудь и горло Хабруру уперлись три зубца вынырнувшей из-за плеча Джейран длинной остроги.
   - Отойдите от нее, о гнуснейшие из тех, кто вбивал колья палаток! раздался решительный и звонкий голос. Джейран узнала пылкого Вави, а вот острога принадлежала Бакуру, она запомнила эту самую длинную и самую тяжелую острогу, украшенную у основания зубцов золотым шнурком и алой лентой из райской добычи.
   Хабрур отступил и негромко рассмеялся.
   - Твои люди не знают, что такое страх, о госпожа, - сказал он, - и я бы упрекнул тебя за то, что ты не учишь их осторожности, если бы не то, что лишь их безумной отваге мы обязаны жизнью, клянусь Аллахом! Вашей госпоже ничего не угрожает, о молодцы! И каждый из нас, спасенных ею, сделает ей дорогие подарки, а она разделит между вами столько денег, сколько сочтет нужным.
   - Добыча! Добыча! - завопили мальчики со смехом. - Она опять привела нас к добыче!
   И Джейран услышала опасное чмоканье - кто-то за спиной у нее поцеловал себе руку.
   По тому, как тревожно переглянулся Хабрур ибн Оман с человеком, стоявшим по правую руку от него, Джейран поняла, что он заметил этот поцелуй в левую ладонь. А по его нахмуренным бровям нетрудно было догадаться, что он знает, какие люди совершают подобные поцелуи.
   Но Хабрур промолчал.
   Абриза, глядя на все это, пыталась понять, в чем подозревал Хабрур Джейран, но не это ее беспокоило. Она видела, какими глазами аль-Асвад глядел на Джейран, а какими - на нее, Абризу. И, сопоставив обстоятельства, она обнаружила, что не только она пострадала из-за аль-Асвада, но и он чуть не лишился жизни ради спасения ее чести. Джейран же спасла и аль-Асвада, и его людей, и приняла какое-то участие в спасении самой Абризы, а самый страшный грех, каким Ади никогда не согласится себя запятнать, - это неблагодарность.
   И аль-Асвад сам объявил о том, что берет в жены ту, кого он искренне считал уродиной с серо-голубыми глазами и коротким вздернутым носом, а что касается супружества царского сына с Абризой - так его провозгласило войско Джудара ибн Маджида, пока неслось по пустыне, возглавляемое аль-Мунзиром, Джеваном-курдом и Джударом, и восторгалось ее красотой, отвагой и стихами.
   Абриза знала, что ей удастся оттеснить Джейран, но не хотела, чтобы это выглядело слишком явно. И раз аль-Асвад попросил ее позаботиться о девушке, она должна была сделать это так, чтобы все войско видело ее заботу!
   Поэтому, когда Хабрур увидел целующего левую ладонь Даубу, Абриза уже сделала шаг вперед.
   - Не смущайся, о Джейран! - звонко сказала она. - Все, что ты совершила с открытым лицом, ты совершила для спасения нашего будущего мужа! И все эти люди сделают тебе богатые подарки, и пусть я буду первой среди них!
   Абриза нашарила под кольчугой единственную драгоценность, которая была при ней, - ожерелье с темными камнями, и вынула его, и подняла над головой, показывая всем, а потом надела на шею девушке.
   Это было единственное, что подарила ей женщина, что назвала ее дочерью, спасшая ее из позорного плена и пропавшая неведомо куда. Но, как та сражалась за счастье своего ребенка стремительными куттарами, так сама Абриза сражалась сейчас за свое счастье при помощи ее подарка. И она, уже надев на Джейран ожерелье и выслушав по этому поводу похвалы, подумала, что мать непременно должна желать ей удачного замужества, и она только обрадуется, узнав, что ожерелье послужило делу этого замужества.
   Вдруг Хабрур приложил ладонь к уху, и все примолкли.
   Сообразив, в чем дело, Джарайзи вскарабкался на плечи к рослому Бакуру и крикнул, что видит всадников, несущихся во весь опор. И тут же раздался лай собак.
   Когда же эти всадники подскакали совсем близко, оказалось, что они ведут в поводу оседланных лошадей.
   - В Хиру! - крикнул опередивший прочих статный воин. - Таково приказание аль-Асвада! По коням - и, во имя Аллаха, в Хиру! Каждый человек сейчас дорог!
   - Вы вошли в город? - спросил Хабрур, немедленно кладя руку на холку и повод ближайшего к нему коня.
   - Мы вошли в рабат, и горожане приветствуют нас, а люди Джубейра ибн Умейра отступили в медину, но мы захватили их арбалеты, и мы уже простреливаем тяжелыми стрелами улицы медины, так что скоро путь к дворцу будет открыт! Но чтобы старого царя и царевича Мервана не вывезли из Хиры, мы должны немедленно встать у городских ворот! - отвечал всадник, а когда он окончил свою речь, все спасенные уже сидели на конях и разбирали поводья.