Трускиновская Далия. Шайтан-звезда (Часть 2)

   - Хорошо, что их лошади ростом с верблюда, - усмехнулся старик. - Мы сможем следить за ними издали.
   Толпа расступалась перед горделивыми франками и смыкалась за ними, не выражая особого любопытства. Джейран и Хашим проследовали за всадниками едва ли не через весь город - и оказалось, что те остановились в хане, совсем неподалеку от хаммама, словно обычные купцы, хотя разумнее было бы поселиться в ближайшем христианском монастыре. Но, поскольку в этой части города христиане жили едва ли не с времен явления их пророка Исы, то франки даже за пределами монастырских стен чувствовали себя в безопасности.
   Не менее двух дневных часов потрачено было на то, чтобы убедиться, что франки расположились в хане основательно, покидать его не собираются, посланцев не шлют и не принимают. Вступив в переговоры с владельцем этого почтенного заведения, Хашим уговорился с ним, что ежели старуха или кто-то из ее приближенных пошлют человека в город, то за ним пойдет один из невольников, и выследит, и потом приведет Джейран и Хашима к тому месту.
   Он сделал это потому, что оба они, и Джейран, и Хашим, немало проголодались. Они не могли продолжать наблюдение, ибо видели уже не входящих и выходящих людей, а вносимые и выносимые корзины с едой.
   И они пошли в комнату, которую предложил им для этой надобности владелец хана, и послали за уткой в подливе из сумаха, и за кебабом из молочного ягненка, и за кунафой из лучшей пшеничной муки - словом, за жирной и вкусной едой, которую не видели уже много дней. А добыча, которую они взяли в Хире, вместе с той, что прихватили в разоренном раю, вполне позволила бы угостить утятиной и кунафой всех жителей городка без особого ущерба для Джейран, Хашима и мальчиков.
   После трапезы Хашим отлучился - и Джейран не стала выспрашивать, по какой надобности.
   Но прошло время, необходимое для того, чтобы много раз справить эту надобность, а старик не появлялся.
   Расплатившись с владельцем хана, обеспокоенная Джейран послала невольника заглянуть в домик с водой, и тот вернулся с сообщением, что Хашима там нет.
   Это было по меньшей мере странно.
   Девушка вышла из хана, и сразу же толпа подхватила ее. Не успев опомниться, она отдалилась от ворот и, окруженная людьми, пересекла площадь. Затем ее втянуло в извилистую улицу, проволокло меж глухой стеной и конским боком, так что отступить не было никакой возможности. Джейран заозиралась - и вдруг обнаружила, что большинство из сопровождающих ее мужчин - почтенные старцы, и они, держась вместе, наподобие отряда, увлекают ее в весьма определенном направлении.
   Старцы переговаривались, а точнее сказать - перекрикивались, пока не достигли цели свои стремлений, и это был ряд высоких арок, наподобие эйвана, а за арками тянулась стена. Там девушка и увидела Хашима.
   Старцы мимо него устремлялись к входу, а он стоял вплотную к стене, склонив голову чуть набок, и внимательно прислушивался к шуму голосов, идущему из распахнутых дверей. Джейран огляделась, задрала голову, увидела узкую угловатую башню с едва заметными зубцами - и поняла, куда их обоих занесло.
   - Что это он делает тут? - удивилась Джейран. Меньше всего на свете она ожидала увидеть Хашима у дверей большой пятничной мечети.
   Оттуда доносился такой шум, что прохожие останавливались, чтобы прислушаться.
   - Уж не случилось ли там какой беды, от чего спаси и помилуй нас Аллах? спрашивали они друг друга. - Не войти ли и не посмотреть ли? Там сидят престарелые шейхи - не скончался ли один из них?
   - Вали! Вали идет! - раздались голоса и толпа, не дожидаясь приказа, расступилась, пропуская самого начальника городской стражи и его многочисленную свиту.
   - Что там происходит, о правоверные? - вали, суровый и статный, с нахмуренными бровями, посмотрел на мечеть.
   - Мы не знаем, о господин! Никто не знает! - раздалось из толпы.
   Вали решительно направился в мечеть, и вооруженные стражники - за ним следом. Толпа притихла, ожидая, что из этого получится. В мечети наступила тищина, которая длилась ровно мгновение, а потом оттуда раздались новые вопли и выбежало несколько шейхов, из тех, кто помоложе. Впрочем, их тюрбаны по величине своей были достойны столетних, умудреных в богословии старцев.
   - О враги Аллаха! - едва ли не хором взывали они, потрясая в воздухе кулаками. - О нечестивые!
   - Ради Аллаха, что там у вас происходит? - накинулись на них с вопросами прохожие.
   - Что происходит? Свершен подвиг доблести, о правоверные! И какова ему награда?!
   - Что за подвиг доблести? - изумились люди, не ожидавшие, что за стенами мечети творятся такие дела.
   - Подвиг великой веры и доблести, ниспосланной Аллахом! И он длился шесть дней, от субботы до четверга!
   Джейран увидела, как Хашим посмотрел направо, и налево, прижал локти к бокам, оскалился и устремился в гущу толпы. Старик что-то затеял - и вряд ли разумное. Она протиснулась следом.
   - И что же было совершено за эти шесть дней, о почтеннейший? - с изумительным ехидством в голосе Хашим обратился к самому буйному шейху.
   - О друг Аллаха, ты не поверишь, но это достойно того, чтобы быть записанным иглами в уголках глаз в назидание поучающимся! - велеречиво отвечал шейх. - Великолепный Амр-ибн-Масада, да хранит его Аллах и да приветствует, совершил неслыханное доселе деяние! Он шесть дней сидел с Кораном на коленях, выходя лишь по нужде, и он сосчитал, сколько букв в Коране! А ведь читающему Коран за каждую букву зачтется десять благих дел, о правоверные!
   Толпа изумленно загудела, перекрыв шум, доносящийся из мечети.
   - И сколько же их оказалось, этих благословенных букв? - не унимался Хашим.
   - Их оказалось триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят одна, о почтеннейший!
   - Прибегаю к Аллаху за помощью от шайтана, побитого камнями! вмешался другой шейх. - Как это ты говоришь - триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят одна? Да поразит Аллах твой гнусный язык и язык твоего Амр-ибн-Масаду! Вот Абд-аль-Фарис воистину свершил благое дело и подвиг доблести! О правоверные, он считал буквы честно, не так, как Амр-ибн-Масада, и не отвлекался, и у него получилось триста двадцать три тысячи шестьсот шестьдесят четыре!
   - О несчастные! - завопил тут Хашим. - Вы говорите, что свершили подвиг доблести и веры?! Да какой же это подвиг, раз всем давно известно, что в Коране ровно триста двадцать три тысячи шестьсот семьдесят букв!
   И, не успела Джейран опомниться, как сухие жилистые руки протянулись к седым бородам, и раздались вопли, и воззвали к Аллаху и шайтану, и помянули как Пророка, так и Отца горечи, и полетели ввысь сорванные с вражеских голов преогромные тюрбаны! А из тюрбанов, к великому стыду их обладателей, разлетелись над головами правоверных грязные тряпки, ибо полотнища ткани у почтенных шейхов были малы и узки, а состязание в величине тюрбанов не знало меры.
   Люди шарахнулись, давая простор драке, и раздался чей-то хохот, и некто благочестивый попытался усовестить бойцов!
   - Шесть тысяч двести тридцать шесть! - был ему ответ из гущи боя. Шесть тысяч двести тридцать семь!
   В пылу сражения вспомнили заодно и о подозрительном подсчете стихов Корана.
   Джейран увидела сквозь спины и бока коричневый халат Хашима. Медлить было опасно - у старика тут были противники выше и тяжелее, чем он сам. Джейран решительно шагнула вперед, отпихнула локтем некого шейха, который, как видно, и сам был ей признателен за то, что она удалила его с поля боя, и схватила Хашима сзади в охапку.
   Старик, почувствовав, что его ноги вознеслись и утратили опору, даже не задумался о причине этого чуда, а обрадовался, что может поражать врагов веры еще и пятками. Он молотил воздух и почему-то громко отплевывался, пока Джейран, развернувшись и прижимая его к груди мускулистыми руками банщицы, прибиралась с ним через расступившуюся толпу. И бесстыжий хохот долго сопровождал их.
   Поставив Хашима на ноги в ближайшем переулке и крепко придерживая его за рукав, Джейран с ужасом смотрела, как он добывает изо рта рыжие и седые клочья.
   - И не стыдно ли тебе, о шейх? - как можно строже спросила она.
   - Порази их Аллах, этих нечестивцев, тьфу! - отвечал Хашим. - Чем это они смазывают свои гнусные бороды?! О враги Аллаха, тьфу!
   - Не думала я, что придется вытаскивать тебя из побоища, словно пса из драки за задние лапы! - сердито продолжала Джейран. - Тебя, шейха! Что это ты затеял? А как насчет истинной веры?
   - Истинная вера?.. - замер, как бы вспомнив о ней, Хашим. - О звезда, речь тут шла не о вере, вовсе не о вере!
   И он, страстно поцеловав свою левую ладонь, снова сплюнул.
   - А о чем же, о сын греха?
   - Эти бесноватые не умеют считать, и я сказал им лишь то, что сказал бы любой школьный учитель ребенку, который не может сложить два и два, о звезда! - честно глядя Джейран в глаза и выставив вперед пострадавшую бороду, заявил этот лишенный совести шейх.
   - Надо мне было оставить тебя с твоими бесноватыми, чтобы ваш спор разрешили вали и стражники, - не выпуская рукава, буркнула Джейран. Пойдем скорее в хан. Если за это время франки затеяли какую-то пакость...
   - Пойдем, о звезда! - вовсе не желая выслушивать из ее уст угрозы, немедленно согласился вредный старик.
   И они поспешно вернулись к хану, и оказалось, что прибыли туда вовремя только что франки велели хозяину прислать надежного невольника, чтобы он отнес некое письмо.
   Разумеется, Хашим и Джейран немедленно перехватили этого невольника, и он показал им запечатанное письмо, и Хашим, прочитав имя получателя, с немалой тревогой оттянул Джейран в сторону, чтобы невольник не слышал их беседы.
   - Это письмо они посылают некому цирюльнику, о звезда! - прошептал он. А цирюльники - люди подозрительные, и у них встречаются те, кому есть нужда в противозаконных делах, и они - великие сводники... Может быть, отнять это письмо и прочитать его?
   - Мы пойдем следом за невольником и попробуем выяснить, в чем тут дело, решила Джейран. - Если же мы отнимем и вскроем письмо, то невольник будет вынужден вернуться к пославшим его с каким-то враньем, и они напишут другое, и будут слать письма к тому цирюльнику, пока не добьются встречи с ним тайно от нас!
   Но не только этой причиной руководствовалась девушка - ей не хотелось обнаружить перед Хашимом свою безграмотность, простительную для банщицы из хаммама и непростительную для спустившейся с неба звезды.
   Они сопроводили невольника вплоть до дверей цирюльничьего дома, убедились, что он благополучно вошел, а еще немногое время спустя удостоверились, что он так же благополучно вышел. Тогда они показались посланцу и спросили его, был ли от цирюльника ответ.
   И невольник сообщил, что цирюльник, приняв письмо, не вскрыл его, а отложил в сторону, как если бы оно не ему предназначалось.
   - Я же говорил тебе, что этот цирюльник - всего лишь посредник, о звезда! - обрадовался Хашим. - И против нас плетутся страшные козни!
   - Настолько страшные, что это приводит тебя в восторг, о шейх? огрызнулась Джейран. - А что, если письмо не имеет к нам никакого отношения? И мы зря тратим время на этого презренного цирюльника? И речь идет о деле вовсе безобидном? И мы возводим напраслину на...
   Тут она замолчала, ибо человек, выскользнувший из цирюльничьего дома, был ей неуловимо знаком.
   По узкой улице туда и обратно протискивались люди, так что в пестрой толпе выделялись лишь лица тех, кого Аллах наградил немалым ростом. А это красивое и нежное юношеское лицо принадлежало человеку невысокому, и Джейран видела его лишь миг - когда человек выходил из дверей.
   Девушка напрягла память - и вспомнила!
   Ничего не объясняя Хашиму, она устремилась в погоню за юношей. И настичь его было нетрудно - обремененный острым горбиком, он не был силен и не мог распихивать толпу, его постоянно оттирали к стене и даже угощали тумаками.
   Джейран поравнялась с ним быстрее, чем рассчитывала, не заботясь об отставшем Хашиме. Обгоняя юношу, она покосилась на него - и убедилась, что память ее не подвела.
   - Да хранит тебя Аллах и да приветствует! - обратилась Джейран к горбуну.
   - Клянусь Аллахом, я где-то видел тебя! - произнес в ответ юноша, вглядываясь в лицо Джейран, наполовину прикрытое концом тюрбана.
   Он потер рукой лоб - и тут его красивые глаза озарились радостью узнавания.
   Но сразу же он поднес ладонь ко рту, чтобы зажать раскрывшиеся было губы.
   - Ты испугался меня, о Хусейн? - спросила Джейран. - Ничему не удивляйся - это превратности времен заставили меня надеть мужской наряд... Я рада видеть тебя и рада тому, что ты успел уйти из этого...
   - Я все понял! .. - громко прошептал Хусейн, едва дотянувшись до ее уха. Тебя прислали ко мне с приказом! Я готов... Я готов, клянусь Аллахом! Моя жизнь принадлежит скрытому имаму!
   Но Джейран всей душой ощутила его страх.
   - Нет, о друг Аллаха, успокойся и прохлади свои глаза - меня не посылали с приказом, - торопливо сказала она. - Меня прислали узнать, как ты живешь и не терпишь ли в чем нужды.
   Прежде всего нужно было успокоить этого несчастного - хотя бы даже откровенной ложью. В подтверждение Джейран достала из-за пазухи кошелек, но Хусейн отстранил ее руку.
   - Передай пославшему тебя, что раб Аллаха и святого имама Хусейн не знает, что такое нужда, ибо блага мира сего потеряли для него цену, отвечал юноша, и с каждым словом он, казалось, все глубже загонял в себя свой страх. - И он соблюдает уговор!
   Хусейн также сунул руку за пазуху, достал тщательно упрятанный узелок и, зажав его в ладонях, приоткрыл крошечную частицу содержимого.
   - Вот то, что служит вечным напоминанием... Передай пославшему тебя, что раб Аллаха и святого имама Хусейн кладет это рядом с собой во время молитвы.
   - А разве пророк велел класть рядом с собой что-то во время молитвы? спросила Джейран, стараясь разглядеть то, что темнело в узелке.
   - Я не знаю... - смутился юноша. - Но раз мне дали это в знак, что я побывал в раю, и раз это теперь - самое дорогое, чем я владею, то, наверно, не будет греха в том, если оно полежит немного на молитвенном коврике?
   - Я впервые слышу, чтобы с этим предметом так обращались, - заметила Джейран, сгорая от любопытства. - Разве тебе ничего не сказали, о друг Аллаха?
   - Были слова, которые я слышал как бы сквозь сон, - признался Хусейн. Меня известили, что теперь всюду надо мной - рука Фатимы аз-Захры, и она оберегает меня, и она повелевает мной! Я проснулся в своем чулане - и увидел рядом с собой эту руку, вырезанную из темного камня! Ничто больше не свидетельствовало о том, что я был в раю и изведал наслаждение! Все домашние утверждали, что я пять дней лежал, подобно мертвецу, и мое дыхание было едва заметным. Но если я спал - то откуда же взялась эта рука, пальцы которой расставлены, словно она отталкивает от себя нечто...
   - Спрячь этот знак, - приказала Джейран, ибо юноша разволновался чрезвычайно. - Спрячь и храни! И расскажи мне, как тебе жилось после того, как ты покинул рай.
   - Я думал о скрытом имаме и о том, как он приблизит меня к себе, гордо сказал юноша. - Никаких иных мыслей и желаний у меня не осталось. Тот, кто побывал в райском саду, уже не станет любить земные наслаждения... И еще передай, что раб Аллаха Хусейн всегда готов выполнить приказ, и умереть, и вернуться в райский сад, к ногам скрытого имама!
   - Тебе нет нужды умирать! - воскликнула Джейран, в свою очередь, испуганная яростью, с какой Хусейн произнес эти слова.
   - А когда настанет такая нужда? Об этом тебе ничего не говорили, о посланница? - с волнением спросил он.
   - Нет, об этом я ничего не знаю, о Хусейн, - честно призналась Джейран.
   - Да, я и забыл, ты ведь - из низших прислужниц в райском саду... Но, может быть, ты случайно что-то слышала? Может быть, при тебе говорили, когда меня опять возьмут в райский сад?
   Джейран вздохнула - сада, где Хусейн лежал в объятиях гурий, больше не было.
   Юноша снова принялся толковать что-то невнятное о своей преданности скрытому святому имаму и госпоже Фатиме Ясноликой, о верности потомкам пророка в их лицах и о надежде на вознаграждение, причем приводил к месту и не к месту строки молитв. Джейран, слушая эту путаную речь, вспомнила вдруг тех двух несчастных, которые волокли к трубе тело еще живого человека. Они тоже говорили о скрытом имаме, но из слов Хусейна следовало, что он сам, своими глазами, видел его и даже слышал.
   Джейран дала себе слово расспросить единственного доступного ей знатока
   корана и преданий Хашима об этом деле. До сих пор ей не было нужды в имамах, скрытых или же явных, ибо они не приносили пользы при растирании посетительниц хаммама, и по этой части в голове у девушки были немалые пробелы.
   Но что касается Фатимы - тут она, разумеется, уже понимала, что имеет дело с обычной женщиной, склонной к выпивке и мужским ласкам, но богатой и хитрой. Надо полагать, что и скрытый имам в устроенном ею раю был того же качества - то есть, не имел ни малейшего отношения к потомству пророка.
   Тут с минарета раздался призыв к молитве.
   - Горе мне! - воскликнул Хусейн. - Я задержался с тобой, о посланница, а ведь хотел зайти в мечеть прежде, чем выполнить поручение и привести почтенного шейха!
   И он, не прощаясь, устремился прочь.
   Джейран осталась там, где ее настиг призыв. И дождалась Хашима, наконец догнавшего ее.
   - Не подобает звезде носиться, распихивая людей, как посланный за вином невольник! - упрекнул ее старик. - Ты перехватила посланца?
   - Да, о дядюшка, - задумчиво ответила девушка. - Похоже, что этот цирюльник и этот посланец не имеют к нам ни малейшего отношения. Горбуна отправили за каким-то почтенным шейхом.
   - А этот шейх может оказаться предводителем шайки айаров! - грозно и свирепо предупредил Хашим, выкатив для убедительности глаза и задрав полупрозрачную бороденку.
   - Этот шейх? - думая о своем, Джейран не обратила внимания на устрашающий вид Хашима.
   - Мы непременно должны дождаться его! - решил старик. - Клянусь псами, я не уйду от дома цирюльника, пока не увижу этого загадочного шейха!
   - По-моему, мы понапрасну тратим время, о дядюшка...
   Джейран пыталась понять, кому и зачем потребовалось морочить голову безобидному горбуну, да еще таким сложным и дорогостоящим способом.
   Ей не хотелось лишний раз думать о фальшивом рае. Будучи от природы здравомыслящей и не склонной причинять себе боль путем растравления душевных ран и насильственного пробуждения скверных воспоминаний, Джейран предпочитала уж лучше двигаться вперед наугад, чем постоянно озираться назад. К тому же, ей с трудом давались отвлеченные умопостроения. Так что в конце концов она даже ощутила благодарность к неугомонному Хашиму, который уже наделил того таинственного шейха склонностью ко всему скверному, мерзким нравом и способностью устраивать разбойные нападения на чужие сокровища.
   - Еще немного - и окажется, что он грабит по ночам могилы правоверных, вставила Джейран, когда Хашим в своих подозрениях выскочил за пределы разумного. - Вот увидишь, это дело связано со срезанием мозолей и ни с чем более, о дядюшка.
   И по себя вознесла Аллаху молитву о том, чтобы этот заподозренный во многих злодеяниях шейх оказался не слишком далеко и Хашим не заставил ее караулить у ворот цирюльничьего дома до самой ночи.
   Аллах оказался воистину милосерден - скорее всего, Хусейн отыскал того, за кем был послан, в мечети, поскольку оба они появились довольно быстро - Хашим не успел еще, вдохновленный предположением об осквернении могил, описать Джейран с подробностями это гнусное занятие.
   Шейх быстро шел впереди, Хусейн, едва поспевая - за ним.
   - Да хранят меня псы... - прервав гневные речи на полуслове, прошептал Хашим.
   Джейран уставилась на шейха, не понимая, почему бы вдруг Хашим мог растеряться и испугаться при виде этого человека.
   Это был весьма тощий и на вид слабосильный шейх, в немолодых уже годах, с брюзгливым лицом и курчавой рыжей бороденкой, причем Джейран безошибочно определила ее неприятный цвет как природный, ибо хенна такого неблагородного оттенка не производит.
   Роскошный халат, из разрисованной материи с золотыми прошивками, перепоясанный дорогим поясом, не прибавлял ему осанистости, ибо много потребовалось бы халатов и фарджий, чтобы сделать выпуклой и обширной эту тощую впалую грудь.
   - Разве ты узнал этого человека, о дядюшка? - спросила Джейран, когда шейх и горбун скрылись в дверях цирюльничьего дома.
   - Вот уж кого не ожидал я встретить в здешних краях, так это аш-Шамардаля, - проворчал озадаченный Хашим. - Что это за дела завелись у него с франками?
   - Аш-Шамардаль? - Джейран попыталась вспомнить, где же она слышала это имя, но, как всякая отвлеченная материя, имена, не связанные с определенными людьми, плохо укладывались у нее в голове.
   - Он тоже обращался к тебе? - оживился старик. - Я знал, что он свернет когда-нибудь с путей Аллаха и обратится к тому, кого мы почитаем. Но вот если он и совершил это, то не из чистых побуждений, о нет, вовсе не из чистых побуждений, о звезда. И если он будет взывать к тебе - не слушай его и не исполняй его просьб! Обещай мне это, о доченька!
   Джейран усмехнулась - хитрый старик знал, как приласкаться к ней, не знавшей ни отца, ни матери.
   - Разумеется, я не стану слушать его просьб, - подозревая, что вражда Хашима к аш-Шамардалю коренится в деле столь же серьезном и необходимом, как подсчет букв в Коране, ответила она и, видя в глазах старика ожидание более твердого обещания, добавила: - Клянусь собаками!
   Хашим негромко рассмеялся и поцеловал себе левую ладонь.
   - Свет еще не видывал такого завистника, как этот аш-Шамардаль, весело сообщил он. - Он, сидя перед скатертью с десятком блюд, завидует собаке, которая бежит мимо с обглоданной костью. Он и к магам-то приблудился только из-за своей проклятой зависти! Но он терпелив, как кошка, которая караулит возле норки мышь.
   - Погоди, о дядюшка, - Джейран устремилась вслед за аш-Шамардалем, так что Хашим еле поспевал за ней. - Погоди, ради собак! Мне нужен именно этот человек!
   Она вспомнила, что имя рыжебородого завистника упоминал гуль-оборотень Хайсагур, и оно было каким-то образом связано с ее гороскопом.
   - А зечем тебе может быть нужен гнусный завистник, о звезда? осведомился, пыхтя, Хашим. - Разве мало нас в последнее время постигло бедствий, что ты ищешь еще одно? И подумай - за ним послали после того, как цирюльник получил письмо от той франкской старухи! Тебе непременно нужно подставить свою шею и шеи наших мальчиков под зубы этого вонючего шакала?
   Джейран остановилась, чтобы старик отдышался, и с тоской посмотрела вслед уходящему аш-Шамардалю.
   - Нет, о дядюшка, я не ищу новых бедствий, - хмуро сказала она. - Но этому человеку известно некое дело, связанное с гороскопом одной женщины...
   - Он составил фальшивый гороскоп? - обрадовался Хашим. - Иного я от него и не ждал, о звезда! Он исказил положение созвездий, потому что ему заплатили за это! И он исказил твое положение на небе - я понял, о звезда, я понял, зачем он нужен тебе! Однако давай сперва убедимся, что нашей военной добыче не будет от него угрозы. Очень уж мне не нравится, что он получает письма от франков и связан с цирюльниками.
   Джейран подумала, что скоро кончится то время, когда Шайтан-звезда не появляется на небе, и когда она все же появится - бедный старик сойдет с ума от расстройства и разочарования. Ведь не может же так быть, чтобы звезда одновременно подмигивала с небес и разъезжала с ним рядом на вороном жеребце, одетая в мужскую фарджию и прикрывающая синий знак на левой щеке концом тюрбана.
   - И кроме того, я озабочена судьбой того горбуна, - добавила девушка. - Я непременно должна понять, что связывает этих двух...
   Она вспомнила лицо юноши - и беспредельно счастливое, в мнимом раю, и перепуганное, и окаменевшее от упрямства, когда он толковал о своей преданности скрытому имаму, посулившему ему загробное блаженство... Он был тех же лет, что ее мальчики, - и не менее нуждался в заботе старших, чем они.
   Джейран казалось, что ее счеты с раем и фальшивой Фатимой были сведены в тот час, когда она привела туда свой отряд и дала мальчикам возможность набрать полные тюки дорогой добычи. Оставалась еще тревога за Абризу - но уж за это исчадье шайтана Джейран теперь могла не беспокоиться! Абриза наверняка уже вовсю хозяйничала в царском дворце Хиры, разрешая и запрещая, давая и отнимая. Джейран благоразумно не вспоминала ничего из того, что было связано с ее глупой доверчивостью и страхом в подземельях райского хаммама. Но стоило появиться Хусейну - и в сердце девушки проснулась злость.
   Она способствовала разорению гнусного рая, не более. Другие выгнали из него Фатиму вместе с гуриями, другие отомстили и за ту банщицу, от которой остались лишь сношенные туфли. Сейчас Аллах предоставил Джейран возможность разобраться наконец в этом запутанном деле и спасти хоть одного человека из тех, чью судьбу исказил и переменил рай. Хусейн был для нее сейчас собратом по несчастью, но она уже не была молчаливой дурочкой с умелыми руками. За ее спиной стоял маленький отряд, всего тридцать острог, но этот отряд похитил с помоста для казни и возвел на престол царского сына!
   - Ничего хорошего, о звезда, - ответил, прерывая ее размышления, Хашим.
   В душе своей Джейран уже вошла в дом цирюльника, уже увела оттуда под предлогом, который наверняка безупречно сочинит Хашим, горбатого юношу, уже нашла возможность расспросить его подробно, уже сдала с рук на руки Вави и Бакуру, чтобы они присмотрели за ним...