Тютерев Федор. Необыкновенные приключения юных кубанцев

   - С самого начала я не видела, - глотнув воды, принесенной мишиной матерью, начала она говорить более спокойно. - Мы договорились переходить порозно, и она шла сзади... ну, метров на десять от меня. Когда я оглянулась, немец держал ее за косу и смотрел в лицо, будто хотел опознать в ней не знаю, кого...
   - А откуда он, воще, взялся - не заметила?
   - На базарчике бабка торговала семечками, а он стоял возле нее и набирал в карман прямо из ведерка.
   - Когда проходила, на тебя не пялился? - спросил Рудик.
   - Глянул мельком и все. Я обошла его подальше - боюсь их до смерти.
   - Он как выглядел... я имею в виду - молодой или старый? поинтересовался Борис.
   - Старый хрыч. Лет сорок, если не старше.
   - Странно, - терялся в догадках Ванько. - Чем она могла его заинтересовать!..
   - Чем! Она ведь на мордочку симпатяшка. - Рудик наклонился к нему, понизив голос до шепота: - Может, захотелось развлечься с молоденькой.
   - Если б для этого, он бы выбрал Тамару, а не малолетку. Тут что-то другое... У нее было что-нибудь в руках?
   - Кроме как жакетки - ничего. Мы спешили, и ей стало жарко. Она потом ее выронила, я хотела подобрать, но не смогла: следила, куда он ее поведет, издаля. А потом стало не до жакеток, сразу кинулось домой к вам.
   - Надо что-то делать, - первым напомнил Борис удрученно.
   - Действовать надо - и немедля! - словно очнулся от потрясения Ванько; голос стал решительным и твердым. - Ты, Миша, остаешься - убери и спрячь все это подальше, чтоб никаких следов, - распорядился, кивнув на снасти и цветные обрезки изоляции. - Остальные - со мной. Прихватываем пистолет, лимонку - и нужно вызволить Веру любой ценой! Чего бы это ни стоило! Посмотрел Рудику в глаза: - Идешь с нами? Дело опасное...
   - Обижаешь!
   - Извини. - К Тамаре: - Он куда ее затащил, в помещение вокзала?
   - Я не успела сказать... За вокзалом есть небольшой такой кирпичный домик - туда.
   - Это упрощает дело! Ты тоже идешь с нами, будете с Федей на подхвате.
   - Надо прихватить и бинокль, он у меня дома, - напомнил тот. - Может пригодиться.
   - Беги, токо быстро!
   Рельсы переходили в разных местах, поодиночке, затем сошлись вместе уже за вокзальным зданием. Кирпичное, продолговатое, одноэтажное, это здание, судя по некоторым освещенным окнам, было обитаемо, но ни во дворе, ни поблизости в этот предвечерний час уже никого не наблюдалось. Прилегающая территория обсажена пришедшим в запустение декоративным кустарником вечнозеленым, густым, вымахавшим в рост человека, особенно на задворках. Здесь и нашли надежное укрытие от посторонних взглядов.
   Федя с Тамарой устроились в кустах дожидаться результатов - в условленном месте неподалеку. В случае перестрелки им сказано было немедленно уходить к тете.
   Втроем подкрались ближе к домику, залегли под кустом. Домик оказался всего лишь будкой непонятного назначения, размером примерно 4х4 с двумя забранными решеткой окнами, за которыми угадывался свет. С расстояния в двадцать метров в бинокль четко видны пропущенные через оконные рамы цветные телефонные провода. Все говорило за то, что в будке кто-то есть.
   Прошло около двух часов - здесь ли еще Вера? Если здесь, то как она, что с нею сделали - неужели надругались? И тут, похоже, не один... Интересно, заперта ли дверь? Если заперта изнутри - ждать ли, пока кто-нибудь выйдет? Или постучать, а когда откроют, ворваться силой? Эти вопросы беспокоили все время, пока Борис размалевывал лица вонючей масляной паклей.
   - Сделаем так, - распорядился Ванько, когда было покончено с гримом. -Ты, Боря, останешься снаружи, будь начеку и действуй, как договорились. Рудик, вот тебе лимонка, - он отвинтил колпачок, вытряхнул кольцо. - Как токо ворвемся внутрь, изготовься и пригрози подорвать, если вздумают кочевряжиться. На какое-то мгновение, сколько б их там не было, они остолбенеют. Остальное сделаю я, сообразуясь с обстановкой. Пошли!
   Короткая перебежка - и вот она, дверь. Из-за нее доносится нечеткий мужской голос. Осторожное нажатие - подается! В следующее мгновение, как гром среди ясного неба, требование на немецком:
   - Встать! Руки за голову! Ну, собаки!
   В левой руке кольцо от взрывателя, в правой - граната. Поднята выше головы, чтоб лучше было видно. Без кровинки в лице двое гитлеровцев в форме рядовых, сидевшие за столом с полевыми телефонами, вмиг выполнили требование; с ужасом переводили взгляды с лимонки одного налетчика на пистолет другого. Стоявший возле Веры гестаповец тоже на несколько секунд оторопел, но тут же схватился за кобуру. Схлопотав рукояткой по темени, рухнул на пол.
   Придя в себя (надо сказать, обоих в первую минуту бил-таки колотун), Рудик приказал своим подопечным встать лицом к стене, сунул гранату в карман, вооружившись вместо нее пистолетом напарника. Тем временем Ванько, отложив пистолет гестаповца, занялся Верой. Она была жива и невредима, если не считать кровь из носу и красных от побоев щек. Появление друзей стало и для нее полной неожиданностью, а радость была столь велика, что она не могла вымолвить ни слова.
   - Они тебя не покалечили, идти сможешь? - Ванько торопливо разматывал провод, которым по рукам и ногам туго прикрутили ее к стулу.
   - Смогу... Как же вы меня нашли?
   - Скажешь спасибо Тамаре. Что им от тебя нужно? За что сцапали?
   - Из-за мониста... которое мне Борька...
   Договорить она не успела, так как гестаповец, очнувшись, сделал попытку подняться. Получив тумака по голове, снова обмяк.
   - Ладно, расскажешь опосля. Щас Борька отведет тебя к нашим. - Он снял последние витки провода.
   Дверь оставалась распахнутой, и Борис видел все, что происходило внутри. Едва в дверях показалась Вера, кинулся навстречу.
   Резко задребезжал телефон, один из связистов инстинктивно оторвал руки от стены.
   - Стоять! - приказал Рудик. - Айн момент! - крикнул в трубку и положил обратно.
   - Переведи: если они, раньше чем через полчаса, вздумают выбираться наружу - пристрелим на пороге!
   Говоря это, Ванько выдергивал из трубок и аппаратов шнуры. Поискал глазами оружия - такового не оказалось. Извлек из кобуры запасную обойму, разломил табуретку и, прихватив ножку, кивнул: "смываемся".
   Ножку просунули в дверную ручку снаружи, и дверь, открывавшуюся внутрь, открыть стало очень непросто. К этому времени, передав Веру из рук в руки поджидавшим в кустах, вернулся Борис.
   - Вытрите лица и возвращайтесь в хутор, - распорядился старшой. - Через путя переходите порознь. А я с полчаса подожду для страховки.
   Смеркалось. Через насыпь проскочили благополучно. Кукуруза у станции все еще была густой, под ее прикрытием без осложнений возвратились домой.
   Выяснилось: Борис смастерил из кусочков цветной изоляции "красивое монисто" и преподнес своей зазнобе. Бдительный связист - это ему, видать, дважды пришлось восстанавливать поврежденную линию - увидев это украшение на шее Веры, сообразил, что к чему. Дорого могла стоить легкомысленность этого поступка... "Ювелиру" пришлось выслушать неприятные, но справедливые слова упреков.
   Вчера на закате многочисленное воронье, держа путь на ночевку, устроило в небе неистовую свистопляску. Неудержимая ли радость или, наоборот, чувство обеспокоенности обуяли этих, в общем-то, спокойных и солидных кубанских аборигенов, только они словно взбесились: кувыркались, взмывали вверх-вниз, метались, будто играли в перегонки в малиновых лучах предзакатья, оглашая округу криками. В этот вечер нашим пацанам было не до ворон, а то бы и они поняли: быть назавтра перемене погоды! Выскочив поутру на физзарядку, Ванько был немало удивлен: за ночь ветер сменил направление на обратное. Вчерашние, такие весенне-легкие, пушистые облака, развернувшись, сгрудились, помрачнели, набухли свинцовой тяжестью, замедлили ход. Словно стыдились в столь неприглядном виде возвращаться туда, где ими любовались еще вчера. То и дело срывалась колючая снежная заметь, пронизывающий ветер швырял ею в лицо, шелестел о стены хаты, наметал Туману в будку.
   - Что, не хочется покидать нагретого места? - навешивая мешковинный фартук на лаз, заговорил с ним Ванько, отзанимавшись. - Пришла, брат ты мой псина, зимушка-зима!
   "Надо сходить к теть Лизе, взять для Веры теплую одежду, - размышлял он. - Да заодно и успокоить - небось, переживает, почему не вернулись вчера. Скажу: у Валеры, мол, день рождения, и тетя оставила ее в гостях на целый день, а то и два".
   К обеду ветер стих, крупяные заряды перешли в хлопья, а те - в настоящий снеговал. Проселок и гравийка, которыми Ванько с Борисом держали путь на станицу, повлажнев, еще чернели, а вот жухлая трава по сторонам на глазах исчезала под пуховым покрывалом. Снег был мягок, липуч, и хуторская детвора наверняка высыпала из хат - посражаться в снежки, слепить первых баб-снеговиков.
   Снежки, снеговики - об этом подумалось Ваньку. Бориса же беспокоила предстоящая встреча с Верой. Она, наверно, ругает его почем зря... И навряд ли простит страшную глупость - подсунуться с этим дурацким монистом. Из-за которого была, считай, на волосок от смерти. И не только она! Могла бы не выдержать издевательств, и тогда схватили бы всех. Страшно подумать, чем все это могло кончиться!.. И хотя, как говорится, пронесло, хорошего отношения от нее теперь не жди... Да и было ли оно вообще? Вот уже с год, как он к ней всей душой, а она к нему? Всей спиной. Как, действительно, мегера: не дотронься, не обними, делай так, а не этак. Может, лучше вообще не появляться ей на глаза!..
   - Слышь, Вань, - сбавил он шагу, - я, пожалуй, вернусь. Делать мне там особо нечего...
   - Ну, знаешь! - догадался тот о причине. - Будь мущиной. Заварил - так расхлебывай. Я вот пробую поставить себя на ее место. И вижу два варианта ее отношения к тебе после всего случившегося. Один - это если ты для нее так себе, серединка наполовинку; она ведь еще пацанка, ей простительно. Так вот, в этом случае она может (и имеет на то полное право) отчитать тебя или даже презирать за дурость. Другой вариант - когда она и упрекать-то не станет. Если ты ей нравишься, то нет такого греха или проступка, которого не простишь любимому человеку! И потом, ты ведь хотел сделать ей приятное, и она, небось, обрадовалась подарку; они до всяких безделушек охочи. Так что ты раньше времени не казнись.
   Доводы товарища до некоторой степени развеяли сомнения, и Борис зашагал веселее.
   - Не боишься, что после вчерашнего фрицы понаставят везде наблюдателей и станут хватать всех подозрительных? - высказал он опасение на подходе к железнодорожному переезду.
   - Лицо ты мне изгваздал вчера - насилу отмыл. А одеты мы по-другому попробуй теперь узнай в нас налетчиков! Которому я дал по черепку, он, конешно, очухался; но не думаю, что устроит большой тарарам. Это ведь позор: какие-то пацаны - и едва не угрохали матерого гестаповца!
   - Я тож так думаю, - согласился с ним Борис. - Единственная для них зацепка - это выйти на Рудика, говорившего с ними по-немецки. Но, по-моему, тут тоже дохлое дело.
   Переезд был безлюден, если не считать часового у моста через ерик. Он на них даже не посмотрел. Еще через четверть часа их, чихая и потягиваясь, приветствовал Жучок, а спустя минуту выскочила сияющая Тамара.
   - Мы тут за вас переживаем да волнуемся! - сообщила она.
   - А мы за вас. Как тут, куток не прочесывали?
   - Пока нет, но держим погреб наготове и выглядываем поминутно.
   Зашли в комнату. Федя с Валерой, листая книжку, рассматривали картинки; Вера встретила гостей у порога. С виноватым видом Борис зашел последним, боясь встретиться взглядом с пострадавшей. Но, оказалось, напрасно опасался он ее неприязни: Вера кинулась к нему первому и, обняв (чего за нею пока не водилось), прильнула к его стылой щеке; он почувтвовал, как что-то горячее обожгло кожу лица... В следующую минуту, вся в слезах, потянулась она к Ваньку. Тот поднял ее, как ребенка, мизинцем смахнул слезинки.
   - Ты че плачешь? А ну перестань! - Посадил ее на диван, сел рядом; Борис пристроился с другой стороны.
   - Это я от радости... Когда сидела, привязанная к табуретке, думала никогда больше вас не увижу. А ночью сон нехороший приснился. Будто вас поймали и хочут казнить...
   - Успокойся и расскажи нам, как все это случилось, - попросил Ванько. Тетя взяла на руки "сынулечку" и Федя тоже приготовился слушать.
   - Да как... Шли через станцию, Тома впереди, а я немного сзади. Напротив базарчика немец: подозрительно так уставился на меня, а потом хвать за косу! Рассматривает монисто и что-то белькочет. Сердито, аж в лице меняется... Притащил меня в тот домик, а там еще один. Снял монисто, показывает ему, а тот и себе - как психанул, думала сожрет живьем. Потом прикрутили меня к стулу, один куда-то ушел и через некоторое время вернулся с начальником.
   - Привел, видать, незадолго до нашего появления?
   - Да, их не было долго... Сижу ни живая, ни мертвая. Проволка повпивалась, сперва было больно, а потом тело как занемело, перестала чуйствовать. Не знаю, что им от меня нужно, в голове всякие страшные мысли. Что вы меня выручите, я ведь уже и не мечтала... Этот, третий, сразу начал выспрашивать, он немного понимает по-нашему, где, мол ты взяла это? Монисто, значит. Кто, говорит, тебе его дал. А я видела, как они сравнивали цвет с теми проводами, что у них. Догадалась, что Борьке и всем вам грозит опасность и решила правды не говорить. Нашла, говорю, на станции. Когда? спрашивает. Кто еще был при этом? Где живу, добивался. Сперва по-хорошему, уговаривал, а когда увидел, что я забрехалась, стал кричать, бить по лицу... Грозил сделать из меня какой-то биштек.
   Вера снова заходилась хныкать и тереть глаза.
   - Не плачь, - сказал Ванько в утешение, - я за тебя отомстил: наварил ему на голове такую шишку, что нескоро забудет.
   За ночь следы от побоев не сошли, напротив: четче обозначились синяки; нос и губы все еще были припухшими. В таком виде, как Ванько и предполагал, ей попадаться на глаза посторонним было нельзя.
   Под вечер Федя с Борисом засобирались домой, а Ванько - на тамарин край: проведать Сережку и заодно забрать из сарая винтовочные патроны, так как порох, столь необходимый при добывании огня, давно закончился.
   - Заночевали б вы у меня, - предложила тетя. - А то мы все одни да одни, сыночку моему скушно. А завтра все вместе и пойдете.
   Ее горячо поддержала Тамара, и ребята остались.
   С н е г шел недолго и к вечеру наполовину стаял. Снова стало серо, неуютно и сыро. На макушках деревьев покачивались на ветру голодные вороны и мрачно, пронзительно каркали. На унылых улицах не попадалось ни взрослых, ни детворы.
   В соседнем со спиваковским дворе Ванько увидел женщину и подростка, пиливших на козлах какую-то ветку от фруктового дерева. Заметив приближающегося к ним человека, женщина перестала дергать поперечку, малец тоже обернулся в его сторону. Вдруг он сорвался с места и с криком "ура! Ко мне друг пришел! " бросился к Ваньку. С ходу растопырив ноги, чтоб не вымазать обувью, сиганул ему на грудь. Гость подхватил его, подбросил выше себя, поймал и поставил на ноги.
   - Ну, здорово, дружище! - осторожно пожал ему ладошку. - Вот, выполнил обещание - пришел к тебе в гости. Не ожидал?
   - Не-е... Я думал, что ты обманул.
   - Ну, брат! Друзья не обманывают.
   Подошли к улыбающейся матери. Это была моложавая, приятной наружности женщина лет тридцати.
   - Здравствуйте, Елена Сергеевна! - Ванько высвободил руку - мальчуган терся о нее лицом, словно игривый котенок - и протянул матери. - Меня зовут Иваном.
   - Вы, видимо, тот самый молодой человек, что помог Сереже вернуть карандаши?
   - Был такой случай... Вы, теть Лена, обращайтесь ко мне на "ты", а то неудобно: я всего на пяток лет старше вашего сына.
   - В самом деле? А по виду не скажешь. Ну, пройдемте в хату...
   - Давайте сначала допилим, а то получается, что я вам помешал.
   - Можно и так. У нас совсем нечем стало протопить. Сережа все сухие ветки в саду поспилил, теперь вот старую яблоню решили пустить на дрова. Да только она нам не очень поддается, - посетовала она на житейские трудности.
   Ванько осмотрел поперечку: развод имеется, а вот зубья давно забыли, что такое напильник.
   - Да, с нею сильно не разгонишься... У вас напильника треугольного, случайно, не найдется?
   - Найдется! Наш папа столяром был, у него всяких напильников навалом, доложил Сережа. - Мам, можно, я поищу? - И он убежал.
   - А колун у вас имеется? - Ванько заметил кучу потемневших от времени чурбаков, сложенных в сторонке. Они со всех сторон общипаны были топором; поколоть - у хозяев, похоже, не хватило силенок.
   - Есть и колун... - Елена Сергеевна покосилась на кучу. - Но они такие суковатые, что им и ума не дашь...
   - Ну, это мы еще посмотрим, скажи, Серега? Притащи-ка колун!
   - Ты, мама, даже не представляешь, какой он сильный! - отдавая напильник, воскликнул малец. - Он их в щепки раздербанит.
   Действительно, не прошло и двадцати минут, как чурки "раздербанены" были на мелкие полешки. Дрова снесли в сарай и сложили в штабель.
   - Это ж надо! - радовалась хозяйка. - Даже не верится: не было ни дровинки и вдруг - целый кубометр! Спасибо тебе, сынок, преогромное!..
   - Ерунда, теть Лена, не стоит благодарности.
   Наточив пилу, которая пока не понадобилась, прошли в хату. Здесь в углу над столом с точеными ножками мерцала слабая лампадка, освещая икону с наброшенным вышитым рушничком. Ее света было достаточно, чтобы заметить образцовый порядок в обстановке комнаты. Оставив обувь у порога, присели на лавку с ажурными спинками, свидетельствовавшими, что ее создатель - это, видимо, был отец - любил и знал свое дело.
   Мать заходилась мыть под рукомойником ботинки, а у ребят завязался оживленный разговор.
   - Мама, он останется у нас и ночевать! - с радостью сообщил Сережа, когда она, закончив, вытирала руки.
   - Вот и хорошо: на дворе уже стемнело. Сейчас приготовлю вам поужинать.
   - А че это у вас такой свет, тоже керосин кончился? - поинтересовался гость.
   - Уже забыли, как он и пахнет... Спасибо бабушке: она у нас верующая, припасла масла лампадного. Но тоже уже мало осталось.
   - Мы его экономим, - добавил Сережа. - Токо с вечера светим, и то недолго.
   - А как с огнем, у тебя есть кресало?
   - Не-е... Бегаю к соседям за жаром. Знаешь, как надоело!.. Принесу в чугунке, а после с мамой дуем-дуем, пока пламя загорится. У меня так аж голова кружится и в глазах темнеет.
   - И с огнем беда, и куда ни кинь - всюду одни беды... Позови, сынок, бабушку, будем ужинать.
   Сережа вышел в соседнюю комнату и вскоре вернулся, таща за руку старуху (та, видимо, шла без особого желания). Ванько поднялся, поздоровался легким поклоном.
   - Здравствуй... Ты, детка, чей же будешь? - Она подошла ближе, подслеповато щурясь.
   - Он, бабуля, живет далеко, ты его не знаешь! - объяснил внук громко, поскольку бабка была, похоже, глуховата. - Помнишь, я о нем рассказывал? Он пришел в гости специально ко мне!
   Сославшись на отсутствие аппетита, бабуля вернулась обратно. Проводив ее, Елена Сергеевна присоединилась к ужинающим и сама. Поглядывая на ребят, улыбалась довольно: приятно было видеть горячую привязанность сынишки и то, что гость ведет себя с ним на равных, слушает его с неподдельным вниманием. Ужиная, они в то же время рассматривали рисунки, поворачивая их к тощему свету лампадки.
   - Мам, сделай нам свет поближе, а то плохо видать! - попросил художник, довольный похвалами друга.
   - Вы бы, сынок, отложили это дело до утра, - посоветовала она. - Не дай бог, погаснет - останемся и без такого. А мне еще и со стола убирать, и постели стелить.
   - И правда, Серега, - завтра и досмотрим, - поддержал ее Ванько. - Но скажу тебе честно, я уже убедился: получается у тебя классно! Мне в жисть так не нарисовать. Молодец, из тебя получится настоящий художник. - Отложив альбом, обратился к матери: - Теть Лена, в прошлый раз из слов Сережи я понял, что вы со Спиваками были добрыми соседями...
   - Они были милые и скромные люди. Причин для ссоры не возникало, сказала она, вздохнув. - А вы с Тамарой, выходит, были школьными друзьями?
   - Учились в одной школе. Вам о ней что-нибудь известно?
   - Их с отцом забрали в полицию. Не знаю, как уж получилось, но отец застрелил полицейского. Мы надеялись, что там разберутся и девчонку отпустят, но вместо этого следующей ночью увезли и мать с малышом. Потом слух прошел, что родителей казнили... А что сталось с Тамарой и братиком никто не знает.
   - Так я рад вам сообщить: они с Валерой живы и здоровы.
   - Что ты говоришь! - встрепенулась Елена Сергеевна. - Ты их видел?
   - Перед тем, как идти к вам. От Тамары вам большой привет.
   - Спасибо... А я все эти дни сама не своя: что с ними, бедняжками, сталось? Их что, отпустили?
   - Как же! От фашистов дождешься... - И Ванько рассказал то, что уже известно читателю.
   - Я слов не нахожу, чтобы выразить, как ты меня обрадовал! - заметила она под конец. - Прямо камень с души... Спасибо тебе и от меня.
   - И от меня тоже! - вставил Сережа.
   - Еще я беспокоилась, что не смогу передать кое-что из их барахлишка да вещичек. Клава - это их маму так звали - как чувствовала, что придут и за нею. Попросила сложить все это в узел и сохранить. Надеялась, сердешная, что деток не тронут.
   - Мы с ребятами тоже надеялись, что ее, такую больную, оставят в покое, - сказал Ванько. - На другой день утром пришли узнать, но...
   - Сережа говорил, что ты и во двор заходил.
   - От него я узнал, что ночью приезжали на машине, можно было и не ходить. Но Тамара сказала, что в сарае спрятано кое-что, представляющее для нас интерес.
   - А что это такое? - тут же заинтересовался пацан.
   - Кой-какие боеприпасы.
   - А почему мне не показал?
   - Времени было в обрез. Кроме того, на соседней улице ждали товарищи и переживали, не попал ли я в засаду. Теть Лена, тогда у них возле сарая лежало несколько срубленных акаций. Они еще там, не знаете?
   - Бревна лежат, я видел вчера, - сообщил Сережа. - А кизяки уже кто-то забрал. И стекла из окон вытащили.
   - Я встану пораньше, так вы не обращайте внимания. Схожу в сарай, заберу остальное.
   - Тоже боеприпасы? - поинтересовался сосед.
   - Не только. Там есть кое-что и для тебя. Пока не скажу, что; пусть это будет сюрпризом.
   - А что такое "сюрприз"?
   - Ну, вроде подарка. Этот, как его, Гаврюха, кажется, - он тебя больше не задирал?
   - Не-е! Он теперь меня боится трогать.
   - Давайте, ребятки, заканчивать разговоры, пора ложиться спать, напомнила мать. - А то скоро и с вечера нечем будет посветить.
   - Да и я собирался встать еще до рассвета. Надо с этим узлом выйти затемно, а то примут за вора, - поддержал ее Ванько видя, что малец с доводами матери не согласен.
   - Тогда, чур, с тобой буду спать я! А ты, мама, иди к бабушке на печь.
   - Хорошо, сынок, так и сделаем, - улыбнулась та.
   Незадолго до рассвета Ванько проснулся (умел делать это без помощи будильника), оделся и бесшумно вышел во двор. В сарае без труда нашел место, где зарыт противогаз и подсумки с патронами. Отвинтив маску, ее и обоймы сложил в сумку, остальное зарыл обратно. Выйдя, приподнял акациевый хлыст тот оказался ему под силу. Все пять бревен перетаскал во двор - классные будут дрова! Управился затемно. Вернувшись в хату, в потемках натолкнулся на Елену Сергеевну: одетая, она сидела возле посапывающего Сережи.
   - Теть Лен, вы че не спите?
   - Услыхала во дворе возню, - сообщила она полушепотом. - Испугалась, пришла к вам и обнаружила, что тебя уже нет. С чем ты там возился?
   - Перетаскал те бревна к вашему сараю. Как-нибудь придем, распилим на дрова.
   - Да как же ты их осилил, такие тяжеленные?! Мог ведь надорваться...
   - Они оказались не такими уж и тяжелыми.
   - По земле волочил?
   - Да нет, на плечах. Следов видно не будет.
   - Да я не к тому... Их как-то дедок какой-то хотел утащить, да не подюжил. Вот я и побоялась...
   - Не бойтесь, я к тяжестям привыкши. Мне ложиться уже не стоит, поспешил он переменить тему, - еще немного - и отправлюсь к своим. Коптилку зажечь нечем?
   - Нет, сынок, теперь только утром.
   - Я почему и спросил. Могу вам в этом помочь. Клочок бумажки найдете?
   - Поищу. Большой?
   - С рублевку или чуть больше.
   Он достал из специального кармашка "зажигалку" - пулю с надпиленным носиком, для безопасности втыкаемую в гильзу острым концом внутрь. Разрядил один из принесенных патронов, отсыпал щепотку пороху на ладонь и стряхнул на светящуюся голубым черточку на бумажке, оставленную зажигательной пулей. Порох вспыхнул, бумажка взялась пламенем.
   - Прямо чудеса какие-то! - воскликнула удивленная хозяйка, зажигая лападку.
   - Эти чудеса, если хотите, могу оставить вам. Чтоб Сереже не бегать каждый день за угольком. Не побоитесь?
   - А это опасно?
   - Не очень. Если быть аккуратным. Надо, чтоб содержимое этой вот пули не попало на кожу, иначе будет ожег. Ну а если все-таки случится промашка, тоже не страшно: сразу опустить руку в воду и стереть тряпкой. Так как?
   - Заманчиво, конечно... Покажи еще раз, как это делается.
   - И покажу, и вы при мне повторите. Поверьте, ничего сложного нет!
   Продемонстрировав наглядно и предложив то же самое проделать ей, он оставил хитрую зажигалку, а также насыпал в стакан пороху, разрядив для этого несколько патронов.
   - Эту сумку спрячьте в надежном месте, - попросил под конец. - Я за нею приду позже. Сереже, когда проснется, привет. И большое вам спасибо за сохраненные вещи, они будут очень кстати.
   - Спасибо, сынок, и тебе. Привет от нас Тамарочке и Валере. Будь осторожен: на нашем краю ходить небезопасно, - напутствовала она, проводив за порог. - Немцы или полицаи по ночам, иногда под самое утро, кого-то расстраливают в карьере неподалеку отсюда. Не приведи господь нарваться!