Тютерев Федор. Необыкновенные приключения юных кубанцев

   - А мы своим молодой кукурузы наварили. Правда, с колхозного поля, заметил Андрей. - Тогда, может, кукурузу выломать, она почти вся поспела.
   - И выломать бы и кочаны на горище поднять, и бадылку срубить на корм коровке. Тожеть не знаю, чем зимой кормить стану...
   - Завтра же с ребятами займемся вашей кукурузой!
   - Но у миня, сынок, и заплатить-то вам нечем.
   - А никакой платы и не надо. Батьки наши кровь проливают - о плате не думают. Это самое, - поспешил он переменить тему разговора, не желая выслушивать обычные в таких случаях "ну, дай вам бог" или что-нибудь вроде этого. - Вы и вправду меня крестили или понарошку кресной доводитесь?
   - Ну как же, конешно крестила!
   - Прям у попа в церкве? - спросил с пренебрежением; как пионер он не признавал бога, с предубеждением относился к религии и попам.
   - Не в церкве, но крестил батюшка настоящий. Та чи матъ тебе не рассказувала? Так неладно получилось, что не приведи господь...
   - Не-е... А че такое? Расскажите.
   - Може, як-нибуть другим разом? А то я ище с коровкой не управилась
   -Я, мам, коловку напоил, - сообщил Никита, подсаживаясь и тоже приготовившись слушать. - Ажно два ведла выпила. Я маленьким веделком наносил.
   - Ты у меня молодчина, - погладила его по вихрам мать. - А в обед подоил?
   - Ага. Боле полведла начвилкал. Токо мы ево усе и выдули.
   - Ну-ну, вы у меня умницы!
   Васятка уже "надудолился" и теребил серебряную, полумесяцем, сережку в ухе матери, то и дело поводя язычком по распухшей губе. Поцеловав его в лоб и обе щеки, крестная стала расскзывать:
   - Было ето в двадцать семом году... Жили мы тогда на Ставропольщине, в селе Малая Джалга. Церкву уже были закрыли, но батюшку еще не выслали. Ну, люди потихоньку и несли к нему крестить на дом. Бабушка твоя на-абожная была, царство ей небесное: с тем что крестить и усе тут. Ну, чи крестить, то и крестить - родителям перечить было не принято, хотя батя твой был уже партейный. Кумой быть попросили меня, а в кумовья взяли... да ты кресного помнишь. Царство и ему небесное, - вздохнула Ивга. - Призвали в один день с твоим батей, а через полгода уже и похоронку принесли... Так от, укутали мы тебя потеплей и вечерком - как зараз помню: снегу навалило, месячно, морозец за нос щипеть, было ето у середине ноября - понесли мы тебя у двоем с кумом к тому батюшке домой. Бабушка снабдила нас узелком - четвертинку сальца да с пяток яиц приберегла для такого случая; жили вы бедно. Приходим. Принял батюшка подношение, отнес в другую горницу, вернулся и видим: хмурится; видать показалось маловато.
   - Они, дармоеды, привыкли грабить простой народ! - заметил Андрей неприязненно.
   - Здря ты, сынок, говоришь такое, - заступилась за попов крестная. Святые отцы жили тем, что прихожане пожертвують добровольно. А што нашим подношением недоволен стал, так ить и для нево трудные времена настали: отправлять службы запретили, доходу нет, а детишек - их у ево пятеро было чем-нито кормить нада... Так от, покрестил он...
   - Мам, а як крестють, расскажите, - попросил уточнить Никита.
   - Як крестють? Када, бывало, в церкве - любо посмотреть: люди усе нарядно одеты, в церкве празнично, обряд правитца неспеша, торжествено. Она вздохнула, помолчала. - А када Андрюшу крестили, управились враз: прочитал проповедь да наставление - вот и усе крещение. А вот с наречением вышло, как бы ето сказать... нехорошо получилось...
   - А что случилось? - спросил бывший новорожденный.
   - Что? Полистал батюшка книжку, где сказано, в какой день каким именем нарекать новорожденного, - полистал он ее та и говорыть: нарекается, мол, новорожденный раб божий Пахнутием.
   - Пафнутием? Это он, гад, назло! - возмутился крестник.
   - Хто ево знаить... Може, хотел поторговаться: мол, прибавьте платы, тогда поищу имя покрасивше. А кум як рассвирепел, як хватаеть того батюшку за бороду - да головой об стену, об стену. Это, кричит, тебе пахнутий, а это - махнутий! Ищи подходящее имя, не то усе волосья повыдергаю. Ну, и нарек он тебя Андреем... От так, сынок, тебя и крестили. Лучше б уж никак, закончила рассказ Ивга.
   - Мам, а миня тожеть так крестили? - поинтересовался Никита.
   - Нет, сыночек, тебя крестили не тайно и по усем правилам, как положено, - в святой церкве. Уже опосля дедушка Сталин обратно разрешил богослужение. А тех, которые до этого запрещали, усех потом засудили.
   - А почему ж церквя не работали у нас? Вон в Ивановке - какая красивая, а забросили, - спросил Андрей.
   - Это уже опосля... Объявили на собраниях, что религия - дюже вредный для народа опум.
   - Не "опум", а "опиум", - уточнил он. - Отрава, значит, навроде пьянства или курения. Потому как никакого бога нет и никогда не было. Это доказано наукой, и нечего советским людям грамотные мозги затуманивать!
   - Може, и нет... - не стала спорить крестная. - А токо нихто ище на небе не бывал и не знаить, як оно и что... Заговорилась я с вами, ребятки, спохватилась рассказчица, - а у миня работы набралось - за день не переделать.
   - Никак разрешил остаться дома? - удивился Андрей.
   - Об етом твой сусид и слухать не хочеть! Завтра чуть свет велел быть на картошке.
   - Да-а, дожили, - посочувствовал шеф. - При наших хоть один выходной давали.
   - Тут уж не до выходного! - кладя уснувшего сынишку в колыбель, посетовала мать. - Отпускали б в обед хуть на минутку - и на том бы спасиба. Цельный день душа болить: как там дети хазяинують, не случилось ли беды, особливо с маленьким. Седни бжола чи оса ужалила, а завтра, ни дай бог, гадюка укусить или ище какая напасть...
   - Насчет Васятки что-нибудь придумаем, - пообещал он. - Борис своего Степашку носит к Вере Шапориной. Спрошу, может, и за нашим согласится присматривать.
   - Попроси, Андрюша, попроси, детка! - обрадовалась Ивга. - У миня бы прям гора с плеч. Я уж ее чем-нито отблагодарю.
   - Да, вот еще что, - пришла ему "ценная мысля" перед самым уходом. Будете копать картошку - завтра или в другой раз - постарайтесь оставить нетронутыми несколько рядков. Так, чтоб меньше кто видел. Пометьте, а потом покажете нам: мы посля выкопаем для вас. Разве ж можно в зиму оставаться без картошки!
   - Ой, спасибо, што надоумил! - обрадовалась крестная. - Обизатильно зделаем. Мешочка хотя б с три-четыре - и то б хватило и исть, и на посад.
   Веру упрашивать не понадобилось. - Нехай приводит, мне что пятеро, что шестеро - без разницы. И платы никакой не надо!
   Выяснилось, однако, что в пригляде нуждаются еще трое малышей такого же, ясельного возраста. Заявки поступили и от других шефов - Феди, Ванька и даже Мишки: у их подшефных тоже имелась мелкота, Вера не отказала и им; но ораву в девять огольцов - у нее самой пятеро братьев помладше - потянуть, ребята это понимали, одной ей невмоготу.
   - А что, ежли пригласить в помощницы Марту? - предложил Андрей. Я уверен, она согласится.
   В ответ на это предложение Борис нахмурился, Федя промолчал, а Миша возразил без всяких обиняков:
   - От них нужно держаться подальше! - И добавил: - Обойдемся без предателей.
   Тут следует пояснить.
   Некоторое время назад он, живучи по соседству, первым "засек", что за матерью Марты заезжала "фрицевская легковая". А по хутору расползся слух, что квартирантка деда Готлоба, как только в учетчицкой учредили комендатуру, поступила к немцам в услужение. И хоть работала всего лишь переводчицей, хуторская молва стала именовать ее не иначе, как предательница и даже немецкая шлюха.
   Что до предательства, то Андрей смекнул сразу: верняк поступила на работу к фрицам по заданию наших; насчет же остального - Марта заверила: "Мама никогда не изменит Родине и тем более папе! " Оттого, что нельзя рассказать об этом товарищам, он мучительно переживал. Но продолжалось это недолго. Вскоре Марта сообщила: намечается изъятие какого-то зерна, которое хуторяне якобы похитили из колхозных амбаров. Более того, передала список, у кого намечается произвести обыски. В нем Андрей нашел свою фамилию, четырех своих друзей и всех тех, кому ребята в тот день помогли нагрузить возки и докатить до дому - всего более десятка фамилий только на их порядке.
   Надо было срочно что-то предпринимать! В одиночку вряд ли справиться, и он рассказал обо всем Ваньку. Вдвоем, не посвящая в "военную тайну" остальных ребят, они сделали так, что когда на следующее утро нагрянули полицаи во главе с очкастым, круглым, как колобок немцем, они по указанным адресам ничего не нашли. Предупрежденные заблаговременно, хозяйки зерно спрятали кто в кукурузу посреди огорода, кто через дорогу в подсолнухах, кто прикопал оклунки землей. Экспроприаторы укатили не солоно хлебавши - ко всеобщей радости, и никто не знал, кому обязаны такой удачей.
   В том числе и трое из единомышленников. Потому и встретили предложение Андрея относительно Марты холодно, если не сказать неприязненно. Заступился за нее Ванько:
   - Ты, Мишок, не прав. Во-первых, дети за родителей не в ответе. И потом, Марта нашему Деду внучкой доводится, - может, у тебя и к нему недоверие?
   - Его я уважаю, - буркнул тот. - Он-то надежный.
   - Марта свою надежность тоже доказала - на летчике! - напомнил Андрей.
   - Я, воще, не настаиваю, - пошел на уступки Мишок. - Ежли вы за, то и я не против.
   - А как вы? - вопрос к Борису и Феде.
   - А что если... Клавку Лисицкую? - робко предложил последний.
   - О! Точно! - подхватил идею Миша. - Нехай лучше Клава Пушок. Они с Веркой и живут почти по соседству.
   - А вдруг она не захочет? - возразил Андрей.
   - В общем, сделаем так, - рассудил Ванько: - Поручим Андрею, раз он так уверен в Марте, попросить ее - Вере помощница нужна уже завтра. А Федя пусть поговорит с Клавой, она тоже лишней не будет.
   - Я не смогу... - отказался рекомендатель, смутившись. - Пусть лучше Мишка. Они за одной партой сидели, ему легче договоритъся... поэтому.
   - Ну хорошо, поручим это дело тебе, Мишок. Можешь так, чтоб поделикатнее?
   - Запросто. А откажется - я ей косы поотрезаю!
   - Только попробуй! - пригрозил Федя, чем окончательно разоблачил себя перед всеми.
   Был, надо сказать, еще один вариант - Нюська Косая. Она и живет-то в двух подворьях от Шапориных; но Борис заверил, что Вера в помощницы ее не примет, поскольку глубоко презирает за непутевое поведение.
   - Сама так боится, чтоб я, не то что обнять, а и пальцем не дотронулся, а ревнивая - жутко, - привел он еще одну причину недолюбливания соседки.
   Андрей знал, что говорил: Марта даже в ладоши захлопала от радости. Коротать дни в одиночестве - "такая скукотища!". Так что назавтра у Веры уже имелась компанейская и добросовестная помощница. Не понадобилось и Мишке грозить отрезанием кос: выслушав, Клава тоже загорелась желанием "не сидеть по домам, сложа руки, когда Родине так тяжело". Это он для верности процитировал ей строчки из последнего фединого стихотворения.
   Теперь день у ребят начинался с доставки "своих" яслят к Вере домой. Здесь же намечали они, чем заняться днем. Работы хватало: приспела пора управляться с огородами, и в просьбах-заявках недостатка не было.
   Копаясь в чьем-либо огороде, не забывали наведываться и к нянькам - не надо ли чего подсобить и им; делать это охотно вызывался Федя.
   Матери возвращались с работы поздно, усталые донельзя, и малышей ребятам приходилось самим же и разносить вечером по домам. Андрею в этом охотно "составляла компанию" Марта. Узнав однажды, что его сосед неравнодушен к Клаве и при этом ужасно застенчив, она на следующий день, улучив минутку, спросила: - Ты, Клавочка, ничего не замечала? По-моему, один из наших мальчиков как-то по-особому на тебя поглядывает... Мне показалось, что ты ему жутко нравишься.
   - Не-ет, - протянула та удивленно. - А кто?
   - Ну... может, мне только показалось, - ушла от ответа. - Ты присмотрись-ка сама.
   "Наблюдение" подружки - а, надо сказать, девочки сошлись легко и сразу же подружились - Клаву немало заинтриговало... Ей шел тринадцатый год, а это, как известно, тот возраст, когда подобная новость не может не взволновать.
   С нетерпением дождавшись, когда ребята, лихо перемахнув через ивовый шапоринский плетень, отгораживавший подворье от улицы, с веселым гомоном вновь появились в "садике", она старалась разгадать загадку по их глазам. И абсолютно ничего не заметила. Андрей, улыбаясь, тут же подошел к Марте и стал что-то увлеченно рассказывать. Борису Вера сразу же вручила два порожних ведра, и он отправился к колодцу за водой. Про Ванька она знала, что тот долго еще будет помнить Варю - ему не до нее. Мишка? Ну уж нет! Несурьезный, баламут и девчонок за людей не считает; к тому же моложе ее. Это он, Патронка несчастная, дал ей кличку "Пушок" - за то, что зимой ходила в школу в белой пуховой шапочке - мохнатой, из козьего пуха, которую бабушка связала ей ко дню рождения. Остается Федя... Он, конечно, мальчик что надо. Долго возился с нею, помогая разобраться с задачками про бассейн и трубы, когда через одну вода наливается, а через другую - наоборот. Долго потому, что умышленно делала вид, будто никак не "врубится ". Еще тогда она влюбилась в него по уши, только он ничего не заметил...
   На следующий день своими безрезультатными наблюдениями она поделилась с Мартой.
   - Ну, значит, мне просто показалось, - не раскрыла подружка тайны и в тот раз. - А тебе, вообще, кто-нибудь из ребят нравится, если не секрет? поинтересовалась на всякий случай.
   - Признаюсь тебе по секрету: еще с прошлой зимы мне нравится Федя. Но разве ж я ему пара? . .
   - Почему ты думаешь, что он тебе не пара?
   - Да не он, а я ему не пара: он такой умный. И к тому ж еще поэт.
   - Ты, по-моему, тоже неглупая и к тому же очень красивая девочка.
   Так ответила Марта и решила испробовать тот же прием по отношению к нерешительному влюбленному: "под большим секретом" поделилась и с ним своими якобы наблюдениями.
   На следующий день уже он внимательно посмотрел в глаза Клаве и даже попросил помочь донести мачневскую малышку Олю. Та согласилась охотно. И с того вечера ей не страшно было возвращаться домой через балку: у нее появился постоянный, очень обходительный и надежный провожатый.
   Андрей загодя предупредил Марту, что с утра придут выкопать дедушкину картошку. Она осталась дома и к приходу ребят напекла пшеничных оладьев, а Деда приготовил большую миску душистого майского меду (он держал два улья пчел).
   Последнее время внуковы друзья нечасто баловали старика своим вниманием, и он был искренне растроган, когда те, прибыв, крепко жали ему руку, проявляя прежнее доброжелательное отношение. Не разлюбили, пострелята, старого наставника! А что может быть лестнее и дороже, чем добрая память тех, кому не скупился он в свое время на дружбу и внимание.
   С восторгом встретил старых знакомых и Тобик: пес помнил приятелей былой своей хозяйки...
   Копкой картошки занимался обычно Ванько. И сегодня он прихватил свою, особую, лопату: по ширине - с совковую подборку, откованную из стального лемеха на заказ элеваторским кузнецом Серафимычем. Неподъемную для других, он легко вгонял ее под куст без нажатия стопой, и уже через несколько минут, ковыряя, словно бульдозер, обеспечил всех работой; клубни дружно застучали о ведра.
   Борис, из уважения к помощнице своей "мегеры", которая не могла ею нахвалиться, держался возле Марты и всячески старался услужить: относил высыпать наполняемые ею ведра, развлекал байками, на которые был непревзойденный мастак.
   - Слышь, Марток, не утруждала бы ты свои нежные лапки, - предложил он ей. - Займись чем-нито, а мы и без тебя управимся.
   - Посмотри, - обиделась она, показывая ладошки, - какие ж они нежные? Видишь мозоли - вот и вот. Я не белоручка!
   - Это я уже давно заметил, - согласился доброхот. - Беру свои слова назад. А хочешь, поделюсь жизненным опытом, как нужно управляться с домашним хозяйством. С этим у меня - будь спок!
   - Поделись, - не стала та чураться чужого опыта. - Позаимствую, если он стоящий.
   - Оченно дажеть стоющий! Можешь не сумлеваться.
   -А я и не сум-ле-ваюсь.
   Ей знакома уже была его манера "украшать" речь простонародными словечками (в обычном разговоре он ими не щеголял), и она догадывалась, что Борис хочет ее посмешить, воспользовавшись подходящим случаем.
   - Токо я не у виде лекции. Расскажу один пизот, случившийся - Мишка не даст сбрехать - у самом деле. Вот токо опорожню ведра.
   - Ну щас накидает, хуть эскиватором отгребай! - усмехнулся Миша. - Не стоко правды, скоко присочинит.
   - Дело, значитца, було так, - начал, вернувшись, Борис. - Собрались однажды мои папаня с маманей в станицу за покупками. Было это давно, еще до войны... в конце, кажись, июня и под воскресенье. Ну, дает мне маманя с вечера наказ. Ты ж, говорит, сыночек, смотри тут: мы возвернемся где-то аж после обеда, оставляем хозяйство на тебя - чтоб был полный порядок. Долго не спи, а как встанешь, первым делом выпусти квочку с цыплятами, посыпь им пшена и налей в сковородку воды. Да почаще потом поглядывай, не нашкодила бы шулика. Коршун, значит. Хрюшка заскургычет - наложи ей в корыто жратвы, ведро будет возле сажа. И еще, сынок, вот что: в сенцах на скрыне макитра с тестом, придем - буду хлеб печъ. Так ты поглядывай и на нее: станет лезть наружу - потолкай качалкой, опара и осядет. И последнее: там же стоит махотка с топленой сметаной - постарайся сколотить масло. Ну и, конешно, жди гостинцев - пряников и конфет.
   Ванько, пропахав треть делянки, воткнул лопату и тоже хотел переключиться на выборку клубней.
   - С этим мы и без тебя справимся, - заметил ему Борис. - Ослобони лучше мешки, а то ссыпать некуда.
   - Ой, они же тяжелые, надо бы вдвоем, - обеспокоилась Марта.
   - Ко-во? Плохо ты нашего Кульку знаешь! На него, верблюда, хуть три навали - не крякнет.
   И действительно: к ее удивлению, тот, позавязывав, подхватил по мешку на каждое плечо и легко понес во двор.
   - Слухай, че было дальше, - вернулся он к прерванному рассказу. Проснулся я, аж когда солнце через окно стало так припекать, что мне приснилось, наче сам Змей Горыныч мне в глаза огонь из ноздрей пуляет. Свинья не то чтоб скургычет, а ореть так, как ежели б ей в пятачок второе кольцо замастыривали. Аж Тузик из конуры подвывает - то ли с перепугу, то ли из солидарности. Схватился, выбегаю узнать, че излучилось. Оказалось, хавронья всего-навсего жрать требует. Перебьешься, говорю, не околеешь; сперва цыплаков выпущу. А она, каналья, увидела меня - и пуще прежнего завизжала. Ладно, сам себе думаю, ублаготворю, а то аж в ушах лящит. А у ней в сажу, как всегда, дерьма выше копыт. Хотел из корыта вычистить, открыл дверку, а она, вражина, ка-ак сиганет через него наружу, чуть меня не повалила. Бодай ты, говорю, сдохла! 3нал бы, что такая наглая, не стал бы и гигиену наводить!.. Ну, вытащил корыто из сажа, почистил, вывалил в него все, что было в ведре, - жри, тварюка, хуть тресни, чтоб ты подавилась! А она, подлая, почавкала-почавкала, поковыряла - да как подденет рылом, корыто ажно вверх торомашками очутилось... Ах, вот ты как, ж-жупела вонючая! Ну, трескай вместях с мусором. Плюнул и пошел выпускать квочу. Отодвинул заслонку (они ночевали под грубой), а оттуда - десятка два желтых шариков: шустрые такие, пищат с голодухи, ищут, чего бы схавать. Поймал одного, самого сим-патичненького, разглядываю, а эта дуреха мамаша решила, видно, что я хочу слопать ее выродка живьем, - ка-ак сиганеть, как меня долбанеть!.. Хорошо, хуть не в глаз. Хотел, придурастую, ногой завдать, да промахнулся. Ну, посыпал им пшена - налетели, как цыганчата на орехи. Вертаюсь в сени, припоминаю: чтой-то мне еще наказывали? Ах, да: самое приятное из занятий - сбить масло. Взял махотку, сел на доливку, зажал промеж колен, шурую сбивалкой да время от времени на язык пробую. Тебе не приходилось масла сбивать? Э, жаль: вкуснотища! Через каких-нибудь минут пять слышу - кричит моя квоча да так усердно, будто из нее перья дергают. Выскочил, смотрю, а шулика величиной с орла, держит в когтях цыпленка и норовит еще одного сцапать; я к ней, а она - деру, токо ее и видел. "Эх ты, задрипанная, - говорю мамаше, - со мной так храбрая, чуть глаз не выдрала, а тут сдрейфовала? Ну, я те устрою!" Принес суровую нитку, ее накрыл ведром, а семейство поместил в тазик; связал всех за лапки, сантиметров по двадцать друг от дружки, и опосля прикрепил к ноге воспитательницы. Вот так, говорю, - не будете шастать, где неположено! И тебе, убогая, хлопот будет меньше, здря токо на меня выступала...
   Ванько, сбросив рубашку, продолжал переворачивать, словно лемехом, землю, ориентируясь по бугоркам от окучивания да остаткам ботвы. Мешки по мере наполнения относил без напоминания. Федя с Андреем, знакомые с рассказываемой историей, говорили о чем-то своем; Миша, слушая, изредка почмыхивал. В то время как Марта смеялась до слез. Вроде бы в рассказе и смешного-то ничего не было, но Борис умел так преподнести, что слушавший его, даже если и не обладал чувством юмора, не мог не рассмеяться. Марта в очередной раз тыльной стороной ладошки вытерла под глазами, а Борис между тем продолжал:
   - Вернулся я в сенцы - елочки-моталочки! Опара вздулась и преть из макитры; я ее качалкой, а она еще и пшикает, начи на испуг берет; но ничего, осела. Снял я и ее, поставил, на всякий случай, рядом, чтоб зевака не поймать. Сел и обратно взялся за эту самую сметану. Уже стали образовываться масляные комочки, еще чуток - и готово. И тут вдруг стрясается настоящее светоприставление, прям звериный концерт художественной самодеятельности: обратно не своим голосом ореть квоча и вроде как крыльями хлопает. Кочет объявил боевую тревогу: "Кр-р-р, кудак, кок-коко! ", Тузик рвется с привязи, ажно, слышу, будку опрокинул; хрюкала - и та вижжит как-то не по-свински. Рядом околачивался кот Барсик и тот задрал акацию - и на хвост... то исъ я хотел сказать наоборот. Ставлю махотку со сметаной к макитре, выбегаю - и что, ты думаешь, вижу? Эта контра, этот крылатый рецендивис сцапал курчонка да и вздернул в атмосферу весь садик вместях с заведующей. Преть в метре от земли, небось, пуп трещит, а не бросает, жупелина этакая! Тебе смешно, но мне стало не до смеху!.. Вобщем, я за коршуном - он от меня, а подняться выше пороху не хватает. Квоча трепыхается, волочится по траве, пока, наконец, не зацепилась за куст; тут я их и догнал. Коршун видит, авантера не прошла, отпустил добычу, еле сам ноги унес. А бедную мою квочу чуть кондрашка не схватил: уже не кричит, а токо сипение испускает. Ну, а что до чад, так те уже и клювиками не зевают... Мамашу кое-как отвязал, а их, сердешных, так связанных, будто арестанты, и положил в ведро. Сам чуть не плачу, а их успокаиваю: вы, говорю, не горюйте, я похороню вас, как героев. Вот токо сбегаю опару осажу, а то влетит мне, как сидоровому козлу... Захожу в сени, а там - мама родная! Хрюкала, этот выродок тупорылый, слопала всю сметану, опрокинула и разгатила макитру, опара расползлась по доливке... А эта мерзавка разлеглась на ней, как в поганой луже, от удовольствия кряхтит и хвостом в два колечка - туда-сюда, туда-сюда - вроде как меня приветствует!.. Тут уж я озверел до такой степени...
   - Марта, глянь, что Федя нашел! - прервал Андрей разглагольствования.
   Влажными от слез глазами та не сразу разглядела какой-то мелкий предмет в его пальцах, подошла ближе.
   - Никак это та пуля, что предназначалась тебе? - воскликнула она. - Как раз в этом месте ты и лежал, когда я вцепилась ему в рукав...
   Оставив ведра, подошли остальные, поочередно разглядывали чуть позеленевшую медную штуковину. Ванько, завершивший копку и тоже выбиравший клубни, достал из кармана пистолетную гильзу:
   - И я вот нашел - тоже, кажись тут. - Он втиснул в нее пулю, передал Андрею: - Возьми на память. И давайте поднажмем да сбегаем на ерик.
   Марте не терпелось дослушать, чем же кончилось борисово хозяйничанье, но пришлось сперва ответить на вопросы о подробностях того злополучного случая.
   - Ну и ну, воще! А я не совсем и поверил был, думал, что Андрей прибрехнул для интересности, - признался Миша.
   - Посля такого ее подвига ты, Андрюха, обязан ее на руках носить! заметил Борис. - А вечером, ежели посчастит насчет свидания, следить, чтоб ни один комарик не укусил.
   - Да ну тебя! - запустила в него картошиной Марта. - То смешил, а теперь насмехаешься... Скажи лучше, чем закончилось твое хозяинование.
   - А-а . . Сплошными неприятностями. Хрюшке я с досады чуть хвост не откусил, а мне всыпали как следует по мягкому месту.
   По окончании ударной работы всех порадовал приятный сюрприз: оладьи с медом. Надо ли описывать общий восторг?
   Марта засобиралась было снова к девчонкам, но Борис рассоветовал:
   - Они, особенно Вера, жилистые. Один раз обойдутся и вдвоем. А тебя мы берем с собой на ерик - небось, еще у нас здесь не купалась? Это ж такое удовольствие! Почти как твои оладьи с медом.
   - Ой, я же и плавать же не умею!..
   Ерунда, научишься! - поддержал инициативу Миша. - У нас есть спасательный круг, так что не утонешь.
   - Кроме того, я беру над тобой шефство, - добавил Андрей.
   - А я подменю тебя у девочек, - вызвался Федя. - Мне купаться совсем не хочется.
   - Ему Клавка лучше всякого купания, - поддел его Мишка.
   - Тогда минутку подождите, - попросила Марта и убежала в хату.
   - Смотрите мне, не утопите единственную внучку, - посварился пальцем Деда.
   Марта переоделась в белое платье с голубыми полосками по подолу и рукавам. Андрей как-то заметил, что очень оно ей к лицу, и в память об известном событии, хозяйка перевела одежку из будничных в разряд праздничных.
   - Давайте возьмем и Тобика, ему же тоже интересно, - предложила она, и все дружно поддержали. Пес, словно догадавшись, о чем речь, радостно прыгал, норовя лизнуть то одного, то другого в лицо.