— Боги не могли такого сказать, — возразил обиженный Шадамер. — Неужели они употребляют такие слова?
   — Нет, — сказала Алиса, очень осторожно отводя его руки. — Они так не говорили.
   — Тогда что же они сказали? Что ты — героиня, спасшая жизнь замечательного и обаятельного барона Шадамера?
   — Нет, этого они тоже не говорили. И вообще у меня с богами был конфиденциальный разговор.
   Алиса прищурилась.
   — Дамра, никак вы? И Гриффит здесь? Как вы сюда попали? Почему у меня кровать качается? И почему от меня самой благоухает отхожим местом?
   — Мы — на борту оркского корабля, — объяснил ей Шадамер. — Удираем из Нового Виннингэля. Что же касается выгребных ям и отхожих мест…
   — Как хорошо, что мы убрались из Нового Виннингэля. Я и сейчас вижу: вы улепетываете от стражи, а они гонятся за вами… если бы схватили — виселица, это уж точно. А то и плаха.
   Алиса передернула плечами и откинула лезущие в глаза рыжие пряди.
   — И ты больше ничего не помнишь? — спросил Шадамер.
   — Гриффит, вот теперь я по-настоящему захотела есть, — торопливо сказала Дамра. — Ты говорил, что где-то здесь можно раздобыть хлеба.
   — Пойдем, я отведу тебя на камбуз, — отозвался Гриффит. — Надеюсь, барон и Алиса не станут возражать.
   — И я с вами, — сказала Алиса. — Жуть, до чего лопать хочется.
   Шадамер поймал ее за руку.
   — Алиса, нам нужно поговорить.
   Алиса подняла голову, тряхнула ею, откидывая непослушные волосы, и посмотрела барону в глаза. Эльфы, воспользовавшись удобным моментом, удалились.
   — Нам незачем говорить. И не о чем.
   — Алиса!
   — Что, Шадамер? — Она сжала его ладони в своих. — Я знаю все, что нужно. И все помню. Между нами ничего не изменилось.
   — Нет, изменилось, — тихо возразил Шадамер.
   — Нечему там меняться, — сказала она, опуская глаза.
   — Алиса, ты ведь спасла мне жизнь. — Шадамер снова привлек ее к себе. — Из-за меня ты сама едва не умерла.
   — И поэтому ты в меня влюбился, — фыркнула Алиса, стараясь высвободиться из его объятий. — Теперь ты мечтаешь провести весь остаток жизни рядом со мной. Наплодить кучу маленьких Шадамерчиков и вместе состариться.
   — Да! — прорычал барон.
   — Что? — вскинула брови Алиса.
   — Именно так. Но только не маленьких Шадамерчиков. Маленьких Алисочек. Шестерых девчонок, таких же рыжеволосых, как их мамаша. И чтобы они изводили и мучили меня, никогда не делая того, что им велят. А еще… — Барон замолчал. — Правда, сначала придется уладить кое-какие пустяки. Во-первых, этот Камень Владычества. Часть, принадлежащая людям, теперь находится у меня. Гарет или его дух, уж не знаю кто… он говорил, что все четыре части Камня надо привезти в Старый Виннингэль. Ну, и еще кое-что. Дагнарус, Владыка Пустоты, наверное, уже напал на Новый Виннингэль, а нам приходится спасаться бегством. Но когда все это уладится…
   — Я так и знала!
   Алиса ударила его в грудь, пытаясь отодвинуть с дороги. Потом остановилась и серьезно, без тени ехидства, взглянула на него.
   — Не думаю, что у нас получится.
   — Обязательно получится. Гарет мне говорил…
   Алиса криво усмехнулась и сжала пальцы в кулаки.
   — Я не про Камень Владычества. Я про нас. Мы — как два магнита.
   Алиса с видимым усилием старалась соединить кулаки, но они отталкивались.
   — Помнишь? Я хорошо запомнила слова Бабушки. А теперь, если не возражаешь, я пойду отмывать голову от этого упоительного аромата.
   — Алиса! — Барон крепко, но нежно обнял ее. — Понимаю, ты мне не веришь. Я не сержусь на тебя за это. В самом деле, до вчерашней ночи я не сказал всерьез ни одного слова. Но выслушай меня. Не надо затыкать мне рот. Я люблю тебя, Алиса. И не потому, что ты спасла мне жизнь, — достаточно суровым тоном прибавил Шадамер, опередив ее возражения. — Уж если на то пошло, теперь мы квиты. Спасение моей жизни уравновесило собой все случаи, когда из-за тебя моя жизнь оказывалась в опасности.
   — Такого не было! — негодующе закричала Алиса, безуспешно пытаясь вырваться из тисков его объятий.
   — Было, любовь моя. Помнишь маленькую заварушку с троллями? Я тебя тогда предостерегал: «Не вздумай перебираться через мост». Но куда там! Ты поскакала… прямо в лапы к троим великанам, у которых не было иных желаний, как размозжить твою рыжую голову.
   — Ладно, я подумаю об этом, — торопливо сказала Алиса.
   — О чем? О том, чтобы выйти за меня замуж? Это правда?
   — Да, — устало ответила Алиса. — Чего не сделаешь, только бы больше не слышать балладу о троллях. А теперь, может, ты все-таки позволишь мне вымыть голову, которую не сумели размозжить тролли?
   — Я люблю тебя и с такой головой, — сказал Шадамер. — Зловонью вопреки, тебя я обнимаю. Чем не доказательство моей любви?
   Алиса с силой оттолкнула его и гордо вышла. Барон еще долго потирал ушибленную голень и думал о превратностях любви.
***
   Алиса уже не раз плавала вместе с Шадамером на кораблях. В отличие от эльфов она почти не ощущала качающейся палубы и не боялась свалиться за борт. Шадамер знал: она уговорит матросов накачать ей воды не только для мытья головы, но и для стирки. Потом ее мокрая сорочка будет вымпелом развеваться на нок-рее, а сама Алиса, переодевшись в матросскую одежду, не утерпит и вечером станет отплясывать какой-нибудь матросский танец.
   — Мы управимся с этими пустяками, — повторял себе Шадамер, растирая ушибленную голень.
   Он был один в каюте и стоял, улыбаясь солнечному свету, пробивавшемуся сквозь иллюминатор. Неожиданно облако закрыло солнце, и все вокруг Шадамера погрузилось в полумрак.
   Так всегда: обязательно откуда-то появляется облако. На этот раз даже не облако, а гряда свинцовых туч. Их столько, что еще неизвестно, удастся ли вновь увидеть солнце. Шадамер взял мешок, в котором, если верить Башэ, находилась часть Камня Владычества, принадлежащая людям. На вид — обычный кожаный мешок, весьма потрепанный. Цепочки стежков во многих местах обрывались. Как он еще весь не развалился? Умиравший Владыка Густав рассказал Башэ о магических свойствах этого мешка. Сила магии якобы охраняет Камень Владычества от посторонних глаз. Увидеть его можно, лишь произнеся тайное слово.
   — Вот будет смеху, если вдруг окажется, что все мы глупейшим образом рисковали жизнью из-за пустого мешка, — рассуждал вслух Шадамер.
   Слово «Адела» уже вертелось у него на языке. Достаточно произнести это слово, и он увидит Камень Владычества. Увидит то, во имя чего погиб Башэ. Надо, обязательно надо взглянуть на Камень своими глазами. Как любит говорить Ригисвальд, «не принимай на веру то, что требует доказательств»…
   «Теперь вы являетесь хранителем части Камня Владычества, принадлежащей людям».
   Так сказал ему Гарет. И только поэтому давным-давно умерший маг Пустоты позвал его душу в Портал Богов.
   «Но ведь я не спал, — думал Шадамер. — Я знаю это наверняка; знаю, как и то, что люблю Алису и что она (бывают же чудеса!) любит меня. Пусть она еще не догадывается об этом, но я сумею ее убедить. А пока нам всем надо решить одну пустяшную задачу: остаться в живых».
   Слово «Адела» так и не сошло с губ Шадамера. Поскрипывали снасти. В каюту долетали голоса Дамры и Гриффита. Эльфы о чем-то говорили с Алисой. Разговор то и дело перемежался Алисиным смехом.
   Шадамер приладил мешок на плечо. Лучше заранее привыкнуть ходить с ним. Барон не осмеливался оставлять мешок без присмотра. У Пустоты длинные щупальца. Пока Камень находится у него, он отвечает головой за этот «дар богов». А что будет потом — пусть решают Владыки. Он — не из их когорты. За это, пожалуй, стоит поблагодарить богов.
   — День только начался. Я еще успею приручить Алису, — убежденно пробормотал барон и тоже отправился на палубу.

ГЛАВА 13

   Древний фолиант обманул надежды Ригисвальда: там ему встретились лишь туманные рассуждения. Маг нахмурился и с раздражением захлопнул книгу.
   — Ты просто осел безмозглый, — обругал он давным-давно скончавшегося автора.
   Ригисвальд откинулся на спинку стула, пытаясь сообразить, который час. Потом стал мучительно соображать, какой же сегодня день. Он совершенно утратил представление о времени, ибо в библиотеке не было не только окон, но и часов. Плотные стены не пропускали никаких внешних звуков, и крики городских глашатаев, возвещавших полдень, сюда не проникали. Так какой же сегодня день? Помнится, здесь был Улаф. Но когда: прошлой ночью или позапрошлой? Неужели прошли уже целые сутки?
   По расчетам Ригисвальда получалось, что прошли. После ухода Улафа он тоже покинул библиотеку, отправившись спать, и проспал до позднего вечера. Затем ужинал. Ужин был прескверный; вокруг все суетились. Потом Ригисвальд вернулся в библиотеку и возобновил прерванное чтение. Значит, сейчас ночь, и она скоро кончится. Что целесообразнее сделать: пойти спать или пойти завтракать? Ригисвальд решил в пользу завтрака. В это мгновение его осторожно тронули за плечо.
   Он поднял глаза. Перед ним стоял глава Ордена Боевых магов.
   — Мне подсказали, где я смогу вас найти, господин Ригисвальд, — соблюдая неукоснительные библиотечные правила, шепотом произнес Тасгалл. — Я бы хотел с вами поговорить.
   — Я знал, что ты явишься, — сказал Ригисвальд, отодвигая книгу.
   Дожидавшийся послушник тут же подхватил ее и понес в неведомое Ригисвальду место, которое считалось безопасным на случай вторжения.
   — Сам знаешь, тааны не питают абсолютно никакого интереса к книгам, — заметил он Тасгаллу, когда они выходили из библиотеки. — Таанов, умеющих читать, считанные единицы. Письменности у них нет. Думаю, они и внимания не обратили бы на книги. Как, впрочем, и Дагнарус, — добавил Ригисвальд.
   Тасгалл лишь блеснул глазами, не сказав ни слова.
   Они пошли по длинному коридору, где пахло промасленной кожей, деревом и пергаментом. Туда выходили двери аудиторий и комнат для занятий, в которых стояли массивные, украшенные затейливой резьбой столы и дубовые стулья с высокими спинками. Коридор был пуст, равно как и помещения. Днем здесь кипела жизнь, но ночью царила тишина.
   — В детстве принц Дагнарус частенько увиливал от занятий, — продолжал Ригисвальд. — Я натолкнулся на воспоминания его наставника. Тот пишет, что Дагнарус вместо уроков предпочитал болтаться возле дворцовых казарм и глазеть на солдат. Так что едва ли он позарился бы на ваши драгоценные книги.
   — Принц Дагнарус погиб двести лет назад, — сказал Тасгалл.
   Он говорил тягучим, монотонным голосом, словно повторял заученное наизусть.
   Ригисвальд модча улыбнулся и разгладил бороду.
   Так они прошли почти весь коридор. Наконец боевой маг остановился. Приоткрыв дверь помещения для занятий и убедившись, что внутри пусто, он кивком пригласил туда Ригисвальда.
   Их встретили темнота и запах мела.
   Тасгалл произнес заклинание, и помещение залил неяркий, мягкий свет. Боевой маг еще раз внимательно огляделся, желая убедиться, что никто случайно не заночевал здесь. Он предложил Ригисвальду садиться, а сам выглянул в коридор и только потом закрыл дверь.
   Ригисвальд уселся, скрестил ноги и стал ждать.
   Тасгалл выдвинул стул, но садиться не стал, а просто оперся о резную спинку.
   В полном боевом облачении Тасгалл выглядел очень внушительно: воплощение силы магии, помноженной на силу оружия. Сейчас на нем была обыкновенная суконная сутана, какую Почтенные Братья надевали в часы занятий и отдыха. И вид у боевого мага был сейчас вполне обыкновенный. Перед Ригисвальдом стоял усталый мужчина, возраст которого приближался к пятидесяти годам. У него были грубые, словно рубленые черты лица. На висках проступала седина, лоб был изборожден морщинами. В сравнении с высоким, крепко сбитым Тасгаллом его бывший наставник — худощавый и щеголеватый Ригисвальд — казался едва ли не карликом.
   Впервые увидев этого темноглазого, задумчивого и усердного мальчика, Ригисвальд понял, что перед ним — идеальный боевой маг. Когда настало время выбирать род занятий, он посоветовал Тасгаллу обратить внимание на боевую магию. И не ошибся.
   — Где барон Шадамер? — довольно резко спросил Тасгалл.
   — Таким тоном не говорят с людьми, которые значительно старше тебя, Тасгалл. Даже если ты и являешься предводителем боевых магов, — ответил ему Ригисвальд.
   Пальцы Тасгалла впились в спинку стула.
   — Я не сплю уже две ночи подряд. Позавчера мне пришлось уже столкнуться с вашим бароном. Тот вел себя крайне странно: хотел было похитить малолетнего короля и вдруг выпрыгнул в окно. Так начался у меня вечер. Через несколько часов — схватка с врикилем, засевшим в трактире. Правильнее сказать, настоящее сражение. Он убил одну из наших сестер, прежде чем нам удалось загнать его в Пустоту. Вчера и сегодня мы не сомкнули глаз, ожидая вражеского вторжения. Достаточно взглянуть на западный берег Арвена — там полыхают костры таанов! Понимаю, что это не дает мне права так говорить с вами, господин Ригисвальд. Но я и в самом деле очень устал.
   Ригисвальд поднял одну бровь. Соединив ладони, он негромко барабанил подушечками пальцев. При этом старик не забывал любоваться своими безупречно обработанными ногтями.
   Тасгалл в отчаянии вздохнул и вновь спросил:
   — И все-таки, господин Ригисвальд, вы знаете, где можно найти барона Шадамера?
   — Нет, не знаю, — ответил Ригисвальд.
   — А я думаю, знаете, — сказал Тасгалл.
   Ригисвальд поднялся. Чувствовалось, что у него затекли ноги.
   — Можете думать что угодно. Я не хочу, чтобы меня считали лжецом. Счастливо оставаться, Тасгалл.
   — Постойте! Подождите, черт побери! — Тасгалл загородил ему дорогу. — Нам известно, что вы входите в окружение барона. Когда-то вы были его наставником, а теперь являетесь его другом и советником.
   — Да, имею такую честь, — сухо подтвердил Ригисвальд.
   — Два дня назад барон приехал в город.
   — Будешь утверждать, что я приехал вместе с ним? — перебил боевого мага Ригисвальд.
   — Разумеется, нет, господин Ригисвальд, однако…
   — Я приехал несколько дней назад. Наверное, шпионы уже донесли тебе, что все это время я не покидал здания и в основном сидел в библиотеке. За упомянутые дни я один раз отлучался, чтобы выспаться, шесть раз, чтобы поесть, и восемнадцать раз навестил отхожее место. Увы, мой мочевой пузырь почему-то стал более докучливым. Да, я еще встречался с послом Нимранского королевства, о чем тебе, полагаю, тоже успели доложить. Но кто-нибудь видел меня беседующим с бароном Шадамером?
   — Нет, господин Ригисвальд, — угрюмо ответил Тасгалл. — Однако Шадамер, находясь во дворце, пытался похитить юного короля.
   — Вот как? А что барону понадобилось во дворце?
   — Регент Кловис пожелала с ним встретиться.
   — На какой предмет?
   — Извините, господин Ригисвальд, но вопросы сейчас задаю я.
   — Ты мне уже задал один вопрос. Я ответил. Ответ тебе не понравился, но это уже не моя вина. Если у тебя есть еще вопросы, я с удовольствием отвечу и на них, однако тебе, скорее всего, опять не понравится ни один из моих ответов. Поэтому я не вижу смысла продолжать наш бесплодный разговор. Я изрядно утомился и рассчитываю успеть выспаться еще до того, как город будет осажден. Счастливо оставаться, Тасгалл. Говорю тебе это вторично.
   Ригисвальд обошел боевого мага, который даже не пытался удержать его. Старик был почти у двери, когда Тасгалл нарушил молчание.
   — Кем бы ни был на самом деле барон Шадамер, трусом его не назовешь. Думаю, вам известно, что мы служили с ним в одном полку. Я собственными глазами видел его стойкость, решимость и мужество. Я не согласен с теми, кто утверждает, будто бы Шадамер не прошел Трансфигурацию из трусости.
   Ригисвальд остановился.
   — И при чем здесь все это? — полуобернувшись, спросил он.
   — А вот при чем. Я видел Шадамера и в бою, и во время пирушек. Но я никогда не видел его испуганным. Там, во дворце, я вдруг впервые увидел на его лице страх. Что-то испугало его настолько, что барон опрометью бросился к окну, разбил толстое стекло и выпрыгнул с пятого этажа. Я хочу знать, что именно.
   Ригисвальд покачал головой и сделал шаг к двери.
   — Тогда скажите мне другое, — продолжал Тасгалл. — Часть священного Камня Владычества, переданная когда-то людям… она сейчас у барона Шадамера?
   Ригисвальд сделал еще несколько шагов.
   — Господин Ригисвальд! — Тасгалл старался говорить спокойно, но только воля помогала ему сдерживать ярость. — Я отвечаю за жизнь горожан, жизнь Почтенных Братьев, не говоря уже о жизни малолетнего короля. Если вы знаете нечто такое, что могло бы помочь спасти эти жизни, но упорствуете и молчите, ваши руки обагрятся кровью ни в чем не повинных людей.
   Ригисвальд вновь обернулся.
   — Вам незачем так беспокоиться за жизнь юного короля. Юный король мертв.
   — Быть этого не может! — с жаром воскликнул Тасгалл. — Я только что из дворца. Когда я уходил, король спокойно спал.
   — Куда уж спокойнее, — сказал Ригисвальд. — На речном дне, должно быть, и впрямь спокойно. А тот юный король, которого вы видели во дворце, — это врикиль.
   У Тасгалла отвисла челюсть. Темные глаза вспыхнули гневом.
   — Где барон Шадамер? — сдавленным голосом спросил он.
   — Ну вот, с чего начали, к тому и вернулись, — вздохнул Ригисвальд. — Я буду вынужден опять сказать тебе, что не знаю, где барон. Ты назовешь меня лжецом. Мне ничего не останется, как уйти отсюда.
   — Нет, господин Ригисвальд, — сказал Тасгалл. — Это мне ничего не остается, как уйти отсюда.
   Он прошел мимо Ригисвальда, вышел за дверь и скрылся в темноте коридора.
   — Я же говорил, что тебе не понравится мой ответ, — бросил ему вдогонку Ригисвальд.
   Тасгалл не обернулся.
   — Да помогут нам боги, — пробормотал Ригисвальд.
   Впервые в жизни он был почти готов молиться.
***
   Дагнарус, Владыка Пустоты, стоял на западном берегу реки Арвен и глядел на Новый Виннингэль — город, который он собрался завоевать. Он был один, невидимый для посторонних глаз. От них его заслоняла магия Пустоты.
   Поодаль в ночной темноте ярко горели костры. Вокруг них сидели тааны и наперебой говорили о своих грядущих подвигах, которые они совершат, едва только прозвучит сигнал к наступлению.
   Дагнарус смотрел на Новый Виннингэль, но города не видел. Он видел другой город на берегу другой реки. Город, опоясывающий белые мраморные скалы, город водопадов и радуг. Дагнарус видел тот Виннингэль — его родной город. Город, где он был рожден, чтобы повелевать миром.
   Когда Дагнарус жил в Виннингэле, он даже не замечал ни мраморных скал, ни радуг. Он едва ли останавливал взгляд на водопадах. Те же скалы интересовали его лишь как удачное дополнение к оборонительным сооружениям города. И только потом, когда от Виннингэля остались одни развалины, он с тоской воскрешал в памяти знакомые очертания. В том числе и радуги. И то он запомнил не столько их, сколько восторженные слова Гарета, впервые обратившего его внимание на это чудо.
   Вспоминая тот, прежний Виннингэль и глядя на нынешний, который построили в честь прежнего (и, конечно же, желая превзойти его величие), Дагнарус наконец понял, что не дает ему покоя, что наполняет горечью его мысли о завтрашнем сражении. Он, словно влюбленный ревнивец, мог бы взять предмет своей любви силой, но насилие уничтожало любовь. Нет, он хотел, чтобы возлюбленная сама пришла к нему; чтобы, исполненная желания, она смиренно простерлась перед ним и поклялась в своей любви и верности только ему и никому другому. Послать на завоевание города своей мечты армию таанов — все равно что связать возлюбленной цепями руки, натешиться вдоволь ее плотью, а потом бросить ее, обесчещенную и окровавленную, умирать на обочине.
   Он мог бы сам отправиться к возлюбленной и попытаться завоевать ее сердце. Но что делать с несколькими тысячами таанов, жаждущих ее крови?
   Дагнарус опустил руку на Кинжал Врикиля.
   — Шакур, — позвал он своего главного подручного — первого врикиля, которого он сотворил этим кинжалом.
   Шакур. При жизни — беглый солдат, потом — отъявленный преступник, превращенный Дагнарусом в свое послушное орудие.
   Время медленно тянулось. Шакур не отвечал.
   Дагнарус раздраженно позвал снова. Он был повелителем всех созданных им врикилей. Пусть о ком-то из них он забывал на долгие месяцы, но когда бы он ни позвал, каждый врикиль был обязан немедленно ответить.
   — Слушаю, мой повелитель, — раздался наконец голос Шакура.
   — Ты заставляешь меня ждать.
   — Простите, мой повелитель, но здесь все время толклись люди.
   — Надо было давно их отослать. Как-никак ты же король.
   — Возможно, я и король. Но для них, мой повелитель, я — прежде всего ребенок, — ответил Шакур. — Эти глупцы кудахчут надо мной, точно старые клуши. Особенно сейчас, когда городу угрожает армия чудовищ.
   — Какие настроения в городе?
   — Страх, паника, — ответил Шакур. — Они ввели военное положение. Городом управляют боевые маги. На улицах полно солдат. Городские ворота закрыты. Никого не впускают и не выпускают. В гавани — ни одного корабля.
   — Кто-нибудь еще раскусил тебя?
   — Пока что только барон, но и он, скорее всего, уже мертв.
   — Скорее всего? И ты не знаешь наверняка, так это или нет?
   — Дворцовая стража продолжает искать барона, но пока не нашла. Я ударил его кровавым ножом. После таких ран не выживают.
   — Мне остается лишь надеяться, что это так. Тебе же будет хуже, если нет.
   Промашка Шакура сильно раздосадовала Дагнаруса. Когда-то Шакур был лучшим среди врикилей: самым сильным и безжалостным. Но с недавних пор он стал совершать промах за промахом, и все они дорого стоили Дагнарусу. Ничего удивительного: Шакуру почти двести лет. Только Пустота поддерживает его смердящий труп, не давая сгнить окончательно. Но теперь Шакуру требуется все больше и больше чужих душ, и потому он вынужден убивать все чаще и чаще. У него даже появилось нечто вроде сентиментальности. И беспечность, что уж вообще никуда не годится.
   Дагнарус тронул пальцами лезвие Кинжала Врикиля, давшего Шакуру это жалкое подобие жизни. В любое мгновение Дагнарус мог ее оборвать.
   — Когда вы собираетесь напасть на город, мой повелитель? — спросил Шакур, благоразумно решив направить разговор в другое русло. — Завтра утром?
   — Я не собираюсь нападать, — ответил Дагнарус.
   — Не собираетесь?
   В голосе ошеломленного Шакура звучало неподдельное изумление. Ведь почти двести лет они с Дагнарусом делали все мыслимое и немыслимое ради этой минуты.
   — Днем я въеду в Новый Виннингэль под белым флагом перемирия. Я потребую встречи с тобой — юным королем. Изволь сделать так, чтобы меня непременно допустили к тебе.
   — Повелитель, мне не нравится ваш замысел. Городу не выстоять против таанов. Вы легко овладеете им.
   — Мне ровным счетом наплевать на то, что тебе нравится или не нравится, Шакур. — Пальцы Дагнаруса сдавили рукоятку кинжала. — Ты осмеливаешься постоянно оспаривать мои решения. Меня это начинает раздражать. Ты кажется, забыл, что обязан беспрекословно подчиняться мне всегда и во всем.
   — Я помню, мой повелитель.
   — Перестань забивать себе голову поисками Камня Владычества. Я изменил тактику. Мне нужно было давно это сделать.
   — Вы поручили поиски другим врикилям, мой повелитель?
   — Нет, Шакур. Незачем понапрасну тратить силы на поиски. Я все устроил так, что все четыре части Камня Владычества сами явятся ко мне. Две из них уже в пути.
   — Замечательно, мой повелитель. Мы всегда найдем чем занять освободившихся врикилей. Думаю, вы знаете, что Джедаша не стало?
   — Невелика потеря, — ответил Дагнарус.
   — Конечно, мой повелитель. А что касается нападения на Новый Виннингэль — мне кажется…
   — А не пора ли нашему малышу спать? — перебил его Дагнарус. — Хочешь, чтобы к тебе опять вбежала свора нянек — поправлять постельку и целовать «их величество» в курчавую головку?
   Шакур молча сопел, сдерживая гнев. Дагнаруса это забавляло: поделом ему.
   — И все-таки, мой повелитель, что вы намерены сделать завтра? — наконец спросил присмиревший Шакур.
   — Стать королем Виннингэля, — ответил Дагнарус.

ГЛАВА 14

   Ожидание вражеской атаки окончательно добило жителей Нового Виннингэля. Еще вчерашним утром, когда солдаты глядели с городских стен на силы звероподобных чудовищ, у них в крови закипала ненависть. Их охватывала ярость, сопутствующая началу любого сражения. Но враги почему-то не нападали, и кровь начала остывать, а ярость и ненависть уступили место сомнениям и ужасу. Так прошел весь день. Когда в темноте на западном берегу реки Арвен вспыхнули десятки вражеских костров и небо приобрело зловещий багровый оттенок, жуткие крики таанов заставили похолодеть не одного храброго вояку. Всех, кто не стоял в дозоре, офицеры отправили спать, но стоило солдатам заснуть, как очередной душераздирающий крик таанов заставлял их вскакивать и начисто прогонял сон.
   Сегодня солдаты глядели на вражеские цепи угрюмо и настороженно. Они терли покрасневшие от бессонной ночи глаза. Вчерашняя уверенность сменилась растерянностью. Командиры делали все, чтобы поднять боевой дух войск, но эти усилия по большей части пропадали даром. Солдаты либо бормотали что-то себе под нос, либо оцепенело молчали.