Страница:
Ригисвальд проснулся на рассвете. Его разбудило знакомое грызущее ощущение в животе, которое всегда предшествовало каким-либо малоприятным или совсем неприятным событиям. Другой человек назвал бы это предчувствием и стал утверждать, что оно исходит от богов. Ригисвальд считал, что оно исходит из его мозга, продолжавшего усердно работать, пока тело спало. За эти дни старый маг перечитал о Камне Владычества все, что сумел найти. Голова Ригисвальд а была полна сведений о короле Тамаросе, принце Дагнарусе и старшем сыне Тамароса — несчастном короле Хельмосе, погибшем при осаде Старого Виннингэля. Но интереснее и содержательнее всего оказались воспоминания, написанные неким Эваристо, который в детские годы Дагнаруса был его учителем.
Эваристо жил в Старом Виннингэле, но сумел избежать участи большинства горожан, погибших при осаде города войсками Дагнаруса, успевшего стать Владыкой Пустоты. Судьба уберегла Эваристо, и незадолго до трагического события он с семьей отправился в Краммс навестить дядю жены. Ригисвальд подозревал, что его предупредил Гарет. Этот Гарет, взятый к принцу Дагнарусу в качестве мальчика для битья, не только принимал наказания за его высочество. Он и учился за принца, и Эваристо был весьма им доволен. Впоследствии Гарет стал могущественным магом Пустоты. Считалось, что это он силою чудовищных заклинаний осушил реку Хаммеркло, лишив Старый Виннингэль главной защиты. Королевские войска были застигнуты врасплох и почти поголовно уничтожены армией Дагнаруса.
Эваристо не скрывал своего восхищения Гаретом и писал, что всеми силами старался вывести этого способного мальчика из-под влияния принца. Но не сумел. Гарет искренне любил Дагнаруса и навсегда остался его верным и преданным другом. Эваристо не сомневался, что эта дружба и погубила Гарета. Дагнарус, обладавший магнетическим взглядом змеи и умевший очаровывать других, терзался угрызениями совести не больше, чем гадюка.
Из записок Эваристо Ригисвальд немало узнал о личности Дагнаруса. Старый маг был, пожалуй, единственным в городе человеком, которого не удивляло, что Дагнарус откладывает нападение. Когда в обеденном зале, где Ригисвальд доканчивал свою трапезу, вдруг появился боевой маг, его это тоже не удивило.
— Господин Ригисвальд, я послан к вам Высокочтимым Верховным Магом Кловис, — объявил боевой маг.
Ригисвальд не помнил, чтобы боевые маги когда-нибудь исполняли роль посыльных.
— Ее светлость просит вас незамедлительно явиться во дворец.
Ригисвальд продолжал спокойно управляться с тушеной курицей. Его аппетит вызывал искреннюю зависть у стайки насмерть перепуганных послушников, которым еда не лезла в горло.
— Это арест? — наконец спросил Ригисвальд.
Вопрос озадачил боевого мага.
— Нет, господин Ригисвальд. Вы входите в число старейших и наиболее уважаемых магов Храма, которых пригласили во дворец на встречу с регентом и его величеством.
«Вчерашней ночью Тасгалл едва ли не допрашивал меня, как преступника, — подумал Ригисвальд. — А сегодня — надо же! Я превратился в „старейшего и наиболее уважаемого мага“». Ригисвальд про себя усмехнулся и сказал боевому магу, что придет. Потом он доел тушеную курицу и стал переодеваться. Облачившись в свой лучший наряд, Ригисвальд неспешно зашагал по широкой площади, отделявшей Храм от королевского дворца.
День был пасмурным. Над городом висел легкий туман. С серых небес моросил дождь. На улицах, кроме отрядов городской стражи и бродячих собак, не было ни души. Облака, паутина дождя, пустые улицы и мысль о неотступно надвигавшейся беде — все это угнетало Ригисвальда. Сюда примешивалось еще какое-то чувство, в котором он никак не мог разобраться.
Ригисвальд не был идеалистом. Он воспринимал людей такими, какие они есть: в основном глупыми, хотя и не лишенными добросердечности. Выдающиеся личности попадались ему редко. Поскольку Ригисвальд не ожидал от людей многого, он не испытывал и горечи разочарования. С годами он убедился, что чистое зло, так же как и чистое добро, встречается редко, и они уравновешивают друг друга. Большинство же людей постоянно колеблются между добром и злом, склоняясь то в одну, то в другую сторону.
Взять, к примеру, этого Дагнаруса. Насколько все обстояло бы проще, будь принц воплощенным злом, каким-нибудь чудовищем вроде тролля, для которого терзать и мучить столь же естественно, как есть и спать.
— Но Дагнарус — вовсе не тролль, — рассуждал вслух Ригисвальд. — Конечно, он — Владыка Пустоты, и ее сила помогает ему без конца продлевать собственную жизнь. Однако во всем остальном Дагнарус — такой же человек, как любой из нас. Правда, у него есть одно преимущество: он способен заглянуть в наши сердца, а его сердце для нас закрыто. Если бы нам удалось заглянуть к нему в сердце, что бы мы там увидели? Думаю, очень и очень многое нас попросту ужаснуло бы. А многое оказалось бы вполне знакомым.
Ригисвальд покачал головой.
— Возможно, в том-то и скрыта истинная причина нашей боязни. Мы боимся заглянуть к нему в сердце, поскольку страшимся увидеть самих себя. Но ведь кто-то должен это сделать. Непременно должен.
Парадный дворцовый вход тщательно охранялся. Помимо гвардейцев, там находился один из боевых магов. В руках он держал список приглашенных на встречу с регентом и его величеством. И всегда — сначала регент и только потом король. Малолетний король являлся чем-то вроде довеска.
«Должно быть, это невероятно злит врикиля», — думал Ригисвальд, пока дворцовый слуга вел его через пышные залы с мраморными полами, обилием позолоты и бархатных шпалер. Хочешь не хочешь, а изволь поддерживать облик ребенка и не делать ничего такого, что могло бы вызвать подозрение окружающих. Но стараться быть пай-мальчиком — еще не все. Врикиль обязан следить за событиями и управлять ими так, как угодно его хозяину.
Если не случится никаких иных развлечений, можно будет хотя бы позабавиться, наблюдая за врикилем в королевском обличье. «Интересно, как себя поведет этот „мальчишка“», — подумал Ригисвальд.
Конечно невдомек. Ригисвальд сомневался, что Кловис вообще способна чувствовать иронию. Мышление регента, как и ее внешний облик, отличалось тяжеловесностью. Такие люди, если их посещает вдохновение, укладывают его на наковальню разума, бьют по нему молотом, а потом хватают клещами и опускают в холодную воду, чтобы навсегда заморозить. Вероятнее всего, Кловис искренне думала, что этот зал вдохновит собравшихся. На Ригисвальда он подействовал совсем наоборот. Даже серятина за окном — и та не столь угнетала, как зал Славы Былых Времен, на самом деле воспевающий поражение, разрушение и смерть.
Необъятный круглый стол, обычно стоявший посреди зала, был убран. Вдоль стен поставили стулья. Приглашенные, однако, предпочитали стоять, сгрудившись кучками. В люстрах ярко горели свечи. Чтобы не таскать в зал громоздкие лестницы, люстры снабдили хитроумными блоками, позволявшими слугам достаточно легко подымать и опускать их. Ригисвальд с интересом разглядывал этот механизм, пока на его накидку не попал кусочек расплавленного воска. Старик поморщился и сразу же отошел.
Напряженность в зале была весьма ощутимой. Торопливо входили все новые приглашенные. Ненадолго задержавшись у входа, они мрачным взглядом обводили толпу собравшихся, потом направлялись к друзьям и вступали в невеселый разговор. Чувствовалось, что все находятся на пределе. Люди перемещались от одной кучки к другой. То и дело среди общего гула взвивался чей-то сердитый голос, поспешно заглушаемый шиканьем собеседников.
В зале уже собрались главы всех Орденов Храма, старшие офицеры Королевской гвардии и городской стражи. Здесь же находилось несколько баронов, имевших дома в Новом Виннингэле и поместья в окрестностях. Не обошли приглашением и главного казначея. Ригисвальд был знаком почти со всеми из них. Некоторых он видел впервые: например, этого дородного господина в богатом, но не вычурном наряде. Скорее всего, из среднего сословия. Краем уха Ригисвальд услышал, что этот человек — предводитель Содружества торговых гильдий.
Отсутствие Владык сразу же бросалось в глаза.
Кое-кто из глав Орденов кивнул Ригисвальду, но ни один не подошел и не заговорил с ним. Ригисвальда недолюбливали. Его это не огорчало. Ему даже нравилось оставаться наедине с собой, не влезая в нашпигованные страхом и безысходностью разговоры. Ригисвальд медленно бродил по залу, прислушиваясь к тому, о чем говорят другие. Вскоре он заметил еще одного человека, занятого тем же самым. То был глава Ордена Инквизиторов.
Невзирая на общий страх и озабоченность, единодушия в зале не было. Баронов и военных задевало то, что после смерти короля Церковь узурпировала власть. По мнению баронов, регента следовало выбирать среди них. Военные их поддерживали, считая Церковь причиной того, что виннингэльская армия многие годы подряд находится в плачевном состоянии. Церковь имела свое воинство, состоящее из боевых магов, но они подчинялись только главе Ордена. Правда, боевые маги всегда были готовы прийти на помощь военным, но те им не доверяли. Бароны и гвардейские офицеры довольно громко шептались о якобы существующем заговоре. Разумеется, вдохновительницей заговора называли все ту же Церковь, только и мечтавшую упразднить законную королевскую власть. Вражеское нападение представлялось им либо уловкой, либо частью заговора, либо… дальше уже следовали и вовсе нелепые предположения.
Перейдя туда, где собрались маги, Ригисвальд услышал схожие разговоры — единственно, злодеи и защитники поменялись ролями. Маги утверждали, что бароны вступили в сговор с врагами, дабы уничтожить Церковь. Вражеская армия была частью их заговора, уловкой и так далее.
Ригисвальд не питал симпатий к регенту. Кловис отличали скудоумие и косность. Однако, невзирая на недостатки, она была женщиной богобоязненной, верной королю и государству. Бароны и гвардейцы тоже были людьми богобоязненными и верными. Когда их страсти поулягутся, им стыдно будет вспоминать, какой вздор они несли в этом зале. Но Пустота не дремала. Она сейчас плела свои незримые сети, вовсю играя на страхе и недоверии, дабы разделить тех, кому надлежало бы стоять рядом.
Из всего, что ему довелось услышать, Ригисвальд согласился лишь с мнением одного барона. Глядя на фрески, живописующие славу Старого Виннингэля, барон назвал выбор зала «богомерзким».
Запели трубы, и в зал вступили гвардейцы королевской стражи. Выстроившись посередине, они медленно и церемонно ударяли в пол тупыми концами копий, дабы утихомирить собравшихся.
— Его величество король!
Разговоры стихли. Все, кто находился в зале, застыли в низком поклоне. Окруженный гвардейцами, в зал вошел невысокий, хрупкий мальчик с сонными глазами. За ним шествовала регент в сопровождении Тасгалла. Тот явился в полном парадном облачении.
Ригисвальд знал Кловис не один десяток лет, еще со времен, когда они оба были послушниками. Он был старше ее, но ненамного. Кловис выглядела почти так же, как и пятьдесят лет назад; только волосы поседели. Грузная, с водянистыми серыми глазами — под стать ее пресному уму. Судьба обделила Кловис воображением и чувством юмора. Смех она считала оскорбительным для богов, поскольку боги (опять-таки по разумению Кловис) требовали от людей серьезного отношения к жизни.
Юный король подошел к подиуму. Там, под балдахином с золотой бахромой, стоял его трон. Для ребенка трон был высоковат и великоват. Король забирался туда ощупью, ибо его учили, что короли никогда не оглядываются. Регент встала по правую руку от его величества, а Тасгалл — по левую. Один из Почтенных Братьев, сочетавший обязанности королевского камердинера и учителя, встал позади. Часть королевской стражи окружила юного монарха, другая часть расположилась у дверей зала.
«Как бы повели себя эти бравые гвардейцы, скажи я им, что зло, от которого они искренне стремятся уберечь короля, находится здесь, у них перед глазами?» — подумал Ригисвальд. В иное время он вдоволь посмеялся бы, но нынешнее положение вызывало скорее слезы, чем смех.
Регент шагнула вперед, намереваясь обратиться к собравшимся. Но ей не дали и рта раскрыть. На Кловис обрушилась лавина вопросов, требований и сердитых упреков. В зале поднялся откровенный гвалт. Король заметно оробел и съежился. Гвардейцы сомкнули кольцо вокруг него. Лицо регента побагровело. Тасгалл предостерегающе взглянул на боевых магов.
Воспользовавшись суматохой, Ригисвальд переместился туда, где они с Тасгаллом могли видеть друг друга.
Тасгалл почти сразу же заметил его. Некоторое время он выдерживал взгляд Ригисвальда, потом сжал губы и отвернулся.
До Ригисвальда начало доходить, зачем его сюда позвали. Поначалу он надеялся, что Тасгалл обдумал сказанное им и готов поверить в истинность его слов. Но теперь Ригисвальд понял: Тасгалл решил публично его опозорить. Старика это задело: он считал Тасгалла умнее и дальновиднее.
— Его величеству понятна озабоченность каждого из вас, — сказала регент. Ее слова почти тонули в общем гуле. — Мы выслушаем то, что тревожит вас, и дадим свой ответ. Но прежде я хочу приветствовать нашего уважаемого гостя, монаха Ну-Тая, приехавшего к нам с Драконьей Горы.
В зале наступила гробовая тишина.
Двери распахнулись, и в зал, ковыляя, вошел сухенький старичок, которого сопровождали двое рослых молодцов в меховых одеждах. Старичок и был монахом. Великаны принадлежали к племени омара, живущему на склонах Драконьей Горы. Омара издревле охраняли монастырь и священные персоны монахов. Они же сопровождали монахов в странствиях по миру.
Монахи с Драконьей Горы были летописцами важнейших событий истории Лерема, но записи они делали не на пергаменте, а на собственной коже. Когда очередной летописец умирал, его тело помещали в особую монастырскую гробницу — своеобразное хранилище летоцисей. Из них грядущие поколения узнавали о событиях далекого или не слишком далекого прошлого.
Собравшиеся насторожились. Всех снедала одна и та же мысль: неужели Новому Виннингэлю суждено пасть и Ну-Тай станет очевидцем гибели столицы? Накануне падения Старого Виннингэля туда тоже явилась монахиня с Драконьей Горы.
Ну-Тай поклонился королю, который подался на троне вперед и вскинул голову. Регент приветствовала монаха и представила ему наиболее именитых собравшихся. Их она попросила выйти и подняться на подиум. Ригисвальда в их числе не было. Старик не обиделся. Он тщательно следил за королем.
Трон был высок для ребенка, и ноги маленького Хирава не доставали до пола. Он беспокойно болтал ногами, потом начал ударять по ножкам трона. Камердинеру пришлось наклониться и что-то шепнуть ему на ухо.
Ригисвальд поймал взгляд Тасгалла и понял адресованный ему вопрос боевого мага: «И этого ребенка вы называете злым порождением Пустоты?»
Ригисвальд сцепил пальцы и стал слегка покачиваться на каблуках, чтобы не затекали ноги. «Знать бы, чем все это кончится», — думал он. Впрочем, не столь уж важно, чем. Все равно конец будет прескверный.
Регент объявила, что монаха в Новый Виннингэль привела необходимость передать скорбное известие. Скончался Густав, Владыка Знания, благородный и всеми уважаемый человек. Он умер далеко отсюда и был похоронен варварским племенем тревинисов в земляном кургане. Кловис предложила отправить к тревинисам нескольких посланников, дабы они перевезли тело Владыки Густава в Новый Виннингэль, где оно будет погребено надлежащим образом.
После слов регента в зале вновь стало шумно. Окруженные десятитысячной армией злобных тварей, которые наверняка явились под стены города из Пустоты, жители со страхом думали, что вот-вот погибнут сами. Какое им дело до старого безумца, окончившего свои дни неведомо где? Одержимый поисками Камня Владычества, Густав всегда был головной болью Совета Владык. Услышав о его смерти, многие в зале облегченно вздохнули.
Интересно, сообщил ли монах Кловис, что Густаву удалось найти часть Камня Владычества, принадлежащую людям? Если да, регент об этом умолчала. Ригисвальд не осуждал ее. Зачем дразнить взбудораженную толпу? Не скажешь же им, что Камень найден, но мы не знаем, где он сейчас? Большинство собравшихся сразу же решит, что Церковь просто припрятала Камень, чтобы затем воспользоваться им для своих целей.
Монах незаметно отошел и сел на стул у стены. Телохранители замерли по обе стороны от него. Собравшиеся успели забыть о нем. Все взоры были устремлены на регента. Каждый напряженно ждал, что она скажет, и уже заранее противился ее словам.
Кловис уже раскрыла рот, но, видно, ей не суждено было сегодня говорить. В зал, запыхавшись, вбежал молоденький послушник из числа ее слуг. Он бросился прямо к регенту и только потом сообразил, что все, включая короля, пристально смотрят на него. Растерявшись, юноша застыл на месте. Суровый голос Кловис вернул его к жизни. Послушник подбежал к ней и что-то сказал.
У регента округлились глаза. На круглом, с двойным подбородком, лице застыло откровенное недоумение. Ошеломленная Кловис дорого бы сейчас дала, чтобы выслушать все это наедине. Но покинуть зал она никак не могла. Да и поздно: собравшиеся строили всевозможные домыслы. Кто-то из баронов потребовал, чтобы регент огласила полученное известие.
— Ваше величество, — Кловис повернулась к королю, — командующий вражеской армией просит, чтобы его пропустили в Новый Виннингэль под белым флагом перемирия. Он заявляет, что не имеет намерений атаковать нас, и предлагает совместными усилиями попытаться найти мирное решение. Мы должны решить, пускать его в город или нет.
В мертвой тишине зала раздался звонкий голос юного короля.
— Мы говорим «да», — объявил Хирав Второй. — Мы пропустим его в город и позволим говорить с нами.
Из пышной груди Кловис вырвалось нечто похожее на стон. Неужели король не понял, что она сказала об этом из политических соображений, желая успокоить горластых баронов? Ему следовало бы ответить, что он целиком отдает решение в ее руки. Менее всего регент ожидала от своего подопечного самостоятельных решений и теперь не знала, как выпутаться из щекотливой ситуации.
— Ваше величество, нам необходимо поговорить об этом наедине.
Король соскользнул с трона и поднял на нее свои невинные детские глаза.
— А мы считаем, что командующего нужно пропустить в город. Мы желаем увидеть и выслушать его. Такова наша воля, и ты должна ее выполнить.
«Хитер этот врикиль», — подумал Ригисвальд. Он посмотрел на Тасгалла: как-то боевой маг воспринял слова мальчишки. Но взгляд Тасгалла ему поймать не удалось. Боевой маг безотрывно глядел на регента.
Кловис, что называется, «спеклась». Сложив руки на своем внушительном животе, она окинула короля испепеляющим взглядом, пытаясь его испугать. Но Хирав Второй не испугался, и регенту поневоле пришлось заговорить.
— Ваше величество, поскольку я являюсь вашим регентом, назначенным Церковью и благословленным богами, мой долг — направлять ваши решения. Все знают, как вы неустанно печетесь о благе своих подданных. Нам понятно, что и это ваше решение вызвано заботой о них. Только так можно объяснить ваше желание говорить с дерзким злодеем, угрожающим нашему городу. И все же позвольте вас предостеречь. Здесь необходим серьезный подход. Всякая поспешность губительна. Я вновь предлагаю подробно все обсудить.
Кловис повернулась к камердинеру.
— Проводите его величество.
Его величество вовсе не был доволен таким поворотом дела. Он нахмурился и сжал пальцы в кулак. Казалось, он готов вступить с регентом в препирательства. Но не вступил. Видимо, понял, что только проиграет в глазах собравшихся, которые сочтут его дерзким и своевольным мальчишкой. А это могло лишь повредить ему; взрослые, которые совсем недавно поглядывали на него с жалостью, теперь смотрели с уважением. Ведя себя достойно, он упрочит свою репутацию.
В сопровождении камердинера и стражи юный король покинул зал.
Регент отдала распоряжения послушнику, и тот с прежней быстротой исчез за дверями.
— Мы вынуждены прервать нашу встречу, — обратилась она к собравшимся. — Через час мы соберемся здесь снова и объявим наш ответ вражескому главнокомандующему.
Если Кловис думала, что сумеет так просто выйти из зала, она ошибалась. Регент — не король. Ее сразу же обступили возбужденные бароны и гвардейцы. Даже предводитель Содружества торговых гильдий — и тот протиснулся к Кловис, чтобы высказать свое мнение.
Хмурая, с пылающими щеками, регент безуспешно пыталась оттолкнуть преграждавших ей дорогу. Тасгалл и боевые маги были вынуждены прийти ей на помощь. Вместе с нею вышли и главы Орденов.
Бароны, военные и придворные вновь стали сбиваться в кучки. Опять зазвучали их рассерженные голоса. Все были крайне злы на Церковь, не имевшую права вмешиваться в подобные дела.
Ригисвальд, которому наскучила пустая болтовня, вышел в коридор, и, как оказалось, не напрасно. В дальнем конце коридора, увешанного портретами королей и королев Виннингэльской империи, он увидел глав всех девяти Орденов. Они стояли, окружив регента. Несколько боевых магов перегородили коридор, чтобы никто не помешал этому спешному совещанию десятки.
Ригисвальд немного прошел вперед, делая вид, будто любуется портретом умершей матери маленького Хирава. Встав возле полотна, он склонил набок голову и прикинул расстояние до конца коридора.
По его подсчетам, выходило примерно двести футов. Ригисвальд достал спрятанный под манжетой пузырек с водой, извлек зубами пробку и смочил себе пальцы. Он произнес слова заклинания, потом взмахнул пальцами, стряхнув воду в направлении Кловис и ее окружения. Заклинание подействовало. Вскоре Ригисвальд отчетливо слышал весь разговор.
— Несомненно, — пыхтела регент, — этот человек, именующий себя Владыкой Дагнарусом, по достоинству оценил оборону города и понял, что его армии нас не одолеть. В лучшем случае он может осадить город, но, пока наши порты остаются открытыми, его осада доставит нам некоторые неудобства, и не более. Я против переговоров с ним.
— Осада, досточтимая Кловис, обернется для нас не некоторыми, а весьма значительными неудобствами, — без всяких околичностей возразил ей Тасгалл. — У них есть осадные башни, и там стоят катапульты, стреляющие «оркским студнем». Думаю, вам не надо объяснять, что это такое. Мы не успеем оглянуться, как… Владыка Дагнарус обрушит на нас огненный ураган. В первый же день мы потеряем половину жителей, а город превратится в сплошное пепелище.
— Однако, — мрачно продолжал Тасгалл, — даже такая участь предпочтительнее капитуляции. Я наслышан о том, какой кошмар учинили эти бестии в Дункаре, когда город сдался. Я считаю, мы должны сражаться, но вначале нам стоит узнать, чем нам угрожает враг, дабы успеть приготовиться.
— Почтенный Брат Тасгалл рассуждает мудро, — сказал глава Ордена Инквизиторов. — Мы располагаем сведениями, что вражеская армия почти поголовно состоит из таанов — получеловеческой-полузвериной расы, которая весьма искусна в магии Пустоты. Страшнее всего, что этой гнусной магией владеют не только шаманы. Она доступна любому их воину, когда он только пожелает. В отличие от людей тааны не испытывают ужасающих последствий магии Пустоты.
Главный Инквизитор был высоким и невероятно худым человеком, похожим на скелет. У него были седые прилизанные волосы и большие выпученные глаза, свойственные всем, кто страдает зобом. Костлявая челюсть и высокие скулы делали его улыбку похожей на оскал черепа. Среди послушников ходила шутка, что глава Ордена Инквизиторов — мертвец, восставший из могилы. Лишенный человеческой теплоты, язвительный и легко раздражающийся, Инквизитор и прежде не пользовался расположением собратьев. После назначения его главой Ордена Инквизитора просто возненавидели.
Новости сильно потрясли регента.
— Как такое возможно? — вопрошала Кловис. — И почему я не знала об этом раньше?
— Справедливый вопрос, — согласился рассерженный Тасгалл. — Вам надлежало сразу известить боевых магов!
— Вплоть до сегодняшнего дня вы едва ли восприняли бы наши сведения всерьез, — парировал Инквизитор.
— Природа магии Пустоты такова, что она обязательно влияет на тех, кто ее применяет, — упиралась регент. — Полагаю, Инквизитор, вас просто ввели в заблуждение.
— Братья нашего Ордена поминутно рисковали своей жизнью, добывая эти сведения. Им пришлось соприкоснуться с таанами. Да уберегут нас боги от подобной участи, — с холодной яростью заявил Инквизитор, возмущенный тем, что кто-то сомневается в его словах. — Таанам помогают самоцветы, которые шаманы помещают им под кожу. У нас нет достоверных сведений о действии этих камней. Скорее всего, тааны отдают Пустоте силу камней, а не свою жизненную силу. Это и уберегает их от последствий.
— Я считаю, досточтимая Кловис, что мы должны поверить словам нашего собрата, — сказал Тасгалл. — И посмотреть в лицо страшной правде. По сути, каждый таанский солдат — это маг Пустоты. Он вдвойне опасен, поскольку сеет смерть и разрушение не только силой оружия, но и силой своих жутких заклинаний.
Эваристо жил в Старом Виннингэле, но сумел избежать участи большинства горожан, погибших при осаде города войсками Дагнаруса, успевшего стать Владыкой Пустоты. Судьба уберегла Эваристо, и незадолго до трагического события он с семьей отправился в Краммс навестить дядю жены. Ригисвальд подозревал, что его предупредил Гарет. Этот Гарет, взятый к принцу Дагнарусу в качестве мальчика для битья, не только принимал наказания за его высочество. Он и учился за принца, и Эваристо был весьма им доволен. Впоследствии Гарет стал могущественным магом Пустоты. Считалось, что это он силою чудовищных заклинаний осушил реку Хаммеркло, лишив Старый Виннингэль главной защиты. Королевские войска были застигнуты врасплох и почти поголовно уничтожены армией Дагнаруса.
Эваристо не скрывал своего восхищения Гаретом и писал, что всеми силами старался вывести этого способного мальчика из-под влияния принца. Но не сумел. Гарет искренне любил Дагнаруса и навсегда остался его верным и преданным другом. Эваристо не сомневался, что эта дружба и погубила Гарета. Дагнарус, обладавший магнетическим взглядом змеи и умевший очаровывать других, терзался угрызениями совести не больше, чем гадюка.
Из записок Эваристо Ригисвальд немало узнал о личности Дагнаруса. Старый маг был, пожалуй, единственным в городе человеком, которого не удивляло, что Дагнарус откладывает нападение. Когда в обеденном зале, где Ригисвальд доканчивал свою трапезу, вдруг появился боевой маг, его это тоже не удивило.
— Господин Ригисвальд, я послан к вам Высокочтимым Верховным Магом Кловис, — объявил боевой маг.
Ригисвальд не помнил, чтобы боевые маги когда-нибудь исполняли роль посыльных.
— Ее светлость просит вас незамедлительно явиться во дворец.
Ригисвальд продолжал спокойно управляться с тушеной курицей. Его аппетит вызывал искреннюю зависть у стайки насмерть перепуганных послушников, которым еда не лезла в горло.
— Это арест? — наконец спросил Ригисвальд.
Вопрос озадачил боевого мага.
— Нет, господин Ригисвальд. Вы входите в число старейших и наиболее уважаемых магов Храма, которых пригласили во дворец на встречу с регентом и его величеством.
«Вчерашней ночью Тасгалл едва ли не допрашивал меня, как преступника, — подумал Ригисвальд. — А сегодня — надо же! Я превратился в „старейшего и наиболее уважаемого мага“». Ригисвальд про себя усмехнулся и сказал боевому магу, что придет. Потом он доел тушеную курицу и стал переодеваться. Облачившись в свой лучший наряд, Ригисвальд неспешно зашагал по широкой площади, отделявшей Храм от королевского дворца.
День был пасмурным. Над городом висел легкий туман. С серых небес моросил дождь. На улицах, кроме отрядов городской стражи и бродячих собак, не было ни души. Облака, паутина дождя, пустые улицы и мысль о неотступно надвигавшейся беде — все это угнетало Ригисвальда. Сюда примешивалось еще какое-то чувство, в котором он никак не мог разобраться.
Ригисвальд не был идеалистом. Он воспринимал людей такими, какие они есть: в основном глупыми, хотя и не лишенными добросердечности. Выдающиеся личности попадались ему редко. Поскольку Ригисвальд не ожидал от людей многого, он не испытывал и горечи разочарования. С годами он убедился, что чистое зло, так же как и чистое добро, встречается редко, и они уравновешивают друг друга. Большинство же людей постоянно колеблются между добром и злом, склоняясь то в одну, то в другую сторону.
Взять, к примеру, этого Дагнаруса. Насколько все обстояло бы проще, будь принц воплощенным злом, каким-нибудь чудовищем вроде тролля, для которого терзать и мучить столь же естественно, как есть и спать.
— Но Дагнарус — вовсе не тролль, — рассуждал вслух Ригисвальд. — Конечно, он — Владыка Пустоты, и ее сила помогает ему без конца продлевать собственную жизнь. Однако во всем остальном Дагнарус — такой же человек, как любой из нас. Правда, у него есть одно преимущество: он способен заглянуть в наши сердца, а его сердце для нас закрыто. Если бы нам удалось заглянуть к нему в сердце, что бы мы там увидели? Думаю, очень и очень многое нас попросту ужаснуло бы. А многое оказалось бы вполне знакомым.
Ригисвальд покачал головой.
— Возможно, в том-то и скрыта истинная причина нашей боязни. Мы боимся заглянуть к нему в сердце, поскольку страшимся увидеть самих себя. Но ведь кто-то должен это сделать. Непременно должен.
Парадный дворцовый вход тщательно охранялся. Помимо гвардейцев, там находился один из боевых магов. В руках он держал список приглашенных на встречу с регентом и его величеством. И всегда — сначала регент и только потом король. Малолетний король являлся чем-то вроде довеска.
«Должно быть, это невероятно злит врикиля», — думал Ригисвальд, пока дворцовый слуга вел его через пышные залы с мраморными полами, обилием позолоты и бархатных шпалер. Хочешь не хочешь, а изволь поддерживать облик ребенка и не делать ничего такого, что могло бы вызвать подозрение окружающих. Но стараться быть пай-мальчиком — еще не все. Врикиль обязан следить за событиями и управлять ими так, как угодно его хозяину.
Если не случится никаких иных развлечений, можно будет хотя бы позабавиться, наблюдая за врикилем в королевском обличье. «Интересно, как себя поведет этот „мальчишка“», — подумал Ригисвальд.
***
По требованию регента местом встречи был выбран зал Славы Былых Времен, названный так из-за четырех громадных фресок с видами Старого Виннингэля. Неужели регенту было невдомек, до чего же едкой насмешкой оказался ее выбор? Говорить об осаде Нового Виннингэля войсками Дагнаруса, собравшись в зале, напоминающем про осаду Старого Виннингэля, предпринятую все тем же Дагнарусом!Конечно невдомек. Ригисвальд сомневался, что Кловис вообще способна чувствовать иронию. Мышление регента, как и ее внешний облик, отличалось тяжеловесностью. Такие люди, если их посещает вдохновение, укладывают его на наковальню разума, бьют по нему молотом, а потом хватают клещами и опускают в холодную воду, чтобы навсегда заморозить. Вероятнее всего, Кловис искренне думала, что этот зал вдохновит собравшихся. На Ригисвальда он подействовал совсем наоборот. Даже серятина за окном — и та не столь угнетала, как зал Славы Былых Времен, на самом деле воспевающий поражение, разрушение и смерть.
Необъятный круглый стол, обычно стоявший посреди зала, был убран. Вдоль стен поставили стулья. Приглашенные, однако, предпочитали стоять, сгрудившись кучками. В люстрах ярко горели свечи. Чтобы не таскать в зал громоздкие лестницы, люстры снабдили хитроумными блоками, позволявшими слугам достаточно легко подымать и опускать их. Ригисвальд с интересом разглядывал этот механизм, пока на его накидку не попал кусочек расплавленного воска. Старик поморщился и сразу же отошел.
Напряженность в зале была весьма ощутимой. Торопливо входили все новые приглашенные. Ненадолго задержавшись у входа, они мрачным взглядом обводили толпу собравшихся, потом направлялись к друзьям и вступали в невеселый разговор. Чувствовалось, что все находятся на пределе. Люди перемещались от одной кучки к другой. То и дело среди общего гула взвивался чей-то сердитый голос, поспешно заглушаемый шиканьем собеседников.
В зале уже собрались главы всех Орденов Храма, старшие офицеры Королевской гвардии и городской стражи. Здесь же находилось несколько баронов, имевших дома в Новом Виннингэле и поместья в окрестностях. Не обошли приглашением и главного казначея. Ригисвальд был знаком почти со всеми из них. Некоторых он видел впервые: например, этого дородного господина в богатом, но не вычурном наряде. Скорее всего, из среднего сословия. Краем уха Ригисвальд услышал, что этот человек — предводитель Содружества торговых гильдий.
Отсутствие Владык сразу же бросалось в глаза.
Кое-кто из глав Орденов кивнул Ригисвальду, но ни один не подошел и не заговорил с ним. Ригисвальда недолюбливали. Его это не огорчало. Ему даже нравилось оставаться наедине с собой, не влезая в нашпигованные страхом и безысходностью разговоры. Ригисвальд медленно бродил по залу, прислушиваясь к тому, о чем говорят другие. Вскоре он заметил еще одного человека, занятого тем же самым. То был глава Ордена Инквизиторов.
Невзирая на общий страх и озабоченность, единодушия в зале не было. Баронов и военных задевало то, что после смерти короля Церковь узурпировала власть. По мнению баронов, регента следовало выбирать среди них. Военные их поддерживали, считая Церковь причиной того, что виннингэльская армия многие годы подряд находится в плачевном состоянии. Церковь имела свое воинство, состоящее из боевых магов, но они подчинялись только главе Ордена. Правда, боевые маги всегда были готовы прийти на помощь военным, но те им не доверяли. Бароны и гвардейские офицеры довольно громко шептались о якобы существующем заговоре. Разумеется, вдохновительницей заговора называли все ту же Церковь, только и мечтавшую упразднить законную королевскую власть. Вражеское нападение представлялось им либо уловкой, либо частью заговора, либо… дальше уже следовали и вовсе нелепые предположения.
Перейдя туда, где собрались маги, Ригисвальд услышал схожие разговоры — единственно, злодеи и защитники поменялись ролями. Маги утверждали, что бароны вступили в сговор с врагами, дабы уничтожить Церковь. Вражеская армия была частью их заговора, уловкой и так далее.
Ригисвальд не питал симпатий к регенту. Кловис отличали скудоумие и косность. Однако, невзирая на недостатки, она была женщиной богобоязненной, верной королю и государству. Бароны и гвардейцы тоже были людьми богобоязненными и верными. Когда их страсти поулягутся, им стыдно будет вспоминать, какой вздор они несли в этом зале. Но Пустота не дремала. Она сейчас плела свои незримые сети, вовсю играя на страхе и недоверии, дабы разделить тех, кому надлежало бы стоять рядом.
Из всего, что ему довелось услышать, Ригисвальд согласился лишь с мнением одного барона. Глядя на фрески, живописующие славу Старого Виннингэля, барон назвал выбор зала «богомерзким».
Запели трубы, и в зал вступили гвардейцы королевской стражи. Выстроившись посередине, они медленно и церемонно ударяли в пол тупыми концами копий, дабы утихомирить собравшихся.
— Его величество король!
Разговоры стихли. Все, кто находился в зале, застыли в низком поклоне. Окруженный гвардейцами, в зал вошел невысокий, хрупкий мальчик с сонными глазами. За ним шествовала регент в сопровождении Тасгалла. Тот явился в полном парадном облачении.
Ригисвальд знал Кловис не один десяток лет, еще со времен, когда они оба были послушниками. Он был старше ее, но ненамного. Кловис выглядела почти так же, как и пятьдесят лет назад; только волосы поседели. Грузная, с водянистыми серыми глазами — под стать ее пресному уму. Судьба обделила Кловис воображением и чувством юмора. Смех она считала оскорбительным для богов, поскольку боги (опять-таки по разумению Кловис) требовали от людей серьезного отношения к жизни.
Юный король подошел к подиуму. Там, под балдахином с золотой бахромой, стоял его трон. Для ребенка трон был высоковат и великоват. Король забирался туда ощупью, ибо его учили, что короли никогда не оглядываются. Регент встала по правую руку от его величества, а Тасгалл — по левую. Один из Почтенных Братьев, сочетавший обязанности королевского камердинера и учителя, встал позади. Часть королевской стражи окружила юного монарха, другая часть расположилась у дверей зала.
«Как бы повели себя эти бравые гвардейцы, скажи я им, что зло, от которого они искренне стремятся уберечь короля, находится здесь, у них перед глазами?» — подумал Ригисвальд. В иное время он вдоволь посмеялся бы, но нынешнее положение вызывало скорее слезы, чем смех.
Регент шагнула вперед, намереваясь обратиться к собравшимся. Но ей не дали и рта раскрыть. На Кловис обрушилась лавина вопросов, требований и сердитых упреков. В зале поднялся откровенный гвалт. Король заметно оробел и съежился. Гвардейцы сомкнули кольцо вокруг него. Лицо регента побагровело. Тасгалл предостерегающе взглянул на боевых магов.
Воспользовавшись суматохой, Ригисвальд переместился туда, где они с Тасгаллом могли видеть друг друга.
Тасгалл почти сразу же заметил его. Некоторое время он выдерживал взгляд Ригисвальда, потом сжал губы и отвернулся.
До Ригисвальда начало доходить, зачем его сюда позвали. Поначалу он надеялся, что Тасгалл обдумал сказанное им и готов поверить в истинность его слов. Но теперь Ригисвальд понял: Тасгалл решил публично его опозорить. Старика это задело: он считал Тасгалла умнее и дальновиднее.
— Его величеству понятна озабоченность каждого из вас, — сказала регент. Ее слова почти тонули в общем гуле. — Мы выслушаем то, что тревожит вас, и дадим свой ответ. Но прежде я хочу приветствовать нашего уважаемого гостя, монаха Ну-Тая, приехавшего к нам с Драконьей Горы.
В зале наступила гробовая тишина.
Двери распахнулись, и в зал, ковыляя, вошел сухенький старичок, которого сопровождали двое рослых молодцов в меховых одеждах. Старичок и был монахом. Великаны принадлежали к племени омара, живущему на склонах Драконьей Горы. Омара издревле охраняли монастырь и священные персоны монахов. Они же сопровождали монахов в странствиях по миру.
Монахи с Драконьей Горы были летописцами важнейших событий истории Лерема, но записи они делали не на пергаменте, а на собственной коже. Когда очередной летописец умирал, его тело помещали в особую монастырскую гробницу — своеобразное хранилище летоцисей. Из них грядущие поколения узнавали о событиях далекого или не слишком далекого прошлого.
Собравшиеся насторожились. Всех снедала одна и та же мысль: неужели Новому Виннингэлю суждено пасть и Ну-Тай станет очевидцем гибели столицы? Накануне падения Старого Виннингэля туда тоже явилась монахиня с Драконьей Горы.
Ну-Тай поклонился королю, который подался на троне вперед и вскинул голову. Регент приветствовала монаха и представила ему наиболее именитых собравшихся. Их она попросила выйти и подняться на подиум. Ригисвальда в их числе не было. Старик не обиделся. Он тщательно следил за королем.
Трон был высок для ребенка, и ноги маленького Хирава не доставали до пола. Он беспокойно болтал ногами, потом начал ударять по ножкам трона. Камердинеру пришлось наклониться и что-то шепнуть ему на ухо.
Ригисвальд поймал взгляд Тасгалла и понял адресованный ему вопрос боевого мага: «И этого ребенка вы называете злым порождением Пустоты?»
Ригисвальд сцепил пальцы и стал слегка покачиваться на каблуках, чтобы не затекали ноги. «Знать бы, чем все это кончится», — думал он. Впрочем, не столь уж важно, чем. Все равно конец будет прескверный.
Регент объявила, что монаха в Новый Виннингэль привела необходимость передать скорбное известие. Скончался Густав, Владыка Знания, благородный и всеми уважаемый человек. Он умер далеко отсюда и был похоронен варварским племенем тревинисов в земляном кургане. Кловис предложила отправить к тревинисам нескольких посланников, дабы они перевезли тело Владыки Густава в Новый Виннингэль, где оно будет погребено надлежащим образом.
После слов регента в зале вновь стало шумно. Окруженные десятитысячной армией злобных тварей, которые наверняка явились под стены города из Пустоты, жители со страхом думали, что вот-вот погибнут сами. Какое им дело до старого безумца, окончившего свои дни неведомо где? Одержимый поисками Камня Владычества, Густав всегда был головной болью Совета Владык. Услышав о его смерти, многие в зале облегченно вздохнули.
Интересно, сообщил ли монах Кловис, что Густаву удалось найти часть Камня Владычества, принадлежащую людям? Если да, регент об этом умолчала. Ригисвальд не осуждал ее. Зачем дразнить взбудораженную толпу? Не скажешь же им, что Камень найден, но мы не знаем, где он сейчас? Большинство собравшихся сразу же решит, что Церковь просто припрятала Камень, чтобы затем воспользоваться им для своих целей.
Монах незаметно отошел и сел на стул у стены. Телохранители замерли по обе стороны от него. Собравшиеся успели забыть о нем. Все взоры были устремлены на регента. Каждый напряженно ждал, что она скажет, и уже заранее противился ее словам.
Кловис уже раскрыла рот, но, видно, ей не суждено было сегодня говорить. В зал, запыхавшись, вбежал молоденький послушник из числа ее слуг. Он бросился прямо к регенту и только потом сообразил, что все, включая короля, пристально смотрят на него. Растерявшись, юноша застыл на месте. Суровый голос Кловис вернул его к жизни. Послушник подбежал к ней и что-то сказал.
У регента округлились глаза. На круглом, с двойным подбородком, лице застыло откровенное недоумение. Ошеломленная Кловис дорого бы сейчас дала, чтобы выслушать все это наедине. Но покинуть зал она никак не могла. Да и поздно: собравшиеся строили всевозможные домыслы. Кто-то из баронов потребовал, чтобы регент огласила полученное известие.
— Ваше величество, — Кловис повернулась к королю, — командующий вражеской армией просит, чтобы его пропустили в Новый Виннингэль под белым флагом перемирия. Он заявляет, что не имеет намерений атаковать нас, и предлагает совместными усилиями попытаться найти мирное решение. Мы должны решить, пускать его в город или нет.
В мертвой тишине зала раздался звонкий голос юного короля.
— Мы говорим «да», — объявил Хирав Второй. — Мы пропустим его в город и позволим говорить с нами.
Из пышной груди Кловис вырвалось нечто похожее на стон. Неужели король не понял, что она сказала об этом из политических соображений, желая успокоить горластых баронов? Ему следовало бы ответить, что он целиком отдает решение в ее руки. Менее всего регент ожидала от своего подопечного самостоятельных решений и теперь не знала, как выпутаться из щекотливой ситуации.
— Ваше величество, нам необходимо поговорить об этом наедине.
Король соскользнул с трона и поднял на нее свои невинные детские глаза.
— А мы считаем, что командующего нужно пропустить в город. Мы желаем увидеть и выслушать его. Такова наша воля, и ты должна ее выполнить.
«Хитер этот врикиль», — подумал Ригисвальд. Он посмотрел на Тасгалла: как-то боевой маг воспринял слова мальчишки. Но взгляд Тасгалла ему поймать не удалось. Боевой маг безотрывно глядел на регента.
Кловис, что называется, «спеклась». Сложив руки на своем внушительном животе, она окинула короля испепеляющим взглядом, пытаясь его испугать. Но Хирав Второй не испугался, и регенту поневоле пришлось заговорить.
— Ваше величество, поскольку я являюсь вашим регентом, назначенным Церковью и благословленным богами, мой долг — направлять ваши решения. Все знают, как вы неустанно печетесь о благе своих подданных. Нам понятно, что и это ваше решение вызвано заботой о них. Только так можно объяснить ваше желание говорить с дерзким злодеем, угрожающим нашему городу. И все же позвольте вас предостеречь. Здесь необходим серьезный подход. Всякая поспешность губительна. Я вновь предлагаю подробно все обсудить.
Кловис повернулась к камердинеру.
— Проводите его величество.
Его величество вовсе не был доволен таким поворотом дела. Он нахмурился и сжал пальцы в кулак. Казалось, он готов вступить с регентом в препирательства. Но не вступил. Видимо, понял, что только проиграет в глазах собравшихся, которые сочтут его дерзким и своевольным мальчишкой. А это могло лишь повредить ему; взрослые, которые совсем недавно поглядывали на него с жалостью, теперь смотрели с уважением. Ведя себя достойно, он упрочит свою репутацию.
В сопровождении камердинера и стражи юный король покинул зал.
Регент отдала распоряжения послушнику, и тот с прежней быстротой исчез за дверями.
— Мы вынуждены прервать нашу встречу, — обратилась она к собравшимся. — Через час мы соберемся здесь снова и объявим наш ответ вражескому главнокомандующему.
Если Кловис думала, что сумеет так просто выйти из зала, она ошибалась. Регент — не король. Ее сразу же обступили возбужденные бароны и гвардейцы. Даже предводитель Содружества торговых гильдий — и тот протиснулся к Кловис, чтобы высказать свое мнение.
Хмурая, с пылающими щеками, регент безуспешно пыталась оттолкнуть преграждавших ей дорогу. Тасгалл и боевые маги были вынуждены прийти ей на помощь. Вместе с нею вышли и главы Орденов.
Бароны, военные и придворные вновь стали сбиваться в кучки. Опять зазвучали их рассерженные голоса. Все были крайне злы на Церковь, не имевшую права вмешиваться в подобные дела.
Ригисвальд, которому наскучила пустая болтовня, вышел в коридор, и, как оказалось, не напрасно. В дальнем конце коридора, увешанного портретами королей и королев Виннингэльской империи, он увидел глав всех девяти Орденов. Они стояли, окружив регента. Несколько боевых магов перегородили коридор, чтобы никто не помешал этому спешному совещанию десятки.
Ригисвальд немного прошел вперед, делая вид, будто любуется портретом умершей матери маленького Хирава. Встав возле полотна, он склонил набок голову и прикинул расстояние до конца коридора.
По его подсчетам, выходило примерно двести футов. Ригисвальд достал спрятанный под манжетой пузырек с водой, извлек зубами пробку и смочил себе пальцы. Он произнес слова заклинания, потом взмахнул пальцами, стряхнув воду в направлении Кловис и ее окружения. Заклинание подействовало. Вскоре Ригисвальд отчетливо слышал весь разговор.
— Несомненно, — пыхтела регент, — этот человек, именующий себя Владыкой Дагнарусом, по достоинству оценил оборону города и понял, что его армии нас не одолеть. В лучшем случае он может осадить город, но, пока наши порты остаются открытыми, его осада доставит нам некоторые неудобства, и не более. Я против переговоров с ним.
— Осада, досточтимая Кловис, обернется для нас не некоторыми, а весьма значительными неудобствами, — без всяких околичностей возразил ей Тасгалл. — У них есть осадные башни, и там стоят катапульты, стреляющие «оркским студнем». Думаю, вам не надо объяснять, что это такое. Мы не успеем оглянуться, как… Владыка Дагнарус обрушит на нас огненный ураган. В первый же день мы потеряем половину жителей, а город превратится в сплошное пепелище.
— Однако, — мрачно продолжал Тасгалл, — даже такая участь предпочтительнее капитуляции. Я наслышан о том, какой кошмар учинили эти бестии в Дункаре, когда город сдался. Я считаю, мы должны сражаться, но вначале нам стоит узнать, чем нам угрожает враг, дабы успеть приготовиться.
— Почтенный Брат Тасгалл рассуждает мудро, — сказал глава Ордена Инквизиторов. — Мы располагаем сведениями, что вражеская армия почти поголовно состоит из таанов — получеловеческой-полузвериной расы, которая весьма искусна в магии Пустоты. Страшнее всего, что этой гнусной магией владеют не только шаманы. Она доступна любому их воину, когда он только пожелает. В отличие от людей тааны не испытывают ужасающих последствий магии Пустоты.
Главный Инквизитор был высоким и невероятно худым человеком, похожим на скелет. У него были седые прилизанные волосы и большие выпученные глаза, свойственные всем, кто страдает зобом. Костлявая челюсть и высокие скулы делали его улыбку похожей на оскал черепа. Среди послушников ходила шутка, что глава Ордена Инквизиторов — мертвец, восставший из могилы. Лишенный человеческой теплоты, язвительный и легко раздражающийся, Инквизитор и прежде не пользовался расположением собратьев. После назначения его главой Ордена Инквизитора просто возненавидели.
Новости сильно потрясли регента.
— Как такое возможно? — вопрошала Кловис. — И почему я не знала об этом раньше?
— Справедливый вопрос, — согласился рассерженный Тасгалл. — Вам надлежало сразу известить боевых магов!
— Вплоть до сегодняшнего дня вы едва ли восприняли бы наши сведения всерьез, — парировал Инквизитор.
— Природа магии Пустоты такова, что она обязательно влияет на тех, кто ее применяет, — упиралась регент. — Полагаю, Инквизитор, вас просто ввели в заблуждение.
— Братья нашего Ордена поминутно рисковали своей жизнью, добывая эти сведения. Им пришлось соприкоснуться с таанами. Да уберегут нас боги от подобной участи, — с холодной яростью заявил Инквизитор, возмущенный тем, что кто-то сомневается в его словах. — Таанам помогают самоцветы, которые шаманы помещают им под кожу. У нас нет достоверных сведений о действии этих камней. Скорее всего, тааны отдают Пустоте силу камней, а не свою жизненную силу. Это и уберегает их от последствий.
— Я считаю, досточтимая Кловис, что мы должны поверить словам нашего собрата, — сказал Тасгалл. — И посмотреть в лицо страшной правде. По сути, каждый таанский солдат — это маг Пустоты. Он вдвойне опасен, поскольку сеет смерть и разрушение не только силой оружия, но и силой своих жутких заклинаний.