Уильямс Тэд. Война Цветов

   Тео не знал, что на это сказать. Его последние школьные годы прошли в счастливом обкуренном состоянии, если не считать редких стычек со спортсменами.
   — Так уж все устроено — что пользы жаловаться, — сказал Кумбер. — Теперь, когда во главе стал Чемерица со своей кликой, будет еще хуже.
   — Как я понял, у вас и раньше не все были довольны жизнью. — Тео вообще не думал об Эльфландии, пока вопреки своей воле не оказался в ней, и уж тем более не уделял внимания классовой борьбе в местных условиях.
   — Правда твоя. Но так было не всегда. В старину все обстояло намного проще. У каждого было какое-то свое дело, и жизнь шла своим чередом. Скучновато, быть может, зато дети гномов не побирались на улицах. Со смертью короля и королевы все испортилось. Семь — теперь шесть — самых могущественных семей пришли к власти и тут же принялись все менять. Теперь этих семей осталось три, — с внезапным, пронзившим его осознанием произнес Кумбер. — А вскоре, возможно, вся власть перейдет к одной, и настанет империя Чемерицы.
   «Кое-что здесь, пожалуй, не так уж и отличается от нашего мира, — подумал Тео. — Стоящие у власти всегда стараются захватить долю побольше. Им мало есть сочное мясо, в то время как остальное население гложет кости. У больших собак, как видно, та же тайная цель — каждая мечтает стать больше всех и обжираться до отвала мясом с кровью, пока другие голодают».
   — А больно это, когда крылья режут?
   — Нет, конечно. У нас современная техника. Всю твою жизнь ампутируют, а ты и не чувствуешь ничего.
 
   Почти все утро они шли через парк Раде. Наставший день немного заживил душевные раны Тео — теперь он уже мог говорить о Кочерыжке, но ни он, ни Кумбер не осмеливались предполагать, что же с ней случилось. При этом Тео пускался в долгие повествования о храбрости маленькой феи и ее неисчерпаемой доброте, охраняемых остро отточенным язычком, и был изумлен тем, как много Кумбер о ней знает, — эти двое, похоже, часто беседовали между собой в доме Нарцисса. Разговор двух друзей Кочерыжки начинал напоминать бдение над гробом: Кумбер явно не меньше Тео горевал о том, что они ее потеряли — возможно, что и навсегда. В конце концов оба загрустили и опять погрузились в молчание.
   В полдень они остановились, чтобы передохнуть часок, и съели еще по куску добытого Кумбером хлеба. Тео мигом умял свою долю, и ему захотелось еще. Захотелось настоящей еды, настоящей постели и безопасности.
   «Ну, в обозримом будущем тебе этого все равно не видать, — сказал он себе, — так что довольствуйся тем, что имеешь». Жаловаться не только бесполезно, но глупо и неблагодарно. Он несколько раз избежал верной смерти, располагая лишь собственным побитым телом и саднящими легкими. У него есть- спутник — друг, можно сказать, — не щадивший ради него собственной жизни. Город, возможно, перестал быть безопасным местом для Кумбера Осоки, но в деревне наверняка нашелся бы уголок, где феришер, даже бескрылый, обрел бы приют и помощь, — между тем он остается и терпеливо отвечает на самые простые вопросы, как детсадовский воспитатель в конце очень долгой прогулки.
   Если говорить о простых вопросах, то Тео до сих пор еще не разобрался в местной хронологии.
   — Так когда эти семь семей пришли к власти — несколько столетий назад?
   — К экзаменам готовишься? — хмыкнул Кумбер. — Вряд ли сейчас твое поверхностное знание истории послужит основным препятствием для получения тобою гражданства.
   — Да нет, я просто пытаюсь что-то осмыслить — в основном то, какое место занимаю во всем этом я. Чемерица хочет меня заполучить, а значит, мое появление здесь как-то связано с ним. Я был нужен ему явно не для того, чтобы начать эту его войнушку. — Тео находил трудным думать и одновременно не отставать от Кумбера: босой и чудодейственно оживший феришер порядком его изматывал. — Я знаю, что повторяюсь, но ведь я только безработный музыкант, ничего больше. Какой в этом смысл?
   — Никакого.
   — Вот видишь. Значит, должно быть что-то, чего я еще не знаю, — вот и помоги мне. Допустим, я действительно эльф. Единственная другая моя связь с этим миром — то, что человек которого я считал своим двоюродным дедом, жил здесь лет тридцать — сорок назад. Это я считаю по нашему времени, а по вашему сколько будет?
   — Это, боюсь, не так просто. Время в двух наших мирах идет по-разному. Здесь оно, кажется, идет быстрее, но не всегда. Ты пытаешься объединить две нестабильные системы. На ход времени влияют и географические факторы, которых пока ты все равно не поймешь. Я достаточно изучил ваш мир, чтобы знать: у вас места, расположенные по соседству, всегда остаются такими.
   — Ну да, — поразмыслив, признал Тео. — Если поезд идет из Сан-Франциско в Лос-Анджелес, он не может по пути остановиться в Нью-Йорке.
   — Чудесные названия, — мечтательно улыбнулся Кумбер. — Какие картины рисуют они в моей голове! Сан-Франциско! Это как сон.
   — Видел бы ты эльфов, пляшущих на Кастро в Хэллоуин! — ухмыльнулся Тео. — Как в сказке, это точно.
   — Давай-ка прибавим шагу. Пока что мы шли по краю Последнего Луча, но нам еще далеко, и мне хотелось бы прийти на место засветло.
   Начался долгий спуск. Деревья на холмах понемногу редели, справа поблескивала серебром водная гладь.
   — Ис, — сказал Кумбер. — Там, на востоке, за горизонтом, лежат острова Хай-Брезил* ^[27]. Мне часто хотелось отправиться туда, подальше от этого ужасного города.
   — Ис — это океан? Или озеро?
   — Просто вода, — пожал плечами Кумбер. — Если заплыть подальше, то океан, а здесь озеро, вернее залив. Не знаю, как тебе объяснить.
   Между парком и водой Тео видел обширные городские районы, где почти не было башен, которыми изобиловал центр.
   — Нам туда?
   — Нет, это Восточный Берег — мы только пройдем по нему. Там в основном склады и очень дешевые квартиры для бедноты. А на севере, вон там, где домов поменьше, уже виден край Болота, которое лежит между собственно Городом и гаванью. Там впадает в залив река Лунная, и Замковый — один из последних мостов через нее. Сейчас им, по-моему, почти не пользуются, поскольку железная дорога и шоссе проложены в обход, через Восточный Берег.
   — «Железная дорога» по отношению к стране эльфов для меня все еще звучит дико, не говоря уж об «энергостанциях». Когда это все построили?
   — После прихода Семи Семей к власти, когда Город начал бурно расти. Лорд Чемерица, при всей своей ненависти к смертным (ее причина, кстати, мне непонятна: говорят, он посещал ваш мир регулярно, пока эффект Клевера не вступил в силу), питает истинную страсть к их достижениям. Потому-то у нас и возникло столько проблем с энергией, что цветочные семьи понастроили так много и с такой быстротой. Раньше всю Эльфландию обеспечивали энергией король с королевой.
   — Как же они это делали?
   — Не могу сказать. Они просто были, и энергия каким-то образом шла от них. Ее вполне хватало на чары и все прочие нужды. Но когда их не стало, и Город принялся разрастаться, Семерым и парламенту пришлось изыскивать другие способы обеспечения энергией. Тогда-то они и построили станции.
   — Какие станции?
   — Энергетические, конечно. Оттуда и берется энергия на освещение, экипажи, поезда и все остальное. Парламент ввел Энергетические Законы, а вместе с ними и призыв.
   — Погоди-ка, я опять запутался. Призыв — это как в армию, что ли? Хочешь не хочешь, а иди?
   — А, вот как заведено в вашем мире, — кивнул Кумбер. — Я знаю, у вас этот термин тоже в ходу, но ваша наука так отличается от нашей — у нас ее, по правде сказать, и наукой-то не считают, — что трудно понять значение отдельных слов, а надежные тексты даже в университетских библиотеках не сыщешь.
   — Я все-таки не понял — кого у вас призывают и зачем?
   — Ты правда не знаешь? Ты извини, но у нас это каждому школьнику известно, даже если ему всю жизнь предстоит овец пасти. По призыву берут на энергостанции.
   — Вроде бы не так уж и страшно — работа все-таки, а не военная служба. Но почему их добровольно не нанимают?
   Кумбер остановился.
   — Это не просто работа. Туда призывают не для того, чтобы обслуживать технику, заниматься бухгалтерией или руководить. На то имеются вольнонаемные служащие, которые получают приличное жалованье и каждый вечер расходятся по домам. Призывники-то и производят энергию. Тех, кто вытянул жребий, просто отправляют на станции и выкачивают энергию из них. Они служат не больше десяти лет, потом их демобилизуют, но от них мало что остается к тому времени, что бы там пропаганда ни утверждала. «Я отслужил свое, и теперь у меня впереди долгие счастливые годы — спасибо «Генераторам Дурмана!» Я видел этих демобилизованных в своей родной деревне — до того, как начальство спохватилось и начало помещать их в специальные санатории для заслуженных энергетиков, чтобы они, расслабленные и пускающие слюни, не мозолили глаза на деревенских улицах.
   — Ты хочешь сказать, что на станциях каким-то образом... высасывают энергию из этих призывников? Из живых эльфов?
   — А откуда же ей еще взяться? — У Кумбера снова вырвался невеселый смешок. — Почему, как ты думаешь, моя мать так хлопотала, чтобы я продолжал учение и не попал под призыв? Современная генерация энергии — это чудеса науки, Тео. «Немногие жертвуют собой ради многих». Этот лозунг придумал наш старый очаровашка лорд Нарцисс, которого позавчера поджарили до хруста, и слеза гордости заволакивала его взор, когда ему кто-нибудь это цитировал. Он любил поговорить о добром старом времени, когда деревенские парни толпами выходили из вагонов, горя желанием потрудиться на энергетическом поприще и принести пользу Эльфландии.
   Некоторое время Тео шел молча. К горлу подкатывала желчь, и он боялся, что его вырвет, как только он откроет рот.
 
   Когда лес окончательно остался позади и они по булыжной дороге спустились в город, в скопище похожих на коробки складов и жилых корпусов, где на каждом балконе, как флаги капитуляции, полоскалось белье, была уже вторая половина дня, и бодрость, наполнявшая Тео все утро, стала выветриваться. Облака серого дыма над головой отражали его настроение.
   Безликим многоэтажным домам придавали некоторое своеобразие сюрреалистические серебряные конструкции зеркальных мачт на крышах (что-то вроде телевизионных антенн, судя по сбивчивому объяснению Кумбера), а также настенные граффити, еще более загадочные и абстрактные, чем в мире смертных. При виде этого Тео неожиданно вспомнил Анну, девушку, с которой встречался в середине восьмидесятых. Она объявляла себя виккаисткой* ^[28], хотя ее вариант, насколько Тео понимал, отличался от общепринятого. Она всегда поминала не бога, а только богиню, и питала глубокую, почтительную любовь к драконам, единорогам и эльфам. Тео считал ее слегка чокнутой, но их встречи, проходившие большей частью под простеганным вручную одеялом в ее квартирке, длились около года и помогли ему пережить очередной непродуктивный период. Он долго не вспоминал о ней, но теперь ее вдохновенные рассказы об эльфах вызвали в нем прилив циничного юмора, смешанного с жалостью.
   Хорошо, что девочка так и не попала сюда, думал он, глядя, как крошечная домохозяйка развешивает на балконе великое множество детских вещичек — напрокат она, что ли, сдает свое потомство? Это ведь то самое место, куда она так стремилась. «Волшебство», — говорила она. «Они питаются нашими мечтами». И вообще-то была права, хотя и в весьма неприятном смысле. Тео вспомнил, что говорил ныне покойный лорд Штокроза о плане Чемерицы и о существе, называемом Ужасным Ребенком. «Скоро все станет еще более неприятным. Они начнут питаться нашими мечтами, как пиявки, только пиявки не разрушают социальную среду своих жертв».
   — Вид у тебя хуже некуда, — заметил Кумбер. — Не волнуйся, скоро мы уже выйдем из Города на Болото.
   — Я не из-за этого. Просто я думал, как люди... те, кого я считал своими... В общем, о том, сколько у нас рассказывают про эльфов. Тут и стихи, и сказки. И всюду, чудесным представляется ваш мир или страшным, он изображается... красивым. Волшебным. Блистательным, несмотря на все его ужасы. И отчасти так оно и есть, но в основном все выглядит... вот так.
   — Если тебя это угнетает, подумай, что должен чувствовать я. Я ведь живу здесь.
   Тео, поняв всю правоту этого мягкого укора, прикусил язык.
   Остатки хлеба они доели, проходя через еще более убогий район — трущобы, слепленные из материала вроде фанеры. Район был нехороший по любым меркам, но местные жители, глядевшие на них с порогов или низких крыш своих хибарок — грязные эльфы большого роста наряду с брауни, гномами и пэками, — казались слишком пришибленными, чтобы представлять серьезную угрозу. Тео тем не менее держался настороже.
   На подходе к местному эквиваленту шоссе, на немощеной, изрытой шинами улице, Кумбер вдруг схватил Тео и толкнул в закоулок между двумя лачугами. Мимо проехал открытый автомобиль, смахивающий на джип, хотя его конструкторское решение вызвало бы легкую панику у смертных дизайнеров. В нем сидели с полдюжины констеблей в тяжелых плащах и шлемах, с осиными ружьями и стилизованной цветочной эмблемой — Кумбер сказал, что это обозначение парламентских войск. Детишки десяти разных видов, в том числе гоблинята, бежали за машиной, выпрашивая еду и монетки. Угрюмые стражи порядка не обращали на детей никакого внимания, но Тео порадовался шуму и кутерьме: автомобиль миновал их с Кумбером укрытие, даже не сбавив скорости.
   — Какая дальность у этих ружей? — спросил Тео шепотом, когда те уже проехали.
   — Какая надо, такая и дальность. Осы, правда, иногда устают, особенно когда долго сидят в обойме без еды.
   — Они что, живые? Настоящие осы?
   — Вроде того, только их делают из металла. Научное достижение.
   — Металлические, но при этом едят. Чем же их кормят?
   — В основном бронзовой стружкой.
   Тео вздохнул. Можно прожить здесь годы и все равно ничего не понять.
   После встречи с констеблями они оставили позади последние хибары Восточного Берега. Ис теперь, похоже, лежал перед ними целиком, но это зрелище как-то не особенно впечатляло. К воде вела череда низких холмов с каменными вкраплениями и чахлыми деревцами, которым постоянные ветры придали странную форму. Ветер дул и теперь, трепля одежду на Тео.
   — Унылая, я бы сказал, местность.
   — Прежде все было иначе. Вон та серебристая линия — это река Лунная. Раньше она протекала мимо Великого холма, где жили первые эльфы, и служила кровеносной артерией этого места. Но при расширении Города ее запрудили, изменили ее русло и проложили каналы для орошения земель на западных окраинах. Теперь она совсем обмелела, А вот здесь, — Кумбер обвел рукой безотрадный пейзаж, — рос густой лес, Арден. Королева устраивала балы на его полянах за Руинами, под холмом, который теперь называется Стражем Битвы, — вон он, виден вдали, уродливая такая каменюга. Реку запрудили, лес вырубили, и все здесь стало таким, как ты видишь.
   Идти по пустынным холмам было легче, чем по городу, и Тео воспринял это с благодарностью. Но он не мог не сравнивать неприглядность этой картины с почти галлюцинаторной пышностью лесов Шпорника, о чем и сказал Кумберу.
   — Там ведь не настоящий лес, просто охотничьи угодья богатого помещика, — пожал плечами тот. — Раньше он, как и все земли Шпорника, был лишь крошечной частицей Серебряного леса. Все та же старая история, Тео, — она, наверное, успела тебе надоесть, а мне уж точно надоело ее рассказывать. Все в прошлом. Тот кусочек леса оставили, чтобы Шпорнику и его друзьям было где порезвиться.
   — Да, вы, ребята, с большим усердием подражаете нашему миру.
   Кумбер только грустно улыбнулся в ответ.
   Час спустя они дошли до Лунной, похожей скорее на канал с медленным течением, чем на реку. Ее заключенные в камень берега уходили вдаль, соперничая высотой с холмами. Солнце опустилось к самому горизонту, и задымленное небо над вершиной, которую Кумбер назвал Стражем Битвы, уже зажглось красным заревом. Температура падала, с илистых земель у реки поднимался туман. Тео пробирала дрожь. Даже в парке, среди обвитых плющом деревьев, ему спалось не очень-то хорошо — каково же будет провести ночь здесь, на этой голой равнине, где слышны далекие крики морских птиц? Кумбер тоже чувствовал себя явно не лучшим образом.
   — Вон он, Замковый мост. — Феришер показал на какую- то развалину, протянувшуюся поперек реки — не то потопленная флотилия, не то фантастический замок, на который сел великан.
   «Боже, а ведь здесь такое и вправду могло случиться!» — подумал Тео.
   Почти все башни на мосту обвалились, и вокруг их обломков пенились белые буруны, единственные на всем протяжении ленивой реки. Только одна сохранилась почти целиком и торчала на дальнем конце, как одинокий зуб во рту мультяшной ведьмы. На обоих берегах тоже валялись обломки, наполовину ушедшие в грязь и ужасно похожие на помет какого-то громадного животного. Тео пожалел, что вспомнил о великанах.
   — Этот мост служил укреплением, когда река была самым уязвимым местом на подступах к Городу, — сказал Кумбер. — Когда она еще имела значение.
   — Что-то вокруг никого не видно.
   — Может, их прогнали отсюда. — Кумбер, очевидно, печалился по этому поводу далеко не так, как Тео.
   — Нет, погоди — там на верхушке шевелится кто-то. — Тео заслонил глаза рукой. — Их немного, и они, думаю, нас тоже видят. — Неизвестные, видели они путников или нет, скоро исчезли с полуразрушенных мостовых укреплений, и пейзаж обрел прежнюю безжизненность.
   Еще с четверть часа они шли вдоль реки к мосту. Под его настилом громоздились кучи мусора, камней, дерева — странно даже, как река умудрялась просачиваться через все это к Ису. Еще больше удивился Тео тому, как велико это древнее сооружение — несколько сотен футов в длину, а единственная уцелевшая башня достала бы до середины дома Нарцисса. Тео прикидывал, сколько же народу тесало и укладывало эти огромные камни, когда чей-то голос приказал им остановиться.
   — Ни с места. — Они едва слышали невидимого часового сквозь ветер, гудящий в разрушенной кладке моста. — Вы под прицелом.
   Тео с Кумбером застыли, а с одной из развалившихся башен к ним ловко спустилась маленькая фигурка — гоблин в одной набедренной повязке и безрукавке, несмотря на холодный ветер. Сначала Тео подумал, что это тот самый, который дал ему записку, но этот был мельче и старше, с колючими белыми бакенбардами. Двигался он, однако, вполне уверенно. Перескакивая с камня на камень, он добрался до подножия, потом спустился со стенки моста по веревке, которую Тео раньше не замечал, и подошел к ним.
   — Чего вам? — Гоблин скорее сердился, чем нервничал, хотя Кумбер, и тот был на целую голову выше его. «Может, они правда держат нас под прицелом?» — подумал Тео, и эта мысль его не порадовала. Он так устал, что и от банана не увернулся бы, что уж там говорить о волшебных металлических осах. Он полез было в карман, но тут вспомнил телевизионные шоу о задержаниях и взятии заложников.
   — У меня есть записка, — медленно и четко произнес он. — Один гоблин дал ее мне и пригласил сюда. Сейчас я ее достану.
   На гоблина с белыми баками это особого впечатления не произвело.
   — Ладно, давай свою бумажку — а коли соврал, пожалеешь.
   — Хорошо вы гостей встречаете. — Тео пошарил в кармане своей найденной на помойке рубашки, испытал момент паники и наконец нащупал на самом дне бумажный комочек.
   Гоблин прищурился и поднял листок к закатному небу, словно ища водяные знаки. Глаза у него округлились, длинный нос шевельнулся, и он уставился на пришельцев с чем-то похожим на изумление. «Ну все, сейчас нас пристрелят», — подумал Тео.
   — Ступайте за мной, добрые господа. — Гоблин поклонился — да-да! — и повел их на мост.
   — Дерева скрипучие, ты посмотри только! — Кумбер перегнулся через перила. Тео, высматривавший стрелков, которыми им угрожали, взглянул на их провожатого, но тот как будто не имел ничего против.
   По обоим берегам у моста, невидимые с той стороны, откуда пришли Тео и Кумбер, лепились хибарки, точно оставленный паводком мусор. Этот городок тянулся к Ису на целую милю, а то и больше — наступающие сумерки не позволяли сказать точнее. Там сновали эльфы самого разного вида, но мохнатые гоблины, серые и коричневые, все же преобладали.
   — Да тут у них сотни народу! — ахнул Тео. — Нет, тысячи.
   — А еще тысяча живет у вас под ногами — в мостовых укреплениях, под опорами, даже на плотах, что стоят на реке, — с нескрываемым удовольствием сообщил гоблин. — Но вы, юноши, и без меня это знаете, коли знакомы с нашим великим Пуговицей.
   — С Пуговицей? Кто это — Пуговица?
   — Верно, верно. — Гоблин одобрительно покивал и приложил палец к длиннющему носу. — Чем больше молчать сейчас, тем меньше крику будет потом.
   Тео мог только догадываться, что это значит и к какому недоразумению привела его записка. Удивляло немного, что гоблин вел их не в лагерь на речном берегу, а прямо по мосту, к единственной уцелевшей башне. На подходе к ней из тени вышли двое громадин-огров — не менее огромные и безобразные, чем телохранители Пижмы Тедди и Долли. Они подозрительно уставились на Тео и Кумбера, но старый гоблин подал знак, и они с уважением отступили.
   Пришельцев провели по узкой каменной лестнице в башню. Тео совсем выбился из сил, поднявшись на высоту примерно пяти этажей. Он надеялся, что если все это придумано для того, чтобы заманить их в ловушку, то казнят их быстро — очень уж ноги болят. Гоблин тем временем открыл тяжелую деревянную дверь на самом верху и жестом пригласил их войти.
   — Он беседует с танцовщицами пери, прибывшими из самой Дубравы, — доверительно прошептал он при этом. — Возможно, вам придется немного подождать, прежде чем он вас примет.
   На другом конце комнаты сидел другой гоблин, чуть крупнее, в какой-то бурой дерюжной рясе — такую мог бы надеть францисканский монах, отдав в стирку ту, что поприличнее. Позади него расположились полукругом около дюжины гоблинов и других эльфов. На человека среди них походил только один, красивый, золотоволосый и моложавый — возраст его, как у большинства представителей этого вида, не поддавался определению. Он и другие смотрели на вошедших с любопытством, но сидевший впереди гоблин не сводил глаз с воздушных созданий перед собой — эти фигуры, закутанные в прозрачные шелка, казались скорее порождением сна, чем существами из плоти и крови.
   Наконец гоблин, подняв вверх руку с растопыренными пальцами, склонил голову перед воздушными феями и впервые взглянул на Тео и Кумбера. Тео узнал его: это он дал ему записку в автобусе. Худое лицо гоблина прорезала медленная улыбка.
   — Ты пришел, как я и надеялся. Твое доверие делает мне честь. — На миг он закрыл глаза, словно собрался уснуть. — Как ни жаль, здесь присутствуют и другие почетные гости, которые нуждаются, хм, в моих скудных мыслях и моей скромной помощи. — Он кивнул в сторону трех сильфид — это, наверное, и были пери, о которых упомянул другой гоблин.
   — Я тебе больше не нужен, Пуговица? — спросил гоблин с белыми баками.
   — Спасибо, Щеколда. Ты можешь идти, если хочешь. Хотя нет: приведи ко мне, пожалуйста, моего друга Крапиву, прежде чем вернешься на свой пост.
   Гоблин, названный Щеколдой, весьма небрежно кивнул и стал спускаться по лестнице.
   — Так вот, — сказал тот, кого звали Пуговицей, — пока я не смогу уделить вам должное время и предложить подобающее угощение, вам, думаю, будет приятнее побыть в обществе одного из вас. Караденус, — сказал он желтоволосому эльфу, — не будешь ли ты так любезен заняться нашими гостями?
   — Разумеется. — Высокий эльф встал, продемонстрировав костюм, который был бы уместен на веранде сахарной плантации, и сказал: — Пойдемте со мной.
   — Весьма благодарен вам за проявленное терпение, — сказал гоблин им вслед. Тео, снова выйдя на лестницу, мысленно застонал от перспективы предстоящего спуска. — Скоро мы побеседуем.
   — Можно спросить, что это за цаца такая? — спросил Тео на пути вниз.
   Золотоволосый эльф посмотрел на него удивленно:
   — Если вы не знаете, что вы тогда здесь делаете? И почему вас встретили так приветливо? — Он прищурился — скорее недоумевающе, чем враждебно. — И говоришь ты, мой друг, как-то странно. Откуда вы?
   — Издалека. Здесь достаточно безопасно? — Тео не хотел пока раскрывать карты. — Я хотел спросить, можно ли нам переночевать здесь? Мы очень устали.
   — Ну конечно, можно, свет сквозь листья. Так сказал Пуговица, а ему перечить никто не смеет.
   — Так он главный у вас, этот гоблин?
   Они уже сошли вниз, и Караденус, кивнув ограм у двери, снова уставился на Тео. Небо над мостом потемнело, в лагере зажигались огни.
   — Прости, но в твоей манере разговаривать мне слышится что-то очень знакомое — эту речь я как будто слышал во сне. Скажи мне, откуда ты?