Уильямс Тэд. Война Цветов

   Это кольцо, должно быть, звезда — надо будет, чтобы кто-нибудь ему объяснил.
   — Скажи, что меня это устраивает. Я приду один — надеюсь, что и она тоже.
   — Тео!
   — Заткнись, Кумбер. Скажи ей, Стриди, что это все. Можешь повесить трубку или как это там у тебя делается.
   Поппи все еще смотрела в его сторону. Он помахал ей опять, уже не так интенсивно, и отвернулся. Он почему-то верил, что она ничего не скажет ни телохранителям своего отца, ни констеблям, но на всякий случай лучше было не торчать на виду, тем более что этим он мог бы подвести Стриди и Кумбера.
   — Пошли, Кумбер. Мне надо подумать. И скажите кто-нибудь, когда оно всходит, это Кольцо Королевы.
 
   Всходило оно около восьми вечера по человеческому времени — крупная желтая звезда на западном горизонте. Тео, входя в низкую дверь ресторанчика, без труда нашел ее на черном небе.
   «Палата собраний» была заведением для кобольдов — маленький, без окон, но весьма претенциозный кабачок у самой дороги Глайстиг, проходящей через квартал с дешевыми магазинами недалеко от Восточного Берега. Кобольды — пещерные жители, и в вестибюле было очень темно, однако Тео чувствовал себя заметным до ужаса. Он втиснулся в угол за столом метрдотеля, питая надежду, что Поппи скоро появится. В таких местах каждый завсегдатай при входе непременно на тебя смотрит — не потому, что он тебя узнаёт, как быстро сообразил Тео, а потому, что надеется встретить кого-то знакомого. В таких местах все разглядывают друг друга просто из принципа.
   Стараясь казаться естественным, Тео отвернулся от двери и стал изучать грифельные стены — из-за них казалось, что ресторан вырублен прямо в скале. Имелась тут и наскальная роспись — кобольды и разные подземные животные, нарисованные флуоресцентными красками и поэтому как будто плавающие в нескольких дюймах от стен. Тео не знал, что это — подлинная народная живопись или стилизация. Откуда ему знать, есть ли вообще у кобольдов народная живопись и что она такое — стоящая вещь или дешевка вроде картинок с корридой и собаками-картежниками. Хотя даже сцены корриды на черном бархате в определенном контексте могут быть стоящей вещью.
   Ни в чем-то он здесь не разбирается, ни в большом, ни в малом. Главное — ни при каких обстоятельствах не делать вид, что вырос в Эльфландии, а не где-то еще.
   — Тео...
   Внутри у него что-то дрогнуло. Даже при тусклом освещении она выглядела не как враг, а как друг — по меньшей мере.
   — Добрый вечер. Спасибо, что пришли. — Не зная, что еще сказать, он подержал ее руку в своей. «Молодец, — сказал он себе. — Теперь можешь вручить ей бесплатный образчик воска для полировки».
   — Я не думала, что вы взаправду здесь будете. — Поппи избегала смотреть ему в глаза. К вечеру она надела длинную юбку, черный жакет и простой серый свитер. Вид у нее при этом был намеренно богемный — возможно, из-за сандалий на плоской подошве или цепочки на шее, как будто серебряной, но переливающейся всеми оттенками пламени. Тео достаточно понимал в женских туалетах, чтобы догадаться, что она пытается соблюсти равновесие между... между чем? Между симпатией и антипатией к его особе? Между желанием выглядеть красивой и в то же время не слишком доступной? Намерение он улавливал с ходу, но не всегда мог раскусить, что еще в нем намешано.
   После неловкой паузы он сказал:
   — Может, присядем? Мне мерещится, что на меня все смотрят.
   — Кто это мне звонил? — спросила она, пока кобольд в декоративном кафтанчике с капюшоном провожал их к столику. — Странный какой-то.
   — Куда более странный, чем вы думаете. Я вам после объясню — Их столик стоял у дальней стены, далеко от прямого света. Успокоившись немного, Тео ощутил сильный голод. — Тут хорошо кормят?
   — Да, неплохо. Я всего пару раз здесь была. — Она осмотрелась. — А знаете, моего брата убили на этой же улице.
   — Что вы говорите? Вот ужас. Вы уверены, что хотите поужинать именно здесь, Поппи?
   — Я знаю, вы считаете меня гадкой, — пожала плечами она, — но между нами никогда не было теплых чувств. Я его вообще не любила. Злой, противный мальчишка. — Испытывая явную неловкость, она раскрыла меню, излучавшее собственный бледный свет. — Что вы закажете? Тут у них в основном грибок, но они с ним творят чудеса.
   «Грибы, — сказал он себе, слегка передернувшись. — Грибок или грибы — все едино. В китайской кухне тоже употребляют грибок». Энтузиазма, однако, это не вызывало.
   — Закажите мне что-нибудь сами. — Призрачный свет от меню придавал ее лицу сходство с портретом Вермера. Здешняя обстановка начинала доставлять ему удовольствие — и не только потому, что напротив сидела красивая девушка. Чудесно было опять оказаться в ресторане, как будто он вернулся к нормальной жизни. Если прищуриться так, чтобы не видеть женщину с птичьей головой в ближней кабинке, и притвориться, что развесистые крылья другого посетителя — просто маскарадный костюм, можно вообразить, будто он снова в своем родном мире.
   «Слишком даже приятно, если на то пошло».
   Он не слышал, как к ним подошел официант. Не самая привлекательная разновидность эльфов — кобольды, будучи гуманоидами, смахивают при этом на безволосых грызунов.
   Носы у них такие, что остальное лицо как будто от них отстает, бледно-розовая кожа сморщена, как на пальцах после горячей ванны. Официант, впрочем, улыбался очень мило и застенчиво, несмотря на отвисшую челюсть. Может, он студент вроде Кумбера, а здесь подрабатывает, чтобы оплатить обучение — пробивает себе путь в те круги, которые смотрят на него свысока. Может, он выбрался наверх из подземки, из темного города кобольдов.
   У каждого своя история. Тео посмотрел на Поппи. Так ли хорошо он знает ее историю, как ему кажется?
   — Желаете что-нибудь выпить? — спросил официант.
   Тео, намаявшийся за день, попросил воды. Поппи, осторожничая по каким-то своим причинам, заказала вместо «крылодвига» бокал вина.
   — Послушайте, — сказал Тео, когда официант отошел, — мне очень нужно поговорить с вами кое о чем...
   — И мне с вами. Я ведь из дому ушла.
   — Как так?
   — Выдержала страшную драку с отцом. Настоящую, мы с ним не просто ругались. Он хочет, чтобы я вышла за Антона, сына лорда Чемерицы. А этот Антон совершенно ненормальный, просто омерзительный. И его так называемый братец... — Поппи вздрогнула, и это не было театральным жестом. — Это все равно бы случилось. Не могу с ними больше жить. А уж после того, что они сделали с Нарциссами, Штокрозами и Лилиями... Я видела вас с Цирусом Жонкиль, Тео, — вы должны знать, что произошло с его домом и со всей его семьей.
   Тео смотрел на нее, как оглушенный. Сбежала из дому. Для нее так, конечно, лучше, а вот для него...
   — Что с вами, Тео? Вы не могли не знать о гибели дома Нарцисса, даже если вас не было в городе.
   — Я... был. Прямо там, в доме. Когда все случилось.
   — Черное железо! Нет, правда? А я все думала, почему же вы не звоните, хотя я практически... О, Тео. Простите меня. — И Поппи расплакалась, к полному его замешательству. — Простите.
   — Ну что вы! Это не ваша вина. — Куда подевалась легкомысленная школьница, смотревшая на смерть брата как на досадную помеху? Он протягивал Поппи салфетку, но она уже нашла носовой платок и не слишком усердно вытерла нос — Вы ни в чем не виноваты, Поппи.
   — Не я, так моя жуткая семейка.
   — Вы правда убежали от них? А обратно вернуться можете?
   Она потрясла головой и высморкалась.
   — Отцовская охрана ищет меня по всему городу, поэтому я не могла встретиться с вами там, где обычно бываю. Старый монстр не любит, когда ему дают отпор.
   Тео протяжно вздохнул. Мало того, что лопнула его слабая надежда на то, что Поппи поможет ему попасть к Чемерице, — он к тому же подвергается повышенной опасности, находясь рядом с ней. Невезуха она и есть невезуха. Точка. Конец фильма.
   Не так уж это, в общем, и важно. Если бы даже она внедрила его в дом Чемерицы, он не имел бы ни малейшего понятия, что делать дальше. Так даже лучше. Кочерыжку все равно нужно спасать, это не обсуждается, но ему не придется использовать для этого Поппи. Он не очень-то хорошо чувствовал себя по этому поводу.
   Он бросал на нее осторожные взгляды. Ему хотелось открыться ей, но он не мог отделаться от образа девчушек из гитлерюгенда, которые веселятся в Берлине, пока СС отправляет неугодных в концлагеря.
   — Вы в самом деле ушли? Это не просто порыв? Что, если папа сдастся и не будет настаивать на браке с молодым Чемерицей? И увеличит вам содержание?
   Слезы еще струились из ее глаз, но лицо внезапно оледенело.
   — Так вот как вы обо мне думаете? По-вашему, я способна вернуться... к этим убийцам? Если мне увеличат содержание? — Она взяла свою сумочку и начала вставать, оттолкнув протянутую к ней руку Тео. — Я, конечно, была дурочкой. Твердила себе, что то, чем отец занимается, — просто политика. А еще я говорила себе, что судила о вас неверно, что играла с вами в глупые игры, что вы на самом деле хороший. Видимо, я заблуждалась во многом.
   Тео вскочил вслед за ней, опрокинув стул. На них оборачивались.
   — Поппи, пожалуйста. Я просто должен был знать. Испытать вас немного, что ли. Пожалуйста, вернитесь. Мне... мне надо что-то сказать вам. — Эльфы за соседними столиками перешептывались. «Черт. Если они меня не узнали, то ее запросто могут узнать». — Ну пожалуйста, сядьте!
   Она, подчинившись ему, села на место. Тео поднял свой стул и тоже сел, положив локти на стол.
   — Так что же вы хотели сказать мне? — Она промокнула платком мокрые щеки.
   — Я должен вам кое в чем признаться. — «А, была не была!»
   Ее глаза стали недоверчивыми, как будто между ними натянули занавес и она пыталась заглянуть в щелку.
   — У вас есть жена в Маргаритках, да? Домик в деревне, детишки, своя хоббани, хоть и плохонькая?
   Тео рассмеялся, несмотря на ощущение, что он собирается выскочить в окно, не зная, что окажется на той стороне.
   — Нет-нет. Ничего такого. Я хотел сказать вот что... — Он подался к ней. Окружающие, кажется, уже потеряли к ним интерес, но осторожность никогда не мешает. — Мне тридцать лет, Поппи.
   — По-вашему, это смешно? — Она снова попыталась встать.
   — Но это правда!
   — Лжете! — вскричала она и поперхнулась. — Черное железо... вы смертный?
   — Ш-ш-ш! — Он взял ее за руку и привлек к себе. Она напряглась, но вырываться не стала. — Не совсем. Это долгая история. Хотите, расскажу?
   Маленький официант как раз в этот момент прибыл с блюдами, которые Тео не сумел опознать — трудно ориентироваться в кухне, веками творившей в темных пещерах, — и принялся расставлять их, профессионально игнорируя повисшее над столом молчание. Тео не понимал, где гарнир, а где основное блюдо — знакомыми предметами были только тарелки. Ладно, не страшно — все равно он чересчур нервничает, чтобы есть.
   Он дождался ухода официанта и рассказал Поппи все, начиная с краткого резюме своей жизни до перехода в Эльфландию. При этом он избежал искушения и не стал заниматься лакировкой действительности, ограничившись фактами: тридцать лет, работа незавидная, неплохой музыкант, довольно неуклюж в отношениях с другими, особенно в близких. Настроения Поппи он не мог разгадать, поскольку она все время сохраняла на лице чопорную цветочную маску. Она понемножку пила вино, понемножку ела и слушала, но то, что думала, оставляла при себе. Он рассказал, как нашел рукопись Эйемона, как явилась к нему летуница, а следом за ней — ходячий мертвец. Рассказал, как неожиданно для себя очутился в стране, о существовании которой даже не подозревал.
   Когда он дошел до того, как Кочерыжка привела его в дом Нарцисса, прилив адреналина иссяк, и голод вновь дал о себе знать. Он выбрал блюдо, внушавшее наименьшие опасения, подцепил кусочек длиннозубой вилкой и отправил в рот. К сочетанию сладкого и мускусного он привык не сразу, но разрядка долго копившегося ужаса послужила хорошей приправой. Он досказал свою историю до конца, предусмотрительно умолчав о Пуговице, его деятельности и планах — он не имел права ставить под удар гоблина и его соратников, даже если доверял Поппи целиком, — а попутно налегал на кобольдовские деликатесы. Многоножки под соусом на миг застопорили его, но он воздвиг на тарелке целую гору из всего остального, перемежая едой чуть ли не каждую свою фразу.
   Поппи, дослушав до конца, помолчала, допила вино, взяла со стола сумочку и встала.
   — Вы уходите? — испугался он. Распустил язык — а вдруг она со злости выдаст его?
   — Только в туалет. Можно?
   Он кивнул. Могла бы как-то успокоить его, заверить, что звонить никому не станет. А то сиди тут, как идиот, и жди, когда нагрянут констебли со своими осевиками. Но если он хочет удержать Поппи, придется довериться ей, ничего не поделаешь. Другие умирали и за менее достойные принципы — он, правда, предпочел бы остаться в живых.
   Это были, пожалуй, самые долгие десять минут, которые он пережил после того, как выбрался из горящих развалин дома Нарцисса. Он пил воду, размазывал по тарелке кобольдовскую кулинарию и очень старался не обращать на себя внимания. Увидев, как она возвращается по проходу, он подумал одновременно о двух совершенно разных вещах:
   «Ну так как, идиот я или нет? Вдруг она заключила с папочкой сделку — ее свобода в обмен на мою?»
   и:
   «Как она все-таки хороша».
   Поппи села, не глядя ему в глаза.
   — Я хотела бы знать одну вещь. Мне это необходимо. Вы пришли сюда, чтобы заручиться моей помощью для спасения вашей подружки?
   Тео пожалел, что не заказал себе выпивку.
   — Да. Это не единственная причина, но я действительно надеялся, что вы мне поможете. Она была мне больше чем другом. Я хочу сказать, что она спасала мне жизнь, и не раз.
   Поппи медленно кивнула.
   — Вы сказали, что это не единственная причина.
   — Вы мне нравитесь, Поппи. Всегда нравились. Увидев вас в лагере, я понял, что... что мне вас недоставало.
   — Если вы хотите меня обдурить, Тео-как-там-ваша-фамилия, — прищурилась она, — то помните, что в этом деле вы новичок. Если вы мне наврали, я сделаю с вами такое, что этому гаду Чемерице даже не снилось. — Она нова потупилась, глядя в стол. — Я ничем не могу помочь вам Тео. Если бы я даже вернулась домой — а я никогда не вернусь, — меня ни за что не пустят в семейные покои Чемериц после того, что я там устроила. Но ваше желание спасти летуницу мне понятно, хотя она просто вредная маленькая стервочка. Поэтому если хотите уйти прямо сейчас, так и скажите. Можете не беспокоиться, я вас не выдам. Но если вы будете лгать и притворяться, что неравнодушны ко мне, полагая, что меня все-таки можно использовать, вы пожалеете о том, что мы вообще встретились. Я не шучу. Вам все ясно?
   Он испытал такое облегчение, что чуть не засмеялся.
   — Очень уж вы грозная для своих ста пяти лет. Держу пари, тому молодому огру до сих пор кошмары снятся.
   — Огру? Какому огру? — удивилась она.
   — Вы помните, как выкинули меня из машины после нашего въезда в Город? — Веселья у Тео поубавилось — сам он до сих пор вспоминал тот вечер с неловким чувством. — Я вас обрадую: Кочерыжка обозвала меня дебилом за то, что я так обошелся с вами.
   — Что такое «дебил»?
   — Простите. Это словечко из мира смертных. Идиот. Круглый дурак.
   — Я надеюсь, вы сумеете ее спасти. Она здравомыслящая девушка.
   — Вот женщины! Горло готовы перегрызть друг дружке, но в том, что мужчины свиньи, вы все заодно.
   — Потому что мужчины и есть свиньи. — Улыбка начинала прокрадываться на ее губы, но Поппи, чувствуя, видимо, что пускать в ход этот род оружия еще не время, опять обрела серьезность. — Итак, вы мне верите? Относительно того, что я не смогу помочь вашему другу?
   — Верю, но стараюсь пока не задумываться над этим. Чувствуешь себя последним подонком. Я-то сижу за столиком в ресторане, а она в бутылке.
   — Если они хотят получить вас, то ничего ей не сделают. Кому нужна какая-то летуница?
   — Вы в самом деле так думаете?
   — Раньше думала — но сейчас я только хотела сказать, что им она ни к чему. Чемерица жесток, только когда ему это выгодно. Его сын... и тот, другой... они, конечно, способны на что угодно, но он не даст им воли, пока не использует ее до конца. То есть пока не получит вас. Оставаясь на свободе, вы в какой-то мере гарантируете ей безопасность.
   Тео со вздохом откинулся назад.
   — Тошно мне от всего этого. Поговорим лучше о другом. Что вы сейчас поделываете? Где живете? Собираетесь ли вернуться в свою школу?
   — Вы действительно хотите это знать? — Его немного пугало нелегальное положение, на которое она перешла, но он напоминал себе, что в этой девочке есть сталь, и недооценивать ее было бы ошибкой. Тому хулиганистому огрику, наверное, в самом деле снятся кошмары.
   — Да, хочу. И я, пожалуй, тоже выпью вина.
   Поппи, как выяснилось, жила у своей подруги Друзиллы, бывшей соученицы, которая бросила школу и вышла за студента-медика. Молодая пара обитала в маленьком домике, в непрестижном районе День на южной окраине Города.
   — Практически на луне, но у них миленький домик, и Друзилла очень счастлива со своим Доннусом. — Как быть со школой, Поппи пока не знала. — Это мой последний год, и я терпеть не могу это место. Они не любят, когда задают вопросы, — достаточно, если ты научишься поддерживать светскую беседу на балах с мальчиками из Лозоходной. Не для меня это, Тео. Я бываю в организациях вроде «Дочерей Рощи» — они помогают тем, кто пострадал во время боевых действий. Это самое меньшее, что я могу сделать, учитывая, что все это заварил мой отец, но чувствую, что и там я надолго не задержусь. Этим женщинам важнее быть на виду, чем по-настоящему делать добро. Вчера, когда вы меня видели, мы опоздали на полчаса — не начинали разгружать грузовик, пока зеркальщики не приехали. Они не лучше «Цветущих веточек», только вокруг каждой вдобавок стоит такое облако молодильных чар, что задохнуться можно. Ненавижу.
   Тео допил вино. Он чувствовал себя спокойнее, чем когда-либо за последние дни, но ему начинало казаться, что они слишком уж тут засиделись.
   — Может, пройдемся? Мне что-то не хочется здесь оставаться.
   Она посмотрела на него оценивающе и сказала:
   — Что ж, давайте пройдемся. — Счет она оплатила, проведя над ним пальцами. Отцу, наверное, будет не так уж трудно выследить дочь по ее покупкам. Богатым девушкам это просто в голову не приходит — до Поппи у него было очень немного таких знакомых, но впечатление успело сложиться. Например, Сандра, дочь знаменитого музыканта, с которой он познакомился в клубе и некоторое время встречался. Она всегда поворачивалась и уходила, даже не думая за что-то платить — потому что полагала, обычно правильно, что в барах и ресторанах ее все знают и запишут расходы на счет ее отца. Вернее, пошлют счет его менеджеру, поскольку знаменитый басист обращал на свои счета не больше внимания, чем британская королева.
   «Палата собраний» располагалась меньше чем в миле от гавани, и снаружи сильно пахло Исом — здесь он куда больше походил на океан, чем на илистых отмелях у Замкового моста. Поппи шла куда-то по улочкам Восточного Берега, чьи закоулки и покосившиеся дома напоминали Новый Орлеан или трущобы Неаполя начала XIX века. С верхних этажей доносилась музыка, не менее странная, чем у гоблинов, но совершенно другая.
   — Кобольды? — спросил он по ассоциации с рестораном.
   — Нет, вы правда не от мира сего, — засмеялась Поппи.— Кобольда нипочем на верхний этаж не загонишь, даже если квартирной платы с него не брать. Здесь живут в основном обыкновенные рабочие эльфы, а эта музыка как будто никсовская. Их тут немало, но большинство живет прямо в гавани и даже на баржах.
   Тео нравилась музыка и нравилось гулять, чувствуя себя почти что нормально. Поппи ему тоже нравилась. Он подумал немного и взял ее за руку, сознавая, что переходит некий Рубикон, делая этот незначительный жест. Некоторое время они шли молча, скользя через теплую ночь, как дельфины по волнам тропического моря.
   Поппи остановилась у какой-то стены, за пределами призрачного фонарного круга. Сначала он подумал, что она узнала кого-то в шумной, хохочущей толпе молодежи, высыпавшей из ближней таверны, но они ушли, и Тео понял, что причиной остановки был не страх. Он обнял ее, и она прижалась к нему вдумчиво, словно делая нечто важное.
   — Я рада, что вы позвонили мне. Я о вас много думала.
   Он опасался сказать что-нибудь глупое — говорить вообще не хотелось. У него и раньше бывали проблемы с тем, что говорить в таких ситуациях, а сейчас он чувствовал себя еще менее уверенным. Он не солгал ей: быть рядом с ней для него пока вполне достаточно. Что тут еще скажешь?
   Она целовалась очень хорошо, подходя к этому с горячей решимостью, без спешки и без заигрывания. У него мелькнула мысль о том, почему поцелуи эльфов так похожи на человеческие. Интересно, все эльфы и феи целуются так, будто это самая важная вещь во вселенной, или это личная особенность Поппи Дурман? Тот факт, что она еще школьница, беспокоивший его с тех пор, как она открыла ему свои чувства, больше не казался таким уж тревожным. Какое бы место она ни занимала в своем обществе, по его отсчету она родилась еще до того, как Тедди Рузвельт стал президентом, — если кого-то из них считать малолеткой, так только его, Тео. По здешним понятиям он еще в детский садик должен ходить или там в первый класс.
   Сближающая деятельность Поппи осуществлялась успешно: они сплелись, как два дружно растущих стебля, и каждое ее движение затрагивало его сразу в нескольких местах Похоже, тот единственный бокал вина начисто лишил его разума: в голове все плыло, в теле ощущалось тепло и приятное покалывание. Может, это любовь? Эта мысль его поразила. Страсть присутствовала определенно, но ею объяснялось не все.
   На секунду он отстранился и прижался лицом к ее виску. Ее волосы пахли ванилью, жимолостью и еще чем-то, чего он не знал, но хотел бы вдыхать всю свою жизнь. Полчаса назад он корил себя за то, что морочит девушке голову, теперь начинал понимать, что сам вот-вот втюрится по самые уши. Может, она приворожила его? Он не верил в это после ультиматума, который она ему предъявила... ну а вдруг все-таки?
   «Господи, никак это то самое, настоящее!»
   Затерянный в теплой ночи, он прислонился к стене. Поппи была так близко, что сбивала ему все ориентиры, и он не сразу заметил фигуру в дальнем конце улицы. Поппи дышала ему в ухо и целовала мочку, одновременно покусывая ее, — таких чудес с ним давно уже не случалось, однако что-то в этой фигуре, переходящей из света фонарей в тень и опять выходящей на свет, не давало ему покоя. Вот она снова вошла в пятно света в сотне футов от них, и Тео разглядел на ней доспехи констебля.
   Сердце в груди застыло ледяным комом. Тео отделился от стены, чуть не опрокинув Поппи, схватил ее за руку и быстро повел прочь.
   — В чем дело? — спотыкаясь, спрашивала она.
   — Там сзади. Констебль. Можешь посмотреть, только ради Бога не останавливайся.
   — Но мы навлечем на себя подозрение, если будем от него убегать...
   — Да, если констебль настоящий, — но я так не думаю. Я тебе рассказывал про мертвяка, который меня преследует. В последний раз, у дома Нарцисса, он занял тело констебля. Шагай быстрей. Когда завернем за угол, побежим.
   — Очень мне нужно бегать от какого-то буки. У меня в сумочке защитные чары.
   — Ты не понимаешь, Поппи. От него защититься нельзя. Если твои чары уступают мощью атомной бомбе, лучше поскорей смыться отсюда. Как он там, не бежит?
   — Идет. Быстрым шагом. — В голосе Поппи появились тревожные ноты. — Походка у него действительно странная.
   — Наверное, кое-какие детали уже отвалились. Как ты сюда добиралась? Хорошо бы на машине.
   — Я одолжила у Друзиллы ее драндулетик. Ночью на Восточном Берегу такси поймать сложно.
   — Далеко он стоит? Хотя выбора все равно нет. Думаю, что это чудо даже толпы народа не испугается. Все, поворачиваем. — Тео сжал руку Поппи. — Показывай дорогу. Теперь он нас не видит... ну, побежали!
   И они помчались обратно к ресторану. Несколько эльфов постарше, вышедших из какого-то дома, отскочили с дороги и добродушно заругались им вслед, но у них не было времени на извинения.
   Поппи поставила свой «драндулетик» на боковой улочке, за углом от «Палаты собраний». Тео в панике переминался с ноги на ногу, пока она возилась с незнакомыми дверными чарами. На третьей безуспешной попытке из-за угла вывалился грузный силуэт. Он постоял, вертя во все стороны головой в шлеме, — ни дать ни взять радарная установка. Теперь у Тео не осталось никаких сомнений насчет того, кто преследует их. Это существо двигалось не как эльф и не как человек. Руки свисали по бокам, а голова вертелась на шее, как заведенная.
   — Есть! — Поппи распахнула дверцу, Тео обежал машину и сел. Сиденье охватило его, как живое, но он слишком перепугался, чтобы беспокоиться по этому поводу.
   — Поезжай, — сказал он. — Надо от него оторваться. — Он оглянулся посмотреть. Упырь шел теперь к ним — на негнущихся ногах, но ужасно быстро. Лицо под шлемом не выражало никаких эмоций, если мнимый констебль вообще знал, что это такое. — Трогай!
   Автомобиль, зажужжав, чуть ли не отпрыгнул от тротуара. Тео еле успел помолиться, чтобы улица не упиралась в тупик. С этим все оказалось в порядке, и он опять оглянулся. Упырь смотрел им вслед, и ничто в его позе не говорило о досаде или отчаянии. Теперь он просто начнет все сызнова — он уже шел за ними, уменьшаясь на каждом шагу. «Большая удача, что ему не подвернулся кто-нибудь с крыльями», — подумал вдруг Тео. Его целеустремленность имеет и хорошие стороны, поскольку планировать он, как видно, не способен.