Уоррингтон Фреда. Янтарная Цитадель (Драгоценный огонь - 1)

   Серебро, золото, чернь смешались перед глазами Изомиры. Она рухнула, и дворянка подхватила ее. Потом оказалось, что девушка лежит на широкой кровати, задыхаясь, а комната то скрывается во мраке, то вновь выходит на свет.
   - Вот так, дыши глубже, - подбодрила ее дама. - Сесть и не пробуй. Бедняжка.
   На лоб девушке легла тряпица, мокрая и восхитительно холодная. Голова кружилась все меньше, силы постепенно возвращались к Изомире. Глянув на даму, она поняла, что сильное, красивое ее лицо не меньше, чем лик царя, обезображено тяжким гнетом. И что-то в нем было знакомое.
   - Как тебя зовут? - спросила дама. У нее и голос был внушительный.
   - Изомира.
   - Я Мабриана.
   - Ох, богиня! - всхлипнула Изомира, пытаясь встать, но поднялась только на локоть. - Царица! Ваше величество...
   - Да, но это не главное. - С намеком на суровость. - Расскажи, кто ты, и от чего спасалась.
   - Я... я не могу... Простите, ваше величество, я не знала, чьи это чертоги.
   - Очевидно. Но не зови меня так. Не надо титулов. Расскажи.
   Изомира не могла даже отдаленно передать случившееся - тем более рассказать самой царице. Ужас плескался в ней, и единственным ее словом было:
   - Царь.
   - Бо-оги. - К изумлению Изомиры, Мабриана тяжело опустилась на кровать рядом с ней. - Дальше можешь не объяснять. Он привел тебя с Башни? Ты такая хорошенькая, но это платье тебе не идет. Они никому из вас не идут.
   Изомира начала всхлипывать. Ей казалось, что она сходит с ума.
   - На нем была кровь...
   - Знаю. Я видела.
   - Он хотел забрать меня, а вместо того привел парня. Я слышала...
   Мабриана прижала ее к груди, укачивая, покуда девушка не выплакалась. Потом царица принесла ей бокал вина и поднесла к губам, потом пригладила растрепавшиеся волосы - совсем как делала мать.
   - Не знаю, что и сказать тебе, Изомира, - проговорила, наконец, царица. - Я не могла остановить его. Боги свидетели, я пыталась. Я не могу защитить тебя от него. Уже не один год я живу одна. Раньше я молилась, чтобы он пришел ко мне. Сейчас я молюсь, чтобы не приходил.
   Изомира молчала.
   - Я могу понять, почему он пощадил тебя, - продолжила царица, помедлив. - Даже заплаканная, ты прелестна. Что-то в тебе есть особенное.
   - Нет... Это сестра моя особенная... не я.
   - Она в Башне?
   Имми покачала головой.
   - Нет. Она дома. Я по ней тоскую, но я так рада, что она в безопасности.
   Мабриана не спросила, где это - дома.
   - Не обещаю, что царь будет щадить тебя вечно. Если он не смилостивился даже над родным сыном, над собственной внучкой... надежды нет ни у кого из нас. - Вздернув острый подбородок, она слепо уставилась в угол.- Ни у кого.
   - Но что он творит?
   - Думаю, - медленно проговорила Мабриана, - он верит, что питает заурому. Он знает, что завет гибнет, и пытается прибавить ему сил.
   - Живыми людьми? - Девушке вспомнился вопящий шар.
   - Все есть сила. Чародейство суть лишь тонкие вибрации незримых нам миров. Так говорят элир. Но уже слишком поздно, и никто не может объяснить ему... потому что тех, кто осмеливался спорить с царем, давно схоронили. Он заменил их жестокими и бездумными, каким стал сам. Прежде я верила Богине. Но сейчас я не слышу ее...
   Изомира присела и спустила ноги с кровати, так что теперь они с царицей сидели рядом.
   - Госпожа? - осторожно спросила она. - Этот Лафеом, архитектор... вы его знаете?
   - Я с ним встречалась. Знать его я не желаю.
   - Откуда он?
   - Он посредник. Ты слыхала о них?
   - Не припомню.
   - Чародеи со Змеиных островов. Они порой выходят в мир.
   - Они люди?
   - Кто, посредники? Конечно, люди.
   - А... Лафеом - нет.
   С минуту Мабриана молчала. Потом:
   - Тш. Ты не в себе. Бывает, больным мерещится всякое. Думать об этом не стоит. Я сейчас ничего не могу сделать. Ничего.
   Наступила тишина, необъятная и невыносимая. Больше, чем когда-либо, Изомира чувствовала себя одинокой, потерянной. "Она опустила руки, подсказала Серения. - Нечего с ней говорить".
   Девушка раздумывала, что бы сказать, когда в дверь заколотили. Женщины невольно вцепились друг в друга.
   - У ваших палат нет охраны! - воскликнула Имми.
   - Я их отослала. Они меня раздражают.
   Мабриана отстранилась, принимая торжественный вид. Распахнулись двери. На пороге, черной преградой на пути льющегося из коридора света, стоял царь Гарнелис.
   - Вот ты где, - проговорил он, глядя мимо супруги, на Имми.
   - Здесь она и останется, - спокойно ответила Мабриана.
   - Я хочу, чтобы она пошла со мной. Мне надо поговорить с ней.
   Изомира переводила взгляд между царем и царицей, сошедшихся в жестоком споре из-за ее судьбы. "В это, - мелькнуло у нее в голове, - Танфия с Линденом никогда не поверят!".
   Гарнелис изменился - и не только тем, что сменил камзол и мантию. Сейчас он походил на собственный старый портрет; в глаза его вернулось сияние, и такая сила виделась в нем, такое величие, что Изомире захотелось забыть обо всем и мчаться на его зов. Седые кудри ниспадали на плечи. Он выглядел истинным царем. И все же на лице его осталась печать того, стыдливого голода.
   - Девочка достаточно настрадалась для одного дня, - сказала царица. Если тебе нужна она, тебе придется силой убрать меня с дороги. Хотя это меня уже не удивит.
   Сложив руки на груди, Мабриана смело глядела мужу в лицо. Изомира затаила дыхание.
   - Как ты могла подумать, что я причиню ей боль? - выдохнул он. Хорошо. Оставь ее себе. Скоро я вернусь за ней.
   Глава семнадцатая. Элдарет-странник
   Под льдистым куполом зала упражнений Танфия наслаждалась потешным поединком с Линденом. Мечи из светлого твердого дерева мелькали в воздухе, когда противники кружили, били и уклонялись. Под рубашкой с Танфии ручьями тек пот, девушка задыхалась, с восторгом чувствуя свою ловкость и силу. Мучительные занятия на протяжении всей зимы начинали приносить плоды.
   Танфия улыбалась, и Линден улыбнулся ей в ответ, тоже наслаждаясь боем. Девушка отвела его клинок своим и, скользнув сквозь его защиту, коснулась плеча, засчитав себе очко.
   И в этот миг выражение лица Линдена переменилось. Глаза его нехорошо блеснули и, оскалившись, он ринулся в атаку.
   Танфию его натиск застал врасплох. Линден продвигался вперед, орудуя мечом с невиданными быстротой и умением. Смущенная на миг, девушка собралась с мыслями и выставила клинок - поздно. Парировав, Линден пробил ее блок и ударил острием точно в грудину.
   - Запретный удар! - крикнула судившая поединок Силь - одна из старших учениц Альраэна.
   От удара у девушки перехватило дыхание. Глотая воздух и кашляя, Танфия отступила на шаг.
   - Антаровы ядра, Лин! - крикнула она. - Кто же в полную силу бьет! Она, сморщившись, потерла грудью. - Мы вроде бы учимся, а не насмерть бьемся!
   На лице подошедшего Линдена был написан ужас.
   - Боги, Тан... прости. Не знаю, что на меня накатило. Словно ты не ты, а кто-то другой, и я от злости ослеп будто.
   - Думаю, на сегодня хватит, - решила Силь. - Альраэн с тобой захочет поговорить, Линден.
   Женщина шаэлаир приняла от них оружие и отошла. Танфия за руку отвела Линдена к краю арены.
   - Если на тебя и дальше будет накатывать, нечего биться вовсе, - резко заявила она. - Ну чем я тебя разозлила так?
   Линден прикусил губу.
   - Не ты. Руфе.
   - И что он теперь натворил?
   Они зашли в раздевалку, узкую пещеру, соединявшую зал с общими банями.
   - Он намекнул, что одна из элирок на меня глаз положила, а раз Имми радом нет, то ради кого я себя берегу? - Линден швырнул рубаху на мраморную скамью. - Ну как он не понимает? Не нужен мне никто, кроме нее!
   На миг Танфию захлестнул гнев. Обождав, пока ярость уляжется, девушка принужденно рассмеялась.
   - Он, верно, пытается тебя подбодрить.
   - Почему ты его защищаешь?
   - Просто не пойман - не вор. Этим правилом я и руководствуюсь.
   - Знаю, - мрачно ответил Линден. - Он мне рассказал. Ты его застукала с Метией. Я б на твоем месте его убил.
   - Не стоит, Лин. Это было давно, и я уверена, один-единственный раз. Потом ему было так стыдно, что пришлось простить
   Линден смурно покосился на нее.
   - И все у вас стало, как прежде?
   Танфия помолчала.
   - Нет, - пробормотала она наконец. - Не как прежде. Я его люблю, но забыть не получается.
   - Так понимаешь? Что бы Имми чувствовала, если бы я тут развлекался с кем-то еще? Я не могу. Я за нее боюсь. С каждый днем мне все страшней, что она могла и погибнуть.
   - Перестань. - Танфия обняла его за плечи и встряхнула. - Ой! Знаешь, ты меня здорово ушиб.
   - Прости, - повторил он.
   - Твои эти... видения не повторялись?
   - Нет, но... Это как форточка в голове - боюсь, что туда всякое назалетает.
   - Не бойся, Лин. - Его слова тревожили девушку.
   - Вот и Лийет мне так говорит. - Линден пятерней пригладил волосы и глянул на Танфию прямо, ясными карими глазами. - Тебе не кажется, что мы знаем шаэлаир не лучше, чем в первый день? У них такой вид, будто знают что-то, да молчат.
   Танфия вздохнула.
   - Ты прав. Забавно - я с Силь весело болтаю, но что у нее за душой не скажу. И Эльрилл на меня стал косо поглядывать, а с чего - не говорит.
   - Давно мы здесь?
   - Дай подумать... Пришли мы сразу после Помрака. А сейчас полпути между Брейидиным днем и Эстреем... Недель шестнадцать примерно.
   - Боги. Начнется когда-нибудь оттепель, или нет?
   Этот вопрос Линден задавал ежедневно, если только на него не нападала молчаливая хандра.
   - Пошли, - решила Танфия. - Накинем плащи прямо на рубахи, оденем башмаки и пойдем к выходу посмотрим.
   Линден немного просветлел. Оба его спутника находили тяжелым трудом поддерживать его надежды, и Руфрид скорей терял терпение. Вместе с Линденом Танфия прошла залами и переходами из блистающего хрусталя, под взглядами редких прохожих-шаэлаир и их стройных белых кошек.
   Когда они вступили на пологий скат входного туннеля, навстречу им заструился холодный воздух, овевая разгоряченную занятиями кожу и заставляя запахнуть плащи. У входа Танфия взбежала по лестнице к уступу над дверью и глянула в хрустальное окно. Все было белым-бело
   - Никаких перемен, - сообщила она, спускаясь.
   - Давай откроем и выйдем. - Линден взялся за рукоять ворота.
   - А надо? Замерзнем же!
   - Нет. Так теплей.
   Застонав, Танфия взялась за вторую рукоять. Постепенно стоячая плита камня, перегораживавшая проход, начала отодвигаться. Внутрь ворвался ледяной ветер, сверху прямо за темя девушке свалился ком снега.
   - Зараза! - ругнулась она. - Половина за шиворот!
   Снаружи укутанная снегом долина выглядела так же, как и всю зиму. Горе Иште величественно вздымалась в жемчужно-яркое облачное небо.
   - Не стоит, Лин. Давай закроем, пока Эльрилл не прибежал жаловаться.
   - Нет, Тан! - Линден прошел пару шагов по тропе. - Теплеет! Не чувствуешь, Смотри, снег спадает с края туннеля.
   - Я заметила.
   - Он тает!
   - И еще замерзнет не раз, прежде чем... - Девушка запнулась, вглядываясь в точку, ползущую по правому склону долины. - Лин, ты это видишь?
   Юноша обернулся, прищурившись.
   - Антар великий... это, похоже, человек.
   Фигурка, темная на фоне снега, с трудом пробиралась по заснеженному скату, проламывая наст и скатываясь в сугробы. Человек поднимался, шел, и падал, и поднимался снова, словно в отчаянной спешке.
   - Он совсем обессилел, - заметила Танфия.
   - Надо сказать Эльриллу.
   Человек упал снова, раскинув руки, и в этот раз не поднялся.
   Путешественники глядели на него. Танфия коснулась плеча Линдена.
   - Пойдем. Ему нужна помощь.
   Пробираясь через сугробы, Танфия поняла, что Линден был прав. Снег таял днем и намерзал ночью. Весна приходила в горы поздно, но настал ее черед. Быть может, к Эстрею они смогут уйти.
   Путник лежал в снегу, тяжело дыша и пытаясь встать. Одет он был во все черное - штаны, тяжелые башмаки, подбитую мехом накидку. Он был высок; длинные волосы цвета воронова крыла увязаны в косицу, чтобы не падать на сильное, почти уродливое скуластое лицо. на поясе его висел меч.
   И он был человеком, не элиром.
   - Кто он такой? - прошептал Линден.
   Танфия поняла, что он имел в виду - "враг ли этот человек?". Не отвечая, она окликнула лежащего:
   - Эй! Все хорошо, вы дошли. Мы вам поможем.
   Веки путника дрогнули. Он глянул на девушку, и облегченно кивнул, не в силах выговорить ни слова. Линден и Танфия помогли ему встать; он всем весом опирался на их плечи, так что все трое едва не скатились по косогору.
   - Спасибо, - прохрипел незнакомец, когда все трое, пошатываясь, двинулись к Сребренхольму. - Я добирался сюда много дней. Дальше идти сил нет.
   - Все хорошо. Вы дошли.
   - Вы знаете Эльрилла?
   - Конечно, - отозвалась Танфия. - Он за нами приглядывает.
   - Но вы не шаэлаир...
   - Вы тоже, - парировала она. - Долго объяснять.
   Пришлец слабо хохотнул.
   - Еще бы.
   - Я Танфия, а это Линден.
   - А я друг Эльрилла, - ответил незнакомец. - Меня зовут Элдарет.
   Изомира не видела царя семь дней. Она обитала в царицыных палатах, не горничная, не компаньонка... скорее, поняла она вскоре, ручная зверушка.
   Мабриана редко покидала свои чертоги. Каждый день, проснувшись, она принимала ванну и завтракала- все с помощью двух камеристок, прислуживавших также и Изомире, к полному смущению последней. Потом царица одевалась всегда безупречно и величаво; ее волосы и кружевные манжеты были серебряно-жестки. Но после этого царица впадала в некое беспамятство.
   Она расхаживала по обширным чертогам, выглядывала из окон, могла часами стоять на балконах, невзирая на холод. От нее исходило ощущение бесполезной, неупотребимой силы. Изомире в ее присутствии было почти так же неловко, как и рядом с царем.
   Девушке казалось уже, что она предпочла бы рабский труд на Башне безделью в этой золотой клетке. И все же было в царице, как и в Гарнелисе, некое завораживающее обаяние.
   На третий день, решив, что терять ей нечего, Изомира робко предложила почитать царице вслух. Мабриану эта мысль восхитила, и вскоре царица большую часть дня проводила, заключенная в раковину позлащенного трона, откинув голову и прикрыв от удовольствия глаза, покуда Имми до хрипоты читала ей повести, и романы, и предания Авентурии.
   - Я так тоскую по внучке, Гелананфии, - обронила как-то раз Мабриана. - Такая была славная девочка. Боюсь, что я с ней никогда уже не свижусь.
   - Конечно, увидитесь, сударыня, - ответила Изомира. - Я верю, что встречусь с любимым, что бы не случилось.
   Личная жизнь Изомиры царицу трогала мало; Мабриана даже не поинтересовалась, откуда девушка родом.
   - Когда Гелананфия была здесь, она приносила во дворец жизнь. Хорошо, что рядом есть хотя бы ты.
   - Я вам ее напоминаю?
   Царица рассмеялась.
   - О нет! Ты на нее совсем не похожа! Она рослая, шумная, большая спорщица! Всегда они с Галемантом вздорили. А вот Гарнелис... Лицо ее враз окаменело. - Гарнелис ее обожал.
   Как случалось с ней по десять раз на дню, Изомира не знала, что сказать. Не пристало ей входить в доверие к высшему роду Авентурии. Что ответить?
   - А я тоскую по маме, - прошептала она.
   К изумлению девушки, Мабриана положила ей заботливую руку на плечо.
   - По крайней мере, мы с тобою вместе.
   Той ночью Изомира проснулась от тихих, неумолчных всхлипов, несущихся из царицыной спальни. Такое отчаяние звучало в голосе Мабрианы, что Изомира лежала не мигая, не осмеливаясь прервать ее плача. Но когда рыдания стали невыносимы, девушка поднялась и, пройдя через гостиную, осторожно заглянула в спальню царицы.
   - Сударыня?
   Мабриана стояла на коленях перед алтарем, где свечи и курящиеся благовония окружали изящную статуэтку Нефетер. Богиня бесстрастно взирала в пустоту, а царица склонялась перед ней, разметав по плечам нечесаные волосы.
   - Что случилось?
   Мабриана потянула девушку за руку, заставив преклонить колена рядом с собой. Стыда она не испытывала.
   - А что не случилось? - отозвалась она. - Ты знаешь, каждая женщина возможная жрица? Мы говорим с богиней напрямую, ибо каждая из нас есть ее ипостась, она воплощается в нас, а мы в ней...
   - Да, сударыня. - Изомира тревожно взирала на нее.
   - Как вы зовете богиню?
   - Брейида, сударыня. И Нефения в ее девичьей ипостаси, и Маха - в ее...
   - О да, Брейида. Нефетер крестьянок. - Царица до боли стиснула ладонь девушки. - Я знаю, я ничем не лучше и не больше тебя. В дареных одеждах ты выглядишь царевной. Я могла бы накинуть крестьянское платье, и пройти среди вас незамеченной. Мы все одно. Я знала это от рождения. Царь и царица не править должны, но служить. В нашем бытии нет цели, кроме как защищать и лелеять нашу Авентурию. Если это переменится, придет конец и нам. Но завет нарушен, и заурома мертва.
   Изомира едва не разрыдалась.
   - Как мне помочь вам?
   - Когда-то я имела цель. Мы с Гарнелисом любили друг друга, поддерживали друг друга советом и вместе выполняли свой долг. Богиня являла себя во мне, и я творила благо ее сынам и дочерям. Но теперь Гарнелис отнял у меня мой долг. Мне ничто не дозволено. Не потому, что царь жаждет лишить меня власти, но потому что он стремится взвалить всякий груз на свои плечи.
   - Вы... - Изомира сглотнула. - Вы пробовали с ним спорить?
   Царица присела на пол. Ночная сорочка опутывала складками ее босые ноги.
   - Я пробовала все. Я была сильной, и ничего не боялась. Трудно поверить, да? Но он начал пугать меня, и пугал так часть и страшно, что вся моя отвага постепенно сошла на нет.
   - У вас все еще есть храбрость, - возразила Изомира. - И у меня. Мы должны.
   - Ты еще молода, как новенькая статуя, покуда бури не стесали ее лика. Нет, для меня все позади. Богиня более не слышит меня. Я открываюсь ей, как прежде, но она не приходит.
   Онемевшая от горя Изомира приобняла ее. Так они и сидели на каменном полу, приживаясь друг к другу, пока, наконец, девушка не убедила царицу снова лечь. Изомира принесла ей бокал вина, и сидела рядом, пока Мабриану не одолел сон.
   Теперь она знала, что терзает царицу, но помочь ей было не в силах девушки. Проходили дни, исполненные того же мучительного напряжения. На седьмое утро беспокойство Мабрианы заразило и Изомиру. За окнами мела пурга, и под ее ударами стонала вся Цитадель. Изомире вспоминались рекруты в подземельях под Башней, и Беорвин на рудниках, и незаслуженное тепло переполняло ее стыдом.
   Мабриана не хотела даже, чтобы ей читали; Изомира не добралась и до второй страница, когда царица, отмахнувшись, не бросила:
   -Довольно.
   - Почитать что-нибудь другое, сударыня?
   - Ничего не надо. Я не в настроении.
   - Тогда чем развлечь вас? Быть может, игрой?
   По усталому лицу скользнула тень улыбки.
   - Меня уже ничто не может развлечь. И я боле не играю в метрарх; эта игра осквернена кровью. Просто посиди рядом.
   Тянулось тяжелое молчание. Само основание Цитадели, казалось, содрогается. В стонах ветра Изомире мерещились людские голоса из подземелий, где кружится и вопит в муке черный шар. Воспоминание это уже начинало казаться ей дурным сном.
   Кто-то забарабанил в двери. Изомира с царицей испуганно переглянулись.
   - Это он, - проговорила Мабриана.
   Двери отворились. Царь Гарнелис вошел тихо, но вместе с ним в чертог будто бы вступила глухая ночь.
   - Я говорил, что приду за ней, - прошептал он.
   Царь походил на дра'ака, серого, сгорбленного, огромного. Женщины цеплялись друг за друга, и царица пыталась телом заслонить девушку. Царь нахмурился.
   - Почему ты делаешь вид, что боишься меня? Нечего опасаться! Пойдем, Изомира. - Он протянул ей руку. Девушка знала, что противиться нет смысла. Если она попытается, то навлечет беду и на себя, и на царицу.
   - Нет! - вскрикнула Мабриана, схватив ее за руку, когда девушка шагнула вперед.
   - Все хорошо, - успокоительно пробормотала Изомира. - Я должна идти с ним. Вы же знаете.
   Царица словно бы съеживалась с каждым шагом Изомиры. Глаза царя гагатово блеснули, когда он взял девушку под руку.
   - Ты мудрая девочка, Изомира, - проговорил он. - Я пришел просить твоего прощения.
   Он вывел ее из чертога. Прежде чем захлопнулись двери, Изомира бросила прощальный взгляд на царицу, тянувшую к ней руки, будто в последней попытке удержать.
   Самодержец неторопливо вел девушку по янтарным переходам, будто царская чета идет на бал. "Долго ли еще?", подумалось Изомире. Она впала в некое покойное оцепенение.
   - О чем ты думаешь? - спросил Гарнелис.
   - Что моя жизнь превращается в сон.
   - Изомира, - Голос его был нежен, и хрипловат от смущения. - Если я напугал тебя, прости.
   - Не мне прощать вас. Я не могу.
   -Я не виню тебя, - проговорил он. - Мне нужно лишь твое внимание.
   - Но почему? - простонала она. - Я лишь ваша слуга, ваша подданная.
   - Нет. Это я - твой.
   - Вы царь. Вы ни перед кем не должны держать отчета.
   - Ты ошибаешься. Мне давно следовало объяснить тебе. Ты обязательно должна понять.
   - Почему?
   Царь коснулся ее щеки кривым пальцем.
   - Ты мне как дочь, которой у меня не было. Если ты ненавидишь меня, это ужасно. Ты - все мои подданные, ты - дух Авентурии.
   Эти слова потрясли Изомиру. Значит, такой он видел ее - олицетворением всего царства? Но откуда тогда это навязчивое стремление объясниться перед ней?
   Сводчатым коридором, куда девушка никогда прежде не забредала, он провел ее в обширную палату с бесконечными рядами окон, убегающими к сдвоенному трону, усыпанному синими самоцветами. То был сказочный Сапфировый престол.
   - Солнечный чертог, - пояснил царь.
   Конечно, Изомира слыхала об этом месте; и сейчас, оглядываясь, она испытывала молчаливый трепет. Чтобы пройти от дверей до стены, требовалось полных две минуты. Когда они подошли к величественному витражу за престолом, Изомира глянула за окно, и ей во всем своем величии предстала Гелиодоровая башня.
   Свет Розовой и Лилейной лун озарял ее, бросая двойные тени на снег. Искрился намерзший на камни лед. Леса казались лишь чернильными черточками на стенах, а ночное небо над Башней словно бы сияло, и серебряный диск Лилейной луны висел над недостроенными стенами, точно венец.
   - Разве она не прекрасна? - спросил царь.
   - Прекрасна, - искренне согласилась Изомира. Прекрасна, но в то же время страшна и слишком величава.
   - Я хочу, чтобы хоть кто-то понял, зачем я ее строю.
   - Но, государь... вам кажется, что народ не понимает?
   - Не подличайся, Изомира! Конечно, они не понимают. Как, да и почему? Они видели лишь мой облик благостного правителя. В то время как изнутри...
   Девушка молчала, не осмеливаясь прервать самодержца.
   - Что сделал я для Авентурии? - проговорил царь, помедлив. - Я не соединял царства союзами. Я не выиграл битвы на Серебряных равнинах. Я не спасал Авентурии от глада и потопа, и не усмирял роф скал. Я был не более чем чинушей. Разве есть у моих подданных причина меня помнить?
   - Как можно забыть вас? - недоверчиво переспросила Изомира.
   Царь продолжал, тихо и серьезно, словно разговаривая с тобой:
   - Я всегда боготворил красоту земли, которой имею счастье править. Часто я плакал от радости, глядя на нее. Жизнь бы положил я, только б сохранить ее. Но теперь...
   - Государь?
   - О, город, как прежде, лежит у стен Цитадели во славе своей. Но сейчас, да и давно уже... не припомню, когда это началось, с чего... он не значит для меня ничего. Плоским он стал, бессмысленным. Россыпи крыш прихоть геометра, солнечный свет безжалостней острой бронзы, и дождь на вкус - как пепел. Тебе так не кажется?
   - Нет. Париона прекрасна...была бы, если...
   - Ты еще молода. А я старею. Не зная, отведено мне еще два года или двадцать, я начал задавать себе вопрос: "Как оценят меня после смерти?".
   - Как доброго царя, конечно...
   -Доброго царя? Достанет и этого? Я всегда стремился быть справедливым и хорошим, чтобы никто не сказал обо мне злого слова. Но хватит ли этого? Правление мое было бессодержательным. Мне не приходилось спасать Авентурию от врагов. Не пришлось доказывать себя, и я не оставил следов в летописях.
   - Но вас будут вспоминать с приязнью!
   Слова его не просто потрясли Изомиру. Ей стало гадко на душе.
   - Мало быть помянутым с приязнью. - Гарнелис смотрел в ночь, гордо вздернув подбородок. - Истинный самодержце долен остаться в памяти как благородный, славный, жизнь отдавший за Девять царств. Истинный царь должен быть во всем совершенен!
   Имми приоткрыла рот. И что теперь - говорить, что Гарнелис само совершенство? Девушка стиснула зубы и молча буравила царя глазами.
   Царь вздохнул, понурившись, и вновь стал обманчиво человечен.
   - Увы мне - я весьма далек от совершенства. Столько всего можно было сделать по-иному. Я ущербен, Изомира. Отец мой, Аралит, не уставал повторять мне, что я окажусь недостоин своего престола. - Он обернулся к ней, прижав руку к груди. Лицо его исказилось неподдельным горем. - А когда ущербен царь, страдает все вокруг! Все, что я полагал совершенством, открылось мне пронизанным ложью.
   Изомира отшатнулась. Отчаяние царя переполняло Солнечный чертог, порождая в ней ужас.
   - Как может народ мой вспоминать меня иначе, как небрежного опекуна? Если я умру, вы осудите меня - и как жестоко будет ваше презрение! И вы будете правы, и все ж душа моя восстает против этой несправедливости, ибо я, невзирая на пороки свои, всеми силами стремился угодить вам!
   Он простер к девушке костлявую руку - пальцы не дотянулись до ее плеча совсем чуть-чуть.
   - Как же пугает меня ваш грядущий суд - и за это я начал ненавидеть вас. Боюсь, прав был мой отец - и все ж я должен доказать его ошибку! Ежели я не смогу достичь совершенства прежде смерти, и тем быть воспомненным, все остальное бесплодно. Все есть прах и пепел.