Страница:
- Я пришел с друзьями, - сказал Элдарет. - Мириас и Зоря будут позже.
- Добро пожаловать, друзья Элдарета, - приветствовал их старик, широкой улыбаясь. В свете лампы его волосы блестели серебром. Танфия оглянулась, и чуть не пробила теменем потолок, обнаружив за своим плечом второго старика, точное подобие первого.
- Мы близнецы, - хором проговорили старики.
- Да ну? - буркнул Руфрид - по мнению Танфии, непростительно грубо. Она уже почти забыла, как груб он был с ней в лесу, но воспоминание всплыло непрошеным.
- Я Олберид, - назвался первый, - а мой брат - Олмион. Будьте как дома.
Излучинцы вслед за Элдаретом прошли к винтовой лестнице и поднялись наверх. Близнецы остались внизу.
- Понимаете, они были так добры, что предоставили нам свой дом, шепотом пояснил Элдарет, - и очень рискуют, если царь проведает, что мы скрываемся здесь.
- А кто тут еще живет? - спросила Танфия.
- Несколько опальных парионцев.
В лестнице было шесть пролетов; Танфия считала. Девушку слегка трясло - от ночной прохлады, от запоздалого потрясения, и в ожидании. Дойдя до последнего пролета, они оказались на чем-то вроде чердака. Элдарет протиснулся в тупичок, задвинутый старым шкафом, и, к изумлению девушки, отпер дверцу и поманил своих товарищей внутрь. Места едва хватило, чтобы поместиться всем, и темнота в шкафу стояла - хоть выколи глаз. Заперев дверцу изнутри, Элдарет протолкался наощупь к противоположной стенке и выстучал на ней условный мотив.
Через пару мгновений стенка отворилась. За ней было так темно, что лампада слепила глаза. Танфия вслепую шагнула за Элдаретом, смутно различая очертания фигуры человека, открывшего им дверь - темноволосого, одетого в белое.
- Элдарет! - воскликнул человек. - Добро пожаловать, друг мой! Боги, как же давно я тебя не видел! Где тебя носило? - Двое обнялись. - О, чую конский пот, навоз, хвою, пот - все запахи мира. Кто твои спутники?
- Добрые друзья, - ответил Элдарет. - Объясню потом - вначале перекусим.
- Конечно! Проходите. Добро пожаловать в мое пристанище.
Придерживая одной рукой лампаду, хозяин приветствовал их церемонным поклоном. Облачен он был в рубаху и свободные штаны из выбеленного полотна. Ростом он был, пожалуй, с Руфрида; пышные черные кудри и самая теплая улыбка, какую только видела Танфия.
- Желал бы я принять вас иначе, но увы мне! - этот убогий приют ныне принужден я звать домом.
Комната была погружена в сумерки, и девушка могла бы сказать о ней только одно - она большая, и темные провалы по стенам, видимо, ведут в соседние. Девушка шагнула вперед и едва не полетела кувырком, запнувшись о что-то невидимое.
- Простите. - Хозяин подхватил ее под локоток, одновременно приподнимая лампаду. Оказалось, что под ноги ей подвернулась кушетка. - Я запалю пару свечей. Вы в порядке, э?..
- Танфия, - пробормотала девушка.
Теперь она могла вглядеться в его лицо. "Да он красив", поняла она с изумлением. Почти прекрасен. О возрасте его судить было трудно, но Танфия дала бы ему лет сорок - почти как отцу. В смоляных кудрях блестела пара серебряных нитей, и вокруг ласковых темных глаз разбегались морщинки. Усталый, небритый, он тем не менее выглядел на удивление притягательным.
- А эти двое, - добавил Элдарет, - Руфрид и Линден. Они, как и мы, в беде.
- Что же вы натворили? - Хозяин поднял темные брови.
- Что это было? - переспросил Элдарет. - А, вспомнил; пытались застрелить чиновника, забравшего в рекруты сестру Танфии.
- А! Молодцы.
- Спасибо, - процедил Руфрид.
- Тогда вы в доброй компании, - заметил хозяин. - Все мы здесь приговоренные. - Он заговорщицки подмигнул Танфии. - Элдарет, ты меня не представишь?
- Боги благие, ты соскучился по аплодисментам?
- Ладно уж, я сам. - Он улыбнулся, глядя девушке прямо в глаза, и лик его озарился благостным сиянием, потрясшим Танфию физически, как удар под ложечку. - Я Сафаендер.
Глава девятнадцатая. Сон и открытие.
Танфии показалось, что у нее из-под ног выдернули пол.
- Тот самый Сафаендер?
Он сухо хохотнул.
- Ну, или какой-то Сафаендер.
- Поэт... драматург?..
- Именно так.
- Я думала, вы... намного старше.
Это его ошеломило немного.
- Спасибо... наверное. Приятно знать, что вы обо мне вообще думали.
Танфия смущалась все больше с каждой секундой, и не знала, как выпутаться.
- Элдарет сказал, что знаком с вами, но я не думала...
Он по-кошачьи загадочно улыбнулся.
- Вы не были уверены, скольких Сафаендеров он знает?
- Я не знала, что думать! Он же мне ничего не сказал! Заявил, будто вам за сто лет!
- Да ну?
Танфия обиженно повернулась к Элдарету.
- Ты мне ничего не сказал!
Элдарет только пожал плечами и стыдливо ухмыльнулся.
Танфии казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.
- Я любила ваши пьесы с тех пор, как была девочкой. Я по ним читать училась. Когда я услышала, что случилось с театром...
На этих словах взгляд Сафаендера оледенел. Руфрид до боли стиснул локоть Танфии и подтолкнул девушку вперед. Она прикусила язык, прежде чем ляпнуть что-нибудь совсем непростительное, и, то холодея, то покрываясь потом, она, как кукла, хлопнулась на любезно указанную Элдаретом кушетку.
Вошедшая темноволосая женщина зажигала светильники. Комната оказалась десяти локтей в ширину. Пахло пылью; серый камень стен и пола украшали лишь разбросанные ветхие коврики. Мебель была старинной и растресканной. То, что Танфия сначала приняла за длинный ларь у стены, оказалось рядом прикрытых холстиной бочек.
- Это старая кладовая, - объяснил Элдарет. - Если кто станет обыскивать дом, он ее попросту не найдет.
- Мы обустроились, как сумели, но... - Сафаендер беспомощно пожал плечами.
Танфия живо представила его живущим в беломраморных палатах, где журчат в бассейнах фонтаны. Конечно, здесь ему не место! Ей так хотелось задать знаменитому поэту тысячу вопросов, почти все неуместные - если бы только она осмелилась открыть рот.
- Налил бы им хоть вина, Саф, пока ужин готовится, - бросила темноволосая.
Незнакомка была очень привлекательна - роскошные округлости, тонкая талия, полные красные губы, и выражение непробиваемой самоуверенности на лице. Танфия ощутила укол ревности. Из сумрачных ниш выступили еще одна женщина и двое мужчин; и все они носили общий отпечаток напускного обаяния и великодушного снисхождения к миру.
- Кстати говоря о театре, - промолвил Сафаендер. - Мы - это почти все. что от него осталось. Это были мои актеры: Аштарь, Шарма, Салиоль, Эвендер.
Лицедеи приветствовали излучинцев многословно и снисходительно, поглядывая на вновьприбывших, как на притащенную кошкой дохлую мышь. Танфия внутренне ощетинилась - как это они могут поглядывать на нее с вершин своего таланта, когда ей так неловко? Это было хуже, чем унижение, испытанное ею в Луин Сефере. По крайней мере, тот урок она усвоила, и держаться на равных не пыталась. Но как она завидовала их начитанности и уверенности, и легкости, с которой они могли обращаться к ее герою, ее богу, запросто - "Саф".
Аштарью звали пышнотелую особу, зажигавшую свечи; Танфия дала бы ей лет под тридцать. Шарма была старше - за пятьдесят - и держалась очень величественно и неприступно, хотя роскошные светлые волосы придавали ей некую соблазнительность. Интересно, нашелся хоть один мужчина, который ей отказал? Эвендеру было чуть больше тридцати, но он уже начал терять свою курчавую русую шевелюру. Был он, как Танфия узнала позднее, любовником Шармы; а еще - записным шутником, стремившимся обращать на себя все взоры. Салиоль оказался старше всех - ему было за шестьдесят; как и Шарма, он выглядел царственно, еще стройный и сильный. Он был склонен к излишней жестикуляции и громким басом отпускал шутливые реплики.
Танфию, несмотря на все ее раздражение, общество лицедеев пленило. Актеры труппы самого Сафаендера! Руфрид явно счел их в лучшем разе чудаками, но девушка предпочла бы, чтобы ее товарищ потрудился скрыть свои чувства.
- Боги, как я устал! - вздохнул Элдарет, падая на кушетку и сбрасывая башмаки. - Ну, какие новости?
Сафаендер сморгнул, продемонстрировав длинные ресницы.
- Все хуже и хуже, друг мой.
- За ужином расскажешь. Найдется для нас смена одежды? И где умыться?
- Конечно. Эвендер все нашим гостям покажет. Недостатка в месте не будет - тут с дюжину пыльных чуланов, где можно постелить тюфяки, но за соседство я не поручусь.
- А?
- Пауки. Мыши. Эти, знаешь, зеленые ящерки с алыми воротничками. Сафаендер ухмыльнулся. На миг его взгляд коснулся Танфии, потом скользнул, непроницаемый, дальше, к Руфриду и Линдену.
Ужинали за низким длинным столом, сидя на подушках. Вернулись Мириас и Зоря, так что всего за стол уселось одиннадцать человек. На белой скатерти столпились толстые белые свечи. Еда была простой и сытной: хлеб и мясной отвар, баранина и зелень, козий сыр и сморщенные яблочки.
Танфии, несмотря на голод, кусок не лез в горло. Перед глазами вставала распростертая на траве женщина с рассеченным горлом. Лежит ли она все еще в лесу? Сколько солдат явилось вслед, чтобы похоронить убитых?
Девушка отпила еще вина, и постаралась отогнать мрачные мысли. Впрочем, лучшего способа отвлечься, чем наблюдать за Сафаендером, она и придумать не могла. Ей все еще не верилось, что это происходит взаправду. Поэт сидел напротив нее, но внимания на девушку, к ее облегчению, почти не обращал. Несмотря на купание в глубоком корыте с горячей водой, подававшейся по трубам из дома, и чистую белую рубаху, Танфия ощущала себя грязной и неряшливой. Собравшиеся за столом говорили так много и громко, что открывать рта ей не приходилось; Руфрид и Линден от усталости больше налегали на еду, чем на беседы.
До самого конца ужина Танфия не сводила с Сафаендера глаз. Как бы не были блистательны остальные, как ни стремились они показать себя, сиял он один, спокойный, молчаливый, блистательный, как месяц.
В детстве, когда она впервые ощутила трепетную любовь к его творениям, она приняла как очевидное, что великий поэт уже давно похоронен - с великими поэтами это обычное дело. Пережив в Луин Сефере потрясение, узнав, что Сафаендер еще жив, она представляла его дряхлым старцем. Элдарет, зараза такая, ничем ее не разубедил в этом. Если б ей сказали, что настоящий Сафаендер - один из близнецов-хозяев дома, она поверила бы с большей охотой. Но узнать, что он не старше ее отца - а девушка привыкла считать отца ни молодым, ни старым - но Сафаендер и правда был так молод для признанного гения; и убедиться что он не только деятелен, но прекрасен и добр... нет, с этим откровением ее рассудок решительно не был способен справиться.
Родись в Парионе, подумала Танфия, я бы все это знала, и не выставляла себя на каждом шагу невежественной дурой! Она мучительно завидовала Элдарету и другим лицедеями, не понимающим своего счастья.
Поэт был так ненатужно утончен, так вежлив. Танфия не могла представить его опускающимся, как Руфрид, до язвительных отповедей. Рядом с ним Руфрид казался глуповатым землепашцем в куда большей степени, чем рядом с Каламисом. Честно это было или нет, но не сравнивать Танфия не могла.
- Положение в Парионе становилось невыносимым, - говорил Салиоль. Улицы полны грязи, солдат и рекрутов, этих тощих негодяев. Всюду тащат эти проклятые каменные глыбы; по улицам не пройти. Я как-то проходил по улице Вязов, когда строители упустили канаты, и глыба рухнула, и раздавила рекрута прямо у меня на глазах. Я слышал, как у него треснули бедра. И меня чуть не придавило. Вся накидка в грязи была.
- Бедняжка ты наш, - сухо отозвалась Аштарь.
- Добывать съестное становится все труднее, - заметил Мириас. В нем и Зоре, единственных из всей компании, не было напускной самозначимости, за что они Танфии сразу понравились. - А знаете, почему? Слишком многих земледельцев забрали или в рекруты, возводить эту проклятую Башню, или в солдаты. - Он ткнул пальцем в сторону Руфрида. - Останься вы дома, вас уже давно самих забрали бы! В наших краях они обучают новых солдат. Иначе они могли бы не заметить, насколько это не по душе это нахиллейцам.
- Что несколько их подельников сегодня умерли, они точно заметят, проронил Элдарет. - Как и то, что немалый отряд не вернулся из Саванных гор.
- Ну, лавину на них не мы спустили! - пробурчал с набитым ртом Руфрид.
- Не знал я, что они так стремятся меня отыскать. - Элдарет покачал головой и налил себе еще вина. - Не знаю, льстит это мне, или все же пугает.
- Расскажи, Элдарет, - попросил Сафаендер, - где тебя носило?
Странник поведал собравшимся о шаэлаир, о том, как его спасли Линден с Танфией, о бегстве через подземелье. Поэт слушал, явно делая в уме пометки. Танфии очень хотелось спросить, сделает ли он из этого рассказа драму, когда все кончится?
- Теперь я начинаю понимать, - проговорил Сафаендер, когда Элдарет умолк. Голос у него был прекрасный - такой выразительный, такой культурный. Все примолкли. - Эти новые выдвиженцы Граннена кажутся такими скотами, особенно старшие. Граннен и сам скот. Где они находят таких негодяев в Авентурии, когда наш край столь долго был обиталищем любви и сострадания? Походит на то, что они отыскали худших людей в каждой местности, поставили их над прочими и дали волю худшим их порывам. Лишенные семьи и друзей, смягчавших их нрав, они губят себя - и нас заодно. Но после вашего рассказа о замфераях, и пещере кристалла, я чувствую, что истина лежит глубже. Дело в самой зауроме. Это не просто вырвалась на волю горстка мерзавцев - на их месте может оказаться любой из нас. Никогда прежде я не думал, что все прочее рухнет в одночасье, включая достоинство каждого из нас, стоит только рухнуть завету.
- Теперь, когда ты установил проблему, - заметил Элдарет, - ты подскажешь решение?
- Ты достаточно знаком с моими работами, - с некоторым раздражением отозвался Сафаендер, - чтобы знать - я не отвечаю на вопросы, я их ставлю. Не знаю, как покончить с этим. Я вижу лишь горе, голод, гибель всякой культуры. Пустеют деревни и города, а царь засасывает своих подданных в Башню, и та перемалывает их, как бесовской ветряк.
- Вот за это я тебя люблю, Саф, - вздохнул Элдарет. - За твое несгибаемое жизнелюбие.
Никто не улыбнулся. Сафаендер скорчил гримаску и поднес к губам бокал; Танфия заметила, какие длинные и тонкие у него пальцы.
- Однако, - продолжил Элдарет, - едва ли кто-то здесь согласится прятаться по ларям, когда рушатся Девять царств.
- Разве что ты покажешь, где можно спрятаться поудобнее.
- Это ничего не изменит. Пора решаться.
Пламя свечей озаряло напряженные лица. Элдарет по очереди обвел взглядом всех.
- Станем ли мы, - негромко проговорил он, - бежать, и скрываться, и позорно прозябать, покуда Гарнелис не растерзает Авентурию? Или поднимемся на бой?
- Что ты хочешь сказать, - спросил Руфрид, - "на бой"?
- Я говорю - поднять оружие против царя.
Над столом повисло молчание; Танфия не смела вздохнуть.
- Это значит - мятеж, - проговорил Мириас. - И усобица.
- Нет, мы не можем, - отозвался Сафаендер.
- Мы не за этим пришли! - воскликнул Линден. - Мы хотели...
- Вернуть твою любимую, я помню. Но это станет возможно, только если мы снесем Башню до основания.
Танфия глянула в сияющие глаза Элдарета, и содрогнулась. Мысль о том, чтобы не просто ослушаться царя, но поднять на него меч, низвергнуть его, сокрушить, наполняла ее ужасом. Это шло против всего, чему ее учили.
- Но заурома имеет две стороны, - проговорила она. - Если народ ополчается на своего правителя, он ополчается против земли, и дух завета нарушается!
- Завет уже нарушен! - воскликнул Элдарет. - Хуже стать не может!
- Это было бы грешно, друг мой, - твердо ответил Сафаендер. - Я писатель, а не гулящий человек вроде тебя. Я лишь хочу вернуть прежний порядок вещей.
- Поздно! Ничто не будет как прежде, если только мы не приглядим за этим сами - а иначе, как силой, мы не изменим ничего. Ты мечтаешь прожить остаток дней в стыде и страхе? Хочешь не написать более ни строчки, хочешь, чтобы книги твои сожгли, а имя предали забвению?
- Это слова, лишенные содержания, Элдарет. Я не могу прислушаться к ним. Пока что ты меня не тронул.
Танфия воззрилась на Сафаендера. Слова его потрясли ее, но увидев на его лице, в его глазах искреннюю боль, она смягчилась. Руфрид тоже взирал на поэта, но с легким омерзением, отчего девушка немедленно ощетинилась как он смеет судить самого Сафаендера, не зная, через что тот прошел?
- В таком случае неплохо, что есть и более мягкие сердца, Саф, язвительно заметил Элдарет. - А что скажет твоя паства?
- Они поступят по моему примеру.
- В этот раз не будь так уверен. - Глаза странника блеснули. Страшно, а? Но нельзя пройти через огонь, не ступив на угли.
- Я с тобой! - воскликнул Руфрид.
- Тогда и я тоже, - поддержал его Линден. - Если это единственный способ вернуть Имми.
Танфия не сводила взгляда с Сафаендера, думая: "Для меня он был богом - но вот он, просто человек, несчастный, страдающий, и я хочу одного...". Она едва не коснулась его руки, когда голос Руфрида вывел ее из забытья:
- Танфия?
Перед глазами стояло пузырящееся кровью вспоротое горло.
- Нет. Я не могу сражаться, - решительно выпалила она. - Я согласна с Сафаендером.
- Что?
- Это будет неправильно! Если вы следуете за богиней, вы должны верить, что жизнь священна. Мы станем не лучше царя, поможем ему разрушить заурому, а не исцелим ее! Это может быть лишь крайней мерой! Должен найтись способ решить дело миром!
Все взоры обратились на нее. К своему ужасу, девушка услыхала аплодисменты со стороны лицедеев. Собственная страстность потрясла ее.
- Но, - проговорила она чуть спокойней, - что б мы не решили, мы должны держаться вместе. Больше у нас нет никого.
- Хорошо сказано! - Сафаендер с теплой улыбкой глядел на нее, и по жилам девушки пробежал огонь.
- И Танфия, конечно, права, - согласился Элдарет. - Давайте же соединим руки и поклянемся в верности друг другу и нашему делу: остановить царское безумие силой - если не удастся добром.
Одиннадцать рук сомкнулись над свечами. И каждый ощущал жал пламени и тепло чужих ладоней, и глаза горели от величия затеянного.
- Мы клянемся освободить Авентурию от проклятья, навлеченного на нас царем. Да одарят нас силою Нут и Анут. От сего дня будем в сем тверды.
Ладонь Сафаендера накрывала руку Танфии, но девушка поняла это, только когда их пальцы разомкнулись. Когда подняли бокалы за успех, взгляды их встретились поверх стеклянных кромок.
- Танфия, ты покажешь мне свой нож? - спросил поэт. - Тот, что оцепенил каменного зверя?
- О да! - воскликнула она, вскакивая. - Он в моей куртке, я принесу.
- Завтра, - с напором проговорил Руфрид, вставая и беря ее под руку. У нас был тяжелый день. А теперь извините... Танфия, пойдем спать.
В чулане оказалось совсем неплохо - тесно и голо, но без мелких соседей. Танфия заперла дверь на засов, поставила светильник на полку и легла, не раздеваясь. От тюфяка несло прелым. От злости она не могла промолвить и слова; гнев вставал между ними ледяной стеной.
- Раздеваться не собираешься?
Она не ответила. Руфрид лег рядом, не коснувшись ее. Намного позже, когда шум в комнате утих, и наступила тишина, он проговорил:
- Смотреть на тебя удивляюсь, Тан.
- Почему? - спросила она сдержанно. - Что я такого сделала?
- Стала на сторону этого поэтишки.
Девушка задохнулась от возмущения.
- Да как ты смеешь! - прошипела она.
- Смею что?
- Еще и на меня злиться после того, как ты меня при всех погнал в койку! Ты со мной обошелся, как с капризной девчонкой. Я не твоя!
Руфрид сел, прислонившись к стене и сложив руки на груди.
- Я думал, что проявляю заботу.
- Нет, ты только свои замашки хамские проявил! Собственник!
- Приглядела себе получше?
- Нет!
- Да ну? Смотреть противно, как этот писака к тебе ластился.
- Не дури! Он меня едва замечал. Не знаю, что на тебя нашло, Руфе. Ты так изменился.
- Я изменился?
- Когда я убила ту женщину, я думала, что ты меня поймешь. Разделишь мои чувства. Вместо этого ты советуешь мне укреплять желудок, и при слове "война" у тебя загораются глаза. Тебе уже нравится убивать. С кем это ты вдруг возжаждал сражаться?
- Ты что, не понимаешь? - Руфрид задохнулся. - Против... против таких, как мой отец, против тех, кто выполняет любой указ, хоть какой жестокий и безнравственный, потому что в их жалких, иссохших душонках нет ни капли понятия!
- Значит, на самом деле ты воюешь с отцом?
Руфрид нетерпеливо тряхнул головой.
- Нет! Против косности, которая завела нас в это болото. Против той чуши, который пичкал нас Сафаендер.
- Не ори ты!
- А пускай слышит. А ты с ним согласилась, Тан. Почему? Это непохоже на тебя, ты всегда была храброй! И вдруг является великий Сафаендер, а ты только и можешь пялиться на него и лепетать: "Как тебе угодно, о Сильномогучий!".
- Ты ублюдок! Это неправда!
- Он трус. А ты слишком слепа, чтобы это увидеть.
- Ты бы не говорил так, если б прочел хоть одну его строчку. Боги, ты так ревнуешь?
- К нему? Брось. Мне просто тошно, как ты пускаешь перед ним слюни. Меня словно и не было рядом.
- Это пример к твоим нравоучениям - о жалости к себе? Я в тебе ошиблась, Руфе. Ты всегда был самовлюбленной злобной скотиной. Зря я подумала, что ты переменился.
- Это я ошибся, приняв твою самовлюбленность за достоинство, - сухо отмолвил юноша.
Гнев Танфии перегорел, оставив в груди холод. Упрямство Руфрида потрясло ее. Она поднялась с тюфяка, расправила накидку и отодвинула засов.
- Куда ты собралась? - спросил Руфрид.
- Найду для сна другое место.
- Не трусь. - Он лег и отвернулся. - Тебя я не коснусь, будь ты хоть последней бабой на земле.
Танфия вылетела в комнату стрелой, и очутилась в кромешной тьме. Наощупь она добралась до кушетки, собираясь посидеть и успокоиться. Но протянутая ее рука натолкнулась не на тканую обивку, а на мягкую плоть.
Девушка шарахнулась, вскрикнув. Затеплился огонек, осветив лицо Сафаендера - тот нагнулся над столом, зажигая светильник.
- Простите, - выдавила девушка. Сердце ее колотилось. - Не знала, что вы тут. До смерти перетрусила.. Вы простите, если я напугала...
- Ничуть. Я слышал, как ты бредешь в темноте. - Он расслабленно откинулся на спинку, оглядывая девушку цепким взглядом. Его лицо лучилось умом и опытом, озаряя комнату внутренним светом.
- Ой... - Ей опять стало ужасно неловко. - Не спится.
- Мне тоже. Последние месяцы я мучаюсь бессонницей. Садись, Танфия. Выпей со мной.
Девушка опустилась на кушетку и взяла протянутый бокал. Вино в зеленоватом стекле было белое, терпкое, с яблочным привкусом, и пришлось очень кстати. Танфии все не верилось, что она здесь, сидит рядом со своим героем.
Сафаендер отпил вина и состроил гримасу.
- Дрянь редкая, - заметил он, - но другого нет.
-Ничего, - прошептала Танфия.
- Ты плохо выглядишь, - мягко проговорил он. - Очень бледна, и очень взволнована.
- Все в порядке. Я... я повздорила с Руфридом.
- Он твой любовник. как я понимаю.
- Нет... уже.
- А. Помириться не получится?
Ее поразило, что поэта интересуют такие мелочи.
- Не в этот раз. Не знаю, хочу ли я этого. Тут не просто ссора.
- А что же?
Горло ее перехватило. Танфия повертела в пальцах ножку бокала.
- Сегодня я убила человека.
- Ох... - Поэт дрогнул, но миг спустя, к изумлению девушки, взял ее за руку и серьезно проговорил: - Не то грустно, что ты в расстройстве, а то, что Элдарет спокоен. Он не понимает, не понимает, о чем просит, когда болтает о мятеже. Расскажи, что случилось.
И Танфия сбивчиво рассказала, совершенно забыв, кто перед ней.
- Тебе стало легче? - спросил Сафаендер, когда она закончила. - Груз с плеч спал?
- Немного. Но мне легко говорить. Это не меня убили.
- А ты остра на язык. Эту черту я в людях ценю. Что, я слишком много задаю вопросов? Дурная писательская привычка.
- Я не против. - Она бросила взгляд по сторонам и смущенно улыбнулась поэту. Ей показалось, или он придвинулся к ней? - Я даже могу с вами говорить. Не думала, что это так просто, думала, что вы...
- Какой? - Он лукаво покосился на нее.
- Ну... обычный. Мне казалось, вы...
- Что - говорю рифмами?
- Примерно, - рассмеялась Танфия. - Что вы очень красноречивы.
- Бывает. Но сегодня у меня выходной.
Щеки Танфии загорелись; она надеялась, что в сумраке это не будет заметно.
- Я не хотела грубить. Вы, наверное, решили, что я такая простушка...
- Нет. Ничуть. Элдарет насчет меня был прав - я просто человек. Ленивый, самодовольный и самолюбивый.
- Нет! Вы - легенда.
- В Излучинке - едва ли. Удивительно, что ты обо мне вообще слыхала.
- Почему - потому что я родом с края земли?
Он покачал головой.
- Ну вот, теперь я тебя обидел. Я не это имел в виду. Мне приятно, что моя работа так много значит для людей, которым есть чем заняться в жизни.
- О да. Капусту поливать, овец стричь?..
Сафаендер рассмеялся.
- Без этого такие, как я, не имели бы роскоши писать стихи. Но тебе писательское мастерство небезразлично - даже мои скромные труды.
- Это уже ложная скромность.
- Вообще-то неудачная шутка.
На миг они встретились взглядами.
- Не так оно и страшно в нашей Излучинке, - проговорила Танфия. Народ добрый. Родители у меня просто чудесные.
- Добро пожаловать, друзья Элдарета, - приветствовал их старик, широкой улыбаясь. В свете лампы его волосы блестели серебром. Танфия оглянулась, и чуть не пробила теменем потолок, обнаружив за своим плечом второго старика, точное подобие первого.
- Мы близнецы, - хором проговорили старики.
- Да ну? - буркнул Руфрид - по мнению Танфии, непростительно грубо. Она уже почти забыла, как груб он был с ней в лесу, но воспоминание всплыло непрошеным.
- Я Олберид, - назвался первый, - а мой брат - Олмион. Будьте как дома.
Излучинцы вслед за Элдаретом прошли к винтовой лестнице и поднялись наверх. Близнецы остались внизу.
- Понимаете, они были так добры, что предоставили нам свой дом, шепотом пояснил Элдарет, - и очень рискуют, если царь проведает, что мы скрываемся здесь.
- А кто тут еще живет? - спросила Танфия.
- Несколько опальных парионцев.
В лестнице было шесть пролетов; Танфия считала. Девушку слегка трясло - от ночной прохлады, от запоздалого потрясения, и в ожидании. Дойдя до последнего пролета, они оказались на чем-то вроде чердака. Элдарет протиснулся в тупичок, задвинутый старым шкафом, и, к изумлению девушки, отпер дверцу и поманил своих товарищей внутрь. Места едва хватило, чтобы поместиться всем, и темнота в шкафу стояла - хоть выколи глаз. Заперев дверцу изнутри, Элдарет протолкался наощупь к противоположной стенке и выстучал на ней условный мотив.
Через пару мгновений стенка отворилась. За ней было так темно, что лампада слепила глаза. Танфия вслепую шагнула за Элдаретом, смутно различая очертания фигуры человека, открывшего им дверь - темноволосого, одетого в белое.
- Элдарет! - воскликнул человек. - Добро пожаловать, друг мой! Боги, как же давно я тебя не видел! Где тебя носило? - Двое обнялись. - О, чую конский пот, навоз, хвою, пот - все запахи мира. Кто твои спутники?
- Добрые друзья, - ответил Элдарет. - Объясню потом - вначале перекусим.
- Конечно! Проходите. Добро пожаловать в мое пристанище.
Придерживая одной рукой лампаду, хозяин приветствовал их церемонным поклоном. Облачен он был в рубаху и свободные штаны из выбеленного полотна. Ростом он был, пожалуй, с Руфрида; пышные черные кудри и самая теплая улыбка, какую только видела Танфия.
- Желал бы я принять вас иначе, но увы мне! - этот убогий приют ныне принужден я звать домом.
Комната была погружена в сумерки, и девушка могла бы сказать о ней только одно - она большая, и темные провалы по стенам, видимо, ведут в соседние. Девушка шагнула вперед и едва не полетела кувырком, запнувшись о что-то невидимое.
- Простите. - Хозяин подхватил ее под локоток, одновременно приподнимая лампаду. Оказалось, что под ноги ей подвернулась кушетка. - Я запалю пару свечей. Вы в порядке, э?..
- Танфия, - пробормотала девушка.
Теперь она могла вглядеться в его лицо. "Да он красив", поняла она с изумлением. Почти прекрасен. О возрасте его судить было трудно, но Танфия дала бы ему лет сорок - почти как отцу. В смоляных кудрях блестела пара серебряных нитей, и вокруг ласковых темных глаз разбегались морщинки. Усталый, небритый, он тем не менее выглядел на удивление притягательным.
- А эти двое, - добавил Элдарет, - Руфрид и Линден. Они, как и мы, в беде.
- Что же вы натворили? - Хозяин поднял темные брови.
- Что это было? - переспросил Элдарет. - А, вспомнил; пытались застрелить чиновника, забравшего в рекруты сестру Танфии.
- А! Молодцы.
- Спасибо, - процедил Руфрид.
- Тогда вы в доброй компании, - заметил хозяин. - Все мы здесь приговоренные. - Он заговорщицки подмигнул Танфии. - Элдарет, ты меня не представишь?
- Боги благие, ты соскучился по аплодисментам?
- Ладно уж, я сам. - Он улыбнулся, глядя девушке прямо в глаза, и лик его озарился благостным сиянием, потрясшим Танфию физически, как удар под ложечку. - Я Сафаендер.
Глава девятнадцатая. Сон и открытие.
Танфии показалось, что у нее из-под ног выдернули пол.
- Тот самый Сафаендер?
Он сухо хохотнул.
- Ну, или какой-то Сафаендер.
- Поэт... драматург?..
- Именно так.
- Я думала, вы... намного старше.
Это его ошеломило немного.
- Спасибо... наверное. Приятно знать, что вы обо мне вообще думали.
Танфия смущалась все больше с каждой секундой, и не знала, как выпутаться.
- Элдарет сказал, что знаком с вами, но я не думала...
Он по-кошачьи загадочно улыбнулся.
- Вы не были уверены, скольких Сафаендеров он знает?
- Я не знала, что думать! Он же мне ничего не сказал! Заявил, будто вам за сто лет!
- Да ну?
Танфия обиженно повернулась к Элдарету.
- Ты мне ничего не сказал!
Элдарет только пожал плечами и стыдливо ухмыльнулся.
Танфии казалось, что ее сердце вот-вот разорвется.
- Я любила ваши пьесы с тех пор, как была девочкой. Я по ним читать училась. Когда я услышала, что случилось с театром...
На этих словах взгляд Сафаендера оледенел. Руфрид до боли стиснул локоть Танфии и подтолкнул девушку вперед. Она прикусила язык, прежде чем ляпнуть что-нибудь совсем непростительное, и, то холодея, то покрываясь потом, она, как кукла, хлопнулась на любезно указанную Элдаретом кушетку.
Вошедшая темноволосая женщина зажигала светильники. Комната оказалась десяти локтей в ширину. Пахло пылью; серый камень стен и пола украшали лишь разбросанные ветхие коврики. Мебель была старинной и растресканной. То, что Танфия сначала приняла за длинный ларь у стены, оказалось рядом прикрытых холстиной бочек.
- Это старая кладовая, - объяснил Элдарет. - Если кто станет обыскивать дом, он ее попросту не найдет.
- Мы обустроились, как сумели, но... - Сафаендер беспомощно пожал плечами.
Танфия живо представила его живущим в беломраморных палатах, где журчат в бассейнах фонтаны. Конечно, здесь ему не место! Ей так хотелось задать знаменитому поэту тысячу вопросов, почти все неуместные - если бы только она осмелилась открыть рот.
- Налил бы им хоть вина, Саф, пока ужин готовится, - бросила темноволосая.
Незнакомка была очень привлекательна - роскошные округлости, тонкая талия, полные красные губы, и выражение непробиваемой самоуверенности на лице. Танфия ощутила укол ревности. Из сумрачных ниш выступили еще одна женщина и двое мужчин; и все они носили общий отпечаток напускного обаяния и великодушного снисхождения к миру.
- Кстати говоря о театре, - промолвил Сафаендер. - Мы - это почти все. что от него осталось. Это были мои актеры: Аштарь, Шарма, Салиоль, Эвендер.
Лицедеи приветствовали излучинцев многословно и снисходительно, поглядывая на вновьприбывших, как на притащенную кошкой дохлую мышь. Танфия внутренне ощетинилась - как это они могут поглядывать на нее с вершин своего таланта, когда ей так неловко? Это было хуже, чем унижение, испытанное ею в Луин Сефере. По крайней мере, тот урок она усвоила, и держаться на равных не пыталась. Но как она завидовала их начитанности и уверенности, и легкости, с которой они могли обращаться к ее герою, ее богу, запросто - "Саф".
Аштарью звали пышнотелую особу, зажигавшую свечи; Танфия дала бы ей лет под тридцать. Шарма была старше - за пятьдесят - и держалась очень величественно и неприступно, хотя роскошные светлые волосы придавали ей некую соблазнительность. Интересно, нашелся хоть один мужчина, который ей отказал? Эвендеру было чуть больше тридцати, но он уже начал терять свою курчавую русую шевелюру. Был он, как Танфия узнала позднее, любовником Шармы; а еще - записным шутником, стремившимся обращать на себя все взоры. Салиоль оказался старше всех - ему было за шестьдесят; как и Шарма, он выглядел царственно, еще стройный и сильный. Он был склонен к излишней жестикуляции и громким басом отпускал шутливые реплики.
Танфию, несмотря на все ее раздражение, общество лицедеев пленило. Актеры труппы самого Сафаендера! Руфрид явно счел их в лучшем разе чудаками, но девушка предпочла бы, чтобы ее товарищ потрудился скрыть свои чувства.
- Боги, как я устал! - вздохнул Элдарет, падая на кушетку и сбрасывая башмаки. - Ну, какие новости?
Сафаендер сморгнул, продемонстрировав длинные ресницы.
- Все хуже и хуже, друг мой.
- За ужином расскажешь. Найдется для нас смена одежды? И где умыться?
- Конечно. Эвендер все нашим гостям покажет. Недостатка в месте не будет - тут с дюжину пыльных чуланов, где можно постелить тюфяки, но за соседство я не поручусь.
- А?
- Пауки. Мыши. Эти, знаешь, зеленые ящерки с алыми воротничками. Сафаендер ухмыльнулся. На миг его взгляд коснулся Танфии, потом скользнул, непроницаемый, дальше, к Руфриду и Линдену.
Ужинали за низким длинным столом, сидя на подушках. Вернулись Мириас и Зоря, так что всего за стол уселось одиннадцать человек. На белой скатерти столпились толстые белые свечи. Еда была простой и сытной: хлеб и мясной отвар, баранина и зелень, козий сыр и сморщенные яблочки.
Танфии, несмотря на голод, кусок не лез в горло. Перед глазами вставала распростертая на траве женщина с рассеченным горлом. Лежит ли она все еще в лесу? Сколько солдат явилось вслед, чтобы похоронить убитых?
Девушка отпила еще вина, и постаралась отогнать мрачные мысли. Впрочем, лучшего способа отвлечься, чем наблюдать за Сафаендером, она и придумать не могла. Ей все еще не верилось, что это происходит взаправду. Поэт сидел напротив нее, но внимания на девушку, к ее облегчению, почти не обращал. Несмотря на купание в глубоком корыте с горячей водой, подававшейся по трубам из дома, и чистую белую рубаху, Танфия ощущала себя грязной и неряшливой. Собравшиеся за столом говорили так много и громко, что открывать рта ей не приходилось; Руфрид и Линден от усталости больше налегали на еду, чем на беседы.
До самого конца ужина Танфия не сводила с Сафаендера глаз. Как бы не были блистательны остальные, как ни стремились они показать себя, сиял он один, спокойный, молчаливый, блистательный, как месяц.
В детстве, когда она впервые ощутила трепетную любовь к его творениям, она приняла как очевидное, что великий поэт уже давно похоронен - с великими поэтами это обычное дело. Пережив в Луин Сефере потрясение, узнав, что Сафаендер еще жив, она представляла его дряхлым старцем. Элдарет, зараза такая, ничем ее не разубедил в этом. Если б ей сказали, что настоящий Сафаендер - один из близнецов-хозяев дома, она поверила бы с большей охотой. Но узнать, что он не старше ее отца - а девушка привыкла считать отца ни молодым, ни старым - но Сафаендер и правда был так молод для признанного гения; и убедиться что он не только деятелен, но прекрасен и добр... нет, с этим откровением ее рассудок решительно не был способен справиться.
Родись в Парионе, подумала Танфия, я бы все это знала, и не выставляла себя на каждом шагу невежественной дурой! Она мучительно завидовала Элдарету и другим лицедеями, не понимающим своего счастья.
Поэт был так ненатужно утончен, так вежлив. Танфия не могла представить его опускающимся, как Руфрид, до язвительных отповедей. Рядом с ним Руфрид казался глуповатым землепашцем в куда большей степени, чем рядом с Каламисом. Честно это было или нет, но не сравнивать Танфия не могла.
- Положение в Парионе становилось невыносимым, - говорил Салиоль. Улицы полны грязи, солдат и рекрутов, этих тощих негодяев. Всюду тащат эти проклятые каменные глыбы; по улицам не пройти. Я как-то проходил по улице Вязов, когда строители упустили канаты, и глыба рухнула, и раздавила рекрута прямо у меня на глазах. Я слышал, как у него треснули бедра. И меня чуть не придавило. Вся накидка в грязи была.
- Бедняжка ты наш, - сухо отозвалась Аштарь.
- Добывать съестное становится все труднее, - заметил Мириас. В нем и Зоре, единственных из всей компании, не было напускной самозначимости, за что они Танфии сразу понравились. - А знаете, почему? Слишком многих земледельцев забрали или в рекруты, возводить эту проклятую Башню, или в солдаты. - Он ткнул пальцем в сторону Руфрида. - Останься вы дома, вас уже давно самих забрали бы! В наших краях они обучают новых солдат. Иначе они могли бы не заметить, насколько это не по душе это нахиллейцам.
- Что несколько их подельников сегодня умерли, они точно заметят, проронил Элдарет. - Как и то, что немалый отряд не вернулся из Саванных гор.
- Ну, лавину на них не мы спустили! - пробурчал с набитым ртом Руфрид.
- Не знал я, что они так стремятся меня отыскать. - Элдарет покачал головой и налил себе еще вина. - Не знаю, льстит это мне, или все же пугает.
- Расскажи, Элдарет, - попросил Сафаендер, - где тебя носило?
Странник поведал собравшимся о шаэлаир, о том, как его спасли Линден с Танфией, о бегстве через подземелье. Поэт слушал, явно делая в уме пометки. Танфии очень хотелось спросить, сделает ли он из этого рассказа драму, когда все кончится?
- Теперь я начинаю понимать, - проговорил Сафаендер, когда Элдарет умолк. Голос у него был прекрасный - такой выразительный, такой культурный. Все примолкли. - Эти новые выдвиженцы Граннена кажутся такими скотами, особенно старшие. Граннен и сам скот. Где они находят таких негодяев в Авентурии, когда наш край столь долго был обиталищем любви и сострадания? Походит на то, что они отыскали худших людей в каждой местности, поставили их над прочими и дали волю худшим их порывам. Лишенные семьи и друзей, смягчавших их нрав, они губят себя - и нас заодно. Но после вашего рассказа о замфераях, и пещере кристалла, я чувствую, что истина лежит глубже. Дело в самой зауроме. Это не просто вырвалась на волю горстка мерзавцев - на их месте может оказаться любой из нас. Никогда прежде я не думал, что все прочее рухнет в одночасье, включая достоинство каждого из нас, стоит только рухнуть завету.
- Теперь, когда ты установил проблему, - заметил Элдарет, - ты подскажешь решение?
- Ты достаточно знаком с моими работами, - с некоторым раздражением отозвался Сафаендер, - чтобы знать - я не отвечаю на вопросы, я их ставлю. Не знаю, как покончить с этим. Я вижу лишь горе, голод, гибель всякой культуры. Пустеют деревни и города, а царь засасывает своих подданных в Башню, и та перемалывает их, как бесовской ветряк.
- Вот за это я тебя люблю, Саф, - вздохнул Элдарет. - За твое несгибаемое жизнелюбие.
Никто не улыбнулся. Сафаендер скорчил гримаску и поднес к губам бокал; Танфия заметила, какие длинные и тонкие у него пальцы.
- Однако, - продолжил Элдарет, - едва ли кто-то здесь согласится прятаться по ларям, когда рушатся Девять царств.
- Разве что ты покажешь, где можно спрятаться поудобнее.
- Это ничего не изменит. Пора решаться.
Пламя свечей озаряло напряженные лица. Элдарет по очереди обвел взглядом всех.
- Станем ли мы, - негромко проговорил он, - бежать, и скрываться, и позорно прозябать, покуда Гарнелис не растерзает Авентурию? Или поднимемся на бой?
- Что ты хочешь сказать, - спросил Руфрид, - "на бой"?
- Я говорю - поднять оружие против царя.
Над столом повисло молчание; Танфия не смела вздохнуть.
- Это значит - мятеж, - проговорил Мириас. - И усобица.
- Нет, мы не можем, - отозвался Сафаендер.
- Мы не за этим пришли! - воскликнул Линден. - Мы хотели...
- Вернуть твою любимую, я помню. Но это станет возможно, только если мы снесем Башню до основания.
Танфия глянула в сияющие глаза Элдарета, и содрогнулась. Мысль о том, чтобы не просто ослушаться царя, но поднять на него меч, низвергнуть его, сокрушить, наполняла ее ужасом. Это шло против всего, чему ее учили.
- Но заурома имеет две стороны, - проговорила она. - Если народ ополчается на своего правителя, он ополчается против земли, и дух завета нарушается!
- Завет уже нарушен! - воскликнул Элдарет. - Хуже стать не может!
- Это было бы грешно, друг мой, - твердо ответил Сафаендер. - Я писатель, а не гулящий человек вроде тебя. Я лишь хочу вернуть прежний порядок вещей.
- Поздно! Ничто не будет как прежде, если только мы не приглядим за этим сами - а иначе, как силой, мы не изменим ничего. Ты мечтаешь прожить остаток дней в стыде и страхе? Хочешь не написать более ни строчки, хочешь, чтобы книги твои сожгли, а имя предали забвению?
- Это слова, лишенные содержания, Элдарет. Я не могу прислушаться к ним. Пока что ты меня не тронул.
Танфия воззрилась на Сафаендера. Слова его потрясли ее, но увидев на его лице, в его глазах искреннюю боль, она смягчилась. Руфрид тоже взирал на поэта, но с легким омерзением, отчего девушка немедленно ощетинилась как он смеет судить самого Сафаендера, не зная, через что тот прошел?
- В таком случае неплохо, что есть и более мягкие сердца, Саф, язвительно заметил Элдарет. - А что скажет твоя паства?
- Они поступят по моему примеру.
- В этот раз не будь так уверен. - Глаза странника блеснули. Страшно, а? Но нельзя пройти через огонь, не ступив на угли.
- Я с тобой! - воскликнул Руфрид.
- Тогда и я тоже, - поддержал его Линден. - Если это единственный способ вернуть Имми.
Танфия не сводила взгляда с Сафаендера, думая: "Для меня он был богом - но вот он, просто человек, несчастный, страдающий, и я хочу одного...". Она едва не коснулась его руки, когда голос Руфрида вывел ее из забытья:
- Танфия?
Перед глазами стояло пузырящееся кровью вспоротое горло.
- Нет. Я не могу сражаться, - решительно выпалила она. - Я согласна с Сафаендером.
- Что?
- Это будет неправильно! Если вы следуете за богиней, вы должны верить, что жизнь священна. Мы станем не лучше царя, поможем ему разрушить заурому, а не исцелим ее! Это может быть лишь крайней мерой! Должен найтись способ решить дело миром!
Все взоры обратились на нее. К своему ужасу, девушка услыхала аплодисменты со стороны лицедеев. Собственная страстность потрясла ее.
- Но, - проговорила она чуть спокойней, - что б мы не решили, мы должны держаться вместе. Больше у нас нет никого.
- Хорошо сказано! - Сафаендер с теплой улыбкой глядел на нее, и по жилам девушки пробежал огонь.
- И Танфия, конечно, права, - согласился Элдарет. - Давайте же соединим руки и поклянемся в верности друг другу и нашему делу: остановить царское безумие силой - если не удастся добром.
Одиннадцать рук сомкнулись над свечами. И каждый ощущал жал пламени и тепло чужих ладоней, и глаза горели от величия затеянного.
- Мы клянемся освободить Авентурию от проклятья, навлеченного на нас царем. Да одарят нас силою Нут и Анут. От сего дня будем в сем тверды.
Ладонь Сафаендера накрывала руку Танфии, но девушка поняла это, только когда их пальцы разомкнулись. Когда подняли бокалы за успех, взгляды их встретились поверх стеклянных кромок.
- Танфия, ты покажешь мне свой нож? - спросил поэт. - Тот, что оцепенил каменного зверя?
- О да! - воскликнула она, вскакивая. - Он в моей куртке, я принесу.
- Завтра, - с напором проговорил Руфрид, вставая и беря ее под руку. У нас был тяжелый день. А теперь извините... Танфия, пойдем спать.
В чулане оказалось совсем неплохо - тесно и голо, но без мелких соседей. Танфия заперла дверь на засов, поставила светильник на полку и легла, не раздеваясь. От тюфяка несло прелым. От злости она не могла промолвить и слова; гнев вставал между ними ледяной стеной.
- Раздеваться не собираешься?
Она не ответила. Руфрид лег рядом, не коснувшись ее. Намного позже, когда шум в комнате утих, и наступила тишина, он проговорил:
- Смотреть на тебя удивляюсь, Тан.
- Почему? - спросила она сдержанно. - Что я такого сделала?
- Стала на сторону этого поэтишки.
Девушка задохнулась от возмущения.
- Да как ты смеешь! - прошипела она.
- Смею что?
- Еще и на меня злиться после того, как ты меня при всех погнал в койку! Ты со мной обошелся, как с капризной девчонкой. Я не твоя!
Руфрид сел, прислонившись к стене и сложив руки на груди.
- Я думал, что проявляю заботу.
- Нет, ты только свои замашки хамские проявил! Собственник!
- Приглядела себе получше?
- Нет!
- Да ну? Смотреть противно, как этот писака к тебе ластился.
- Не дури! Он меня едва замечал. Не знаю, что на тебя нашло, Руфе. Ты так изменился.
- Я изменился?
- Когда я убила ту женщину, я думала, что ты меня поймешь. Разделишь мои чувства. Вместо этого ты советуешь мне укреплять желудок, и при слове "война" у тебя загораются глаза. Тебе уже нравится убивать. С кем это ты вдруг возжаждал сражаться?
- Ты что, не понимаешь? - Руфрид задохнулся. - Против... против таких, как мой отец, против тех, кто выполняет любой указ, хоть какой жестокий и безнравственный, потому что в их жалких, иссохших душонках нет ни капли понятия!
- Значит, на самом деле ты воюешь с отцом?
Руфрид нетерпеливо тряхнул головой.
- Нет! Против косности, которая завела нас в это болото. Против той чуши, который пичкал нас Сафаендер.
- Не ори ты!
- А пускай слышит. А ты с ним согласилась, Тан. Почему? Это непохоже на тебя, ты всегда была храброй! И вдруг является великий Сафаендер, а ты только и можешь пялиться на него и лепетать: "Как тебе угодно, о Сильномогучий!".
- Ты ублюдок! Это неправда!
- Он трус. А ты слишком слепа, чтобы это увидеть.
- Ты бы не говорил так, если б прочел хоть одну его строчку. Боги, ты так ревнуешь?
- К нему? Брось. Мне просто тошно, как ты пускаешь перед ним слюни. Меня словно и не было рядом.
- Это пример к твоим нравоучениям - о жалости к себе? Я в тебе ошиблась, Руфе. Ты всегда был самовлюбленной злобной скотиной. Зря я подумала, что ты переменился.
- Это я ошибся, приняв твою самовлюбленность за достоинство, - сухо отмолвил юноша.
Гнев Танфии перегорел, оставив в груди холод. Упрямство Руфрида потрясло ее. Она поднялась с тюфяка, расправила накидку и отодвинула засов.
- Куда ты собралась? - спросил Руфрид.
- Найду для сна другое место.
- Не трусь. - Он лег и отвернулся. - Тебя я не коснусь, будь ты хоть последней бабой на земле.
Танфия вылетела в комнату стрелой, и очутилась в кромешной тьме. Наощупь она добралась до кушетки, собираясь посидеть и успокоиться. Но протянутая ее рука натолкнулась не на тканую обивку, а на мягкую плоть.
Девушка шарахнулась, вскрикнув. Затеплился огонек, осветив лицо Сафаендера - тот нагнулся над столом, зажигая светильник.
- Простите, - выдавила девушка. Сердце ее колотилось. - Не знала, что вы тут. До смерти перетрусила.. Вы простите, если я напугала...
- Ничуть. Я слышал, как ты бредешь в темноте. - Он расслабленно откинулся на спинку, оглядывая девушку цепким взглядом. Его лицо лучилось умом и опытом, озаряя комнату внутренним светом.
- Ой... - Ей опять стало ужасно неловко. - Не спится.
- Мне тоже. Последние месяцы я мучаюсь бессонницей. Садись, Танфия. Выпей со мной.
Девушка опустилась на кушетку и взяла протянутый бокал. Вино в зеленоватом стекле было белое, терпкое, с яблочным привкусом, и пришлось очень кстати. Танфии все не верилось, что она здесь, сидит рядом со своим героем.
Сафаендер отпил вина и состроил гримасу.
- Дрянь редкая, - заметил он, - но другого нет.
-Ничего, - прошептала Танфия.
- Ты плохо выглядишь, - мягко проговорил он. - Очень бледна, и очень взволнована.
- Все в порядке. Я... я повздорила с Руфридом.
- Он твой любовник. как я понимаю.
- Нет... уже.
- А. Помириться не получится?
Ее поразило, что поэта интересуют такие мелочи.
- Не в этот раз. Не знаю, хочу ли я этого. Тут не просто ссора.
- А что же?
Горло ее перехватило. Танфия повертела в пальцах ножку бокала.
- Сегодня я убила человека.
- Ох... - Поэт дрогнул, но миг спустя, к изумлению девушки, взял ее за руку и серьезно проговорил: - Не то грустно, что ты в расстройстве, а то, что Элдарет спокоен. Он не понимает, не понимает, о чем просит, когда болтает о мятеже. Расскажи, что случилось.
И Танфия сбивчиво рассказала, совершенно забыв, кто перед ней.
- Тебе стало легче? - спросил Сафаендер, когда она закончила. - Груз с плеч спал?
- Немного. Но мне легко говорить. Это не меня убили.
- А ты остра на язык. Эту черту я в людях ценю. Что, я слишком много задаю вопросов? Дурная писательская привычка.
- Я не против. - Она бросила взгляд по сторонам и смущенно улыбнулась поэту. Ей показалось, или он придвинулся к ней? - Я даже могу с вами говорить. Не думала, что это так просто, думала, что вы...
- Какой? - Он лукаво покосился на нее.
- Ну... обычный. Мне казалось, вы...
- Что - говорю рифмами?
- Примерно, - рассмеялась Танфия. - Что вы очень красноречивы.
- Бывает. Но сегодня у меня выходной.
Щеки Танфии загорелись; она надеялась, что в сумраке это не будет заметно.
- Я не хотела грубить. Вы, наверное, решили, что я такая простушка...
- Нет. Ничуть. Элдарет насчет меня был прав - я просто человек. Ленивый, самодовольный и самолюбивый.
- Нет! Вы - легенда.
- В Излучинке - едва ли. Удивительно, что ты обо мне вообще слыхала.
- Почему - потому что я родом с края земли?
Он покачал головой.
- Ну вот, теперь я тебя обидел. Я не это имел в виду. Мне приятно, что моя работа так много значит для людей, которым есть чем заняться в жизни.
- О да. Капусту поливать, овец стричь?..
Сафаендер рассмеялся.
- Без этого такие, как я, не имели бы роскоши писать стихи. Но тебе писательское мастерство небезразлично - даже мои скромные труды.
- Это уже ложная скромность.
- Вообще-то неудачная шутка.
На миг они встретились взглядами.
- Не так оно и страшно в нашей Излучинке, - проговорила Танфия. Народ добрый. Родители у меня просто чудесные.