Страница:
Чан прижался затылком к спинке заднего сидения. — Ты получишь то, что тебе надо, — сказал он устало. — Единственное, что я хочу, это чтобы мою сестру оставили в покое.
Он направил Сива вниз по Третьей авеню, пока она не соединилась с Бауэри-стрит. Когда они подъезжали к Сент-Джеймс Плейс, сказал:
— Вот здесь остановись.
Сив вильнул к тротуару, припарковался сразу же за остановкой автобуса, присобачил к ветровому стеклу наклейку: ПОЛИЦИЯ ГОРОДА НЬЮ-ЙОРК. Затем снял с Чана наручники и, когда тот потянулся рукой к дверной ручке, развернул его лицом к себе, показал револьвер в наплечной кобуре, спрятанный под пиджаком.
— Не забывай про это, — сказал он, похлопав по рукоятке оружия. — Я без малейшего колебания вышибу тебе мозги, если вздумаешь попытаться удрать.
Безуспешно попытался прочесть по лицу Чана, что у него на уме. Он понимал, что Дракон знает о том, что Сиву позарез нужен человек, заправляющий наркобизнесом в Чайна-Тауне. Не мог он скрыть от Дракона этой своей слабости, и это теперь тревожило Сива. Чан был человеком, который зарабатывал себе на жизнь — и неплохо зарабатывал — на слабостях других людей. Сейчас Сив пытался понять, каким образом Дракон попытается воспользоваться его слабостью.
Они пересекли авеню, прошли через торговые ряды, провонявшие рыбой и звездчатым анисом, вынырнули на Элизабет-стрит. Чан провел его прямо на Байард, затем свернул налево — на Мотт, а потом еще раз налево — на Пелл-стрит, как раз недалеко от церкви Преображения Господня.
Внизу Дойерс-стрит, коротенькой и странной улицы, переломленной посередке под тупым углом, Сив остановил Чана.
— Какого черта ты водишь меня кругами? Мы могли пройти сюда по прямой, с Бауэри.
— Это верно, — согласился Дракон. — Но тогда бы я не знал, следят за мной или нет. Во время нашей прогулки у меня было полно времени, чтобы оглядеться, почувствовать атмосферу вокруг. Кто знает, может, за нами следят? Тут в Чайна-Тауне кругом глаза и уши. Теперь мы можем идти куда надо. Ну как, удовлетворен?
Сив в упор смотрел в лицо Дракона, но не мог определить, говорит ли тот правду или же ведет какую-то скрытую игру. Еще раз подумал о том, насколько уязвима его позиция, и чертыхнулся про себя, проклиная судьбу, связавшую его с этим опасным и непредсказуемым субъектом.
Скрепя сердце, он кивнул, и Чан повел его дальше по изогнутой улице. Подойдя вплотную к невыразимо грязному дому из бурого кирпича, в полуподвальном помещении которого разместился зачуханный ресторанишко, остановился.
Они вошли сквозь узкую дверь, поднялись по крутой, замызганной лестнице. На площадке верхнего этажа Дракон остановился. Сив прислушался, но ничего не услыхал, кроме звука капающей воды, доносящегося сквозь тонкие стены из одной из квартир. Не было ни звуков работающего телевизора, ни детского плача, ни ругани взрослых. Никаких основных звуков человеческого жилища.
— Что...
Чан махнул на него рукой, чтоб не шумел. — Говори тише.
— Что случилось с жильцами? — прошептал Сив. — Куда они подевались?
— Все разъехались, — ответил Чан, тоже шепотом. — Только один остался. — Он показал пальцем на закрытую дверь в противоположном конце обшарпанной лестничной площадки. Он было двинулся по направлению к ней, но Сив потянул его за рукав назад.
— Куда это ты собрался?
— Туда, — ответил Чан.
— Только не один. Со мной.
— Он тебе нужен? Крестный отец Чайна-Тауна?
Сив не ответил, только красноречиво посмотрел на него.
— Очень нужен? — спросил Чан. — Вот сейчас мы и узнаем, насколько нужен.
— Или мы идем вместе, или вообще не идем, — настаивал Сив.
— Тогда не миновать кровавой бани. У него полно телохранителей. И все они знают свое дело. На смерть им плевать. Если мы сунемся вместе, поверь, не знаю, как тебе, а мне уж точно не вернуться назад в участок. Что тогда будет с моей сестрой?
— Что ты можешь сделать, войдя туда один, кроме того, как сообщить им о моем присутствии здесь?
— Жизнь моей сестры для меня куда важнее моей собственной, — сказал Чан. — Если ты можешь в этом сомневаться, ты ни черта не знаешь ни обо мне, ни о китайцах вообще... Я могу сделать очень много: могу усыпить бдительность его телохранителей и отвлечь их разговорами, чтобы дать тебе возможность спокойно войти.
Сив понял, что выбора у него, в сущности, нет. Он вынул револьвер.
— Давай, — сказал он. — У тебя шестьдесят секунд в распоряжении с того момента, как войдешь в дверь. А там и я буду следом. — Он постучал Чана по плечу револьверным стволом. — И если ты думаешь о бегстве, помни, что мне все равно, пристрелить ли тебя в лоб или в спину.
По дороге к центру города М. Мабюс нашел телефонную будку, где аппарат, как ни странно, работал, и позвонил. Всего один звонок. Но что бы Мильо сказал, если бы узнал, кому М. Мабюс звонит? Наверно, ничего бы не сказал, а только приставил дуло пистолета к затылку М. Мабюса и нажал курок. Он бы никогда не понял, почему М. Мабюс позвонил, думая, что М. Мабюс его предал. Но он не знает даже значения слова «предательство» так, как его знает М. Мабюс, чья страна предавалась столько раз, что любой грех стал пустячком. Точно так, как смерть, отчаяние и страдание стали нормою повседневной жизни.
И повседневной жизнью самого М. Мабюса стало сидеть и видеть извивы бурой реки, нефритово-зеленые рисовые поля, хижины, крытые тростником. Видеть все это сквозь иллюминатор, когда мощные лопасти вертолета стучат в ушах: хлоп-хлоп-хлоп! — а американец-капитан ширяет его в бок локтем и кричит в ухо: «Так где, ты говоришь, засели чарли?»
М. Мабюс видит самого себя, послушно указывающего пальцем. Капитан кладет руку на плечо пилота, и вертушка резко идет вниз. Когда они проносятся над рощицей деревьев, скрывающей деревушку, командует: «Пли!»
Вертушка идет вниз, как голодный стервятник, пулеметы поливают смертельным свинцом, гранаты рвут в клочки тростниковые крыши и человеческую плоть, взметают вверх столбы грязи, камней, жареного мяса, а вертолет все кружит и кружит, совершая свои круги почета.
М. Мабюс пытается расслышать человеческие крики, припав ухом к полу вертолета, но все посторонние звуки тонут в трескотне пулеметов, взрывах и грохоте: вот они, плоды инженерной мысли, направленной на разрушение, а не на созидание.
По пожарной лестнице М. Мабюс поднялся на крышу здания на Дойерс-стрит, и оттуда проник в квартиру на верхнем этаже через окно, предусмотрительно оставленное открытым. Квартира была пуста: те, кто ее занимал, предупрежденные его звонком, давно покинули ее и находились в безопасности. Изрезанная ножами учеников школьная парта, телефон, пресс-папье, три стула, диван, прислоненный к дальней стене, две лампы, потертый коврик на полу, — вот и вся экипировка штаб-квартиры наркомафии Чайна-Тауна. Они очень осторожны: вид квартиры такой, словно здесь и не жил никто. И никаких бумаг, конечно.
Знакомый голос, звучащий в ухо М. Мабюса: Чан отслужил свое, заставь его замолчать, прежде чем он сможет причинить нам серьезные неприятности. Этот голос вновь вернул его в 1969, к медленной агонии его страны, ее шрамам, ее мучениям, видимым им из чрева металлического зверя. И он сам, на корточках рядом с ненавистными американцами, вынужденный жестокой судьбой помогать им. Прежде чем сможет начать свою собственную войну, направленную на уничтожение их.
И вот М. Мабюс здесь, выслеживающий очередную жертву. Его единственная цель — убивать и убивать.
Он сидел в пустом офисе, ожидая, когда дверь откроется, терпеливый, как Будда. Среди теней, населяющих эту комнату, жили и лица, смотрящие на него с немым укором. Они шептали его имя — не М. Мабюс, полученное им во времена давно прошедшие, но то, которое было дано ему при рождении, то, от которого он постоянно стремился удрать.
Он отшатнулся, как будто от сильного прямого удара, и начал медленно оседать по запотевшей стенке, пока не сел на пол. Не в силах оторвать глаз от губ, зовущих его по имени, он зажал уши руками, но звуки, уже проникшие в его черепную коробку, продолжали там жить и резонировать, резонировать, пока этот резонанс не превратился в какой-то дьявольский ритм.
Только скрип двери, начавшей открываться, разрушил эти чары, и лица, как будто ослепленные ярким, солнечным светом, ушли назад в стены, пол, потолок.
Внимание.
М. Мабюс, призвав на помощь методику, усвоенную им во время занятий боевыми искусствами, очистил сознание. При этом подтвердилось то, подозрения о чем у него зародились некоторое время назад. Даже пентиак-силатстановится все менее и менее эффективным, когда против него восстают духи умерших. Что он будет делать, когда эта методика уже не будет работать?
Начиная молчаливое, стремительное движение к двери, он знал, что на это есть только один ответ: ему необходимо завершить свою миссию возмездия до того, как это произойдет.
Тем не менее, он услышал этот звук — странный, тонкий свист, от которого у него волосы встали дыбом — который моментально оборвался, но послужил толчком к немедленному действию.
Он бегом пересек лестничную площадку, нажал плечом на дверь и, чувствуя, что она подается, замер, держа револьвер в обеих руках прямо перед собой.
Сразу же увидал распростертое тело Чана и, отдельно от него, его отрубленную голову: рот открыт от удивления и ужаса, глаза тоже широко открыты и смотрят перед собой с отсутствующим выражением восковой куклы. Смотрят на противоположную стену, на которой что-то нарисовано кровью. Что-то смутно знакомое, подумал Сив.
И в то же самое мгновение — какое-то движение. Всего лишь колыхание тюлевой занавески на ветру, замеченное периферическим зрением.
Бросился к открытому окну, поскользнулся в луже крови и больно ударился боком о край парты. Не обращая внимания на боль, вспрыгнул на подоконник, и оттуда — на пожарную лестницу.
— Я видел тебя, сукин ты сын! — загремел он, стремительно скатываясь вниз по лестнице, всматриваясь в маячащую темную фигуру, выжидая подходящего момента для стрельбы.
Фигурка перескочила на пожарную лестницу примыкающего здания. Сив последовал за ней, — сначала вверх, потом вниз — пока не потерял ее внезапно из вида. Он замедлил бег, пытаясь восстановить дыхание. Отчаянно всматривался в место, где лестница примыкала к какой-то металлоконструкции, где, как ему показалось, он снова увидел его. Уже сделал несколько шагов в том направлении, но тут убедился, что это не более, чем тень.
Остановился, прислушиваясь, надеясь услышать звуки, которые не может не производить бегущий человек. Но ничего не расслышал в какофонии автомобильных гудков на оживленной Буаэри-стрит, воплей полицейской сирены на некотором отдалении, шумной перебранки внизу на кантонском диалекте, соблазнительной мелодии вьетнамской песни, доносящейся из музыкального магазинчика на Пелл-стрит.
Вот черт! Он где-то здесь неподалеку, подумал Сив. Я чувствую это. Посмотрел на окна. Все закрыты. На улицу внизу. Может, спрыгнул? Бросил испытующий взгляд на примыкающие пожарные лестницы. Может, на них перескочил? Ничего не подозревающие люди спешили внизу по своим делам. Металлические конструкции. Оконные стекла, отражающие его образ. Ничего.
Затем Сив посмотрел вверх. Крыша! Сунув револьвер в кобуру, так как надо было использовать обе руки, Сив поднялся на восемь футов выше и встал на парапет. В два прыжка достиг гудронированной площадки на крыше, одновременно выхватывая револьвер.
Где ты, подонок? Здесь ты от меня не уйдешь.
И тотчас же почувствовал, как синее-синее небо обрушилось на него и вышибло из легких весь временный запас воздуха.
— О Боже!
Произнес он это слово или только подумал? Этого он не мог сказать. Глаза выпучились от жуткого давления, которое испытывала его шея. Как эпилептик во время приступа, он начал давиться собственным языком.
Сив, вообще-то могучий, как пантера, сейчас чувствовал, как сила уходит из него, растворяясь в тенях под ногами. Что-то гнуло его, гнуло книзу. Он уже был на коленях и видел перед собой только неровный гудрон. И тени — его собственную тень, гротескно увеличенную другой тенью, тенью существа, сидевшего на нем.
Локтями, руками, плечами, — чем только не пытался уменьшить давление на шею, вздохнуть снова, увериться, что это еще не конец. Не может же он умереть просто так, на крыше в Чайна-Тауне, от рук неизвестного, напавшего на него. Гнусный конец. Капут.
Ничего не помогало. Никак не мог разжать клещи, стиснувшие его шею. Красные точки плясали перед глазами, в голове будто водопад шумел. Мир медленно приобретал багровые тона, и звуки его сгущались в сироп, сочащийся из его ушных раковин.
И затем он услышал голос над самым ухом, который можно было бы принять и за голос собственной совести.
— Ты помнишь меня, лейтенант Гуарда? Я тебя помню, и я знаю твои грехи.
Это что, галлюцинация? — подумал Сив.
— Я пришел сюда, как ветер и как тьма ночная, чтобы воздать тебе за эти грехи, совершенные тобой против народа и земли Вьетнама.
Я умираю, подумал Сив, от рук сумасшедшего.
— А это ты видишь?
Какой-то фонарь, приставленный к самым глазам, заставил Сива дернуться назад, что-то красное закрывало обзор. Его голову опять дернуло вверх: он застонал от боли.
Нет, это не фонарь, это блестящий металл, раскрывшись веером, отразил солнечный свет.
Веер?
Веер с отточенными, как бритва, краями. Ты и Доминика так... моего брата так убил!
— Видишь это? — Помахивание веера остановилось, острый край его нацелился на шею Сива. — Это для тебя.
О Господи!
Сив выбросил руки вперед, пытаясь выставленными вперед пальцами рвануть плоть, но зацепил лишь одежду. Затрещала материя и обнажилась татуировка. Мгновенно вспомнился и рисунок кровью на стене. Это же фунг хо-анг!Теперь понятно, кто пришел по его душу.
— Ни с места!
Почти теряя сознание. Сив узнал, как тонущий человек узнал бы своего спасителя, голос Дианы. Его голову опять дернуло вверх, и резкая боль вернула его, как казалось, с того света.
Резкие звуки стрельбы и, внезапно, словно по удару хлыста, давление на горло ослабло, изо рта пошла кровь и он, задыхаясь, хватал открытым ртом сладкий воздух.
Нежные руки Дианы, ее обеспокоенный голос:
— Босс, босс, с тобой все в порядке?
По привычке Сив кивнул головой, сознавая, что врет. Он сплюнул кровью.
— Взяли его? — с трудом прохрипел он.
— Куда там! Ушел. Исчез, даже не знаю, как.
Но Сив знал. Прошлое вернулось, набросившись на него, втянув его, как открытая могила, в свои зловонные объятия.
В глубине парка, где в прудике стоял неподвижно гигантский карп, будто на блюде с заливным, запах выхлопных газов превалировал. Здесь они и сидели.
Мильо смотрел на Логрази и думал о пачке фотографий, которые удалось сделать с помощью особого объектива. За семьдесят два часа наблюдения за домом Логрази незнакомый американец появился только один раз, да и то в такое время — в 3 часа ночи, — что человек Мильо чуть не упустил его. Но все-таки лицо незнакомца в объектив попало. Мильо открыл пакет. Кто же этот человек, которому поручено проконтролировать операцию Белый Тигр, и который такого невысокого мнения о Мильо? Абсолютно неизвестное лицо. Широкоплечий американец с красивыми, резкими чертами кинозвезды. Типичное голливудское лицо, и даже сигарета в уголке рта, как на рекламе фирмы «Марльборо». Мильо почувствовал разочарование, просмотрев фотографии. Фотонаблюдение дало дохлый номер. Какими еще способами можно установить личность этого загадочного человека? Остается продолжать вести подслушивание.
Мильо вдруг почувствовал, что Логрази беспокойно заерзал рядом с ним. Он стряхнул с себя задумчивость. — Мне бы хотелось знать ваши источники информации относительно мадемуазель Сирик, — прервал он затянувшееся молчание.
— А это не вашего ума дело. Вы работаете на меня, следовательно, должны выполнять безоговорочно, что я вам поручаю, — ответил Логрази в характерной для него категоричной манере.
Мильо немало думал по этому вопросу, принимая решение, как действовать. Вообще-то он считал людей мафии дебилами. Они понятия не имеют о том, какие силы управляют людьми на плато Шан. Единственно, что им нужно, так это опиум. В свете этих соображений следует и к этому посланцу мафии относиться, как к его хозяевам.
— Я собрал кое-какой материал о мадемуазель Сирик. Вы знаете, что она сейчас с младшим братом Терри Хэя?
— Мне совершенно неинтересно, с кем она, — отрезал Логрази, — поскольку она скоро умрет.
Мильо понаблюдал, как Логрази вытряхивает рыбий корм из бумажного пакетика и начинает кормить флегматичного карпа, потом продолжил:
— Тогда я полагаю, вам также неинтересно знать, что, когда Аль Декордиа навещал Терри Хэя в Ницце, между ним и подругой Терри установились отношения, похожие на те, что бывают между отцом и дочерью.
— Ну и что из этого?
— А то, что дочери очень редко замачивают своих родителей.
— Этот вопрос сугубо деловой, — возразил Логрази. — Терри ей приказал, она и...
— Не говорите ерунды! — прервал его Мильо, решив идти напролом. — Я знал Терри Хэя. И я знал, на что он способен и на что нет. На хладнокровное убийство, причем перепорученное женщине, он был явно не способен.
— Что здесь, черт побери, происходит? — рука Логрази даже замерла внутри бумажного пакетика, из которого он доставал корм для карпа. — Не хотите ли вы мне сказать, что отказываетесь выполнить приказ?
— Слишком много кровопусканий, — сказал Мильо. — Полиция всюду нос сует. Не хочу, чтобы и Интерпол к этому подключился.
— Это не суть важно. Они все дураки.
— Дураки, — наставительно изрек Мильо, — могут ломать хорошо отлаженные механизмы с таким же успехом, что и гении.
Мосье Логрази снова вернулся к кормлению рыбы, обдумывая услышанное.
— Мои источники абсолютно достоверны, — сказал он, наконец.
— Вот как? Тогда скажите мне, что, как вы предполагаете, произошло?
— Я ничего не предполагаю, — отрезал Логрази. Карп вяло шевельнул хвостовым плавником, чтобы достать кусочек слипшегося корма, который он ему бросил. — А вы делайте, что вам говорят. — В его голосе уже прозвучала угроза.
Они поднялись и направились к выходу. Проходя мимо мостика, перекрывающего нижний уровень, Логрази остановился опять, прислонясь к нему спиной.
Надо как-то вернуть его к этому делу, подумал Мильо. Я не хочу, чтобы с Сутан что-нибудь случилось.
— У нас возникла другая, более серьезная проблема, — сказал он. — Терри Хэй и не собирался продавать нам Преддверие Ночи.
Логрази резко повернул голову, как ужаленный.
— Что вы хотите сказать? И что же он вам продал?
— То, что он продал, гроша ломаного не стоит.
Лицо Логрази потемнело.
— Но вы говорили, что он оказался на мели. Что ему были нужны позарез наличные деньги.
— Очевидно, у него были какие-то другие — неизвестные нам — финансовые источники. Его нужда в наличных деньгах была уловкой.
— Уловкой? Зачем?
— Терри начинал подозревать, что мы замыслили провести операцию Белый Тигр. Я уже переманил к себе некоторых из его людей. Это был его своего рода ответный удар. Расплатиться со мной за то, что я пытаюсь перехватить его сеть.
— Значит, чтобы просто насолить вам? Мильо не хотел лезть в эти дебри. Что этот неотесанный мужлан мог знать об этом вообще?
— По вашей милости, Мильо, мы приобрели ничего не стоящую игрушку, ничуть не продвинувшись по пути приобретения последней секции Леса Мечей, — Логрази положил свою тяжелую руку на плечо Мильо и прямо-таки придавил его к месту. — Как такое, черт побери, могло произойти?
— Мне кажется, я напал на след настоящего Преддверия Ночи.
— Я спрашиваю, как такое, черт побери, могло произойти?
— Меня ввели в заблуждение, — ответил Мильо, изо всех сил стараясь выдержать взгляд Логрази.
— Это точно, еще как ввели, — фыркнул Логрази. — Держа за нос. Терри Хэй кого хочешь введет и выведет. А еще говорите, что знали его! А то, что он мастак по части дезинформации, вы не знали?
— Эта информация шла не от Терри Хэя, — солгал Мильо. Дезинформация? Пожалуй, так можно назвать то, что Мильо поверил, что Терри нуждается в деньгах.
Давление руки Логрази на плечо собеседника еще более усилилось.
— А от кого, в таком случае?
— От Сутан Сирик, — ответил Мильо, чувствуя легкое головокружение. — Мои люди выбрали ее из всего окружения Терри. — Все это была чистой воды ложь. Он знал, что ведет отчаянную игру за жизнь Сутан. Но каким образом можно снять смертный приговор, который произнес ей Логрази от имени мафии?
Он видел, что от умственного напряжения в голове американца шарики заходят за ролики.
— Если то, что вы говорите, правда, и это она одурачила вас, то, по-видимому, она в курсе всего дела, — промолвил он, глядя через плечо назад, на прудик. — Я имею в виду, где находится настоящий Преддверие Ночи.
Мильо пожал плечами. Внутренне он затаил дыхание.
— Если мы ее кончим, то так никогда и не узнаем, где он.
— Мне надо переговорить с кое-какими людьми, — проворчал Логрази. — Пока я не дам подтверждение, повремените с этим делом. — Он снял руку с плеча Мильо. — Я им скажу, что вы советуете привлечь ее на нашу сторону, вместо того, чтобы пришить. Я согласен, не надо спешить, надо разобраться, что есть что. Я думаю, что получу одобрение на такую линию.
Мильо почувствовал, что у него камень с души свалился. Облегчение было такое, что даже голова закружилась.
— Хорошо, — сказал он, изо всех сил сдерживая прерывистое дыхание. — Это единственно верный путь. Мадемуазель Сирик нужна нам живой.
Лицо у Могока какое-то измученное, будто его терзает какая-то боль. — Ко Мун, ты принес его с собой?
— Всему свое время, Дау Могок. — Хотя племенной вождь провинции Шан обратился к Муну, как к равному, тот, из дипломатических соображений, использовал уважительную приставку к имени, отвечая на вопрос. — Я бы прежде хотел знать, что здесь произошло со дня моего последнего посещения вашего лагеря. А что-то произошло, это точно. Прежде всего, обращает на себя внимание усиление мер безопасности. Кроме того, все как будто на взводе.
Могок нервно оглянулся вокруг.
— Адмирал Джумбо принял решение, которое может иметь катастрофические последствия, — сказал он. — Он собрался воевать с Генералом Киу, чтобы уничтожить его и взять контроль над Десятым Сектором. Но ведь этот Генерал Киу — он сущий дьявол. Я боюсь его. В народе говорят, что он и женщиной не рожден, и бессмертный вовсе. Некоторые даже намекают, что он — очередное воплощение Маха-гири.
— Адмирал Джумбо мирно жил бок о бок с Генералом Киу столько лет, — сказал Мун. — Что заставило его идти войной на него?
— Ма Линг, — тряхнул головой Могок. — Конец света наступит из-за женщины.
— Не в полном смысле из-за женщины, — поправил его Мун. — Из-за любви.
Могок презрительно фыркнул.
— Как ни называй, — сказал он, — а все одно — зло. Теперь Адмирал Джумбо не умом думает. Он следует за велениями своего члена.
— Но что все-таки произошло?
— Генерал Киу вознамерился уничтожить нас, вот что. Через своих шпионов он выведал, что слабость Адмирала Джумбо — Ма Линг. И он подослал к ней убийц. Теперь честь требует, чтобы Адмирал Джумбо отомстил.
— А это означает, что вы будете втянуты в войну. Могок кивнул. — Точно. Но Генерал Киу не так прост. Она была убита так, что прямо обвинить его нельзя. Мы можем подозревать его сколько угодно, но прямых доказательств у нас — нет. Мы даже не знаем, кто убил ее. Известно только, что ее нашли с ножом в сердце, но как убийца к ней пробрался и как исчез — неизвестно.
— Это говорит о том, что Генерал Киу имеет своего человека внутри лагеря. И что, нет никаких подозрений, кто это мог быть?
Могок покачал головой.
— Возможно, его уже давно и нет в лагере. — Он безнадежно махнул рукой. — Ладно, хватит об этом. Скажи лучше, где Лес Мечей?
— Я не принес его. — Как мог сказать Мун, что даже не знает, где он?
Могок выругался на диалекте, которого Мун не знал. — Тогда нам конец. Конец.
Мун посмотрел на него. Даже темно-медовый загар не мог скрыть, как побледнел Могок.
— Что с тобой?
— Эх, ты! — Только тайный характер их встречи удержал Могока от того, чтобы дать волю своему гневу и горечи. — Наш договор аннулируется. Ты не выполнил обещания принести Лес Мечей. С ним я бы всего добился.
Он направил Сива вниз по Третьей авеню, пока она не соединилась с Бауэри-стрит. Когда они подъезжали к Сент-Джеймс Плейс, сказал:
— Вот здесь остановись.
Сив вильнул к тротуару, припарковался сразу же за остановкой автобуса, присобачил к ветровому стеклу наклейку: ПОЛИЦИЯ ГОРОДА НЬЮ-ЙОРК. Затем снял с Чана наручники и, когда тот потянулся рукой к дверной ручке, развернул его лицом к себе, показал револьвер в наплечной кобуре, спрятанный под пиджаком.
— Не забывай про это, — сказал он, похлопав по рукоятке оружия. — Я без малейшего колебания вышибу тебе мозги, если вздумаешь попытаться удрать.
Безуспешно попытался прочесть по лицу Чана, что у него на уме. Он понимал, что Дракон знает о том, что Сиву позарез нужен человек, заправляющий наркобизнесом в Чайна-Тауне. Не мог он скрыть от Дракона этой своей слабости, и это теперь тревожило Сива. Чан был человеком, который зарабатывал себе на жизнь — и неплохо зарабатывал — на слабостях других людей. Сейчас Сив пытался понять, каким образом Дракон попытается воспользоваться его слабостью.
Они пересекли авеню, прошли через торговые ряды, провонявшие рыбой и звездчатым анисом, вынырнули на Элизабет-стрит. Чан провел его прямо на Байард, затем свернул налево — на Мотт, а потом еще раз налево — на Пелл-стрит, как раз недалеко от церкви Преображения Господня.
Внизу Дойерс-стрит, коротенькой и странной улицы, переломленной посередке под тупым углом, Сив остановил Чана.
— Какого черта ты водишь меня кругами? Мы могли пройти сюда по прямой, с Бауэри.
— Это верно, — согласился Дракон. — Но тогда бы я не знал, следят за мной или нет. Во время нашей прогулки у меня было полно времени, чтобы оглядеться, почувствовать атмосферу вокруг. Кто знает, может, за нами следят? Тут в Чайна-Тауне кругом глаза и уши. Теперь мы можем идти куда надо. Ну как, удовлетворен?
Сив в упор смотрел в лицо Дракона, но не мог определить, говорит ли тот правду или же ведет какую-то скрытую игру. Еще раз подумал о том, насколько уязвима его позиция, и чертыхнулся про себя, проклиная судьбу, связавшую его с этим опасным и непредсказуемым субъектом.
Скрепя сердце, он кивнул, и Чан повел его дальше по изогнутой улице. Подойдя вплотную к невыразимо грязному дому из бурого кирпича, в полуподвальном помещении которого разместился зачуханный ресторанишко, остановился.
Они вошли сквозь узкую дверь, поднялись по крутой, замызганной лестнице. На площадке верхнего этажа Дракон остановился. Сив прислушался, но ничего не услыхал, кроме звука капающей воды, доносящегося сквозь тонкие стены из одной из квартир. Не было ни звуков работающего телевизора, ни детского плача, ни ругани взрослых. Никаких основных звуков человеческого жилища.
— Что...
Чан махнул на него рукой, чтоб не шумел. — Говори тише.
— Что случилось с жильцами? — прошептал Сив. — Куда они подевались?
— Все разъехались, — ответил Чан, тоже шепотом. — Только один остался. — Он показал пальцем на закрытую дверь в противоположном конце обшарпанной лестничной площадки. Он было двинулся по направлению к ней, но Сив потянул его за рукав назад.
— Куда это ты собрался?
— Туда, — ответил Чан.
— Только не один. Со мной.
— Он тебе нужен? Крестный отец Чайна-Тауна?
Сив не ответил, только красноречиво посмотрел на него.
— Очень нужен? — спросил Чан. — Вот сейчас мы и узнаем, насколько нужен.
— Или мы идем вместе, или вообще не идем, — настаивал Сив.
— Тогда не миновать кровавой бани. У него полно телохранителей. И все они знают свое дело. На смерть им плевать. Если мы сунемся вместе, поверь, не знаю, как тебе, а мне уж точно не вернуться назад в участок. Что тогда будет с моей сестрой?
— Что ты можешь сделать, войдя туда один, кроме того, как сообщить им о моем присутствии здесь?
— Жизнь моей сестры для меня куда важнее моей собственной, — сказал Чан. — Если ты можешь в этом сомневаться, ты ни черта не знаешь ни обо мне, ни о китайцах вообще... Я могу сделать очень много: могу усыпить бдительность его телохранителей и отвлечь их разговорами, чтобы дать тебе возможность спокойно войти.
Сив понял, что выбора у него, в сущности, нет. Он вынул револьвер.
— Давай, — сказал он. — У тебя шестьдесят секунд в распоряжении с того момента, как войдешь в дверь. А там и я буду следом. — Он постучал Чана по плечу револьверным стволом. — И если ты думаешь о бегстве, помни, что мне все равно, пристрелить ли тебя в лоб или в спину.
* * *
Когда М. Мабюс увидел Питера Чана, выходящего из полицейского участка в сопровождении Сива Гуарды, он сразу понял, куда они направляются. Только по одной причине Гуарда мог рискнуть вытащить Чана на свет божий: Дракон собирается навести полицейского на дом родной.По дороге к центру города М. Мабюс нашел телефонную будку, где аппарат, как ни странно, работал, и позвонил. Всего один звонок. Но что бы Мильо сказал, если бы узнал, кому М. Мабюс звонит? Наверно, ничего бы не сказал, а только приставил дуло пистолета к затылку М. Мабюса и нажал курок. Он бы никогда не понял, почему М. Мабюс позвонил, думая, что М. Мабюс его предал. Но он не знает даже значения слова «предательство» так, как его знает М. Мабюс, чья страна предавалась столько раз, что любой грех стал пустячком. Точно так, как смерть, отчаяние и страдание стали нормою повседневной жизни.
И повседневной жизнью самого М. Мабюса стало сидеть и видеть извивы бурой реки, нефритово-зеленые рисовые поля, хижины, крытые тростником. Видеть все это сквозь иллюминатор, когда мощные лопасти вертолета стучат в ушах: хлоп-хлоп-хлоп! — а американец-капитан ширяет его в бок локтем и кричит в ухо: «Так где, ты говоришь, засели чарли?»
М. Мабюс видит самого себя, послушно указывающего пальцем. Капитан кладет руку на плечо пилота, и вертушка резко идет вниз. Когда они проносятся над рощицей деревьев, скрывающей деревушку, командует: «Пли!»
Вертушка идет вниз, как голодный стервятник, пулеметы поливают смертельным свинцом, гранаты рвут в клочки тростниковые крыши и человеческую плоть, взметают вверх столбы грязи, камней, жареного мяса, а вертолет все кружит и кружит, совершая свои круги почета.
М. Мабюс пытается расслышать человеческие крики, припав ухом к полу вертолета, но все посторонние звуки тонут в трескотне пулеметов, взрывах и грохоте: вот они, плоды инженерной мысли, направленной на разрушение, а не на созидание.
По пожарной лестнице М. Мабюс поднялся на крышу здания на Дойерс-стрит, и оттуда проник в квартиру на верхнем этаже через окно, предусмотрительно оставленное открытым. Квартира была пуста: те, кто ее занимал, предупрежденные его звонком, давно покинули ее и находились в безопасности. Изрезанная ножами учеников школьная парта, телефон, пресс-папье, три стула, диван, прислоненный к дальней стене, две лампы, потертый коврик на полу, — вот и вся экипировка штаб-квартиры наркомафии Чайна-Тауна. Они очень осторожны: вид квартиры такой, словно здесь и не жил никто. И никаких бумаг, конечно.
Знакомый голос, звучащий в ухо М. Мабюса: Чан отслужил свое, заставь его замолчать, прежде чем он сможет причинить нам серьезные неприятности. Этот голос вновь вернул его в 1969, к медленной агонии его страны, ее шрамам, ее мучениям, видимым им из чрева металлического зверя. И он сам, на корточках рядом с ненавистными американцами, вынужденный жестокой судьбой помогать им. Прежде чем сможет начать свою собственную войну, направленную на уничтожение их.
И вот М. Мабюс здесь, выслеживающий очередную жертву. Его единственная цель — убивать и убивать.
Он сидел в пустом офисе, ожидая, когда дверь откроется, терпеливый, как Будда. Среди теней, населяющих эту комнату, жили и лица, смотрящие на него с немым укором. Они шептали его имя — не М. Мабюс, полученное им во времена давно прошедшие, но то, которое было дано ему при рождении, то, от которого он постоянно стремился удрать.
Он отшатнулся, как будто от сильного прямого удара, и начал медленно оседать по запотевшей стенке, пока не сел на пол. Не в силах оторвать глаз от губ, зовущих его по имени, он зажал уши руками, но звуки, уже проникшие в его черепную коробку, продолжали там жить и резонировать, резонировать, пока этот резонанс не превратился в какой-то дьявольский ритм.
Только скрип двери, начавшей открываться, разрушил эти чары, и лица, как будто ослепленные ярким, солнечным светом, ушли назад в стены, пол, потолок.
Внимание.
М. Мабюс, призвав на помощь методику, усвоенную им во время занятий боевыми искусствами, очистил сознание. При этом подтвердилось то, подозрения о чем у него зародились некоторое время назад. Даже пентиак-силатстановится все менее и менее эффективным, когда против него восстают духи умерших. Что он будет делать, когда эта методика уже не будет работать?
Начиная молчаливое, стремительное движение к двери, он знал, что на это есть только один ответ: ему необходимо завершить свою миссию возмездия до того, как это произойдет.
* * *
Сив медленно считал про себя до шестидесяти, не смея оторвать глаз от двери, за которой скрылся Питер Чан.Тем не менее, он услышал этот звук — странный, тонкий свист, от которого у него волосы встали дыбом — который моментально оборвался, но послужил толчком к немедленному действию.
Он бегом пересек лестничную площадку, нажал плечом на дверь и, чувствуя, что она подается, замер, держа револьвер в обеих руках прямо перед собой.
Сразу же увидал распростертое тело Чана и, отдельно от него, его отрубленную голову: рот открыт от удивления и ужаса, глаза тоже широко открыты и смотрят перед собой с отсутствующим выражением восковой куклы. Смотрят на противоположную стену, на которой что-то нарисовано кровью. Что-то смутно знакомое, подумал Сив.
И в то же самое мгновение — какое-то движение. Всего лишь колыхание тюлевой занавески на ветру, замеченное периферическим зрением.
Бросился к открытому окну, поскользнулся в луже крови и больно ударился боком о край парты. Не обращая внимания на боль, вспрыгнул на подоконник, и оттуда — на пожарную лестницу.
— Я видел тебя, сукин ты сын! — загремел он, стремительно скатываясь вниз по лестнице, всматриваясь в маячащую темную фигуру, выжидая подходящего момента для стрельбы.
Фигурка перескочила на пожарную лестницу примыкающего здания. Сив последовал за ней, — сначала вверх, потом вниз — пока не потерял ее внезапно из вида. Он замедлил бег, пытаясь восстановить дыхание. Отчаянно всматривался в место, где лестница примыкала к какой-то металлоконструкции, где, как ему показалось, он снова увидел его. Уже сделал несколько шагов в том направлении, но тут убедился, что это не более, чем тень.
Остановился, прислушиваясь, надеясь услышать звуки, которые не может не производить бегущий человек. Но ничего не расслышал в какофонии автомобильных гудков на оживленной Буаэри-стрит, воплей полицейской сирены на некотором отдалении, шумной перебранки внизу на кантонском диалекте, соблазнительной мелодии вьетнамской песни, доносящейся из музыкального магазинчика на Пелл-стрит.
Вот черт! Он где-то здесь неподалеку, подумал Сив. Я чувствую это. Посмотрел на окна. Все закрыты. На улицу внизу. Может, спрыгнул? Бросил испытующий взгляд на примыкающие пожарные лестницы. Может, на них перескочил? Ничего не подозревающие люди спешили внизу по своим делам. Металлические конструкции. Оконные стекла, отражающие его образ. Ничего.
Затем Сив посмотрел вверх. Крыша! Сунув револьвер в кобуру, так как надо было использовать обе руки, Сив поднялся на восемь футов выше и встал на парапет. В два прыжка достиг гудронированной площадки на крыше, одновременно выхватывая револьвер.
Где ты, подонок? Здесь ты от меня не уйдешь.
И тотчас же почувствовал, как синее-синее небо обрушилось на него и вышибло из легких весь временный запас воздуха.
— О Боже!
Произнес он это слово или только подумал? Этого он не мог сказать. Глаза выпучились от жуткого давления, которое испытывала его шея. Как эпилептик во время приступа, он начал давиться собственным языком.
Сив, вообще-то могучий, как пантера, сейчас чувствовал, как сила уходит из него, растворяясь в тенях под ногами. Что-то гнуло его, гнуло книзу. Он уже был на коленях и видел перед собой только неровный гудрон. И тени — его собственную тень, гротескно увеличенную другой тенью, тенью существа, сидевшего на нем.
Локтями, руками, плечами, — чем только не пытался уменьшить давление на шею, вздохнуть снова, увериться, что это еще не конец. Не может же он умереть просто так, на крыше в Чайна-Тауне, от рук неизвестного, напавшего на него. Гнусный конец. Капут.
Ничего не помогало. Никак не мог разжать клещи, стиснувшие его шею. Красные точки плясали перед глазами, в голове будто водопад шумел. Мир медленно приобретал багровые тона, и звуки его сгущались в сироп, сочащийся из его ушных раковин.
И затем он услышал голос над самым ухом, который можно было бы принять и за голос собственной совести.
— Ты помнишь меня, лейтенант Гуарда? Я тебя помню, и я знаю твои грехи.
Это что, галлюцинация? — подумал Сив.
— Я пришел сюда, как ветер и как тьма ночная, чтобы воздать тебе за эти грехи, совершенные тобой против народа и земли Вьетнама.
Я умираю, подумал Сив, от рук сумасшедшего.
— А это ты видишь?
Какой-то фонарь, приставленный к самым глазам, заставил Сива дернуться назад, что-то красное закрывало обзор. Его голову опять дернуло вверх: он застонал от боли.
Нет, это не фонарь, это блестящий металл, раскрывшись веером, отразил солнечный свет.
Веер?
Веер с отточенными, как бритва, краями. Ты и Доминика так... моего брата так убил!
— Видишь это? — Помахивание веера остановилось, острый край его нацелился на шею Сива. — Это для тебя.
О Господи!
Сив выбросил руки вперед, пытаясь выставленными вперед пальцами рвануть плоть, но зацепил лишь одежду. Затрещала материя и обнажилась татуировка. Мгновенно вспомнился и рисунок кровью на стене. Это же фунг хо-анг!Теперь понятно, кто пришел по его душу.
— Ни с места!
Почти теряя сознание. Сив узнал, как тонущий человек узнал бы своего спасителя, голос Дианы. Его голову опять дернуло вверх, и резкая боль вернула его, как казалось, с того света.
Резкие звуки стрельбы и, внезапно, словно по удару хлыста, давление на горло ослабло, изо рта пошла кровь и он, задыхаясь, хватал открытым ртом сладкий воздух.
Нежные руки Дианы, ее обеспокоенный голос:
— Босс, босс, с тобой все в порядке?
По привычке Сив кивнул головой, сознавая, что врет. Он сплюнул кровью.
— Взяли его? — с трудом прохрипел он.
— Куда там! Ушел. Исчез, даже не знаю, как.
Но Сив знал. Прошлое вернулось, набросившись на него, втянув его, как открытая могила, в свои зловонные объятия.
* * *
Мильо и Логрази встретились в крошечном двухъярусном парке у начала авеню Франклина Рузвельта, где она, вместе с Гранд-Пале, пересекала Кур-ла-Рейн. Они были недалеко от моста Инвалидов, где воздух насыщен апетитным запахом свежеиспеченных вафель, доносящимся из лотка, установленного на входе на него, перебивающим запах выхлопных газов с Кур-ла-Рейн.В глубине парка, где в прудике стоял неподвижно гигантский карп, будто на блюде с заливным, запах выхлопных газов превалировал. Здесь они и сидели.
Мильо смотрел на Логрази и думал о пачке фотографий, которые удалось сделать с помощью особого объектива. За семьдесят два часа наблюдения за домом Логрази незнакомый американец появился только один раз, да и то в такое время — в 3 часа ночи, — что человек Мильо чуть не упустил его. Но все-таки лицо незнакомца в объектив попало. Мильо открыл пакет. Кто же этот человек, которому поручено проконтролировать операцию Белый Тигр, и который такого невысокого мнения о Мильо? Абсолютно неизвестное лицо. Широкоплечий американец с красивыми, резкими чертами кинозвезды. Типичное голливудское лицо, и даже сигарета в уголке рта, как на рекламе фирмы «Марльборо». Мильо почувствовал разочарование, просмотрев фотографии. Фотонаблюдение дало дохлый номер. Какими еще способами можно установить личность этого загадочного человека? Остается продолжать вести подслушивание.
Мильо вдруг почувствовал, что Логрази беспокойно заерзал рядом с ним. Он стряхнул с себя задумчивость. — Мне бы хотелось знать ваши источники информации относительно мадемуазель Сирик, — прервал он затянувшееся молчание.
— А это не вашего ума дело. Вы работаете на меня, следовательно, должны выполнять безоговорочно, что я вам поручаю, — ответил Логрази в характерной для него категоричной манере.
Мильо немало думал по этому вопросу, принимая решение, как действовать. Вообще-то он считал людей мафии дебилами. Они понятия не имеют о том, какие силы управляют людьми на плато Шан. Единственно, что им нужно, так это опиум. В свете этих соображений следует и к этому посланцу мафии относиться, как к его хозяевам.
— Я собрал кое-какой материал о мадемуазель Сирик. Вы знаете, что она сейчас с младшим братом Терри Хэя?
— Мне совершенно неинтересно, с кем она, — отрезал Логрази, — поскольку она скоро умрет.
Мильо понаблюдал, как Логрази вытряхивает рыбий корм из бумажного пакетика и начинает кормить флегматичного карпа, потом продолжил:
— Тогда я полагаю, вам также неинтересно знать, что, когда Аль Декордиа навещал Терри Хэя в Ницце, между ним и подругой Терри установились отношения, похожие на те, что бывают между отцом и дочерью.
— Ну и что из этого?
— А то, что дочери очень редко замачивают своих родителей.
— Этот вопрос сугубо деловой, — возразил Логрази. — Терри ей приказал, она и...
— Не говорите ерунды! — прервал его Мильо, решив идти напролом. — Я знал Терри Хэя. И я знал, на что он способен и на что нет. На хладнокровное убийство, причем перепорученное женщине, он был явно не способен.
— Что здесь, черт побери, происходит? — рука Логрази даже замерла внутри бумажного пакетика, из которого он доставал корм для карпа. — Не хотите ли вы мне сказать, что отказываетесь выполнить приказ?
— Слишком много кровопусканий, — сказал Мильо. — Полиция всюду нос сует. Не хочу, чтобы и Интерпол к этому подключился.
— Это не суть важно. Они все дураки.
— Дураки, — наставительно изрек Мильо, — могут ломать хорошо отлаженные механизмы с таким же успехом, что и гении.
Мосье Логрази снова вернулся к кормлению рыбы, обдумывая услышанное.
— Мои источники абсолютно достоверны, — сказал он, наконец.
— Вот как? Тогда скажите мне, что, как вы предполагаете, произошло?
— Я ничего не предполагаю, — отрезал Логрази. Карп вяло шевельнул хвостовым плавником, чтобы достать кусочек слипшегося корма, который он ему бросил. — А вы делайте, что вам говорят. — В его голосе уже прозвучала угроза.
Они поднялись и направились к выходу. Проходя мимо мостика, перекрывающего нижний уровень, Логрази остановился опять, прислонясь к нему спиной.
Надо как-то вернуть его к этому делу, подумал Мильо. Я не хочу, чтобы с Сутан что-нибудь случилось.
— У нас возникла другая, более серьезная проблема, — сказал он. — Терри Хэй и не собирался продавать нам Преддверие Ночи.
Логрази резко повернул голову, как ужаленный.
— Что вы хотите сказать? И что же он вам продал?
— То, что он продал, гроша ломаного не стоит.
Лицо Логрази потемнело.
— Но вы говорили, что он оказался на мели. Что ему были нужны позарез наличные деньги.
— Очевидно, у него были какие-то другие — неизвестные нам — финансовые источники. Его нужда в наличных деньгах была уловкой.
— Уловкой? Зачем?
— Терри начинал подозревать, что мы замыслили провести операцию Белый Тигр. Я уже переманил к себе некоторых из его людей. Это был его своего рода ответный удар. Расплатиться со мной за то, что я пытаюсь перехватить его сеть.
— Значит, чтобы просто насолить вам? Мильо не хотел лезть в эти дебри. Что этот неотесанный мужлан мог знать об этом вообще?
— По вашей милости, Мильо, мы приобрели ничего не стоящую игрушку, ничуть не продвинувшись по пути приобретения последней секции Леса Мечей, — Логрази положил свою тяжелую руку на плечо Мильо и прямо-таки придавил его к месту. — Как такое, черт побери, могло произойти?
— Мне кажется, я напал на след настоящего Преддверия Ночи.
— Я спрашиваю, как такое, черт побери, могло произойти?
— Меня ввели в заблуждение, — ответил Мильо, изо всех сил стараясь выдержать взгляд Логрази.
— Это точно, еще как ввели, — фыркнул Логрази. — Держа за нос. Терри Хэй кого хочешь введет и выведет. А еще говорите, что знали его! А то, что он мастак по части дезинформации, вы не знали?
— Эта информация шла не от Терри Хэя, — солгал Мильо. Дезинформация? Пожалуй, так можно назвать то, что Мильо поверил, что Терри нуждается в деньгах.
Давление руки Логрази на плечо собеседника еще более усилилось.
— А от кого, в таком случае?
— От Сутан Сирик, — ответил Мильо, чувствуя легкое головокружение. — Мои люди выбрали ее из всего окружения Терри. — Все это была чистой воды ложь. Он знал, что ведет отчаянную игру за жизнь Сутан. Но каким образом можно снять смертный приговор, который произнес ей Логрази от имени мафии?
Он видел, что от умственного напряжения в голове американца шарики заходят за ролики.
— Если то, что вы говорите, правда, и это она одурачила вас, то, по-видимому, она в курсе всего дела, — промолвил он, глядя через плечо назад, на прудик. — Я имею в виду, где находится настоящий Преддверие Ночи.
Мильо пожал плечами. Внутренне он затаил дыхание.
— Если мы ее кончим, то так никогда и не узнаем, где он.
— Мне надо переговорить с кое-какими людьми, — проворчал Логрази. — Пока я не дам подтверждение, повремените с этим делом. — Он снял руку с плеча Мильо. — Я им скажу, что вы советуете привлечь ее на нашу сторону, вместо того, чтобы пришить. Я согласен, не надо спешить, надо разобраться, что есть что. Я думаю, что получу одобрение на такую линию.
Мильо почувствовал, что у него камень с души свалился. Облегчение было такое, что даже голова закружилась.
— Хорошо, — сказал он, изо всех сил сдерживая прерывистое дыхание. — Это единственно верный путь. Мадемуазель Сирик нужна нам живой.
* * *
Они были в северной части лагеря Адмирала Джумбо, куда редко кто захаживает. Тем не менее, осторожность никогда не помешает: время от времени часовые внешней охраны заходят и сюда во время патрулирования.Лицо у Могока какое-то измученное, будто его терзает какая-то боль. — Ко Мун, ты принес его с собой?
— Всему свое время, Дау Могок. — Хотя племенной вождь провинции Шан обратился к Муну, как к равному, тот, из дипломатических соображений, использовал уважительную приставку к имени, отвечая на вопрос. — Я бы прежде хотел знать, что здесь произошло со дня моего последнего посещения вашего лагеря. А что-то произошло, это точно. Прежде всего, обращает на себя внимание усиление мер безопасности. Кроме того, все как будто на взводе.
Могок нервно оглянулся вокруг.
— Адмирал Джумбо принял решение, которое может иметь катастрофические последствия, — сказал он. — Он собрался воевать с Генералом Киу, чтобы уничтожить его и взять контроль над Десятым Сектором. Но ведь этот Генерал Киу — он сущий дьявол. Я боюсь его. В народе говорят, что он и женщиной не рожден, и бессмертный вовсе. Некоторые даже намекают, что он — очередное воплощение Маха-гири.
— Адмирал Джумбо мирно жил бок о бок с Генералом Киу столько лет, — сказал Мун. — Что заставило его идти войной на него?
— Ма Линг, — тряхнул головой Могок. — Конец света наступит из-за женщины.
— Не в полном смысле из-за женщины, — поправил его Мун. — Из-за любви.
Могок презрительно фыркнул.
— Как ни называй, — сказал он, — а все одно — зло. Теперь Адмирал Джумбо не умом думает. Он следует за велениями своего члена.
— Но что все-таки произошло?
— Генерал Киу вознамерился уничтожить нас, вот что. Через своих шпионов он выведал, что слабость Адмирала Джумбо — Ма Линг. И он подослал к ней убийц. Теперь честь требует, чтобы Адмирал Джумбо отомстил.
— А это означает, что вы будете втянуты в войну. Могок кивнул. — Точно. Но Генерал Киу не так прост. Она была убита так, что прямо обвинить его нельзя. Мы можем подозревать его сколько угодно, но прямых доказательств у нас — нет. Мы даже не знаем, кто убил ее. Известно только, что ее нашли с ножом в сердце, но как убийца к ней пробрался и как исчез — неизвестно.
— Это говорит о том, что Генерал Киу имеет своего человека внутри лагеря. И что, нет никаких подозрений, кто это мог быть?
Могок покачал головой.
— Возможно, его уже давно и нет в лагере. — Он безнадежно махнул рукой. — Ладно, хватит об этом. Скажи лучше, где Лес Мечей?
— Я не принес его. — Как мог сказать Мун, что даже не знает, где он?
Могок выругался на диалекте, которого Мун не знал. — Тогда нам конец. Конец.
Мун посмотрел на него. Даже темно-медовый загар не мог скрыть, как побледнел Могок.
— Что с тобой?
— Эх, ты! — Только тайный характер их встречи удержал Могока от того, чтобы дать волю своему гневу и горечи. — Наш договор аннулируется. Ты не выполнил обещания принести Лес Мечей. С ним я бы всего добился.