Страница:
— Он был здесь очень надежно спрятан, — возразил Мильо. — Господи, каким же я был дураком! Транг меня предал. — Крис снова увидел, что Мильо поднял пистолет, целясь Трангу в затылок.
И тут Крису все стало ясно, будто все части китайской головоломки встали на свои места. Теперь понятно, подумал он, почему никто не следил за квартирой Мильо. Зачем следить, если сам Транг вхож в нее?
Транг работал на Мильо, человека авторитетного в сфере наркобизнеса, но, очевидно, работал также на кого-то другого. На кого? Без сомнения, на того человека, который приказал ему убить Криса, который приговорил и самого Мильо к смерти, который, возможно, и сейчас сидит внизу в черном «БМВ». Хозяин Мильо. Кто же он?
И внезапно до Криса дошло.
— Он работает на Маркуса Гейбла.
Мильо повернулся к нему.
— На кого?
— На Вергилия.
— Точно! На Волшебника. — Мильо прицелился. — И за это сейчас умрет! — Его палец начал нажимать на спусковой крючок.
Транг спокойно завертывал Лес Мечей в кусок замши, и Крис снова вернулся памятью в Турет, к своему столкновению с Трангом в заброшенной конюшне. Вспомнил все, что говорил ему Сив. Транг убил Терри, убил Доминика Гуарду и Аль Декордиа. Пытаясь добраться до Криса, он покалечил Аликс.
И, тем не менее, когда ему вновь представилась возможность убить Криса, он не воспользовался ей. Вместо этого, он принял его условия, освободив Сутан в обмен на кинжал, который Терри не хотел им отдавать. Почему не воспользовался?
Этого Крис не знал, но Транг ему представлялся тайной, разгадав которую, он мог бы понять многое и о самом себе: кто он такой и кем он стал. Ему было ясно, что он уже не прежний Кристофер Хэй — адвокат, защищавший на суде человека, который непосредственно после суда фактически признался ему в убийстве. Не Кристофер Хэй, который чувствовал свое бессилие восстановить попранную справедливость. Не Кристофер Хэй, который понял, что закон, которому он присягал служить, просто посмеялся над ним.
Последнее время у него было ощущение, что он, благодаря какому-то таинственному физическому процессу, вживается в личность своего покойного брата Терри. Это он еще мог понять, и саму эту идею можно было бы развернуть в шикарный литературный сюжет. Но с той ночи в Турет он знал, что истина куда сложнее любых логических построений. Настолько же сложнее, насколько жизнь сложнее любого литературного произведения.
Он видел, как Мильо берет на мушку Транга, и в его сознании встал образ оленя в прицеле его ружья. Олень роет копытом снег, и из его ноздрей вырывается морозный пар. Крис снова почувствовал на своем пальце палец Терри, заставляющий его нажать на курок помимо его воли.
Он увидел в Транге того оленя и понял, что если он сейчас позволит, чтобы его убили, то никогда не узнает правды о себе: кто он такой, Крис Хэй, и что с ним стало. И Терри уйдет от него навеки, и он не сможет с ним даже попрощаться.
Его поиски начались с попытки установить, кто убил Терри и почему, но перешли в нечто более грандиозное по своему масштабу. Они превратились для Криса в поиски дома — духовной родины — о существовании которого он и не подозревал раньше, не говоря уж о том, чтобы надеяться обрести.
Палец Мильо продолжал жать на курок, и Крис, не говоря ни слова, вырвал пистолет у него из руки.
Париж или Вене — все было теперь едино для Муна. Франция уже не казалась ему родным домом. Его душа осталась в Сикайне. Только огромным усилием воли он смог заставить себя покинуть — он надеялся, на время — святой город.
Если бы не Волшебник, он бы никогда не вернулся во Францию. Он посмотрел на Ма Вараду, проходящую иммиграционный и таможенный контроль. На ней был сногсшибательный костюм из шелка, купленный в фешенебельном магазине «Унгаро» в Бангкоке. Она укоротила волосы, согласно требованиям современной европейской моды. На ногах были туфли на высоком каблуке из змеиной кожи от Шарля Журдена, в руке сумочка из того же материала, а на запястье пара браслетов из зеленого камня. Хотя было далеко за полночь, она выглядела такой же свежей и подтянутой, как и тогда, когда подымалась на борт самолета в Бангкоке. Невозможно было поверить, что это та же самая женщина, которую Мун спас от смерти в лагере Генерала Киу.
— Не беспокойся о такси, — сказала она, когда они прошли таможню. — Мои друзья позаботились о том, чтобы перегнать сюда к аэропорту мою машину.
Это был «Ситроен» с модификационным двигателем. Она вела машину резко и очень быстро: в это время суток движение на шоссе почти отсутствовало. Несколько раз Мун был вынужден хвататься за ремни для пассажира, когда она сходу брала повороты, въезжая в предместья Парижа. Большой город лежал перед ними, как нежная и желанная женщина, прикрытая одеялом из блесток ночи.
Они въехали в город через Порт-де-ля-Мюэтт и сразу же свернули на запад по авеню Анри Мартена. Они были в Шестнадцатом микрорайоне, жилищном массиве, который за последнее время стал весьма престижным.
Ма Варада свернула направо, на улицу Шеффер. Здесь они были вынуждены развернуться, чтобы подъехать к крошечному скверу Петрарки, где шлагбаум преграждал въезд на частную улицу. Она остановила свой «Ситроен» у углового трехэтажного дома с довольно строгими неоклассическими линиями фасада, облицованного белым камнем. Маленький балкон с ограждением из кованого железа украшал второй этаж. Пара импозантных овальных окошек, как пара всевидящих глаз, были расположены над парадным входом. Дверь находилась в глубине дверного проема, обильно украшенного фигурами из камня. В свете уличных фонарей дом вырастал из теней, подобно маяку или рифу. Интересно, чем он окажется на самом деле.
Выйдя из машины, Мун подумал, что, если бы не несколько новых зданий, с балкона была бы видна площадь Трокадеро и воинственный Пале. Раньше, наверно, так и было. В трех кварталах от них располагалось кладбище Пасси, где герои всех войн нашли свое успокоение.
— Волшебник сейчас находится здесь, — сказала Ма Варада.
Внезапно Мун почувствовал себя усталым и у него снова заболела рана. Он знал, что сейчас не в лучшей форме для схватки с Волшебником. Хотя его рана быстро заживала — Ма Варада приписывал это чудодейственной силе эликсира, приготовленного Слепым из Сикайна — он еще не вполне выздоровел. У него были значительно повреждены ткани мышцы, и полная реабилитация наступит только по прошествии времени.
Но Мун также знал, что именно времени у него не было. Волшебника надо остановить, пока он не завладел Лесом Мечей. Пока он не подчинил себе всех опиумных баронов. Пока он не овладел Шаном. И сейчас его власть в Шане весьма значительна. Он уже снюхался с Адмиралом Джумбо, и можно предположить, что, несмотря на все красноречивые уверения Генерала Киу в противном, — с ним тоже. Теперь Мун понимал, что Волшебник и Терри имели одинаковые намерения: сплотить вокруг себя опиумных баронов. Но что каждый из них собирался сделать с этой необъятной властью, — в этом они, конечно, различались.
Интересно все же, кто убил Могока и пытался убить его и Ма Вараду, — Киу или Джумбо? Кто из них? Этого Мун не знал. Знать об этом мог только Волшебник.
И вдруг он рассмеялся. Ему пришло в голову, что вовсе не важно, кто из них хотел убить его. В конце концов, за веревочки ведь дергал Волшебник!
Глядя на здание, Мун жалел, что с ним нет сейчас Терри. Он прошептал короткую молитву, потом сказал:
— Ладно. Надо идти.
Но Ма Варада оттолкнула его и одна поднялась по каменным ступеням. Перед дверью она остановилась, дав себя зафиксировать видеокамере, вмонтированной в камень в трех футах у нее над головой. Стоя спиной к Муну, она нажала на кнопку звонка. Через мгновение она повернула ручку двери и толкнула ее от себя, собираясь войти в здание.
Крис положил трубку и повернулся к Мильо. Неправильно поняв причину страха, звучащего в его голосе, он постарался успокоить старика, сказав:
— Вы ее недооцениваете.
И только увидев его глаза, он понял, в чем дело. Понять причину страха можно, только когда видишь его. Испуганный голос — только намек на состояние. Вот и у Сутан был точно такой голос, когда она ответила на его звонок.
— Крис, где ты был? Я здесь с ума схожу, беспокоюсь о тебе! — Она почти кричала в трубку.
— В Пор-Шуази, — ответил он. — Пока вы с Сивом чесали языками, я совершил потрясающее открытие.
— Какое? Ты нашел Транга?
— И да, и нет. Тебе действительно интересно узнать о моем открытии?
— Ради Бога, Крис, кончай это! Объясни мне по-человечески, что происходит? Неужели ты не понимаешь, что мне сейчас так же плохо, как и тебе? На какой-то момент я расслабилась прошлой ночью, забыла свою боль. И я позвала Терри, забыв, что он мертв. Зачем меня наказывать за это так жестоко?
Крису стало стыдно. Что он, в самом деле, морочит себе голову! Что он хочет, чтобы она доказала ему? Что он ей более дорог, чем был дорог Терри? Но это же чушь! Как она это может доказать, даже если бы захотела?
— Крис, с тобой все в порядке?
— Слушай, Сутан, я хочу, чтобы вы с Сивом ехали сюда немедленно, — сказал он.
— Сив потерял сознание. Последствия травмы, полученной им в Нью-Йорке, когда на него напал Транг, — объяснила ситуацию Сутан. — Я вызвала врача. Так что он никуда не может ехать.
— Тогда приезжай одна, — сказал Крис. — У тебя карандаш под рукой? Запиши адрес.
Теперь он видел результаты своей поспешности. Отвратительный страх перекосил лицо Мильо.
— Слишком поздно, — сказал Крис. — Она уже в пути.
— Тогда я ухожу.
И повернулся к вошедшей Морфее.
— Помоги мне хоть ты!
По настоянию Мильо, они приехали сюда, в Ле Порт-дю-Жад. Это единственное место, где они будут в безопасности, говорил он. Он также настоял, чтобы они, из соображений безопасности, добирались сюда порознь. Сам Мильо поехал на метро, Крис перебрался на Левый Берег на украденном велосипеде.
Из окна Крис видел часть внутреннего дворика. Позеленевшие от времени медные фигуры фонтана были освещены, и он видел голову дельфина и длинные волосы русалки, опутавшие его, как морские водоросли. За фонтаном чернел Люксембургский Сад, тихий, как смерть.
Морфея ему улыбнулась. Он сразу же узнал в ней женщину, которая была с Мильо в «Ангкор Уат».
— Он не уйдет, — заверила его Морфея. — Он постоянно думает о дочери. Даже во мне ее видит. — Она повернулась к Мильо. — Ты что, думал, я об этом не догадываюсь? Может, я порой не знаю, что у тебя бывает на уме, но то, что на сердце, — всегда знаю.
Мильо отвернулся, подошел к окну, уставился на знакомый городской пейзаж.
— Хуже ожидания, — сказал он, — может быть только смерть.
— Переживешь, — уверенным голосом сказала Морфея. — Как ты пережил войну.
Она подошла к нему, обняла за плечи, но он отдернулся. — Это разные вещи, неужели ты не видишь? Сутан — моя душа, часть моей сущности.
— Ты долго обходился без нее.
— Именно обходился, не жил. — Суровые морщины отчаяния глубоко врезались в лицо Мильо. — Я ползал по жизни, как собака, которая сама себе отгрызла лапы. Все прошлое вернулось ко мне с такой ужасающей ясностью, что я уже ничего не вижу вокруг. Гнусное настоящее сжалось в серый комочек, серый, как зимние сумерки. Оно превратилось в смутное воспоминание.
При стуке в дверь квартиры Морфеи он вздрогнул. Крис пошел открыть дверь. — Привет, Сутан.
На ней была облегающая тело блузка и черные леггинсы. Поверх леггинсов была одета такого же цвета мини-юбка, едва прикрывающая бедра. Лицо совсем без грима, но не это объясняло его бледность.
— Крис, с тобой все в...
— Да заходи же.
Она перешагнула через порог и он отступил в сторону, давая ей пройти. На другом конце комнаты стоял Мильо, будто приросший к месту.
— О Господи! — прошептала Сутан. — Отец? Крис видел, что Мильо силится кивнуть, открыть рот и сказать слово, которое он столько времени мечтал произнести вслух: «Доченька!» Но он не смог сделать ни того, ни другого.
Она прошла через комнату, не отрывая глаз от отца:
— Крис, кто это?
— Сейчас он называет себя не Вогезом, а Мильо.
Она отпрянула, как от удара, но сморгнул Мильо — не она. Морфея в ужасе закрыла глаза.
— Тот самый человек, на которого... — Сутан сглотнула, замолчала, потом все-таки договорила, — на которого работает Транг?
— Да, — ответил Крис, чувствующий себя, как переводчик на переговорах по разоружению между главами сверхдержав. — Они встретились в Индокитае в 1969 году.
— Я видел в Транге душу, потерявшуюся в сумасшествии войны, — к Мильо вернулся голос и он по привычке пытался найти поддержку в высокопарной фразеологии — Он ходил в лакеях у Волшебника, испытывая унижения, аналогичные тем, которые испытывал весь народ его многострадальной родины с тех пор, как французы начали хозяйничать в ней. Взяв его к себе, я пытался компенсировать в какой-то мере несправедливости, от которой страдал так долго он и ему подобные. Я забрал его у Вергилия и пытался просветить его, чтобы он забыл позорное колониальное прошлое. Я учил его верить в светлое будущее его страны.
— Светлое будущее? — Лицо ее потемнело, и Крис подумал, что в нем отражается больше всего: ужас, отвращение, презрение? Или эта комбинация всего вместе настолько сложная, что ее не разложить на компоненты? — Этими словами ты называешь реки крови? Не могу поверить, что ты дал мне жизнь.
Мильо беспомощно повернулся к Крис.
— Признаю, что ошибся в Транге, как ошибся в Пол Поте. Как вы правильно заметили, я увлекся философией, но просчитался с психологией. Я недооценил их личности. По правде говоря, я и теперь их не понимаю.
— По-видимому, — объяснил Крис его высказывание Сутан, — он хочет сказать, что Транг не усвоил его уроков. Очень скоро он снова перекинулся к Волшебнику и с тех пор тайно работает на него. Транг получал заказы на убийства от него, а не от твоего отца.
— Верно, — немедленно подтвердил Мильо. — Я поручил Трангу только купить Преддверие Ночи у Терри Хэя, вот и все. Но Терри продал мне подделку, надеясь, что я не замечу этого. И он был прав. Но он не знал, что на меня работает Транг, и что я именно его пошлю для совершения сделки. Транг — один из немногих людей, которые видели подлинный кинжал, и он должен был рассмотреть его хорошенько, прежде чем отдать запрошенные Терри алмазы. Естественно, он сразу увидел подделку, а то, что произошло потом, вытекало из этого.
— Сейчас становится ясно, — сказал Крис, — что Транг уже до этого получил от Волшебника приказ убить Терри. Ну а попытку Терри всучить ему подделку он использовал как благовидный предлог для убийства. Так он и объяснил потом твоему отцу, не давая даже намека на то, как все произошло в действительности. Сутан повернулась к М. Вогезу. — Это правда? Он печально кивнул. — По-видимому, так все и было.
— Но почему ты исчез, изменил имя и жил так, будто я не существую?
М. Вогез бросил быстрый взгляд в сторону Морфеи, потом отвернулся к окну.
— Отец?
Он пошевелился, будто просыпаясь от тревожного сна.
— На это, боюсь, я не могу дать удовлетворительного объяснения.
В комнате воцарилось молчание. Крис смотрел то на отца, то на дочь, а затем его взгляд остановился на Морфее. Она стояла совершенно неподвижно, глаза ее не смотрели ни на Мильо, ни на Сутан, а, скорее, в пространство между ними. Казалось, она унеслась мыслью далеко-далеко, столкнувшись с мерзкой реальностью жизни.
Сутан сделала шаг по направлению к согбенной фигуре у окна. — И ты серьезно думаешь, что я удовлетворюсь таким объяснением? Что я брошусь к тебе в объятия, покрою поцелуями твое лицо и воскликну: «Папочка, я тебя прощаю»?
Его губы покривились в невеселой улыбке, но, когда он увидел выражение ее лица, улыбка погасла, и он поднес руку ко рту и откашлялся. Этот жест был явно неадекватен для того, чтобы скрыть ужас, который он испытывал перед ней.
Но Сутан в ее смятенном состоянии духа, казалось, не замечает своей власти над ним.
— Крис, — промолвила она, — я хочу уйти отсюда поскорее.
— Не сказал бы, что это прекрасная мысль. — И, когда она повернулась к нему, полная гнева и шокированная его легкомысленным тоном, поспешно прибавил:
— Связи мосье Вогеза с Трангом, хоть и весьма хрупкие в настоящий момент, тем не менее, могут помочь нам заманить Транга в ловушку и через него выйти на Волшебника. — Он украдкой посмотрел на нее. — Понимая твое теперешнее эмоциональное состояние, я бы все-таки попросил тебя остаться.
Пересилив себя, она кивнула.
— Но находиться с ним в одной комнате я не могу.
— Пойдем, дорогая, — сказала Морфея, беря ее за руку. — Я тебя устрою с удобствами.
М. Вогез собирался протестовать, но, заметив взгляд, которым его одарила Морфея, передумал. Его рука, которую он было протянул умоляюще или предостерегающе, бессильно повисла.
Когда Морфея с Сутан вышли за дверь, он промолвил с великой грустью, по-видимому, подумав по-французски и переведя свою мысль на английский:
— Она разрушила мое сердце.
Бросив на него иронический взгляд, Крис прокомментировал:
— Ее вина, мосье Вогез, здесь минимальна. Процесс разрушения идет давно, и, по-видимому, необратим.
Он приложил палец к губам, призывая к молчанию, а другой рукой сделал жест, прося остаться у двери и не ходить дальше. Они были в скудно освещенном холле. Хрустальная ваза с веточками форсайтии и кизила, этих знаменосцев весны, стояла на комоде в стиле Людовика XIV, делая его похожим на свадебный пирог. На фламандском гобелене, закрывающем всю стену налево, была изображена сцена охоты: черные оскалившиеся псы обступили со всех сторон окровавленного загнанного оленя.
Прямо перед ними была лестница на второй этаж, сделанная из полированного дуба. На верху горел свет, и там стоял человек, выделяясь четким силуэтом на фоне освещенного холла второго этажа.
— Ма Варада?
Голос Волшебника вызвал мириады образов и ситуаций из далекого прошлого. Мун встряхнул головой, отгоняя их.
— Да? — Чего больше было в ее голосе: вызова или покорности?
— Подымайся сюда.
Она посмотрела на Муна и беззвучно произнесла одно слово:
— Карма.
Мун двинулся к лестнице через холл, перешагивая удлиненные тени, которые, казалось, шли навстречу ему сверху, из света.
На верху лестницы стоял человек, лицо которого было ему незнакомо. В руке его был пистолет системы «Беретта».
— Привет, Мун, — сказал Волшебник. — Я тебя увидел, когда ты выходил из машины. — За его спиной на стене висел портрет полного человека в пурпурной мантии: король или принц, розовощекий и самодовольный.
— Что случилось с твоим лицом? — спросил Мун, хотя уже и сам догадался, что.
Волшебник стволом беретты указал направление, в котором Муну надлежало следовать, и тот пошел мимо портрета упитанного представителя королевского рода прямо в комнату с ярко выкрашенными стенами. На мраморной каминной доске громко тикали большие часы в футляре из резного красного дерева. Два овальных окна, как два всевидящих ока, выглядывали на узкую улочку и, за ней, на воинственные статуи площади Трокадеро.
На старинном резном комоде с выдвижными ящиками стоял в открытом виде вполне современный чемодан с брюками и рубашками, сложенными стопкой. Одежда Волшебника. Куда он, интересно, собрался?
— Я умер, — объяснил Волшебник, — а потом родился снова в другом обличье. Возродиться очень просто, если знаком с нужными людьми, обладающими неограниченной властью и такими же неограниченными денежными ресурсами.
— ЦРУ?
— Великий Боже, нет, — отмахнулся Волшебник. — Родное Управление сейчас находится в руках группы засранцев, которые не понимают разницы между деньгами и влиянием. Оно так изменилось с тех времен, когда я там работал. Давно это было, Мун, ох давно!
Мун подумал, что хирурги снабдили Вергилия идеальным лицом: за его неподвижными чертами так легко прятать мысли. Оно у него было словно из каучука и подчинялось не эмоциям, а командам.
— Я запечатлел прощальный поцелуй на узком лобике родного Управления в 1972 году. Боже, как это было здорово! Как будто после четырехлетнего запора я наконец-то облегчился.
— И куда же ты после этого подался? — Мун смотрел мимо дула беретты и видел джунгли, камни Ангкора, бога Вишну, созидающего и разрушающего.
— Чтобы узнать это ты и пришел сюда, дорогой мой Мун? Не верю я, что ты настолько глуп.
— Источник смерти не пистолет, а человек. Волшебник с его новым, каучуковым лицом неотрывно следил за ним глазами.
— По правде сказать, поначалу я любил ЦРУ. Но только потому, что был наивен. Я считал их воплощением техасских удальцов, у которых за плечами богатая история, полная проявлений выдержки и мужества. Тогда я думал, что Управление делает уникальную и очень важную работу. Я знал о Бюро Стратегических Служб, о замечательных подвигах, совершенных американцами в годы Второй мировой войны.
Слушая Волшебника, Мун должен был постоянно напоминать себе, как опасен этот человек, что он сделал с Терри. Очень уж обманчива была его внешность. Такое благодушное лицо. Когда он улыбался, создавалось впечатление, что этот человек мухи не обидит. И, надо ему отдать должное, он обладал всеми качествами, особо ценимыми в Азии. Это сбалансированный, полностью контролирующий свою энергию человек. Мун подумал, глядя на него, что он, пожалуй, сейчас еще больше обазиатился, чем тогда, когда они с ним воевали во Вьетнаме.
— Но я ошибался. Точно так же я ошибался, веря, что нас послали во Вьетнам не зря. Там я понял, что войну ведут не генералы, и даже не Объединенный Комитет Начальников Штабов. Вьетнамская война была президентским детищем. А Никсон с Киссинджером чихать хотели и на народ, и на Конгресс, и даже на их собственный Кабинет министров.
Как будто побывал где-то и выведал тайну жизни, подумал Мун. Уже не озабочен, как другие пришельцы с Запада, насчет того, зачем они здесь.
— И не то, чтобы я осуждал их за это. О чем теперь конгрессмены пекутся, кроме, как о том, чтобы набить карманы? Они проводят законопроект о реформе налоговой системы и добавляют к нему параграф, в соответствии с которым они сами получают прибавку к жалованию. Сенаторы и конгрессмены постоянно жалуются, что от них скрывают наиболее секретные операции ЦРУ, но стоит их только просветить на этот счет, как они, топча друг дружку, бросаются раскрывать эти секреты перед представителями средств массовой информации. Политическое влияние теперь измеряется голливудскими киловаттами: кто сколько времени в неделю продержался на экране телевизоров... Ты понимаешь, о чем я говорю, дорогой Мун, или это все слишком сложно для твоих азиатских мозгов?
На это Мун ответил:
— Я вижу тебя таким, какой ты есть. Твое новое лицо не может скрыть тебя от меня.
— Я есть будущее Америки, — заявил Волшебник, — только я достаточно умен, чтобы пытаться остановить ее самоедство. Уже много лет японцы перекупают контрольные пакеты акций наших крупнейших предприятий. А теперь еще и начали скупать у нас недвижимость. Америку распродают по частям, а на наше правительство нашел столбняк. Президент упивается своей властью и тайными сделками, а Конгресс насилует налогоплательщиков.
Тут Мун заметил новую черту, появившуюся в характере Волшебника: теперь он не боялся смерти по другой причине, чем тогда, во Вьетнаме, когда он просто считал себя непотопляемым. Теперь он не боялся смерти потому, что понял, что жизнь и смерть переплетены друг с другом, что смерть не конец, а, наоборот, начало.
— Я ушел из ЦРУ, потому что у него на заднице висели кровожадные псы из средств массовой информации, которые не отличат оперативной инициативы от банки голландского пива. — Он разглагольствовал, привалившись боком к камину. Мун видел, что он был необычайно доволен собой. Более самодовольного выражения лица у Волшебника он никогда не видел.
— С тех пор, как я стал, так сказать, независимым, я сам принимаю решения. У меня все еще есть босс, но я работаю по собственной программе. У него может быть на уме одно, а у меня — другое. Он не такой осел, как все они там, но все же я не думаю, что он бы одобрил то, чем я занялся. Как и все остальные в ЦРУ, он невольник собственной власти.
— И кто же он? — В смысле, кто кого дурачит? Ты не можешь иметь независимость и босса одновременно.
Волшебник осклабился.
— Это тебе бы хотелось знать, держу пари. Да и вообще, дорогой Мун, тебе бы хотелось получить ответы на многие вопросы, касающиеся моих тайн. Ты ведь ошивался в Шане, не так ли? Ну и как, удалось тебе раскопать что-нибудь? Наверно, нет. Иначе бы ты не приперся сюда. Тебе бы, например, хотелось знать, кто продал вас с Терри: Адмирал Джумбо или Генерал Киу? Но, должен тебе сказать, что ты обращаешься не по адресу. Я не делюсь информацией, особенно с кхмером, который спит и видит, как бы уничтожить меня.
И тут Крису все стало ясно, будто все части китайской головоломки встали на свои места. Теперь понятно, подумал он, почему никто не следил за квартирой Мильо. Зачем следить, если сам Транг вхож в нее?
Транг работал на Мильо, человека авторитетного в сфере наркобизнеса, но, очевидно, работал также на кого-то другого. На кого? Без сомнения, на того человека, который приказал ему убить Криса, который приговорил и самого Мильо к смерти, который, возможно, и сейчас сидит внизу в черном «БМВ». Хозяин Мильо. Кто же он?
И внезапно до Криса дошло.
— Он работает на Маркуса Гейбла.
Мильо повернулся к нему.
— На кого?
— На Вергилия.
— Точно! На Волшебника. — Мильо прицелился. — И за это сейчас умрет! — Его палец начал нажимать на спусковой крючок.
Транг спокойно завертывал Лес Мечей в кусок замши, и Крис снова вернулся памятью в Турет, к своему столкновению с Трангом в заброшенной конюшне. Вспомнил все, что говорил ему Сив. Транг убил Терри, убил Доминика Гуарду и Аль Декордиа. Пытаясь добраться до Криса, он покалечил Аликс.
И, тем не менее, когда ему вновь представилась возможность убить Криса, он не воспользовался ей. Вместо этого, он принял его условия, освободив Сутан в обмен на кинжал, который Терри не хотел им отдавать. Почему не воспользовался?
Этого Крис не знал, но Транг ему представлялся тайной, разгадав которую, он мог бы понять многое и о самом себе: кто он такой и кем он стал. Ему было ясно, что он уже не прежний Кристофер Хэй — адвокат, защищавший на суде человека, который непосредственно после суда фактически признался ему в убийстве. Не Кристофер Хэй, который чувствовал свое бессилие восстановить попранную справедливость. Не Кристофер Хэй, который понял, что закон, которому он присягал служить, просто посмеялся над ним.
Последнее время у него было ощущение, что он, благодаря какому-то таинственному физическому процессу, вживается в личность своего покойного брата Терри. Это он еще мог понять, и саму эту идею можно было бы развернуть в шикарный литературный сюжет. Но с той ночи в Турет он знал, что истина куда сложнее любых логических построений. Настолько же сложнее, насколько жизнь сложнее любого литературного произведения.
Он видел, как Мильо берет на мушку Транга, и в его сознании встал образ оленя в прицеле его ружья. Олень роет копытом снег, и из его ноздрей вырывается морозный пар. Крис снова почувствовал на своем пальце палец Терри, заставляющий его нажать на курок помимо его воли.
Он увидел в Транге того оленя и понял, что если он сейчас позволит, чтобы его убили, то никогда не узнает правды о себе: кто он такой, Крис Хэй, и что с ним стало. И Терри уйдет от него навеки, и он не сможет с ним даже попрощаться.
Его поиски начались с попытки установить, кто убил Терри и почему, но перешли в нечто более грандиозное по своему масштабу. Они превратились для Криса в поиски дома — духовной родины — о существовании которого он и не подозревал раньше, не говоря уж о том, чтобы надеяться обрести.
Палец Мильо продолжал жать на курок, и Крис, не говоря ни слова, вырвал пистолет у него из руки.
* * *
Ма Варада говорила Муну: «Ты не умрешь», — и была права. Воспользовавшись помощью своих друзей в Сикайне и своим банковским счетом в Бангкоке, он скоро уже сходил по трапу гигантского авиалайнера на французскую землю. Это был Париж, а не Ницца, потому что именно в Париже, по словам Ма Варады, следовало искать Волшебника.Париж или Вене — все было теперь едино для Муна. Франция уже не казалась ему родным домом. Его душа осталась в Сикайне. Только огромным усилием воли он смог заставить себя покинуть — он надеялся, на время — святой город.
Если бы не Волшебник, он бы никогда не вернулся во Францию. Он посмотрел на Ма Вараду, проходящую иммиграционный и таможенный контроль. На ней был сногсшибательный костюм из шелка, купленный в фешенебельном магазине «Унгаро» в Бангкоке. Она укоротила волосы, согласно требованиям современной европейской моды. На ногах были туфли на высоком каблуке из змеиной кожи от Шарля Журдена, в руке сумочка из того же материала, а на запястье пара браслетов из зеленого камня. Хотя было далеко за полночь, она выглядела такой же свежей и подтянутой, как и тогда, когда подымалась на борт самолета в Бангкоке. Невозможно было поверить, что это та же самая женщина, которую Мун спас от смерти в лагере Генерала Киу.
— Не беспокойся о такси, — сказала она, когда они прошли таможню. — Мои друзья позаботились о том, чтобы перегнать сюда к аэропорту мою машину.
Это был «Ситроен» с модификационным двигателем. Она вела машину резко и очень быстро: в это время суток движение на шоссе почти отсутствовало. Несколько раз Мун был вынужден хвататься за ремни для пассажира, когда она сходу брала повороты, въезжая в предместья Парижа. Большой город лежал перед ними, как нежная и желанная женщина, прикрытая одеялом из блесток ночи.
Они въехали в город через Порт-де-ля-Мюэтт и сразу же свернули на запад по авеню Анри Мартена. Они были в Шестнадцатом микрорайоне, жилищном массиве, который за последнее время стал весьма престижным.
Ма Варада свернула направо, на улицу Шеффер. Здесь они были вынуждены развернуться, чтобы подъехать к крошечному скверу Петрарки, где шлагбаум преграждал въезд на частную улицу. Она остановила свой «Ситроен» у углового трехэтажного дома с довольно строгими неоклассическими линиями фасада, облицованного белым камнем. Маленький балкон с ограждением из кованого железа украшал второй этаж. Пара импозантных овальных окошек, как пара всевидящих глаз, были расположены над парадным входом. Дверь находилась в глубине дверного проема, обильно украшенного фигурами из камня. В свете уличных фонарей дом вырастал из теней, подобно маяку или рифу. Интересно, чем он окажется на самом деле.
Выйдя из машины, Мун подумал, что, если бы не несколько новых зданий, с балкона была бы видна площадь Трокадеро и воинственный Пале. Раньше, наверно, так и было. В трех кварталах от них располагалось кладбище Пасси, где герои всех войн нашли свое успокоение.
— Волшебник сейчас находится здесь, — сказала Ма Варада.
Внезапно Мун почувствовал себя усталым и у него снова заболела рана. Он знал, что сейчас не в лучшей форме для схватки с Волшебником. Хотя его рана быстро заживала — Ма Варада приписывал это чудодейственной силе эликсира, приготовленного Слепым из Сикайна — он еще не вполне выздоровел. У него были значительно повреждены ткани мышцы, и полная реабилитация наступит только по прошествии времени.
Но Мун также знал, что именно времени у него не было. Волшебника надо остановить, пока он не завладел Лесом Мечей. Пока он не подчинил себе всех опиумных баронов. Пока он не овладел Шаном. И сейчас его власть в Шане весьма значительна. Он уже снюхался с Адмиралом Джумбо, и можно предположить, что, несмотря на все красноречивые уверения Генерала Киу в противном, — с ним тоже. Теперь Мун понимал, что Волшебник и Терри имели одинаковые намерения: сплотить вокруг себя опиумных баронов. Но что каждый из них собирался сделать с этой необъятной властью, — в этом они, конечно, различались.
Интересно все же, кто убил Могока и пытался убить его и Ма Вараду, — Киу или Джумбо? Кто из них? Этого Мун не знал. Знать об этом мог только Волшебник.
И вдруг он рассмеялся. Ему пришло в голову, что вовсе не важно, кто из них хотел убить его. В конце концов, за веревочки ведь дергал Волшебник!
Глядя на здание, Мун жалел, что с ним нет сейчас Терри. Он прошептал короткую молитву, потом сказал:
— Ладно. Надо идти.
Но Ма Варада оттолкнула его и одна поднялась по каменным ступеням. Перед дверью она остановилась, дав себя зафиксировать видеокамере, вмонтированной в камень в трех футах у нее над головой. Стоя спиной к Муну, она нажала на кнопку звонка. Через мгновение она повернула ручку двери и толкнула ее от себя, собираясь войти в здание.
* * *
— Я не хочу видеть ее, — сказал Мильо. — Я не перенесу ее презрения, когда она узнает всю правду обо мне. Этого я просто не переживу. Сейчас, по крайней мере, я могу сохранять иллюзию, что нет ненависти ко мне в ее сердце.Крис положил трубку и повернулся к Мильо. Неправильно поняв причину страха, звучащего в его голосе, он постарался успокоить старика, сказав:
— Вы ее недооцениваете.
И только увидев его глаза, он понял, в чем дело. Понять причину страха можно, только когда видишь его. Испуганный голос — только намек на состояние. Вот и у Сутан был точно такой голос, когда она ответила на его звонок.
— Крис, где ты был? Я здесь с ума схожу, беспокоюсь о тебе! — Она почти кричала в трубку.
— В Пор-Шуази, — ответил он. — Пока вы с Сивом чесали языками, я совершил потрясающее открытие.
— Какое? Ты нашел Транга?
— И да, и нет. Тебе действительно интересно узнать о моем открытии?
— Ради Бога, Крис, кончай это! Объясни мне по-человечески, что происходит? Неужели ты не понимаешь, что мне сейчас так же плохо, как и тебе? На какой-то момент я расслабилась прошлой ночью, забыла свою боль. И я позвала Терри, забыв, что он мертв. Зачем меня наказывать за это так жестоко?
Крису стало стыдно. Что он, в самом деле, морочит себе голову! Что он хочет, чтобы она доказала ему? Что он ей более дорог, чем был дорог Терри? Но это же чушь! Как она это может доказать, даже если бы захотела?
— Крис, с тобой все в порядке?
— Слушай, Сутан, я хочу, чтобы вы с Сивом ехали сюда немедленно, — сказал он.
— Сив потерял сознание. Последствия травмы, полученной им в Нью-Йорке, когда на него напал Транг, — объяснила ситуацию Сутан. — Я вызвала врача. Так что он никуда не может ехать.
— Тогда приезжай одна, — сказал Крис. — У тебя карандаш под рукой? Запиши адрес.
Теперь он видел результаты своей поспешности. Отвратительный страх перекосил лицо Мильо.
— Слишком поздно, — сказал Крис. — Она уже в пути.
— Тогда я ухожу.
И повернулся к вошедшей Морфее.
— Помоги мне хоть ты!
По настоянию Мильо, они приехали сюда, в Ле Порт-дю-Жад. Это единственное место, где они будут в безопасности, говорил он. Он также настоял, чтобы они, из соображений безопасности, добирались сюда порознь. Сам Мильо поехал на метро, Крис перебрался на Левый Берег на украденном велосипеде.
Из окна Крис видел часть внутреннего дворика. Позеленевшие от времени медные фигуры фонтана были освещены, и он видел голову дельфина и длинные волосы русалки, опутавшие его, как морские водоросли. За фонтаном чернел Люксембургский Сад, тихий, как смерть.
Морфея ему улыбнулась. Он сразу же узнал в ней женщину, которая была с Мильо в «Ангкор Уат».
— Он не уйдет, — заверила его Морфея. — Он постоянно думает о дочери. Даже во мне ее видит. — Она повернулась к Мильо. — Ты что, думал, я об этом не догадываюсь? Может, я порой не знаю, что у тебя бывает на уме, но то, что на сердце, — всегда знаю.
Мильо отвернулся, подошел к окну, уставился на знакомый городской пейзаж.
— Хуже ожидания, — сказал он, — может быть только смерть.
— Переживешь, — уверенным голосом сказала Морфея. — Как ты пережил войну.
Она подошла к нему, обняла за плечи, но он отдернулся. — Это разные вещи, неужели ты не видишь? Сутан — моя душа, часть моей сущности.
— Ты долго обходился без нее.
— Именно обходился, не жил. — Суровые морщины отчаяния глубоко врезались в лицо Мильо. — Я ползал по жизни, как собака, которая сама себе отгрызла лапы. Все прошлое вернулось ко мне с такой ужасающей ясностью, что я уже ничего не вижу вокруг. Гнусное настоящее сжалось в серый комочек, серый, как зимние сумерки. Оно превратилось в смутное воспоминание.
При стуке в дверь квартиры Морфеи он вздрогнул. Крис пошел открыть дверь. — Привет, Сутан.
На ней была облегающая тело блузка и черные леггинсы. Поверх леггинсов была одета такого же цвета мини-юбка, едва прикрывающая бедра. Лицо совсем без грима, но не это объясняло его бледность.
— Крис, с тобой все в...
— Да заходи же.
Она перешагнула через порог и он отступил в сторону, давая ей пройти. На другом конце комнаты стоял Мильо, будто приросший к месту.
— О Господи! — прошептала Сутан. — Отец? Крис видел, что Мильо силится кивнуть, открыть рот и сказать слово, которое он столько времени мечтал произнести вслух: «Доченька!» Но он не смог сделать ни того, ни другого.
Она прошла через комнату, не отрывая глаз от отца:
— Крис, кто это?
— Сейчас он называет себя не Вогезом, а Мильо.
Она отпрянула, как от удара, но сморгнул Мильо — не она. Морфея в ужасе закрыла глаза.
— Тот самый человек, на которого... — Сутан сглотнула, замолчала, потом все-таки договорила, — на которого работает Транг?
— Да, — ответил Крис, чувствующий себя, как переводчик на переговорах по разоружению между главами сверхдержав. — Они встретились в Индокитае в 1969 году.
— Я видел в Транге душу, потерявшуюся в сумасшествии войны, — к Мильо вернулся голос и он по привычке пытался найти поддержку в высокопарной фразеологии — Он ходил в лакеях у Волшебника, испытывая унижения, аналогичные тем, которые испытывал весь народ его многострадальной родины с тех пор, как французы начали хозяйничать в ней. Взяв его к себе, я пытался компенсировать в какой-то мере несправедливости, от которой страдал так долго он и ему подобные. Я забрал его у Вергилия и пытался просветить его, чтобы он забыл позорное колониальное прошлое. Я учил его верить в светлое будущее его страны.
— Светлое будущее? — Лицо ее потемнело, и Крис подумал, что в нем отражается больше всего: ужас, отвращение, презрение? Или эта комбинация всего вместе настолько сложная, что ее не разложить на компоненты? — Этими словами ты называешь реки крови? Не могу поверить, что ты дал мне жизнь.
Мильо беспомощно повернулся к Крис.
— Признаю, что ошибся в Транге, как ошибся в Пол Поте. Как вы правильно заметили, я увлекся философией, но просчитался с психологией. Я недооценил их личности. По правде говоря, я и теперь их не понимаю.
— По-видимому, — объяснил Крис его высказывание Сутан, — он хочет сказать, что Транг не усвоил его уроков. Очень скоро он снова перекинулся к Волшебнику и с тех пор тайно работает на него. Транг получал заказы на убийства от него, а не от твоего отца.
— Верно, — немедленно подтвердил Мильо. — Я поручил Трангу только купить Преддверие Ночи у Терри Хэя, вот и все. Но Терри продал мне подделку, надеясь, что я не замечу этого. И он был прав. Но он не знал, что на меня работает Транг, и что я именно его пошлю для совершения сделки. Транг — один из немногих людей, которые видели подлинный кинжал, и он должен был рассмотреть его хорошенько, прежде чем отдать запрошенные Терри алмазы. Естественно, он сразу увидел подделку, а то, что произошло потом, вытекало из этого.
— Сейчас становится ясно, — сказал Крис, — что Транг уже до этого получил от Волшебника приказ убить Терри. Ну а попытку Терри всучить ему подделку он использовал как благовидный предлог для убийства. Так он и объяснил потом твоему отцу, не давая даже намека на то, как все произошло в действительности. Сутан повернулась к М. Вогезу. — Это правда? Он печально кивнул. — По-видимому, так все и было.
— Но почему ты исчез, изменил имя и жил так, будто я не существую?
М. Вогез бросил быстрый взгляд в сторону Морфеи, потом отвернулся к окну.
— Отец?
Он пошевелился, будто просыпаясь от тревожного сна.
— На это, боюсь, я не могу дать удовлетворительного объяснения.
В комнате воцарилось молчание. Крис смотрел то на отца, то на дочь, а затем его взгляд остановился на Морфее. Она стояла совершенно неподвижно, глаза ее не смотрели ни на Мильо, ни на Сутан, а, скорее, в пространство между ними. Казалось, она унеслась мыслью далеко-далеко, столкнувшись с мерзкой реальностью жизни.
Сутан сделала шаг по направлению к согбенной фигуре у окна. — И ты серьезно думаешь, что я удовлетворюсь таким объяснением? Что я брошусь к тебе в объятия, покрою поцелуями твое лицо и воскликну: «Папочка, я тебя прощаю»?
Его губы покривились в невеселой улыбке, но, когда он увидел выражение ее лица, улыбка погасла, и он поднес руку ко рту и откашлялся. Этот жест был явно неадекватен для того, чтобы скрыть ужас, который он испытывал перед ней.
Но Сутан в ее смятенном состоянии духа, казалось, не замечает своей власти над ним.
— Крис, — промолвила она, — я хочу уйти отсюда поскорее.
— Не сказал бы, что это прекрасная мысль. — И, когда она повернулась к нему, полная гнева и шокированная его легкомысленным тоном, поспешно прибавил:
— Связи мосье Вогеза с Трангом, хоть и весьма хрупкие в настоящий момент, тем не менее, могут помочь нам заманить Транга в ловушку и через него выйти на Волшебника. — Он украдкой посмотрел на нее. — Понимая твое теперешнее эмоциональное состояние, я бы все-таки попросил тебя остаться.
Пересилив себя, она кивнула.
— Но находиться с ним в одной комнате я не могу.
— Пойдем, дорогая, — сказала Морфея, беря ее за руку. — Я тебя устрою с удобствами.
М. Вогез собирался протестовать, но, заметив взгляд, которым его одарила Морфея, передумал. Его рука, которую он было протянул умоляюще или предостерегающе, бессильно повисла.
Когда Морфея с Сутан вышли за дверь, он промолвил с великой грустью, по-видимому, подумав по-французски и переведя свою мысль на английский:
— Она разрушила мое сердце.
Бросив на него иронический взгляд, Крис прокомментировал:
— Ее вина, мосье Вогез, здесь минимальна. Процесс разрушения идет давно, и, по-видимому, необратим.
* * *
Мун взбежал по ступенькам, не обращая на боль в боку, и впереди нее вбежал в вестибюль. Он повернулся, чтобы захлопнуть дверь у нее перед носом, но она уже была рядом с ним. Мун теперь и сам не знал, почему он хотел оставить ее за дверью: потому ли, что все еще не доверял ей или потому, что не хотел подвергать ее опасности?Он приложил палец к губам, призывая к молчанию, а другой рукой сделал жест, прося остаться у двери и не ходить дальше. Они были в скудно освещенном холле. Хрустальная ваза с веточками форсайтии и кизила, этих знаменосцев весны, стояла на комоде в стиле Людовика XIV, делая его похожим на свадебный пирог. На фламандском гобелене, закрывающем всю стену налево, была изображена сцена охоты: черные оскалившиеся псы обступили со всех сторон окровавленного загнанного оленя.
Прямо перед ними была лестница на второй этаж, сделанная из полированного дуба. На верху горел свет, и там стоял человек, выделяясь четким силуэтом на фоне освещенного холла второго этажа.
— Ма Варада?
Голос Волшебника вызвал мириады образов и ситуаций из далекого прошлого. Мун встряхнул головой, отгоняя их.
— Да? — Чего больше было в ее голосе: вызова или покорности?
— Подымайся сюда.
Она посмотрела на Муна и беззвучно произнесла одно слово:
— Карма.
Мун двинулся к лестнице через холл, перешагивая удлиненные тени, которые, казалось, шли навстречу ему сверху, из света.
На верху лестницы стоял человек, лицо которого было ему незнакомо. В руке его был пистолет системы «Беретта».
— Привет, Мун, — сказал Волшебник. — Я тебя увидел, когда ты выходил из машины. — За его спиной на стене висел портрет полного человека в пурпурной мантии: король или принц, розовощекий и самодовольный.
— Что случилось с твоим лицом? — спросил Мун, хотя уже и сам догадался, что.
Волшебник стволом беретты указал направление, в котором Муну надлежало следовать, и тот пошел мимо портрета упитанного представителя королевского рода прямо в комнату с ярко выкрашенными стенами. На мраморной каминной доске громко тикали большие часы в футляре из резного красного дерева. Два овальных окна, как два всевидящих ока, выглядывали на узкую улочку и, за ней, на воинственные статуи площади Трокадеро.
На старинном резном комоде с выдвижными ящиками стоял в открытом виде вполне современный чемодан с брюками и рубашками, сложенными стопкой. Одежда Волшебника. Куда он, интересно, собрался?
— Я умер, — объяснил Волшебник, — а потом родился снова в другом обличье. Возродиться очень просто, если знаком с нужными людьми, обладающими неограниченной властью и такими же неограниченными денежными ресурсами.
— ЦРУ?
— Великий Боже, нет, — отмахнулся Волшебник. — Родное Управление сейчас находится в руках группы засранцев, которые не понимают разницы между деньгами и влиянием. Оно так изменилось с тех времен, когда я там работал. Давно это было, Мун, ох давно!
Мун подумал, что хирурги снабдили Вергилия идеальным лицом: за его неподвижными чертами так легко прятать мысли. Оно у него было словно из каучука и подчинялось не эмоциям, а командам.
— Я запечатлел прощальный поцелуй на узком лобике родного Управления в 1972 году. Боже, как это было здорово! Как будто после четырехлетнего запора я наконец-то облегчился.
— И куда же ты после этого подался? — Мун смотрел мимо дула беретты и видел джунгли, камни Ангкора, бога Вишну, созидающего и разрушающего.
— Чтобы узнать это ты и пришел сюда, дорогой мой Мун? Не верю я, что ты настолько глуп.
— Источник смерти не пистолет, а человек. Волшебник с его новым, каучуковым лицом неотрывно следил за ним глазами.
— По правде сказать, поначалу я любил ЦРУ. Но только потому, что был наивен. Я считал их воплощением техасских удальцов, у которых за плечами богатая история, полная проявлений выдержки и мужества. Тогда я думал, что Управление делает уникальную и очень важную работу. Я знал о Бюро Стратегических Служб, о замечательных подвигах, совершенных американцами в годы Второй мировой войны.
Слушая Волшебника, Мун должен был постоянно напоминать себе, как опасен этот человек, что он сделал с Терри. Очень уж обманчива была его внешность. Такое благодушное лицо. Когда он улыбался, создавалось впечатление, что этот человек мухи не обидит. И, надо ему отдать должное, он обладал всеми качествами, особо ценимыми в Азии. Это сбалансированный, полностью контролирующий свою энергию человек. Мун подумал, глядя на него, что он, пожалуй, сейчас еще больше обазиатился, чем тогда, когда они с ним воевали во Вьетнаме.
— Но я ошибался. Точно так же я ошибался, веря, что нас послали во Вьетнам не зря. Там я понял, что войну ведут не генералы, и даже не Объединенный Комитет Начальников Штабов. Вьетнамская война была президентским детищем. А Никсон с Киссинджером чихать хотели и на народ, и на Конгресс, и даже на их собственный Кабинет министров.
Как будто побывал где-то и выведал тайну жизни, подумал Мун. Уже не озабочен, как другие пришельцы с Запада, насчет того, зачем они здесь.
— И не то, чтобы я осуждал их за это. О чем теперь конгрессмены пекутся, кроме, как о том, чтобы набить карманы? Они проводят законопроект о реформе налоговой системы и добавляют к нему параграф, в соответствии с которым они сами получают прибавку к жалованию. Сенаторы и конгрессмены постоянно жалуются, что от них скрывают наиболее секретные операции ЦРУ, но стоит их только просветить на этот счет, как они, топча друг дружку, бросаются раскрывать эти секреты перед представителями средств массовой информации. Политическое влияние теперь измеряется голливудскими киловаттами: кто сколько времени в неделю продержался на экране телевизоров... Ты понимаешь, о чем я говорю, дорогой Мун, или это все слишком сложно для твоих азиатских мозгов?
На это Мун ответил:
— Я вижу тебя таким, какой ты есть. Твое новое лицо не может скрыть тебя от меня.
— Я есть будущее Америки, — заявил Волшебник, — только я достаточно умен, чтобы пытаться остановить ее самоедство. Уже много лет японцы перекупают контрольные пакеты акций наших крупнейших предприятий. А теперь еще и начали скупать у нас недвижимость. Америку распродают по частям, а на наше правительство нашел столбняк. Президент упивается своей властью и тайными сделками, а Конгресс насилует налогоплательщиков.
Тут Мун заметил новую черту, появившуюся в характере Волшебника: теперь он не боялся смерти по другой причине, чем тогда, во Вьетнаме, когда он просто считал себя непотопляемым. Теперь он не боялся смерти потому, что понял, что жизнь и смерть переплетены друг с другом, что смерть не конец, а, наоборот, начало.
— Я ушел из ЦРУ, потому что у него на заднице висели кровожадные псы из средств массовой информации, которые не отличат оперативной инициативы от банки голландского пива. — Он разглагольствовал, привалившись боком к камину. Мун видел, что он был необычайно доволен собой. Более самодовольного выражения лица у Волшебника он никогда не видел.
— С тех пор, как я стал, так сказать, независимым, я сам принимаю решения. У меня все еще есть босс, но я работаю по собственной программе. У него может быть на уме одно, а у меня — другое. Он не такой осел, как все они там, но все же я не думаю, что он бы одобрил то, чем я занялся. Как и все остальные в ЦРУ, он невольник собственной власти.
— И кто же он? — В смысле, кто кого дурачит? Ты не можешь иметь независимость и босса одновременно.
Волшебник осклабился.
— Это тебе бы хотелось знать, держу пари. Да и вообще, дорогой Мун, тебе бы хотелось получить ответы на многие вопросы, касающиеся моих тайн. Ты ведь ошивался в Шане, не так ли? Ну и как, удалось тебе раскопать что-нибудь? Наверно, нет. Иначе бы ты не приперся сюда. Тебе бы, например, хотелось знать, кто продал вас с Терри: Адмирал Джумбо или Генерал Киу? Но, должен тебе сказать, что ты обращаешься не по адресу. Я не делюсь информацией, особенно с кхмером, который спит и видит, как бы уничтожить меня.